Текст книги "Бремя страстей"
Автор книги: Лайза (Лиза) Джексон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц)
Никогда еще отец не разговаривал с ней так грубо. Он неоднократно оскорблял свою жену за то, что благодаря своей красоте она обманом женила его на себе, за ее бесплодие, когда пришло время обзавестись еще детьми. Санни слышала их ссоры, слышала его обвинение в том, что она легла с ним еще до свадьбы, а потом кричала, что он изнасиловал ее, и только женитьба удержала ее отца, который грозился вырвать из его груди сердце.
Ссоры были безобразными и злобными. Санни тряслась в своей постельке, зажимая руками уши и считая себе источником всех бед, творящихся в доме. Отец ее не выносил, а мать, хоть и любила свою дочь, вынуждена была жить с ее отцом – мужчиной, к которому питала отвращение.
Глотая слезы, Санни опять принялась двигать швабру, а отец смеялся над ее тщетными усилиями тем злым, отвратительным смехом, каким обычно смеялся над попыткой матери оказать ему сопротивление.
– Ни на что не годишься! – вновь заорал он и от возмущения затряс головой, когда кот спрыгнул с подоконника и принялся лакать из молочного ручейка. Исаак грубо выругался и со всей силы пнул кота ногой, словно футбольный мяч.
– Не надо! – закричала Санни.
С пронзительным визгом полосатый кот пролетел над столом и ударился о стену. Шипя и жалобно мяукая, кот уполз и спрятался за шумным холодильником.
Исаак повернулся к дочери, которая выпустила из рук швабру, готовая бежать к своему любимцу.
– Куда это ты собралась?
– Котенька…
Он сгреб ее за ворот платья.
– Чудесно,– прорычал он, тяжело дыша ей в лицо запахом виски и табака.– Но сначала ты сделаешь то, что тебе велено, и подотрешь наконец эту лужу, а не то я всыплю тебе, поняла?
– Нет! – испуганно вскрикнула девочка, и тогда его улыбающиеся губы растянулись еще шире.
Санни попыталась убежать, но босые ноги только скользили по мокрому линолеуму. Отец не выпускал ее. Продолжая держать ворот платья одной рукой, он медленно начал расстегивать брючный ремень.
– Нет! Папа, нет! – кричала Санни.
– Пора научить тебя знать свое место в доме. Поворачивайся!
Она дрожала, глаза ее были полны слез.
– Пожалуйста, не надо…
– Ничего, потерпишь, мне будет больнее, чем тебе.
Он вытащил ремень из брюк, и Санни заметила, что глаза его налились кровью и в них горит злоба, на взъерошенных усах собралась слюна, и тут… ее посетило видение. Она видела, как он падает на пол и хватается за грудь, а мать стоит над ним и не торопится к телефону, а он уже задыхается, проклинает ее и умоляет вызвать «скорую помощь». Видение было таким отчетливым, что Санни забыла, где находится, пока не почувствовала первый удар ремнем по ягодицам. Она громко вскрикнула в тот момент, когда от жгучей боли исчезло видение.
Колени ее подогнулись, но отец рывком снова поставил ее на ноги.
– Не бей меня!
Ремень со свистом обрушился на ее трусики, и она вновь испытала пронзительную боль.
– Папа, не надо! – кричала она, умоляя и захлебываясь рыданиями, но он все так же крепко держал ее.
– Может, теперь ты образумишься!
Он занес правую руку для очередного удара, но она застыла в воздухе, когда резко распахнулась и ударилась о стену дверь. В проеме стояла Лили, державшая в одной руке ведро нарезанной в огороде фасоли, а в другой – большой кухонный нож, и смотрела на него тяжелым взглядом. От ярости на щеках у нее проступили красные пятна. Темные глаза горели.
– Отпусти ее,– приказала Лили, едва шевеля губами, ноздри у нее дрожали от еле сдерживаемого гнева.
Он фыркнул.
– Ты меня не запугивай, скво.
– Отпусти ее.– Губы Лили стали жесткими, она смотрела на него с такой ненавистью, что душа Санни отвернулась от обоих родителей, а отец все еще держал ее так крепко, что она с трудом дышала.
– Она перечила мне! Я учу ее послушанию.
– А я научу тебя больше никогда ее не трогать.
