Текст книги "Сорок монет "

Автор книги: Курбандурды Курбансахатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц)

– Вот тут и бросьте подстилку! – распорядился он, после чего каждому объяснил его обязанности.

Чары было поручено разложить костёр и сделать из прутьев шампуры. На долю Лысого Ширли выпало потрошить джейранов и укладывать туши в мешки. А Агаев должен был освежевать молоденького джейрана, нарезать мясо и приготовить шашлык.

Все трое засучили рукава и взялись за дело, а Ханов тем временем стал раздеваться. Повесив одежду рядом с шапкой, он неторопливо взошёл на дамбу и посмотрел на небо.

Время подходило к полудню. Хоть сентябрьские ночи были росными, днём пока ещё стоял зной. Поглаживая вспотевший живот, Ханов спустился к воде и нагнулся, чтобы попробовать рукой, не слишком ли она холодна.

«Как раз по мне!» – улыбнулся он про себя и, взобравшись на бетонный выступ, бросился оттуда головой вниз.

Услышав всплеск, Чары вытянул шею в сторону дамбы.

– Ты не глазей по сторонам, а разводи костёр!. – поторопил его Агаев, свежевавший молоденького джейрана. – И выкинь, пожалуйста, дрова, что ты нарубил! От таких углей толку не будет – один треск и шипенье. Пока гребенчук разгорится, пройдёт целый год. А товарищ Ханов не любит ждать. Не успеешь оглянуться, как он вылезет из воды и потребует шашлык. Если не хочешь нагоняя, не ленись, Чары-джан! Кажется, в машине есть саксаул? Принеси его, наломай и разожги. И шампуров нарежь побольше, чего ты жалеешь, не твоё ведь добро!

Так как насчёт обеда хлопотали трое взрослых мужчин, которые представлялись благодушно настроенному Ханову тремя добрыми волшебниками, он меньше всего думал сейчас о костре или о шампурах. Вода доставляла ему удовольствие, и он то нырял, то плескался на поверхности, плавал то на боку, то на спине, а то и просто «по-собачьи». А когда уставал плавать, вылезал на противоположный берег и валялся там на горячем песке. Потом снова нырял.

Ласковая вода, чистый песок, мягкий солнечный свет. Что ещё нужно, чтобы дать отдых уставшему телу? Стараясь ни о чём не думать, он утратил ощущение времени. И кто знает, до каких пор он наслаждался бы купанием, если бы до него не донёсся запах, мяса, прожаренного на саксауловых углях, запах, который мгновенно пробудил в нём зверский аппетит.

Два ковра, раскинутые в тени гребенчука, и расстеленная скатерть сразу привлекли его взор. Но Ханов сделал вид, будто ничего не заметил.

– Что-то у тебя конца не видно? – решил он поиздеваться над Чары. – Может, ты вознамерился морить меня голодом?

Чары не произнёс ни звука. Сейчас ему было не до шуток. Он суетился вокруг костра, но в мыслях пребывал возле своего «газика», брошенного в пустыне. Что же касается Агаева, то даже всемирный потоп не достал бы ему сейчас до щиколоток. Любовно сияв с углей первые пять шампуров шипящего шашлыка, с которого капало сало, он сказал:

– Мы готовы, товарищ Ханов! Начинайте!

Ханов оделся и сел, поджав под себя ноги и сразу заняв целиком один из двух ковров. Прежде чем протянуть руку к жареному мясу, он жадно вдохнул в себя аромат еды и окинул взглядом угощение. Румяные помидоры, молоденький лук, тускло поблёскивающий белый и чёрный виноград, нарезанный ломтиками красный, как угли, арбуз, пахнущая мёдом дыня «вахарман», мягкий золотистый чурек… словом, здесь было всё, о чём только может мечтать человек после удачной охоты, вплоть до жирного чала. Поскольку Агаеву было сказано: «хлеб и напитки, – с тебя!», ревизор, не желая прослыть в глазах начальника скрягой, набил ковровый хурджун всем, что оказалось дома.

Однако на скатерти пока не было того, без чего и шашлык не шашлык.

Увидав, что Ханов беспокойно оглядывается по сторонам, Агаев сказал:

– Чары! Открой-ка тот саквояж! – И, сняв с углей ещё пять шампуров, положил их поверх прежних.

Чары покорно вытащил из саквояжа две бутылки водки, затем две бутылки коньяка и выстроил их рядком.

