Текст книги "Сорок монет "

Автор книги: Курбандурды Курбансахатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц)

– Лучше не спрашивайте, про это! – зло сверкнул глазами Ханов. – Если бы я вчера к ним не нагрянул, так бы и загубили весь южный участок. Я уж не говорю про дыни и арбузы, кукурузу с полмесяца не поливали! Земля как камень стала – хоть абрикосовые косточки об неё коли… Есть там у них один техник, может знаете, лысый такой. Так я ему чуть по лысине не двинул…

– Нашему брату приходится порой сдерживать себя, – заметил Карлыев.

– Лично я не собираюсь! – возразил председатель райисполкома. – Не зря говорится, что, если камыш сразу крепко не ухватишь, он тебе только руку порежет.

– Так то – камыш. Его и скосить можно, и огнём свести… А человек…

– Я вашу позицию знаю! – нетерпеливо прервал его Ханов. – Но уж раз государство с нас спрашивает, то и мы обязаны требовать. Ведь если посевы выгорят, спросят с нас, а не с лысого техника.

Согласен! И всё же дать человеку по голове – не значит отнестись к нему требовательно.

– Каждый устроен на свой манер, товарищ Карлыев. Я, к примеру, – гордо выпрямился в кресле Ханов, – привык приказывать, а не упрашивать.

– Одно дело с толком приказать подчинённым, другое – запугать их. Они – люди. А из-под палки и скотина долго работать не станет.

Так ничем не примечательный разговор, начавшийся с охоты, неумолимо обернулся горячим спором о стиле руководства.

– Поучать всегда легко, – уже не стесняясь Тойли Мергена, огрызнулся председатель райисполкома.

– Я ведь только советую, а не учу… – По лицу Карлыева было видно, что он вовсе не хочет обострения разговора. – Просто мне кажется, – мягко продолжил ой свою мысль после некоторой паузы, – что чем труднее обстоятельства, тем спокойнее следует действовать… Кстати, о воде и об этом технике мы ещё поговорим. А сейчас я о другом – Тойли Мерген у нас без дела ходит. Надо бы дать ему достойную работу.

– У меня должностей нет, – решительно отрезал Ханов, всем своим видом показывая, что говорить с ним на эту тему не имеет никакого смысла.

– Помнится, вы на днях упомянули, что в управлении сельского хозяйства до сих пор не занято место специалиста по хлопководству.

– Да, только это место для человека с высшим образованием.

– А что, богатый опыт не может в данном случае заменить образование? Хотя бы временно?

– Ни в коем случае! У других не знаю как, а под моим началом не может, даже временно! – Председатель райисполкома поднялся, раздавил в пепельнице недокуренную сигарету, словно закончив тем самым пустой разговор, и уже другим тоном сказал: – Мы, если помните, собирались съездить в колхоз «Социализм». Там у них с уборкой что-то не ладится. Я потому и заглянул.

– Пожалуй, я не поеду.

– Как же так?

– Поезжайте без меня. Сегодня никак не получится. Прежде всего нужно с Тойли-ага решить – и без того неприлично затянули… И ещё набежали некоторые неотложные дела. Так что, придётся, видно, вам одному…

– Ну что ж, решайте свои срочные вопросы, а я поехал!» – подвёл черту Ханов и, поскрипывая сапогами, вышел из кабинета.

После его ухода Карлыев некоторое время задумчиво смотрел в одну точку.

– Да, тяжёлый человек… – неожиданно произнёс он, покачав головой и предлагая сигарету Тойли Мергену. – Очень тяжёлый.

Они снова закурили.

– Этот человек либо недостаточно умён, либо чересчур честолюбив, – не сразу отозвался Тойли Мерген, который при Ханове начисто исключил себя из разговора. – Я его не слишком-то знаю, но сдаётся мне, что он до нынешней своей должности добирался из последних сил. Я бы рядом с таким и дня не вытерпел. А вы вот, смотрю, как-то ладите.

– Да, пытаемся сработаться, несмотря ни на что, – признался Карлыев. – Человек он и впрямь тяжёлый, я бы даже сказал – грубый, но всё же не без достоинств. Главное, что Ханов совершенно неутомим, А ведь это немало!..

– Сердце вам подсказывает одно, а язык говорит другое, дорогой Мухаммед. Не всё-то в жизни можно сгладить. Гохерты тоже выносливы, но уж зато злее и упрямее верблюдов не сыщешь.

