Текст книги "Сорок монет "

Автор книги: Курбандурды Курбансахатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 30 страниц)

– Коли потребуется, и вас проверим! – сказал, собравшись с духом, Караджа Агаев и задымил сигаретой.

– Проверяй! Тысячу раз проверяй! – Побледнев, главный бухгалтер с презрением посмотрел на ревизора. – Идём!

– Дурды-ага! – Шасолтан встала. – Я ещё раз прошу вас. Не горячитесь!

Но Дурды Кепбан не мог успокоиться. Он повёл ревизора к сейфам, что стояли в соседней с бухгалтерией комнате, и спросил, не поворачивая к нему головы:

– Какие годы тебе нужны?

– Последние два года.

– Почему два? – опять налетел ка ревизора Дурды-ага. – Почему? Или ты собираешься через неделю снова отрывать людей от работы? Раз уж проверяешь, проверяй за десять лет! За пятнадцать! Проверь всю жизнь Тойли Мергена.

– Зачем напрасно шуметь, Дурды-ага! – примирительно сказал Агаев.

– Это ещё не шум. Шум будет потом, когда станут известны результаты твоей ревизии. – Главный бухгалтер достал из кармана связку ключей и бросил её Агаеву. – В этих стальных шкафах вся жизнь Тойли Мергена. Проверяй! А что не разберёшь, спроси у Аннагельды. Он не меньше моего знает! – И Дурды Кепбан ушёл, оставив ревизора одного.

XVII

Чтобы добраться до бахчевых, надо почти два часа просидеть за рулём. До канала дорога хорошая, но дальше – сыпучие пески и солончаки. Уж не говоря о мелкой пыли, которую поднимают – колёса, там вообще проще простого застрять, особенно если машина, у тебя не вполне исправна или если ты сам недостаточно умелый водитель.

Тойли Мерген вёл свою «Волгу», забыв и про пески, и про солончаки. Не щадя ни себя, ни своей машины, он благополучно прикатил на бахчу, когда солнце уже собралось закатиться.

Давненько он здесь не бывал, хотя ведь, стам настоял на том, чтобы не засеянные хлопчатником пятьдесят гектаров были отданы под поздние дыни-гуляби я арбузы.

Верно он тогда решил. Совсем недавно это было пустое, укутанное серой пылью поле. А теперь – вон какая красотища! Радовали глаз огромные, словно валуны, чуть ли не в обхват, полосатые и тёмно-зелёные арбузы. Большущие жёлтые гуляби гордо возлежали в сплетениях зелени.

Тойли Мерген ожил. О таких дынях и арбузах можно было только мечтать. А это значит, что люди здесь хорошо потрудились.

Но что это? Где же они, эти люди? Где его зятья? Хорошего настроения как не бывало. Из шалаша доносился храп.

Тойли Мерген подошёл, заглянул внутрь и увидел спящего человека, в котором не сразу признал Джепбара. Длиннющие волосы, чуть ли не до плеч, и борода.

– Ах, негодник! – сердито проговорил Тойли и растолкал зятя. – Вставай, нечего нежиться!

Джепбар вздрогнул, приподнял голову и, не открывая глаз, спросил:

– Ты, Хуммед. Уже вернулся?

– Нет, не Хуммед.

Услышав знакомый голос, парень вскочил, обеими руками зачесал назад рассыпавшиеся по лицу волосы и часто-часто заморгал:

– Вы, Тойли-ага? Салам аллейкум. Как вы попали в эти края?

Тойли Мерген усмехнулся.

– А я приехал, чтобы немножко отдохнуть, поваляться, как ты, в шалаше. Хорошо, прохладно.

– Напрасно вы так, Тойли-ага. У нас нет времени даже побриться. Целый день я сегодня грузил арбузы и дыни. Все кости ноют.

– Ай, перестань! Какая это работа – рвать дыни и грузить их? Подумаешь! – Бригадир замахал руками и вышел из шалаша. – А где Хуммед?

– Повёз дыни в город. С полчаса назад я его проводил и прилёг.

– Когда вернётся?

– Пожалуй, что нескоро.

– Когда? Ты мне точно скажи! – повысил голос Тойли Мерген и посмотрел на часы.

– Точно не могу сказать, не знаю.

– Кто же; знает, если не ты?

– Наверно, часам к десяти приедет! Дорога ведь не близкая.

– Я должен ждать его или могу говорить с тобой? – Тойли взглянул на заходящее солнце, достал из кармана сигареты и предложил зятю. – Будешь курить?

