Текст книги "Сорок монет "

Автор книги: Курбандурды Курбансахатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 30 страниц)

– Ну, ладно! Хватит! – неожиданно для самого себя повысил голос Тойли Мерген и хлопнул кулаком по столу. – Тоже мне, пророк в пустыне. Ты ещё сопляк! Чем меня поучать, лучше о себе подумай… – Злой, забыв о чае, он решительно поднялся. – Да, да, о себе подумай! – повторил он уже на пороге и хлопнул дверью.

Едва Тойли Мерген выехал из города, направляясь домой, как ему навстречу промчался Кособокий Гайли. В своём забитом до отказа «Москвиче» он катил на базар, и на его лице делового человека, погружённого в сложные коммерческие расчёты, вовсе ничего не отразилось при виде зятя. Он лишь равнодушно скользнул взглядом по машине Тойли Мергена и сразу исчез.

VII

В этот самый момент Мухаммед Карлыев входил в свой кабинет; И хотя он пришёл сегодня намного раньше положенного часа, в приёмной его уже ждали несколько человек.

Приняв двоих посетителей, Карлыев посмотрел на часы. Как раз начинался рабочий день. Пора было звонить Ханову относительно Тойли Мергена. Если сейчас этого не сделать, потом председателя исполкома уже не застанешь, и дело опять застопорится.

– Можно? – внезапно услышал Карлыев, так и не успев дотянуться до телефона.

В дверях стоял немолодой рыхлый человек с сильно выпирающим животом, похожим на надутый бурдюк.

– Заходите, папаша.

Посетитель неторопливо подошёл к столу и, не дожидаясь предложения сесть, расположился напротив секретаря райкома с такой непринуждённостью, будто находился у себя дома. Невозмутимо разглядывая Карлыева, он плавным движением достал из кармана брюк носовой платок и принялся тщательно вытирать сначала гладко выбритую голову, а потом и толстую шею.

– Чем могу служить? – пряча нетерпение, осведомился Карлыев.

Посетитель начал издалека.

– Ваш покойный отец хорошо знал меня. Но вам моя личность, наверно, неизвестна.

– Не беда, папаша, если у вас ко мне дело, говорите прямо.

– Зовут меня Тархан Гайип. Хоть я ещё и не утратил бодрости, но меня уже довольно давно проводили на заслуженный отдых. Конечно, и в положении пенсионера есть своя услада – можно, ни о чём не думая, лежать себе где-нибудь в тени и поглаживать живот. Но как быть, если у человека, кроме бодрости, сохранилась ещё и совесть. А вот она-то и не даёт мне покоя…

– Говорите, говорите, я вас слушаю.

– Так вот, браток, – переходя на доверительный тон, продолжал Тархан Гайип. – У вас тут должен быть один парень из дальних родственников Тойли Мергена. Бекмурадом зовут. Такой высокий, белолицый.

– А… Есть такой. Не знаю, чей он родственник, а такой парень у нас действительно есть.

– Какая у него должность?

– Он инструктором работает.

– Вот, вот!.. Точно пока не знаю, то ли это правда, то ли ложь, но вчера вечером, когда я возвращался с рыбалки, коснулась моего слуха одна новость. Вот я и зашёл проверить, верна ли она, а если окажется верна и если меня захотят выслушать, то и на совет не поскуплюсь.

– Что ж, если у вас дельный совет, будем вам только признательны.

– Говорят, вы хотите повысить этого парня, сделать его заведующим отделом, – придав таинственность голосу, продолжал посетитель. – Так ли это?.. От меня можете не скрывать – я ведь из тех, кто проливал кровь за эту землю. Даже если секрет…

– Никакого секрета тут нет, – улыбнулся Карлыев. – А вы что, думаете, он не справится, если его повысят?

– Нет, почему же, справится! Только ведь он из бурказов.

– Откуда? – не понял Карлыев.

– Из бурказов, – многозначительно пояснил Тархан Гайип. – У нас тут, на Мургабе, десятки племён. Так вот он – из бурказов… Ты-то сам из каких будешь?

Секретарь райкома недоумённо пожал плечами.

– Скрываешь, значит, – понимающе кивнул Тархан Гайип, приподняв и тут же опустив набрякшие веки.

– Честное слово, не знаю.

– Ну, если ты не знаешь, я скажу. Ты из багши. Ты самый чистокровный багши.