– Не судите по внешнему виду, Тойли-ага. Бон ежевика – до чего же колючая ягода. А варенье из неё – пальчики оближешь!

– Так ведь к ежевике сколько сахару добавляют! Потому и вкусно.

– Вот и мы постараемся к нему добавить чего-нибудь этакого, – улыбнулся Карлыев.

– Уж очень он спесив. Аллах его знает, на чём его спесь замешана и куда он гнёт? Что-то у него своё на уме…

– А у вас, Тойли-ага, оказывается, глаз приметливый, – признал секретарь райкома. – Скажу вам, как старому коммунисту, что тут вы попали в самую точку. Хоть Ханов и не может пока действовать в открытую, но заветная его мечта нет-нет да и проскользнёт. Кому быть главным в районе – вот что его гложет. Такому бы безраздельно командовать народом, да вот беда – райком иной раз его осаживает. Если он поймёт, что партийное руководство не для того существует, чтобы ограничивать власть исполкома, а для того, чтобы направлять её по верному руслу, то и сам успокоится, и с людьми поладит. Ну, а если нет… Словом, время покажет… Вот так-то, дорогой Тойли-ага! – Карлыев достал из ящика письменного стола какой-то список и, пробегая его глазами, продолжал: – Значит, в вашем деле нам от Ханова помощи не будет. Что ж, подумаем сами. Вот на мясозаготовки нужны люди, по сёлам, ездить, но это вам никак не подходит… Ещё есть работа, только здесь, в городе, не знаю, придётся ли она вам по вкусу. Вообще-то хоть и далеко от дома, но дело реальное, тем более, что машина у вас своя, да и квартира здесь имеется. Пожалуй, неплохо было бы вам на какое-то время совсем уйти от колхозных дел… Так сказать, отдохнуть от них, стать горожанином… С другой стороны…

– Я на работу не привередлив, Мухаммед! – торопливо вставил Тойли-ага. – Честное слово, готов даже сторожем куда пойти или камни на спине таскать, лишь бы про меня не говорили, что такой здоровый человек, а целые дни без дела болтается, дома у себя киснет.

– А то, может, подождём ещё немного? – продолжал прикидывать вслух Карлыев. – По правде сказать, чем-то мне это назначение не по душе. – Он встал из-за стола, подошёл к Тойли Мергену и положил руку ему на плечо. – Давайте ещё немного повременим, может быть, и получше что-нибудь подвернётся.

– Куда же ещё ждать! – энергично запротестовал Тойли Мерген. – Тут и минуты ждать нельзя. Скажите прямо, какая там у вас должность.

– Вы всегда хорошо одеты, Тойли-ага, – издалека и не без смущения начал Карлыев. – Даже в поле у вас обычно вид человека, одетого со вкусом и вполне современно. Судя по всему, вам не раз приходилось бывать в ателье?

– Бывать-то бывал, но при чём здесь ателье, я ведь не портной! – удивился Тойли Мерген.

– Портной не нужен, – засмеялся секретарь райкома. – Нужен директор. Мне зампред горсовета Курбанов чуть ли не каждый день звонит, всё просит, чтобы я ему дал хорошего честного человека на эту должность. Он, конечно, и ещё несколько дней подождёт, так что вы подумайте как следует, посоветуйтесь, с кем надо, и потом мне скажете.

– Я согласен! – не раздумывая, заявил обрадованный Тойли-ага. – Чего же тут советоваться! Хоть сейчас готов приступить к работе.

– Погодите, погодите! – умерил его пыл Карлыев. – Вы сейчас поезжайте в это самое ателье, познакомьтесь с их работой, узнайте что к чему, какая там обстановка. Словом, примерьтесь сначала…

– Сейчас же еду! – поднялся Тойли Мерген. – Только считайте, что я уже познакомился и согласен.

На том они и распрощались.

Вскоре в кабинете у секретаря райкома снова объявился Ханов, заранее известив о своём приходе скрипом сапог.

– Вы же собирались в «Социализм», – удивился Карлыев.

– Я туда звонил. Отдал все нужные распоряжения по телефону.

– Хорошо бы всё-таки съездить, на месте выяснить, как там дела. Может, им нужна помощь?

