Текст книги "Рискованное приключение (ЛП)"

Автор книги: Кристен Эшли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 36 страниц)

Поскольку я почти спала, то не следила за словами, и честно ответила:

– Это лучший вечер с тех пор, как Чарли ранили.

Макс сильнее обнял меня, а я теснее прижалась к нему.

– Какой он был? – все так же тихо спросил Макс.

– Чарли? – сонно спросила я.

– Да.

– Самый лучший брат на свете, – прошептала я.

– Я так и понял, – пробормотал Макс, и я услышала в его голосе улыбку.

– Ты похож на него, – сонно сказала я, не заметив, как Макс напрягся всем телом. – Он всегда говорил то, что думал. Он не выбирал выражения, но это не значит, что он не был добрым. Он был умным. Он заботился о своей маме, о своей невесте. Он был внимательным. Если что-то было для него важно, он об этом заботился. Если кто-то был ему дорог, он это показывал. Я никогда не сомневалась в том, что он сильно любил меня. – Я вздохнула и продолжила: – Он был хорошим человеком.

– Хорошо, что у вас были такие отношения, – прошептал Макс.

– Да.

– Значит, со временем ты поймешь, когда встретишь такое.

– Мгм, – пробормотала я, не вникая в его слова, потому что уже почти заснула.

– Герцогиня?

– Да, милый?

Я не заметила, что он снова напрягся, а потом его рука скользнула вверх по моей спине и легла на волосы.

– Спи, малышка.

Я сделала, как мне было сказано.

Глава 7

Любовь его жизни

– Нина, милая, просыпайся, – услышала я голос Макса, и меня нежно потрясли за бедро.

Борясь со сном, я повернула голову и моргнула. Макс, в одних пижамных штанах, почему-то сидел на краю кровати и выглядел смущенным.

– Что? – спросила я, все еще сонная, но смутно встревоженная его смущением. Думаю, я еще ни разу не видела, чтобы Макс смущался.

– Малышка, – тихо сказал он и закончил тремя словами, от которых моя сонливость тут же исчезла, а голова, образно говоря, взорвалась: – Твой отец здесь.

Я резко приподнялась на локте и повторила, на этот раз громче:

– Что?

Не дав ему возможности ответить, я откинула одеяло, встала с кровати и затопала (что в этот раз было, безусловно, простительно) к лестнице.

– Нина, – окликнул Макс, но я не остановилась, а сердито рванула вниз по ступенькам.

Найлс позвонил моему отцу. Он не стал разговаривать со мной. Он поговорил с моим отцом.

В этом и есть суть того, что Найлс меня не слушает. Я говорила ему, что отцу нет места в моей жизни, но отец продолжает в ней присутствовать и делает это, общаясь с Найлсом. У Найлса замечательные отношения с семьей, и поэтому он никогда не понимал, почему я отказываюсь разговаривать с отцом. В основном потому, что Найлс никогда не слушал моих многочисленных объяснений по этому поводу.

И теперь отец здесь. Здесь. Он бросил все и пролетел полмира, чтобы сунуть нос в то, что его не касается. И я знаю, почему он это сделал. Так что не только его присутствие здесь, но и причины его присутствия привели меня в бешенство.

Я спустилась с лестницы, завернула за угол и увидела отца. Он стоял прямо, в дорогом костюме, начищенных до блеска ботинках и пальто из верблюжьей шерсти. Его волосы с легким намеком на седину были аккуратно подстрижены, щеки – гладко выбриты, а лицо выглядело на десять лет моложе, чем на самом деле. И хотя я знала, что он недавно совершил то же путешествие, что и я, он выглядел свежим как огурчик.

Он не посмотрел на меня, когда я приблизилась, а продолжил внимательно рассматривать фотографии Коттона.

– Папа, – рявкнула я.

– Это работы Коттона? – спросил он, все еще не глядя на меня.

– Папа! – рявкнула я громче.

– Эта была в Музее Виктории и Альберта. Я помню этот кадр. Очень необычный, но идеальный для этой картинки.

– Папа! – заорала я.

Тогда он повернулся ко мне, окинул взглядом меня в ночной рубашке и посмотрел мне за спину. Я обернулась и увидела Макса, уже в джинсах. Он заканчивал натягивать футболку, но был босиком. И снова отец не поздоровался со мной и никак ко мне не обратился. Вместо этого он заговорил с Максом:

– Могу я поговорить со своей дочерью наедине?

