Текст книги "Сорок монет "

Автор книги: Курбандурды Курбансахатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)

– Вы закончили? – уже не повышая голоса, спросил Ханов.

– Да, я кончила.

– А я не кончил. – Председатель райисполкома встал. – Вот ваша вчерашняя сводка. Смотрите!

– Скоро будет другая.

– Когда?

– В тот день, когда хорошенько раскроются коробочки.

– Когда они у вас раскроются?

– Когда у людей, тогда и у нас. И сводка сразу изменится.

– А как в бригаде Тойли Мергена?

– И Тойли Мерген не отстанет от других. Вы удовлетворены, товарищ Ханов?

Если бы сейчас пролетела муха, шум её крыльев нарушил бы тишину в приёмной.

Секретарша и Агаев слушали происходящее в кабинете, затаив дыхание.

– Нет! – снова повысил голос Ханов. Но на этот раз не стукнул кулаком по столу. – Не удовлетворён! И вот почему. Много у нас таких, что дают слово, но не держат его. Вот и приходится не словам верить, а сводкам. Только сводкам! Как вы сами говорите, это, во-первых. А во-вторых, я вам, товарищ Шасолтан Назарова, дам один совет. Хотите – прислушайтесь, не хотите – как угодно. Мой долг сказать. По-моему, вам следовало бы поменьше говорить и побольше слушать, поменьше разглагольствовать и побольше работать. Вы человек молодой. Хоть вам и кажется, что вы всё понимаете и всё знаете, на самом деле вы ещё очень многого не учитываете. Если план по хлопку не будет выполнен в срок, то от ваших красивых слов останется один пшик. То, что я сейчас говорю, касается не только товарища Назаровой. Всех касается! Всех! Если же план будет выполнен, то будут и благодарности, и медали, и ордена. Вполне возможно, что некоторые товарищи окажутся достойными и Золотой звёздочки. Это я вам обещаю. Но не забывайте главного. План, и ещё раз план. Иначе ответите партбилетами. Хотите – заставляйте работать детей, хотите – взрослых, мне это безразлично. Мне нужен хлопок! Хлопок! Вот так, товарищи. Теперь, понятно? Если понятно, то давайте на этом закончим.

По одному, по двое выходили председатели колхозов. Шасолтан вышла вместе с дядюшкой Санджаром.

– Напрасно ты сердишься, дочка! – по-отечески увещевал её повидавший виды человек.

– Почему напрасно? Ну, чем, скажите, сегодняшнее совещание отличается от позавчерашнего? – Шасолтан говорила громко, не боясь, что её услышат.

– Ну и пусть его! Чего нам беспокоиться? – развёл коротенькими руками старик и тихо добавил: – Сказали тебе, приезжай – приезжай. Скажут, садись – садись. И слушай, что говорят. А вернёшься домой, действуй, как знаешь.

– Вы так и делаете?

– Только так. Слушаю и помалкиваю, будто рот у меня воском залит.

– Приезжать! Уезжать! Сидеть тут часами, а то и по целым дням! Неужели вам не жалко времени?

– А что сделаешь, хоть и жалко? – снова развёл руками старик.

– Если вы, я, он, – мы все будем молчать, толку никогда не добьёмся.

– Я бы сказал, – и мне есть что сказать, но силы у нас неравные. Вот я и молчу. А делаю по-своему.

– В этом ваша ошибка, Санджарага. Я помню ваши слова о Тойли Мергене. Как хорошо вы тогда сказали: «Если он теперь никому не нужен, пусть его отдадут мне!» Такие слова о Тойли Мергене в то время мог сказать только прямой, честный и смелый человек. А сегодня я вижу – болен этот человек, заразили его.

– Болен? Заразили? Нет, дочка, я себя хорошо чувствую.

– Не обижайтесь на меня, Санджар-ага. Я всегда говорю то, что думаю. Равнодушием называется ваша болезнь.

– Ах, вот ты о чём. Нет, милая, не равнодушие подсказывает мне молчать до поры, а опыт. Поймёшь, когда постарше станешь.

Шасолтан задумалась, но по тому, как она тряхнула головой, было ясно, что Санджар-ага её ни в чём не убедил.

– До пленума райкома и я теперь помолчу. Но уж там всё скажу, – девушка нагнулась к уху старика: – Увидите, как я растрясу Ханова.

– Будем живы – послушаем тебя, дочка! – старик захохотал, прикрывая коротенькой рукой рот.

Ни Шасолтан, ни Санджар-ага не заметили пялившего на них глаза Агаева. Впрочем, не только они, но и почти все выходившие из кабинета Ханова не обратили на него внимания.