– Считайте, что уже съездил. Будьте уверены, они после моего звонка сделают всё, как я приказал! Ну, если теперь оттуда не пойдёт хлопок, пусть на себя пеняют!

«Опять приказы, – с досадой подумал Карлыев, – опять руководящие указания, опять угрозы!. Как будто люди там сами уже не умеют думать. Неужели, правда, нельзя объяснить Ханову, что это порочный стиль работы?..»

– И всё-таки нужно объяснить! – внезапно произнёс он, даже не заметив, что разговаривает сам с собой уже вслух.

– Вы это о чём? – удивился председатель райисполкома, садясь в кресло…

– Послушайте, Ханов, – внимательно посмотрел на него Карлыев, – сколько лет вы учились в Ташкентской партийной школе?

– Я? – опешил Ханов.

– Да, вы.

– Два года.

– А до этого что делали?

– Ай, мало ли где мне пришлось небо коптить.

– Ну, например?

– Например, два года работал счетоводом в чулинском плодовом совхозе…

– А ещё?

– Был недолго фининспектором в Бахардене… По налогам…

– Ещё.

– Может, проще мою анкету затребовать?

– Зачем же анкету? Беседа всегда богаче бумаги.

– Был ещё заместителем председателя колхоза. Оттуда и на учёбу уехал. А после Ташкента вы же меня сюда и направили. Потом, не прошло и месяца, сами здесь оказались…

– Ещё один вопрос вам задам, совсем уже не анкетный, – улыбнулся Карлыев. Он достал из ящика стола две одинаково оформленные книги, положил их перед Хановым и, как бы невзначай, спросил: – Читали?

– Это Махтумкули? – растерянно прочёл на обложке Ханов, не понимая, куда клонит секретарь райкома. Он неловко повертел двухтомник в руках и бережно положил обратно на стол. – Прекрасно издано! – неуверенно добавил он. – Да, книг выходит Много, а вот читать их некогда…

Карлыев вместо ответа покивал головой, словно убедившись в каких-то своих предположениях, вздохнул и протянул собеседнику ⁽сигареты. Они молча закурили.

– Эх, напрасно всё-таки вы не взяли Тойли Мергена, – с горечью заговорил он после затянувшейся паузы. – Помимо всего прочего, обидели человека… Или в самом деле считаете, что он не справился бы?

– Он-то справится…

– Тогда в чём же дело?

– Я Тойли Мергена на работу не возьму! – со всей определённостью вдруг заявил Ханов. – И в той мере, в какой это будет зависеть от меня, другим тоже, не позволю.

– Это почему же?

– Вы же слышали моё выступление у них в колхозе… После сказанного там, я этого человека использовать не могу.

– Лично я взял бы, – заметил секретарь райкома.

– Но я-то ведь не вы, товарищ Карлыев.

III

Тойли Мерген вернулся домой только под вечер.

– Ну, как дела? – поспешила к машине Акнабат. – Волк или лиса? – спросила она, обозначив так по старому обычаю добрые и дурные вести.

– Я и сам не знаю, какой зверь тут больше подходит, – неохотно отозвался Тойли Мерген.

– Значит, сказали, чтобы пока походил без дела?

– Нет. Я уже взялся даже за одно дело, да только… – И, не договорив, Тойли прошёл в дом.

– Если оклад невелик, ты не печалься! – попробовала утешить его Акнабат. – Было бы дело по душе…

– Вот этого пока не знаю, мать, – невесело посмотрел он на жену и стал переодеваться.

– Чай подать или сразу обедать будешь? – осторожно осведомилась Акнабат, когда Тойли-ага вернулся после умывания.

– Неплохо бы чаю сначала.

Акнабат подвинула к мужу большой красный чайник.

– Да, я даже не спросила, какую работу дали, – будто спохватилась она.

– Теперь твой Тойли Мерген – директор ателье, – смущённо сказал он.

– Директор чего? Ителье? Это что ж такое, Тойли?

– Не ителье – ателье! Ну, мастерская, где одежду шьют…

– Так бы и сказал – мастерская… А там что – и женскую шьют тоже?

– И мужскую, и женскую. Всякую!

– Вот оно как… А я-то думала, что для тебя найдётся что-нибудь поближе к посевам. Видать, не нашлось… Только, где Женская одежда, а где Тойли Мерген, тот, что всю жизнь возился с хлопчатником, с арбузами и дынями? Один аллах знает, управишься ты с тем ителье или нет…

– Надо попробовать, мать, – не поднимая головы, ответил Тойли и занялся чаем.