Макс не ответил, вернее, я не дала ему ответить, потому что протопала к двери.

– Нет, не можешь, – заявила я и открыла дверь, стоя на холодном воздухе, ворвавшемся внутрь, и глядя на отца. – Но ты можешь уйти.

– Нина, – сказал отец.

– Уходи, – ответила я.

Он подошел ко мне и остановился:

– Нам надо поговорить.

– Нам не о чем разговаривать.

– Мне позвонил Найлс.

– Да, я догадалась.

– Поэтому нам и надо поговорить.

– Нет, не надо, – повторила я.

Отец не стал дальше разговаривать со мной и посмотрел на Макса:

– Так вы не возражаете?

Макс смотрел на меня, но когда отец обратился к нему, перевел глаза на него, широко расставил ноги, скрестил руки на груди и сказал:

– Возражаю.

Если бы я не была так возмущена, то бросилась бы к нему и крепко поцеловала. К сожалению, я была возмущена.

– Папа, уходи, – потребовала я.

– Нина, послушай меня, – сказал отец, вместо того чтобы уйти. – Ты губишь свою жизнь.

Я покачала головой:

– Нет. Я губила, но все говорит о том, что больше это не так.

Отец посмотрел на Макса, потом быстро оглядел гостиную и посмотрел на меня, задержав взгляд на синяке. Его брови приподнялись, и с едва скрытой насмешкой он спросил:

– Серьезно?

– Уходи, – повторила я.

– Это на тебя не похоже.

– Ты меня не знаешь, – сказала я правду.

– Найлс хороший мужчина, много работает. Он из хорошей семьи.

– Ты хочешь сказать, что у него есть деньги.

– Я хочу сказать, что он хороший человек, и напомнить тебе, что в прошлом ты не слишком удачно их выбирала. На самом деле, ни разу.

У меня зачесались ладони от желания ударить его, что было удивительно, поскольку, не считая Дэймона, я никогда не вымещала свой гнев на людях. Я сумела справиться с собой.

– Уходи.

– Ты повторяешь свои ошибки, Нина, и как твой отец....

При этих словах мои глаза снова заволокло красным, и я заорала:

– Да как... ты... смеешь?!

Отец слегка наклонился ко мне и ответил:

– Я говорю правду ради твоего же блага.

– Ты говоришь про Макса, про человека, которого даже не знаешь.

– Да, но я знаю тебя.

– Нет, не знаешь! – закричала я.

– Подумай об этом, Нина. О своей жизни и о том, чего ты себя лишаешь.

– Уходи, – огрызнулась я.

– Это... – Он повел вокруг рукой. – ...неприлично. Позволь тебе напомнить, что ты помолвлена.

– Нет, я разорвала помолвку.

– Меньше недели назад ты была помолвлена с Найлсом, а теперь стоишь в одной ночной сорочке, с синяком на щеке, в присутствии незнакомого мужчины.

Настала моя очередь наклониться к нему, что я и сделала, оскалившись и угрожающе подчеркивая каждое слово:

– Во-первых, Макс не незнакомый мужчина, потому что это его дом. Во-вторых, ты серьезно? Ты собираешься рассказывать мне о приличиях?

– Нина...

– Извини, но не ты ли трахал всех вокруг, когда мама была беременна мной?

– Нина, ради Бога, сейчас речь не об этом.

– Да? То есть это нормально – спать с другой женщиной, когда твоя жена ждет ребенка, а потом бросить ее и ребенка через несколько недель после родов?

– Ты выросла с матерью и слышала только ее версию.

Я захлопнула дверь, скрестила руки на груди и выставила вперед одну ногу.

– Что ж, думаю, это будет интересно. Поведай, папа, каким образом нормально, что ты изменил маме, когда она была беременна, бросил нас, когда я родилась, и мы не слышали о тебе ни слова в течение семи лет? Скажи мне, что тут нормального?

– Нина...

– И еще, – перебила я, – просвети меня, каким образом все это нормально, а то, что я рассталась с Найлсом и живу своей жизнью – которая, должна добавить, тебя не касается, и ты не можешь этого отрицать, ведь на похоронах Чарли я сказала, что больше никогда не хочу тебя видеть, – скажи, каким образом это не нормально?

– Я рад, что ты заговорила о Чарли, – сказал отец.

