Текст книги "Бремя страстей"
Автор книги: Лайза (Лиза) Джексон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 28 страниц)
Фелисити затрясло от гнева. Подскочив к кровати, она принялась с ожесточением трясти Энджелу за плечи. Затем размахнулась и отвесила дочери звонкую пощечину. Энджела охнула и, отпрянув, ударилась головой о спинку кровати.
– Стерва! – закричала девочка. – Проклятая стерва!
Еще одна оплеуха – от боли в руке Фелисити даже поморщилась. Энджела разразилась слезами. С нее моментально слетела вся спесь, а в глазах застыло выражение ужаса.
– Забываешься, Энджела,– процедила мать сквозь зубы.– Ты даже не понимаешь, на что посягнула! Я запрещаю тебе видеться с этим мальчишкой– и точка. А в сентябре ты отправишься в Портленд, в интернат святой Терезы. Там еще осталось несколько наставниц из монахинь, может, они научат тебя уму-разуму.
Фелисити – с гордо поднятой головой – вышла из комнаты. На душе у нее кошки скребли. Ни разу до сих пор не поднимала она руку на дочь, и теперь ее буквально мутило от сознания, что ей пришлось опуститься до такого.
Судья Колдуэлл обожал свою дочь, однако время от времени, как само собой разумеющееся, нещадно лупил щеткой для волос. Это продолжалось чуть ли не до тех самых пор, пока Фелисити не вышла замуж за Деррика.
Отцовская трепка возымела неожиданный эффект. Фелисити поклялась, что – в чем бы ни провинились ее собственные дети– она никогда не позволит себе рукоприкладства. Но порой жизнь заставляет принимать нас непростые решения, которые требуют поступаться убеждениями. Это был именно такой случай. Пусть только Энджела теперь попытается улизнуть с этим прыщавым недоноском Джереми Катлером – или как там его, – и она крепко пожалеет об этом.
Фелисити по себе знала, на что способна женщина ради мужчины. Ее унижали, втаптывали в грязь; она знала, что такое жить в постоянном страхе; ей довелось испытать такую боль, ревность и ненависть, что душа ее почернела. Но она выдержала, добилась своего. И ей ли не справиться с молокососом вроде пресловутого Джереми Катлера.
– Позвонишь?– произнес мягкий женский голос за спиной Деррика, когда он по ступенькам дешевого мотеля, фасадом выходившего на Уилламит-ривер спускался к машине. Он машинально оглянулся – она стояла в дверях, босая, вся ее одежда состояла из черного шелкового боди. На вид ей можно было дать не больше шестнадцати. Густые каштановые волосы, голубые глаза и обворожительная улыбка напомнили ему Энджи, его сестру. Звали ее Дон.
– Я подумаю.
– Ну, Деррик, ты же обещал позвонить.
– Я же заплатил, разве нет? – Он опустил боковое стекло – в кабине было нестерпимо душно.
– Я делаю это не ради денег,– обиженным тоном заявила она.
– Разумеется, – откликнулся он.
– Я делаю это, потому что люблю тебя. Идиотка! Ее мог услышать каждый, кого сейчас в этом вонючем клоповнике, именуемом «мотель», мучит бессонница. Час ночи, все окна настежь… Он раздраженно вставил ключ в замок зажигания и завел двигатель.
– Вот и славно. У тебя ведь остался еще порошочек, верно?
– Об этом не беспокойся. Только позвони. Деррик невольно задержал на ней взгляд, когда она небрежно откинула со лба прядь волос; одно плечо было приспущено, открывая для обозрения маленькую упругую грудь. Словом, выглядела Дон весьма пикантно.
– Хорошо, – пообещал он, прекрасно отдавая себе отчет, что Фелисити убьет его, если, только узнает, что муж путается с девкой, которая годится ему в дочери. Тем более, что эта шлюха так напоминает его сестру. Да, если эта девка настучит на него полиции, у него будут большие-большие неприятности. Но она не сделает этого. Она любит дорогие безделушки, любит красиво одеваться и не откажется же она от своего новенького хорошенького авто.
