Текст книги "Злой"
Автор книги: Леопольд Тирманд
Жанр:
Криминальные детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц)
– Пожар! Горит!
Сигареты наконец были зажжены, и парень в куртке произнёс:
– Жаль пропадать таким талантам. У меня есть предложение…
Он крикнул в направлении своей скамейки:
– Подожди, Феля, я сейчас вернусь! – Затем с троицей весёлых иллюминаторов сел на ближайшую скамейку и углубился в оживлённую беседу. От Торговой донёсся перезвон пожарных машин, которые неслись к парку.
Роберт Крушина сидел в тёмной комнатушке возле поломанного столика для пишущей машинки и занимался подсчётами. Пересчитывал, что-то чертил на смятых грязных страницах, испещрённых цифрами и словами, вычислял с высунутым языком, думал. Наконец окончил, глубоко вздохнул и крикнул:
– Шая!
Из окна, выходившего в тёмный колодец двора, выскочил паренёк в прорезиненной куртке и с фамильярным почтением склонился перед Крушиной.
– Так точно, пан начальник!
– Сколько ты их уже насобирал?.
– Сорок семь, пан Крушина.
– Половина отпадёт. Необходим отбор. Вербовка – раз, выбор – два. Только как это сделать? Я же должен увидеть этих паршивцев.
– Вполне приличные ребята, как на подбор, – заверил Шая. – У меня есть предложение, – добавил он через минуту. – Просмотр мы устроим в отеле на МДМ. Очень хорошее помещение. Просторное, много воздуха, красивое, никто не мешает. Как вы думаете, пан Крушина?
– Пожалуй, прекрасная мысль, – поддержал Крушина, удобно развалившись в кресле. Он чувствовал себя великолепно, как солидный начальник такого способного подчинённого. – И вообще думаю, что тебя, Шая, ожидает большое будущее. Очень хороший механизм в черепе, – ласково похвалил он со знанием дела.
– Спасибо, пан Крушина! – скромно улыбнулся Шая. Всем своим видом он излучал скрытую радость. Комплименты из уст такого авторитета! Когда он улыбался, становилось видно, что у него нет передних зубов: Шая потерял их недавно, во время неудачной попытки снять часы с руки пьяного, оказавшегося не таким уж пьяным.
– Так на какой день назначить просмотр? – заискивающе спросил он.
– Я тебе сообщу, – ответил Крушина.
Он встал, накинул плащ и не прощаясь вышел из комнаты. Через пять минут Крушина уже открывал дверь в контору кооператива «Торбинка».
– Ты, ананас! – произнесла Анеля, выходя ему навстречу. – Тебя ждёт какой-то парень.
– Здесь? Меня? – удивился Крушина.
– Здесь, здесь, – передразнила Анеля. – Невысокий, веснушчатый, курносый. Такую речь мне сразу загнул, что я чуть не лопнула. Сидит ждёт.
Крушина покраснел, сначала от напряжения мыслей, затем от смущения.
– Подожди, Анеля, – неуверенно произнёс он, – говоришь, ждёт? Ну что же, позови его. Я сейчас так врежу – ему тут же перехочется… – добавил он с бессильной злостью и направился в комнату Метеора, где никого не было. Через минуту в дверь постучали, и на пороге появился Кубусь. Крушина втащил его в комнату и запер дверь.
– Откуда ты взялся?
Кубусь флегматично осмотрелся вокруг.
– Мне нужно с тобой поговорить, Крушина, – сказал он непринуждённо, но решительно, что показалось Крушине наглостью.
– Ты, герой! – прошипел Крушина прищурившись. – Только без таких номеров, хорошо? Без этого тона, прошу тебя… А то смоешься быстро и безболезненно… Смотри!
Маленькие глазки Крушины стали колючими, как шпильки, мясистая ладонь железной хваткой сдавила плечо Кубуся. Куба спокойным, но сильным движением сбросил ладонь Крушины со своего плеча.
– Крушина, – он бесстрашно посмотрел ему в глаза. – Переведи дух, урод недоделанный, и вали от меня! Советую тебе как друг. Сейчас же!
Глазки Крушины расширились от удивления, нижняя челюсть отвисла. Так с ним не разговаривал ещё ни один подчинённый. Теперь следовало ударить, огреть, умыть кровью, лишить здоровья и сил, разнести в клочья этого фраера!
