Текст книги "Пытка любовью (СИ)"

Автор книги: Константин Михайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 35 страниц)

В вопросе о том, какой процент нормы выработки делать бригаде за месяц, была одна маленькая деталь. В конце каждого месяца нужно было узнавать, какой процент нормы выработки будет у бригады Алябаса, для того, чтобы сделать у себя на два-три процента выше. Для этого Андреев в конце каждого месяца брал чаю на хорошую "замутку", брал горсть конфет и шёл в кильдым зэка-мастера, который проводил учёт всех работ, сделанных зэками второй половины свинокомплекса. Этот кильдым, вернее "рабочий кабинет", в котором кроме старого письменного стола, старого книжного шкафа для бумаг и пары стульев ничего бы и не поместилось, был отгорожен в старой прицепной передвижной бытовке для вольных работяг, стоявшей на четырёх автомобильных колёсах. Большая половина этой бытовки являлась каким-то складиком у вольных мастеров, а меньшая – рабочим местом для зэка мастера-учётчика работ. Эта бытовка уже до половины колёс как бы вросла в землю. Во время чифирения и в разговорах при этом с мастером-учётчиком, Андреев как бы случайно и узнавал у него, какой процент нормы выработки будет в бригаде Алябаса.

Фамилия этого зэка-мастера была Китик, что на хохлятском простонародном диалекте означало слово "котик", и числился он в бригаде Алябаса. Он был небольшого роста, чернявый, лет тридцати. У него было средне-техническое образование строителя. В зоне Китик сидел третий год. Авторитета у него не было никакого. В зоне он жил "молча в тряпочку" и «никуда не высовываясь», мало что зная про зону и ничего не умея делать своими руками. К тому же он был жаден и никому ничего не одалживал даже после отоварки в магазине. Поэтому и кентов среди зэков у него не было и даже не намечалось

Игорю Алябас был неприятен как зэк, которых он в зоне называл "уродами" за их жестокую бессовестность по отношению к "простым" зэкам. Андреев знал это. Как-то в разговоре Игорь сказал Андрееву, что всё у него будет хорошо, только вот ходить к этому Китику в конце каждого месяца, ему будет неприятно, потому что там как-нибудь может оказаться и Алябас, в бригаде которого числится Китик. Тогда Андреев предложил ему перевести Китика в свою бригаду. Игорю это предложение понравилось, и через недельку отрядник перевёл Китика в бригаду Андреева. Игорь даже предложил Андрееву поселить его в отряде на шконку, стоящую у шконки Андреева "в ногах", в их проходняке.

Мечтой Андреева было попасть "на химию" в самом городе, а не в какой-нибудь «дыре» в этой сибирской области. В отряде, когда они чифирили с Игорем, он иногда звал чифирнуть и Китика, который очень любил халяву и всегда показывал, как сильно он уважает Андреева. В такое время, когда каждый пил чай-купец с конфетами из отдельного стакана, Андреев спрашивал Китика, какие связи тот имел в городе «до посадки» и с кем был знаком. Китик быстро понял, что чем выше у него были бы связи «на воле», тем он будет и более интересен Андрееву. И он вдруг начал говорить, что хорошо знает такого-то Помидор-Иваныча, такого-то Огурца-Петровича и прочих и прочих.

Игорь уже понял, что Китик вешает лапшу на уши Андреева, но не стал говорить Андрееву об этом. Пусть он хоть немного потешит свои надежды перед "химией" тем, что Китик даст ему некоторые адреса в городе. Игорь знал из разговоров с Юркой Яковлевым, что никто в зоне и в городе не может влиять на то, в какое место в области уйдёт тот или иной зэк "на химию" или "на посёлок". Из Москвы приходили разнарядки по этому вопросу, с указанием мест, куда именно и сколько человек нужно направить "на химию" и "на посёлок". В областном управлении мест заключения эти разнарядки делили ежемесячно на все колонии области по численности прошедших суд зэков, и никто в колониях не мог заранее знать, какой колонии и что достанется из этого в данный месяц. Это было как бы волей случая.

