Текст книги "Бремя страстей"
Автор книги: Лайза (Лиза) Джексон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 28 страниц)
–Подожди,– сказала она,– Что ты имел в виду, говоря, что не был верен? Объясни мне, пожалуйста.
– Да-да, ты права. – Признание давалось ему с трудом, и он закрыл глаза, не решаясь смотреть в лицо дочери. – Я обманывал Лукрецию. У меня были другие женщины. К одной из них я был действительно очень привязан, не так, как к Лукреции, ты понимаешь, но… Но она действительно была мне дорога…
– Ты имеешь в виду маму?– У Кэссиди сжалось сердце.
Его веки дрогнули, он беззвучно шевелил губами, будто творил молитву.
– Нет, – признался он и плотно сжал губы.
– Тогда кого же? – все же решилась задать вопрос Кэссиди.
– Не удивляйся, – прошептал Рекс, наконец поставив пустой стакан на стол.– Но женщина, которая была мне дорога, к которой я уходил, когда чувствовал себя одиноко и тоскливо, была Санни Маккензи.
Глава 14
Небо стало свинцово-серым – густые тучи закрыли солнце, влажная жара была невыносимой. Кэссиди гнала машину, как если бы от этого зависела ее жизнь, будто увеличивавшееся расстояние между ней и ее отцом могло помешать ей поверить в то, что она услышала.
В кабине джипа стояла страшная духота, и лицо Кэссиди покрылось потом. Признание Рекса вызвало в ее душе страшное смятение, сердце бешено колотилось.
Первые капли дождя застучали по ветровому стеклу. Она не позаботилась надеть «дворники» и теперь едва различала дорогу сквозь струящиеся по стеклу потоки воды.
Неужели у ее отца был роман с Санни? С матерью Чейза и Брига, женщиной, муж которой оставил ее, ставя под сомнение свое отцовство. Но это же только слухи. Досужие домыслы! То, что Рекс Бьюкенен спал с Санни, не означало, что он был отцом… О Боже!
В течение многих лет она старалась при любых обстоятельствах сохранять хладнокровие и рассудительность. Этого требовала ее профессия. Профессионализм и беспристрастность – вот качества настоящего репортера! И хотя жертвы преступлений, да порой и сами преступники вызывали в ней жалость и симпатию, она всякий раз старалась сохранять объективность. Лишь дома она могла поделиться с Чейзом своими сомнениями, выпустить из себя пар, но на службе не позволяла себе ничего подобного.
Однако теперь, когда дело коснулось ее семьи, Кэссиди не могла сдержать эмоций. Чувства ее были в полном разброде. Она лишилась дара речи после признания отца, что он имел связь с Санни, но когда она попыталась расспросить его поподробнее, он замолчал, как если бы сожалел о своем признании. Он сослался на необходимость подняться наверх и взглянуть на ее мать. Будто это его и впрямь заботило!
Может, это всего лишь пьяный бред? Уже много лет она сознавала, что для ее отца алкоголь стал способом бегства от реальности.
Мрачные мысли заползали в ее мозг как ядовитые змеи, отравляя существование.
Если Рекс имел длительную связь с Санни еще во время своего первого брака, разве не существовала возможность, что он мог оказаться отцом Чейза? Или Брига? Эти мысли леденили ей душу. Побелевшими от напряжения пальцами она сжимала руль, почти не видя перед собой дороги. Нет, не может быть! Если бы у ее отца возникло хоть малейшее подозрение, что Чейз является его сыном, он бы запретил ей встречаться с человеком, который мог оказаться ее кровным братом. Разве не так?!
Господи! Чейз – ее сводный брат! Чудовищно!
А может, Рекс и не знал этого. Может, он действительно верил, что отцом Чейза был Фрэнк Маккензи.
Она вдруг почувствовала, что еще немного – и ее вывернет наизнанку. Резко затормозив у обочины и распахнув настежь дверь, Кэссиди выпрыгнула на землю и побежала к канаве, где ее вырвало.
– Господи, прошу тебя, не допусти, чтобы это оказалось правдой,– прошептала она и обтерла рот тыльной стороной ладони.