– Не курю.

– А прежде, кажется, курил?

– С тех пор, как работаю здесь, бросил.

– Может, и водку не пьёшь?

Тойли Мерген спросил о водке неспроста. Возле шалаша валялась пустая бутылка. Джепбар виновато улыбнулся и почесал затылок.

– Случилось разок.

– Вижу, что случилось! – Тойли Мерген уставился на зятя. – Ты почему не ответил на мой вопрос?

– На какой вопрос? А, об этом… У туркмен, Тойли-ага, есть хорошая традиция.

– Какая ещё традиция?

– Сначала перед гостем ставят чай и чурек, а потом уже спрашивают, с чем он пожаловал.

– У нас нет времени чаи распивать и чурек жевать. Надо собирать хлопок!

– Хлопок? Значит, мы вернёмся в село?

– Да, вернётесь и будете собирать хлопок.

– Почему же вы так сердито начали разговор? Нам с Хуммедом давно домой хочется. Сколько времени жён не видели! А вы так даже привета от своих дочерей не привезли.

– Некогда было заехать к дочкам, – уже смягчившись, сказал Тойли Мерген.

Джепбар хозяйским взглядом посмотрел по сторонам.

– А кто приглядит за этим хозяйством? Арбузы-то пока ещё подержатся, а вот дыни уже лопаются. Их в первую очередь надо отправлять. Сгниют. И ещё. Тем, кого сюда пришлют, надо сказать, что немало хлопот доставляют суслики.

Тойли Мерген постарался спрятать улыбку. Он был явно доволен зятем и понял собственную несправедливость.

– Ты об этом не беспокойся. Сутки даю вам на сборы. Хуммеда ждать не буду. Привет ему передай. Хочу к чабанам заехать.

– Тойли-ага, ещё я хотел вас спросить. – Джепбар замялся. – Шасолтан знает об этом или бригадир из больницы вернулся?

Тойли Мерген закусил губу. Парень прав. Приехал тесть – снятый председатель, – распоряжается, ничего толком не объяснив.

– Я теперь ваш бригадир, – тихо сказал он.

Джепбар стоял, опустив голову.

– Простите, Тойли-ага.

В хорошем расположении духа Тойли Мерген отправился в пустыню.

Надо было побыть одному, подумать о том, как вести себя с людьми. Чабаны, да и зятья его находятся за тридевять земель от колхоза. Откуда им знать, что он, Тойли Мерген, стал бригадиром? Ведь, по справедливости, не Джепбар должен был извиняться перед тестем, а тесть перед ним. Как ему тогда сказала симпатичная девушка Сульгун? Не надо, мол, рубить сплеча. Оказывается, и молодые порой могут кое-чему поучить стариков.

Ночь бригадир провёл у чабанов. И весь следующий день объезжал овечьи отары.

Все разговоры с чабанами он начинал с того, что к ним, мол, пожаловал новый бригадир.

Встречали его уважительно, расспрашивали о здоровье, давая этим понять, что рады его возвращению в колхоз.

Уже опустилась ночь, когда Тойли Мерген вернулся домой. Аман, усталый и измученный, – ведь он целый день не слезал с машины, – сладко спал.

Тойли Мерген принял душ и не пожелал садиться за стол, а, бросив под локоть подушку, прилёг на ковре.

Акнабат не разобрала, в каком настроении муж, и забеспокоилась:

– А я тебя ещё вчера ждала. Почему ты так задержался? Что зятья?

Тойли-ага, озабоченный уже завтрашними делами, в двух словах объяснил, что всё в порядке.

– Завтра зятья приедут. Вместо них там поработают пенсионеры. Такие молодцы сейчас здесь нужны.

От еды и от чая он отказался, сказав, что чабаны и накормили его, и напоили верблюжьим чалом, притом отменным, – прямо в нос бил. Даже с собой дали.

– Попробуй, в термосе ещё осталось. А я буду спать.

Он поленился лечь в постель и устало опустил голову на подушку, да так и проспал до утра на ковре.

Проснулся Тойли Мерген, когда Аман уже ушёл на работу. Подав мужу чай и чурек, Акнабат ненадолго вышла в соседнюю комнату и появилась в новом платье из кетени. На голову она закинула цветастый шерстяной платок. Завернула в салфетку два горячих чурека и подошла к мужу.

– Тойли, пока ты не ушёл на работу, отвези меня в город.

– Какие же это у тебя дела в городе? Ты ведь, кажется, обещала собирать хлопок?