Для удачного разрешения такого вопроса нужны были уже высокие связи в самой Москве. В таком случае из Москвы могла прийти отдельная разнарядка, указывающая, что такого-то зэка, направляемого на стройки народного хозяйства, с такой-то фамилией, именем и отчеством, и т.д. и т.п., нужно отправить для работы тем-то, в такую-то организацию, в таком-то городе. Вот и вся наука, продиктованная централизацией власти в государстве.

Проще было, уже находясь "на химии", решать вопрос о переводе в нужное место. В этом уже могли ходатайствовать за зэка и местные Огурцы-Иванычи с Помидор-Петровичами. Но для этого нужны были и денежные бумажки, для "смазки" механизма власти в нужных местах.

И вот Андреев прошёл суд "на химию". В последние дни, перед тем, как его вызвали на этап, Игорь часто видел, как Китик нечто тихо говорил Андрееву, а при подходе Игоря, они прекращали своё общение и начинали вновь говорить лишь тогда, когда Игорь отходил куда-нибудь. Игорь не обращал на это особого внимания, зная, что косноязычный Андреев, имеющий восемь классов образования, не сможет объяснить Китику даже азов из тех знаний, как можно сделать любую бригаду самой передовой в зоне. Он мог это сделать, лишь показывая всё это "на деле". И на это ему потребовалось бы времени не меньше месяца.

Вскоре, в воскресный день, завхоз тринадцатого отряда сообщил Андрееву, что в нарядной ему сказали, что в понедельник Андреева не будут занаряжать на выезд на работу, так как он завтра должен будет "уйти на химию". У Андреева для этого случая были припасены и чай и конфеты и сгущёнка. И он устроил "проводы", дав чаю с конфетами, чтобы вся бригада чифирнула за его уход, а завхоз с буграми попили парёнки в каптёрке. Он также пил парёнку не только в каптёрке с завхозом и буграми, но и в своём проходняке с Игорем и Китиком.

Утром, когда Игорь по привычке вывел бригаду из столовой к предзоннику для посадки в фургоны, к нему подошёл главный нарядчик и громко сказал, что не он должен выводить бригаду, потому что бугром назначен Китик. Вся бригада была удивлена услышанным, Игорь молча стал в строй, а Китик занял его место для вывода бригады на работу. В фургоне, "на воровском месте" у задней решётки, рядом с Игорем стоял уже Китик, с которым Игорь не проронил ни слова. Приехав на свинокомплекс, Игорь пошёл на свой по-прежнему пустой склад. В отряде Игорь спал на прежнем месте, так как его, как председателя СКО, никто не мог переложить на другое место без указания на то начальника отряда. А на шконке Андреева разместился уже Китик. Игорь не разговаривал с ним и не общался вообще, как бы не замечая его.

Дня через три Китик зашёл к нему на склад. Игорь сидел за столом. Китик сел на стул, напротив, и сказал:

– Ну вот, видишь, как всё получилось. Я думаю, что тебе нужно сейчас списаться в какую-нибудь другую бригаду. Сам понимаешь. -

– А я так не думаю, – ответил на это Игорь, – Мне и так неплохо. Мне это бугорство с постоянными заботами и на х... не нужно. Ты стал бугром, – и флаг тебе в руки, работай на здоровье. Я тебе в этом мешать не буду. И верёвки тебе вить совсем не собираюсь и не буду. Ты знаешь, моё слово твёрдое. Но, если ты сам начнёшь что-нибудь против меня мутить, – то уж, извини, тебе тогда это может дорого обойтись.

А так, – ты мне безразличен, и я тебе безразличен. И будем жить спокойно, сами по себе. Ты мне не мешаешь, а я тебе не мешаю. Вот и будем так жить дальше. А вот если ты сам задумаешь меня списать на зиму отсюда куда-нибудь, тогда ты получишь из меня уже своего врага. Тогда уж не обессудь.

А сейчас лучше иди и подумай хорошенько. Разложи весь этот наш базар. Я считаю, что лучшего выхода для нас обоих уже не найдётся.