Ее мамаша, Лорна, состояла с дочерью в доле, и время от времени,. когда Дон не могла, даже замещала ее. Деррик не был инициатором этой порочной связи, однако и не возражал. Конечно, Лорна не столь молода и непосредственна, как дочь, зато она не давала ему скучать и никогда не лезла за словом в карман. Если случалось, что Деррик приезжал не в настроении, она, проявляя незаурядную фантазию и изобретательность, прибегала к немыслимым ухищрениям, чтобы расшевелить его; являлась перед ним в самых экзотических нарядах, вроде лифчиков с отверстиями для сосков, трусиков с прорезью на самом интимном месте и кожаных поясов с металлическими заклепками. Она дразнила его, щекоча перышком и возбуждая в нем дремавшую чувственность, и стегала сыромятной плетью, заставляя корчиться от боли.
Правда, Лорна не могла похвастаться нежной кожей и была склонна к полноте, бока заплыли жиром, а при виде грандиозной груди, которую украшала татуировка в виде калибри, возникали ассоциации с горной цепью. Этому триумфу плоти Деррик предпочитал юное ладное тело Дон с крепкими, как дольки ореха, ягодицами и сильными бедрами, которыми она стискивала его чресла и которые могла не разжимать часами. Его возбуждала маленькая аккуратная грудь, особенно когда Дон, обхватив ее ладонями, начинала словно в танце извиваться над ним, касаясь сосками его губ.
Однажды вечером Дон сказала, что не хочет тащиться в какой-то мотель, а предпочитает остаться дома. Деррика не слишком привлекала такая перспектива – квартирка довольно убогая, к тому же он думал, ей приятно, когда они останавливаются в хороших гостиницах, где можно заказать ужин в номер. Воздух в прокуренных комнатах был спертый; из кухни тянуло чем-то кислым и прогорклым. Но Дон казалась столь обольстительной – в платьице, какие можно увидеть на совсем маленьких девочках, с волосами, завязанными «хвостиками»,– что он не стал спорить. Она увлекла его за собой в спальню, и он, не раздумывая, швырнул ее на кровать. А затем, на самом интересном месте, вошла ее мать. Сначала она молча наблюдала за ними, потом подошла, склонилась над ним и, потрясая циклопическими грудями с набухшими валиками сосков, бесцеремонно предложила:
– Попробуй, лизни, милашка.
Он приник языком к ее прелестям и ощутил какой-то странный вкус во рту.
– Это настоящий кокаин, дорогуша, – не какой-нибудь сироп. Не стесняйся, тебе понравится.
И тогда он, точно изголодавшись, стал жадно лобзать ее грудь, пока Дон старалась изо всех сил, оседлав его сверху; кроме ленточек в волосах и на щиколотках на ней ничего не было.
– Еще, еще, мой мальчик! – это был даже не крик, а пронзительный визг.
Ему показалось, что у него вот-вот переломится позвоночник или он задохнется, придавленный телесами Лорны. Потом, едва не подавившись гигантским соском, он конвульсивно дернулся и ощутил, как извергается из него семя. Давно его так не заводили. Проклятый порошок действовал безотказно: все его чувства были обострены до предела, а рассудок, затуманенный виски, кокаином и обилием женской плоти, отказывался воспринимать происходящее.
Потом Лорна снова предложила ему понюхать. Деррик всегда старался держаться подальше от наркотиков, но теперь он уже пребывал в состоянии такого экстаза, что у него не возникло и мысли о том, чтобы отказаться. С тех пор ни одна встреча не обходилась без наркотиков, а секс втроем стал привычным делом – на просторной, под пологом, кровати Лорны.
Тем вечером все обстояло иначе. Дон согласилась поехать с ним, и он получил от нее все, чего желал – и даже больше. Однако он чувствовал безотчетное беспокойство, словно она что-то скрывала от него.
Ты болен, Бьюкенен. То, чем ты занимаешься,– это извращение. Ведь она всего лишь ребенок.
Проклиная себя, Деррик включил приемник – послушать новости или «кантри», чтобы хоть как-то отвлечь себя от угрызений совести. Но вместо этого крутили старый рок-н-ролл.