– Да, скажи на милость, папа, почему ты рад, что я заговорила о Чарли?

– Подумай, Нина. – Он снова повел рукой вокруг, специально указав на Макса, посмотрел мне в глаза и сказал уже с откровенной насмешкой: – Подумай, что сказал бы Чарли.

Я не думала, в голове не осталось ни одной мыли, настолько огромной была моя ярость. В два длинных шага я подошла к отцу и со всей силы хлестнула его по выбритой щеке. Его голова дернулась в сторону, но внезапно мои запястья схватили, опустили вниз и скрестили передо мной, а моя спина оказалась прижатой к Максу, который оттащил меня прочь.

– Вон, – зарычал Макс.

– Не смей, – прошептала я отцу одновременно с рыком Макса.

– Убирайтесь, – повторил Макс.

– Нина... – начал отец, поднеся руку к щеке. На его лице застыло потрясение.

– Если бы Клэри не была такой хорошей женщиной, я бы подумала, что Чарли подменили при рождении. И сам Чарли подумал бы также, – заявила я.

Отец сузил глаза:

– Он был моим сыном.

– Ты забыл об этом, когда ему оторвало ноги! – закричала я.

– Убирайтесь, – приказал Макс. – Сейчас же, пока я вас не выставил.

Отец проигнорировал Макса и сердито уставился на меня:

– Чарли бы...

Но я его перебила:

– Ты понятия не имеешь о том, что сделал бы или не сделал Чарли. Чарли был хорошим до глубины души. А ты даже не знаешь, что это значит. Не смей говорить мне, что сделал бы Чарли.

Отец открыл было рот, но Макс его опередил:

– Я не стану повторять дважды.

При этой угрозе отец взглянул поверх моего плеча, потом снова на меня и сказал:

– Я остановился в гостинице в городе, Нина. Это не конец. Нам надо поговорить спокойно, если у тебя получится.

Макс перестал удерживать меня, но немного отодвинул назад, обошел и направился к отцу. Отец взглянул на него и быстро пошел к двери. Он открыл ее, остановился в проеме и посмотрел на меня.

– Я буду в гостинице.

– Приятного отдыха, – едко огрызнулась я.

Отец еще мгновение смотрел на меня, а потом вышел за дверь.

Я не стала смотреть, как он уходит, а протопала на кухню. Там я схватила со столешницы телефон и включила его.

– Нина, – сказал Макс, подходя ко мне, и его ладонь легла мне на поясницу.

Я не посмотрела на него, просто подняла палец вверх, а другой рукой принялась пролистывать список контактов, нашла Найлса и нажала вызов.

– Солнышко, тебе не кажется, что лучше сначала успокоиться? – предложил Макс, и я почувствовала успокаивающее тепло его тела, но продолжала смотреть на камин в другом конце комнаты, словно могла зажечь там огонь одним взглядом.

Я не ответила Максу. Я не желала успокаиваться. Я хотела закончить это и хотела высказать все, что думала.

Я услышала один гудок, потом второй, на третьем Найлс ответил.

– Алло.

– Отец только что был здесь.

– Нина?

Нина? Он больной?

– Да, Нина! – заорала я в телефон. – Кто еще из американцев станет тебе звонить и с едва сдерживаемой, но очевидной яростью сообщать, что ее только что навестил отец?

– Послушай, я понимаю, что ты возмущена, но...

– Да, я возмущена, Найлс. Я очень возмущена и, если ты скажешь мне, что должен идти на совещание, клянусь...

– Совещания нет, но меня ждет клиент...

– Да без разницы! – крикнула я. – Клиент не важнее необходимости выслушать меня, а я, Найлс, хочу, чтобы ты – хоть раз в жизни – меня послушал. Между нами все кончено. Ты понимаешь? Кончено!

Его ответ был поразительным:

– Мы поговорим, когда ты вернешься домой.

У меня перед глазами заплясали цветные пятна, но я все же сумела рявкнуть:

– О нет, не поговорим. Мы больше никогда не будем разговаривать. Все, что я оставила у тебя дома, можешь отдать на благотворительность.

– Я действительно хочу поговорить об этом, просто сейчас не подходящее время.

– Я знаю, что сейчас не подходящее время, – сказала я. – Это вторая причина, по которой между нами все кончено. Я, черт возьми, недостаточно важна, чтобы у тебя нашлось время меня выслушать. Первая причина – на случай если тебе интересно – даже когда ты слушаешь, ты не слышишь.