Упав на колени, она только сейчас осознала, что полосы дождя стегают ее лицо, барабанят по плечам и шее.
Может, это все-таки не Чейз? Если Рекс и стал отцом одного из сыновей Санни, то скорее всего – Брига. Ведь Фрэнк Маккензи покинул Санни вскоре после его рождения. Разве не ходили слухи, что этот ребенок рожден от ее любовника?.. И разве Рекс не покровительствовал Бригу, наняв его на работу даже после того, как того выгнали отовсюду?
Ее снова вырвало. Нет! Господи, пожалуйста, пусть это будет не Бриг! Ну а если это все-таки Бриг, разве не должен Рекс узнать, что это его сын умирает в палате реанимации? И разве Санни не имеет права повидать его хотя бы перед смертью?
Кэссиди насковозь промокла, ее трясло одновременно и от холода и от нервного потрясения. Даже если ни Чейз, ни Бриг не были сыновьями Рекса, она никогда уже не станет такой как прежде. Неожиданно все поплыло у нее перед глазами, и она упала лицом в мокрую траву.
– Нет! Нет! Нет! – исступленно кричала она, содрогаясь от рыданий…
Слезы жгли ее глаза, но она попыталась взять себя в руки и медленно поднялась на ноги. Держись, внушала она себе. Это еще не конец света! Но в действительности она чувствовала что-то вроде этого.
Было холодно, очень холодно. Невозможно согреться. Санни дрожала. И все из-за сыновей. Ее сыновей. Их образы– мальчиков, юношей, взрослых мужчин– мелькали у нее перед глазами. Красивые. Мужественные. Подающие столько надежд.
Много воды утекло с тех пор, как она видела Брига в последний раз, Бадди – тот вообще ушел от нее совсем маленьким, а Чейз, когда же Чейз в последний раз заезжал к ней? Она всегда рассчитывала на Чейза больше других, в глубине души, однако, сознавая, что когда нибудь он повернется к ней спиной. Давным-давно она заглянула ему в душу… Что же делать? Сын вправе покинуть свою мать и взять себе жену.
Она потерла ладонями плечи, надеясь хоть немного согреться. Она знала, что была глупой женщиной, доверялась не тем людям. Даже тогда, когда заглядывала им в глаза и видела их истинную сущность.
Рекс Бьюкенен – ее ошибка. Она была молодой и горячей. Фрэнк Маккензи, ее муж, добрый порядочный человек, ничего не хотел, кроме обеда на столе, когда возвращался с работы, мира в семье и возможности спокойно смотреть телевизор. Он взирал на мир ясными голубыми глазами. Истинное зеркало души. Фрэнк не предъявлял к ней завышенных требований, никогда не подымал на нее руку, никогда не повышал голос, но у него была одна слабость, которую он месяцами сдерживал в себе. Когда он запивал, то превращался из легкого в общении человека в агрессивное человекообразное существо с дубиной в кулаке.
Тогда его тянуло на азартные игры. Он шел на петушиные или собачьи бои и тратил чуть ли не весь заработок на это кровавое зрелище. Только в такие дни они и ссорились. Фрэнк приходил домой после своих забав, попахивая табачным дымом, соломой и кровью, с блеском глаз, когда выигрывал, и с опущенными от разочарования уголками губ, когда проигрывал. В такие довольно, впрочем, редкие дни Фрэнк становился как бы воплощением дьявола, неистовым и злобным человеком, каким был и его отец.
Санни презирала слабость Фрэнка. Она верила в священность жизни всех существ, и бизнес, основанный на созерцании животных, обученных терзать и убивать друг друга, казался ей омерзительным. И единственный случай, когда она повысила голос на своего мужа, произошел после того, как он побывал на такого рода арене. Бои животных были не только бесчеловечными, но и противозаконными, и Санни не раз жаловалась в полицию. Каждый раз арены закрывали, но через несколько недель они возникали в новых местах, в лесных оврагах или старых коровниках.
Санни всегда верила в добро и справедливость. Хотя она и не была религиозной женщиной, таинство брака и свадебные клятвы были для нее священны и должны были строго соблюдаться. Она и не собиралась влюбляться в Рекса Бьюкенена, так же как и он в нее. Но это случилось. Неожиданно. Страстно. Грешно. Она родила ему сына. И эта страсть погубила ее брак.
Она всегда видела перст судьбы в том, что они встретили друг друга. Он никогда бы не узнал ее, если бы не случайность. Неизбежная случайность.
Рекс Бьюкенен к своему тридцатипятилетию получил в качестве шутки подарочный сертификат на право изучения его руки и предсказание его судьбы со стороны Санни Маккензи. Санни знала, что сертификат, написанный ею на обычной открытке цветными карандашами, может вызвать лишь усмешку Рекса Бьюкенена и что он, владелец лесопилки и самый богатый и могущественный человек в округе, никогда не станет показываться в маленьком фургоне, ржавевшем на берегу ручья. Но, поддавшись на уговоры нескольких шутников с лесопилки, которым она гадала по руке, посмеяться над их хозяином, Санни поместила сертификат в конверт и, заклеив его красным воском, отправила. Когда два месяца спустя Рекс тихо постучал к ней в дверь, она была несказанно удивлена его приходом.
Он подал ей свою большую крепкую руку, и она немедленно почувствовала его душу. Порой даже ей не всегда удавалось докопаться до души человека, но не так было с Рексом. Рука его была теплой, пожатие крепким, пальцы способны и на жестокость, и на нежность.
А когда она взглянула в его ясные голубые глаза, то сразу же ощутила его грусть, даже тоску и поняла, что жена холодна к нему.
– Вы несчастливый человек, – сказала она со свойственной ей прямотой.
– С чего вы взяли?
– Я знаю.
Он попытался высвободить свою руку, но она цепко держала ее. Этот человек вызвал в ней интерес.
– Да, вы несчастливы,– повторила она задумчиво.
– Конечно же, я счастлив,– возразил Рекс.
Она разжала свои пальцы.
– Вы любите жену и сына, но вы несчастливы.– Она увидела, как гневно сузились его глаза.– Вы уже давно, давно не были счастливы…
– Вы ничего обо мне не знаете!
– Я чувствую скорбь и подозрительность.
– Кто подстроил эту шутку? Рой? Нет, Гарольд. Держу пари, что это Гарольд, не так ли? – спросил он, а когда она не ответила, он схватил ее за плечи и хорошенько тряхнул.– Это Гарольд Кертен, точно? Идиот! Напыщенный мерзавец. Я завтра же уволю его…
– Он не имеет никакого отношения к тому, что я говорю. Я говорю то, что есть.
– Тогда вы сошли с ума.
– Вы же сами пришли ко мне,– невозмутимо заметила она, и его пальцы, сжимавшие ее плечи, ослабли.– Вы пришли сюда, потому что несчастливы. Потому что не способны заставить вашу жену полюбить вас.
Бьюкенен глубоко вздохнул, и кулаки его разжались.
– Вы ничего не знаете…
– Я знаю о вашей вине. О первой брачной ночи и… о пожаре… о сгоревшем платье.
– О Господи…– прошептал он, и гнев его сменился изумлением. – Но ни одна живая душа не знает…– Он с подозрительностью оглядел комнату, как бы опасаясь быть услышанным. – Значит, здесь была Лукреция,– сказал он.– Боже мой, она многое поведала вам…
– Я никогда не разговаривала с вашей женой.
– Но она обещала, заставила меня поклясться, чтобы я молчал!..– Казалось, он не слышал ее.
– Я вижу боль в ваших глазах, Рекс Бьюкенен.
– Ради всего святого, что же это такое? – Он отпрянул назад, споткнувшись о стул.
– Вы страшитесь будущего, но хотите знать, что вас ждет впереди.
Он был в смятении.
– Я… я не верю во все эти фокусы-покусы. Все это… белиберда! Каждую неделю я хожу к мессе,– выкрикнул он, причем в его голосе появились истерические нотки. Затем ударил себя кулаком в грудь. – Я верю в Бога!
– Знаю, что верите. По вашим глазам вижу, что вы верующий человек. То, что я делаю, не имеет никакого отношения ни к Богу, ни к сатане. Темных сил вы действительно боитесь, но Люцифера здесь нет. Я не ведьма.
– Надеюсь, что нет.
– Я даже не могу объяснить, что вижу,– сказала она, пожимая плечами. – Ну так что, желаете заглянуть в будущее?– Санни ободряюще улыбнулась этому сильному человеку, до удивления богобоязненному и терзавшемуся чувством вины. – Это могло бы облегчить вашу душу.
Она увидела, как лоб его покрывается потом, и ощутила его страх, самый настоящий страх.
– Даже если вы не верите, вам не помешает выслушать меня. В конце концов, это лишь шутка, верно? Довольно невинная.
Взгляды их пересеклись, и она почувствовала, что несмотря на колебания, Рекс Бьюкенен готов бросить вызов тем демонам, которые терзали его сердце. Он расправил плечи, видимо, взяв себя в руки,– сильный властный человек, знающий о своем влиянии.
– Ну что же. Почему бы нет? – усмехнулся он, уселся на стул и доверчиво протянул руку. Санни коснулась его запястья и сразу же ощутила беспокойную энергию, которая пульсировала у него в крови, подпитываемая сознанием вины и соблазном пересечь черту между добром и злом.
Все было отражено на его ладони. Она читала по ней с такой же четкостью, как если бы видела круги на воде.
– Ваша жена не любит вас, – просто сказала она, печалясь за него.
Он попытался отодвинуться, но не смог.
– Это ложь.
– Вы когда-то были ей дороги, но что-то случилось в ночь вашей свадьбы.– Санни увидела ясные образы – огонь и белую ткань, цветы и кровь, развороченную кровать и ванну в форме сердца, наполненную водой. И почувствовала его вину, темную, страшную пелену, окружавшую его прошлое,– образы были столь четкими, как если бы она находилась с ним в отеле в ту свадебную ночь. – Вы что-то совершили…
– Ист, ничего. Она… – с трудом выдавил он из себя.
– Вы думаете, она отвернулась от вас из-за того, что…– Она вздрогнула, увидев внутренним взором это жестокое, грубое совокупление, пьяного Рекса, юную перепуганную Лукрецию. Л потом, в последующие годы, холодную оболочку, в которую Лукреция облекла свое сердце. – О, вы пытались искупить свою вину, – прошептала Санни, желая хоть как-то смягчить его муку и уже сознавая, что никто не может это сделать.– Но она не позволила этого вам, она наслаждалась своей властью над вами…
– Все было совсем не так!
Санни не стала вступать в спор, не стала рассказывать ему, что разглядела глубокие шрамы на его сердце из-за того, что жена отвергла его. А за стальными мускулами, гордым взглядом и властным характером она увидела другого человека, мужчину с нежной, ранимой душой, стремящейся к любви и пониманию. Санни подняла глаза, и взгляды их встретились. Она почувствовала, как он задрожал, ощутила свое собственное сердцебиение.
– Она никогда не полюбит вас, но подарит вам другого ребенка…
В глазах его мелькнул испуг.
– Только одного?
– Только один родится от этой женщины, хотя появятся и другие.
– Нет!– Рекс вырвал у нес свою руку, вскочил с места и устремился к двери. – Я же люблю свою жену,– настаивал он, явно потрясенный.– Вы слышите меня, я люблю ее! Всегда буду любить.
Знаю, – печально ответила она. Все это… – Он резко взмахнул рукой. – ..Дурацкий розыгрыш! Ведь так, не правда ли? Гарольд и ребята из инвестиционного фонда, они рас подговорили на это? Признайтесь!
Она не стала возражать, а просто смотрела на пего, и глаза ее проникали в его душу и читали ее насквозь.
И моя жена меня любит. Любит ведь! Раз вы так считаете… Проклятье, я сам не знаю, что делаю здесь! – Он потянулся к ручке двери. – Это же просто шутка, правда? Дьявольская шутка. Ну посмеялись и хватит! – Он резко толкнул дверь и выскочил на улицу, оставив дверь раскрытой. Она раскачивалась на ветру и ударилась о красно-белый бок фургона.
Он вернется. Он заинтригован. С такой же неизбежностью, с какой вода стекает вниз по склону, Рекс Бьюкенен вернется. Санни знала это.
Рекс появился спустя месяц. Как и в прошлый раз, он не верил ее предсказаниям, но начал улыбаться. Посещения его становились все более частыми, и Санни не могла отказывать ему, чувствуя, что он нуждается в общении с нею. Он приходил лишь тогда, когда был уверен, что она одна. И хотя она сознавала, что погружается в опасные воды эмоций, и пыталась сопротивляться своему влечению к Рексу, она не могла остановить развитие предначертаний. В долгие ночные часы, лежа рядом с Фрэнком, тихо посапывающим рядом с ней, она мучилась без сна и тосковала, а мечты ее кружились вокруг Рекса Бьюкенена. В беспокойстве глядела она сквозь маленькое окошко фургона в ночную мглу и томилась желаниями, которых, оказывается, не могла сдерживать. Да это было и бесполезно.
Фрэнк был хорошим человеком, добросовестным работником, кротким как ягненок, пока не выпивал. Рекс Бьюкенен был совсем другой. Сильный человек, удачливый предприниматель. Он никогда не переставал обожать свою холодную жену. Им с Санни не суждено быть вместе; она замужем за человеком, который не верит в возможность развода, и он женат на женщине, которую идеализировал. Он не переставал надеяться, что придет день, когда Лукреция простит его, но Санни знала, что этому не суждено сбыться.
Вначале она отгоняла от себя недостойные мысли, боясь даже думать о своих постыдных влечениях. Но постепенно стала прислушиваться к шуму машин на дороге, чувствуя, как сильно бьется ее сердце при знакомом стуке в дверь.
Будучи не в состоянии объяснить своей тяги к Рексу, Санни перестала сопротивляться ей. В снах она постоянно видела лицо Рекса; отдаваясь Фрэнку, она воображала, что это Рекс прижимает ее тело к своему. Стыд мучил ее, но она ничего не могла поделать с собой. Она слепо верила в предначертания судьбы и считала, что ход событий, раз запущенный, изменить невозможно.
Поэтому, когда он впервые поцеловал ее в жалком, маленьком трейлере, она ответила на его поцелуй, а когда он нежно потянул ее на диванчик, она с готовностью подогнула колени. Их связь была неистовой, лишенной всякой нежности. Он как жадный зверь набрасывался на нее, тяжело дыша, судорожно сжимая в объятиях ее тело.
Она понимала, что совершает ошибку, понимала, что рискует всем, становясь любовницей самого богатого и влиятельного человека в округе, но пути к отступлению уже не существовало.
Его посещения стали регулярными, он пытался покупать ей подарки – золотое колье, бирюзовый браслет, шелковое платье, которые она не хотела принимать. Даже цветы, которые Рекс преподносил ей, приходилось убирать перед приходом Фрэнка с работы. Поэтому она носила его украшения, лишь когда Рекс был с ней; позволяла аромату цветов наполнять комнату только тогда, когда они оставались вдвоем, разрешала ему застегивать на ее спине пуговицы роскошного платья, когда этого никто не мог видеть, ибо, уходя от нее, все принесенное он уносил с собой.
Она знала, что Рекс не любит ее. Едва коснувшись его, она сразу чувствовала, что он хочет ее, что он изголодался по ней, что благодарен ей за ласки, которые она дарит ему, но что он не любит ее так, как свою обожаемую Лукрецию. Она понимала это и не хотела опускаться до уровня платной наложницы. Санни любила его, ей было хорошо с ним в постели, но она знала, что отпустит его, как только он пресытится ею.
И все же боль Санни от того, что после смерти Лукреции Рекс женился на Дене Миллер, казалось, не утихнет никогда. К тому времени она уже оказалась одинокой – Фрэнк ушел от нее. Но Рекс взял себе другую женщину. Никогда еще она не чувствовала себя столь оскорбленной…
И вот теперь, спустя тридцать с лишним лет, она сидела и тупо смотрела на стену своей комнаты в частной психиатрической клинике, куда Чейз счел необходимым поместить ее. Уютная и просторная, выдержанная в светлых веселых тонах, эта комната с книжными полками, широкой удобной кроватью, обеденным столом и цветным телевизором была намного комфортабельнее, чем старый ржавый фургон, одиноко стоящий на берегу реки Бродячей собаки на окраине Просперити. Но то был ее дом. А эта комната никогда им не станет…
Раскрытое настежь окно выходило в сад. Легкий ветерок доносил запах роз, проникая сквозь ажурные стальные решетки, которым пытались придать вид украшения, но которые были поставлены с совершенно конкретной целью.
