Текст книги "Пытка любовью (СИ)"

Автор книги: Константин Михайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 35 страниц)

На следующий день, после "бунта", вся зона только и говорила о быстром и успешном побоище козлов, прямо в их штабе. Многим козлам тогда проломили головы, и ни один из них не остался не избитым. Чуть меньше получили те, кто успел раньше других сорваться в надзор-комнату. Но менты-прапора не побежали спасать козлов, они сами испугались, думая, что в зоне поднимается общий бунт.

Но зэки, минут за пятнадцать своего налёта на штаб, повырубили тех козлов, которые не смогли убежать, и затем быстро разошлись по своим отрядам, как будто ничего и не было. Палки и куски арматуры были все выброшены ими в "очки" туалетов.

Штаб козлов был тогда разогнан и самой администрацией лагеря на следующий же день. Были сняты со своих "постов" оба главных козла зоны, – рог зоны – зэк, руководитель СВП колонии, и Зюзя, руководитель штаба СВП колонии. Рог зоны был поставлен с согласия и негласных зоновских интриг нескольких влиятельных зоновских семеек. И он вообще, можно сказать, не пострадал, да его и не было в штабе козлов, куда он никогда и не заходил.

А вот Зюзю начальство колонии спрятало в ШИЗО, в одиночную камеру, откуда его, недели через три, отправили куда-то в другую зону этапом. Но, зэки говорят, что на этапе его опустили. Все другие штабные козлы продолжали своё существование в зоне уже в гаремах многих отрядов. Администрация лагеря быстро выявила, что, действительно, всех "козлов" Зюзя принимал в штаб СВП через свой х....

Малыха дня через два рассказал Игорю, с каким удовольствием он вырубил куском арматуры двух козлов, один из которых таскал его раньше в надзорку, за что его тогда лишили на месяц магазина. Со времени того бунта в лагере пока не было ни рога зоны, ни руководителя штаба СВП, ни самого этого "штаба". Но по зоне ходили уже устойчивые слухи о том, что скоро вновь будут выбирать и рога, и назначат руководителя штаба, и будет набран и сам штаб козлов.

Через несколько дней после того козьего погрома, был снят с оплачиваемой "должности" и руководитель СКК (СКК – совет коллектива колонии), – первый помощник хозяина колонии из заключённых. Его сняли вместе со своим секретарём СКК из зэков.

Оказалось, что и сам рук, и его "секретарь", также пользовались сексуальными услугами некоторых смазливых козлов из штаба СВП. Потом зэки стали говорить о том, что на эту "воровскую должность" хозяин поставил какого-то "щегла", который не отсидел ещё и двух лет в колонии.

Как-то, идя в санчасть на приём таблеток, Игорь встретил знакомого молодого зэка. Этот зэк, как считалось в среде заключённых, был ещё "щеглом", то есть тем зэком, который менее двух лет как пришёл в зону из тюрьмы после осуждения.

Это был Виктор Новохацкий. Игорь познакомился с ним, когда был в отряде, работавшем на местной промзоне лагеря, куда взял его с собой Михалыч. Виктор пришёл тогда в отряд с ещё одним щеглом, по имени Стас, с которым они познакомились лишь в карантинном бараке, и с кем были списаны в один отряд. Шконка Виктора и Стаса тогда была рядом со шконкой Игоря. И Игорь, который был тогда очень худой после голодовки, привлёк внимание Виктора. Виктор, когда бывал такой случай, спрашивал Игоря о зоновских порядках или о жизни в зоне, и Игорь откровенно рассказывал ему обо всём, сколько было у него на это времени.

Виктор понравился Игорю своей честностью, порядочностью и прямолинейностью. Он был до зоны танкистом, старшим лейтенантом. Он с отличием окончил высшее танковое училище, женился и жил в каком-то небольшом российском городке. Однажды он приехал с танковых учений ночью. Виктор так спешил к своей любимой жене, что не мог дождаться утра, и уехал домой в дождь на мотоцикле друга, которому также срочно нужно было быть утром в городе.

Дома он обнаружил свою молодую жену в постели с любовником. Виктор вытащил из кобуры пистолет и застрелил жену выстрелом в лоб. Её любовник, соскочивший до этого на глазах у Виктора с постели, тут же обос...я. Но Виктор его даже пальцем не тронул. Позже Виктора осудили на семь лет, а в этой зоне он оказался пригнанным этапом из областной тюрьмы, куда он был на какое-то время определён после суда, из того дальнего городка.