В кабинете никого не осталось, но Ханов ещё с полчаса заставил ревизора ждать. Наконец, ему разрешено было войти. Беззвучно ступая, с зажатой под мышкой папкой, Агаев вошёл в кабинет. Ханов сидел, обхватив голову руками, и вроде бы не замечал, что ревизор стоит перед ним, не решаясь сесть.

Но вот начальник откинулся к спинке кресла и угрожающе проговорил:

– Чего торчишь, будто аршин проглотил? Садись!

Агаев замешкался, не зная, куда сесть – поближе или подальше.

«Куда бы я ни сел, – подумал ревизор, – он до меня доберётся».

Словно прочитав его мысли, Ханов усмехнулся:

– Ближе садись, ближе! Сбежать не удастся.

Агаев развёл губы в жалком подобии улыбки, и сел, оставив между собой и начальником три стула.

– Я и не думаю бежать от вас, товарищ Ханов, – дрожащим голосом сказал он.

– Я знаю, о чём ты думаешь! – Ханов стукнул кулаком по столу. – Я уже слышал, какую ревизию ты провёл. В каком виде ты явился сюда? За целую неделю не нашёл времени побриться? Сколько ящиков водки ты выпил, рёбра скольких козлят обглодал?

Агаев знал, что шума ему не избежать. Но такого рода обвинений он не ждал.

– Товарищ Ханов! – взмолился ревизор, ощущая во всём теле слабость. – Клянусь могилой моего бедного отца. Поверьте мне, с того момента, как я приехал туда, у меня во рту не было ничего, кроме чурека и холодного чая. Клянусь вам!

– Нашёл дурака! Поверил я твоим клятвам! – зло засмеялся Каландар Ханов. – Наплевать мне на то, что ты ел и пил! Скажи лучше, какую ты взятку получил!

Ревизора залил пот.

– Товарищ Ханов!

Председатель райисполкома не пожелал его слушать:

– Всё равно я тебе не поверю, что Тойли Мерген чист. Я знаю, что помогло ему. Хрустящие бумажки! Сотенные! Не увиливай и говори прямо. Сколько ты взял? Тысячу? Две? Может, побольше? А?

– Товарищ Ханов!

– Заткнись! – заорал Ханов. – А ну, выкладывай на стол всё, что у тебя за пазухой.

– Товарищ Ханов!

– Я сказал, замолчи! Если ты признаёшься в своём преступлении, я ещё, может быть, прощу тебя, А если начнёшь вилять, то сначала уволим, а потом…

– Товарищ Ханов! – прервал его Агаев. – Я уехал оттуда, как оплёванный. За что же вы понапрасну обижаете меня! – Ревизор даже всхлипнул. – Я ведь считаю вас самым справедливым человеком, единственным в нашем районе…

Больше Агаев не мог говорить. Он закрыл лицо руками и откровенно заплакал.

Ханов поморщился и, отвернувшись от Агаева, со злостью нажал кнопку звонка.

– Убери его с глаз долой! – закричал он вошедшей секретарше.

Ревизора мутило, голова у него кружилась, и поднялся он с величайшим трудом. Будто слепой, он на ощупь искал лежавшую перед ним папку.

Собирая со стола бумаги и пряча их в сейф, Ханов не желал замечать, в каком состоянии Агаев. Секретарша поняла, что ревизору плохо, и под руку вывела его из кабинета в приёмную. Но тут он уронил злосчастную папку и рухнул на пол.

– Ой, ой, товарищ Ханов, помогите! – закричала в дверь испуганная женщина.

– Что ты кричишь? – возмутился тот, не двигаясь с места.

– Он упал, он без сознания!

– Упал? – ехидно усмехнулся председатель. – Пусть взяток меньше берёт, не будет терять сознания.

– Да вы посмотрите, как он лежит. Если с ним что-нибудь случится, у вас же будут неприятности.

– Раз ты так боишься, позвони в «скорую помощь»! – бросил Ханов и, поскрипывая сапогами, вышел в приёмную. Даже не взглянув на лежащего в беспамятстве Агаева, он обогнул его и важно удалился.

XX

Знакомый скрип сапог заставил Шекер открыть глаза. Оказывается, она прилегла на диване и задремала.

– Моя Шекер! – как обычно кликнул её вернувшийся домой муж.

Шекер быстро нащупала шлёпанцы и вышла в коридор. Там, кряхтя от натуги, Ханов стягивал с ноги сапог.

– Помочь?