– Говорите, кому что наливать! – проявил инициативу ревизор.

– Лично я, люди, буду пить водку, – громогласно объявил Ханов и пододвинул к ревизору свою цветастую пиалу.

– Пожалуй, я тоже, – присоединился к начальнику Агаев, которому страстно хотелось коньяку. Он ловко подкинул бутылку с водкой в руке и привычными движениями быстро откупорил её. Затем, наполнив пиалу Ханова и свою, он обратился к Ширли: – А тебе, Лысый, чего налить?

Словно советуясь со своей совестью, механик погладил бороду и виновато посмотрел на соседей:

– Разве и мне выпить, люди?

– Ты не бормочи, говори прямо! – поторопил его Агаев. – А то я сейчас от голода с ума сойду.

– Ай, налей мне из цветной! – и механик нерешительно взял пиалу в руки.

– Ты что? – Чары с удивлением уставился на Лысого Ширли. – Как же ты примиришь аллаха с коньяком?

– Это я так, в шутку! – механик покраснел и замотал бородой, не зная, куда поставить пиалу.

– Разве можно так шутить, Ширли-хан! – засмеялся Агаев. – Впрочем, в наш век надо делать всё, что нравится. Если сердце твоё не противится коньяку, то он может у тебя и с богом соседствовать. Я вот, например, не признаю религии. И намаз не совершаю, и поста не соблюдаю. Но когда празднуют курбанлык и мне подают кусок пожирнее, я получаю полное удовольствие.

Ханову было безразлично, пьёт или не пьёт Лысый Ширли, нарушает он обряд или нет. Сейчас все помыслы его были направлены на мягкую печень и круто посоленное мясо.

– А что если о молитвах и постах мы поговорим попозже? – предложил он, придвигая к себе пиалу. – Раз Ширли не хочет, налей Чары и – конец спорам!

– Мне не надо! – категорически отказался Чары.

– И ты верующий? – притворно ужаснулся Агаев.

Чары промолчал.

– Не хочет – не принуждай. Ему ещё предстоит вечером машину ремонтировать, – сказал Ханов и, подняв свою пиалу, чокнулся с Агаевым. – Джигиты, за ваше здоровье! Пусть самые плохие наши дни будут такими, как сегодняшний!

По мере того, как с шампуров то по одному, а то и по два, снимали куски мяса, пустела и бутылка.

– Как у тебя с поясницей, Караджа? – проявил вдруг интерес разомлевший Ханов.

Но тот после второй пиалы позабыл и то, что его выбросило из машины, и то, что он ушиб спину.

– С поясницей? – не сразу сообразил Агаев и удивлённо прищурил пьяные глаза. – Ах, с поясницей теперь хорошо!

– Если хорошо, налей-ка ещё по глотку!

– Пожалуйста!

Агаев и наливал, и сам пил, и в то же время успевал нанизывать на оголённые шампуры кусочки мяса и класть их на огонь, и в нужный момент поворачивать и раздувать своей соломенной шляпой угли, когда они покрывались золою, и снимать с огня готовое мясо, и вдобавок угощать присутствующих.

Ханов, конечно, ни за что бы так себя не повёл. Он считал подобные хлопоты женским занятием. И сейчас, утолив голод, вместо того, чтобы похвалить Агаева, принялся его высмеивать:

– Как подстрелить джейрана, так у тебя поясница ноет. Зато за столом тебе, не сглазить бы, цены нет. Будь ты бабой, муж, наверно, не сетовал бы на тебя из-за харчей.

Если бы собеседником Агаева был не Ханов, а кто-нибудь другой, он, конечно же, сумел бы отшутиться. На худой конец сказал бы: «А как, интересно, поступил бы твой муж, если бы ты был бабой?..» Но ответить Ханову подобным образом у него язык не повернулся.

– Да, кое-что и мы умеем не хуже других… – промямлил ревизор с кислой улыбкой.

После шашлыка Ширли и Чары принялись за дыню. А Ханов и Агаев умиротворённо закурили, молча смакуя каждую затяжку.

– Ты о чём думаешь? – благодушно осведомился, наконец, Ханов.

– Я? – Агаев с ухмылкой посмотрел ему в лицо. – Сказать правду?

– Конечно.

– По правде говоря, о вас.

– Ну, и к чему ты пришей?