– Я слушаю.

– Да? Если ты слушал, тогда почему мой отец прилетел в Колорадо и устроил этим утром полную бесконечной любви беседу отца с дочерью?

– Он просто беспокоится, что ты делаешь неверный...

– Он беспокоится не об этом, Найлс. Он беспокоится о моем доступе к твоему трастовому фонду и о престиже, который потеряет, когда не сможет связывать свою фамилию с твоей семьей.

– Это не справедливо.

– Это не только справедливо, это чертова правда.

– Ты всегда была слишком строга к нему.

Мое зрение заполнили сверкающие белые вспышки, я отняла телефон от уха, подняла глаза к потолку и возопила:

– О Господи! Почему я вообще об этом разговариваю?

Пальцы Макса впились мне в бедро, и он пробормотал:

– Милая.

Я снова не ответила Максу, просто прижала телефон обратно к уху и сказала:

– Между нами все кончено.

– Кто это? – спросил Найлс, но я и ему не ответила. Я опустила телефон, завершила звонок и бросила его на столешницу.

– Нина, малышка, посмотри на меня, – увещевал Макс, сжимая мою талию, но я вывернулась из его рук, стянула с пальца кольцо Найлса и со всей силы швырнула через комнату.

Я слышала позвякивание, когда кольцо приземлилось на пол, но просто-напросто снова взяла телефон.

Макс взял меня за руку, обвив запястье сильными пальцами и остановив, так что я наконец подняла на него глаза. На его лице читалась противоречивая смесь беспокойства и веселья.

– Герцогиня, думаю, он все понял.

– Ошибаешься, – сообщила я ему. – Найлс не обращает внимания на мои слова, а когда обращает, слышит только то, что хочет услышать. И вообще, я звоню не ему, я звоню маме.

Макс посмотрел на меня, сжал мое запястье и отпустил, пробормотав:

– Я сделаю кофе.

– Добавь в мой текилы, – огрызнулась я. Он сжал губы и отошел.

Я нашла на экране телефона мамин номер и нажала вызов. Она ответила после второго гудка:

– Ты сегодня ранняя пташка.

– Отец только что был здесь.

Абсолютная тишина.

Потом мама взвизгнула:

– Что?

– Да. Он. Только что. Был. Здесь. Рассыпал благожелательность и любовь у порога Макса. Странно, что после его дивного визита тут еще не летают ангелочки, рассыпая розовые лепестки, а в окна не врывается радуга.

Я услышала, как закрылся кран, а Макс хохотнул.

Я повернулась и сердито глянула на него, а он улыбнулся мне и открыл кофеварку, чтобы залить воду.

– Что он там делал? – спросила мама.

– Найлс ему позвонил.

– Ради всего святого, зачем он это сделал?

Голос мамы звучал ошарашенно, и не без оснований.

– Не знаю. Потому что это Найлс?

Мой голос звучал взбешенно, и тоже не без оснований.

– Это... это... я даже не знаю, что это такое, – запинаясь, пробормотала мама.

– Дальше – лучше.

– О нет.

Теперь она казалась встревоженной.

– Отец сказал, что остановился в городе. Он сказал: «Это не конец».

– О нет.

Теперь она была в панике.

– О да.

– Что ты будешь делать?

Мама была на грани истерики.

– Ну, здание гостиницы довольно красивое, так что я предпочла бы его не взрывать.

Макс снова хохотнул, и я снова зыркнула на него, пока он включал кофеварку.

– Если такой вариант не подходит, то что ты станешь делать? – спросила мама.

– Игнорировать его.

– Его трудно игнорировать.

– Да, но по жестокой шутке судьбы, я его дочь. В упрямство можно играть вдвоем.

Мама помолчала и тихо сказала:

– Солнышко, я волнуюсь.

– Почему?

– Потому что я получила фото.

– Какое?

– Которое ты отправила по электронной почте, – сказала она. – Ты выглядишь счастливой, а он, Макс... он... красивый. – Без сомнений, тут она права. – И, солнышко, он тоже выглядит счастливым.

Мой гнев отступил, а по телу разлилось тепло.

– Мам...

– Я не видела тебя такой... – Она запнулась. – Черт, не думаю, что когда-нибудь видела тебя такой.

– Мам...