– А какая разница – бурказ или багши?

У Тархана Гайипа от хохота заколыхался живот.

– Хоть пост у тебя и высокий, а ты ещё совсем мальчишка, – покровительственно произнёс он. – Совсем мальчишка!

– Ничего не понимаю! – уже не без досады воскликнул Карлыев, жалея уходящее попусту драгоценное время.

– Слушай, если не понимаешь. Свои – всегда и всюду свои. Кому же ещё доверишься? Если хочешь спать спокойно – отбирай работников из багши. Что ни поручишь – не подведут! И в случае чего твой просчёт возьмут на себя. А если кто на тебя копьём нацелится – не хуже щита прикроют. Словом, не пожалеешь.

– Мы, папаша, на эту должность не соплеменника ищем. Нам работник нужен. Человек нужен…

– Это всё ерунда! – отмахнулся Тархан Гайип и, облизав толстые губы, добавил уже совсем другим тоном: – Между прочим, у этого парня дед был басмачом и…

– Ну-ка, погодите минутку, – сказал Карлыев и нажал кнопку.

Вошла секретарша.

– Не знаете, Бекмурад на месте? – обратился к ней секретарь райкома.

– Он в колхоз собирался, но, кажется, ещё здесь.

– Пусть зайдёт ко мне. – И, когда девушка вышла, пояснил: – Не будем обсуждать человека за глаза.

Вероятно, Тархан Гайип вовсе не ожидал такого поворота событий. Он снова принялся тщательно вытирать лоб и шею. Потом бросил взгляд на дверь и, уродливо выпятив губы, промямлил:

– Я, пожалуй, посижу пока в приёмной.

– Зачем же? – остановил его Карлыев. – Бекмурад не из тех, кто заставляет себя ждать. Сейчас явится, вот увидите!

– Ай, хоть бы и так! – сказал Тархан Гайип, продвигаясь к двери. – Там ведь ещё люди хотят к вам попасть…

– Как знаете.

Карлыев быстро отпустил ещё одного посетителя, а тем временем явился и Бекмурад.

– Заходи, садись, – указал ему на стул Карлыев и вызвал секретаршу. – Пригласите того человека.

– Какого? – не поняла девушка, так как за ото время в приёмной побывало немало народу.

– Только что был у меня – такой полный, солидный…

– А!.. Сейчас посмотрю.

Через минуту она вернулась растерянная.

– Папаха здесь, а его самого нет…

– Раз тельпек на вешалке, значит, и сам он где-то тут. Ну-ка, посмотрите его в коридоре. Может, пошёл покурить.

Карлыев успел потолковать с Бекмурадом относительно предстоящей тому поездки, когда снова появилась запыхавшаяся девушка.

– Его и в коридоре нет, товарищ Карлыев, и вообще нигде не видно. Наверно, он ушёл.

– Нет, он не ушёл, – со вздохом произнёс Карлыев. – Он сбежал!

– А что, у него было ко мне спешное дело? – поинтересовался парень.

– Было! – печально улыбнулся секретарь райкома. – Но, наверно, нашлось ещё более неотложное, если он даже позабыл свой тельпек.

Отпустив Бекмурада, Карлыев сумел, наконец, позвонить председателю райисполкома.

– Здравствуйте, товарищ Ханов! – обрадовался секретарь райкома, что застал его. – Вы уже ознакомились с материалами предстоящего бюро?

– Вообще-то я их получил. Как только немного освобожусь, постараюсь прочесть.

– У меня к вам просьба. Вы бы не могли сейчас, не откладывая, пробежать глазами бумагу относительно Тойли Мергена?

– Считайте, что уже прочёл, – после незначительной паузы сообщил Ханов.

– Если так, то, может, мы не будем выносить этот вопрос на бюро, а решим его опросным порядком?

Ханов промолчал.

– Понимаете, какое дело, – настаивал Карлыев. – До бюро целых три дня, а в страду, как вы знаете, это срок немалый. Если Тойли Мерген сразу приступит к работе, он за эти дни горы свернёт.

– Это, может быть, и верно, только… – выдержал паузу Ханов. – Только я в принципе против такого решения вопроса о Тойли Мергене.

– Ну что ж, тогда остаётся вынести это дело на бюро.

– А я и против вынесения на бюро.

– Вы хотите невозможного, товарищ Ханов. Наш долг рассмотреть вопрос, раз он поставлен перед нами. Желаем мы или нет, а сделать это придётся.