Деррик похолодел – звуки песни, давнишней песни Элвиса, перенесли его назад в прошлое, в ту далекую ночь, события которой он старался стереть из памяти. Love те tender, love mi true…
Ему было семь лет. Однажды ему приснился кошмар; он в страхе проснулся и позвал мать. Она не откликнулась. Шмыгая носом и стараясь унять слезы, он в кромешной темноте пробрался к ее спальне и постучал в дверь. Но никто не отзывался.
– Мама, мамочка! – заревел он и толкнул дверь; она оказалась незапертой. Кровать была заправлена, и хотя стояла глубокая ночь, матери нигде не было: ни в собственной спальне, ни в смежной с ней гардеробной, ни в ванной. Он уже собрался бежать в комнату отца, как вдруг услышал знакомую мелодию – это была ее любимая песня, песня Элвиса, – и он пошел на этот звук, который почему-то доносился не из гостиной, а откуда-то из конца коридора, где находилась дверь в гараж. По полу коричневой змейкой тянулся шнур удлинителя – раньше он никогда его здесь не видел.
Судорожно глотая слезы, Деррик, как зачарованный, брел на звуки музыки.
– Мама! – Холодея от ужаса, он шел, прижимаясь спиной к стене. Казалось, что-то зловещее таилось в протянутом по полу шнуре. Песня внезапно оборвалась, и в доме воцарилась тишина – только где-то мерно урчал мотор.
– Мама!
Элвис снова затянул ту же песню, и тут внимание Деррика привлекло отверстие в нижней части двери, что вела в гараж – маленькая дырочка, в которой исчезал шнур удлинителя.
– Мама! Папа! – позвал он, ощутив в пересохшем рту тошнотворный привкус; изо всех сил налег на дверь – в коридор клубами повалил сизый дым. У него бешено забилось сердце, дышать было совершенно нечем. Сквозь пелену выхлопных газов он разглядел на сервировочном столике их новенький магнитофон. С замиранием сердца он приблизился к матово сверкавшей свежей краской машине, которую отец подарил матери на день рождения, и увидел ее – на переднем сиденье, голова покоилась на рулевом колесе. Попробовал открыть дверцу, но она не поддавалась. Задыхаясь, он с плачем принялся колотить кулаками по стеклу.
Музыка играла так громко, что он едва слышал звук собственного голоса; дым забивался в легкие.
– Мама! Мама! Проснись! – кричал он.
Она не шелохнулась, от едкого дыма и животного страха у мальчика ручьем текли слезы. Деррик все еще барабанил кулачками по стеклу, когда дверь в гараж распахнулась; оглянувшись, он увидел отца – на мертвенно-бледном лице застыло недоуменное выражение, галстук сбился в сторону, волосы всклокочены.
– Что происходит? Деррик, что ты здесь делаешь… Лукреция?
В глазах Рекса застыл безотчетный ужас.
– Нет! Ради Бога! Только не это…
Он опрометью бросился к машине и рванул ручку, потом дрожащими руками стал возиться с ключами и, не найдя подходящего, схватил с полки молоток и начал бить им по стеклу – во все стороны полетели осколки.
– Лукреция! Любовь моя, что же ты наделала? Что я натворил?..
Просунув руку в окно, он поднял предохранитель, затем открыл дверь, выключил зажигание и вытащил из машины безжизненное тело жены. Подарок ко дню рождения стал для нее катафалком.
– Нет!– закричал Рекс, перекрывая заунывное пение Элвиса. Он вынес ее во двор и, бережно положив на траву, припал к полуоткрытому рту, надеясь вдохнуть в нее жизнь.– Звони в полицию!
Деррик как будто прирос к месту.
– Черт побери, Деррик, звони в полицию!
– Я… не… не знаю как… – у Деррика дрожали губы.– Папа, я не…
– Ради Бога, Деррик! Позвони дежурному, скажи, чтобы прислали «скорую» по адресу: дом Бьюкененов на Бьюкенен-лейн.
Деррик судорожно перевел дыхание.
– Я… я… Папа, мама умрет?
Лицо Рекса вдруг приняло отсутствующее выражение.
– Нет, если ты немедленно вызовешь «скорую». Действуй.
Не чувствуя под собой ног, Деррик кинулся в дом. Ему пришлось встать на стул, чтобы дотянуться до висевшего в кухне настенного телефона. Он набрал «ноль» и только тут почувствовал, что обмочился – по ноге стекала тоненькая струйка.