А по работе, – заходи, когда тебе надо, выдам тебе всё, что у меня есть на этом складе, и хранить здесь буду всё, что тебе нужно, ты ведь бугор. -

Китик поднялся со стула и молча вышел. Больше к Игорю на склад он не заходил. Заходили частенько лишь козлы с прапорами, но поживиться им всегда было нечем. На складе остались лишь три лопаты. Остальное всё разобрали постепенно работяги бригады, приходившие по указаниям Китика. А нового ничего не поступало. Всё было открыто, как на ладони, и козлы с прапорами долго на складе Игоря не задерживались. В отряде Игорь, как и обещал, старался не замечать Китика, да и времени для этого практически не было, – ужин, вечерняя проверка и отбой. Отрядник по вечерам в отряд не приходил, бывал изредка только днём для того, чтобы коротко переговорить с завхозом отряда.

Как-то утром на склад Игоря зашёл какой-то моложавый капитан в форме. Ростом он был с Игоря и приятной наружности. До этого Игорь его никогда не видел.

– Слушай, – как-то по-простому заговорил он с Игорем, – Мне тут сказали, что ты художник, и можешь вырезать гравюры по дереву. Это правда? -

– Правда. А что? – ответил Игорь.

– О! Как хорошо, – довольно улыбнулся капитан, – Тогда давай сядем и поговорим. -

– Присаживайтесь, пожалуйста, – сказал Игорь, – Только угостить мне вас нечем. -

– Ну, вот. Сразу видна русская душа, – сказал капитан, улыбаясь и присаживаясь на стул у стола. – Как зовут тебя? -

– Игорь, – ответил Игорь, – Извините, а кто вы? Я вас ни разу ещё не видел, – спросил он сразу же, отметив неподдельную человечность, сквозившую в разговоре капитана. Игорь также сел на свой стул за столом, с которого он встал при входе капитана к нему на склад.

– Игорь. Очень хорошо, – сказал капитан, – А меня зовут Михал Сергеичем. Фамилия моя Коробов. Я здесь у вас постоянный дежурный офицер. Но я работаю не у вас в зоне, меня поставили из управления. Но это неважно. Я смотрю у тебя тут и пепельница есть. Ты куришь? – спросил капитан, доставая из кармана пачку "Беломора", выбил из неё себе папиросу, а пачку бросил на стол со словами: – Кури, не стесняйся. Угощаю. -

Ошарашенный таким ответом и предложением капитана, Игорь ответил:

– Спасибо, не курю. Бросил. -

– И правильно сделал, – сказал капитан, прикуривая папиросу, – А я вот не могу. Постоянно что-нибудь мешает. Я к тебе пришёл вот по какому вопросу. Может, ты и сможешь помочь мне. -

– Постараюсь, чем смогу, – сказал Игорь, – А в чём у вас проблема? -

– Понимаешь, я тут с женой развёлся, – сказал капитан, – С ней мой маленький сын остался. Квартиру мы разменяли на две. Я ей всё оставил. Взял себе только диван и два стола, письменный и кухонный, да из постельного кое-что. Сам понимаешь, – Для сына всё остальное нужнее будет. -

– Понимаю, – согласился Игорь, – Я тоже через это на воле проходил. -

– Смотри-ка, а вроде бы ты молодой, – удивился капитан.

– Это я выгляжу чуть моложе, – пояснил Игорь, – А мне уже двадцать семь.-

– Понятно. Значит, ты сразу всё поймёшь, – вновь заговорил капитан, – Вот у меня в чём проблема. Дома у меня и сидеть-то не на чем, кроме дивана. На кухне сесть не на что, чтобы поесть за столом. А друзья придут, – и их за стол посадить не на чем будет.

Мне тут зэки в столярке сделали четыре табуретки из финской фанеры. А они смотрятся как какие-то слишком уж самодельные. Ты не мог бы хоть что-нибудь на них вырезать, чтобы они хоть чуть-чуть смотрелись получше? -

– Смочь-то я смогу, – ответил Игорь, – Но если я привезу сюда резаки из зоны, то у меня их здесь прапора или козлы сразу же отметут, если увидят. Это ведь колюще-режущие предметы. Они и в зоне запрещены. Я их и там прячу, чтобы не отмели. А у меня один лишь самодельный набор. -

– Об этом не беспокойся, – сразу же успокоил его капитан, – Я прикажу прапорщикам и козлам вообще не заходить сюда к тебе в это время. Я ведь здесь им всем главный командир. А за какое время ты табуретки сможешь хоть как-то облагородить? -