Мускулистая ладонь дрогнула, но не ударила; дрожащая рука упала вниз и полезла в карман за сигаретой. В поднятых бровях Кубы, в болезненно удивлённом выражении его круглого веснушчатого лица была хорошо знакомая Крушине готовность к решительной схватке – к борьбе не на жизнь, а на смерть. Этого Крушина не боялся, но и не предполагал в невысоком веснушчатом парне из бара «Наслаждение», которого считал симпатичным спортивным аферистом или карточным шулером.
– Как ты меня здесь нашёл? – растерянно буркнул он.
– Это уж моё дело, – твёрдо отрезал Куба.
– Ведь ты должен был позвонить ещё вчера?! Почему не позвонил? – всё неувереннее спрашивал Крушина.
– Не видел необходимости. А сегодня я должен был тебя увидеть.
– Сюда нельзя! – со вспыхнувшей злостью крикнул Крушина. – Слышишь, хам! Я не говорил, чтобы ты приходил сюда! Как тебе это удалось?
– Заткнись, – посоветовал Куба.
В глазах Крушины запылала безудержная ярость.
– Мехцинский мёртв, – медленно и спокойно произнёс Куба, закуривая сигарету.
– Что?! – заорал Крушина, опрокидывая стул.
– То, что слышал. Мориц мёртв. Попал позавчера под поезд. На Восточном вокзале.
– Откуда ты знаешь?
– Это моё дело. Слишком слабенький ты философ, Крушина, чтобы знать о таких вещах.
Крушина рванул галстук и воротник. С минуту он остолбенело стоял, внезапно почувствовав себя гвоздиком, попавшим между молотом и наковальней. Он не знал, убить ли ему этого наглого конопатого парня или пожать руку и поклясться в вечной дружбе. Вообще ничего не знал в эту минуту. И поэтому, крикнув: – Жди здесь! – он пулей вылетел из комнаты. Одним прыжком преодолел коридор и с шумом открыл дверь в кабинет Мериноса. Там стояли трое в рабочих фартуках и, разминая в руках цветные куски пластмассы, разговаривали с Мериносом. Тот спокойно повернулся к Крушине.
– А, Роберт, – недовольно сказал он, – что за манера входить в комнату, где работают!
– Пан председатель… Па-а-н председатель… – пробормотал Крушина. – Нечто важное… Нечто действительно оч-чень важное!
– Прошу извинить, граждане, – обратился Меринос, приятно улыбаясь, к людям в фартуках, – но пан Крушина, как видите, так взволнован, что надо дать ему высказаться.
Люди в фартуках, обменявшись любезностями с Мериносом, вышли. Когда дверь закрылась, Меринос сел за письменный стол и гаркнул:
– Ты что, одурел? Снова эти ваши фокусы в присутствии рабочих. Ты, Роберт, или поймёшь, чего я от тебя хочу, или отправишься в Кротошин в ссылку, придурок!
– Па-а-н председатель… Прошу прощения. Но это очень важно! Мехцинский мёртв! – выдавил из себя Крушина.
Меринос молча, пронзительно глянул на него. Затем быстро спросил:
– Откуда ты знаешь?
– Пришёл один из моих людей. Лиз новых. Коллега Морица… Позавчера его завербовал. Специалист по зрелищам.
Меринос выскочил из-за письменного стола, подошёл к Крушине и в бешенстве схватил его за лацканы пиджака. Его лицо дрожало от безумного гнева.
– Сюда пришёл?.. Сюда, наверх? Ты заплатишь за это, если…
– Пан председатель! Па-а-н председатель… – бормотал Крушина. – Я дал ему номер телефона… Это свой. Очень ценный фраер. Сам не понимаю, как он нашёл. Больше не буду… Я не знаю… Я ему скажу, чтобы больше сюда не приходил, потому что нельзя!
Мощным толчком обеих рук Меринос отбросил от себя Крушину. Тот грохнулся на пол, как манекен. Меринос сел за письменный стол и закурил сигарету.
– Слушай, Роберт, – заговорил он сдержанным, спокойным тоном, – если возникнет в этом необходимость… ты должен искупить эту ошибку. Ты же хорошо знаешь, что контора кооператива «Торбинка» не существует для наших людей, что она для них закрыта. Знаешь также, что предусмотрено уставом в случае нарушения запрета, правда?