– А может, лучше испытать судьбу и подождать, пока найдётся что-нибудь поблилсе к земле да к воде? – со вздохом сказала Акнабат, вглядываясь в усталое лицо мужа.

– Ты это слово «подождать» при мне лучше не произноси! – не сдержался Тойли-ага и, отодвинув пиалу, схватился за сигареты.

– Может, обед принести?

– Погоди, дай покурить.

– Кури, пожалуйста. Только не грызи себя, если что не так, – унося чайник, заметила жена. – Пойдёт дело – будешь работать, а не пойдёт – откалсешь-ся.

– Здесь освободили, там откалсусь! А ведь каждый человек ещё и авторитетом своим дорожит, – бормотал себе под нос Тойли Мерген, расхаживая по комнате и яростно дымя сигаретой.

– О! Оказывается, Тойли вернулся, – послышался за дверью голос Кособокого Гайли, после чего он и сам, покашливая, не вошёл, а прошмыгнул в комнату своей обычной иноходью. – Ну, как, не зря совершил паломничество?.. И надымил же ты здесь! – повёл носом Гайли и, в ответ на приглашающий жест хозяина, прошёл за стол. – Будто лису из норы выкуривал… – Он недовольно поморщился и добавил: – Это как – к добру?

Тут появилась Акнабат и поставила, на стол поднос с золотистым чуреком, только что из тамдыра, с кастрюлей куриной шурпы и миской верблюжьих сливок.

– Ну, дорогой мой Гайли, видать, тёща тебя здорово любила, – подтрунивал над шурином хозяин. – Говорят, тёща того зятя больше всего любит, который, если куда пойдёт, обязательно к обеду угодит… Берика ложку!

– Будешь ходить от двери к двери да принюхиваться, откуда вкусными харчами пахнет, и тебя тёща полюбит, – усмехнулась Акнабат.

– Я, сестра, не из тех, кто под чужими дверями рыщет, – гордо заявил Гайли.

– Ты что, шуток не понимаешь! – успокоил гостя Тойли Мерген. – Уж сестре ли не ведать повадок брага… Приступай, пока не остыло…

– Вах! Знал бы я, что у вас такое угощение, и впрямь не стал бы дома обедать, а то ведь некуда больше, – делал вид, что, отказывается, Кособокий.

– Ничего, для лакомого кусочка всегда место найдётся, – угощал Тойли-ага.

– Это ты верно подметил! – дал уговорить себя Кособокий Гайли и из двух кур ухватил ту, что покрупнее, мигом определив её в свою тарелку.

Однако к еде он не приступил, а как-то нервно облизнулся и уставился на белеющий в углу холодильник. Акнабат достала пол-литра и поставила на стол две рюмки.

– А ведь правда, ты меня лучше всех понимаешь, сестрёнка, – признал Кособокий Гайли и, предвкушая удовольствие, даже потёр руки. Потом он почему-то хитро прищурился и мигом откупорил бутылку. – Ты, Акнабат, всегда была ко мне чуткой. И хоть языком иной раз поносишь, а сердцем ведь любишь. Надеюсь, ты тоже выпьешь? – обратился он к хозяину.

– Налей, пожалуй.

– Ишь ты! – изобразил радостное удивление Гайли. – Если бить тебя почаще, как я погляжу, ты со временем человеком станешь. – Они оба выпили, после чего шурин снова дал волю своему любопытству: – А ведь ты так и не ответил мне – успешно ли съездил?

– И всё-то ему знать надо! – проворчала Акнабат. – Пока всё вокруг не разнюхает – и спать не ляжет…

– Зря утруждаешь себя, сестрёнка, – благодушно заговорил Гайли. – Я, можно сказать, до седых волос дожил, а ты всё норовишь меня переделать. И потом, разве это так скверно – всем интересоваться?

– Ну, если тебе уж так интересно, – Тойли стал директором ителье… Не понимаешь? Ителье! Мастерской!

– Вах! Так бы и сказала – ателье! А я-то соображаю – при чём здесь Италия?.. Вот что значит женская неграмотность… – И, словно между делом, опрокинув вторую рюмку, он уставился на хозяина. – Она что – разыгрывает меня?