– Мне интересно, почему я не могу быть таким, как вы? – признался он, неожиданно заговорив о вещах, которые Ханову и в голову не пришли бы. – Вы такой жизнерадостный человек, товарищ Ханов, что даже завидно. Мне кажется, что у вас вовсе и не бывает огорчений. Вы умеете и работать, как вол, и веселиться, как дитя… Вы не смейтесь, я серьёзно, – от всего сердца заверил его ревизор. – Возьмём, к примеру, нашу сегодняшнюю охоту. Есть ли у нас в районе хоть один человек, кроме вас, который решился бы на это? Даже крупные работники трясутся при одном слове «инспектор»… Почему, например, не выезжает на охоту Мухаммед Карлыев? Почему, я вас спрашиваю?

– Может быть, не желает?

– Скажете ещё – не желает! Боится! Дрожит за свой авторитет. А вдруг наскочит на инспектора, а тот возьмёт да напишет в Ашхабад, мол, такой-то уничтожает в Серахской степи джейранов. Ведь за такие вещи по головке не гладят. Вот он и боится потерять своё место. А ведь тоже мечтает, наверно… И в самом деле, что может сравниться с охотой? Не знаю, как люди, – выразительно глянув на Ширли и Чары, продолжал он, – а я получил сегодня огромное удовольствие. А то, что мы перевернулись, – не в счёт. Что ж, случается… Зато всё остальное!.. Даже за месяц на даче в Фирюзе так не отдохнёшь…, Или, например, возьмём умение работать. Не подумайте, что я льщу вам, товарищ Ханов, ей-богу, народ вас высоко ценит. Зайдёшь, говорят, к нему с каким-нибудь делом или заботой, – тут же решает. Не откладывает, не тянет. Если может – поможет, а нет – прямо так и скажет – нет. Я считаю, что таким и должен быть современный руководитель – смелым, решительным, прямым…

Слова ревизора пришлись Ханову по душе, но он всё же счёл нужным умерить его пыл:

– Хвалить-то хвали, да от земли не отрывайся!..

– Я не хвалю, а правду говорю! – всё больше увлекался Агаев, хотя глаза его уже заметно затуманились. – Вы к нам приехали – и сразу район начал подниматься. В прошлом году казалось, что план по хлопку горит. А ведь выполнили! И в этом году, даст бог, выполним. И на будущий год…

– Уборка только началась. Пока трудно сказать, как будет в этом году, – вдруг приняв серьёзный вид глубокомысленно вздохнул председатель райисполкома. – А всё потому, что у нас; ещё много таких, работников, как хвалёный Тойли Мерген. Возомнили о себе бог знает что… Если, с ними не будет покончено…

– Вот и покончите! Кто вам мешает?

– Есть такие, что мешают… – Ханов, казалось, позабыл, что находится в пустыне и сидит за трапезой. Он важно поднялся и произнёс, словно с трибуны: – Если мы хотим полным ходом развивать колхозное и совхозное хлопководство и вообще двигать вперёд экономику, нам ещё придётся схватиться с некоторыми товарищами…

– Кто эти товарищи? – с любопытством прищурился Агаев. – Если не секрет, скажите, а мы послушаем.

Ханову очень хотелось сказать: «Кто же, как не Мухаммед Карлыев?.. Да, был бы я первым секретарём, ты бы наш район не узнал!» Однако он вовремя спохватился и ничего такого вслух не произнёс.

– Есть, есть такие! – неопределённо ответил он. – Придёт время – вы все узнаете, кто. А сейчас отложим деловые разговоры и, пока солнышко припекает, окунёмся ещё разок.

Не долго думая, Ханов опять разделся и полез на дамбу. Агаев последовал его примеру.

– Да, товарищ ревизор, у меня к тебе было важное дело, – вспомнил на ходу Ханов. – Ну да уж теперь не стоит… Заходи завтра ко мне после работы, тогда и поговорим.

Зачем же оставлять на завтра? Скажите сейчас.

– Нет, теперь уж не до того! – махнул рукой Ханов и бросился в воду.

Охотники возвращались домой уже после захода солнца, когда совсем стемнело.

При въезде в город их неожиданно остановил автоинспектор.

– Ты почему затормозил? – очнулся от задумчивости Ханов.

– ГАИ, – объяснил Лысый Ширли.

– Какое там ГАИ, – напыжился Ханов. – Что ему за дело до нас?