– Обещала и буду. Только не сегодня. У меня очень важное дело.

– Что ещё за дело?

– Потом скажу.

– Почему – потом? Почему не сейчас?

– А ты мне всё говоришь?

– Чего я тебе не сказал?

– Не сказал, что видел Сульгун.

Тойли Мерген сделал вид, что не расслышал:

– Кого?

– Не притворяйся глухим!

– Ну, предположим, видел. Что из того?

– Почему не сказал?

– Значит, про всех девушек, которых я видел или увижу, я должен тебе докладывать?

– Про всех не надо, а про Сульгун надо. Ведь твой сын собирается на ней жениться.

– Ну и пусть женится. Пусть хоть раз проявит самостоятельность.

– Вот видишь, какой ты человек! При чём тут самостоятельность? Мне даже посоветоваться не с кем! Если я скажу, что тебе нет дела до семьи, ты рассердишься. А ведь тебе и правда всё безразлично.

– С чего ты взяла, что мне безразлично?

– Дочки, слава богу, своими семьями обзавелись. Им твоя забота не нужна. Дома остался единственный сын. А ты и о нём не беспокоишься.

– А может, я беспокоюсь о нём больше, чем ты?

– Если бы беспокоился, так давно бы женил его и баюкал внука.

– А может быть, я жду, когда он сам женится?

– Вот и жди, а пока что отвези меня в город, – сказала Акнабат и пошла со своим узелком к дверям.

Не хотелось Тойли Мергену, чтобы жена ехала в город. Ну, придёт ока к матери Сульгун, начнёт объясняться, и может возникнуть какое-то недоразумение.

– А что, мать, если мы твоё срочное дело отложим ещё на денёк? – просительно проговорил он. – Ты ведь сама видишь, что мне некогда затылок почесать. Я сегодня непременно должен побывать у семи дверей.

– Твои дела никогда не кончатся, Тойли. А люди никуда не сбегут, если ты придёшь к ним на час-полтора позже. Довези меня только до города. А дальше я сама найду. Я знаю их телефон.

– Если знаешь телефон – позвони.

– С тобой невозможно договориться, Тойли. Неужели же, имея машину, ты хочешь заставить меня стоять на дороге и просить людей подвезти? Ну, что же, ладно, если хочешь, так и сделаю…

Поняв, что спорить бесполезно, Тойли Мерген повёз жену в город и высадил её у самого дома Сульгун.

– Приехать за тобой?

– Сама приеду.

– А может быть?

– Что – может быть?

– Может быть, зайдём вместе?

– Нет, ты всё испортишь! Езжай, тебе же надо побывать сегодня у семи дверей, – сказала Акнабат и, поправив на голове платок, вошла в новый двухэтажный дом.

– Проходи, проходи! – обрадовалась Дурсун. – Мы столько лет не виделись, но ты, не сглазить бы, всё такая же. Лицо, глаза – хоть куда!

– Ай, какое там лицо, Дурсун! – вздохнула Акнабат. – Старею, старею. Заботы о детях старят.

– Было бы здоровье, Акнабат, всё остальное не страшно.

– Это верно, это верно.

– Хорошо, что ты пришла. Только сейчас тебя вспоминала. Странная история сегодня приключилась, – перешла на шёпот Дурсун. – Только моя Сульгун ушла на работу, как ко мне гостья пожаловала. Я её совсем не знаю. Говорит без умолку. Есть такие люди – никого, кроме самих себя, не слушают. Пойдём, выручи меня. – И Дурсун провела Акнабат в просторную и светлую комнату, застланную большим иомудским ковром.

Посреди комнаты, заняв чуть ли не половину ковра, лежала дородная, чернявая женщина и потягивала зелёный чай. Акнабат показалось её лицо знакомым, но она не могла вспомнить, где видела толстуху, да, по правде сказать, и не особенно старалась. Но, как положено, спросила о здоровье и тоже присела на ковёр.

– Вы поболтайте, пейте чай, пока не остыл, а я разогрею обед, – сказала Дурсун и ушла на кухню.

С минуту обе женщины молчали. Первой заговорила толстуха.

– Меня-то вы, конечно, не знаете, но зато знаете моего мужа. Я жена Сервера из Геокчи.

«Кто у тебя спрашивает, чья ты жена? – подумала Акнабат. – Хорошо, если эта баба уберётся отсюда, а то ведь не даст поговорить с Дурсун». А вслух вежливо ответила:

– Очень приятно.

Толстухе явно не терпелось поговорить.