– Сам попробую, – сказал он и с улыбкой посмотрел на жену. – Ну как, заждалась?

– Прежде ты звонил, если задерживался, – мягко упрекнула она его. – А теперь что-то забывать стал.

– Сегодня, моя Шекер, мне и позвонить было некогда. – Он погладил жену по щеке и поцеловал её в лоб. – Ну и устал я.

Поцелуй оказал своё действие. Шекер мигом позабыла о своих обидах и печалях.

– Я колонку истопила, – говорила она, идя следом за мужем в комнату. – Пока подам обед, ты пойди поплескайся. Сразу усталость как рукой снимет.

– Мне, Шекер, даже этого сейчас не хочется. А потом я смертельно голоден. – Он решительно отодвинул в сторону вазу с розами и сел за стол. – Чем сегодня угощаешь?

– Шурпу сварила. Баранью ляжку поджарила. Курицу…

– Всё, всё годится! – прервал Ханов жену и ласково погладил её по спине. – Подавай конвейером одно за другим!

– Значит, ты и в самом деле проголодался? – почему-то обрадовалась Шекер и достала коньяк.

– А разве я когда-нибудь вру?

– Ой, откуда мне знать.

– Что ты имеешь в виду, моя Шекер?

– Да, ерунда. Просто так сказала…

От стакана коньяку и жирного обеда Ханов разомлел.

– Послушай, моя Шекер! Что-то у меня во рту пересохло. Заварила бы ты зелёного чая! – сказал, он и с трудом дотащился до дивана. – А я полежу…

Послушная Шекер мигом принесла ему два чайника и пиалу. Тут зазвонил телефон.

– Возьми трубку и, кто бы меня ни спрашивал, говори, что ещё не приходил.

– Ох, не умею я врать…

– Ну, что ты в самом деле! – повысил голос Ханов.

Шекер нерешительно подняла трубку.

– Здравствуйте, здравствуйте, – приветливо начала она. – Да, квартира Ханова… Я? Здорова… Сейчас, сейчас! – И, положив трубку рядом с аппаратом, шёпотом объявила: – Мухаммед Карлыев!

– А, ну тебя! – с досадой проворчал Каландар. – Как будто, если он Мухаммед Карлыев, с ним надо говорить, как с внуком пророка Мухаммеда? Сказала бы, что меня нет, и кончено! Вот так когда-нибудь ты меня своей вежливостью погубишь.

Он нехотя поплёлся к телефону и взял трубку.

– Добрый вечер, товарищ Ханов! – послышался голос Карлыева. – Ну, как совещание, хорошо прошло?

– Кажется, неплохо. А что, на меня уже поступили жалобы?

– Да нет! – засмеялся Карлыев. – Просто хочу узнать, сколько теперь у вас в резерве хлопкоуборочных машин?

Подумав, Ханов ответил:

– Вроде бы три.

– Нельзя ли одну из них отдать Санджару-ага?

– Он ведь, кажется, уже получил?

– Хоть и получил, а всё-таки ему нужна ещё одна. По тому, как он сейчас со мной разговаривал, видно, что очень нужна.

– Почему же он на совещании молчал?

– Вот и я этого не пойму.

– Ладно! Выделим ему ещё одну машину! – произнёс, глубоко вздохнув, Ханов. – Только на будущее у меня к вам просьба, товарищ Карлыев. Когда вопрос касается организаций, находящихся в моём ведении, направляйте людей ко мне.

– Так я обычно и делаю… – согласился секретарь райкома. – Но в данном случае Санджар-ага ко мне не обращался, так что это не его просьба, а моя. Да и звоню я вам, собственно, по другому делу. Говорят, Агаев попал в больницу. Мне он всегда казался здоровяком. Что же с ним могло случиться? Может, вы знаете?

«Этот человек и впрямь услышит, даже если под землёй змея проползёт!..» – с досадой подумал Ханов и сказал: – С Агаевым ничего страшного. Видна, просто переутомился немного.

– Ну, раз вы в курсе дела – я спокоен. Всего вам доброго.

Как ни отгонял от себя дурные предчувствия Ханов, но интерес секретаря райкома к судьбе Агаева встревожил его. Позабыв о стынущем чае, он тут же принялся наводить по телефону справки и в конце концов связался с той больницей, куда доставили ревизора. Ханов назвался и потребовал дежурного врача. Ждать того пришлось довольно долго.

– Что там с Агаевым? – воспользовалась паузой Шекер.