Не успел ещё Ширли ответить, как молоденький милиционер просунул голову в кабину.

– Чья машина? – поинтересовался он. – Попрошу путевой лист.

Ни слова не говоря, Ширли показал головой на Ханова. Как только автоинспектор увидел развалившегося в кабине председателя райисполкома, тон у него сразу изменился.

– Ах, это вы, товарищ Ханов! – приветливо сказал он. – Простите, обознался. Проезжайте, пожалуйста. – И, козырнув, тут же растворился в темноте.

Они поехали дальше.

– Кого раньше завезти, товарищ Ханов? – спросил Ширли.

– Сначала их отвезём, – после некоторого раздумья решил Ханов.

Так и сделали. Когда, получив свою долю добычи, Агаев и Чары слезли, Ширли заговорщически улыбнулся и спросил:

– Теперь куда?

– А то сам не знаешь! – проворчал Ханов.

– Не знаю! – весело настаивал Ширли, давая понять, что он во всё посвящён.

– Ну и сукин сын! Прикидывается простаком, а на деле – бестия, – не без восхищения признал Ханов. – А ты откуда пронюхал?

– Товарищ Ханов, я ведь всё вижу, даже если под землёй змея шевелится! – тряхнув бородой, засмеялся механик. – Но молчу. Можете меня не стесняться…

– Ладно, будь по-твоему.

Миновав несколько кварталов, Ширли остановил машину возле нового одноэтажного дома. Ханов вышел из кабины и тихонько постучал в большое окно, затянутое изнутри красной шёлковой занавеской, сквозь которую на тротуар падал слабый свет и доносились звуки дутара. Музыка сразу стихла, по-видимому, там выключили радиоприёмник. Потом за занавеской обозначился силуэт статной женщины и послышался приятный голос:

– Кто там?

Оглядевшись по сторонам, Ханов тихонько ответил:

– Это я, Каландар!

Вернувшись назад, он перетащил через борт один из мешков.

– Вам помочь? – высунулся из кабины Ширли.

– Отгони немного машину и стой там. Это будет твоей помощью! – быстро ответил Ханов и, схватив мешок под мышку, рысцой двинулся к входу в дом.

Когда женщина в длинном до щиколоток полосатом шёлковом халате открыла дверь, Ханов негромко спросил:

– Ты одна, моя Алтын?

В голосе женщины прозвучал упрёк:

– Я ведь всегда одна.

– Почему ты хмуришь брови?

– Поневоле нахмуришь, если ты уже месяц не показываешься… Тебе передали, что я звонила?

– Передали. Потом поговорим.

– У тебя всё откладывается на потом.

– А что я могу поделать?.. Я давно хочу прийти…

– Ну ладно… Что это у тебя?

– Это называется джейраном, моя Алтын! – сказал Ханов и со стуком бросил мешок через порог. – Я поехал… На днях буду.

– Когда? – устремив на него красивые глаза, оттенённые длинными ресницами, спросила она и положила на вспотевшую шею Ханова свои прохладные руки.

– Халат испачкаешь. Я ведь весь в песке. И устал очень..

– Халат не жалко! А что ты в песке, то вон ванна. Зайди и помойся! – Алтыкджемал повисла у Ханова на шее. – Ты думаешь, что дома отдохнёшь лучше, чем здесь? Заходи – и ужин подам, и мягкое одеяло.

– Нет, не сейчас… – вздохнул он и с трудом высвободился из её объятий. – Это я просто завернул по дороге, чтобы отдать тебе твою долю охотничьей добычи.

– Зачем мне без тебя твоя добыча, – сказала, печально глядя ему в глаза, Алтынджемал. – Ты слышишь? Зачем мне твоя добыча?

– Я всё понимаю… – Ханов отступил на тротуар и добавил: – На днях буду…

Уже приближаясь к машине, он услышал полные горечи слова:

– Мне, несчастной, только и остаётся, что ждать…

Х

Возвращение Тойли Мергена в колхоз обрадовало всех, буквально всех. Даже Гайли Кособокий сдвинул на лоб шапку и сипло засмеялся:

– Вот теперь ты по своей дороге пошёл.

Однако он ещё не подозревал, что по этой самой «своей дороге» зять прежде всего доберётся до него. Кособокого Гайли.

Вечером, когда Шасолтан вернулась с бюро райкома, Тойли Мергена пригласили на заседание правления, где утвердили его бригадиром.