– А вы жена Тойли Мергена? – продолжала она. – Прошлой весной, когда председатель нашего колхоза женил своего младшего сына, я, кажется, видела вас там на свадьбе.

– Возможно.

– Вы приехали тогда на новенькой «Волге». Помню, машину вёл сам Тойли Мерген. Да, кстати, а что сейчас делает ваш муж?

Акнабат нахмурилась.

– Работает. Пейте чай, пока не остыл! – сухо бросила она.

Толстуха догадалась, что её вопрос не понравился собеседнице.

– Ах, боже мой, – засуетилась она. – Я вам чаю не предложила? Пейте! – Она наполнила стоявшую перед ней пиалу и, придвинув её к Акнабат, снова затараторила: – Последнее время у меня голова кругом, идёт. Не помню, что делаю, что куда кладу. Был бы мой сын трактористом, всё было бы просто. Уплатила бы калым и бросила бы молодуху ему в объятия. Нет, с моим так не сделаешь! Трудно тем матерям, у которых сыновья с образованием. Возьму, говорит, в жёны не какую-нибудь колхозницу, а чтобы ровней была. А где её, ровню, взять? Один аллах знает… И у вас, кажется, такой сын?

Чернявая скосила глаза на Акнабат, но, не дождавшись ответа, опять заговорила:

– Наверно, вы видели моего сына. Его то и дело вызывают в сёла. Скоро год, как он работает рядом с дочерью Дурсун. Сульгун животы режет, а мой Айдогды детишек лечит. Он уже кандидат. И защищал не где-нибудь в Ашхабаде, а в самой Москве. Ты, говорю ему, чему хотел, выучился, нечего тебе холостяком ходить. Уж чего, чего, а красивых девушек в нашем селении сколько хочешь. А насчёт калыма, говорю, не беспокойся, дай бог здоровья твоему отцу, то, что есть у людей, и у меня найдётся. Но хоть голову ему отрежь, не слушается! Сначала увиливал от разговора. Дескать, погоди, подожду ещё. А уж когда я ему все уши прожужжала, он тут, дня два назад, признался мне. Есть, говорит, такая девушка. И назвал её имя – Сульгун.

Акнабат, погружённая в думы о собственном сыне, не обращала внимания на трескотню чернявой. Но тут сама не заметила, как спросила:

– Какое имя назвал?

Та с явным удовольствием повторила:

– Сульгунджан! Кого бы я ему ни называла, он говорит – нет. Или она, или никто… Люблю, говорит, нравится, говорит. Я ему и сказала: «То, что нравится тебе, понравится и мне». Вот и занялась этим делом.

У Акнабат после этих разговоров чай в горло не шёл. Она поставила налитую пиалу на ковёр и дрогнувшим голосом спросила:

– А девушка что говорит? Она тоже его любит?

– Сульгунджан?

– Да, Сульгунджан.

– Если бы девушка не сказала тёплого слова, парень не стал бы посылать свою мать сватать её. Недавно захворал ребёнок наших соседей, живот у него болел, какой-то приступ, так они на одной машине приезжали. Я поглядела на их фигуры, как красиво они выглядели в белых халатах, ну, прямо загляденье. Если они будут работать вместе и облегчать страдания недужных, разве, думаю, плохо. Нет, очень даже хорошо! Только Дурсун, вроде, немного упрямится. И причину почему-то прямо не говорит. Не знаю, может быть, даже хочет меня этак вежливо выпроводить. Но я не намерена отступать. Я вот сижу тут, у неё в доме, и не двинусь с места, пока она не скажет что-нибудь определённое.

– Правильно, правильно, зачем же вам уходить, – ответила Акнабат и, не развязывая привезённого узелка, торопливо поднялась. – Я пошла.

– Ты что встала, милая? – удивилась вошедшая с миской в руках Дурсун. – Посидела бы. Я ведь обед принесла.

– Спасибо! Считай, что я уже поела. Будь здорова!

И Акнабат ушла, готовая лопнуть от злости на собственного сына.

Не успел Тойли Мерген, вернувшись из города, поставить машину в гараж, как подкатил на мотоцикле его заместитель.

– Что слышно, Нобат?

– Хвалиться нечем, Тойли-ага, – ответил тот и, словно стыдясь, что не успел побриться, погладил подбородок. – Сборщиков у нас маловато.

– Сборщиков прибавим, Нобатхан.

– Хорошо бы.

– А что Гайли и Артык? Пришли?

– Пока нет, Тойли-ага.

– Интересно… Мне показалось, что она этот раз и они поняли.