Крушина, пошатываясь, поднялся и поправил на себе одежду.
– Знаю, – он потёр лоб. В этом жесте выразилось бессильное отчаяние.
– Это меня очень утешает, – холодно ответил Меринос. – А теперь рассказывай о Морице.
В половине одиннадцатого вечера рядом с недостроенным отелем МДМ остановилась грузовая машина марки «шевроле», которую варшавские шофёры называли «канадкой». Из кабины вышел Роберт Крушина и приказал сидевшему за рулём Метеору:
– Подожди минуту.
Сзади, с платформы, соскочил Шая, бросив на ходу:
– Прошу за мной!
Оба перелезли через сломанную дощатую ограду и вошли в дом.
Шая уверенно вёл Крушину в темноте. По широкой лестнице они поднялись из будущего вестибюля на первый этаж; длинные коридоры здесь были разделены деревянными столами на временные конторские помещения. Свет с той стороны улицы бледно падал на остатки табличек с полустёртыми надписями: «Бухгалтерия», «Орг… отдел», «Технич… руков…», «Плановый отдел».
Шая толкнул какую-то загородку из балок и предупредил:
– Теперь, панство, берегитесь, здесь тесно.
Он первый протиснулся в щель между стенами, откуда тянулась вверх узкая каменная доска с набитыми на неё перекладинами.
Оба довольно долго поднимались наверх, наконец Шая, подтянувшись на руках, спрыгнул на широкий порог и толкнул скрипучую фанерную дверь. Одновременно он вытащил из кармана куртки электрический фонарик и включил его: бледный столбик света растаял в темноте просторного зала, огромные оконные проёмы которого выходили на пустой, захламлённый строительными материалами двор; этот зал, вероятно, предназначался для будущих банкетов и приёмов.
– Привет, ребята! – крикнул Шая.
– Привет, привет… – послышалось из темноты; из чёрных углов, из-за бетонных столбов будущих колонн беззвучно выплывали тёмные фигуры.
– Прошу, прошу, панство, становитесь в шеренгу. Для осмотра. Первая зарплата прибыла! – выкрикивал Шая. Ему ответило невнятное бормотание толпы, словно вынырнувшей из небытия.
Шая погасил фонарик и лихорадочно сновал в мутной темноте; затем вновь зажёг фонарик и начал зачитывать вынутый из кармана список.
– Герман? Братек? Монек? Лавета? Вонсик?
– Есть… есть… есть, – отвечали хриплые глухие голоса.
Перечислив двадцать с липшим кличек, Шая вынул из кармана пачку банкнотов по двадцать злотых, сел на подоконнике, положил деньги и список перед собой и стал вызывать. Вызванный подходил, брал двадцатку, и Шая ставил рядом с его кличкой крестик. Окончив, он выкрикнул:
– Это за то, что вы явились на место. А теперь стройтесь, ребята!
Тёмные силуэты выстраивались в длинную шеренгу гораздо быстрее и охотнее, чем вначале; похоже, дело начинало привлекать людей.
От стены отделился тёмный широкий силуэт человека в шляпе. Приблизившись к шеренге, он зажёг мощный фонарь, который держал в руке. Продвигаясь вдоль шеренги, человек в шляпе светил прямо в перекошенные лица и зажмурившиеся, ослеплённые светом глаза, внимательно разглядывая каждого.
– Какие-то мелкие… – недовольно буркнул наконец Крушина.
– Как мелкие? Что вы говорите, пан начальник? – почтительно возразил Шая.
Фонарь в этот момент осветил ещё одну могучую фигуру.
– Ты, Пятый Колодец, – сказал, подходя поближе, Шая, – снимай пиджак. И рубаху.
Опешивший парень сбросил одежду: в холодном свете ручного прожектора заиграли узловатые крестьянские мышцы и худая, словно составленная из стальных костей, грудь.
– Хорошо, – буркнул Крушина, – этот годится.
Быстрым движением он указал ещё на четверых.
– Эти идут с нами, – бросил он Шае. – Добавь им ещё по двадцатке. Остальные на сегодня свободны.
Шая тут же громко повторил приказания.
Через несколько минут пятеро и Шая влезали на крытую брезентом платформу грузовика. Крушина сел рядом с Метеором. Тот включил мотор, и «шевроле» с могучим пыхтением двинулся к Пенкной. Метеор быстро и уверенно вёл машину по пустым в эту пору улицам.