– Акнабат правду сказала, – не поднимая головы, подтвердил Тойли Мерген.

– Ты – директор ателье?

– Ну, чего ты переспрашиваешь? Разве нет такой должности?

– Есть, конечно. Только мне кажется, что она не по тебе. Клянусь богом, Тойли! И чего ты так торопишься? Отдохнул бы немного, а там видно будет… Подумать только – директор ателье!..

И вдруг Кособокий Гайли расхохотался, да так, что едва не выронил из рук курицу, которую с таким удовольствием обгладывал.

– А ну, прекрати! – прикрикнул на него Тойли Мерген и, не сказав больше ни слова, вышел в другую комнату.

Теперь Тойли Мерген каждое утро уезжал на машине в город. Он тяготился своей новой работой, но тщательно избегал разговоров об этом с кем бы то ни было, даже с сыном, чьи сетования пресёк весьма решительно:

– Что у тебя, Аман, других забот нету? Занимайся своими делами!

По правде сказать, он даже не считал свои новые обязанности работой. Всеми делами в ателье заправляла его заместительница Анна Константиновна Сергеева – жена второго секретаря райкома, много лет проработавшая в швейной промышленности. Ему оставалось только подписывать составленные ею бумаги и денежные документы. С заказчиками он совершенно не сталкивался.

Так прошло три дня. На четвёртое утро, едва он остановился возле ателье и вышел из машины, к нему метнулась какая-то незнакомая полная женщина. Волосы у неё растрепались, лицо было покрыто жирным слоем крема.

– Вы директор ателье? – преграждая ему путь, хрипло осведомилась она.

– Пока ещё я, – с неприязнью оглядывая незнакомку, ответил Тойли Мерген.

– Мне надо с вами поговорить.

– Пожалуйста ко мне в кабинет, – пропустил он её вперёд.

Но, оказывается, директор понадобился не только этой толстухе. У дверей кабинета толпились другие представительницы женского пола. Когда они увидели, что толстуха норовит проникнуть к директору, как бы покровительствуемая им, в толпе возник ропот. Молодая миловидная женщина, стоявшая непосредственно у двери, преградила ей дорогу.

– Станьте, пожалуйста, в очередь! – вежливо, но непреклонно сказала она.

– А я, милочка, не из тех бездельниц, что целые дни гоняются за дефицитными товарами, чтобы мне ещё в очереди стоять.

Но тут возмутились и другие. Тойли Мерген, мигом оценив обстановку, почёл за благо не вмешиваться в назревавший скандал и, проскользнув к себе в кабинет, в ужасе опустился на стул. Он только успел заметить, что на помощь миловидной пришла самая крупная из посетительниц. Даром, что пожилая, она с лёгкостью оттеснила толстуху в сторону, а потом дверь захлопнулась и оттуда доносились лишь отдельные возгласы.

Немного спустя возня снаружи стала затихать, потом дверь отворилась, и в кабинет вошла та миловидная женщина, что стояла первой.

– Право, мне стыдно вас беспокоить, Тойли-ага, но… – нерешительно начала она.

– Говорите, я слушаю вас, – поднял на неё глаза Тойли Мерген, с удивлением вдруг обнаружив, что откуда-то знает эту приятную женщину. – Постойте-ка, а ведь я вас где-то видел, – добавил он, силясь вспомнить где. – Чья вы жена? – осведомился он без обиняков.

– Ай, я незамужняя… – потупилась посетительница и покраснела, как гранат. – Вы меня в больнице видели, я – врач. Помните, в прошлом году вы у нас лежали на обследовании. У вас, кажется, что-то с сердцем было…

– Правильно! – почему-то обрадовался Тойли Мерген. – Теперь вспомнил. И зовут вас, если не ошибаюсь… Алтынджемал. Не сглазить бы, больные вас очень уважали. Только вы тогда в белом халате ходили, вот я и не узнал… Хотите, наверное, себе сшить что-нибудь? Да вы садитесь. Садитесь, пожалуйста!

– Я хотела заказать платье, но портниха почему-то упёрлась, говорит, что фасон, который мне нравится, не выйдет из этого отреза… – И она вытащила из сумки какую-то удивительную ткань, напоминающую голубую парчу.

– Да вы не утруждайте себя – мне хоть показывайте, хоть не показывайте, я в этих делах не разбираюсь, – признался Тойли Мерген. – Давайте лучше я отведу вас к закройщице, которая сделает всё, как вы скажете.

Когда они проходили мимо очереди, всклокоченная толстуха не замедлила высказаться.

– Так мы и до вечера тут проторчим! – возмущалась она нарочито громко.

И опять возле директорского кабинета возникла словесная перепалка. Возвращаясь из цеха, Тойли Мерген застал уже её окончание. Массивная пожилая женщина спокойно выговаривала злобной толстухе:

– Стояла бы да помалкивала, чем лаять на всех!..

– Заходите, чья очередь, – сказал Тойли Мерген, оставив дверь открытой.

И снова всклокоченная толстуха ринулась вперёд.

– Опять без очереди! – не на шутку возмутилась пожилая.

– Пропустите её, тётя! – вмешалась какая-то молчаливая белолицая женщина. – Пусть идёт, зато мы от неё избавимся…

– А ведь ты права, дочка!.. Сразу тише станет.

Воспользовавшись моментом, толстуха ворвалась в кабинет и грозной тенью нависла над поникшим за столом директором.

– Садитесь, – показал он на стул.

– Некогда мне здесь рассиживаться! – сразу вскинулась та.

– Чем могу служить? – подчёркнуто вежливо спросил он.

– Вызови раньше свою закройщицу, тогда скажу!

Действуя по правилу: «Иной раз от зла лучше откупиться», Тойли Мерген не стал призывать посетительницу к порядку и нажал на кнопку звонка. Закройщица не замедлила явиться. Увидев, ради кого её позвали, она непроизвольно сделала шаг назад:

– Тойли-ага, я ещё не сняла мерку с той дамы, которую вы ко мне привели. Разрешите я пойду закончу раньше с ней…

– Погоди, дочка, давай вместе послушаем, что нам расскажет эта женщина.

– Как бы её рассказ не затянулся допоздна, – смущённо улыбнулась закройщица.

– Мы вас слушаем, – обернулся к посетительнице Тойли-ага.

– Пусть раньше эта дурёха принесёт моё платье, а там уж поговорим!

Тойли Мерген укоризненно покачал головой, но сдержался:

– Принеси, дочка, раз заказчица просит.

Через минуту девушка вернулась, бережно неся на вытянутых руках платье из красивой цветастой ткани. Всклокоченная толстуха быстрым жестом схватила свою обновку и изо всей силы швырнула её на пол.

– Что у вас тут, ателье мод или базар! – заорала она во всё горло.

– Пригласите сюда Анну Константиновну, – попросил закройщицу опешивший Тойли Мерген. – Что это они сегодня все на меня навалились?.. – подумал он вслух.

– Анны Константиновны сегодня нет, – объяснила девушка. – Она заболела.

– Заболела?.. – обводя взглядом стены, словно ища у них поддержки, горестно протянул Тойли Мерген. – Да, это уже никуда не годится!.. Объясни мне, дочка, из-за чего скандал?..

– Некогда мне объяснять и скандалить некогда, Тойли-ага! – прорвало вдруг закройщицу. – Прямо не знаю, как быть – то ли работать, то ли от этой заказчицы отбиваться. Ничего не признаёт – ни правил, ни очереди, ни сроков. Грозится, ругается, жалуется. Ну, ладно, уважили её, отложили другие дела, сшили ей платье за два дня, всё сделали, как она потребовала. А у неё семь пятниц на неделе – вчера так хотела, а сегодня этак. Каждый раз придумывает что-нибудь новое, Мы её заказ, – подняла она с пола платье, – уже семь раз распарывали и заново шили, никак угодить ей не можем…

– Я тебе такие семь пятниц устрою, что ты меня век помнить будешь! – взревела, потрясая кулаками, толстуха.

– Сами видите, что за человек! – смелея от несправедливых нападок, продолжала худенькая закройщица. – С ней уважительно, а она только и знает «дурёха», «гадюка», «паршивка». Или заладит: «я с тобой то сделаю, я с тобой это сделаю, ты забыла, кто мой муж, ты не знаешь, кто у нас в гостях бывает». Анна Константиновна и та, как увидит её, так вся трясётся…

– Ты, негодница, от меня словами не отвертишься, – снова перешла в наступление заказчица. – Ты что думаешь, я с вашим директором церемониться буду?.. Тоже мне мастера – вместо платья мешок для соломы сшили! Я просила по фигуре, чтобы в талию, а это что?