– Тут уж вы сами смотрите. Только я своё мнение высказал.

Когда три дня спустя на заседании бюро райкома было упомянуто имя Тойли Мергена, Ханов, не отрывая глаз от лежащих перед ним бумаг, поинтересовался:

– А где же он сам?

– Тойли-ага у себя дома, – пояснила Шасолтан Назарова, сидевшая в сторонке у открытого окна.

– Почему не здесь? – удостоил её хмурым взглядом председатель райисполкома.

– Неужели не ясно, товарищ Ханов! – слегка дрожащим от волнения голосом начала Шасолтан. – Разве вы не читали нашего письма?

– Что читал, что не читал – всё равно ничего не понял. А так он сам объяснил бы.

– Тем более Тойли Мергену незачем было приезжать. Ведь он нас не просил поставить его бригадиром. Он вообще об этом пока ничего не знает. Просим мы. Просят коммунисты колхоза. И я приехала сюда в качестве их представителя. От вас, членов бюро, зависит – удовлетворить или не удовлетворить нашу просьбу.

Ханов знал, что Шасолтан Назарова – умница, но не предполагал, что она проявит такую твёрдость.

– Нет, всё ещё непонятно! – гнул он своё, самим тоном показывая сильное недовольство. – Если он не просит, зачем нам решать? А вдруг он возьмёт да откажется? Вдруг не захочет стать бригадиром?

– Он согласен, – опередив Шасолтан, чётко произнёс Карлыев.

– Согласен? – крайне удивился Ханов. – Тогда я и вовсе отказываюсь понимать. Сначала нам говорят, что он ничего обо всём этом не знает, а потом выясняется…

– Я разговаривал с ним, – вставил Карлыев. – Ещё четыре дня назад…

Эта реплика неожиданно воодушевила Ханова.

– Очень странно получается, – как бы уличая секретаря райкома в подтасовке фактов, продолжал Ханов. – Если не ошибаюсь, четыре дня назад вы, после приезда из Ашхабада, появились в райкоме на полчаса и сразу уехали на весь день по сёлам. Где же это вы разговаривали с Тойли Мергеном?

– У себя дома, – весело объявил Карлыев. – Он был у меня в гостях.

– Простите, – деланно засмеялся Ханов, – но с каких это пор вы стали решать партийные дела у себя на дому?

Тут вмешался второй секретарь райкома Сергеев. Старый коммунист, он много лет проработал в этих краях и свободно, хотя и с лёгким акцентом, говорил по-туркменски, Удивлённый упрямством председателя райисполкома, Сергеев спокойно заметил:

– Но ведь никаких решений ещё никто не принимал. Решать будем мы сейчас, здесь. А поговорить с человеком по душам относительно его желаний и намерений можно, по-моему, где угодно.

Но не так-то легко было переспорить Ханова.

– Анатолий Иванович, поймите простую вещь, – пустил в ход он последний свой довод. – Как-то не к лицу секретарю райкома приглашать к себе коммунистов для разговора по душам.

– Отчего же? – с улыбкой спросил Сергеев, снимая очки. – Разве секретарь райкома не такой же человек, как другие?

– Я бы мог доказать вам, Анатолии Иванович, свою правоту, только здесь не место для таких, споров.

– Почему же не место? – теперь Сергеев говорил уже без улыбки. – Лично я считаю бюро райкома самым подходящим местом, для деловых принципиальных споров.

Полемика явно исчерпала себя, и Ханов, почувствовав это, машинально опустился на стул. Но тут же вскочил, словно его подтолкнули в затылок, когда услышал слова Карлыева:

– Итак, товарищи, есть предложение удовлетворить просьбу коммунистов колхоза «Хлопкороб» в отношении Тойли Мергена, и есть противоположное мнение. Прошу присутствующих высказаться.

Понимая, что его не поддержат, Ханов нервничал. Глядя на то, как председатель райисполкома то встаёт, то садится, и поминутно всех перебивает, Шасолтан с тоской вспомнила своего заведующего овцефермой Аймурадова. Третий секретарь Сахатли Сарыев, недавно перешедший на партийную работу из комсомола, даже побледнел от возмущения и теперь с надеждой ждал от Карлыева достойной отповеди упрямцу. Он был уверен, что на этот раз секретарь райкома, наконец, возмутится и скажет Ханову со всей прямотой: «Кто дал вам право так себя вести? Ну-ка, сядьте!» Но он лишь кивнул и предоставил тому слово.