Думы о завтрашней работе не давали ему долго заснуть, тем не менее он поднялся, когда ещё не занялась заря.

Акнабат, взволнованная и обрадованная тем, что муж снова будет занят привычным делом, проснулась ещё раньше, приготовила для новоявленного бригадира чай и чурек и поставила перед ним завтрак.

Бригадир, конечно, не председатель, поэтому Тойли Мерген даже не взглянул на свой чёрный костюм и остроносые туфли, в которых щеголял ещё вчера вечером.

– Где гимнастёрка и галифе? – спросил он жену.

– Приготовила, приготовила, – ответила Акнабат и, достав из гардероба одежду, с явным удовольствием подала её мужу.

Тойли Мерген надел свой рабочий костюм, в котором он обычно ездил в пустыню посмотреть овец, и вышел из дома. Посёлок только-только просыпался. Шагая по широкой улице, ведущей к хлопковым полям, он подумал: «Кажется, я сегодня проснулся раньше всех?..» Но он ошибался. Кое-кто и пораньше проснулся, а иные, уже давно занимались своими неотложными делами.

Вот, например, Гайли Кособокий с каких пор возился на своём огороде. Он копал морковь. Надо было торопиться на базар. Завидев зятя, шагавшего в низко нахлобученном тельпеке, он вытер пот со лба, поднял голову и, опершись на лопату, обнажил зубы в улыбке. Тойли Мерген прошёл мимо, не замедляя шага. Гайли не понравилось, что бригадир сделал вид, будто не заметил его. Да и лицо у него было сердитое.

С утра на хлопковых полях удивительно хорошо, Нет этой спирающей дыхание духоты, которую ощущаешь обычно летом. Над бескрайними полями, что уходят за горизонт, пробегает лёгкий ветерок.

В пору председательства Тойли Мерген любил смотреть на хлопковое поле, чуть откинув назад голову. Когда хлопчатник набирал рост и широкие карты сливались одна с другой, они казались зеленоватым морем. А когда коробочки раскрывались, то море ужо было не зелёным, а седым, И тогда не то что отдельные рядки или кусты, Тойли Мерген не мог различить даже делянки.

Но сегодня он почему-то не откидывал голову, не поднимал, как обычно, глаза к небу. Едва приблизившись к полю, он присел у первого же куста хлопчатника, посмотрел, прикинул, каков его рост, посчитал раскрывшиеся и нераскрывшиеся коробочки и проговорил про себя: «Если собрать как положено, то, не сглазить бы, урожай будет что надо!..»

Поднялся Тойли Мерген не с пустыми руками, он опустошил четыре коробочки и поднёс волокно к лицу. В нос ударил удивительный запах земли, воды и солнца. Он потёр волокнами щеки и улыбнулся – приятно было прикосновение хлопка, хотя и немного щекотно;

Настроение у нового бригадира поднялось и, не сгоняя улыбки с лица, он продолжал свой путь посреди широкой карты. Над головой, словно большой богомол, появился самолёт. Он опрыскивал хлопчатник химикатами, чтобы опали листья. Ведь для того, чтобы убирать хлопок машинами, листья надо удалить. Лётчик вытянул шею из кабины и помахал рукой новому бригадиру, словно говоря ему: «Да сопутствует тебе удача!».

А вскоре то тут, то там стали появляться и сборщики. Неподалёку от хармана – площадки, на которую бригада свозит собранный урожай, – заработала одна из двух уборочных машин.

Тойли Мерген прошёл по десяткам карт. На каждой карте он опустошал по нескольку коробочек и набрал довольно большую охапку хлопка. Когда он подошёл к полевому стану, солнце уже поднялось довольно высоко.

Основной харман бригады находился поблизости от полевого стана. Бригадир прикинул на глазок, сколько же тут на цементированной площадке валяется хлопка. Пожалуй что, около двух тонн. Но почему он не отправлен на базу? Некому было задать этот вопрос – никого вокруг не было.

Тойли Мерген повернулся к стоящему неподалёку от хармана дому. Веранда, обращённая на север, была пуста.

– Есть тут кто-нибудь живой? – громко спросил он.

Поначалу никто не отозвался. Второй раз голос Тойли Мергена прозвучал громче и требовательнее. С противоположной от веранды стороны, из-за дома, показалось худощавое носатое лицо.

– А, это вы, Тойли-ага? Салам алейкум! – сказал парень и подался назад. – Мы здесь, заходите!