– Я не хочу, чтобы твой отец все испортил.

– Но...

– А он испортит. Если сможет, он это сделает.

– Все будет хорошо.

– Ты уверена? Потому что я нет.

– Мам, думаю, сегодня утром я выразилась достаточно ясно.

– Как? Потому что, если этот человек вбил что-то себе в голову...

Я наблюдала за Максом, который достал кружки и только что обнаружил новую сахарницу. Он усмехнулся и подвинул ее к себе. Я смотрела на это и не видела. Потому что внутри у меня застыло что-то уродливое и неприятное.

– Я его ударила, – прошептала я. Услышав мой тон, Макс поднял голову и посмотрел на меня.

– Что, прости? – спросила мама мне в ухо, но я продолжала смотреть Максу в глаза.

– Я его ударила, – сказала я больше Максу, чем маме.

– Ты дарила Лоуренса? – спросила мама, но я уставилась на Макса, который в два шага оказался рядом, когда я опустила руку с телефоном.

– Я ударила его, Макс, – прошептала я.

Он положил ладони мне на бедра, обнял меня, притянул к себе и прошептал:

– Милая.

– Я не такая, – сказала я. – Я не... Я никогда...

– У тебя были чрезвычайные обстоятельства, – мягко перебил меня Макс.

– Это не извиняет...

Одной рукой он по-прежнему обнимал меня, а вторую ладонь положил мне на шею.

– Герцогиня, мне не нравится это говорить, но твой отец – мудак.

– Но...

– Мне было трудно удержаться и не ударить его.

– Но...

– Он был у меня в доме, вел себя так, хотя никогда меня не встречал, и не выказал тебе ни капли уважения.

– Но это не значит...

– А потом приплел твоего брата.

– Знаю, и все же...

Макс крепче обнял меня, наклонился и сказал:

– Ты не причинила ему вреда, малышка, и честно говоря, он получил по заслугам.

– Ты не считаешь меня... – начала я, и он снова сжал меня.

– Нет, я считаю, что ты – это ты, и большая часть мне нравится.

Я почувствовала, что напряжение внутри отпустило, сменившись теплом, но все же прищурила глаза и спросила:

– Большая часть?

– Герцогиня, напомни мне никогда не выводить тебя до такой степени. Ты – нечто, когда сердишься, но сущий дьявол, когда злишься всерьез.

Я начинала понемногу «злиться», когда услышала далекий смех, раздающийся из телефона. Мои глаза расширились, и я прижала телефон к уху.

– Мама, Боже, прости меня, я забыла...

Все еще смеясь, она перебила меня и спросила:

– Он зовет тебя Герцогиней?

Макс наблюдал за моим разговором, и неожиданно я смутилась.

– Он называет меня так, потому что считает, что у меня акцент.

– Солнышко, потому что он у тебя есть.

– Нет у меня акцента! – рявкнула я на маму, а Макс откинул голову и громко расхохотался.

Я сердито уставилась на него. Он просто поцеловал меня в лоб, а потом, продолжая смеяться, отпустил меня и направился к холодильнику.

– О Боже, – выдохнула мама мне в ухо, – у него потрясающий смех.

Тут она тоже права.

– Мам...

– Он мне нравится.

Я почувствовала, как мои глаза снова расширились, и громко напомнила ей:

– Ты же его не знаешь!

Макс держал в руке молочник. Он повернулся ко мне и показал молочник, качая головой с таким видом, будто снова собирался засмеяться. Над молочником, моим разговором или чем-то еще, что посчитал смешным, – я не знала, и в тот момент мне было все равно.

– Он все равно мне нравится, – сказала мама мне в ухо.

– Мам...

– Мне нравится, как он разговаривает с тобой.

Мне тоже нравится. И все-таки я сказала:

– Мам...

– И, как я поняла, он был с тобой, когда приходил Лоуренс.

– Был.

– Все время?

Я подумала и поняла, что так и было. Все время. За исключением первых нескольких секунд, пока быстро одевался, Макс был со мной. Он поддерживал меня все время, какую-то часть даже в буквальном смысле.

– Все время, – сказала я тише.

– И он назвал Лоуренса на букву «м», – сказала мама, и я не удержалась от смешка, как и мама.

– Да, назвал, – сказала я.

– Мне не может не понравиться мужчина, который считает, что Лоуренс на букву «м».

И тут она права.

– Мам...