Ханов, перед которым открылись новые возможности, заговорил, высоко подняв голову:

– Товарищ Карлыев! Я не понимаю ваших действий. Человека только вчера сняли, а сегодня вы снова ставите его на ответственный участок. Всё это смахивает на детскую игру…

«Ну, уж теперь-то чаша терпения нашего секретаря, кажется, переполнилась!» – предположил Сарыев.

Но секретарь райкома остался невозмутим.

– Да, да, на детскую игру! – всё больше распалялся Ханов. – Может быть, оставляя Тойли Мергена в колхозе, вы как раз и хотите столкнуть его с людьми? Тогда так и скажите! Потому что иначе и не может получиться. Судите сами: снятый Тойли Мерген, конечно, затаил обиду. Став бригадиром, он первые делом начнёт мстить своим врагам…

– Каким врагам? – строго спросил Сергеев.

– Я хотел сказать – тем, кто его критиковал.

– Тогда так и говорите!

– Ай, вы же, Анатолий Иванович, всё понимаете, – снисходительно посмотрел в его сторону председатель райисполкома и уже хотел было продолжать, но в этот момент Карлыев остановил поток его красноречия простым вопросом:

– Стало быть, вы против?

Ханов вытер взмокший лоб платком.

– Я не просто против, я – против всем своим существом, всеми своими убеждениями! – заявил он и сел, гордо оглядев присутствующих, как человек, исполнивший свой долг.

– Мнение товарища Ханова мы уже достаточно хорошо знаем, – скрывая усмешку, обратился к членам бюро Карлыев. – Пусть теперь выскажутся и другие.

Но никто не попросил слова. Видимо, все считали дальнейшие прения излишними.

– Пожалуйста, товарищи! – призвал секретарь райкома и напомнил, что время уходит понапрасну. – У нас ещё впереди много вопросов.

Начальник сельхозуправления Сапалыев пошевелился на своём месте и сказал, словно подумал вслух:

– Чего же тут ещё говорить? Разве что для протокола…

– Нет, ради протокола не стоит, – подхватил Карлыев. – Если уж говорить, то только для пользы дела. Прошу…

Но тут снова поднялся Ханов и, уже не спросив разрешения, счёл нужным высказаться дополнительно:

– Вот вы упомянули о пользе дела, – начал он. – Мне хочется заверить присутствующих товарищей, что, как бы взволнованно я ни выступал здесь, у меня нет никакой личной вражды к человеку по имени Тойли Мерген. Я отстаивал только интересы дела…

Когда Ханов, наконец, сел и закурил, Карлыев вопросительно посмотрел на начальника сельхозуправления. Сапалыев недаром слыл человеком неразговорчивым – он и на этот раз ограничился лишь лаконичной репликой:

– Я рад, что Тойли Мерген согласился на бригадирство. Такого бригадира поискать!..

– Кто ещё хочет выступить? – оглядел присутствующих Карлыев.

– Может, поставим на голосование? – предложил Сергеев.

– Да, ничего другого не остаётся, – согласился первый секретарь, – хотя мне, признаться, поначалу казалось, что никакой нужды в этом не будет. Итак, кто за предоставление Тойли Мергену должности бригадира?

Даже не взглянув на единодушно поднятые руки, Ханов проворчал:

– Потом пожалеете, да поздно будет!

Но эту реплику Карлыев оставил без внимания.

– Вот так, товарищ, Назарова, – посмотрел он в её сторону. – Остальное теперь решайте у себя на правлении.

– Спасибо! – сказала Шасолтан и прошла к двери такой лёгкой походкой, будто сбросила с себя непосильный груз.

Заседание бюро райкома окончилось во второй половине дня. Все разошлись по своим делам. Только Ханов продолжал молча сидеть на своём месте. Карлыев понял, что это неспроста.

– Ну, о чём задумались? – слегка прищурившись, спросил он.

– Нет у меня сейчас других мыслей, кроме как о Тойли Мергене.

– На мой взгляд, дело уже решено.

– Это на ваш взгляд! А на мой – оно ещё только начинается. Ещё предстоит проверить наследие, оставшееся после Тойли Мергена. – Он побарабанил пальцами по столу, и многозначительно добавил: – Придётся произвести в «Хлопкоробе» финансовую ревизию и притом самую тщательную…

– Если нужна проверка, то почему вы не сказали об этом на бюро?