– Пожалуйста, вызовите «скорую помощь», чтобы они спасли мою маму,– захлебываясь от слез, пробормотал он, но женщина на другом конце провода не услышала ничего, кроме рыданий.– Она умирает! Она умирает!..
Даже теперь, спустя десятилетия, его неизменно охватывала смутная тревога, когда он вспоминал события той страшной ночи. Сколько бы Деррика ни уверяли, что он не виноват в том, что не смог назвать адреса – чего с него взять, он был всего лишь малым ребенком, – сам Деррик так и не простил себе того, что случилось. Не простил ему и отец. С того самого дня Деррик почувствовал, что в отце произошла перемена: сын перестал быть для него самым-самым. Он обратил заботы на дочь – точную копию матери.
Деррик подсознательно стремится вернуть расположение отца, привлечь его внимание, используя для этого любые поступки– и хорошие, и плохие. Плохие, похоже, оказывались куда более действенными, не говоря уже о том, что совершать их было гораздо легче. Хотя его по-прежнему готовили в преемники Рексу Бью-кенену, но прежней любви от отца он больше не видел. Не было того обожания, которым прежде окружали его Рекс и Лукреция. В ту самую ночь, когда Бог забрал у Деррика Бью-кенена мать, у него не стало и отца.
Глава 22
Освальд Свини подтвердил опасения Кэссиди. У Маршалла Болдуина не оказалось никакого прошлого. Не было у него ни детства, ни отрочества, не было первой любви – вообще ни черта не было. Не было ни родителей, ни благообразной бабушки или сестры, о которой все забыли, или школьного учителя, который бы его вспомнил.
– Представляете! – слышимость была превосходной, хотя Свини звонил с Аляски. – Этот парень как будто появился на свет сразу в возрасте девятнадцати лет или около того. Я проверил архивы в Калифорнии, и знаете что? В пятьдесят восьмом году в Глендейле родился некий Маршалл Болдуин, однако, копнув глубже, я выяснил, что спустя полгода он умер. Это называется «смерть в колыбели» – синдром внезапной смерти. Разговаривал с его матерью – она живет во Фресно.
У Кэссиди сжалось сердце. Новость не удивила ее – примерно то же самое она слышала и от Майкла Фостера, а это означало, что и Билл Ласло, у которого имелись свои источники, скоро будет располагать этой же информацией.
– И вы не смогли больше найти ни одного человека с таким же именем?
– Попадались, но я проверил: все отпадают– живые или мертвые. А вот ребенок из Глендейла – прослеживается нечто общее.
О Боже!
– Я бы не удивился, если бы оказалось, что Болдуин и Бриг Маккензи – одно и то же лицо.– Свини точно читал ее мысли.
– Вот как?..– Во рту у нее пересохло, и она с трудом шевелила языком.
– Впрочем, не может быть и речи о портретном сходстве, особенно принимая во внимание тот несчастный случай.
– Несчастный случай? – рефреном повторила она.
– Ну да. Который произошел с Болдуином. Что-то там заело в станке, кусок дерева отлетел и ударил ему в лицо. Пришлось делать операцию. Как бы там ни было, это еще не доказывает, что этот малый и Маккензи – одно и то же лицо. Хотите, чтобы я этим занялся?– с готовностью предложил Свини, точно гончая, которой не терпится пуститься по следу.
– Нет, благодарю вас. Вы и так сделали более чем достаточно. Не могли бы вы прислать мне счет?..
– Разумеется.
Она повесила трубку и, подняв голову, наткнулась на насмешливый взгляд Билла Ласло, который, прислонившись к перегородке, наблюдал за ней со своей обычной самоуверенной улыбкой.
– Плохие новости? – спросил он.
– Самая плохая новость – это ты, – парировала Селма, появляясь из-за перегородки. Она как могла оберегала Кэссиди от нападок репортера.
Не обращая на нее внимания, Ласло рассеянно взял со стола Кэссиди пресс-папье.
– У тебя такой вид, словно ты только что повстречалась с привидением.
– Что тебе надо, Билл? – устало спросила Кэссиди.
– Подтверждение!
– Чего?
– Что Маршалл Болдуин на самом деле являлся Бригом Маккензи…
– Я ничего об этом не знаю.