«Вах, если бы у тебя хоть намёк был на то, что называется талией!» – с тоской оглядел бочкоподобную скандалистку Тойли Мерген.

Его молчание только подхлестнуло и без того обнаглевшую женщину. Она снова вырвала злосчастное платье из рук девушки и со злостью скомкала его.

– Можешь напялить его на свою вонючую старуху! – рявкнула заказчица и изо всех сил швырнула платье Тойли Мергену в лицо.

Всякому терпению есть границы. Разве кто-нибудь раньше посмел бы так обойтись с Тойли Мергеном? В глазах у него потемнело. Он чуть не задохнулся от обиды и вскочил с места..

– Ступай, дочка, – занимайся своим делом, – только и сумел произнести он, остановившись на мгновение перед закройщицей, после чего выскочил из кабинета, пронёсся мимо ожидавших своей очереди женщин, сбежал с крыльца, рванул на себя дверцу машины и, плюхнувшись на сиденье, помчался прямиком в горсовет.

Он никого не корил, никого не попрекал. Сам же во всём виноват! Каждый должен знать свои возможности…

Яростно крутя баранку и всё ещё тяжело дыша, он находил для себя самые безжалостные обвинения. Ну и ну! Взялся сгоряча за непосильное дело, словно мальчишка какой-нибудь! Куда это годится! Да и не имеет он права отрываться от земли, от сельских забот, понятных и близких ему во всём… Тут совсем другие вояки нужны…

– Что, не получается, Тойли-ага? – сразу всё понял по его виду заместитель председателя горсовета Курбанов, едва новый директор ателье появился у него с заявлением, которое он с ходу набросал в приёмной.

– Нет, не по мне это бабье царство! – решительно пресёк любые возможные уговоры Тойли-ага. – Я прошу освободить меня от такого безобразия…

– А мы-то уж обрадовались, что нашли хорошего человека…

Из горсовета Тойли Мерген направился в райком, чтобы уведомить о происшедшем Карлыева. Но того, как оказалось, вызвали в Ашхабад. Огорчённый таким оборотом дела, Тойли Мерген соображал, куда теперь податься. До нового назначения ему не хотелось показываться людям на глаза. Может, поехать к сыну и залечь там у него, словно в норе, до возвращения Карлыева?

Тем временем секретарша Карлыева всячески выказывала ему своё расположение.

– Ну, как поживаете, Тойли-ага? Как работается на новом месте? – поинтересовалась она.

– Я, милая, с ателье уже распрощался…

– Так быстро! – не сумев скрыть досады, воскликнула девушка. – А мы-то собирались к вам! Говорят, там красивую материю получили, с золотыми блёстками… Платья хотели заказать… Как же это?

– Да вот так… – неопределённо ответил он, закуривая и всё ещё не зная, что делать дальше. – Поспешил я… Бывает, что человеку не терпится, вот он и прёт, не разбирая дороги… А платье, что ж… Платье дело хорошее. Платье вам и без меня сошьют…

Тойли Мерген поехал из райкома прямо домой.

То, что муж вернулся ещё до полудня, обеспокоило Акнабат.

– Что это ты, отец, сегодня так рано? – внимательно оглядела она его. – Нездоровится?

С тем же вопросом не замедлил обратиться к нему и Кособокий Гайли. В поте лица он копал у себя на приусадебном участке морковь, но, заметив подъехавшего Тойли, бросил работу и бочком-бочком, сразу оказался тут как тут.

Тойли Мерген в дороге успел остыть и теперь обрёл своё обычное расположение духа.

– Вспомнил, понимаешь, что у тебя морковь поспела, вот и поспешил тебе на помощь, – ответил он Кособокому.

– Что это ты расшутился, – обнажил зубы в улыбке Гайли. – Похоже, что с новой работой у тебя всё! Покончил, так ведь?

– Покончил! – признался Тойли Мерген и сразу почувствовал облегчение.

– И правильно сделал! – покровительственно одобрил Кособокий, вытирая шапкой пот с лица. – Сам посуди, ну что может быть общего с каким-то ателье-мателье у человека, который всю жизнь от земли кормился. А всякие там бабьи премудрости и без тебя как-нибудь сошьют.

Услышав новость, Акнабат словно крылья за спиной почувствовала. На радостях она даже смилостивилась пригласить брата:

– Идём к нам, чаю попьём…

– Ты меня, сестра, лучше не соблазняй! – с неожиданной решительностью отказался Гайли. – У меня морковь поспела, завтра на базар надо ехать. Овощи, сама понимаешь, дело такое – чем раньше их в город привезёшь, тем больше за них дадут. Если я сейчас сяду чаи распивать, мне же прямой убыток… К тому же, моя Дурнабат с утра цыплёнка щипала, похоже, что куриным пловом пахнет. Так что вечерком ко мне пожалуйте. Я к тому времени с морковью управлюсь, посидим, потолкуем спокойно. И бутылочка армянского коньяка найдётся – для гостей берегу. Когда же её откупорить, как не сегодня, по такому поводу… Разве я не прав, Тойли? – захихикал он.

Тот оставил его вопрос без ответа и вошёл в дом.

Три дня Тойли Мерген не показывался на люди. На приглашение Кособокого он так и не откликнулся. А когда тот сам явился за ним, Тойли поспешил от него отделаться:

– Спасибо. Считай, что я у тебя уже побывал…

Что касается Амана, то он узнал об уходе отца из ателье от своего вездесущего соседа Тархана Гайипа. Надо сказать, что это известие встревожило молодого человека. На другой же день он прикатил домой.

– Раз уж дал согласие, надо было потерпеть, – не удержался Аман от упрёка. – По-моему, следовало всё-таки подождать возвращения Карлыева.

Тойли Мерген был рад сыну, но разговор в таком духе пресёк сразу.

– Кажется, я уже просил тебя поберечь благие советы для устройства собственных дел, – с плохо скрываемым раздражением произнёс он. – Сколько можно говорить об одном и том же!

– Я ведь о твоём добром имени думаю, о твоём авторитете забочусь…

– Авторитет делами измеряется! Авторитетный человек не станет из-за косого подола с бабами скандалить.

– Я не знаю, из-за чего там, в ателье, возник скандал, а только…

– Не знаешь, вот сиди и помалкивай! – кипятился Тойли. – Когда мне понадобятся твои наставления, я сам к тебе обращусь…

– Тебя ведь, папа, считают человеком уравновешенным, рассудительным, а ты…

– Хватит! – взорвался Тойли Мерген и едва не наскочил на жену, которая появилась в дверях с чаем.

– Что за шум, Тойли? – заворчала она. – Можно же и по-человечески спорить. Стоит ребёнку слово сказать, как ты сразу норовишь его обидеть…

– Хорош ребёнок! Да я в его возрасте в атаку ходил.

– Чуть что – он ту проклятую войну вспоминает! – неодобрительно покачала головой Акнабат. – Тогда одно время было, теперь – другое. Сейчас незачем в штыки ходить. А не дай бог, придётся воевать, наш Аманджан тоже себя покажет.

– Хорошо бы ты, мать, не совалась в такие дела, – попытался отбиться от жены Тойли Мерген. – Стоящий человек всегда воюет, даже когда не льётся кровь и не гремят пушки.

– Ну, и воюй себе, коли так.

– Ты, мама, не обижайся, – неожиданно принял сторону отца Аман. – Папа правильно говорит.

– А что ты думаешь, – уже добродушно посмотрел на жену Тойли Мерген. – И буду воевать! Рано мне сдаваться… Ну, а ты чего нос повесил? – так же, по-доброму обратился он к сыну.

– У меня к тебе просьба, папа, – нерешительно начал Аман.

– Говори, какая.

– Не ходи по начальству, пока оно само к тебе не обратится. Заставь уважать себя, не обивай зря пороги. Предложат стоящую работу – соглашайся, а нет – плюнь на всё…

– Это на кого же ты мне предлагаешь плюнуть? – снова побелел от гнева Тойли Мерген. – На самого себя, что ли?

– Ну, вот, отец, опять ты глотку дерёшь, – попыталась вмешаться Акнабат.

– Ты погоди, – отстранил, он жену и угрожающе навис над сыном. – Пусть он мне ответит, на кого я должен плюнуть!

Чтобы не раздражать отца, Аман, вместо ответа, поднялся:

– Я поехал, папа.

– Давно бы так!.. А то придумал – «плюнь»… – всё ещё бушевал Тойли.