– Ай, скажем ещё в своё время.

– Что, поступили какие-нибудь жалобы или нарекания по части финансовой дисциплины в «Хлопкоробе»?

– Нет.

– Всё-таки вы странный человек, Ханов, очень странный! Помните, я на днях спросил у вас, читали ли вы Махтумкули?

– Помнить-то помню, только… Только, какое отношение Махтумкули имеет к делу Тойли Мергена?

– А то отношение, что Махтумкули всю жизнь болел душой за человека…

– Ну это уж вы слишком! – сказал Ханов и резко поднялся с места. – За кого бы ни болел душой Махтумкули, он, наверняка, не имел в виду таких, как ваш Тойли Мерген.

Впервые за весь этот день у Карлыева появилась в лице не свойственная ему жёсткость.

– Не забывайте, что Тойли Мерген коммунист! И что он состоит в одной партии с вами, – чётко и раздельно произнёс он.

Ханов не мог не почувствовать, что на этот раз секретарь райкома по-настоящему разозлился. Но это лишь воодушевило его.

– Да, я знаю, что партбилет у него пока в кармане.

– Что вы хотите этим сказать?

– Только то, что Тойли Мерген снят за семейственность, а такие…

– Вы хотите сказать, что такие хорошими не бывают? – прервал его Карлыев. – Поймите же, что за свои ошибки Тойли Мерген уже понёс серьёзное наказание. Да, человек однажды оступился, и люди сказали ему в глаза всю правду о нём. Что же дальше? Вместо того, чтобы помочь оступившемуся встать на ноги, вы намерены корить этого человека до конца его дней. Поймите, что подобная злопамятность не имеет ничего общего ни с партийными принципами, ни с простой человечностью. И раз уж вы не торопитесь, я напомню вам одно старинное предание. – Они оба сели, и Карлыев продолжал: – Когда-то в прежние времена могущественный падишах повелел доставить к себе во дворец известного поэта, горячо любимого народом. И сказал всесильный властитель поэту: «До наших ушей дошли дерзкие стихи, сочинённые тобой про твоего падишаха. За это ты сейчас поплатишься левой рукой». Через некоторое время однорукого поэта опять доставили во дворец и падишах сказал ему: «Сегодня мы проезжали по городу, и те дерзкие стихи снова коснулись нашего слуха. За это ты сейчас лишишься своей правой руки». Прошло ещё какое-то время, и несчастный поэт в третий раз предстал перед падишахом. Тот положил ему руки на плечи и сказал: «Сегодня ночью нам вспомнились твои нечестивые стихи про нашу милость. Ну, как мы теперь с тобой поступим?» Гордо глядя падишаху в глаза, поэт ответил: «Если тебе нужна моя голова, возьми её, только убери с меня свои кровавые руки!..»

Видимо, легенда произвела впечатление на Ханова. Позабыв о том, что разговор у них деловой, он по-детски простодушно поинтересовался:

– И тот отрубил ему голову?

– Концовка – на ваше усмотрение, – улыбнулся Карлыев. – Ведь я рассказал вам эту притчу именно потому, что вам неймётся довести дело Тойли Мергена до крайней черты. Да, Тойли Мергена справедливо критиковали за потакание родственникам. Но ведь ни один человек даже не намекнул на то, будто Тойли Мерген не чист на руку. Что угодно можете о нём говорить, но позариться на общественное добро он не способен.

– Способен или нет – покажет тщательная проверка. – Ханов снова принялся за своё.

– Ну что ж, воля ваша…

– Да, тут уж действует моя воля, – самодовольно согласился председатель райисполкома. – И уверен – не зря… Интересно, какую притчу вы мне расскажете, когда я выложу вам на стол доказательства.

Поскрипывая своими неотразимыми сапогами, Каландар Ханов направился к двери.

VIII

Каландар Ханов вышел из здания райкома вполне довольный собой. Его внушительная фигура неторопливо пересекла улицу и скрылась в только что выстроенном, ещё пахнущем краской здании исполкома.