Каждое утро в течение нескольких прошедших недель она выглядывала в окно и смотрела вдаль, за подстриженные газоны, за подвязанные родедендроны и дубовую рощицу на высокой сетчатый забор, предчувствуя беду. Наблюдая за солнцем, поднимавшимся из-за гребня гор с востока, она видела, как его первые лучи золотом горели на капельках утренней росы, и чувствовала, как холод, смертельный холод расползается по ее спине. Она созерцала в своем воображении картины пожара, который разрушил лесопилку, но образы пламени и смерти были искаженными, будто мерцающие волны жара и черный дым специально туманили ее разум.
Она опять задрожала, и ей захотелось бежать. Она не так уж сильно повредилась умом, как ей говорили; правда, ее видения стали более конкретными и жестокими, более частыми, но в спокойные минуты она сознавала, кто она и почему оказалась здесь.
Предательство Чейза разъедало ей душу подобно медленно действующему яду. Она всегда верила ему, во всем полагалась на него, а он!.. Санни становилась обузой для него по мере того, как он все больше вовлекался в бизнес Бьюкенена. Он стал реже навещать ее и порой отводил глаза, потому что заранее замышлял ее заточение в клинику. Чейз стал стесняться ее, видимо, ему было неприятно объяснять окружающим, что эта безумная женщина, живущая в ржавом фургоне, его мать. Рекс давно забыл ее. Бриг исчез. Чейз тяготился ею. И Санни решила, что пришло ее время покинуть эту землю.
Всякий раз, разглядывая шрамы на своих запястьях, белеющие на ее темной коже, она усмехалась. Санни носила эти шрамы как медали, полученные на войне, войне, которую ей суждено вести до своего смертного часа.
Но она не могла вести свои сражения отсюда. Надо найти способ выбраться из этого места! Санни давно мечтала о бегстве, но только прошлой ночью у нее возникло предчувствие. Бросив быстрый взгляд в окно, она хитро улыбнулась. Ничего, она еще поборется со всеми ими. Это лишь вопрос времени.
– Я полагаю, что тебя может заинтересовать это… – Гонсалес небрежно бросил на стол Т. Джона обуглившийся бумажник.
Т. Джон отставил в сторону чашку кофе и схватил кусок обгорелой кожи. Ему не нужно было спрашивать, кому мог принадлежать этот бумажник. Но он спросил:
– Джона Доу?
– Возможно. – Гонсалес выдавил из себя колкую улыбку, а затем подошел к окну и поглядел на автостоянку, где загорали на солнце легковые машины, грузовички и мотоциклы.
– И что из того? – Уилсон раскрыл остатки бумажника и стал просматривать обгоревшие банкноты – по большей части сотенные. Свыше пятнадцати тысяч долларов и то, что когда-то являлось водительским удостоверением, а теперь представляло собой обгоревший уголок документа. – Из какого же это штата? Из Аляски?
– Похоже на то.
Фотография сгорела, а некоторых цифр в регистрационной колонке недоставало, но их все же оставалось достаточно, чтобы в сотрудничестве с дорожной полицией восстановить полный номер, а вместе с ним, возможно, и личность человека, умирающего в Северозападной больнице.
– Свяжись с центральным полицейским управлением штата и узнай, не находили ли они какую-нибудь брошенную машину с аляскинскими номерами или же, на худой конец, любую брошенную машину. Этот тип мог и здесь взять машину напрокат или даже купить при той наличности, которая у него имелась. Поэтому обзвони все агентства по аренде автомобилей в штате и уточни, не просрочен ли срок аренды какого-либо из них.