Игорь тогда был искренне рад, увидев идущего к нему навстречу, не разучившегося ещё улыбаться Виктора. Они крепко поздоровались за руку, и Игорь спросил его, как у него идут дела, как поживает Стас. А затем он увидел маленький невзрачный лантух у него на рукаве.

– Нока-нока... Покажи... Кем это ты стал за это время? – сказал он и повернул лантух, чтобы прочитать. На лантухе было написано небольшими буквами, жёлтыми на чёрном фоне, "Председатель СКК".

– Ё... твою мать! Ну на х... ты туда полез? – сказал тогда Игорь, – Это же практически воровская должность. На неё идут зэки, которые х... знает сколько уже отсидели в зоне. У которых х... знает какая поддержка от большинства зоновских авторитетов. Ты знаешь, какая начнётся подпольная драка, когда всё "утихнет", и авторитетам понадобится эта должность? Тебе тогда таких верёвок наплетут, что за весь свой срок х... их распутаешь.

Я тебе рассказывал, ведь, как я случайно попал "щеглом" художником-библиотекарем в школу. Мне и сейчас многие говорят, как ловко тогда школьные шныри распустили по зоне слушок, будто я – баранчиновская кумовка. Хотя баранчиновской кумовкой был, как потом стало известно, старший шнырь школы, а второй ему помогал в этом кумовстве... Ты тоже хочешь испытывать судьбу, как и мне это тогда пришлось? -

– Ай, не надо уже, Игорь, – сказал тогда Виктор, – Что случилось – то уже случилось... Я же сам не лез туда... Вызвал хозяин. Я даже и не знал зачем... Да так ловко охмурил, что и отказаться сейчас равносильно тому, на что я тогда дал своё согласие... Да и надоело, конечно, вся эта паскудная жизнь, когда каждое г...но лезет тебе в лицо и указывает, что это не он, а ты дерьмо... Да и Стаса к себе "подтянул". Он сейчас "секретарём"... Ты же знаешь, он, вообще, как ребёнок. -

– Ладно, Виктор, – сказал тогда Игорь, – Если будут в чём трудности, – приди и спроси... Только не суйся к авторитетам, – объе...т, и не узнаешь как... Я тебе всегда постараюсь помочь, чем смогу. -

– Вот я поэтому и рад так, что встретил тебя, – сказал тогда Виктор, скромно улыбаясь, – Хотел сначала у нарядчиков узнать, где тебя искать. А потом подумал, что может этим дам какие-нибудь дурные слухи по зоне, и не стал у них спрашивать... Ну а ты, и сам вот, встретился. -

Тогда Игорь почти целый день провёл с Виктором, который задавал ему самые разные вопросы, показывающие то, что Виктор вообще ещё очень мало знал и саму зону, и людей в этой зоне, – и ментов, и зэков. Они тогда вместе сходили и на обед и на ужин. Оказалось, что Виктор и Стас тоже на диете, которую им сделал хозяин, лишь одним звонком по телефону.

Игорь рассказывал Виктору о зоне всё, что знал сам, но одного дня оказалось недостаточно. И он отдал этому несколько дней, за которые ещё и познакомил Виктора с Юркой Яковлевым. Юрка тоже несколько дней "просвещал" Виктора, когда Марик уходил с работы в отряд. В общем, Виктор как бы прошёл тогда ускоренный курс обучения, и хорошо усвоил многие зоновские вещи.

И вот сейчас, он опять шёл навстречу Игорю и улыбался. Они поздоровались и пожали друг другу руку. У Виктора что-то оттопыривалось на груди за бортом его куртки.

– Игорь, не хочешь сходить со мной под душем помыться? – спросил Виктор, и Игорь увидел часть вафельного полотенца у него за бортом куртки.

– Я бы пошёл, но холодно сейчас в бане, – ответил Игорь, – Да и после бани будет ещё прохладно, пока солнце не пригреет. Давай после обеда, а? Я тоже уже хотел сходить помыться. -

– Да я тебя не в баню зову, – сказал Виктор, – Я на хоздвор иду. Там Карпач себе горячую воду из бани протянул, и душ вот такой сделал, – Виктор показал большой палец, поднятый вверх над кулаком.

Карпач был зэком, комендантом хоздвора жилой зоны. Никто из тех, с кем общался Игорь, его хорошо не знал, поэтому Игорь лишь несколько раз видел Карпача издали, но вообще не знал как следует, что он за человек.

– Пойдём, Игорь, – говорил Виктор, – Он неплохой парень, и, как и ты, живёт "сам на сам", поэтому и слухи о нём ходят самые противоречивые. Но ты сам увидишь, что я прав... А нормальным людям надо и держаться как-то вместе в зоне. -

– Ну, хорошо, пойдём, – ответил на эти веские доводы Игорь, – Только подожди меня здесь две минуты, пока я положу ложку и возьму полотенце с мылом. -

У Карпача на хоздворе оказался неплохой "кильдым" с душевой в нём. Кильдымом зэки называли помещение, которое обустраивал для себя сам зэк. Личные кильдымы у авторитетных зэков были, как правило, на выездных объектах. Обязательным для нормального кильдыма был хитроумный замок на двери из металла, который не могли бы открыть менты, без применения бензореза. Обязательными элементами внутри кильдыма должны были быть топчан, с одеялом, на котором зэк мог бы отдохнуть, стол, с одной или несколькими табуретами или с лавкой, и электрическая розетка, с помощью подключения к которой можно было бы заварить чайку, чтобы попить его с кентами. Стены внутри многих кильдымов, как правило, были обклеены вырезками их различных журналов, поставляемых с воли. В основном, это были вырезки обнажённых и полуобнажённых женщин, и просто красивых женских лиц.

В кильдыме Карпача не было никаких наклеек на стенах, выкрашенных уже, как видно давно, краской салатового цвета. В нём была старая металлическая койка с простой сеткой, на которой были все постельные принадлежности, потому что рабочий день коменданта хоздвора был не нормированным, и он мог спать там днём или ночью. Был старый письменный стол, на котором стояли старая электрическая плитка с маленькой старой кастрюлей, и видавший виды старый чёрный телефон, без выхода в город, только для звонков, чтобы его мог вызвать какой-нибудь начальник колонии. Был старинный грязного жёлтого цвета платяной шкаф, на котором вверху стоял высокий баян, и лежал футляр к нему. Рядом с небольшим окном, с двойной самодельной рамой и без решётки, был самодельный железный сейф, и рядом с дверью стоял ещё один такой же сейф, с двумя неприкрытыми дверцами.

Направо от двери, за сейфом, была грязная металлическая раковина с одним бронзовым краном над ней, а за ней вилял узкий коридорчик, прямо и налево, который упирался в дверь маленькой душевой с одной самодельной лейкой. Пол душевой был выложен старым коричневым кафелем, а стены были обиты старым коричневым линолеумом.

На стенах в самом кильдыме были ещё две старых самодельных деревянных полки, на которых что-то лежало в полном беспорядке. А рядом с одной из полок над койкой висел старый динамик зоновского радио.

– Здравствуй, Толик, – сказал Виктор Карпачу, когда они с Игорем вошли в его кильдым, – Стас не смог прийти. У него писанины много. Хозяин надавал. А я своего товарища встретил... Ничего, что пришёл с ним? -

– Ничё-ничё. Всё хорошо, – сказал Карпач не унывающим тоном, поднимаясь с койки, на которой сидел, и подходя к Виктору, – Привет, – сказал он Виктору, пожав его руку, – Привет, – сказал он Игорю, стоявшему чуть позади, и протянул ему руку.

– Привет, – ответил Игорь, – Игорь, – представился он, пожимая протянутую ему руку.

– Я первый тогда пойду мыться, – сразу сказал Виктор, – А потом пойду, помогу Стасу, а то он может не успеть всё написать, что ему дал хозяин... Хорошо, Игорь? – повернулся он к Игорю, – Я же тебе говорил уже... по дороге. -

– Хорошо, – ответил Игорь.

Виктор быстро разделся до трусов и, взяв свёрток с полотенцем и мыльницу с душистым мылом, протянутую ему Игорем, пошёл в душевую.

– Присаживайся к столу, Игорь. Чё стоять? – предложил Игорю Карпач, – Посидим, покурим. А я сейчас и чифирку заварю. -

Карпач поставил на стол грязную литую алюминиевую пепельницу с русалкой, которые когда-то отливали зэки на промзоне, как шурушки. Достал из ящика стола начатую пачку "Примы" и коробку спичек, и бросил их на середину стола. А затем, убрал с электрической плитки кастрюлю в нижний отсек сейфа, и поставил на неё вытащенный оттуда же старый чайник, наполненный уже, по-видимому, водой. Он включил вилку шнура электроплитки в розетку, достал из пачки на столе сигарету, и прикурил её.

– Я здесь утром слабенький чаёк заваривал, – кивнул Карпач на чайник, – А сейчас мы на нём и "купчику" заварим. -

Игорь тоже достал свою сигарету и закурил.

Карпач был приблизительно одного возраста с Игорем. Он был коренастый, среднего роста зэк, с круглой головой и широким лицом, на котором были, какие-то улыбающиеся, но и "всё замечающие" глаза. Эти светло карие глаза, и чуть полноватые с поднятыми вверх кончиками уголков губы, делали лицо Карпача каким-то не зэковским, не суровым, как у многих зэков, а как бы улыбающимся.

– Слушай, Игорь, – сказал Карпач, – Ты не сможешь выручить меня? Сегодня я стою у штаба, разговариваю с хозяином, и подходит Баранчин. Стал рядом, а потом и говорит. Чего это, говорит, у тебя такая бирка, что прочесть на ней ничего уже нельзя? Ты же, говорит, комендант жилой зоны, пример другим должен подавать. Сделай, говорит, новую.

Мне-то эта бирка как-то по х... Но он ведь злопамятный. Всё всегда помнит... Если чё не сделаешь, что он сказал, потом можешь и поплатиться за это... Ты ведь художник. Я же знаю... Сделай, пожалуйста, а? У меня здесь всё есть для этого. -

– Ну, давай. Сделаю, – согласился Игорь, неохотно.

– Щас, – сказал, обрадовано, Карпач, и достал из сейфа коробку школьной гуаши, несколько ручек с перьями, несколько простых карандашей и кусочек наждачной бумаги, – Что ещё надо? – спросил он у Игоря.

– Маленькую линейку, полбанки или полстакана воды, небольшую тряпочку, перья вытирать, и ножик, желательно острый, – перечислил Игорь. И вскоре всё это было перед ним на столе.

Карпач срезал ножом бирку со своего лепня (с куртки), и положил её на стол возле Игоря. Игорь быстро соскоблил старым кухонным ножом, который, действительно оказался острым, старую краску, на обратной стороне бирки, в пепельницу. Быстро разлиновал и наметил карандашом толщину для букв, и минут через десять надпись на бирке уже была готова. Он написал её буквами белого цвета, классическим фасонным шрифтом, каким печатают книги. Но надпись была написана как бы в зеркальном её отражении от "Карпачёв А.А", и ниже "1 – 1".

– Ну, вот. Пусть высохнет, – сказал Игорь, – Потом уже можно будет и кузбасслаком покрыть. -

– Ну, ты даёшь, – восхищаясь, сказал Карпач, – Ты как реактивный. Первый раз такое вижу, – говорил Карпач, засыпая чай во вскипевший чайник.

– Витёк, ты посмотри только, – сказал Карпач, вышедшему в это время из душевой Виктору, – Пока ты помылся, Игорь мне уже бирку забомбил. -

– Я же тебе говорил, что он классный художник, – сказал Виктор, вытирая розовое после душа лицо, – Душ у тебя нормальный. -

– Сейчас и чифирнём, после твоего душа, – сказал Карпач, – А Игорь, когда чифирнём, потом и помоется... Ты же спешишь, Витёк? -

– Да, – сказал тот, – Я бы посидел тут с вами, но Стасу надо помочь. -

– А что это у тебя за шрам на груди, у сердца? – спросил Игорь, разглядывая круглый шрам-вмятину, находящуюся прямо напротив сердца на груди Виктора.

– Да... Я мало кому говорю об этом, – поморщился Виктор, – Вон, и лопатка сзади раздроблена, – он чуть повернул спину, и Игорь увидел на его левой лопатке зашитые когда-то длинные шрамы, тянувшиеся как солнечные лучи от центра, в котором когда-то была большая рваная рана – Я же когда свою пристрелил, вышел в подъезд из квартиры,... а жить уже и не хочется... Я и пустил тогда себе пулю в грудь... Но она как-то по ребру срикошетила и прошла рядом с сердцем... Только лопатку, бля, раздробила. Болит сейчас, к непогоде. -

– Я этого не знал, – сказал поражённый этим рассказом Игорь.

– Ну, ничего, – бодро сказал Карпач, – Жив, – значит ты нужен ещё на этом свете. -

Виктор быстро оделся, быстро выхлебал из своего стакана горячий чай, и, гремя по своим зубам конфетой-леденцом, распрощался с друзьями за руку и вышел из кильдыма. А Игорь, допив свой чай, скинул сапоги, сбросил на стул свою верхнюю одежду и пошёл в душевую. Карпач в это время положил на тёплую ещё электроплитку откуда-то взятый им кусочек текстолита, а на него сверху положил свою бирку, чтобы она быстрее высохла.

Душевая, хотя и была маленькой и невзрачной, и с самодельным, сваренным из трубы смесителем, но давала хорошие струи воды. Воду можно было спокойно настроить на любую температуру, не то, что в общей зоновской бане, где с этим были одни мучения, и шла то холодная вода, то одна горячая. Игорь почувствовал, что чудесно помылся, когда вышел из душевой, всё ещё обтираясь полотенцем.

– Классная у тебя душевая, – сказал он Карпачу, быстро надевая свою одежду и обувая кирзачи.

– Ну, вот, – сказал Карпач, своими улыбающимися от природы губами, – От сейчас мы не спеша и чифирнём. -

Игорь почувствовал запах кузбасслака, и увидел, что написанная им бирка уже покрыта этой чёрной краской, и лежит, сохнет под электроплиткой.

– Минут через пятнадцать будет уже готова, – сказал Карпач, как-то незаметно перехватив взгляд Игоря.

– Не напрягаясь, всё замечает, – подумал Игорь.

– А ты давно уже сидишь? – Спросил он у Карпача, когда тот разливал чай в два гранёных стакана.

– Я то? – спросил улыбающимися от природы губами Карпач, – Двенадцатый пошёл уже. -

– Да-а-а... Ты уже большой срок отбомбил, – поразился Игорь. Ему почему-то казалось, возможно, из-за улыбающихся губ Карпача, что тот "сидит" лет шесть-семь, – Больше моего срока сидишь уже... У меня червонец. -

– А у меня – пятнашка, по мокрухе. Бери конфету. Пей чай, – сказал Карпач, и звучно отхлебнул горячий чай из своего стакана, – Сегодня Миша Калинин крякнул... От сердечной недостаточности... Ему меньше года уже оставалось чтобы свой червонец добить. -

Миша Калинин был заведующий баней. Это был высокий и грузный добродушный малый, лет за сорок. Он никогда не запрещал никому из зэков приходить в баню в одиночку, без строя. Любой зэк, если он смог дойти до бани, мог спокойно в ней помыться, во время от подъёма и до отбоя.

Когда-то, видя такое дело, банный шнырь начал везде лязгать об этом своим поганым языком. Он надеялся, что стукачи, рано или поздно, донесут об этом лагерному начальству, и те снимут Мишу с должности завхоза бани. Шнырю не хотелось лишний раз подтирать за кем-то пол в раздевалке бани. Но подлые совейские зэки быстро узнали об этом, и как-то настучали шнырю в бане тазиками по голове. После чего шнырь стал молчаливым.

– Жаль, – грустно сказал Игорь, – Хороший мужик был... Даже и не подумаешь. На вид такой здоровый... Я удавился бы, если б узнал, что меня ожидает такая судьба... Кого же сейчас после него "поставят"? Не дай бог "урода" какого-нибудь. -

– Ай! Не горюй, Игорюха! Кого-нибудь да "поставят", – сказал не унывающим тоном Карпач, – "Уродов" ещё на твой срок хватит. Давай-ка лучше я тебя развеселю. -

Карпач встал из-за стола и потянулся за баяном, стоявшим на шкафу.

– Не надо, Анатолий, – сказал Игорь, – Не люблю я звуки баяна. Мне аккордеон больше по душе. -

– А мы сейчас из него и аккордеон сделаем, – проговорил Карпач, усаживаясь на кровать, с высоким баяном.

Игорь увидел пять рядов кнопок на голосовой планке баяна, там же были и клавиши не менее шести регистров. Басовая планка была тоже из большого числа кнопок, и была почти на всю высоту инструмента. Карпач нажал какую-то клавишу регистра и потянул за меха инструмента, нажав несколько голосовых кнопок. Прозвучали звуки аккордеона.

– Это, конечно, не тот баян, что был у меня на воле. Там было двенадцать регистров. Но, всё-таки, – сказал Карпач, и прошёлся пятью пальцами по голосам, и пятью пальцами по басам инструмента. Игорь сразу услышал по звукам, что за баяном сидит профессионал, каких он ещё не встречал в этой жизни. Карпач бросил свой взгляд на Игоря и сказал, – Эх, Игорюха! Щас запою! -

Он сделал красивый проигрыш какой-то блатной песенки, и запел, глядя Игорю в лицо:

– Мать моя была Надежда Круп-ска-я,

Отец – Ка-линин Михаил.

И жили мы в Москве на Красной пло-ща-ди,

Иёська Сталин в гости заходил... -

Увидев, что на лице Игоря не проявилось никаких весёлых эмоций, Карпач сказал, – Ладно. Щас споём чё-нидь ещё. -

Он несколько раз проиграл какие-то мелодии, показывая при этом виртуозность своего исполнения. Игорь изумлённо смотрел, как короткие пять пальцев Карпача "бегают" по "голосам" инструмента. Но ещё больше поражало его то, что такие же пять его пальцев левой руки "бегали" и по басам. Играл он просто и свободно, даже не накинув ремни баяна за плечи. Они ему были как бы и не нужны.

Корпач сделал красивый проигрыш и вновь запел, искривив свой голос под голос жизнерадостного юнца:

– Чунго-чанга, – синий небосвод!

Чунго-чанга, – лето круглый год!

Чунго-чанга, – весело живём!

Чунго-чанга, – песенки поём! -

А потом зазвучал ещё более жизнерадостный фальцет "юнца":

– Чудо-остров, чудо-остров!

Жить на нём легко и просто!

Жить на нём легко и просто!

Чунго-чан-га!

Наше счастье, – постоянно – жуй кокосы, ешь бананы,

Жуй кокосы, ешь бананы! Чунго-чан-га!

Игорь посмотрел на лицо Карпача. На нём была "маска" жизнерадостного, улыбающегося, поющего зэка-идиота. И сама эта весёлая песенка, как будто она пелась именно о зоне, в которой они находились, и о "счастливой жизни" зэков в этой зоне. И этот жизнерадостный фальцет зэка-исполнителя, с улыбающимся и радостным лицом идиота, вызвали у Игоря просто приступ неудержимого хохота. Игорь хохотал, а Карпач продолжал пищать, как бы ещё более жизнерадостно и восторженно:

– Чунго-чанга, – счастье много лет!

Чунго-чанга, – мы не знаем бед!

Чунго-чанга, – весело живем!

Чунго-чанга, – песенки поём! -

Игорь хохотал так, что уже не мог хохотать, глядя на зэка-идиота, изображаемого Карпачём, и исполнявшего в полуголодной зоне эту песенку о счастливой жизни зэков в этой зоне. Тело его уже беззвучно сотрясалось на стуле, а Карпач всё продолжал петь, с маской зэка-идиота на своём лице.

Игорь начал, сотрясаясь, сползать со стула. Его хохот был уже просто неудержимым. Он уже сидел на коленях на полу и, держась за стул, беззвучно содрогался от хохота. По его щекам текли слёзы от этого искреннего и неудержимого хохота. Он уже не мог спокойно вдохнуть воздух, и у него болело где-то в животе. И тут, видя уже полную беспомощность Игоря, Карпач прекратил петь и играть.

Он ещё с полминуты смотрел на сотрясающегося от беззвучного хохота на полу Игоря, а потом встал с кровати, и подошёл к нему.

– Ну, всё-всё, – сказал он спокойным голосом, – Давай я тебе сесть помогу. -

Он помог всё ещё сотрясающемуся от смеха Игорю сесть на стул. Игорь упал головой на свои руки, лежащие на столе, и всё ещё сотрясался от неудержимого беззвучного хохота.

– На-ка. Сделай глоток воды, – сказал Карпач, поставив на стол стакан воды, принесённой им из под крана. Игорь сделал пару глотков, и начал потихоньку приходить в себя. Хохот, временами вырывался ещё из него, но он уже начал подавлять его.

– Ладно... Давай чифирнём ещё, – обычным голосом сказал Карпач, разливая из чайника не остывший ещё чай, – Смех, говорят, продляет жизнь. И я её тебе сегодня немного продлил, – сказал Карпач, и опять, на секунду, скорчил физиономию улыбающегося идиота.

– Да,... Анатолий,... наверно, продлил, – сказал Игорь, всё ещё подтирая слёзы смеха, и подавляя вырывающийся ещё хохот, – Я ещё... никогда в жизни... так не смеялся... Это мне... на всю жизнь... запомнится... Спасибо. -

– Называй меня просто Толик, – сказал Карпач, – А сейчас пей чай... Приходи ко мне, если будет нужно. Я тебе всегда помогу, чем смогу... Только хорошие люди могут в зоне так искренне смеяться... Другая какая-нибудь падла, хохотнула бы, притворяясь, и начала бы думать, а что я этим хочу "прокрутить"? Или, что самому можно "из этого выкрутить"? Так что, заходи ко мне, как к другу. -

– Спасибо, Толик, – уже серьёзно сказал Игорь, – Ты на меня тоже всегда можешь рассчитывать... Я не подвожу своих друзей. -

Игорь протянул через стол свою руку, и они с Анатолием, встав со стульев, обменялись крепким мужским рукопожатием.

В завязавшемся разговоре, Анатолий рассказал Игорю, что в "своё время" он окончил музыкальное училище и консерваторию по классу концертного баяна. Он сыграл для Игоря три-четыре концертных вещи, показав при этом своё виртуозное исполнение. Игорь был этим так ошарашен, что как-то, непонятно как, полюбил баян, к которому у него ранее было несколько предвзятое отношение.

– А зачем ты пошёл в коменданты? – спросил в разговоре Игорь, – Ведь работяги хоздвора делают и локалки, и ШИЗО строили. -

– Я-то не строю, – заметил Анатолий.

– Но ты же ими руководишь, – также заметил Игорь.

– Знаешь, Игорюха, – сказал Анатолий не унывающим голосом, – Ты сам сейчас видишь, как я ими руковожу... Им уже "менты" набили в голову столько "досрочного освобождения", что ими не надо и руководить... Я им только утром даю бумажку, где написано, где и что надо делать. А они уже сами всё делают. -

– Как сами? – спросил Игорь.

– Да вот так, – ответил Толик своими улыбающимися от природы губами, – У них досрочное освобождение сидит в головах, как мечта об амнистии, которая сидит в каждом зэке с тюрьмы и до первых трёх-четырёх лет жизни в зоне... Такая же сказка. -

Толик и Игорь закурили по сигарете, сидя за столом, а Толик подлил в стаканы ещё чая из чайника.

– Как-то года два назад, когда я ещё только стал комендантом хоздвора, я получил от хозяина задание, сделать какую-то срочную работу. Не помню уже что, – рассказывал Толик, – Утром я собрал всех "своих" четверых работяг, и объяснил им, что работу надо сделать, чтобы завтра уже было всё готово. Я убежал куда-то, а когда вернулся минут через сорок, смотрю, а они ещё и не начинали ничего делать. Я психанул тогда, как разорался, наорал на них, и ушёл сюда, в кильдым.

Было лето, и я открыл окно. За окном была тогда большая куча всякого хлама, так что из-за неё мне не видно было работяг. А им не видно было меня, – Толик ухмыльнулся, вспоминая это, – И вот работяги начали говорить между собой, какой я скот, как я на них орал, какой я зверюга. И давай они меня х...сосить.

Я слушал их, наверно, с полчаса... Работать они и не работали, только х...сосили меня... И я тогда понял, что таким образом ничего не будет у нас путного. Я заварил чайник чаю, вышел к ним и сказал, что я был не прав, что извиняюсь за то, что накричал на них, и всё прочее. И ушёл опять в кильдым.