– А что с ним может быть?! Наверно, напился и нажрался на дармовщину сверх всякой меры. Вот и… А, здравствуйте, товарищ Баев! Говорит Ханов. Да, да, Ханов!.. У вас там находится работник нашего сельхозуправления Агаев. Я бы хотел узнать, в каком он состоянии. Что? В тяжёлом?.. Даже очень в тяжёлом?.. А что с ним? Сердце? Да, если сердце, это плохо… Да, да, уж вы постарайтесь! Всё, что в ваших силах…

– Семья-то его хоть знает? – спросила Шекер, когда муж положил трубку.

– Наверно знает, а откуда бы разнюхал Карлыев? – проворчал он и снова сел за стол.

– Почему у тебя вдруг испортилось настроенные? – спросила Шекер. – Ты что, за Агаева волнуешься?

– Ну, да! Буду я ещё из-за такого прохвоста волноваться! Полежит пару деньков и поднимется, – нервно потирая лоб, ответил Ханов. – Есть вещи поважнее.

– Какие же? – заинтересовалась Шекер, подсаживаясь поближе к мужу.

– Ой, долго рассказывать, моя Шекер! Не поймёшь ты.

– А ты объясни, – Шекер прижалась к мужу, погладила его по волосам, поцеловала в щеку, потом обняла, стараясь своими ласками вернуть ему хорошее настроение.

– Зачем же я буду свою ношу на тебя взваливать? Достаточно того, что мне самому тяжко, – сказал Ханов. Он выпил две пиалы чаю, потом, о чём-то сосредоточенно думая, поднялся с места и прилёг на диван. – Ко всем неприятностям, мне ещё сегодня предстоит отправиться в пустыню, – добавил он внезапно.

– В пустыню? – ужаснулась Шекер и бросила взгляд на часы. – Ведь уже почти одиннадцать. Какая сейчас может быть пустыня? Тем более завтра – выходной день. В крайнем случае дождись рассвета. Поедешь днём.

– Ты, моя Шекер, даже не представляешь себе, что происходит! – многозначительно произнёс Каландар. – Эх, поздновато мне сказали! А то бы я уже давно был в пустыне. Там, понимаешь ли, в Ак-Мейдане на овец волки вдруг напали и чуть ли не совсем погубили отару.

– Разве больше некому поехать? Обязательно ты должен?

– Поехать, конечно, есть кому. Но не очень-то мне верится, будто в нынешнее время сыщешь такую стаю волков, чтобы задрала целую отару. Поручиться не могу, но только… сдаётся мне, что тех овец сожрали не четвероногие, а двуногие волки. Вот и приходится ехать самому. Ты ведь знаешь мой характер. Я теперь не успокоюсь, пока всего не выясню.

– Если так, поезжай, Каландар. Я сейчас быстренько приготовлю тебе одежду для пустыни. – И, даже не отхлебнув налитого чаю, жена вышла из комнаты.

Ханов снова взялся за телефон.

– Гараж?.. Это ты, Ширли? Ханов говорит. Ты чего там до ночи торчишь? Неужто вечерний намаз с опозданием совершаешь? А в это время Овадан дома скучает… Хоть ты и смеёшься, сукин сын, но похоже, настроение у тебя неважное. Что? Как? Вы всё ещё не привели в порядок «газик»? Да, не держат теперь люди своего слова. А я-то думал, вы давно с ним разделались. Как же после этого вам верить?

И меня и себя позорите. Ну, ладно, ладно, поторапливайтесь! Не поспите пару ночей со своими бабами, ничего, душа из вас не выскочит!.. Как там Чары? Знаю, что ждёт. Если «газик» ещё в ремонте, пусть садится на «Волгу» и заезжает за мной. И бензину пусть возьмёт побольше. В пустыню поеду.

Пока Ханов переодевался, Шекер наполнила большой, перепоясанный ремнём мужнин портфель жареным мясом, чуреком, виноградом, помидорами, луком и прочей снедью.

– Ты что, моя Шекер? – усмехнулся, глядя на её приготовления, Ханов. – Думаешь, что в пустыне чабаны свяжут твоего мужа и будут держать его на голодном пайке?

– Есть поговорка: «Своя ноша не тяжела». Как-никак пустыня… Мало ли что…

– Это верно, моя Шекер! А ты всё-таки у меня умница, – признал Ханов и поцеловал жену в щеку. – Ну, уж если так, подай мне и бумажник.

– Поесть-попить тебе хватит. Зачем же в пустыне бумажник?

– Ай, мало ли что, моя Шекер! – ответил он её же словами и добавил: – Ты меня не провожай. Запри дверь и спокойно ложись. Собаку я сам спущу. Вернусь завтра во второй половине дня. А может, и пораньше.