За углом дома, навалившись грудью на мешки с хлопком, четыре здоровенных парня резались в карты.

Правда, они перестали играть, когда появился Тойли Мерген, однако нисколько не смутились, даже не приподнялись навстречу старому человеку, а весьма спокойно, будто их поведение вполне естественно, пригласили его присесть с ними на кошму.

– Тойли-ага, сыграйте с нами! – предложили они. – Если хотите, вот и хороший чаёк…

Тойли Мергену хотелось пить, во рту у него давно пересохло. Он с вожделением смотрел на большущий пёстрый чайник, но и не подумал воспользоваться приглашением парней. Бригадир неторопливо закурил, пустил в небо дым и неожиданно сказал:

– Если мы будем играть в карты, кто же будет собирать хлопок?

Парни переглянулись.

– Кто будет собирать? А? – повторил Тойли Мерген.

– Мы не собираем, Тойли-ага, – с улыбкой ответил худощавый парень. – Мы только отправляем его на базу.

– Так почему же столько хлопка валяется? Почему вы его не отправили?

– Машин не хватает, – заметил один.

– Если и есть машины, то не дают тележек, – подхватил другой.

– А волочить в мешках не дозволено, – добавил третий.

– Кто это сказал, что не дозволено?

– Ваш заместитель, Нобат! – снова заговорил худощавый. – И потом, вроде бы договорились – сначала перевозить хлопок передовых бригад. А у такой отстающей бригады, как наша…

– Коли отстаёте, почему машина не работает?

Бригадир махнул рукой в сторону новой хлопкоуборочной машины, что стояла неподалёку от площадки, покрытая пылью и паутиной.

– А водителя нет.

– Нет водителя? Куда же девался Джепбар?

Вместо того, чтобы ответить на вопрос бригадира, худощавый парень почесал нос и прищурился.

– Ты чего ухмыляешься?

– Если бы мне лично сказали, поезжай, мол, в пустыню, собирай арбузы, вари патоку и суши дыни, то я бы и близко к машине не подошёл.

– Что ты хочешь этим сказать? Кто мог послать Джепбара на арбузы, когда не убран хлопок? Кто это сделал, я спрашиваю?

– Кто же, кроме вас, может послать? – уже откровенно засмеялся худощавый. – И уехал он не один. Прихватил с собой и свояка Хуммеда.

Не случайно ухмылялся худощавый парень. Была на то причина. И Джепбар, и Хуммед доводились зятьями Тойли Мергену. Поняв, что его хотят поддеть, бригадир бросил на землю сигарету и раздавил её носком сапога.

– Ну, что ж, – сказал он. – Раз я сам их послал, то сам и назад верну. Так что ты, голубчик, напрасно рот до ушей растянул. – Тут он подошёл к булькающему в стороне большому чёрному казану и спросил: – Кто из вас повар?

Огромный усатый парень бросил карты, которые до сих пор держал в руках и, потянувшись, нехотя поднялся.

– Вообще-то повар я, Тойли-ага, – лениво произнёс он, догадавшись, что вопрос задан неспроста.

Окинув усатого взглядом с головы до ног, Тойли Мерген с презрением проговорил:

– И не стыдно такому здоровенному детине да при таких вот усах торчать возле чёрного казана и валяться без дела?

– Акы не виноват, Тойли-ага… – рванулся вперёд худощавый, но уже постеснялся улыбнуться.

Бригадир помахал в воздухе рукой:

– Да перестань ты чушь молоть! Кто же виноват? Может, опять я?.. Так вот, с завтрашнего дня чтобы я не видел тебя возле казана! С завтрашнего дня вы все выйдете на хлопок. А вместо вас сюда придут ваши жёны! Чтобы варить суп, принимать хлопок, сушить его и отправлять на базу – усы не нужны.

Парни молчали, почуяв серьёзность положения, однако худощавый не выдержал:

– А что делать неженатым?

Тойли Мергену было не до шуток. Он пристально посмотрел на зубоскала и твёрдо сказал:

– Если завтра увижу тебя за картами, то объясню, что тебе делать. Слышал или надо повторить?

– Слышал… – потупился шутник.

– Ну, раз слышал, передай таким же, как ты, лентяям С завтрашнего дня все выходят собирать хлопок. Все! Ясно? – Голос Тойли Мергена набирал силу. – Позор! Урожай не собран. Бригада отстаёт, А им и печали нет. Лежат, картишками перекидываются и животы поглаживают. Есть у вас совесть?