– …Что Маккензи устроил пожар номер один. – Ласло отогнул один палец, – и пожар номер два. – Он отогнул еще один палец.
– То, чем ты занимаешься сейчас – это создание новостей, а не их интерпретация.
– Ты не хуже меня знаешь, что он присутствовал на обоих пожарах. Не похоже на простое совпадение, ты не находишь?
– Я ничего не нахожу. У тебя нет фактов, Билл. Одни догадки. Насколько я знаю, «Тайме» не публикует домыслов.
– Но это же очевидно! Все думали, что Джон Доу и есть Бриг Маккензи, а потом появилась эта версия с Болдуином. По-моему, кто-то хочет сознательно напустить побольше туману. Главный вопрос – почему твой муж лжет.
– По какому праву ты утверждаешь, что…
– Передай ему, что я загляну.
– Он не будет разговаривать с тобой.
– Будет.
– Каким образом? Под пытками?
– Ну и жизнь! – буркнула Селма. – Идем, Кэссиди. Пора проветриться.
По тому, как Ласло поджал губы, было видно, что он крайне раздражен.
– Напрасно ты не доверяешь мне, Кэсс. Для меня совершенно очевидно, что ты можешь быть либо со мной заодно, либо против меня. Ты могла бы составить себе имя, вместо того чтобы просто служить источником информации…
Кэссиди выключила компьютер и взяла свой портфель и сумочку.
– Пару дней меня на работе не будет,– предупредила она Селму, когда они шли по коридору к выходу из здания.
Сейчас ее мысли были сосредоточены на одном: верно ли, что Бриг мертв, и почему Чейз продолжает лгать ей. Сколько раз она спрашивала его о Бриге! Сколько раз высказывала предположение, что пресловутый Джон Доу, возможно, и есть его брат. А он лгал ей. Потому что знал. Не мог не знать.
Пока она ехала домой, в голове у нее проносился целый рой мыслей. Если Бриг жил на Аляске под вымышленным именем, зачем ему понадобилось возвращаться в Просперити? Когда он вернулся? Давно ли Чейз знал правду о брате, которого зачем-то выдавал за покойника? Было ли возвращение Брига заранее спланировано обоими? Знала ли об этом Санни?..
Голова у нее гудела, когда она наконец загнала джип в гараж. Она не стала считать до десяти, чтобы взять себя в руки. Ей нужны были ответы на все эти вопросы – нужны немедленно. Она устала от лжи. Устала от бесконечных недомолвок.
– Чейз! – с порога позвала она его, войдя в дом через заднюю дверь. Кэссиди чувствовала удивительную пустоту во всем теле, и только кровь стучала в висках. Раскин, который мирно лежал под кухонным столом, завилял хвостом, завидев ее.
Чейз, прихрамывая, вышел в холл – в тренировочных брюках, голый по пояс, грудь блестит от пота, лицо раскраснелось, пряди влажных волос прилипли ко лбу. Видно, он только что занимался физическими упражнениями. Со времени злополучной стычки с Дерриком он каждый день доводил себя буквально до изнеможения, стремясь быстрее восстановить утраченную силу, и теперь стоял, бессильно привалившись к стене.
– Никакого Маршалла Болдуина не существовало в природе! – выпалила она и метнула в него яростный взгляд, словно желая пригвоздить к стене.
– Что ты несешь?
– Я проверяла, ведомство шерифа проверяло, проверяли Билл Ласло и Освальд Свини. – Кэссиди сделала два шага вперед. – До девятнадцати лет, когда Маршалл Болдуин объявился на нефтепроводе, про него ровным счетом ничего не известно. Ни на Аляске, ни в Калифорнии. Кстати, единственный Маршалл Болдуин, родившийся в Калифорнии в подходящее время, умер в младенческом возрасте, став жертвой синдрома внезапной детской смерти.
– Ас чего ты собственно взяла, что Болдуин родился в Калифорнии?
– Не смей лгать мне, Чейз!– Кэссиди готова была сорваться на крик.– Я все знаю. – Она ударила себя ладонью в грудь. – Знаю, что Джон Доу, Маршалл Болдуин – или как ты там его еще величаешь – словом, все эти люди и Бриг – одно лицо. Мне нужно только время, чтобы доказать это.