Наконец он замедлил ход среди газонов бульвара над Вислой и ехал, оглядываясь по сторонам, будто что-то искал. Неожиданно затормозил. В пятидесяти метрах от него темнел изящный обтекаемый силуэт машины.
Дверца машины открылась, и из неё кто-то вышел. Вскоре Метеор тихо свистнул. Из-под брезента на платформе выскочили шестеро и побежали к элегантной машине.
– Знаете, что делать? – на бегу спросил Шая.
– Знаем, знаем, всё в порядке, будь спокоен, – тихо откликнулись бегущие, затем один из них нагнулся, схватил камень и изо всех сил запустил им в крыло красивой машины. Через минуту раздались звон разбитого стекла и глухие удары тяжёлыми башмаками по кузову.
– Хватит! – крикнул Шая, и тёмные фигуры побежали назад, к платформе. Вслед за тем Метеор и какой-то неизвестный приблизились к машине: оливковый «гумбер» приобрёл довольно жалкий вид. Метеор с неизвестным сели в машину и медленно направились к Шленско-Домбровскому мосту. Сзади тут же послышался едва различимый звук мотора, и из-за статуи Сирены вынырнул небольшой автомобильчик.
Это был довольно редкостный экземпляр: все его части относились к разным автомобильным эпохам: младшая из них восходила к поре лихорадочного развития автомобилизма сразу же после первой мировой войны, в то время как старшая была изготовлена, наверное, ещё в начале века. Остроконечные колёсики крутились медленно, с достоинством, но упорно. Из-под капота веером вырывался дым. Внутри этого почтенного экипажа сидел, держа между коленями зонтик и энергично крутя руль, худой пан в котелке. Наклонившись вперёд, он внимательно всматривался в мчавшуюся по улице оливковую машину. Когда «гумбер» свернул на Беднарскую, пан в котелке с трудом включил вторую скорость, и его стальной конь, фыркая от напряжения, двинулся вверх.
Наконец «гумбер» остановился возле комиссариата милиции. Пан в котелке лихорадочно схватился за тормоз, размещённый за бортом машины, и остановился в нескольких десятках метров позади, затем вылез и собственной спиной подпёр верную машину, решительно проявлявшую тенденцию покатиться назад, по склону Беднарской улицы.
Спустя каких-то десять минут из комиссариата вышли двое в штатском в сопровождении двух милиционеров. Они осмотрели разбитое шасси «гумбера», сочувственно кивая головами, после чего Метеор и его спутник снова сели в машину и направились к центру.
Пан в котелке, с трудом сдвинувшись с места, нахально последовал за оливковым «гумбером». Он догнал его возле отеля «Бристоль». Из машины вышел пан в дождевом плаще и скрылся в отеле. «Гумбер» двинулся дальше, а пан в котелке, преодолев искушение пойти за неизвестным в дождевике, упрямо продолжал ехать за оливковой машиной. Он добрался до обшарпанного каменного здания на Крахмальной улице. Машина исчезла в воротах. Пан в котелке вылез из своего автомобильчика и подошёл к воротам; там среди многочисленных вывесок он прочитал: «Инж. Альберт Вильга – автомобильная мастерская. Замена частей. Ремонт».
3
……………………………………………………
……………………………………………………
……………………………………………………
4
Марта и Калодонт подошли к громадному зданию на улице Ленина. Массивный портал из отёсанных камней увенчивался тяжёлым навесом из тёмного песчаника. На портале золотились буквы: «Правосудие – основа силы и мощи Жечи Посполитой».
– Я была здесь всего раз в жизни, – благоговейно произнесла Марта, поднимаясь по широкой лестнице, – засвидетельствовать дату рождения одной из моих кузин.
Калодонт улыбнулся, понимая её настроение.
– Да, да, – подтвердил он, – от суда и больницы следует держаться подальше… Оба вошли в просторный мраморный вестибюль и растерялись: несколько лестниц вели в разные стороны. Поминутно спрашивая дорогу, они добрались наконец до чёрной двери зала № 12. В списке дел, среди прочих, они прочли: «Дело против Веслава Мехцинского – по гражданскому иску». Время, на которое было назначено рассмотрение дела, совпадало со временем, указанным в повестке Марты.
– Мехцинский? – взволнованно думала она. – Кто это может быть?