После этого разговора Тойли Мерген, никуда не сворачивая, отправился домой. Только теперь дала себя знать усталость. Есть не хотелось, а утолить жажду он не смог даже двумя чайниками и пододвинул к себе третий.

Если в жажду его ввергла длинная дорога, по которой прошагали его непривычные к ходьбе йоги, то устал он от мыслей и забот. Подложив под локоть две подушки, Тойли Мерген пил чай и спрашивал самого себя: как быть? Работа тяжёлая. Людей мало. Что делать? И не раз, и не два задавал он себе эти вопросы.

«С Кособокого Гайли надо начинать, да, с Гайли!..» – решил он наконец и резко отодвинул пиалу.

– Да, да, надо начинать с Кособокого! – вслух повторил он.

Услышав голос мужа, Акнабат, занятая своими делами на кухне, просунула голову в дверь:

– Ты что-то мне сказал?

– Пока нет, но, кажется, придётся и тебе ска-гать. – Тойли Мерген поднялся. – Надо собирать хлопок!

– Мне?

– Тебе!

– Ай, какая из меня сборщица!

– Соберёшь пять граммов – и то польза!

– А ты куда?

– В город!

– Что ты там потерял?

– Привезу Гайли Кособокого.

– Гайли? – удивилась жена. – Зачем он тебе понадобился?

– Заставлю собирать хлопок.

– Ах, вот оно что!.. – Акнабат сунула в рот кончик платка, чтобы скрыть улыбку. – Хорошо, конечно, если он тебя послушается.

– А не послушается, пусть собирает свои пожитки и совсем переезжает на базар. Я не потерплю, чтобы он барышничал, а хлопок гнил на полях.

– Если бы ты раньше, отец, об этом подумал, то не было бы того, что случилось…

– Есть поговорка, мать: «Лучше поздно, чем никогда!» – Тойли Мерген кивнул жене и пошёл к машине.

Хотя солнце уже перевалило за полдень, народу на городском базаре было видимо-невидимо. Горы душистых дынь, от маленьких, с кулак, до таких, что не на всяком столе поместятся, тугие гроздья винограда, любые овощи – словом, что ни пожелай, всё есть. Покупателей великое множество, но и торговцев хоть отбавляй.

Оставив машину на пустыре возле старой бани, что примостилась с восточной стороны базара, Тойли Мерген вошёл в толпу. Продвигаться в этой толчее было трудно. На счастье, попался знакомый человек и объяснил, где искать Гайли Кособокого. Иначе бы Тойли Мергену нелегко пришлось.

Надвинув на лоб известную всему городу шапку, Гайли торговал в самом конце базара. Он сидел в тени возле табачной палатки и, покуривая, отпускал кому-то морковь, затем протянул сдачу и, конечно, не заметил, что за ним наблюдают.

– Почём морковь? – спросил Тойли Мерген, подойдя вплотную.

– Сегодня морковь почти даром. Даром, – не поднимая головы, ответил Гайли. – Пятьдесят копеек кило!

– А по колхозной цене не отдашь?

– По колхозной цене я бы и сам купил, – усмехнулся Гайли. – Только как бы их палатка не оказалась на замке!

– Если на замке, велим открыть!

– Вели, вели, да погляди, есть ли там что-нибудь!

– Хватит зубоскалить! Смотри в лицо, когда с тобой разговаривают. – И Тойли Мерген приподнял ему шапку.

– А… Тойли… Это ты? – растерялся Кособокий. – Откуда ты взялся? Как это ты бросил свой хлопок и прикатил на базар.

– Приехал покупать морковь.

– Морковь!.. Ха, ха! Говори напрямик, зачем пожаловал…

– И тебе не стыдно? Ну, если бы ты был беспомощным стариком или на жизнь бы тебе не хватало…

– А чего мне стыдиться, я не ворую. Своё продаю. Плоды пота своего продаю. Чужого мне не надо. Свой огород, своя морковь. И государство не против огородов. Наоборот, всячески поддерживает, надо, говорит, больше внимания уделять приусадебным участкам.

– Не о таких, как ты, торгашах, говорит государство.

От слова «торгаш» шея у Гайли налилась кровью.

– Давай, Тойли, выкладывай, с чем пожаловал.