Они чифирнули. Было слышно по их разговорам, что я всё-таки оказался человеком. А срочную работу они сделали потом за полдня. Они же универсальные работяги. И неплохие ребята. Вот так я с тех пор и "работаю" всегда, – закончил свой рассказ Анатолий, – И все довольны. И все смеются. -

– Я тоже, когда мне пришлось стать "бугром", не заставлял никогда никого работать, – сказал Игорь, – Ведь я такой же, как все, зэк... Меня ещё в начале срока один бугор, с таваксайского этапа научил, как любую бригаду в зоне можно сделать самой лучшей. Чтобы она всегда занимала первое место в зоне... Для этого надо только хорошо с бумагами поработать. Мужики тогда, в первый месяц, думали, что даже в зоновскую лавку сходить им будет не на что. Потому что денег многие не заработают. А потом, когда пошли в магазин и увидели, что отовариваются даже не на положняковые им шесть рублей, а на девять, за выполнение нормы выработки, тогда уже меня и зауважали работяги. -

– Я знаю об этом, – сказал Анатолий, – В зоне всё рано или поздно становится известным. И я давно уже хотел с тобой познакомиться, но как-то всё не приходилось. -

– Я очень рад нашему знакомству, – сказал Игорь.

– И я также, Игорюха! – сказал Толик, а затем, на пару секунд, опять скорчил рожу идиота, с которой пел "Чунгу". Это вновь вызвало непроизвольный короткий "выхлоп" хохота у Игоря.

– Ну, ладно, хватит уже, – проговорил Игорь, с усилием подавляя свой смех, – И так уже болит всё внутри. Не могу уже смеяться без боли. Пойду я уже. -

– Заходи, как будет время, – просто сказал Анатолий, и они пожали, прощаясь, друг другу руку.

НАЧАЛО СБЛИЖЕНИЯ

Придя от Светланы Ивановны, Игорь достал из тумбочки книгу, подаренную ему Аликом. Он сразу посмотрел на издательство книги. «Издательство политической литературы».

"Наверно опять голимая коммунарская пропаганда, – подумал Игорь, – Но, может быть, и найду чего-нибудь, чего ешё не знаю". Он лёг поверх одеяла, и начал читать.

С первых же, прочитанных им строк, Игорь понял, что это совсем не агитация с пропагандой, которой коммунисты "пропитали насквозь" весь Союз. Это была действительно научная работа высокообразованного социолога, написанная достаточно простым популярным языком публицистики. Чтение захватило его настолько, что после ужина он улегся опять читать, даже не сходив покурить. Чтение прервал лишь зэк-санитар, выключивший в их палате свет, и сказавший слово "отбой". Уснул Игорь довольно скоро.

Утром Игорь проснулся рано и, достав книгу, вновь начал её читать, лёжа в постели. Вскоре ему захотелось курить. Но и книга очень увлекла его. Почитав ешё немного, Игорь решил сходить в туалет и быстро покурить, а потом опять взяться за чтение.

Войдя в умывальник туалета, уже с сигаретой в губах, и готовый прикурить её, Игорь увидел вытянутые на полу ноги, протянутые слева от входа, почти под раковиной умывальника. На правой ноге штанина белых кальсон была разорвана или разрезана вдоль ноги и лежала как белая тряпка на полу между ног сидящего спиной к стене зэка в больничном халате. Голая нога его, лежавшая на полу, на коричневой половой кафельной плитке, была выше колена иссиня опухшей. Она была выпачкана кровавыми следами от рук. Рядом с ногой была довольно большая лужа крови с гноем, разлившаяся на всю длину ноги, и шириной около двадцати сантиметров.

Свет в умывальнике не был включен. Игорь наклонился и посмотрел на лицо зэка, сидевшего на полу, рядом с лужей крови.

– Алик, ты? Что с тобой? Тебе помочь? – спросил Игорь, увидев бледное лицо Алика.

Игорь потянулся уже помочь ему подняться с пола, но услышал какой-то измученный его голос.

– Не надо, Игорь... Не смотри... Уйди сейчас, пожалуйста. Мне и самому на это смотреть противно... Уйди, пожалуйста. А? -

Игорь стоял, не понимая, как же уйти, когда надо помочь.

– Ну, иди. Иди ты, не стой, – вновь услышал он голос Алика и вышел из умывальника.

– Закрой дверь, и иди в палату, – услышал он вновь голос Алика. Он закрыл дверь в умывальник, и пошёл к себе в палату.