– Боже мой, Кэссиди, послушать тебя, так…
– Я знаю, черт побери! – Дрожа от злости, она схватила его за руку с такой силой, что ногти впились ему в кожу. – Я заслужила то, чтобы знать правду!
Чейз как-то вдруг обмяк, и зрачки его подернулись темно-синей, как лунная ночь, дымкой. Он обреченно вздохнул и закрыл глаза.
– Ну хорошо. Тебе так и не терпится все узнать. Бриг и Болдуин одно лицо.
Кэссиди показалось, что обрушился мир. Истина, которую так долго скрывали от нее, навалилась на нее внезапной тяжестью. Ошарашенная, она пошатнулась, но он успел поддержать ее.
– Ты знал! – Комок застрял в горле, и самые противоречивые чувства охватили ее.– Почему ты ничего не сказал мне? Как ты мог лгать мне столько времени!
Она забилась в его объятиях, стараясь вырваться.
– Почему, почему, Чейз?– кричала она, не в силах сдержать слез.
Она поклялась себе, что больше никогда не будет плакать о Бриге Маккензи, будет считать его давно умершим, однако надежда не переставала теплиться в ней…
– Он так хотел…
– Я не понимаю.
– Он считал, что если ты будешь верить, что он жив, то никогда не примиришься с собственной судьбой, не обретешь себя…
– Ты все время знал?..– едва слышно прошептала она, прижавшись щекой к его груди.
– Довольно давно...
– Еще до того, как мы с тобой поженились?
Он на секунду замешкался:
– Да.
– Боже правый!
– Я поклялся, что буду молчать.
– Чейз.– Она вскинула голову и почувствовала на своих соленых от слез губах его губы. Запах мужского пота ударил ей в ноздри, и горячая волна желания захлестнула ее. Невзирая на душевную боль,– а может, благодаря ей, – она всецело отдалась зародившемуся где-то внутри нее желанию.
Инстинктивно обхватив его шею руками и почувствовав, как настойчиво его язык ищет ее, она, уступая, раскрыла губы. Мысли, противоречивые и бессвязные, что он не тот человек, что, отдаваясь ему, она попустительствует его лжи, мгновение сдерживали ее, но она отмахнулась от них; сейчас не существовало ничего, кроме ощущения его сильных рук на спине, кроме будоражащего запаха его тела. Он поднял ее и понес в спальню.
Лежа рядом с ней и не прекращая осыпать ее поцелуями, он судорожно расстегивал пуговицы на ее блузке.
– Кэссиди,– твердил он, прижимаясь губами к ее коже.
Расстегнув блузку, он припал к ложбинке между грудей губами, влажными и горячими, словно ему передавалось биение ее сердца.
Поняв, что он расстегнул молнию на юбке, Кэссиди затаила дыхание и закрыла глаза. Как давно этого не было между ними. Ей хотелось одного – ласкать его, чувствовать его сильное, мускулистое тело, его бедра.
Он расстегнул на ней лифчик, и она ощутила на груди его горячее неровное дыхание. Под ласковыми прикосновениями его рук, губ, языка в ней расцветало и зрело желание, находившее трепетный отклик в каждой клеточке тела.
– Я совсем забыл, как ты красива, – шептал он, целуя ее; его ладони сжимали ее ягодицы, пальцы впивались в бедра. Затрепетав в сладостном предвкушении, она выгнулась под ним и смутно почувствовала, как он, стараясь щадить больную ногу, коленями раздвинул ей бедра. – Ты хочешь меня, Кэсс? – прошептал он.
– Да.
– Давно?
– Всегда, всю жизнь.
Из-под полуприкрытых век она заметила, как легкая тень пробежала по его лицу.
– Если бы только…– однако он не договорил. Резким движением он вошел в нее, жадно и решительно, словно таким образом надеялся сокрушить вставшее между ними прошлое с его болью и ложью. И ее лоно, как страстный любовник, приняло его нежными – жаркими и влажными – объятиями.
Кровь бешено стучала в висках; она прижималась к нему, впившись пальцами в плечи, изогнувшись всем телом и обхватив его бедра ногами. Знакомые очертания комнаты поплыли перед глазами и растаяли; казалось, они остались одни во всей вселенной.
Чейз. Бриг. Любовь. Лицо и образы перемешались в ее помутившемся сознании.
– О Боже, я не могу остановиться…– задыхаясь, прошептал Чейз. Тело его напряглось, и из груди вырвался стон.
Ее сотрясали конвульсии; мир взорвался на миллион мелких осколков.
С трудом переводя дыхание, Чейз рухнул на нее, и она с наслаждением приняла его тяжесть, обхватив руками его лоснящийся от пота торс.
– Я так скучала по тебе,– прошептала она; глаза ее увлажнились от слез.
– И я скучал по тебе. Если бы ты только знала, как скучал…– все еще тяжело дыша, произнес Чейз.
В его словах ей почудилась горькая обреченность, которую она не могла для себя объяснить.
– Не отпускай меня от себя.
– Никогда, милая,– произнес Чейз, зарывшись лицом в ее шелковистые волосы.– По крайней мере, пока я жив.
Санни взглянула на небо, которое начинало хмуриться. Облака затянули луну и звезды. Дул холодный пронизывающий ветер, и ее до костей пробирал озноб. Каждое утро он змеей проползал по ее телу, чтобы затем свернуться беспокойным клубочком.
Она устала быть узницей. Казалось, куда бы она ни пошла, всюду за ней следили пристальные взоры стражи. Хуже всего ей было в клинике. Потом Рекс настоял, чтобы она находилась неподалеку от него. У подножья холма стоял небольшой заброшенный домик, в котором она и остановилась. Здесь ее навещал Уилли. Здесь она чувствовала себя в относительной безопасности. Относительной – потому что ей были ведомы терзавшие Рекса сомнения и она знала, что однажды ему все же придется сообщать о ней властям.
Тогда она ушла в лес,. Она чувствовала, что ее мальчики нуждаются в ней. Перед ее мысленным взором снова вставали видения пожара и воды. Что-то опять должно случиться. Она еще раз посмотрела на небо в надежде увидеть луну, но ее не было видно за облаками. Кромешная тьма опустилась на лес.
Санни ничего не боялась. Она была терпелива. Она ждала знамения.
Кэссиди сладко потянулась и обнаружила, что Чейза рядом нет. Он уже поднялся, но теперь ее это не беспокоило. В течение всей ночи они пытались наверстать упущенное. Они занимались любовью и засыпали ненадолго, чтобы, проснувшись, снова заняться любовью. Все тело ее ныло от сладкой боли.
Она накинула его рубашку и босиком прошла на кухню, на ходу застегивая пуговицы. Кофе был уже сварен. Заглянув в окно, она увидела его – он стоял возле бассейна, задумчиво глядя на воду. И ждал ее.
Кэссиди не обманула его ожиданий. Как была, в одной рубашке, она выбежала во двор, всем телом ощутив приятную прохладу. Чейз взглянул в ее сторону – без тени улыбки. Она испугалась– неужели им так и не удалось уничтожить стоявшие между ними преграды?
– Кто рано встает, тому Бог подает,– шутливо промолвила она и с нежностью заглянула ему в глаза. У нее перехватило дыхание– в этот момент ей показалось, что перед ней Бриг.
– Что случилось?
–Нет… ничего… я… – Она корила себя за глупость. Слишком много переживаний сразу обрушилось на нее. – Идем, – с этими словами она расстегнула пуговицы, бросила рубашку на песок и шагнула в ледяную воду. Не успев как следует испугаться, она нырнула, коснулась руками дна и, выплыв на поверхность, сделала громкий выдох.
Чейза на берегу не было.
Неожиданно он положил руки ей на плечи, и она вздрогнула.
Его губы нашли ее, он сжал ее в объятиях, и Кэссиди почувствовала, как, несмотря на холод, в ней вскипает страсть.
Она закрыла глаза и, отринув всякие сомнения, вновь отдалась этому мужчине – своему мужу…
Позже они сидели на веранде, сжимая в ладонях чашки с дымящимся кофе. Солнечные лучи прорвали толщу облаков и заплясали на оконном стекле.
Кэссиди куталась в халат; рядом на полу лежал Раскин. Чейз растянулся в шезлонге, слегка приподняв больную ногу. На нем были потертые джинсы и та самая, местами еще мокрая, рубашка, которую она надевала утром.