– Сейчас выясним, – успокоил её Калодонт.
Марта облокотилась на подоконник высокого окна, в котором сияло голубизной солнечное небо над двором, огороженным огромным прямоугольником стен. В коридорах было много таких окон и дверей из чёрного дерева, ведущих в залы суда. Перед дверями толпились, разговаривали, страстно спорили разгорячённые люди. Время от времени по коридору проходил судья или прокурор, в чёрной мантии с фиолетовой оторочкой; часто из мантии выглядывала красиво причёсанная женская голова.
По рассеянности Марта толкнула какого-то мужчину, медленно шагающего по коридору. Тот обернулся.
– Прошу, прошу, какая приятная встреча!
Марта взглянула в энергичное мужское лицо с ясными глазами и ироничной улыбкой в уголках рта и улыбнулась.
– Что-то мы, – произнесла она, – встречаемся с паном редактором только в комиссариатах или судах…
– Ваша вина, исключительно ваша, – с упрёком ответил Эдвин Колянко и вежливо поздоровался с Калодонтом, который, похоже, вовсе не был в восторге от этой встречи.
– В чём вас, панна, обвиняют? – продолжал Колянко с недобрым юмором. – В нарушении гражданского спокойствия мужчин? В том, что вы гоните от них прочь сон?
– А вы-то, пан? – улыбаясь спросила Марта. – Что вы здесь делаете? Может быть, по тому же делу?
– По какому? – поинтересовался Колянко.
– Мы и сами толком не знаем. – Калодонт вынул из кармана повестку Марты. – Панну Марту вызывают на одиннадцать часов как свидетеля. Из той вон таблички, – Калодонт указал на перечень дел, – выходит, что это судебное дело против какого-то Мехцинского. Мы его не знаем, то есть… панна Марта не знает.
Колянко взял повестку и подошёл к доске с перечнем дел.
– Да, – подтвердил он, – совпадает. Всё в порядке. Мехцинский – тот хулиган, который напал на вас, панна, на Вейской.
– А… – облегчённо вздохнул Калодонт.
Марта недовольно поморщилась.
– Я думала, это дело давно уже закрыто, – сказала она.
– Очевидно, милиция посчитала необходимым передать его в прокуратуру.
– Так почему же меня не вызвали как свидетеля? – возмутился Калодонт. – Ведь панна Марта была тогда потерпевшей.
– Не знаю, – равнодушно ответил Колянко. – Таковы факты. Я останусь с вами, если позволите. Охотно послушаю это дело…
В голубых глазах Калодонта заискрились хитрые огоньки.
– Как это? – воскликнул он. – Только панна Марта должна быть свидетелем? А где же другие, те, кто видел всё, что произошло в тот вечер? Где же тот врач скорой помощи?
– В больнице, – ответил Колянко, – лежит в больнице. С ним произошёл несчастный случай.
Марта похолодела.
«Вот оно что!» – ревниво подумал Колянко.
– Что это значит: лежит в больнице? – переспросила Марта, пытаясь скрыть беспокойство.
– Может, сигарету? – предложил ей Колянко. – Доктор Гальский лежит в больнице вот уже три недели. На него напали и сильно избили, когда он возвращался поздно ночью из «Камеральной». Повреждено основание черепа, сотрясение мозга.
Марта слегка пошатнулась и прислонилась к окну. Колянко быстро поднёс огонёк, поддерживая её руку.
– Кто… на него напал? – пролепетала она, испуганно глядя на Колянко. – Это известно?
– Конечно, – ответил Колянко, внимательно гл на неё. – Какие-то хулиганы. Двое парней невысоко роста, он говорил, типичные варшавские подонки.
Марта облегчённо вздохнула. Это облегчение был явным: лицо её вспыхнуло румянцем до кончик ушей.
– Значит, это был не такой, очень высокий мужчина? – невольно вырвалось у неё.
Колянко и Калодонт взглянули на Марту с одинаковым выражением: быстро, проницательно, выжидающе.
– Наверное, нет, – ответил Колянко. – В конце концов спросите об этом самого Гальского. Он чувствует себя уже лучше. Его можно посетить.
– Не знаю, – отозвалась Марта слабым голосом, – будет ли ему приятно моё посещение…
– Безусловно! – одновременно воскликнули Колянко и Калодонт и с антипатией посмотрели друг на друга. Калодонт даже сердито кашлянул.