– Гайли-ага, если и не пришёл сегодня, придёт завтра. Как только продаст морковь. А вот об Артыке разговор другой.

– Какой ещё разговор?

– Сам-то я не ходил к нему, не видел, но от людей слышал. Кто-то сорвал у него дверь. Кто-то, якобы, повыдергал ему бороду. Но это ещё ерунда, Позавчера вечером, говорят, видели его на большой дороге. Будто идёт голый, ну, совсем голый, в чём мать родила. В общем, пошёл слух, что Артык свихнулся, сошёл с ума.

Поскольку история с дверью Артыка и его бородой была Тойли Мергену известна, он не высказал удивления и не впал в растерянность, как это случилось с Нобатом, а довольно спокойно сказал:

– Уж кто-кто, в Артык с ума не сойдёт. А ты куда едешь?

– В правление и на полевой стан.

– Не посчитай за труд, подвези меня на склад.

В новом просторном складе имелось всё необходимое для колхозного хозяйства – от гвоздей и оконных петель до гусениц для тракторов.

В помещении было прохладно – только что вымыли цементный пол. В углу, на аккуратно сделанном топчане, лежал, подложив под локоть две подушки, заведующий складом Эсен Сары. Тойли Мерген улыбнулся и покачал головой: дескать, вот кому хорошо живётся!

Низкорослый, с огромным животом, Эсен Сары казался совсем круглым. Весёлый шутник, он знал великое множество анекдотов всех времён и народов.

В каком бы настроении ни зашёл к нему человек, Эсен не отпустит его, пока не развеселит. И Тойли Мерген, когда чувствовал себя особенно усталым, специально шёл к Эсену отдохнуть. Но при всём этом Эсен Сары за шутками и прибаутками никогда не забывал о работе. Это был добросовестный и чрезвычайно аккуратный во всех делах человек.

Увидев вошедшего бригадира, Эсен Сары обхватил обеими руками свой необъятный живот и, свесив с топчана коротенькие ноги, приветливо сказал:

– Заходи, Тойли-ага. Что-то не видать тебя в последнее время. Ребятки! – крикнул он парням, сгружавшим с машины муку. – Эй, ребятки, если чай у вас закипел, несите сюда. И заварите как следует. Дадим Тойле-ага крепкого чая!

– Я только что пил, Эсен!

– Никто ещё не опивался чаем, Тойли-ага! Ну-ка, садись! – И он похлопал рукой по топчану.

– Мы с тобой посидим, чайку попьём, а кто будет собирать хлопок?

– О хлопке потом поговорим.

– Охотно бы посидел, Эсен, да некогда.

– А я, признаться, не думал, что ты такой печальник! – рассмеялся Эсен Сары. – Если дальше так пойдёт, станешь вроде моего тёзки!

– Какой ещё тёзка?

– И прежде, говорят, был один человек по имени Эсен-печальник. – Не успев ещё рассказать притчу, Эсен Сары засмеялся. – Из-за каждой мелочи – то ли посильнее подует? ветер, то ли посильнее припечёт солнце – бедняга печалился и впадал в панику. Однажды прибежал его сынишка лет десяти и закричал: «Папа! Какая радость, у нас появился ослик!» – «Поздравляю, сынок! Теперь это избавит нас от необходимости ездить вдвоём на одном осле! Я буду садиться на ослицу, а ты на ослика!» – сказал отец, у которого даже настроение улучшилось. Но тут сын сообщил, что у ослика нет ни ушей, ни хвоста. Эсен-печальник снова опустил голову: «Это плохо, сынок!» – Ну, папа, не печалься, ведь это осёл, какая разница – есть у него уши и хвост или нету?» На это Эсен-печальник изрёк: «Если, сынок, человеку не суждено быть счастливым, то, оказывается, и ослик у него рождается не похожим на других. Когда он, бедняга, вырастет и мы нагрузим на него пшеницу и поедем на мельницу, а в тот день непременно пройдёт дождь, наш осёл завязнет в грязи и нам не за что будет вытягивать животинку, потому что у него так и не вырастут уши и хвост». И мой тёзка погрузился в безысходную печаль.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Тойли Мерген и сел рядом с Эсеном Сары.

– Хочу сказать, – главное, что хлопок есть, а уж до снега он на полях не останется.

– Если мы с тобой будет болтать, а не собирать, то он не то что до снега, а и до нового года останется на полях.

– Сборщики найдутся, Тойли-ага. На худой конец соберёт машина. Говорят, Шасолтан получает ещё две машины.