– Что он делает сейчас?

Я посмотрела, как Макс наливает кофе.

– Делает кофе.

– Стив тоже делает для меня кофе, – удовлетворенно сказала она. – Почти каждое утро приносит мне кофе в постель.

Глядя в пол, я сказала:

– Это мило, мама, и я очень рада, что у тебя это есть. Ладно, хватит о грустном. Как Стив? У него все хорошо?

– Это же Стив, у него не бывает плохих дней, Господь его любит.

– И ты тоже, – мягко сказала я.

– Да, солнышко, мне повезло, что я проснулась и увидела, что у жизни еще есть что мне предложить.

– Мам...

– Надеюсь, сегодня ты тоже проснулась.

– Мам...

– Иди пей кофе со своим Мистером Колорадо, – поторопила она. – Отпускаю тебя.

Я вздохнула и, увидев на полу рядом с собой босые ступни Макса, подняла глаза. Он поставил на столешницу возле меня кружку с кофе, встретился со мной взглядом и сделал глоток из своей кружки.

Я посмотрела на свой кофе – именно такой, как я люблю – и снова вздохнула.

– Спасибо, что выслушала, мама.

– Все будет хорошо, – заверила она меня тверже, чем я ожидала, учитывая, что всего несколько минут назад она почти впала в истерику, узнав о приезде отца.

– Я знаю, – заверила я ее в ответ.

– Скажи ему, что я влюбилась в его дом. Он прекрасен.

Я посмотрела в сторону и пробормотала:

– Я ему передам.

– Я люблю тебя, солнышко.

– И я тебя, мама. Пока.

– Пока.

Я коснулась экрана и завершила звонок.

– Что ты мне передашь? – обратился ко мне глубокий, хриплый голос Макса, и я посмотрела на него.

Я положила телефон, взяла кофе, сделала глоток и ответила, все еще смущаясь:

– Ей понравился твой дом.

– Что?

– Она считает, что он прекрасен.

– Откуда она знает, как выглядит мой дом?

– Я дала ей адрес сайта.

Макс усмехнулся, поднял руку и заправил мне волосы за ухо. Жест был таким нежным, что вызвал во мне еще больше тепла, одновременно заставив задрожать. Такие противоречивые ощущения на мгновение лишили меня здравого смысла, и я выпалила:

– Ты ей понравился.

Макс опустил руку и нахмурился:

– Что?

– Ничего, – пробормотала я и двинулась было в сторону. – Если ты хочешь расторгнуть...

Но Макс обвил мою талию рукой и притянул обратно.

Когда я подняла голову, чтобы посмотреть на него, Макс спросил:

– Я ей понравился?

Я решила поведать ему самое простое объяснение:

– Ей нравится, что ты зовешь меня Герцогиня.

– Своеобразно.

– Мама немного чокнутая.

– Не удивительно, – пробормотал он и, когда я прищурилась, продолжил: – Она тоже становится буйной, когда злится?

Я задумалась и честно ответила:

– Да, наверное, даже хуже.

– Стив – это ее мужчина? – спросил Макс.

Я кивнула.

– Бедняга Стив, – пробормотал он, и я усмехнулась.

Лицо Макса изменилось, стало таким нежным, как мне нравилось, но появилось что-то еще, что-то большее. Я ощущала эти глубокие изменения и задержала дыхание в предвкушении. Макс притянул меня еще ближе, так что нижние части наших тел соприкоснулись, и спросил:

– Ты в порядке?

Я кивнула, но он крепче сжал меня рукой.

– Нина, я серьезно, зрелище было чертовски напряженным. Ты в порядке?

И тут я осознала, что еще было в его лице, а когда осознала, то поняла, почему не узнала сразу. Единственным мужчиной, который когда-либо смотрел на меня с таким выражением, был Чарли, а он был моим братом, так что ему просто положено было смотреть на меня так в подобных случаях.

Яростное стремление защитить, прикрытое трогательной смесью заботы и привязанности.

Это вселило в меня такую надежду, что я не выдержала и опустила голову. Наклонившись вперед, я уперлась лбом в грудь Макса и вцепилась пальцами в его бицепс.

– Я очень сильно ненавижу своего отца, – прошептала я в грудь Макса, и его ладонь скользнула с моей талии вверх по спине и легла на тыльную сторону моей шеи.