– Ну, тогда, я завтра привезу сюда резаки, – начал медленно отвечать Игорь, – И, если табуретки уже будут здесь, у меня, то завтра же и начну их резать. А на следующий день, скорее всего после обеда, они должны быть уже и готовы. Тогда, значит, послезавтра в конце дня вы их и сможете забрать и увезти к себе домой. -

– Ох, как прекрасно! – обрадовался капитан, – Тогда я сейчас пойду в столярку и скажу столяру, чтобы он их к тебе принёс. А от меня тебе что-нибудь ещё нужно будет? -

– Да нет, вроде бы, больше ничего, – ответил Игорь, – Лишь бы мне здесь никто не мешал и резаки не отмёл. -

– Об этом вообще уже не волнуйся, – опять успокоил его капитан, гася окурок папиросы в пепельнице, – Тогда я сейчас – в столярку. Ну, до свидания, Игорь, – и он протянул Игорю руку.

– До свидания, Михал Сергеич, – сказал Игорь, вставая со стула, и пожав протянутую ему руку, Вы свои папиросы забыли. -

– Ай, – махнул рукой капитан на это, – Угостишь кого-нибудь из своих друзей, – и вышел.

Через полчаса к Игорю пришёл зэк в годах и принёс четыре табурета, сидения у которых были из коричневой финской фанеры, сантиметровой толщины, а деревянные ножки были окрашены белой краской. Финскую фанеру привезли в столярку, чтобы делать из неё сборные щиты опалубки для бетонных работ. К глянцевой поверхности финской фанеры, смазанной техническим маслом, не прилипал бетон, и такую сборную опалубку можно было использовать многократно на различных бетонных работах.

На следующий день Игорь привёз с собой резаки, несколько кусочков наждачной бумаги, две из которых были с очень мелкой крошкой "нулёвкой" и "двухнулёвкой", металлическую линейку длиной сорок сантиметров, немного сухой морилки в маленьком пузырьке от какого-то лекарственного аптечного настоя и маленький кусочек поролона. Всё это он привёз без проблем, потому что при вывозе зэков на выездные объекты, никого из них не обыскивали. Шмон был лишь по возвращению зэков с рабочих объектов.

То, что ему нужно будет сделать с табуретами, Игорь уже обдумал. Он чуть закруглил острые углы сидений на табуретах при помощи крупной наждачной шкурки, навёрнутой на небольшой деревянный брусок, и покрыл очень тёмным раствором морилки все боковые грани сидений, нарезанных из финской фанеры дисковой пилой на станке. Затем, когда морилка высохла, он разлиновал при помощи карандаша и линейки верхние части сидений, разметил контуры продуманного им орнамента, и начал резаками гравировать размеченное им на сидениях табуретов. Резать по очень твёрдой финской фанере было трудно, и приходилось очень часто подтачивать резаки. Финская фанера была спрессована из слоёв древесного шпона, на обе стороны которого был нанесён тёмно-коричневый слой какого-то непромокаемого покрытия. Поэтому обе стороны такой фанеры были гладкими, глянцевыми и тёмно-коричневыми.

Игорь вырезал на каждом сидении табуретов квадратные рамочки при помощи металлической линейки, с закруглёнными вовнутрь рамочек углами. За внешней стороной этих рамочек, по краям сидений, он вырезал орнамент из чуть изогнутых лавровых веточек с листьями и их мелкими плодами-горошинами. А там, где четыре угла сидений были чуть закруглены, а углы рамочек были закруглены в обратную сторону, и в этих углах получалось чуть больше свободного места, он вырезал по цветочку. Все четыре табурета выглядели одинаково и довольно-таки красиво. Эту свою работу он закончил на другой день к обеду. Посмотрел на сделанное им, – и остался доволен.

Каково же было радостное удивление капитана Коробова, пришедшего к Игорю чуть позже, после обеда. Войдя в дверь и увидев табуреты, стоявшие рядком, он остановился, и глаза его чуть расширились, как будто он увидел нечто необычное.

– О! Вот это красота, – сказал он медленно нараспев, глядя на табуреты, – Ну, прямо как на выставке. -

Он глянул на Игоря, вышедшего из-за стола и ставшего посреди помещения, недалеко от табуретов, потом подошёл к табуретам, взял один из них и стал разглядывать вырезанное Игорем поближе.

– Вот это работа! Вот это класс! – говорил он при этом, а потом вновь посмотрел на Игоря, – Да тебе же цены нет с твоими руками! Ты же специалист экстра класса! Дай-ка я пожму тебе руку. -

Он поставил табурет и, взяв руку Игоря как при рукопожатии, начал трясти её обеими своими руками.

– Давай-ка присядем, покурим. Я хоть немного отойду от удивления, – сказал он, присаживаясь за стол, на котором стояла лишь пустая пепельница, – Бери, Игорь, закуривай. -

Он быстро выбил из пачки папирос, которую он вынул из кармана, папиросу для себя и положил пачку на стол перед Игорем так, как ставят на стол стакан после выпивания из него хорошего вина.

– А... Ты же не куришь. Забыл совсем, – Коробов смотрел то на Игоря, то на табуреты. На табуреты смотрел дольше, любуясь ими. "Ну, красота!" – вырывалось у него иногда при этом. И это было приятно Игорю, как мастеру, за свою сделанную работу.

– Единственно, что вам ещё нужно будет сделать с ними, – кивнул Игорь на табуреты, – это покрыть торцы сидений нитролаком. Я закрасил их тёмной морилкой, а она на воде, и может, если её там намочить, испачкать руки или одежду при прикосновении. Я бы сам это сделал, но у меня нет нитролака. А его и нужно-то меньше полстакана. -

– Да нитролак есть в столярке, – сказал Коробов, – Они там за пять минут это сделают. Ладно, Игорь, огромное тебе спасибо! Я сейчас пойду в столярку, скажу, чтобы их забрали, покрыли торцы лаком и принесли потом мне на вахту. А завтра с утречка я к тебе ещё зайду. А сейчас пойду уже. До свидания, – он протянул Игорю руку на прощанье, и они обменялись дружеским рукопожатием.

На другой день утром Коробов вновь зашёл к Игорю.

– Привет, Игорь, – сказал он, протянув Игорю свою руку, как хорошему приятелю.

– Здравствуйте, Михал Сергеич, – ответил Игорь, встав со стула и пожав ему руку.

Сергеич сел за стул, на который он всегда садился, вытащил из кармана распечатанную пачку "Беломора", коробок спичек, и бросил их на стол.

– Вчера мне некогда было куда-то сходить самому. Ну, – купить тебе чего-нибудь. Ты уж извини, – сказал он, – Ко мне вчера два моих друга приходили. Поэтому и пришлось взять для тебя то, что было в сейфе у прапорщиков. А у них только и было, что курить да чай, – И он стал доставать из своих карманов пачку индийского чая, плиту плиточного чая, горсть шоколадных конфет, пачку "Беломорканала" и пачку "Шипки", выкладывая всё это на стол.

– Да не надо было так беспокоиться, – сказал Игорь, – Хорошим людям я делаю и бесплатно, а плохим – вообще х... чего когда делать буду, совесть не позволит.

– Приятно такое слышать, – отозвался на это Сергеич, – Я тоже стараюсь не общаться с плохими людьми, но иногда приходится. А друзья у меня – все хорошие парни. Вот и вчера двое приходили. Как увидели табуретки, так и давай их вертеть и крутить в руках. Где, говорят, покупал такую красоту? А я им говорю, что не покупал их, а их зэки сделали мне в столярке, а облагородил уже другой зэк, редкий мастер своего дела. И рассказал им, как всё получилось. Они говорят "жаль, что такие хорошие люди и мастера в зоне сидят". Привет тебе передавали. Мы потом немного выпили, за столом посидели. Они всё твоей работой любовались и восхищались. Одна-то пустая стояла в кухне. Загляденье, говорят, и х... где купишь ещё такие. В общем, было всё нормально.

Слушай, Игорь, проси у меня всё что хочешь. Я для тебя всё сделаю, что смогу. Говори. Что? -

– Да мне много не надо, Михал Сергеич, – ответил Игорь, – А то, что мне надо вы легко сделаете. Скажите своим прапорам и козлам, чтобы они у меня здесь ничего не могли отмести, кроме водки и наркотиков. Водку или наркотики, если найдут, пусть забирают и наказывают меня за них как надо, но остальное всё, чтобы не трогали. Вот и вся моя просьба. -

– Да я сегодня же им это прикажу, – серьёзно сказал капитан, – И никто у тебя ничего не сможет здесь взять. Кроме водки и наркотиков, конечно. -

– Вот за это – искреннее вам спасибо, Сергеич, – Игорь встал со стула и протянул ему свою руку. Капитан тоже встал со стула, и они обменялись дружеским рукопожатием.

– Ну, а теперь я пойду, – сказал после этого капитан, – Ты, Игорь, если что понадобится, – обращайся ко мне. Я не за горами. Чем смогу – всегда помогу. Не стесняйся. -

– Я вам тоже сделаю всё, что будет в моих силах, если вам понадобится. – Сказал Игорь, и капитан ушёл.

– Смотри-ка – индюха, – тихо сказал Игорь, вертя в руке пачку индийского чая, – Чифирнуть бы... И конфеты есть... А заварить даже не в чем. -

В этот момент в его дверь тихо постучали.

– Кто там? Войдите, – сказал Игорь, и к нему зашёл шнырь, кильдым которого был в середине вагончика. Это был молодой зэк, лет двадцати, с лицом, не отражающим какой-либо хитрости или заискивания. Игорь лишь мельком видел его иногда здесь или в отряде. Но никогда не слышал о нём чего-либо плохо.

– Игорь, ты извини, – сказал он, глядя на Игоря глазами школьника старшеклассника, – Я был тут, а у меня всё слышно. Стенка-то тонкая. Хочешь – не хочешь, а всё слышно. Не затыкать же мне уши пальцами.

Я слышал, у тебя чай есть. А у меня прораб сёдня с похмелья болеет. В семье чё-то у него. С женой не лады. Он хороший мужик. Ему бы хоть чайком крепким похмелиться, чтобы мотор заработал. А у меня его чай весь кончился. И своего нет. Не поможешь? Он в долгу не остаётся. Да и я тоже. К тому же я не пидор какой-то. -

– Чё ж хорошим людям не помочь, – сказал Игорь, – Вот бери индюху, заваривай хорошую замутку, а что останется – принесёшь. Только чифирить будем здесь, у меня, и с шоколадными конфетами. У тебя стаканы есть? Не с зэком же нам чифирить придётся. -

– Всё есть, – просияло лицо шныря, – Я сейчас, быстро всё устрою. -

– А как тебя звать? -

– Саня. Угости папироской. -

– Угощайся, – кивнул Игорь на распечатанную пачку "Беломора", почти полную папиросами, лежавшую со всем прочим у него на столе, – Возьми её себе, потом вернёшь в будущем, когда свои появятся. А как прораба зовут? -

– Фёдор Иваныч. Он мужик неплохой, – ответил Саня, выбивая для себя из пачки папиросу. Прикурив её, он затянулся с удовольствием дымом, и, взяв со стола пачку индюхи, быстро удалился к себе.

Игорь убрал со стола плиту чая и пачки папирос и сигарет в ящик стола, оставив на столе конфеты и пепельницу.

Вскоре на столе Игоря стояли уже три чистых гранёных стакана, трёхлитровая эмалированная кружка с чаем, накрытая фольгой от какой-то пустой пачки чая, и алюминиевая зэковская кружка, для того, чтобы "тусануть" заваренный чай и разливать потом его в стаканы.

– Иваныч сказал, что придёт, как чай заварится, – сообщил Игорю Саня, – А я за это время пойду, чуть приберу у себя, и кипятильник спрячу. Уже раза три отметали, падлы. А вот остатки, – И он положил на стол перед Игорем оставшийся чай в пачке индюхи. Его оставалось около трети пачки.

– А ты ко мне принеси свой кипятильник, пусть он здесь и хранится, – посоветовал Игорь, – У меня его не отметут. -

– Точно, – обрадовано сказал Саня, – Вот лафа. Ну, я сейчас. -

Минут через пять у Игоря за столом уже сидели Фёдор Иваныч и Саня. Все пили крепкий чай из стаканов, прикусывая шоколадными конфетами. В воздухе витал приятный аромат индийского чая. Горячий чай с шумом отхлёбывали из стаканов, и ставили после этого стаканы на стол, потому что они были также сильно горячими для рук. Вскоре у Фёдора Иваныча на лбу выступил обильный пот. Он вытер его со лба рукавом своего пиджака и откинулся спиной на спинку стула.

– Вроде бы немного начало отпускать, – проговорил он, – Хороший чай. Конечно, грамм сто водочки было бы лучше, но, чего нет – того нет. Шоферов что-то сегодня утром нет. Может, чуть позже появятся, тогда и закажу. -

– Ничего, Иваныч, – сказал Игорь, – За неимением принцессы, сойдёт и кухарка. -

– Да, – невесело усмехнулся Иваныч, – Но лучше уж принцессу. Даже и после кухарки. -

Вскоре Саня с Иванычем закурили. Иваныч курил свои сигареты с фильтром, а Саня – "Беломор". Саня разлил ещё горячего чаю по стаканам, и постепенно началось рассказывание анекдотов и похохатываний при удачном рассказе. Постепенно приходило чувство общности неплохой компании для повседневного дружеского общения и для проведения подобных встреч.

– Ты заходи ко мне, Игорь, спрашивай, если что надо, – говорил уже Игорю Иваныч, – Ко мне же много шоферов приходят товаро-транспортные и путевые листы штамповать. Я тебе подскажу, через кого можно заказать что-нибудь. Или мне деньги дашь, и я сам закажу для тебя, что надо будет. Или вон, через Сашку можешь заказывать. Он уже многих шоферов знает. -

– Спасибо, Иваныч, – поблагодарил Игорь, – Ты тоже заходи в любое время, если скучно будет. Пообщаемся. Может, и я тебе в чём пригожусь. -

За дверью послышалось, что кто-то вошёл в вагончик и открыл дверь в прорабскую половину.

– Это уже ко мне кто-то – сказал Иваныч, вставая со стула, – Спасибо. Пошёл я. – И он вышел за дверь.

Игорь с Саней допивали остатки чая вдвоём и разговаривали. Игорь узнал, что через Саню Андреев всегда заказывал у шоферов чай, курить, еду и прочее. А Игорь не знал этого потому, что во время заказов и получения привезённого, Андреев посылал Игоря в какое-нибудь звено бригады с каким-нибудь небольшим поручением.

В последующие дни Иваныч иногда заходил к Игорю покурить-поговорить, попить чайку, и они стали иметь хорошие дружеские отношения, Игорь узнал, что поддавать Иваныч стал не так уж давно по двум причинам.

– Понимаешь, Игорь, – говорил он, – Я думал, что после института буду хоть что-то путное делать на работе. Смогу внедрять что-то новое. Дерзать. А начал работать, – сплошная рутина. Что я здесь делаю? Да ничего толкового. Пишу наряды вашим бригадирам, да штемпелюю путевые листы и товаро-транспортные шоферам. Всё. И больше ничего. И никому ничего больше от меня не надо. Но это же любой необразованный человек может делать. Что, я лишь для этого пять лет в институте учился? И у моих друзей однокурсников всё почти так же, как и у меня. Везде такая же рутина.

А дома? Жена, как вторую дочку родила, так и начала каждый день пилить, что денег мало получаю, что на всё нужны деньги, а их постоянно не хватает. Наверно, с какой-то соседкой-стервой спуталась. А где я ей много денег возьму? Меня ни дома, ни в институте воровать не учили. И что мне теперь делать? Вот и начал поддавать от всего от этого. Смотреть уже на всё противно. -

Чем мог Игорь его поддержать? Ему лишь думалось – "мне б твои заботы".

При Китике, в первый неполный месяц его бугорства, ранее передовая бригада скатилась до шестидесяти процентов, несмотря на то, как это хорошо знал Игорь, что Андреев оставил после себя несколько подписанных уже нарядов, которые у него были "про запас", "на всякий пожарный случай". Мужики бригады впервые за год отоварились в зоновской лавке не на девять рублей, а лишь на три. Впоследствии у них с отоваркой в магазине было то же самое, потому что их бригада, занимавшая ранее всегда первое место по зоне, станет одной из самых отстающих. Радовался этому в отряде один лишь Алябас. Его бригада, занимавшая до этого всегда второе место в зоне, после бригады Андреева, стала уже самой передовой.

Кончалась календарная осень, а в Сибири в такое время была уже лютая зима. Вагончик, где был у Игоря склад, оказался хорошо отапливаемым мощными электрическими тэнами. Они были протянуты в дюймовых извилистых трубах по всему вагончику изнутри. Игорь раньше думал, глядя мельком на них иногда, что когда-то вагончик был подключен к паровому отоплению. Тэны поддерживали в вагончике постоянную температуру градусов двадцать – двадцать два. Самодельный обогреватель из асбестовой трубы Игорь даже никогда и не включал. Тэны включались и выключались небольшим рубильником, укреплённым с обратной стороны вагончика. Утром его включал Саня или Игорь по приезду на свинокомплекс, а перед съёмом с объекта они выключали его. Оставлять тэны включенными на ночь было запрещено. К следующему утру, вода в алюминиевом большом четырёх ведёрном бидоне замерзала почти полностью, а к концу дня в середине бидона высовывалась уже голова большой ледяной матрёшки. Этот бидон, мощную самодельную электроплитку и фанерную лопату для уборки снега привезли Игорю в склад шофёры из строительного управления по приказу Иваныча. Игорь наливал воду перед отъездом в зону в одну из двух алюминиевых кастрюль, привезённых Иванычем. Утром вода в ней также была замёрзшей, но Игорь ставил её на электроплитку, и лёд минут за пятнадцать превращался в воду.

Воду для зэков на каждую половину свинокомплекса привозили каждый день на грузовике с бочкой, как у молоковоза. И это несмотря на то, что на каждой половине свинокомплекса была своя артезианская скважина. Из этой бочки водитель грузовика разливал потом уже воду в вёдра шнырей, приходивших за ней. Игорь как-то сказал об этом Иванычу, и о том, что он полагает, что воду для зэков привозят специальную, с добавками для подавления половой потенции. После этого Иваныч порылся в чертежах и сказал Сане, где нужно искать кран, из которого можно будет набирать артезианскую воду. Саня нашёл такой в близком свинарнике в подвале его подсобных помещений. Этот свинарник был уже частично застеклён, и поэтому там не ожидалось больших снежных сугробов. Оттуда каждый день Саня приносил два ведра артезианской воды, одно их которых он использовал для влажной уборки прорабской.

Дня через три Иваныч стал бухать, как говорят, "по-чёрному". Саня сказал Игорю, что тот сильно поругался дома с женой. Утром Иваныч всегда был с глубокого похмелья, а ближе к обеду был уже "хорошо поддатым". Он понимал, что от шоферов это может дойти и до высокого начальства его строительного управления, и этот вопрос ему как-то надо было решать для обеспечения своей безопасности. Как-то он зашёл к Игорю покурить и через некоторое время спросил:

– Игорь, а ты как художник смог бы подделать мою подпись? -

– Думаю, смог бы, – ответил Игорь, – А зачем? -

– А давай посмотрим, – сможешь или нет. Мне это надо, – сказал Иваныч, – Я сейчас, бумагу принесу. -

Иваныч принёс из прорабской лист бумаги и ручку. Он расписался на этой бумаге и пододвинул её с шариковой ручкой Игорю.

– Да у тебя и подпись-то несложная, – сказал Игорь, рассматривая её на бумаге, – Три закорючки и загогулина. -

С четвёртого раза и далее, у Игоря получалась уже такая же подпись, как и у Иваныча.

– Ох, как хорошо! – обрадовался Иваныч, – Понимаешь, я иногда бываю уже сильно того, – он приставил палец к своему горлу, – а не хотелось бы, чтобы шофера это часто видели. Может слух нехороший куда дойти. Я тебе тогда, в такие случаи, буду печать приносить. Ты уж тогда помоги мне, штемпелюй им грузовые документы и расписывайся за меня, где надо. А я тогда буду закрываться у себя, чтобы меня никто не видел. А ты скажешь, что я по строительным делам куда-то здесь пошёл. Хорошо? -

– Хорошо, – ответил Игорь, – У меня всё равно весь день свободен. Проштемпелюю. -

– Ты тогда образец моей подписи оставь где-нибудь у себя, чтобы не забыть. -