– А пока что сборщиков не хватает. И на одни машины надежда плохая, – сказал Тойли Мерген и похлопал по карманам, ища сигареты. – Поэтому, Эсен, оставим шутки и поговорим о деле.

– Если есть дело, зависящее от меня, считай, что оно уже сделано! – Ещё не зная, что имеет в виду бригадир, кладовщик попытался своей готовностью сгладить неуместную шутку.

– Ты не торопись! – Тойли Мерген закурил и разок затянулся, давая понять, что дело серьёзное. – Я пришёл сюда не за товаром. Я пришёл в поисках людей. Сколько человек у тебя работают?

– У меня? – Эсен задумался.

– Да, у тебя на складе.

– Пожалуй, человек двадцать.

– Неужели ты не знаешь, сколько у тебя людей?

– Прежде было двадцать четыре человека, – ответил Эсен Сары и принялся считать, загибая пальцы. – Сначала ушли двое. Потом трое… У меня сейчас девятнадцать человек. А что?

– Сколько среди них моих родственников?

– Ты что же, занимаешься подсчётом своей родни?

– Да, подсчитываю.

– В трудное положение ты меня поставил, – сказал кладовщик, почесав свою толстую шею.

– Хоть и трудно, а мне надо знать, Эсен.

– Ну, ей-богу, я не знаю. В нашем селе почти все родственники! – И Эсен Сары снова засмеялся.

– Я серьёзно, Эсен.

– Да, вижу, что серьёзно, но…

– И к тому же, – перебил его Тойли Мерген, – не могу сказать, что не спешу.

– Я тоже твой родственник. Меред – тоже, хоть и дальний. И Бяшим, его младший брат. Ну, право же, других сейчас не смогу припомнить.

– Тогда давай, Эсен, сделаем так. Ты выясни сегодня же – дальних и близких, а завтра отправь их на хлопок.

– Послушай, Тойли, а что скажет Шасолтан?

– Шасолтан скажет, что мы с тобой молодцы. Не так уж у вас сейчас много работы. Хватит с тебя и пятерых.

– Не меньше семи человек нужно оставить здесь.

– Значит, семеро справятся тут? Так чего же ты до сих пор держал столько людей?

– По правде говоря, я не думал об этом…

– То-то и дело, что никто не хочет думать, ждут, когда кто-то подскажет. А ведь всем одинаково по одной, голове отпущено.

– Признаю, Тойли, ты прав. Но не так-то это просто, есть у меня и скандалисты.

– Начни с себя, тогда никто слова не скажет! – Тойли-Мерген встал.

– Я бы с радостью.. – И, словно двуногий арбуз, Эсен Сары слез с топчана. – Но посмотри на мой живот, разве он даст мне нагнуться?

– Если пять дней походишь на хлопок, от твоего живота и следа не останется. Потом сам благодарить будешь, – сказал Тойли Мерген и, кивнув, вышел.

После склада он постучался в окошечко колхозной кассы. Окошечко не сразу открылось. Бригадир рассердился на кассира. Сидит там, хихикает и делает вид, будто не слышит, что стучат.

– Оразмамед! Ты почему заставляешь меня ждать?

Тойли Мерген недолюбливал Оразмамеда, хотя когда-то жалел его. Рос парень без отца, а Тойли Мерген хотел, чтобы он учился, одевал его и кормил, заботился о нём, пока свадьбу ему не справил. А парень-то оказался прижимистым. Гостей к себе не звал, но посидеть за чужим столом любил. Отпустил бакенбарды, Одевался по последней моде, а мать и жена ходили в вылинявшем тряпье. Недавно Тойли Мергену сказали, будто этот жадюга заставляет свою семидесятилетнюю мать ткать ковры, потому что собирается покупать машину. Ковры-то дорогие.

Услышав голос Тойли Мергена, Оразмамед перестал смеяться, открыл окошечко и, вытянув шею, вытер белоснежным платком слезящиеся от смеха глаза:

– Ах, это вы, Тойли-ага? Не заставил ли я вас ждать? Читал арабские сказки и до слёз смеялся.

– Почему ты в рабочее время закрываешь окошечко и читаешь сказки?

– Сейчас у меня перерыв, Тойли-ага, вы же сами говорили, что в перерыв положено отдыхать.

– А, по правде сказать, я не знаю, что ещё делать кассиру, как не отдыхать.

– Это вы напрасно, Тойли-ага. Посидели бы хоть денёк в этой конуре, вы бы поняли, что и у кассира работа нелёгкая.