– Есть за что, милая. Теперь я понимаю, почему ты не разговариваешь о нем.

Я кивнула и призналась:

– И я ненавижу, что ты видел меня такой.

Макс сжал мою шею и потянул немного назад.

Когда я посмотрела на него, он спросил:

– Почему?

– Это некрасиво, – тихо ответила я с дрожью в голосе, которую не могла контролировать и которая выдавала мой страх. Я не желала в нем признаваться, но скрыть не сумела. – И плохо.

Ладонь у меня на шее сжалась, Макс поставил свою кружку на столешницу и обнял меня второй рукой.

Потом приказал:

– Обними меня, малышка.

Я решила, что пора заканчивать разговоры, и предложила:

– Макс, нам нужно готовить завтрак.

Макс твердо посмотрел на меня взглядом, который ясно говорил, что он не собирается повторять приказ, так что я, вздохнув, тоже отставила кружку, просунула свои руки под его и обняла.

– В том, что я видел, не было ничего некрасивого.

– Но я вышла из себя, – объяснила я.

– Ты защищалась и защищала память брата. Ты не стала терпеть его оскорбления. – Макс наклонился еще ближе и прошептал: – Это не плохо, малышка, это прекрасно.

Мои глаза наполнились слезами, а тело прижалось к Максу, и единственное, о чем я думала, было: «Заткнись, Макс, ты заставишь меня расплакаться».

Слегка наклонив голову, он улыбнулся и коснулся моих губ легким поцелуем, после чего, к сожалению, отодвинулся.

– У меня были другие планы на это утро, Герцогиня. И хотя меня убивает снова их откладывать, я не хочу торопиться. Придется отложить, сначала мы отвезем Битси в участок, а потом к ней домой.

Возможно, он произнес не много слов, но каждое из них пугало меня, потому что я прекрасно знала, что он имеет в виду под «планами». Я не разобралась, какое напугало меня больше всего, так что выбрала самое безобидное.

– Мы? – спросила я.

– Что мы?

– Мы отвезем Битси?

Он слегка дернул головой, словно мой вопрос его удивил, и ответил:

– Да. А что?

– Я думала, что останусь дома, почитаю, может, придумаю план, как усыпить и похитить отца, чтобы отвезти его в соседний штат и бросить возле полицейского участка с запиской, что это он убил Джона Кеннеди и хочет сознаться.

– Несмотря на такое стоящее времяпрепровождение, ты поедешь со мной к Битси.

– Может быть, Битси не хочет, чтобы я приезжала, – вяло предположила я, ведь Битси жила в городе, а почти каждый житель проявил изрядное любопытство по отношению ко мне.

– О, Битси хочет, чтобы ты приехала. Это была ее идея, – сообщил мне Макс.

Неудивительно. Этого я и боялась.

Я вздохнула и спросила:

– Каковы мои шансы избежать этого?

– Нулевые, – последовал короткий и ожидаемый ответ.

– Здорово, – пробормотала я, глядя на его горло.

Макс крепче обнял меня и окликнул:

– Герцогиня.

Я откинула голову и посмотрела на него.

– Ты ей понравишься, – прошептал он.

Пока я обдумывала эти слова, он меня поцеловал. Я забыла про отца, Найлса, Битси и слова самого Макса. Забыла обо всем, кроме того, что его губы касались моих, его язык был у меня во рту, и он творил им поразительные вещи, он обнимал меня, а я обнимала его.

Кажется, Максу нравилось целоваться на кухне, и я была только рада позволить ему это. Воспользовавшись тем, что мои руки обнимали его, я подняла его футболку и скользнула под нее ладонями. И занялась исследованиями. Мне слишком понравилось то, что я чувствовала. Понравилось настолько, что я тихо застонала Максу в рот и прижалась ближе.

Если бы я была в состоянии соображать, то, возможно, поняла бы, что Макс собирался немного пообниматься на кухне. Но когда я прижалась к нему, поцелуй стал более глубоким и диким. Макс сжал в кулаке мою сорочку и поднял ее, а второй рукой накрыл мою попу.

Слишком долго у меня этого не было, и что намного важнее, никогда я не ощущала ничего подобного. На самом деле, мне было так хорошо, что я снова застонала, утратив способность стоять на ногах, вжалась в Макса и впилась ногтями в его спину.

Макс зарычал мне в рот. Я прижалась к нему бедрами. Его ладонь, лежавшая на моей попе, скользнула вверх и снова вниз, только на этот раз в трусики.