«Пожалуй, надо торопиться, – размышлял он. – Тойли Мерген человек опытный. Пронюхает, что его хотят потрясти, и постарается скрыть свои проделки. Главбух Дурды Кепбан всегда был у него правой рукой и, конечно, поможет ему присыпать песочком малейшие следы левых заработков. Значит, надо направить в «Хлопкороб» ревизора как можно скорее. Кого же? Черкезова? Нет, этот – растяпа, не справится.

Мало того, что робок, но ещё и жалостлив, как баба. Да и чревоугодник к тому же. Набьют ему утробу пельменями, накачают водкой, он и вернётся ни с чем. Нет, туда придётся послать лично Караджу Агаева, всем ревизорам ревизор!»

Весело поскрипывая сапогами, Каландар Ханов проследовал в свой кабинет и, едва достигнув стола, сразу нажал кнопку. Мгновенно и бесшумно в кабинете появилась невысокая белолицая, хорошо одетая женщина средних лет. Не поднимая головы от бумаг, он спросил:

– Меня никто не спрашивал?

Секретарша открыла маленький блокнот и, не садясь, начала докладывать обо всём, что произошло после ухода Ханова на бюро райкома:

– Два раза звонили с Хауз-Хана, – сообщила она. – На южном участке снова упала вода.

– Опять!.. Что же мне делать с этими безголовыми! – воскликнул Ханов. Некоторое время он сидел задумавшись, потом схватился за телефон и набрал номер райкома. – Говорит Ханов. Карлыев ещё у себя? Давай… Мне, товарищ Карлыев, придётся снова съездить на южный участок, иначе – пропадём. Опять воды мало!.. Я вам вот почему звоню: надо с ними как-то решать… Что? Послезавтра? До послезавтра можно полить сотню гектаров… Ладно, поедем вместе. Только с тамошним народом разговаривать вежливо уже ни к чему. Нечего, говорю, с ними церемониться… Ладно.

Ханов положил трубку и вопросительно посмотрел на секретаршу.

– Ну, что там ещё?

– Обе хлопкоуборочные машины, отправленные в колхоз «Берекет», прибыли на место. Только одна из них то ли сломалась по дороге, то ли ещё что, но завести её никак не удаётся.

– Она, уважаемая, не по дороге сломалась, она, наверно, вообще никуда не годится! – назидательно проговорил председатель райисполкома. – А что. – спохватился он, – разве перед отправкой главный инженер управления не проверял их?

– Кажется, проверял.

– Если бы проверял, такого бы не случилось…

Ах, бездельник! Сейчас же позвони ему и скажи – пусть немедленно едет и сам исправляет на месте.

Секретарша робко посмотрела на ручные часы.

– Удастся ли найти его теперь?

– Разыщи! Я ведь приказал в дни уборки никому никуда не отлучаться.

– Вы-то приказали, – едва слышно проговорила женщина, – да только люди… Они говорят, что если уж в приказном порядке, так на то у них есть свой начальник.

– Кто же это для них начальник? Не тот ли увалень, по фамилии Сапалыев? Смешно, честное слово! В районе один начальник – Ханов! И пусть они это зарубят себе на носу. Любой, кто меня ослушается, всю жизнь потом жалеть будет… Словом, найти и обязать!

– Хорошо, товарищ Ханов. Найду и обяжу.

– И пусть сам исправит! – Ханов предостерегающе поднял палец. – Ясно?

– Да, товарищ Ханов.

– Давай, что там ещё?

– Приходила жена того механика из «Сельхозтехники», которого все зовут Лысый Ширли.

– Ох, и надоела мне эта баба, – досадливо сморщился Ханов. – У этого Лысого золотые руки, а не то я бы и его в два счёта выгнал… А зачем она приходила?

– Не знаю. Вообще-то вид у неё был очень расстроенный. Но я думала, что вы сегодня уже не придёте, и кое-как спровадила её.

– Умно сделала! – снисходительно одобрил он. – Знаешь что, ты эту скандалистку больше ко мне не пускай. Если у неё нелады с мужем, пусть обращается в суд, в милицию, наконец, в райком. А у нас и своих забот хватает. Незачем нам встревать в семейные дрязги… Ладно!.. Докладывай дальше.

Секретарша снова заглянула в блокнот, но ещё не успела ничего сказать, как из приёмной донёсся странный шум, будто там произошла короткая схватка.

– В чём дело? – спросил Ханов, сердито глянув в ту сторону.

В этот момент дверь с треском распахнулась и миловидная полнеющая женщина с толстыми косами, уложенными вокруг головы, с силой втолкнула в кабинет неуклюжего бородатого мужчину в комбинезоне, испещрённом пятнами мазута.

– Что это значит, Ширли? – строго спросил председатель райисполкома.

Но бородатый, казалось, не слышал. Он рвался назад и упрашивал женщину:

– Оваданджан! Если ты мне жена, умоляю, не позорь меня!

Не обращая внимания на просьбы мужа, Овадан загородила, собою выход и решительно заявила Ханову:

– Либо вы наставите его на путь истинный и сделаете человеком, либо я обольюсь керосином и подожгу себя!..

При этом она неожиданно всхлипнула.

Ханов терпеть не мог женских слёз и решил сразу разделаться с непрошенной посетительницей.

– Если ты, молодуха, и впрямь хочешь поджечь себя – валяй, только не здесь! Ты что, не нашла другого места?

– Не нашла! – отрезала Овадан. – Чем кричать на меня, лучше повлияй на моего мужа. А не то сгорю…

И она опять беспомощно всхлипнула.

«Да, была бы ты моей женой, уж я бы нашёл на тебя управу!» – подумал Ханов и без всякого выражения сказал:

– Ну что ж, гори. Тебе ведь не требуется моего разрешения…

– Нет, требуется! – со всей решительностью заявила женщина, и, шурша своим новым платьем из кетени, угрожающе надвинулась ка председателя райисполкома. – Знай, если я себя подожгу, то и тебе не жить в этом мире. Уж я так сделаю, что и твоей жене придётся тебя оплакивать…

– А ну, замолчи! – рявкнул Ханов и хватил по столу своим огромным кулачищем. – Не смей поминать мою жену, тебе до неё нет дела!

– Нет – так будет! – победно упёрла руки в бока Овадан и насмешливо покачалась ка носках. – Это тебе нет дела до моего мужа. Почему позволяешь ему бить поклоны и читать молитвы?

– А при чём тут я?

– А при том, что не воспитываешь его! Разве этот бесстыдник стал бы совершать намаз, если бы ты ему запретил? Как начальника тебя прошу – взнуздай его покрепче, прими меры. Он же не человек! Развесил по лицу свою бороду, как торбу лошадиную, и каждый день по пять раз позорит меня перед людьми! Хоть бы разок пропустил – так нет! Аккуратный! А мне каково? Стоит только выйти на улицу, кругом смех. Паршивые бабы, которые мне и в подмётки не годятся, и те хохочут. А придёшь на работу – тоже хихикают: мол, как поживает твой набожный муженёк? Мне теперь из-за этого дурака никуда показаться нельзя…

– Ширли, это верно? – обратился Ханов к механику.

– Ай, Каландар-ага, вредная баба, а вы её слушаете.

Лысый Ширли сидел у краешка стола и не поднимал глаз.

– Обещай мне при начальнике! – Овадан схватила съёжившегося мужа за шиворот. – Обещай, что с сегодняшнего дня кончаешь с намазом навсегда! Слышишь? – завизжала она.

– А ну, довольно!.. – поднялся Ханов.

– Нет, не довольно! – Овадан отпустила мужа и ударила по столу пухлым кулачком. – Либо ты заставишь его позабыть про намаз, либо я подожгу себя! – бойко проговорила она свой ультиматум.

– Скажи, пожалуйста! – издевательски покачал головой Ханов.

– Честное слово, подожгу! Лучше уж умереть, чем жить вот так, людям на смех! И ещё, – вошла она в раж, – сбрею себе волосы и буду носить платье наизнанку…

Ханов сунул руку во внутренний карман и, вытащив наугад красную десятку, протянул её ошарашенной женщине.

– Вот, возьми на керосин. Если нужны спички, то вот тебе спички! Выйди на центральную площадь и подожги себя! Пусть люди посмотрят, как полыхает глупая баба, пусть посмеются от души…

Видимо, Овадан всё же не ожидала от Ханова такого. Она вдруг опустилась на стул и заплакала.

– Это всё, что ты можешь для меня сделать? – проговорила она сквозь рыдания.

– Да! И сейчас же убирайся отсюда. Чтобы впредь я и тени твоей близко не видел.

Женщина хлюпнула носом и, ни на кого не глядя, заторопилась к двери.

– О, боже, – причитала она, – я-то надеялась найти в этом дворце великодушие, а попала в пустой сарай. Куда же мне теперь?

– Сгори синим огнём! – закричал ей вслед Ханов.

Лысый Ширли, который при жене сидел безучастно, теперь и сам захлюпал носом.

– Прости нас, Каландар-ага… – промямлил Ширли.

– И ты тоже ступай! – набросился он на механика. – Неужели человек твоих лет, да ещё с твоей фигурой, не в состоянии обуздать женщину, размером с кулачок? Конечно, мне ничего не стоит заставить эту бабу замолчать. Но ведь и ты тоже оказался бабой. А что касается намаза, то смотри мне, Лысый, не говори потом, что не слышал! Если узнаю, что ты опять кланяешься аллаху, опозорю тебя на весь мир и вытурю из мастерских, так что и следа от тебя не останется.

– Каландар-ага, а ведь нет закона, который запрещал бы молиться.

– Значит, моё слово для тебя не закон? А ну, прочь отсюда и не показывайся мне на глаза!

Но едва Лысый Ширли понуро поднялся со стула, Ханов помотал рукой.

– Постой, – заговорил он деловито, – в два часа ночи возьмёшь новую грузовую машину и подъедешь к дому Караджи Агаева.

– На охоту собираетесь? Тогда скажите раньше нашему управляющему, а то не дадут мне её.

– Считай, что уже сказано.

Лысый Ширли кивнул и пошёл прочь, но в дверях обернулся.

– Так-то оно так… А вот, что скажет Овадан? Хорошо, если разрешит…

– Опять бабские разговоры! – прикрикнул на него председатель райисполкома. – Если не разрешит, свяжи её и прихвати с собой! – засмеялся он. – Смотри, чтобы не позже двух!..

Секретарша, на протяжении всей этой сцены не проронившая ни слова, глубоко вздохнула:

– Как бы эта женщина и в самом деле не подожгла себя.

– Нет, милочка, жизнь слишком соблазнительная вещь! – Ханов уселся на своё место. – И потом, женщина, которая на самом деле хочет умереть, не станет оповещать об этом весь мир… Ну, что там ещё? – вопросительно посмотрел он на секретаршу.

– Больше ничего особенного, товарищ Ханов. Разве что это. – Странно потупившись, она вырвала из блокнота листок и протянула ему. – Просили позвонить.

На бумажке не было ничего, кроме номера телефона. Вероятно, этот номер был хорошо знаком Ханову, потому что он без лишних слов положил листок в карман и сразу перевёл разговор.

– Пить хочется. Как там, верблюжий чал ещё не привезли?

– Привезти-то привезли, только он ещё, наверно, не охладился.

– Налей хоть тёплого.

Секретарша открыла холодильник, стоявший у левой стены кабинета, осторожно вытащила оттуда большой, литров на пять, глазурованный кувшин, над горлышком которого пузырились сливки, достала с полки бокал и уже собралась его наполнить, но тут Ханов легко поднялся с места и сказал:

– Я сам, а ты иди, занимайся своими делами.

Он наполнил поллитровый бокал и залпом осушил его, потом повторил эту операцию, глубоко вздохнул и вытер рот. Видимо, шипящий и пенящийся кислый чал ударил ему в голову. На глазах у него появились слёзы.

– Вряд ли есть на свете напиток, который может сравниться с чалом! – сказал он сам себе и взялся за телефон. – Ханов говорит… – сообщил он, когда ему ответили. – Ты, что, глухой, что ли? Ханов!.. Агаев есть?… Это ты? Что-то голос у тебя изменился? Никак, работы выше головы… Отчёт закончили? Если закончили, оформляй побыстрее и сдавай… Кажется, ты и в самом деле стал туг на ухо. Я говорю, быстрее сдавай!.. Что думаешь делать завтра?.. Что?.. Зря! Ревизорам ходить в гости не рекомендуется. Вот так! А у тебя нет желания вырваться в пустыню и проветриться?.. Что же, если попадётся добыча, зацепим и её. А?.. Да, у нас время постоянное. Часа в два выедем… О патронах не беспокойся. Водка и хлеб с тебя, патроны с меня!.. А? Нет, нет, больше никого не возьмём. Во-первых, тот твой человек своему рту не хозяин. А во-вторых… Есть у меня одно секретное дельце к тебе. Короче говоря, тут третий – лишний! Понятно? Ну, если понятно, ровно в два выходи из дому!