– Раз тебе трудно, освободи место.

Оразмамед вытаращил глаза и подался назад.

– Место это я получил, не подавая никаких заявлений, – в нос пробурчал он. – Вам деньги нужны, я посмотрю ведомость.

– Не беспокойся. Мне не деньги нужны, ты мне нужен. Не люблю разговаривать, когда собеседник прячется за стеной.

Кассир щёлкнул ключом и вышел из боковой двери.

– Где твоя жена? – продолжал допрос Тойли Мерген.

– Моя жена? Должна быть дома. А что?

– Чем она занимается?

– Чем может заниматься женщина, Тойли-ага? – ухмыльнулся Оразмамед. – Чай вскипятит, обед сготовит, испечёт чурек.

– У тебя, слава богу, есть ещё мать. Разве нельзя, чтобы всё это делала она?

– Ай, Тойли-ага, мало что ли хлопот в туркменском доме? У меня и для двух женщин работа найдётся.

– Если бы у тебя были дети, я бы и разговора такого не вёл… А не многовато ли, чтобы одного человека обслуживали две рабыни?

– Я вас не понял, Тойли-ага. – Парень был явно растерян.

– Сейчас поймёшь. Завтра сдашь кассу своей жене.

Оразмамед молчал.

– Опять не понял.

– Понять-то понял, но справится ли она с этой работой, всё-таки женщина?

– Насколько мне известно, вы вместе окончили техникум и отметки у неё были не хуже твоих.

– Не отметки работают, Тойли-ага, а человек.

– Не заносись! Завтра чтобы я тебя здесь не видел!

– А где же мне быть, если не здесь?

– Не знаешь?

– Нет! – сказал Оразмамед и затряс своей маленькой головой.

– Хлопок будешь собирать! Не хихикать и прихорашиваться в пустой комнате, а делать полезное дело.

Оразмамед гордился своей должностью и вдруг такая неприятная неожиданность!

– Так, по-вашему, это бесполезное дело? – попытался он возразить бригадиру. – А что скажет правление? Что скажет председатель?

– Я не собираюсь с тобой торговаться, Оразмамед! С председателем всё согласовано.

«Вот и на водокачке есть один такой же бездельник, пойду к нему», – подумал Тойли, отойдя от кассы. И тут навстречу ему попался Дурды Кепбан.

– Салам алейкум, Тойли-ага!

– А, Дурды, ты! Как здоровье, как поживаешь? – остановился Тойли Мерген. – Почему тебя не видно?

– Вообще-то я собирался зайти. – И, словно застеснявшись чего-то, Дурды Кепбан сделал паузу. – Пусть отвяжется от нас этот ревизор… Куда направляешься?

– Обхожу родственников. Хочу повидать ещё одного бездельника – на водокачке.

– Идём, я тебя немного провожу. Сидеть ведь тоже надоедает.

Тойли Мерген закурил и предложил сигарету главному бухгалтеру.

– Что за ревизор? – спросил он.

– Агаев приехал.

– Агаев? А, тот подхалим. Что у вас собирается ревизовать?

– Он приехал ревизовать не нас, а тебя.

– Сам приехал или прислали?

– Сам бы он сюда и носа не показал.

– Кто прислал?

– Ханов.

– Вот как. Что ж, пусть ревизует.

– Почему – «пусть ревизует»?

– А почему – нет?

– А потому… потому, что ты коммунист!

Почувствовав, что Дурды Кепбан не на шутку рассержен, Тойли Мерген приостановился и серьёзно сказал:

– Коммунист. Ну и что из того?

– Коммунисту надо верить или нет?

– Вот ты куда хватил. – Тойли Мерген медленно двинулся дальше. – По-моему, это большой разговор, так вот на ходу мы ни о чём не договоримся.

– Почему не договоримся? – напал на бригадира Дурды Кепбан. – По моим представлениям, коммунист – самый добросовестный, самый чистосердечный человек. Мне кажется, что подозревать такого человека, ревизовать, проверять его – дело ненужное.

Тойли Мерген довольно долго молчал, потом спросил:

– Газеты читаешь?

– А?

Тойли Мерген повысил голос:

– Газеты, спрашиваю, читаешь?

– Читаю.

– Во вчерашнем номере нашей районной газеты есть интересный очерк. Называется «Настоящий коммунист». Видно, написал опытный человек. Если бы ты прочитал про этого «настоящего», то не стал бы напирать на меня со своими «почему».