Так было бесконечно приятнее.

– Макс, – выдохнула я ему в губы. Мне очень нравилось, где была его рука.

– Черт, Герцогиня, – прорычал Макс и повторил: – Черт.

Его ладонь двигалась по моей попе, и я подалась вперед, коснулась губами его шеи и лизнула ее.

Макс прижался губами к моему уху, и его голос звучал еще более хрипло, когда он спросил:

– Ты мокрая?

Я ничего не соображала, поэтому растерянно спросила:

– Прости?

– Ты намокла для меня?

От этих хриплых слов я всем телом задрожала в его объятиях, и если бы уже не была мокрой, то после этих слов точно стала бы.

– Да, – честно прошептала я ему в шею.

– Черт, – тихо произнес он мне на ухо.

– Макс, – снова выдохнула я, не имея ни малейшего понятия, почему это прозвучало, как мольба.

К сожалению, Макс остался глух к моей мольбе. Я поняла это, потому что он вытащил руку из моих трусиков и крепко обнял меня. Уткнувшись лицом в мою шею, Макс долго прижимал меня к себе.

Наконец он тихо сказал:

– Как закончим в городе, сразу возвращаемся домой, и, клянусь Богом, если кто-нибудь приблизится к дому, я его застрелю.

Я немного откинулась назад, Макс поднял голову, но не опустил руки. Как и я.

– У тебя есть оружие? – спросила я.

– Да, – ответил он. – Это тебя напрягает?

Я немного подумала и поняла, что никогда не задумывалась об оружии, так что ответила:

– Не знаю. На самом деле я никогда не задумывалась об оружии.

– Я возьму тебя пострелять, – моментально решил Макс.

А вот это меня напрягало.

– Не думаю...

– Позже.

– Макс... – запротестовала я.

– Завтра.

– Макс...

Он сжал меня в объятьях, и его лицо стало привлекательно развратным.

– Может быть, послезавтра.

– Макс! – рявкнула я, теряя терпение.

Он усмехнулся и сменил тему:

– Ты купила молочник, малышка.

Я решила позволить ему сменить тему, потому что она была безопаснее и с меньшей вероятностью могла меня рассердить. Сегодня я назлилась как минимум на неделю вперед. А может, и на год.

– Это подарок, – сообщила я Максу, – за то, что ты заботился обо мне, когда я болела.

– Ты купила мне в подарок молочник?

– Да, – сказала я. – И сахарницу.

Он покачал головой, словно восхищаясь, и заявил:

– Мой подарок лучше.

– Прости?

– Кольцо.

Я тут же сняла свою ладонь с его спины, положила ее ему на грудь и посмотрела на кольцо, которое он подарил мне и которое я не снимала.

Потом я посмотрела на Макса и сказала:

– Да, согласна, это кольцо намного лучше, чем молочник, даже в комплекте с сахарницей.

Макс откинул голову и засмеялся, потом скользнул рукой вверх по моей спине и крепко обнял меня, зажав мою ладонь между нами.

– Ты хочешь сказать, что тебе не нравится мой подарок? – спросила я, когда он перестал смеяться.

– Мне намного больше понравится тот, что ты подаришь мне сегодня днем, – ответил он, и я снова задрожала. Макс приблизил ко мне лицо, и я заметила, что он прячет усмешку. – Иди в душ, милая, я займусь завтраком.

– Я могу приготовить завтрак.

Макс покачал головой:

– Ты будешь собираться сто лет. Поэтому даю тебе фору.

Он не ошибся. Я не относилась к тем женщинам, которые готовы выходить из дома, приняв душ и воспользовавшись дезодорантом. Хотя мне не требовалось «сто лет».

Но все равно я не стала спорить, а посмотрела поверх его плеча и буркнула:

– Неважно.

Макс еще раз сжал меня и отпустил, потом взял свою кружку и повернулся к холодильнику.

– Что ты хочешь: овсянку, тост, мюсли? – спросил он.

– Тост.

Он открыл холодильник и повернулся ко мне:

– Джем?

– А ты как думаешь?

Макс улыбнулся, кивнул головой на потолок и сказал:

– Душ. Когда ты спустишься, все будет готово.

– Спасибо, Макс.

Он сунул голову в холодильник и пробормотал так, словно его слова не имели огромного значения: