Текст книги "Суд времени. Выпуски № 12-22"
Автор книги: Леонид Млечин
Соавторы: Николай Сванидзе,Сергей Кургинян
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 40 страниц)
Кургинян:Николай Карлович, мы обсуждаем не «патриотические соображения», а ме-то-до-ло-гию.
Сванидзе:Совершенно верно – вот методологию. В Библии сказано, в откровении Иоанна, что есть две абсолютных ценности: бог и человек. Поэтому когда убивают людей, когда они погибают массами, то это – часть методологии правителя. И результат должен, соответственно, когда мы оцениваем этот результат, мы должны оценивать количество жертв. Сколько бы ни было чугуна, стали, тракторов, штук ткани, если в борьбе за это погибло много людей, мы должны об этом говорить. Это важно!
Кургинян:Мы обсуждаем тупик. Мы обсуждаем тупик – это первое. И второе. Люди, как мы убедились в целой серии наших очень интересных обсуждений, гибнут иногда не только по воли сильных правителей, но и по воле слабых.
Сванидзе:Совершенно верно.
Кургинян:И в гораздо большем количестве.
Сванидзе:В разном количестве.
Кургинян:В разном.
Сванидзе:Да, в разном количестве гибнут.
Кургинян:Да?
Сванидзе:Да.
Кротов:Могу сказать, что это миф, придуманный историками, с тем, чтобы…
Сванидзе:Добавляю минуту, потому что я её занял.
Кротов:…с тем, чтобы одной чертой или, вот, двумя, перечеркнуть всё его великое дело. Это очень эффектно, но это не соответствует фактам. Милюков пришел к выводу, что миллион людей погиб якобы при реформе Петра I. А потом выяснилось, что это погрешность источников, погрешность подсчетов. А как вот отношение жертв к Петру? Вот Вы спрашивали, Леонид Михайлович, вот скажу. Путешественник спросил крестьян, поморов, на Севере: «Бают (говорят), здесь тысячи людей погибли?». Это, кстати, – миф тоже. Но крестьяне ответили: «Так хоть и погибли, а по крайности у дела. А так без пользы бы всякой бы и умерли». Вот отношение жертв. Выяснилось, кстати…
Млечин:Какой кошмар! Вам это нравится?
Кротов:Нет.
Млечин:То есть люди в такой обреченности, что они должны погибнуть, и вам это нравится.
Кротов:В своих работах я как раз показал, что там вообще никто не погиб.
Млечин:Постойте, Вы знаете, я прошу прощения…
Кургинян:Это называется жертвенное отношение к Отечеству!
Сванидзе:Короткий перерыв объявляется, после которого мы продолжим наши слушания.
Сванидзе:В эфире «Суд Времени». В центре нашего внимания – реформы Петра I. Вопрос сторонам: Осталась ли Россия в выигрыше в результате Петровских реформ?
Пожалуйста, сторона защиты. Сергей Ервандович, Вам слово.
Кургинян:Пожалуйста, доказательство.
Сванидзе:Доказательство защиты, пожалуйста.
Материалы по делу.
«За годы правления Алексея Михайловича: В 1669 г. под Коломной строится первый русский боевой корабль „Орёл“.
За годы правления Петра I: К концу царствования у России 48 линейных и 787 галер и мелких судов.» Ратная слава Отечества. Кн. 2. «Войны эпохи Петра Великого и Екатерины II», 2000.
Из речи царевича Алексея Петровича: «Когда буду государем, буду жить в Москве, а Петербург оставлю простым городом, корабли держать не буду, войско стану держать только для обороны, а войны ни с кем иметь не хочу… зиму буду жить в Москве, а лето в Ярославле.» С. М. Соловьев. История России с древнейших времен.
Кургинян:Вот – альтернативная позиция. Дальше английский адмирал Норрис, который воевал: «Русские корабли во всех отношениях равны наилучшим кораблям этого типа, какие имеются в нашей стране, и притом более изрядно закончены». Тарле: «Мало того, так это во Франции признано было необходимым – спешно увеличить королевский французский флот. По совету Компредона французское правительство хотело купить у России линейный 92-пушечный корабль. Но цена оказалась высокой. Самая мысль, что Франция, старая морская держава, желает покупать линейные корабли у России, могла бы еще в 1715 году показаться фантастической». Обращаю ваше внимание, что это слова великого академика Тарле.
А теперь я предоставляю слово историку Александру Сергеевичу Орлову, кандидату исторических наук, директору Музея истории МГУ имени М.В. Ломоносова, автору учебника по истории России. Скажите, пожалуйста, как Вы лично отвечаете на этот вопрос?
Александр Орлов, кандидат исторических наук, директор Музея истории МГУ им. М. В. Ломоносова:Петр получил в наследство страну с низким, удивительно маленьким совокупным общественным продуктом. Страну, где 92 процента населения составляли крестьяне. Страну, которая еле выживала в условиях сложнейших природно-климатических условий. И получив эту страну, Петр вынужден был, считаясь с обстоятельствами, сделать её великой державой. И он это сделал! Ну а… Петр получил страну с крепостным правом, и он не только уменьшил крепостничество, крепостное право при Петре получило дальнейшее развитие. Указ 1721 года, прикрепляющий крестьян к заводам, – они стали называться посессионные работники, которых продавали вместе с заводами – один из таких указов. Я не говорю о переписи населения, которая носила чисто фискальный характер. То есть, иными словами, Петр находился на уровне передового знания того времени. И это знание использовал для того, чтобы добиться выхода к Балтийскому побережью; для того, чтобы реформировать государственный аппарат, с использованием западного опыта; для того, чтобы сделать Россию великой державой, которой она просуществовала, после Петра, несколько столетий. И, дай бог, сейчас будет существовать. Петр был сложнейшей личностью. Когда великий Пушкин говорит – и он лучше всех оценил Петра – когда он говорит о том, что указы Петра «написаны кнутом, что их писала рука нетерпеливого помещика, перед ним всё дрожало и трепетало», – пишет Пушкин, то, о чем говорил Сергей Ервандович. Который Россию поднял на дыбы. Когда под стук топора и грохот пушек, Россия вошла в число мировых держав и стала в своё время мировой державой. Вот что такое Петр!
Сванидзе:Прошу прошения, Александр Сергеевич, Вы, с одной стороны, ставите Пушкина оценку, а с другой – Сергея Ервандовича?
Орлов:Я ставлю оценку Сергея Ервандовича… Пушкина! Пушкина!
Кургинян:Пушкина, которую я привел. Для меня важнее всего его слова, что он всё это сделал над самой бездной!
О мощный властелин судьбы!
Не так ли ты над самой бездной
…
Россию вздернул на дыбы?
Сванидзе:Александр Сергеевич, завершайте, завершайте, хорошо?
Орлов:Я завершу. Просто я спешу, но я хочу сказать, что…
Сванидзе:Потому, что время давно кончилось.
Орлов:Я хочу сказать, что в средневековье, когда неразвиты политические институты, когда у человека нельзя отнять микрофон, когда его нельзя посадить в тюрьму и лишить бумаги, очень большую роль приобретают прямые казни, наказания. И здесь дело не в пьянстве Петра. Не в пьянстве Петра, хотя он имел уменье приложиться к рюмке, так сказать. А дело – в гении Петра, который преобразовал Россию.
Сванидзе:Спасибо. Леонид Михайлович, прошу Вас, вопрос свидетелю обвинения.
Млечин:Александр Сергеевич, во-первых, рад видеть, я… ради бога, пожалуйста…
Сванидзе:Сидите, сидите, пожалуйста, сидите.
Млечин:Я рад как выпускник Московского университета, рад видеть директора нашего института. Скажите, пожалуйста, ведь здесь спор идет не о том, великий Петр или не великий – великий! Конечно, я говорю, памятник стоит, и будет стоять всегда, и в этом никто не сомневается. А вопрос в другом. А если бы он действовал по-другому? Вот Вы говорите, что он сделал еще более крепостную Россию. А разве это не чудовищно? Разве вот одно это не ставит под сомнение, на самом деле, все остальные его достижения? Разве не это, в конце концов, и погубило российскую империю. Ведь не только это. Вот эта вот система управления, повторяю это вновь и вновь, не дающая возможность народу развиваться, вот эта – жестокий корсет, эти обручи, вот как в бочку запихнули народ – обруч. Потом, в конце концов, страна не выдержала, разрывает к чертовой бабушке, и рушится империя. Разве не тогда, не Петр приложил к этому такие усилия? Всё то же самое, о чём Вы говорите, все его достижения, ведь можно было сделать по-другому. Не было никакой предопределенности.
Орлов:Вот один из самых ярких историков России, который должен был быть на сегодняшней передаче, ленинградец Анисимов…
Млечин:Мы искали его! Вы знаете, он где-то в экспедиции.
Орлов:Очень хорошо. Вот он сказал, что, к сожалению, по-другому сделать было нельзя. Но то, что личность оказала воздействие, – да! Путь России лежал в направлении 1861 года, дальше к 1917 году, и дальше к нынешним временам. И вот мы, историки, обязаны осмыслить этот путь – к чему призывает Сергей Ервандович, понять механизм этого движения, закономерности этого движения. А не обвинять историю! И не обвинять Петра!
Сванидзе:Спасибо. Спасибо. Пожалуйста, Леонид Михайлович, Вам слово, Ваш тезис, Ваш…
Млечин:Благодарю Вас. Доказательство № 13, если позволите.
Сванидзе:Пожалуйста, доказательство обвинения.
Млечин:Как раз из Ключевского.
Материалы по делу.
Из книги Василия Ключевского «Афоризмы и мысли об истории»: «После Петра государство стало сильнее, но народ беднее». Ключевский В.О. Афоризмы и мысли об истории // Сочинения: В 9 томах. М., 1990. С.439.
Млечин:Давайте, раз мы пошли по классикам, то еще и Карамзина, № 14.
Материалы по делу.
Из книги Николая Карамзина «Записка о древней и новой России в её политическом и гражданском отношениях»: «Петр не хотел вникнуть в истину, что дух народный составляет нравственное могущество государств… Сей дух… есть не что иное, как привязанность к нашему особенному, не что иное, как уважение к своему народному достоинству…» Ключевский В. О. Афоризмы и мысли об истории // Сочинения: В 9 томах. М., 1990. С.439.
Млечин:Благодарю Вас. А теперь, если можно, Игорь Владимирович Курукин, доктор исторических наук, профессор, автор многих трудов по истории России.
Игорь Курукин, доктор исторических наук, профессор кафедры истории России и раннего нового времени РГГУ:С чего начался наш разговор? Разговор начался о модернизации. Так вот вопрос? А в чём, собственно, была модернизация? В России появляются вот те самые новые технологии, о которых мы так много говорим, но на подневольном труде. Появляется вот такой российский вариант. Появляется супермонополия. Вот Россия – здесь говорили – производит, там, огромное количество железа. Оно поставляется на импорт. Появляются Демидовы. Что такое Демидовы? 60 % всей металлургии в руках Демидовых. Демидовы подчиняются лично государю-императору. Всё. Вот появляется такой вариант развития, который в дальнейшем, в перспективе, исключает ту самую модернизацию: а на фига работать, если всё и так получится? Зачем совершенствоваться? Кредит в России, чтобы было понятно, да, о чем мы говорим, – тоже тема актуальная сейчас – что такое кредит. Во Франции или в Англии кредит – 2–4 процента, да, если хотите начать свой бизнес.
Сванидзе:Завершайте, пожалуйста.
Курукин:А в России – 20 процентов, и это хорошо: банков нет.
Млечин:То есть как сейчас. Бог мой! Ничего не изменилось!
Курукин:Ну, сейчас может и больше, я не знаю – я не компетентен.
Млечин:К худшему еще…
Сванидзе:Спасибо.
Курукин:И последнее, в России до 1767 года вы не найдете слово «собственность» ни в одном документе. Ваша собственность вам не гарантирована, в любой момент придут и отберут. Всё.
Сванидзе:Прошу Вас, Сергей Ервандович, вопрос свидетелю обвинения.
Кургинян:Скажите, пожалуйста, что… я хочу прежде всего все-таки… для меня это всё интересно, я хочу понять, что… до какого года?
Сванидзе:767-го.
Кургинян:До 1767-го в России не было института частной собственности?
Курукин:Я говорил о термине. Но если Вас интересует институт, то объясняю, в России была такая формулировка: «потомственное владение». Это означает примерно следующее… те же Демидовы, о которых я сейчас говорил.
Кургинян:При феодализме существует институт собственности?
Курукин:Специфический, не такой, как мы сейчас с вами понимаем.
Кургинян:В России был феодализм? Вот всё-таки…
Курукин:Я бы так вот не сказал.
Кургинян:А что там было? Как? А что? Я теперь начинаю понимать, что в России при Петре не было феодализма. А что там было? Капитализм? Первобытно-общинный строй?
Курукин:Ой… Вот…
Кургинян:Формализуйте.
Курукин:Вот, формулировку я даже затрудняюсь сказать, что у нас было.
Кургинян:Да?
Курукин:Но феодализма в том классическом варианте, когда формировался этот термин применительно к средневековой Европе, в России XVIII века точно не было. Это я гарантирую!
Кургинян:Значит, в России феодализма не было, Николай Карлович. Слышите – не было!
Курукин:В том классическом, в каком виде, как он понимается.
Кургинян:А в каком? Какие-то есть пять способов… Дальше, прошу доказательство, таблицу № 11. Прошу Вас прокомментировать вот эту таблицу.
Материалы по делу.
Начало XVIII века. Общая продукция крупных металлургических заводов составляла 150 тысяч пудов чугуна. Россия закупала для оружейного производства железо в Швеции.
Конец первой четверти XVIII века. К 1726 году металлургические заводы производили 800 тысяч пудов чугуна. В 1726 году за границу было вывезено свыше 55 тысяч пудов железа.
Кургинян:То есть, ну, 3 процента! Вы говорите, что всё было вывезено. Есть цифры! Теперь дальше. За первую половину XVIII века возникло не менее 200 мануфактур, вместо 15–20. Модернизация – это термин Вебера, примененный для того, чтобы как бы описать путь движения в капитализм. Но Россия существует в феодализме! И весь мир в нем существует! Французская революция произойдет, прошу прошения, еще очень не скоро. Мы обсуждаем феодальные пути развития. При наличии таких неопровержимых данных и цифр. И при признании того, что модернизация не началась еще даже во Франции, в строгом смысле слова…
Сванидзе:Время истекает, Сергей Ервандович, задавайте вопрос.
Кургинян:…как мы можем обвинять Петра в том, что он нарушил какие-то каноны модернизации? И какие каноны?
Курукин:Я говорил о модернизации как о создании неких, качественно новых явлений. Если бы, допустим, в России 100 или 200 мануфактур, в Баварском королевстве – 30, значит Баварское королевство во столько-то раз ниже развито? Мы себя обманываем. Во Франции 9 миллионов человек в Петровскую эпоху, треть населения, заняты в промышленности. Но, не в крупных мануфактурах!
Кургинян:И что? Это другая структура производительных сил!
Курукин:Конечно.
Кургинян:Вот то, что только что говорили. И что?
Сванидзе:Сейчас короткий перерыв, после которого мы продолжим наши слушания.
Сванидзе:В эфире «Суд Времени». Завершаем наши слушания по реформам Петра I. Последний вопрос: Стала ли Россия европейской после реформ Петра I?
Пожалуйста, сторона защиты. Сергей Ервандович.
Кургинян:Прошу на экран доказательство № 18.
Материалы по делу.
Из книги «Сто великих битв». Обращение Петра I к армии перед Полтавской битвой:
«Воины! Пришел час, который должен решить судьбу Отечества. Вы не должны помышлять, что сражаетесь за Петра, но за государство… А о Петре ведайте, что ему жизнь не дорога, жила бы только Россия во славе и благоденствии для благосостояния вашего.
Карл XII воодушевляя солдат, объявил, что завтра они будут обедать в русском обозе, где их ожидает большая добыча.»
«Сто великих битв», М., 2004.
Кургинян:Да, он был в каком-то смысле, потрясающим синтезом западника и традиционалиста. А теперь я хотел спросить Владимира Алексеевича Артамонова, кандидата исторических наук, историка, автора книги «Полтавское сражение». Что Вы можете об этом сказать?
Владимир Артамонов, кандидат исторических наук, историк Института российской истории РАН:В отношении Петра Великого всегда сказывается политическая предвзятость. Все цитаты, которые здесь приводились, они исходили из современного положения России. Например, Милюков критиковал царизм времен Николая II на самом деле. Критикуя царизм, он критиковал и Петра Великого. Насчет крепостничества хочу сказать. Представляете, когда в России полгода земля под снегом, когда крестьянину не хватало совершенно на элементарное пропитание, то все 90 процентов страны заняты были в сельском хозяйстве. Рынка рабочей силы не было. Поэтому и получились приписные крестьяне, которые к заводам прикреплялись. Иного рычага политического развития для России не было. Только вот развития вот этого жестокого крепостного права.
Сванидзе:А освободить крестьян. А освободить крестьян?
Артамонов:Как, как?
Кургинян:Николай Карлович, а Вы знаете эту гениальную фразу, когда крестьяне при Александре II, великом человеке, спрашивают: «А как мы будем свободны? А земля?». А земля, говорят, будет наша. «Давай, говорят, лучше земля будет наша, а мы будем – твои». Потому что они понимают, что их – на голодную смерть. Отобрать – это у правящего класса эпохи абсолютизма, ну, значит, быть казненным на дыбе!
Сванидзе:Ну, исходя из этого, я с Вами согласен, что таковы могли быть позиции. И были позиции крестьян на протяжении веков. Но тогда, исходя из этого, лучше вообще не отменять крепостное право.
Кургинян:Нет. Когда развиваются производительные силы, и создаются условия для прихода капитализма, их надо немедленно освобождать. И самое большое преступление власти, что она это не сделала. Самое большое преступление в российской истории. Но эти условия к эпохе Петра – ну всем очевидно – не были сформированы.
Артамонов:У России не было золотых рудников, как у Испании. Россия не имела такой торговли, как Голландия. Она не имела колоний, как Англия. И только единственно из крепостного крестьянства можно добывать вот это вот средства для дальнейшего развития.
Сванидзе:Тридцать секунд добавляю Вам.
Артамонов:Действительно, очень чудовищный пресс на крестьянство был – это я согласен. Но, например, такая вещь, как солдаты. Ведь солдаты, по сути дела, стали сословием. Человек, который поступал…
Сванидзе:Рекрутчина была.
Артамонов:…он не становился уже крепостным. Он уже становился свободным человеком в армии. И он считал себя выше крестьянства – любой солдат. То есть сословие получалось. И даже его дети освобождались от крепостного права.
Кургинян:И офицером он мог стать.
Артамонов:Да и офицером – в «Табели о рангах».
Сванидзе:Спасибо. Прошу Вас. Сторона обвинения, вопрос свидетелю защиты.
Млечин:Вы сами говорите: крестьяне большую часть времени свободны были. Так зачем же их закабалять? Что ж им не дать…
Артамонов:Где?
Млечин:Не заняты трудом, да? Вы же сами сказали, большую часть года они не заняты трудом в поле.
Артамонов:Нет-нет. Вы не правильно меня поняли.
Млечин:А? Уточните.
Артамонов:Они до предела были заняты добыванием необходимых средств к существованию.
Млечин:Но не зимой? Вы говорили, по-моему?
Артамонов:Всё время! Зимой уже отходные промыслы были.
Млечин:Вот! Так зачем же было их закабалять, вместо того чтобы дать им возможность зарабатывать? Ну когда это крепостной труд был лучше свободного? Что ж тут хорошего?
Артамонов:Отхожие промыслы получили своё максимальное развитие уже только во второй половине XVIII века…
Млечин:Да я не про отхожие промыслы говорю! Я говорю про крепостничество! И Вы так легко об этом говорите: ну да, пресс стал тяжелее. Основная часть России – это крестьяне, это почти все население. Вот это есть Россия! Вот это есть русский народ! И он закабален! Ещё хуже! И Вы это в заслугу ставите Петру?
Артамонов:Это тяжелый путь России. Это, по сути дела, подвиг русского народа был совершен.
Млечин:Да зачем же? Он не хотел такого подвига! Почему же он должен был так мучиться-то?
Артамонов:Нет, нет, нет.
Млечин:Их что… можно, я крепостным буду? Император своей волей заставил! И Вы называете это достижением? Теперь, Вы сказали по поводу армии, что солдат становится свободным. Служба бессрочная, это называется свободой?
Артамонов:Да.
Млечин:Велел клеймо ставить на руку, чтобы угадать, который рекрут беглый.
Артамонов:Верно-верно.
Млечин:И замечательный, значит, указ от 1724 года.
Сванидзе:Двадцать секунд даю, на всё про всё, на вопрос и ответ, Леонид Михайлович.
Млечин:Очень коротко. Такие вечные квартиры для полка. То есть, ты не только служишь, а ты живешь здесь. Значит, жену тебе подберут из местных, чтобы ты вообще никуда не делся. И Вам нравиться такое развитие, Вы называете это свободным? Это еще хуже крепостничества!
Артамонов:Солдат считал себя, когда попадал в деревню крестьянскую, он считал себя чуть ли не барином. Он был, по сути дела, господином там. И в первые годы службы рекруты бежали в массовом порядке. Но потом они втягивались в эту лямку служебную и чувствовали себя, по сути дела, таким же сословием, условно говоря, как казачество.
Сванидзе:Спасибо. Так, прошу Вас, Леонид Михайлович, Ваш тезис, Ваш свидетель.
Млечин:Так. Благодарю Вас. Если можно, Андрей Михайлович Буровский, профессор, доктор исторических наук, автор книги о Петре. Давайте, как Вы считаете?
Сванидзе:Как Вы считаете что, Леонид Михайлович? Какой вопрос?
Млечин:Мы обсуждаем последний вопрос, если я не ошибаюсь – стала ли Россия европейской державой? Вот этот вопрос я и переадресую.
Буровский:А это очень провокационный вопрос. Потому что само понятие «европейская» сейчас в России используют, во-первых, оценочно. То есть, «европейское» – то, что мне нравится, то, что считаю хорошим. А во-вторых, это такая, как бы знак качества: европейское, значит хорошее. Если Петр привел любой ценой, неважно какой ценой, Россию в Европу – он хороший. Не привел – это уже хуже. Или плохой, вообще. Давайте уточним, что такое Европа. Обычно используют признак этнографический. Вместо сарафанов – платья в талию, в зубах трубка, немецкий кафтан, а не русский – уже Европа, да? Отказываюсь признавать всерьез. В Голландии железных руд нету. Там выплавить чугун при всем желании не могли. В Англии тоже. Но 80 % чугуна, произведенного в России Демидовыми, ввозилось в Англию. Из этого скверного, негодного чугуна, где свободные, подчёркиваю красным карандашом, лично свободные британские мастера выплавляли хорошее железо, которое шло потом в Россию обратно. В этом смысле, Петр, независимо от количества мануфактур, пушек, количества штук сукна и мачтовых… там, с парусами, совершил страшное преступление перед своим народом. Народом европейским по духу. По сути.
Сванидзе:Десять секунд.
Буровский:Хорошо. Народом, вечно борющимся со своим то деспотическим, то демократическим государством. Петр совершил страшное преступление, создав жуткую восточную деспотию. Вопреки которой русский народ прожил 150 лет своей истории и вопреки которой остался европейским народом.
Сванидзе:Спасибо.
Буровский:За что ему честь и слава!
Сванидзе:Спасибо. Сергей Ервандович, прошу Вас, вопрос свидетелю обвинения.
Кургинян:Вы говорите, что народ у нас всегда вопреки государству как-то выживал и делал. Я говорю: народ всегда понимал, что без государства он был бы уничтожен! Растоптан! Ликвидирован до конца. Он это государство любил. Он его строил вместе со всеми. И он все время стремился сделать его лучше. Потому что народ понимает, что без этого государства он жить не будет вообще. Что придет чужая армия, и он будет её рабом. А то, что мы должны делать государство лучше, демократичнее и давать больше возможностей народу – это абсолютная правда! Но не противопоставлять народ государству, а соединять его с государством! Государство – это средство, с помощью которого народ длит и развивает своё историческое предназначение!
Сванидзе:Ваш вопрос. Сергей Ервандович.
Кургинян:Вам этот тезис чужой или нет?
Буровский:Ответ такой. В Московии это единение государства и народа, пусть очень несовершенное, но всё же было. В более поздние эпохи этого не было никогда. Это является мифом. Я просто приведу один пример. В 1812 году партизан, выступавших в тылу французов на стороне Российской империи, чьи портреты потом вешали в Зимнем дворце, и так далее, соотносилось с другими повстанцами, которые били и французскую, и русскую армии, как один к десяти. Вот и всё.
Кургинян:Я благодарен Вам, я благодарен сам за то, что Вы выразили эту позицию. Она мне глубоко чужда. И я понимаю, как именно она начнет работать на следующем этапе нашей истории. Спасибо Вам, за то, что Вы её так внятно проартикулировали.
Сванидзе:Спасибо.
Буровский:Пожалуйста-пожалуйста.
Сванидзе:Спасибо. У меня есть к Вам вопрос, такой немножко чудноватый, наверно. Потому что касается низкой стороны жизни. Но, на самом деле, он важный. И выходит далеко за эту сторону жизни. В связи с Петром. Петр среди своих многочисленных регламентов и указаний, в том числе касающихся очень больших подробностей и частной жизни людей, как известно, поставил специального человека и целую цепь людей следить за чистотой туалетов. Он приказал, значит, если кто будет, я извиняюсь, гадить мимо очка, так переводя, так сказать, хотя примерно так это и было сказано.
Буровский:Да-да, так и было сказано.
Сванидзе:Тогда находить таких людей, бить кошками, и заставлять чистить.
Млечин:Ваша честь, Указ не исполняется и по сей день, должен заметить!
Буровский:А моё отношение к нему…
Сванидзе:Позвольте, позвольте Леонид Михайлович, позвольте.
Кургинян:Для этого надо обсуждать не нынешнюю власть, а Петра Великого.
Сванидзе:Тема вызвала столь горячий интерес, вы мне дайте, собственно, завершить вопрос. Я еще вопрос-то не задал. Значит, естественно, да, все присутствующие понимают, кто имел некоторое отношение в обозримый какой-то период прошлого к общественным туалетам, что приказ не исполняется до сих пор. Значит, вот в связи с этим. Ну, не Петр же в этом виноват?
Буровский:В том, что люди гадили мимо очка?
Сванидзе:В том, что до сих пор мимо. Ну, не Петр же в этом виноват!?!
Буровский:А-а-а. Нет, не Петр. Если интересно, я могу высказать гипотезу, кто виноват. Но пока, давайте о Петре. Петр, на мой взгляд, пытался воспротивиться некой народной традиции – безразличие к отхожему месту. Ну, всегда земли было у русских очень много.
Сванидзе:Я, кстати сказать, поясню. Бить кошками…Кошками – это знаете что? Кошками – это не значит, что котятами, кошками – это плётками.
Буровский:Нет, плетками с железными, с этими, как называются, когтями. Да. Ну что же. Петр варварскими средствами пытался восстать против этой народной традиции. И, кстати, пример очень хороший! Почему? Как бесплодны попытки не менять образ жизни народа, а наказаниями, пытками и казнями, заставлять его изменять своей натуре. Бесплодность этого указа, одного из 20-ти…
Сванидзе:А кто виноват? Вы хотели, Вы обещали сказать, кто виноват в том, что до сих пор указ не исполняется.
Буровский:А я уже, собственно, сказал. Земли у нас очень много! Русский народ привык, что земли много и об отхожем месте можно не заботиться.
Кургинян:Можно в качестве интереса спросить, в какой стране того времени, от Китая до Англии, этого не было?
Буровский:Начнем с Китая. Начнем с Китая и Японии. Там было. Далее. Если говорить о сортирах, простите, пожалуйста…
Кургинян:Я не про сортиры.
Сванидзе:Я бы не хотел остаток времени посвятить обсуждению сортиров.
Кургинян:В каких вещах некоторые нормы не отстаивали в эту эпоху драконовских мер – где не рубили, к примеру, руку за воровство, не сдирали кожу…Где это всё? Такая… назови мне такую обитель.
Буровский:На этот вопрос тоже можно ответить. Есть некоторая гипотеза на этот счет…
Кургинян:Только той эпохи. Не сегодняшнюю Швейцарию.
Сванидзе:Вопрос, вопрос-то не в этом, Сергей Ервандович. Вопрос задан не в интересах, я даже не знаю, какой-либо одной стороны.
Кургинян:Я понимаю.
Сванидзе:Я сам хочу выяснить, почему до сих пор мимо.
Кургинян:Хорошо, отвечу. Хотите, чтобы я ответил?
Буровский:Но на этот вопрос я тоже готов ответить!
Сванидзе:Всё, спасибо.
Буровский:Нет-нет, извините Ваша честь, но тут все принципиальные вопросы.
Сванидзе:Если Вы считаете его принципиальным? Я тоже считаю его принципиальным.
Буровский:В чем-то провинился, везде рубили руки – все правильно, везде рубили руки, везде сажали на кол. Только понимаете, какое дело. Можно взять каждый уголовный кодекс – сравнить. Сколькими конкретно пунктами и параграфами закона, в каких случаях, полагается такая кошмарная казнь. И вот интересная вещь: при Алексее Михайловиче 66 статей, а при Петре их была почти сотня. А вот в тогдашней Британии было их около двухсот.
Кургинян:Опа!
Буровский:Казнили, соответствующих статьей… А что – опа? А потом большая, красивая …опа!
Кургинян:Да.
Буровский:А я не возражаю!
Сванидзе:Кстати, так сказать.
Кургинян:К вопросу, а поднятой Николаем Карловичем теме.
Сванидзе:Все спасибо. Да-да-да-да. Наши слушания двухдневные по кандидатуре императора Петра Алексеевича завершаются. И я предоставляю последнее заключительное слово обеим сторонам. Пожалуйста, сторона обвинения, Леонид Михайлович.
Млечин:Мы здесь спорили не о том, нужно ли государство или нет. А мы спорили о том, какое государство нам нужно, слабое или сильное. Слабое государство – это то, которое полностью зависит от высшего одного лица, и который командует – как шить кожу. А знаете, какой ответ? Кожаные куртки, если у кого есть дома, – они все импортные. Слабое государство – это где чугуна можно выплавить – во! Потом, в советские времена, чугуна будем выплавлять больше, чем Соединенные Штаты, и тракторов больше! И трактора все будут стоять в поле, а чугун пропадать. А зерно будем возить из Соединенных Штатов. Слабое государство – это где вот увидели конечный продукт хороший: автомобиль, – и привозим сюда. «Фиат» – выпускаем «Жигули», выпускаем уже несколько десятилетий и ездим. На итальянской старой машине – а своей нет. Вот это – слабое государство! Потому что всё решает один человек. Вот как скажет, так и будет. А все остальные должны слушаться. И так пошло с Петра! А сильное государство – государство, которое организовано, где люди сами понимают, что и как им делать.
Сванидзе:Время.
Млечин:И я думаю, что вопрос о том, который Вы задали, он связан с тем, что самоуправление было подавлено. Если в городе есть нормальное самоуправление – наводится порядок. Я проголосовал за этого районного начальника, он отвечает здесь, вы ему выделили деньги – и в городе чисто. Так мы видим в городах, где есть местное самоуправление. Петр уничтожил местное самоуправление. Города грязные и по сей день.
Сванидзе:Спасибо. Сергей Ервандович, прошу Вас, сторона защиты.
Кургинян:Мы спорим об издержках и приобретениях. О деяниях Петра и злодеяниях. И никто, по крайней мере, никто из нас, не скажет, что злодеяний не было. Что Петр не совершал ошибок, включая страшные. Вопрос в том, что он при этом совершал великие деяния.
Великие деяния – он назван Великим. Он действительно сделал безумно много для страны. Что касается того плохого, что он сделал, издержек, то, как я подчеркну еще раз, они искупаются не его деяниями, хотя и ими тоже, они искупаются теми чудовищными издержками, которые были бы, если бы он эти великие деяния не сделал. Вот тогда народ был бы уничтожен.