– Сам смотри, как там у тебя сложится, – сказала Шекер и, вопреки его наставлениям, пошла следом за ним. – Только не очень увлекайся охотой!

Шекер всё-таки проводила мужа до ворот и стояла на улице до тех пор, пока машина не скрылась из глаз.

Когда Ханов тяжело опустился на заднее сиденье, Чары обернулся к нему и спросил:

– Куда поедем, Каландар-ага?

– Разве Ширли Лысый тебе не говорил?

– Знаю, что в пустыню. Только у нас пустыня кругом, Каландар-ага.

Оглянувшись в сторону жены, Ханов ответил:

– Поезжай к Ак-Мейдану.

– К Ак-Мейдану? – водитель задумался. – Поехать, конечно, можно, Каландар-ага. Только уж очень дорога на Ак-Мейдан скверная. Как бы не угробить машину.

– Люди и те выходят из строя, а что такое машина? Езжай!

Чары нажал на газ. Но едва он выехал на центральную улицу, начальник похлопал его по плечу.

– Давай налево!

– Так мы не попадём в пустыню, Каландар-ага?

– А тебе что, не терпится в пустыню? Я думаю, пустыня твоя никуда от нас не сбежит. Подождём, пожалуй, пока будет готов «газик».

– Точно, Каландар-ага!.. Поворачивать назад?

– Пора бы знать тебе, Чары: отправившись в путь, Ханов никогда не поворачивает назад!.. А что, если ты подкинешь меня к дому той женщины?

Обрадованный тем, что поездка в пустыню отпала, парень решил подшутить над своим начальником и сделал вид, будто не понял его.

– Какая бы это могла быть женщина, Каландар-ага?

– А то ты не знаешь, сукин сын?!

– А… Туда, значит, – понимающе улыбнулся Чары.

Он полагал, что высадит хозяина у дома с красными шёлковыми занавесками и тотчас вернётся в гараж. Ведь они с Лысым Ширли намеревались работать всю ночь, чтобы к утру отделаться от «газика». Но не тут-то было. Выйдя из машины, Ханов вдруг обернулся:

– Погоди, Чары! Забыл сказать…

– Да, Каландар-ага?

– Мне необходима пара бутылок шампанского…

– Но, Каландар-ага, где же я сейчас куплю шампанское? – сказал Чары и посмотрел на свои часы. – Уже двенадцать.

– Поезжай в ресторан, – настаивал тот и, достав из бумажника хрустящую двадцатипятирублёвку, протянул её шофёру.

Когда машина скрылась в ближайшем переулке, Ханов воровато огляделся по сторонам и подошёл к окошку. Алтынджемал сидела за столом и читала.

«Когда ни приду, всегда с книгой, – подумал он. – Конечно, каждый должен чем-то интересоваться…»

В это время Алтынджемал улыбнулась каким-то своим мыслям, лениво потянулась и встала. Потом подошла к большому зеркалу, постояла перед ним, зачем-то показала себе язык и опять улыбнулась. Затем привычным движением сняла клипсы, положила их перед зеркалом и стала вытаскивать шпильки из голос. Ханов всё ещё не давал о себе знать. Женщина слегка тряхнула головой, и её густые чёрные волосы рассыпались по пёстрому халату. Откинув их со лба, она как будто снова собралась улыбнуться, но почему-то передумала и, прикусив губу, как-то неопределённо покачала головой, после чего развязала на халате пояс. Только тут Ханов постучал в окошко.

Резко обернувшись, Алтынджемал прикрыла грудь, торопливо завязала пояс и бросилась к двери.

– Каландар, это ты?

– Я, моя Алтын, я!

– Миленький мой! – обрадовалась она, впуская его в дом.

Ханов нетерпеливо переступил порог, обнял Алтынджемал своими ручищами и принялся целовать её в лоб, в щёки, в губы.

– И не стыдно тебе, вот так, у всех на виду? – укоризненно проговорила Алтынджемал. Она непокорно закинула голову и слегка оттолкнула его от себя. – Надо хоть дверь закрыть.

– Дверь дверью, а вот занавески не задёргиваешь – всю комнату видно.

– Ну и пускай видно. Разве кто-нибудь, кроме тебя, заглянет ко мне в окно?

В узком коридоре негде было повернуться. Шурша шёлковым халатом, Алтынджемал отступила, чтобы пропустить гостя в комнату, но Ханов снова прижал её к себе.

– Ну, здравствуй! – глухо проговорил он.

Алтынджемал уже не сопротивлялась, но, улучив момент, спросила шёпотом:

– Ты и Шекер так целуешь?

– А что ж, и на её долю остаётся, моя Алтын!

– Ох, и повезло тебе, Каландар! – засмеялась Алтынджемал и ловко вывернулась у него из рук.

– Везёт мне или не везёт – не знаю, а только как увижу тебя, так сразу и душа радуется, и в мире просторнее становится, – сказал Ханов, и они наконец вошли в комнату. – Вот и сегодня, такая меня дома тоска взяла, что чувствую – без тебя не обойтись.

– Почему же так поздно? Надо было пораньше прийти, – улыбнулась Алтынджемал и кивком головы откинула назад волосы. – Посидели бы, послушали музыку.

– Не все люди властны делать то, что захочется. Есть ещё и такая штука, которая называется работой, моя Алтын!

– А я, по-твоему, не работаю?

Ханов осторожным движением убрал ей волосы с лица.

– Шучу, шучу! Просто в последнее время я какой-то нерешительный стал. Странные вещи со мной происходят. То, что мне кажется чёрным, оказывается белым, тот, кого я считаю вором, оказывается честным…

– Да, прежде ты не вёл со мной таких разговоров, – сразу посерьёзнела Алтынджемал. – Видно, и в самом деле тебя привела ко мне сегодня тоска. – Она заботливо оглядела его утомлённое лицо. – Где ты хочешь расположиться? На ковре или за столом?

– За столом и без того надоело сидеть. Давай устроимся на ковре!

– Тогда снимай эти свои гадкие одежды! – приказала Алтынджемал. Она бросила на ковёр пару подушек и, окинув взглядом солдатские сапоги Ханова и его полинявшую гимнастёрку, засмеялась. – Говоришь, что пожаловал из дома, а похоже, что возвращаешься из пустыни.

– Скажи лучше – отправляюсь в пустыню!

– Значит, ты таким способом морочишь голову Шекер-ханум?

– Считай, как хочешь, моя Алтын, – уклонился от ответа Ханов и принялся снимать сапоги.

– Ну, это всё понятно! А я тебя совсем о другом хотела спросить.

– О чём же?

– А ты не рассердишься? – кокетливо осведомилась женщина и протянула ему пижаму.

Переодевшись и сразу почувствовав облегчение, он подложил под себя одну из подушек и разлёгся на ковре. Алтынджемал присела рядом.

– Да можно ли на тебя сердиться, моя Алтын!

– Ты, наверно, вот так же всё время твердишь своей жене: «Моя Шекер! Моя Шекер!», а сам…

– А сам не любишь её – ты так хочешь сказать? – Ханов схватил Алтынджемал за руку и притянул её к себе. – Я должен говорить правду?

– Конечно! – кивнула она и положила голову ему на грудь. – Иначе обижусь.

– Я солгу тебе, если скажу, что не люблю жену, моя Алтын! – ответил Ханов.

– Значит, ты любишь нас обеих?

– Да, люблю вас обеих. И тебя. И её.

– Возможно ли такое?

– Выходит, возможно.

– А по-моему, нет!

Алтынджемал осторожно сняла с себя руку Ханова и встала.

– Почему же невозможно? – приподнявшись на локте, спросил он.

Прежде чем ответить, Алтынджемал задумчиво походила по комнате.

– Я вот твёрдо знаю, что не смогу полюбить никого, кроме тебя.

Неожиданно её красивое лицо заволокла печаль. Стараясь скрыть непрошенные слёзы, она отвернулась. Ханов торопливо поднялся, обнял её за плечи и поцеловал в мокрую щеку.

– Вот ведь ты какая… – растрогался он. – Ну, куда это годится?

Алтынджемал всхлипнула и потянула носом, словно ребёнок.

– А ну, погляди на меня! – продолжал утешать её Ханов, поворачивая к себе.

В это время с улицы донёсся приглушённый сигнал остановившейся возле дома машины.

– Кажется, приехал Чары, – сказал он и, отпустив Алтынджемал, поспешил к дверям.

Чары стоял у порога и смущённо царапал себе нос.

– Пустым вернулся? – сразу заключил Ханов.

– Я, Каландар-ага, всё вверх дном, перевернул, нигде не нашёл, – виновато объяснил парень. – Даже буфет на вокзале прочесал.

– Зачем тебе вокзал? В таких случаях надо ехать прямо в ресторан дяди Ашота.

– Был я там… Говорят, ни одной бутылки не осталось.

– Не мог на меня сослаться? Или посулил бы побольше… Сразу бы дали хоть сто бутылок.

– Я уж чего только не говорил, Каландар-ага.

– Неужели правда кончилось?.. Где бы нам всё-таки найти? Уж очень сегодня нужно… Ты вот что сделай, Чары. Поезжай к председателю райпотребсоюза. Если спит – подними. И передай, мол, я велел. Пусть умрёт, но достанет.

Чары нехотя кивнул и уехал.

Когда Ханов вернулся, Алтынджемал сидела за столом и вытирала глаза, пряча от него лицо.

Бессильный перед женскими слезами, он не знал, как её успокоить. Некоторое время он, прикусив губу, молча смотрел на неё издали, а потом вдруг потерянно спросил:

– Что ж мне теперь – отпустить Шекер на все четыре стороны?

Вероятно, Алтынджемал не ожидала такого. Она даже вздрогнула и сразу повернулась к нему.

– Что ты сказал?

– Я говорю, развестись мне, что ли?

– Зачем толковать о несбыточных вещах, Каландар? Ты же с этим не справишься!

– Почему не справлюсь?

– Сердце тебе не позволит! Легко ли сказать женщине, которую любишь, с которой живёшь, дескать, ты свободна.

Разговор снова прервал короткий сигнал машины. Ханов вышел и убедился в тщетности своих надежд.

– Как ты смел снова вернуться пустым! – налетел он на Чары.

– А что я могу сделать, Каландар-ага, если его нет дома?

– И ты спокойно уехал? Зачем ты мне здесь нужен? Мне шампанское нужно! Пойми же ты, дурак!.. Ну, его нет, зато чуть подальше – колхозная лавка. И продавец живёт в двух шагах оттуда. Не мог за ним съездить?

– Ай, Каландар-ага… Среди ночи поднимать людей…

– Чего стесняешься? Ведь это я тебя посылаю! Нет, ты не стыдливый – ты ленивый!

– Считайте, как хотите, Каландар-ага. Конечно, будет лень, если за день намаешься на ремонте машины…

– Ах, вот оно что! – Ханов с силой толкнул парня так, что тот с трудом удержался на ногах. – Пошёл вон, негодяй! – крикнул он и захлопнул дверь.

Не помня себя, Ханов вернулся в комнату, где всё располагало к миру и безмятежности, но долго ещё не мог унять злость. Когда он снова расположился на ковре, Алтынджемал осторожно спросила:

– Чего ты гоняешь парня среди ночи?

– Просил достать шампанского, – неохотно ответил он.

– Что вдруг?

– Напиться хочу!

– Ты, кажется, и без того уже отведал?

– И ещё буду пить. И тебя заставлю!

– Мне вино не нужно, Каландар.

– Если тебе не нужно, то мне нужно. Я сегодня должен напиться, моя Алтын!

– Пусть так! Но чем беспокоить парня, сказал бы мне. Ведь тот коньяк, что ты принёс тогда, так и остался нетронутым. – Она открыла холодильник, достала оттуда бутылку коньяка и поставила перед ним. – Вот, пей сколько хочешь!

– Ай, я хотел вместе…

– Считай, что вместе и выпили. Ужинать будешь?

– Я не голоден.

– Без закуски не годится.

– А что у тебя есть?

– Для тебя что-нибудь найдётся.

– Почему для меня? И ты со мной поешь. – Уже остыв после стычки с Чары, Ханов улыбнулся. – И выпьешь тоже.

– Ты ведь сам знаешь, что коньяк я не пью.

– Ничего с тобой не случится, если ради меня сделаешь один глоток. Кстати, говорят, что нынешние молодые женщины, такие, как ты, пьют только коньяк.

– Мне нет дела до этих женщин, Каландар. В мире так много интересного… – Алтынджемал глубоко вздохнула и задумчиво покачала головой. – Знаешь, Каландар, перед твоим приходом я всё думала о судьбе одной женщины. Её зовут Евгения.

– Кто эта Евгения? Твоя знакомая?

Алтынджемал расхохоталась.

– Ну, чего смеёшься?

Боясь, как бы её смех не обидел Каландара, она сразу стала серьёзной:

– Есть такая удивительная книга – «Евгения Гранде». Написал её Бальзак. Великий французский писатель. Вот, взгляни. – Она взяла небольшую книжку, лежавшую перед зеркалом, и протянула её Ханову. – Очень хорошая книга. И люди в ней – словно живые. А про любовь тут!..

Ханов взял книгу, повертел её в руках и положил рядом.

– В книгах и в кино всякое бывает… – нетерпеливо посматривая по сторонам, заметил он. – Знаешь что, об этом поговорим после. А сейчас тащи, что там у тебя есть. И давай выпьем!

– Ты что, хочешь напоить меня, чтобы я разговорилась? – опять со слезами в голосе сказала Алтынджемал. – А я ведь и без того молчать не собираюсь.

– Я знаю.

– Если знаешь, открывай свою бутылку! – невесело проговорила она и расстелила перед ним скатерть.

Ханов поднялся и сам достал из буфета стопки. Налив чуть-чуть Алтынджемал, он наполнил свою стопку доверху.

– Ну-ка, моя Алтын, выпей эту каплю!

– Не мучай меня, Каландар!

– Ну, пожалуйста!

Но она лишь упрямо помотала головой.

– Что ж, за твоё здоровье, моя Алтын! – вздохнул он и выпил один.

– Приятного аппетита!

Выпив ещё рюмку, Ханов отодвинул бутылку.

– Ты чего отодвигаешь? Пей!

– Нет. И с меня довольно! – ответил он и, о чём-то задумавшись, закурил.

– Не хочешь без меня? Обиделся?

Ханов приподнял голову и с любовью посмотрел на Алтынджемал.

– За что же обижаться? Вовсе тебе не обязательно пить… До чего же ты красивая, моя Алтын!

– Будто только сегодня меня увидел! – сказала Алтынджемал и слегка покраснела.

– Одно дело видеть, другое дело знать, моя Алтын! – серьёзно проговорил Ханов. – Прежде я тебя, оказывается, только видел. А сегодня и увидел и узнал.

– Ну и как, разочаровался?

Ханов ответил не сразу:

– Ты прекрасна, моя Алтын! А сердце у тебя, оказывается, ещё прекраснее, чем ты сама, – серьёзно продолжал он, лёжа на ковре лицом вниз.

Алтынджемал обняла Ханова и прижалась щекой к его спине.

– Знаешь что, Каландар! – заговорила она почти шёпотом. – Может, даже лучше, что у нас всё так получается?.. Слышишь, что я говорю?

– Не слышу.

– Слышишь! – с ласковой уверенностью продолжала она. – Слышишь!.. Может, если мы будем вместе, нам уже не будет так хорошо… Ты слышишь, что я говорю?

– Не слышу.

– Слышишь!.. Я скажу тебе ещё одну вещь. Можешь приходить, можешь не приходить – твоё дело. Мне и того довольно, если я изредка, хоть разочек в год, буду издали тебя видеть. Правда, мне и этого достаточно!.. Пройдёт время, я состарюсь, стану старушкой, седой, сгорбленной, беззубой. Но ты… ты для меня никогда не изменишься. Твои плечи, твой голос, весь твой облик навсегда останется таким же в моём сердце. И если я, уже старая и дряхлая, вдруг встречу тебя где-нибудь на улице, мне доставит огромную радость одно лишь право сказать, «Когда-то, очень давно, я любила этого человека!..» Больше мне ничего не надо! Ты слышишь, что я говорю?

– Не слышу.

– Неправда! Слышишь! Слышишь!

Лысый Ширли стоял, прислонившись спиной к столбу, на котором горела тусклая лампочка, и курил, с неодобрением поглядывая на злополучный «газик». Внезапно во двор гаража влетела «Волга» Чары.

Взвизгнули тормоза, машина замерла возле Лысого, а сам Чары откинулся на спинку сиденья.

– Что это ты сегодня? – лениво осведомился Ширли. – Можно подумать, будто за тобой кто-то гонится. – Усталой походкой он приблизился к парню. – Вы что, в пустыню не поехали?

– Сам видишь! – зло ответил парень и, отворив дверцу, бросил Лысому ключи от машины. – Лови! Загонишь её в гараж и закроешь ворота! – Он ступил на землю и захлопнул дверцу, намереваясь уйти.

– Ты куда? – удивился Ширли. – Мы же хотели сегодня покончить с ремонтом.

– Я уже со всем покончил. Больше ты меня здесь не увидишь.

– Да постой! – воскликнул Ширли и схватил Чары за руку. – Ты хоть объясни, что случилось?

– Ничего не случилось. Чем зря трепаться, лучше загони машину в гараж! Нечего ей стоять посреди дороги.

– За машину не беспокойся, – пытался образумить товарища Лысый Ширли. – Ну, поругал тебя Ханов, так стоит ли из-за этого обижаться. Завтра он же тебя отблагодарит.

– Он уже меня отблагодарил за всё… – ответил Чары и пошёл прочь.

Когда он выходил из ворот гаража, Ширли крикнул ему вслед:

– Постой! А что за портфель в машине? Твой?