Хорошо. Наконец-то им удалось осуществить прорыв. Почти все в городе, казалось, имели алиби на ночь пожара, особенно те, кто возглавлял список подозреваемых: Рекс Бьюкенен, Дена Бьюкенен, Фелисити и Деррик Бьюкенен, Санни Маккензи, Бобби Алонсо, даже родители Джеда Бейкера. Он уже проверял. Единственным лицом, которое не имело такого алиби, являлась Кэссиди Маккензи и двое пострадавших.
– Где, черт возьми, ты нашел эту штучку? Я думал, наши ребята уже кончили копаться там, на лесопилке, – спросил Т. Джон, продолжая разглядывать обгоревший бумажник.
Гонсалес поднял руки над головой и потянулся.
– А мы добыли его не там, а поблизости. Уилсон вскинул голову и бросил на Гонсалеса проницательный взгляд. Пульс его немного участился. Гонсалес брал над ним верх. Вот хитрюга! Впрочем, Уилсон любил этот дух соперничества.
– Где-нибудь недалеко отсюда?
– Ну, да. Нам повезло.
– Как так? – Т. Джон так резко откинулся на стуле, что тот протестующе заскрипел.
– Один из наших здешних парней перепил немного в баре у Берли. Кто-то, не сдержавшись, обозвал его идиотом, и он перешел в нападение, заехав обозвавшему кулаком в челюсть.
– Кто, кто же, черт возьми, этот «здешний парень»? – спросил Т. Джон, чувствуя, что его терпение истощается.
– Это-то и… интересно,– протянул Гонсалес.– Уилли Вентура. Бумажник неизвестного был найден в кармане Уилли. – Гонсалес широко улыбнулся, обнажив два ряда ослепительно белых зубов.– Да, сэр, похоже на то, что этому деревенскому идиоту придется дьявольски много объяснить нам, не так ли?
Кэссиди выключила монитор компьютера и потерла виски. После почти часовой езды под проливным дождем она приехала домой, приняла теплую ванну и выпила стакан вина, прежде чем отправиться в постель. О посещении больницы не могло быть и речи.
Но сон не приходил, она была охвачена беспокойством, а в голову лезли образы Брига, Чейза, отца, матери и Санни. Пытаясь отвлечься от мрачных мыслей, она поднялась с постели и перепечатала статью на настольном компьютере, а потом, поддавшись вдруг какому-то порыву, поехала в редакцию. Брезжил рассвет.
Войдя в зал, она зажгла верхний свет, включила кофеварку и стала перелистывать старые папки, набирая на дискету наиболее интересные сведения о пожаре, в огне которого много лет тому назад погибла ее сестра. Она не могла не заметить, что между пожаром на старой мельнице и недавним поджогом лесопилки Бьюкенена прослеживается какая-то связь. По словам полиции, воспламеняющие вещества были сходными; оба объекта принадлежали ее отцу. Поскольку Чейз так ничего и не сообщил ей, она решилась провести небольшое собственное расследование. У нее уже имелись подробные записи о первом пожаре – она собирала их вскоре после возвращения в Просперити, а теперь она станет вести заметки о каждом свидетельстве или предположении, которое касалось бы пожара на лесопилке. Потом она сличит данные и, возможно…
Ей показалось, что она услышала какие-то шаги, и резко повернулась к двери. Нет, никого! Спокойно, сказала она себе, но не могла отделаться от впечатления, что кто-то наблюдает за ней. Она еще раз оглянулась через плечо, стараясь убедить себя, что находится вне опасности.
Итак, что же ей известно о пожаре на лесопилке?
Чейз в тот день работал допоздна, впрочем, он частенько задерживался на работе до темноты. Деррик всегда поддразнивал ее мужа, что тот не уделяет достаточного внимания Кэссиди, что он походит на старика, который уже не способен любить женщин и поэтому отдает всего себя лишь работе.
Первоначально Кэссиди предполагала, что он находился там один. На лесопилке не было рабочих ночной смены, даже дежурного сторожа или дворовой собаки. Чейз часто говорил ей, что ему лучше всего работается поздно вечером, когда все, включая и его секретаря, уходят с работы, не звонят телефоны и никто не снует мимо дверей его кабинета и не отвлекает от дел. Но на сей раз он, видимо, лгал. Очевидно, кто-то находился с ним тогда. Бриг? Она написала имя и машинально поставила большой знак вопроса на чистой странице служебного блокнота, который всегда держала под рукой. Бриг?
Она внушила себе, что Чейз мог находиться па лесопилке только со своим братом и ни с кем больше. С какой стати? Нельзя быть столь эмоциональной и зацикленной на чем-то одном. Он мог встретиться с кем угодно. Но с кем же?..
Был ли пострадавший, Джон Доу, виновен в поджоге или же Чейз сам решил устроить на лесопилке пожар? И кем мог быть этот еще не опознанный человек? Одним из служащих, когда-то уволенных и затаивших злобу? Кем-то, кто ненавидел Чейза? Рекса? Деррика? Любого, кто имеет хоть какое-то отношение к семье Бьюкенен?
Постукивая острым концом карандаша по странице блокнота, она тщетно ломала голову над тем, что же произошло в ту ночь. А может, этот пожар – покушение на убийство? Есть ли у Чейза столь явные враги, желающие ему смерти?..
Неожиданно дверь зала с шумом распахнулась, и Кэссиди вздрогнула. По спине пробежали мурашки, и она чуть не свалилась со стула от страха, прежде чем с облегчением поняла, что наступило время утреннего прихода сотрудников редакции. Она невозмутимо помахала рукой фотографу, который вошел в зал вместе с вахтером.
– Продолжай работу как ни в чем не бывало, – пробормотала она себе под нос. – Не отвлекайся! – Она порылась в папках, нашла газетную вырезку о полицейском отчете и сняла с нее копию.
Когда она вернулась к своему столу, там ее уже поджидал Билл Ласло. Высокий, стройный, подтянутый, он пробегал по сорок миль в неделю, чем очень гордился.
– Ты избегаешь меня,– сразу же выдвинул он обвинение.
– Никоим образом. Просто много дел. Сам понимаешь!
– Ну, что ж, возможно и так, – согласился он, недоверчиво глядя на нее. Билл, в накрахмаленной белой сорочке, черных брюках с яркими широкими подтяжками и ярком же галстуке, так и излучал самодовольство.– Мне поручено писать о пожаре и его последствиях.
– Знаю. Видела твою колонку в последнем выпуске.
– Мне хотелось бы поговорить с тобой, – произнес он, сложив руки на груди и опираясь бедром о ее стол.
– Я ничего не знаю о пожаре, – отрезала Кэссиди.
Билл усмехнулся, обнажив ровные, но желтые, испорченные табаком зубы, хотя он и бросил курить несколько лет тому назад, когда у него начало ухудшаться здоровье.
– Это то же самое, что и «никаких комментариев»?..
– Действительно, ты, возможно, знаешь больше, чем я.
Он посмотрел на ее стол, на ее записи и все понял.
– Но ты же сейчас думала о пожаре?..
– Мой муж чуть не погиб там.
– Знаю. Ужасно! – Он почесал подбородок, продолжая беззастенчиво рассматривать ее записи, а она, проследив за его взглядом, поняла, что он заметил и знак вопроса и имя Брига. Не извиняясь, она спрятала служебный блокнот в папку. – Мне хотелось бы поговорить с Чейзом!
– Этого хочет любой репортер в нашем штате.
– А может, захватишь меня с собой в больницу сегодня после обеда?
– Нет! – Он бросил на нее недовольный разочарованный взгляд, который она проигнорировала.– Послушай, Билл, я понимаю, что тебе нужно делать свою работу; вероятно, я даже сознаю это лучше, чем большинство других, но Чейз еще в очень тяжелом состоянии. Ему разрешено видеться только с членами своей семьи.
– Ас полицейскими?
– Они не спрашивают нашего разрешения. Билл схватил карандаш с ее стола и стал вертеть его между пальцев.
– Кэссиди, если бы я хорошо не знал тебя, то подумал бы, что ты что-то скрываешь.
– Что же?
Усмешка его была жесткой.
– Пытаюсь понять.
– Не пытайся! Это пустая трата времени.