Он зашелся в смехе, и хватка его немного ослабла. Санни извивалась, пока ноги ее не обрели опору. Наконец она вывернулась из рук отца, но поскользнулась и упала лицом в липкую лужу.
Гнев Исаака обрушился на жену.
– Ты заплатишь мне за это, скво.
– Не смей переносить свое отношение ко мне на нее! – Ведро выпало из руки, и фасоль рассыпалась по грязному полу, но смуглые пальцы продолжали крепко сжимать нож.
– Я убью тебя.– Его губы скривила дьявольская усмешка.– А что будет с ней, знаешь? – Он пальцем показал на дочь.– Пойдет по твоим стопам. Будет выполнять черную работу, как и положено скво. А я женюсь на порядочной белой женщине, молодой, покладистой, которая нарожает мне сыновей, а твое отродье будет нам прислуживать.
Теперь Лили взялась за нож двумя руками, вращая костяную ручку длинными пальцами, лицо ее стало плоским, взгляд пустым. Она начала что-то приговаривать, монотонно повторяя индейские слова, которых Санни не понимала, и самодовольная усмешка исчезала постепенно с лица Исаака. Он сделал шаг назад и выронил ремень, а странная литания все продолжалась. На полу звякнуло ведро.
Рука Санни скользнула вперед, и она схватила ужасный ремень из старой кожи.
– Твои индейские наговоры на меня не действуют,– сплюнул Исаак, все же отступая подальше от жены и спотыкаясь о стул.
Но монотонный речитатив продолжался, ровный низкий голос повторял слова, их рокот напоминал раскаты грома над отдаленными горами.
– Пресвятая Дева Мария! Женщина, что ты со мной делаешь?!
Как будто от удара, нанесенного невидимой силой, Исаак дернулся назад. Ноги перестали его слушаться. Издав жуткий хрип, он схватился за грудь.
– Господи,– прошептал он,– Милостивый Иисус, она сошла с ума, спаси меня.– Колени его подогнулись, и он упал на залитый молоком пол, лицо приобрело синюшный оттенок, рука схватилась за сердце.
– Вызови «скорую»! – брызгая слюной, прохрипел он, но заклинание длилось и длилось, Лили сделала шаг вперед, ступая босыми ногами по разлитому молоку и давя стручки фасоли. Она по-прежнему держала нож острием вверх, голос звучал все так же ровно и нескончаемо.
– Санни… помоги мне! – прокричал отец.– Черт бы тебя побрал, помоги мне!
Санни не могла больше безучастно смотреть, как он умирает. Она побежала к телефону и вызвала диспетчера.
– Мой па умирает,– пронзительно закричала она в трубку.– Пожалуйста, помогите нам! – Она зарыдала, слова стали неразборчивыми.– Па умирает…
Лили стояла, равнодушно наблюдая, как ее муж борется за свою жизнь.
– Ты виновата,– выкрикнул он.– Ты прокляла меня!
К тому времени, когда прибыла машина «скорой помощи» с сиреной и вспыхивающими огнями, Исаак был уже мертв.
– Он знал, что у него слабое сердце,– спокойно рассказывала Лили, даже не пытаясь изобразить скорбь, она только крепче прижимала к себе Санни.– Но сегодня он сильно расстроился из-за гибели коровы и теленка. Когда он пришел домой, то рассердился на Санни, она разлила ведро молока… В это время я была в огороде, собирала фасоль, а у него случился приступ. Мы сразу позвонили, но спасти его было уже невозможно.
– Больше ничего не было? – спросил у Санни высокий худощавый человек, куривший сигарету.
Еще вся в слезах, Санни утвердительно кивнула головой, зная, что лжет, что Господь, вероятно, покарает ее смертью за этот грех или сделает немой на всю жизнь, но она лгала, потому что понимала: ее мать могут отправить в тюрьму и тогда она останется совсем одна.
Лили ни слова не изменила в своих показаниях, и спустя три дня Исаак Рошак был похоронен на семейном кладбищенском участке, где уже лежали его родные. Но Санни навсегда запомнила ту огромную силу, которая исходила от матери; с того момента она прониклась новым уважением к своим видениям, к флаконам с порошками в шкафу матери и к собственному происхождению от чароки и цыган. Она была уверена– это ее мать убила отца…
И вот спустя сорок с лишним лет она стояла в душном вагончике, где воздух освежал лишь небольшой вентилятор, и смотрела в окно на ели в дрожащем знойном мареве. Сердце в груди учащенно билось, кровь стучала в висках. Она дотянулась до стула, чтобы не потерять равновесия, и видение, которое она не могла вызвать для Белвы, явилось ей, но то была не дочь Белвы или пострадавшие посевы.
Она видела своих мальчиков… обнаженных, как в час своего появления на свет. Их кожа светилась в жарком мареве, когда они стояли на выступе отвесного гранитного утеса; тропинка, ведущая наверх, была слишком узкой и все-таки они стремились забраться повыше и одолеть каменную твердыню. Руки и ноги их были в кровоподтеках, тела покрыты потом, но они упорно преодолевали дюйм за дюймом, спотыкаясь и хватаясь друг за друга… помогая друг другу. Себя она видела стоящей далеко внизу, на дне долины; она безуспешно пыталась докричаться до них, мысленно молилась, чтобы они вернулись к ней живыми и здоровыми, а они, не обращая на нее внимания, поднимались вверх, навстречу предназначенной им судьбе.
Земля дрогнула, утес зашатался, и она в ужасе увидела, как падают ее мальчики, медленно переворачиваясь, она слышала их крики, беспомощно наблюдая, как болтаются в воздухе их руки и ноги на фоне огненных языков ненасытного жаркого пламени.
– Нет!– услышала Санни собственный крик. Она сморгнула, и видение исчезло, рассеялось в горячем воздухе тесного вагончика, остались лишь капли пота на лице и страх в сердце. Она почувствовала сильную слабость и почти упала на кухонный стул. Она не могла отделаться от мысли, что ее детей, ее драгоценных мальчиков… ожидает скорая гибель.
Уже не в первый раз являлось ужасное видение. Две недели назад возникло у нее дурное предчувствие, оно прокралось в ее сны, вырвавшись из подсознания.
Она сверилась с календарем, он висел на стене возле холодильника. Прошлась пальцем по записям приемов и отмен, пока он не остановился на цифре «4». В тот день ей впервые явилось это видение, а накануне Бриг согласился работать у Бьюкененов.
Глава 3
– Что ты здесь делаешь? При звуке голоса Брига Кэссиди чуть не выронила гребень, которым с трудом раздирала спутанную гриву Реммингтона. Жеребец фыркал, вращал глазами, беспокойно мотал головой.
– На кого он стал похож?! – произнесла она в ответ, щеки ее запылали. Оглянувшись назад, она встретилась с глазами, которые как будто светились в полутемной конюшне.
– Только лишний раз беспокоите коня.
– За ним необходим постоянный уход, – категорически отстаивала свою позицию Кэссиди. Но тут же смутилась, почувствовав, что говорит тоном избалованной богатой крошки, и уже обычным голосом спокойно добавила: – Я подумала, что ему это не повредит.
– Кажется, кто-то говорил, что ей не нужен ручной пони.
– Разумеется, не нужен.
– Думаете, он изменится к лучшему, если его грива и хвост будут расчесаны?– Он хмыкнул и покачал головой.– Господи, да у него одна забота – выбросить вас из седла, получить из моих рук корм и залезть на кобыл в южном загоне. Можете посмотреть, как он будет пускать пыль в глаза своим дамам. – Улыбка его была наглой и циничной, голос звучал хрипло, в манере растягивать слова было что-то чувственное.
– Малыш напоминает мне Джеда Бейкера и Бобби Алонсо, когда в поле их зрения появляется ваша сестра.– С хитроватой улыбкой Бриг стал подниматься по ступеням металлической лестницы, ведущей на сеновал. Скоро на цементный пол посыпались кипы сена.
Кэссиди не хотелось, чтобы ей напоминали о сводной сестре. Прошло уже почти две недели, а разговор Энджи с Фелисити возле бассейна не выходил у нее из головы. К тому же она могла наблюдать воочию, как Энджи целенаправленно проводила свой план в жизнь. Она часто оказывалась возле конюшен, болтала с Бригом, улыбалась ему, смеялась вместе с ним, пуская в ход свои чары. Кэссиди хотелось верить, что Бриг всего-навсего соблюдает вежливость по отношению к дочери хозяина, но было в его поведении что-то большее, чем простая вежливость. Как и все мужчины в Просперити, он реагировал на Энджи определенным образом. Реакция самца на самку. Долго такое положение не протянется, они непременно найдут общий язык и… Она вновь представила их вместе, переплетенные, скользкие от пота тела, тяжелое дыхание, восклицания и стоны… И почувствовала во рту тошнотворный привкус.
Бриг не стал утруждать себя спуском по лестнице, а просто спрыгнул с сеновала и лихо приземлился на спружинившие ноги.
– С вами что-то происходит? – спросила Кэссиди, он тем временем вынул из кармана нож, наклонился и перерезал веревку, связывавшую одну из кип сена.
– Вы о чем?
– О том, что вы крутитесь вокруг Энджи.
Он ухмыльнулся, перешагнул через вторую кипу, срезал еще одну веревку. Кипа развалилась, в воздух поднялось облако пыли.
– Я никогда не «кручусь», Кэсс, да будет вам известно.
Ее задело, что он назвал ее уменьшительным именем, словно она ему ровня или ребенок.
– Конечно, крутитесь, все парни крутятся вокруг нее.
– Ну, ведь я не совсем такой, как все, правда? – Он прищелкнул языком и, широко расставив ноги над разваленной кипой сена, пристально посмотрел на нее. Взгляды их встретились, и у нее пересохло в горле. Медленно расползающаяся по его лицу улыбка была откровенно гадкой.
– Думаете, я влюбился в вашу сестру?
– Я не говорила…
– Но подразумевали.– Он недовольно хмыкнул и сложил нож.– Женщины,– пробормотал он себе под нос, снял со стены вилы и принялся набрасывать сено в кормушки.
Бросив гребень и скребницу в ведро, Кэссиди забралась повыше на перекладину ограды, а Реммингтон стал подбирать сено, которое Бриг рассыпал в его стойле. Бриг работал как заведенный, раскладывая одну за другой кипы сена по кормушкам. Кэссиди следила за его неспешными, ловкими, экономными движениями. Она обратила внимание, как ладно обтягивают выгоревшие под солнцем джинсы его бедра и ягодицы, как четко он выполняет свою работу. Человек, не знающий устали, будто вечное движение – его нормальное состояние. Сердце в ней глупо трепетало каждый раз, когда он смотрел в ее сторону. Не сказать, правда, что делал он это часто. Она завороженно следила за ним, пока он не заверил работу и не направился к выходу.
– Все сделали? – спросил Бриг, кивая головой в сторону стойла Реммингтона и вешая на крюк вилы.– Никаких бантиков и ленточек не будет?
Она хотела было вспылить, но вовремя сумела справиться с собой.
– Не сегодня. Может быть, в воскресенье.
Он засмеялся, и они вместе вышли во двор, где летнее солнце лениво зависло над гребнем гор в западной стороне. В горячем неподвижном воздухе над лужей воды возле желоба кружились насекомые. За весь день не было ни малейшего движения ветерка, и одежда на Кэссиди неприятно пропиталась зноем и потом.
– Скоро сможете оседлать своего коня,– сообщил Бриг и полез в карман за сигаретами. – Не помню, говорил я вам, что предпочитаю постепенно приручать его, не торопясь?
– Не торопясь?
– Да, так, чтобы не ломать природного характера.
Он вытряхнул сигарету из пачки «Кэмела», посмотрел на заходящее солнце и воткнул сигарету в уголок рта.
– Я хочу ездить на нем сейчас.
Зажигая спичку о подошву сапога, он сказал:
– Наберитесь терпения. Разве вам никто не говорил, что терпение – добродетель? – Слегка улыбнувшись, он закурил и посмотрел на нее долгим взглядом из-за тонкой завесы дыма.– Или с этим проблемы? И вы не склонны к добродетелям?
Глаза их снова встретились, и она снова испытала непонятное волнение.
– Просто я хочу ездить верхом на своем жеребце.
– Так и будет. В свое время.
– Я не могу ждать целую вечность.
– Две недели не вечность. – Он тяжело вздохнул и сплюнул попавшую на язык крошку табака. – Знаете, Кэсс, самые приятные в жизни вещи стоят того, чтобы их терпеливо дожидались. По крайней мере, мой отец любил это повторять… До того, как смылся. Я, собственно, не знал его, но Чейз хорошо его помнит и не устает разглагольствовать по поводу мудрых изречений, услышанных когда-то от парня, которому пришло в голову, что незачем ему торчать здесь и заботиться о своих детях и жене.– Он нахмурился, затянулся сигаретой, между черных бровей залегла складка. Взгляд его остановился на одинокой ели на краю открытого загона, и Кэссиди поняла, что мыслями сейчас он далеко отсюда, в том детстве, где царили нищета и страдания. – Лично я думаю, что все изречения Фрэнка Маккензи сплошная болтовня, но Чейз, кажется, почитает его чуть ли не за бога. – Он невесело рассмеялся. – Чейз у нас оптимист. Верит, что однажды станет таким же богатым, как ваш отец. И обзаведется домом побольше вашего. Представляете?
– А почему нет? – возразила Кэссиди.
Он снова повернулся к ней лицом, на этот раз в глазах его не было привычного света. Он бросил сигарету и раздавил окурок каблуком сапога.
– Потому что существует система, в которой одни имеют, а другие не имеют. Чейз просто не понимает, с какой стороны изгороди он находится. Мечтатель.
– А вы нет?
– Пустая трата времени, Кэсс.– Губы его сложились в тонкую линию.– Ладно, перерыв окончен, – сказал он, как будто внезапно осознал, что разговаривает с дочерью босса. – Пора возвращаться к работе.
– Мечтают все.
– Только дураки!
Она ничего не могла с собой поделать. Ее потянуло к нему, она взяла его за руку, будто пытаясь удержать. Бриг посмотрел на ее руку, потом медленно поднял голову, их взгляды встретились.
– Вы… У вас должны быть мечты.– Она не могла позволить ему так просто уйти, разрушить возникшую между ними связь и то чувство неясного желания, которое зародилось в ней где-то глубоко-глубоко.
Он цинично скривил губы.
– Поверьте, вы и знать не захотите, какие у меня мечты,– произнес он почти шепотом.
Кэссиди нервно облизала губы.
– Захочу. Я уже хочу это знать.
– Э, Кэсс, лучше откажитесь.– Он осторожно снял ее пальцы со своей руки, по-прежнему глядя ей в глаза, и она впервые увидела проблеск незнакомого, но глубоко затаенного чувства и короткую вспышку желания в его потемневших синих глазах. – Поверьте, чем меньше вы знаете обо мне, тем лучше…
* * *
У Брига болели все мышцы после починки забора и двухчасовой уборки навоза из конюшни, где размещались племенные кобылы. От него, кажется, за версту несло навозом, чувствовал он себя и того хуже, поэтому с нетерпением ждал окончания рабочего дня, хотя ему предстояло еще повозиться с диким жеребцом Кэссиди. Реммингтон по-прежнему вел себя непредсказуемо и недоброжелательно, но понемногу все же начинал привыкать. На следующей неделе он будет вполне годным для верховых прогулок упрямой как мул дочери Бьюкенена. Тогда, может, она перестанет следить за ним. Не то, чтобы он придавал этому большое значение, но она была еще совсем ребенком, шестнадцать лет, девочка-подросток, которая не подозревала, что становится женщиной. Сжав зубы, он вспомнил, какими горячими были кончики ее пальцев, когда она дотронулась до него. Это случилось на следующий день после того, как он стал свидетелем пробудившегося в ней еще не осознанного желания, увидев пламя в золотистых глазах. Забавно, он ни разу по-настоящему не видел ее глаз до этого, ему и в голову не приходило, что пятнышки веснушек на девичьем носу могут так возбуждать. Господи, что за мысли лезут ему в голову! Она ведь дочь хозяина. Ей всего шестнадцать лет. Он должен покончить с мыслями о ней. Вот именно. Когда ты вообще перестанешь думать о женщинах? Он был словно проклятый лет с четырнадцати, постоянно испытывая сексуальный голод.
Бриг устроил перерыв и закурил, глубоко затягиваясь; чтобы дать плечам отдых, он прислонился к шершавой коре единственной ели, росшей возле конюшни. Он смотрел на дом Бьюкенена и возмущался. Семья из пяти человек жила, словно черт знает какая королевская знать, в огромном особняке, где могли разместиться пятьдесят семей!
– Так и думала, что встречу тебя здесь,– послышался нежный женский голос.
Бригу не нужно было оглядываться, чтобы понять: Энджи опять разыскала его. В третий раз за эту неделю. Она была хороша, он отдавал ей должное, гораздо красивей своей младшей сестры, но с такими одно беспокойство. Не отрывая плеч от дерева, он переместился вокруг ствола и перехватил косой взгляд ее потрясающих голубых глаз. Белые, облегающие бедра шорты были такими короткими, что более походили на трусики, груди выпирали из черного лифчика купального костюма, который был номера на два меньше, чем нужно.
– Чем могу быть полезен? – протяжно спросил он, глубоко затягиваясь сигаретой.
Между губами у нее мелькнул кончик языка.
– Я могла бы много чего придумать.– Глаза ее озорно сверкнули, как бы говоря: ты и представить себе не можешь, что упускаешь. Она склонила голову набок, и ее волосы, собранные сзади в хвост, черным веером перекинулись на грудь.– Но в данную минуту Дене требуется принести в дом лестницу. Нужно заменить перегоревшие лампочки в люстре.
– Вы хотите, чтобы я принес лестницу? – Он чуть не рассмеялся, настолько нелеп был предлог, чтобы завязать с ним разговор.
Она улыбнулась.
– Не я, а моя мачеха. И неважно, вы или кто-то другой. Вы первый, кто мне попался на глаза.– Она перекинула волосы за спину и взглянула на его сапоги, которые он здорово извозил в конюшне. – Правда, надеюсь, вы соизволите снять сапоги перед тем, как войти в дом? Дена яростный поборник чистоты. – Подмигнув ему, она отвернулась и с важным видом удалилась, покачивая на ходу бедрами и поводя руками, в такт движения которых мотался хвост по ее спине.
В гараже он отыскал высокую стремянку, скинул сапоги прежде, чем подняться по ступеням крыльца черного хода, и протащил стремянку через кухню в вестибюль, где над блестящим мраморным полом на высоте пятнадцати футов висела люстра из хрусталя и бронзы.
Дена рвала и метала. Гости вот-вот придут, а несколько лампочек вдруг неожиданно погасли.
– Не знаю, что могло с ним случиться,– раздраженно говорила она; в уголках ее рта залегли тонкие морщинки.– Прислуга, которая убирала, должна была сказать мне об этом заранее.– Она посмотрела на Брига, и ноздри ее чуть дрогнули, в холодных глазах мелькнула брезгливость, когда она окинула взглядом его фигуру от дырявых носков до грязной рубашки из белой хлопчатки.
Бриг решил не обращать внимания на ее откровенно презрительный взгляд и невозмутимо установил стремянку под люстрой. Дена Бьюкенен сама вышла из небогатой семьи. Правда, в ее жилах не текла цыганская или индейская кровь, насколько ему было известно. Она была дочерью фермера и швеи, которые отправили ее учиться в коммерческий колледж. После окончания его она получила работу в контору Бьюкенена и много лет была личным секретарем Рекса. Когда его обожаемая первая жена отошла в мир иной, Дена оказалась под рукой, чтобы восстановить разбитую жизнь Рекса Бьюкенена… Не прошло и года после похорон Лукреции Бьюкенен, как они поженились, а спустя еще восемь месяцев родилась Кэссиди… Дена Бьюкенен, в девичестве Миллер, повидала множество драных носков за свою жизнь.
Бриг выкручивал и вкручивал лампочки, сознавая, что женщины наблюдают за ним. Дена – со сдержанным презрением, Энджи – с интересом, а притаившаяся на лестничной площадке второго этажа Кэссиди – с любопытством. Она избегала Брига последние два дня после их разговора возле конюшен, и теперь, вкручивая последнюю лампочку, он поднял голову, поймал ее удивленный взгляд и подмигнул ей.
Кэссиди занервничала и хотя выглядела испуганной, словно кролик, попавший ночью в луч света автомобильных фар, глаз не отвела и не отступила в тень. Она была отважной, он оценил это.
Бриг спустился вниз и сложил стремянку. Энджи, видимо, в пику мачехе, положила ладонь ему на руку.
– Спасибо, – сказала она с мягкой улыбкой. – Может, мы угостим вас чем-нибудь холодненьким? Коку? Или вы предпочитаете что-нибудь покрепче? Мой отец припрятал в холодильнике одну бутылку, которую привез…
– Мистер Маккензи еще работает…
Он скорее почувствовал, чем увидел, как напряглась Дена, но ее слова означали, что он должен знать свое место. Бриг послал Энджи улыбку.
– Думаю, мне лучше отказаться. Работа ждет,– растягивая слова, ответил он. Затем, уже оборачиваясь к Дене, добавил: – Может, зайду как-нибудь в другой раз…
Энджи подняла изящную бровь.
– Ловлю вас на слове,– сказала она, дотрагиваясь кончиком указательного пальца до его рубашки на груди. Даже через рубашку он почувствовал, как его кожа воспламенилась от легкого прикосновения ее плоти, такой близкой сейчас. Интересно, подумал он, заметила ли Кэссиди его волнение, потом решил, что ему это безразлично, и понес лестницу через черный ход. Он не мог не увидеть припаркованный возле гаража чистенький «корветт». Красная машина сверкала в лучах полуденного солнца, а два парня, Бобби Алонсо и Джед Бейкер, стояли, небрежно прислонившись к крылу автомобиля, со скрещенными ногами и сложенными на груди руками.
Бриг, не обращая на них ни малейшего внимания, обулся и понес обратно в гараж стремянку. Он услышал за спиной быстрые легкие шаги, это Энджи догоняла его. Она взяла его под руку, у него на плече с другой стороны покачивалась длинная стремянка.
– Еще раз спасибо,– сказала она.
– Подумаешь, проблема…
– О, это была не просто проблема, а настоящая катастрофа. Почти как паника из-за плохо начищенного столового серебра или из-за слегка, где-нибудь возле колес, испачканной машины.– Она театрально закатила глаза.– У Дены вечные катастрофы…
– Похоже, к вам прибыли гости.
Она презрительно скользнула взглядом по сияющей машине и двум парням, не сводящим с нее глаз.
– Какая радость! – произнесла она с сарказмом.
– Я думал, они ваши друзья.
Она вздохнула.
– Недоразвитые избалованные мальчики, – сказала она в тот момент, как Джед отошел от машины и махнул ей рукой. – А знаете? Они заключили между собой пари. – Ее хорошенькие губки презрительно поджались, и она не ответила на приветствие.
– На что?
– Да, это самое интересное.– Она склонила к нему головку и заглянула в его глаза.– Кому из них первому удастся переспать со мной.
– Они сами рассказали вам?!
– Бобби рассказал. Думаю, для того чтобы внушить мне отвращение к Джеду. Представляете? – Она улыбнулась, продемонстрировав ему ямочку на щеке.
Бриг безразлично хмыкнул.
– Так кто же из них будет первым?
– Никто,– надменно вскинув голову, ответила она.– Им, кажется, не приходит в голову, что, когда настанет время, выбирать буду я. И уж, конечно, не из этих двух сопляков, которые думают лишь о сексе, футболе и машинах. Знаете, они такие грубые, что называют женскую грудь фарами. Фары! – Она фыркнула от отвращения.– Мелюзга! – С неохотой она убрала свою руку, как бы невзначай задев кончиками пальцев тыльную сторону его руки.
– Пока,– бросила она, кокетливо помахав ладошкой.
Бриг смотрел, как она удаляется, и испытывал чувство облегчения от ее ухода. Но будучи настоящим мужчиной, не мог не оценить плавные колебания бедер, точеные икры ног, тонкую талию и, конечно, пышную, высокую грудь, которая так выразительно дрогнула, когда она обернулась, чтобы еще раз улыбнуться ему на прощанье. Надо же, фары?! Она определенно все время гнет свою линию. Он не понимал, какую игру она затеяла, вернее, почему она так настойчиво предлагает ему принять в ней участие, но предположил, что ей хочется подразнить его – богатая девочка привыкла к мужскому поклонению. Смотри, дескать, какая я, да не про тебя, ты рылом не вышел.
Кому это нужно? Может, его братцу, Чейзу? Он слишком падок до денег. И до женщин. До богатых женщин.
Впрочем, нет. Чейз просто дурак. Дурак с добрым сердцем, который лезет из кожи вон, чтобы, хоть как-то улучшить свою жизнь и обеспечить семью. Если бы не Чайз, Бригу одному пришлось бы заботиться о матери, а ему это пока не очень-то удавалось.
Энджи уже подошла к Джеду и Бобби. Бриг не слышал, о чем они говорят, да его это и не интересовало. Энджи хоть и болтала, что ее не интересуют «маленькие мальчики», прямо-таки рисовалась перед ними. Он видел, как она смеется и шепчется с Джедом, позволив ему коснуться своей талии в тот момент, когда она обернулась посмотреть, видит ли их Бриг.
Настроение у него было мрачное. С одной стороны, Энджи не была ему вовсе безразлична… Как и любому мужчине на его месте. Но, с другой стороны, он понимал, что с такими, как она, можно нарваться на массу неприятностей и что следует держаться от нее подальше. Она чертовски умело манипулировала людьми, на чувствах Джеда и Бобби она играла, как на скрипке.
Он повесил стремянку на крюки. До него донесся шум мощного двигателя и звонкий, как колокольчик, смех Энджи. Сквозь грязное стекло он увидел, как они отъезжали – Джед за рулем слева, Бобби справа и Энджи, зажатая между ними. Она весело смеялась, закинув одну руку на шею Бобби, а другой обнимая Джеда за плечи.
Бриг вышел из гаража и чуть не налетел на Уилли Вентуру; тот подсматривал за веселой компанией, укрывшись за зеленью деревьев, посаженных в ряд вместо изгороди между домом и гаражом.
– Энджи…– произнес Уилли, губы его беззвучно шевелились, взглядом он следил за машиной.
– Что с ней?
Уилли прямо подпрыгнул от испуга на месте и посмотрел на Брига с таким выражением, будто ожидал, что его побьют. С трудом сглотнув, он отвел глаза, избегая пристального взгляда Брига. Его трясло.
– Она… она уехала.
– А-а, с этими двумя слизняками, я знаю.
Глаза Уилли застыли на одной точке.
– Ты любишь Бобби?
– Да я толком не знаю его. И знать не хочу.
– Он плохой.
– С чего ты взял?– Бригу тема была неинтересна, но разговор он поддерживал, потому что считал само желание Уилли поговорить с ним большим достижением. Тот много никогда не говорил и обычно избегал Брига.
Уилли взглянул на удаляющуюся машину.
– Беда.
– То же самое ты сказал, когда я пришел сюда в первый раз.
Кивая головой, Уилли смотрел, как машина скрылась из виду. Он не двинулся с места, пока не улеглась пыль, поднятая толстыми шинами «корветта».
– Ты тоже беда,– сказал он и засопел.– Но другая.– Он взглянул на Брига, неожиданно смутился, потом нашел подходящий предлог, дабы закончить разговор. – Надо работать.
– Да, нам обоим, тебе и мне.
Кэссиди скучала. Ее лучшая подруга Элизабет Такер отдыхает, а она торчит в городе с матерью уже столько времени! Дена, объявив, что Кэссиди необходимо увезти подальше от дома и конюшен, взяла ее с собой в Портленд, где они полдня мотались на машине по городу, шныряли по антикварным магазинам в Селлвуде, заглядывали то в одну лавку, то в другую.
Позавтракали в ресторане отеля «Дэнверс», затем целый час тащились в потоке машин до дома.
Теперь, спустя несколько часов, у Кэссиди разболелась голова, она чувствовала себя разбитой и усталой. Ей захотелось забраться на широкую спину Реммингтона, оставить позади поля и помчаться по тропам от подножья холмов до Боттлнекского каньона, где река Клакамас образовывала заводь. А там скинуть с себя одежду и нырнуть в чистую прохладную глубину.
Она могла бы поехать и на другой лошади, но ведь это будет совсем не то. Солнце спускалось за вершины западных гор, длинные тени легли на дно долины. Возле конюшен подросшие жеребята носились среди кобыл, которые были заняты тем, что лениво отгоняли мух хвостами.