Дурды Кепбан задумался. А Тойли Мерген продолжал:

– Так вот, Дурды, будут ещё пока и проверки, и ревизии. Если бы и у меня всё было так, как ты говоришь, мне не пришлось бы теперь ходить от одной двери к другой. И в этом не только моя вина. Мои ошибки тесно связаны с ошибками моих родственников. А ведь среди них есть и коммунисты, и комсомольцы. Вот так, Дурды. А за меня не беспокойся. Высоко держи голову. Промахи у меня были, и за них я расплачиваюсь. Но мы оба с тобой знаем, что никогда в жизни не тронули чужой копейки.

– Это верно! Это все знают.

– Если верно, – Тойли Мерген улыбнулся и положил руку на плечо главного бухгалтера, – не дожидайся отъезда ревизора и приходи вечерком, посидим… И, пожалуйста, забудь, что я тогда просил всех вас уйти, когда вы явились ко мне целой толпой. Настроение у меня было поганое. Не люблю, когда меня жалеют.

– Ой, о чём ты вспомнил, все уже давно забыли.

– Ну и хорошо. Приходи, есть о чём поговорить. Приведи и Эсена Сары. Заставим его на дутаре поиграть и анекдоты послушаем. Я сейчас к нему заходил, да мне не до шуток было.

– Сегодня приходи ты ко мне, – сказал немного повеселевший Дурды. – А то мой козлёнок покоя никому не даёт, сам прыгает в казан. И Эсена Сары позовём.

– Ну, раз козлёнком собираешься угощать, тут уж отказа не будет.

– Приходи, у меня тоже к тебе есть разговор.

– Какой ещё разговор? – Тойли Мерген сразу стал серьёзным.

– Надоело мне сидеть за столом.

– Надоело тебе или не надоело, а сидеть тебе за этим столом придётся, Дурды.

– Я зедь тоже твой родственник. Не следует забывать.

– Этим родством я могу только гордиться, Дурды. Но если ты уйдёшь, Шасолтан придётся трудно. Ты это понимаешь не хуже меня.

Солнце перевалило за полдень, когда Тойли Мерген пришёл домой. Акнабат сидела надутая и пила чай.

– Что ты так быстро вернулась?

– А я не собиралась там ночевать! – сказала она и, грохоча чайниками, поднялась. – Два умника, отец и сын, хорошую вы невесту нашли, куда лучше!

– А что тебе не понравилась в невесте, которую мы нашли? Рост или фигура?

Спокойный вид мужа распалил Акнабат:

– Мы там лишние. Там желающих и без нас много.

Хотя Тойли Мерген видел Сульгун один раз, она понравилась ему. Поэтому он спокойно продолжал:

– Это нормально. Желающих жениться на хорошей девушке и должно быть много. Тут – кто победит.

– Будь она хоть золотая, а мне она и за грош не нужна! – разбушевалась Акнабат. – Мой сын не переступит порога её дома! Пусть только придёт с работы, я ему покажу!

– Ну, что ты ему сделаешь? – не в силах сдержать улыбки спросил Тойли Мерген.

– Ты ещё смеёшься! А мне плакать хочется!

– Ну, скажи, что ты ему сделаешь?

– За волосы оттаскаю!

– Поможет ли?

– Или от матери откажется, или от неё!

После того, как перед ним был поставлен чай, Тойли Мерген снова заговорил:

– Будь я на месте Амана, я бы ни с кем совето-ваться не стал. Дело не в том, сколько парней хотят на ней жениться.

Акнабат усмехнулась:

– Ты хочешь сказать – дело в любви?

– Конечно! – улыбнулся Тойли Мерген и решил пойти на уловку. – Я ведь женился на тебе, хотя твои родные не хотели. А почему? Потому, что любил.

– Коли бы не хотели, не стали бы ждать семь лет, пока ты выплатишь за меня калым. И, пожалуйста, не уводи разговор с сторону. Говори о сыне!

– Если говорить о сыне, то у меня есть кое-какие опасения.

– Что ещё?

– Я не уверен, что та девушка захочет стать женой твоего сына.

– Ещё как захочет! Да если Аманджан кликнет, десять таких, как она, придут. Ещё вприпрыжку прибегут.

– Не знаю, как другие, а она, пожалуй, не побежит. Ты хоть её видела?

– Не видела, а знаю!

– Ну, раз ты всё знаешь, я немножко прилягу, – сказал Тойли Мерген и, допив чай, ушёл в другую комнату.

Даже из-за закрытых дверей ворчание жены довольно долго не давало ему покоя.