– Изволь. С завтрашнего дня ты должен забыть дорогу на базар.

– Я ничего дурного на этой дороге не видел, так зачем же мне её забывать.

– Кособокий!

– Хоть тысячу раз обзывай меня Кособоким! Но тебе меня выпрямлять! Ты вот восемнадцать лет вставал раньше других и восемнадцать лет ложился спать позже всех, А что ты за это получил? Хорошо тебя отблагодарили? Сам не умел жить, так не мешай мне!

– Я приехал не для того, чтобы слушать твою болтовню! Завтра с рассвета выйдешь на хлопок.

Гайли усмехнулся и покачал головой.

– Приказ или просьба? Как я должен тебя понимать?

– Разве ты способен уважать просьбу? Ведь если по чести, ты должен был сам прийти и спросить, чем, мол, могу помочь. Да от тебя такого не дождёшься!

– Стало быть, приказ?

– Приказ.

– Этот приказ касается только меня?

– Всех.

На сей раз Гайли Кособокий уже откровенно расхохотался.

– Смеяться тут нечего. Я с тобой серьёзно говорю.

– А если серьёзно, то сначала погляди на своих, более близких родственников.

– Кого ты имеешь в виду?

– А то ты не знаешь! – Гайли фыркнул и заговорил, размахивая длинными руками. – Где твой сын? Ты сумел учить своего сына за счёт колхоза, а заставить его работать в колхозе не сумел. Почему он не должен собирать хлопок, а я должен? Он, значит, может жить в городе, не пачкать ручки, потягивать вино и развлекаться, а мы должны вместо него проливать пот? Так, да? Где справедливость?

На крик Гайли Кособокого начал собираться народ.

– Хватит! – сказал Тойли Мерген, и у него невольно сжались кулаки. Но сдержал себя и, не проронив больше ни слова, зашагал прочь.

– Теперь, оказывается, хватит! – гордясь своей победой, бросил вслед бригадиру Гайли. – Нашёл дурака! Заставь сначала работать своего отпрыска, а потом другим угрожай!

Бледный и измученный вышел Тойли Мерген о базара. Видимо, он и в самом деле неверно поступил. Нужно было и правда начинать с собственного сына. И он решил ехать прямо в автопарк к Аману.

Директор сидел в большом, почти пустом кабинете и потягивал чай. Увидев неожиданно появившегося Тойли Мергена, он вскочил и засуетился:

– Салам, Тойли-ага! Заходите, располагайтесь! Вот, посмотрите, какие кресла, я их недавно купил. Никто ещё на них не сидел. Проходите, садитесь. И чай как раз только что заварил!

– Я пришёл не чаи распивать. Где ваш главный инженер?

– Ваш сын? – замялся директор. – Он ведь от нас ушёл, Тойли-ага.

– Ушёл? Что значит ушёл?

Директор заговорил, глядя куда-то в сторону:

– То ли с ребятами не поладил, то ли ещё что, я, как вы понимаете, не хотел его отпускать, но Аман не послушался меня. Ведь я и заявление его долго держал, не подписывая. Но поскольку он настаивал, чуть ли не ногами топал, я был вынужден его освободить.

Хотя Тойли Мерген и не был близко знаком с директором автопарка, он не поверил, что тот сожалеет об уходе Амана, Тем более, что по слухам он знал, директор любил держать возле себя только угодных ему людей.

– Я бы предпочёл прямой разговор, – сказал Тойли Мерген, уставившись в мясистое лицо директора. – С ребятами, говорите, не поладил? А может быть, не с ребятами, а с вами?

Не зная, что сказать, директор беспомощно улыбнулся:

– Ваш сын, Тойли-ага, не слышал от меня ни одного громкого или грубого слова. Он сам был и ханом и султаном. Так что я вины за собой не чувствую. Я очень и очень жалею о его уходе, нелегко будет найти такого главного инженера, как Аман.

– И от его ухода, и даже от вашего, автопарк не развалится.

– По правде говоря, я не ожидал, что для вас это будет неожиданностью.

Тойли Мерген хмуро проговорил:

– Если бы я знал, то не стал бы вас беспокоить своими визитами. Куда же он ушёл?

Хотя в кабинете было прохладно, на лбу у директора выступили капельки пота.

Увидев, что тот мешкает с ответом, Тойли Мерген явно забеспокоился.

– Я, кажется, у вас спрашиваю!