Чейз сделал глоток кофе и произнес:
– Ждешь, что я расскажу тебе о Бриге?
– Думаю, я имею право знать…
Он устремил на нее пристальный взгляд, затем посмотрел куда-то далеко-далеко, за линию горизонта.
Что ж, это справедливо.– Он секунду колебался, рассеянно почесал затылок и наконец начал свой рассказ: – Бриг дал о себе знать спустя четыре, а, может, пять лет после своего исчезновения. Нашел меня в Сиэтле. Сообщил, что живет в Анкоридже, несколько лет работал на насосной станции нефтепровода, потом на лесопилке. Сказал, что хочет со временем завести собственное дело. Он хотел, чтобы все в этом паршивом городишке думали, что он пропал без вести, умер – что угодно. Он не хотел возвращаться обратно.
– Это было до или после того, как мы с тобой снова встретились?
– До. Потом я долгое время не имел о нем никаких известий. А когда мы уже встречались с тобой, он попросил сказать тебе, что он… умер.
– Так и сказал?– Кэссиди вдруг почувствовала саднящую боль в сердце.
– Он считал, что так будет лучше.
В голове у нее царил хаос. Чейз лгал ей с самого начала. Лгал всем.
– И ему было совершенно безразлично, что мы… встречались?
В его глазах появилось что-то жестокое. Возможно.
Что-то здесь не клеилось. Она чувствовала это кожей. Журналистская интуиция подсказывала ей, что он переиначивает правду на свой лад. В который уже раз. У нее дрогнула рука, и горячий кофе обжег ей ладонь.
– Он сказал, что не поджигал мельницу.
– Знаю.
– Но ты не знаешь, что произошло на самом деле.
– А ты? – затаив дыхание, прошептала она. Сердце у Кэссиди готово было выскочить из груди: кто же такой этот человек, который знал так много и молчал – человек, который был ее мужем, с которым она только что занималась любовью? Сколько тайн хранил он все эти годы!
– Бриг тогда явился на мельницу, чтобы окончательно выяснить отношения с Джедом Бейкером. До этого они подрались с ним возле нашего дома, но Бриг был убежден, что Джед замышляет что-то еще. Но он опоздал. Когда он появился там, мельница уже полыхала вовсю. Он увидел там Уилли и бросился за ним в огонь, а потом попытался спасти Джеда,– глаза Чейза померкли, он говорил чуть ли не шепотом. – Но ему не удалось – между ними выросла стена пламени.
– А Энджи?
Чейз вперился в какую-то неведомую точку вдали, которой она не могла различить.
– Бриг уверял меня, что даже и не подозревал, что она там… с Джедом.
– Боже,– Кэссиди вдруг пробрал озноб, точно она еще раз вступила в ледяную воду бассейна. Она вспомнила тот пожар, плотную стену пламени, взметнувшегося до самого неба, жуткий запах гари и страх – ослепляющий, парализующий волю…
Чейз снова обратился к ней:
– Он рассказал мне, что это ты помогла ему бежать. Он взял твоего коня.– Кэссиди молча кивнула.– И ты дала ему медальон со святым Христофором.– В глазах Чейза снова появилось что-то жесткое, и ей стало не по себе. – Он был на нем той ночью, когда он вернулся.– Слезы навернулись на глаза, и Кэссиди стиснула зубы, чтобы не разрыдаться.
– Зачем же он вернулся?
Чейз отвел глаза в сторону, поднялся с шезлонга и присел на краешек кофейного столика.
– Сказал, что пришло время. Что вернулся, чтобы узнать, кто все же устроил пожар. Что теперь, когда у него есть деньги и его, как он полагает, невозможно узнать, самое время найти ответы на кое-какие вопросы. Он просил меня помочь ему. Продажа лесоматериалов и тому подобное – это для отвода глаз.
Но неужели его так трудно было узнать? Да, он сильно изменился. Нос деформирован, а к тому же он попал в какую-то аварию, когда работал на лесопилке. Пришлось делать пластическую операцию.
– А ты сам-то узнал его?
Чейз тяжело вздохнул, поднялся и привлек ее к себе.