– Двое, говорите, пан? – спросил он Колянко. – Точно не один?
– Нет, двое, – ответил Колянко несколько раздражённо, и в глазах Марты снова промелькнул страх.
– Этого бы я себе никогда не простила, – шепнула она, напряжённо глядя на Калодонта.
– Ну вы же видите, что двое, – вздохнул с облегчением и Калодонт. – Нет, нет! – оживлённо воскликнул он. – Выбросьте сейчас же из головы эти нелепые мысли, Марта. Если двое – наши подозрения отпадают.
– О чём это вы говорите, пан? – настойчиво спросил Колянко.
– Ни о чём, – быстро проговорил Калодонт. – Понимаете, мы близкие соседи…
– Когда можно навестить доктора Гальского? – спросила Марта, изо всех сил пытаясь изобразить равнодушие.
– В четверг, – ответил Колянко. – Послезавтра. А если захотите раньше, я к вашим услугам. Могу устроить.
– Нет, нет, – быстро возразила Марта. – Я зайду в четверг. Должна отблагодарить его за заботу о маме.
Калодонт отвернулся и закашлялся; Колянко тоже кашлянул и посмотрел на потолок.
– Уже время, – спохватился Калодонт, и все трое вошли в комнату № 12 и заняли места на скамьях.
Зал был пуст; через минуту открылась дверь и вбежал безупречно одетый высокий худой мужчина в очках, с портфелем в руках, в чёрном пиджаке, крахмальном воротничке и серо-чёрном галстуке. На пиджаке алела ленточка какого-то ордена.
– Вы свидетели? – спросил он.
– Я свидетель, – робко ответила Марта.
– Очень рад, – поклонился тот, окинув Марту внимательным взглядом. – Я защитник…
В этот миг открылась дверь позади судейского стола, и вошла стройная красивая шатенка в мантии, с цепью на груди. За ней появился щуплый низенький секретарь.
Все в зале встали, затем судья села; вместе с ней опустились на скамьи и все присутствующие. Судья спокойным, но звучным голосом зачитала вступительную формулу. В этот момент дверь тихо открылась и на пороге встал поручик Михал Дзярский. Судья стала вызывать:
– Веслав Мехцинский. Присутствует?
– Его нет, – ответил поручик Дзярский. – Веслав Мехцинский мёртв.
Все вскочили с мест. Судья нервно заметила:
– Прошу это запротоколировать. В каких родственных отношениях вы, пан, состоите с обвиняемым? – быстро спросила она Дзярского.
– Нет, нет, – ответил Дзярский. – Я из столичной Команды милиции.
– Прошу внести это в протокол, – напомнила судья. Щуплый секретарь быстро водил головой, вслед за своим пером.
– Я закрываю дело, – объявила судья и сошла с возвышения.
– Есть кто-нибудь из свидетелей? – спросила она, подходя к группе на скамьях. – Если есть, прошу засвидетельствовать свою явку. Это очень любопытно, – добавила она, обращаясь к Дзярскому.
– Очень, – подтвердил Дзярский, с улыбкой глядя на Колянко. – Тем более, что обстоятельства смерти Мехцинского вызывают сомнения следственного порядка.
– Какой смертью умер Мехцинский? – осторожно спросил Колянко. Рука, которой он зажигал сигарету, слегка дрожала.
– Под колёсами поезда, – коротко ответил Дзярский.
– Это ужасно! – прошептала Марта.
– Зато довольно легко объяснить, – заметил защитник. – Попал под поезд, значит, или самоубийство, или несчастный случай.
– Или… его бросили под поезд… – небрежно добавил Дзярский. – И это возможно, пан редактор, разве нет? Если принять во внимание, что перед смертью Мехцинский дрался с кем-то, у кого были белые горящие глаза и великолепный бриллиант на пальце правой руки.
– О Боже! – вскрикнула Марта.
– Что это значит? – быстро спросила судья.
– Откуда вы это знаете, пан? – воскликнул Колянко.
– Ничего не понимаю, – вздохнул защитник.
– Это неправда! – хотел громко крикнуть Юлиуш Калодонт, но вовремя сдержался и прикрыл глаза, будто пытаясь скрыть своё негодование. Его благородное сарматское лицо приобрело вдруг выражение осторожной хитрости. Он весь обратился в слух.