Текст книги "Пытка любовью (СИ)"

Автор книги: Константин Михайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 35 страниц)

А для того, чтобы трюмануть кумовку в ШИЗО, отряднику нужно было лишь получить докладную от бугра или от шныря. А помогали в этом, чтобы было что написать на кумовку, уже, практически, все мужики отряда, которым от кумовок доставалось всегда больше и достаточно. И это был как бы их "возврат долгов". В общем-то, таким методом, Игорь с Михалычем и очистили пятый отряд и от пидоров и от кумовок.

А после этого все в пятом отряде и "задышали" более спокойно. И в зоне многие зэки стали мечтать о том, чтобы как-нибудь списаться в пятый отряд. А Миша Шкуренко, который жил "мужиком", согласился тогда на предложение Михалыча. Это освобождало его и от хозработ, и давало ему возможность после положенного срока уйти на химию. Он также продолжал жить с "мужиками", хотя иногда и выслушивал от них колкие шуточки.

Самым трудным для Михалыча в то время было убрать из отряда завхоза отряда, татарина Сагирова, который не стесняясь работал на Баранчина. Баранчин сам был татарином по национальности и часто вербовал для себя кумовок этой же национальности. Так ему было проще или удобнее.

Сагиров был осторожной кумовкой, но попался Михалычу на своей жадности. Как говорится, жадность фраера сгубила. (Фраер – человек, не "сидевший", не знающий по собственному опыту, что такое тюрьма и зона.) Сагиров продал за десятку десятиметровый рулон линолеума, который Михалыч достал для отряда, чтобы перестелить уже прорвавшийся, в центральном проходе барака. А продал Сагиров его Александру, завхозу того отряда, в котором Михалыч до этого был заместителем начальника отряда.

После того, как Сагииров отсидел пятнашку в ШИЗО, где его там чуть не опустили, Михалыч списал его на промку, в тот отряд, куда и был продан линолеум. Ну, а там его уже раскумовали и раскумарили и блатные и мужики. Сагиров до конца своего срока уже пахал и на работе, и на хозработах. Баранчину же раскумованные кумовки были уже просто не нужны. Сами виноваты.

Хрыч заварил свежего чаю и позвал "генерала". Они чифирили в каптёрке втроём. Во время этого Игорь узнал от генерала, что за хозработы, за месяц, зэки отряда уже сдавали завхозу не по две пачки сигарет в месяц, как было раньше, при Игоре, а уже по четыре.

"Вот за какие барыши я пил парёнку", – подумал Игорь, и сказал, что с начала следующего месяца, мужики опять будут сдавать по две пачки сигарет в месяц. Он сказал также, чтобы генерал сообщил это мужикам в отряде.

"Вот так вот и доят всех других те, кто понял, что такое власть, и получил её. Только доят втихую, чтобы никто ничего не знал. Ведь если те, кого доят, узнают, по каким понятиям их доят, то тогда "понятливым" мало не покажется", – подумал Игорь, – "Однако, всё-равно доят. Вот поэтому и жизнь с каждым годом дорожает. И в зоне также. Не думал я такого про Саню. Скурвился, стервец. Поэтому, глядя на таких, люди и говорят, что власть губит человека".

После обеда в отряд ненадолго приходил Михалыч. Игорь попросил его узнать насчёт шлака, чтобы привезти его к бараку, для ремонта завалинки. На вопрос Михалыча, почему Игорь такой невесёлый, Игорь в шутку ответил, что весёлой музыки нет. Михалыч же после этих слов сказал, что он купил для дома новый магнитофон, а свой старенький, бабинный, принесёт в отряд завтра или послезавтра. Вскоре он ушёл по каким-то своим делам.

Вечером, после ужина, Игорь послал Хрыча в половину барака тринадцатого отряда, чтобы тот позвал Алима. Алим был "мамкой зоны", то есть главой всех опущенных в зоне. Он числился в тринадцатом отряде, где был самый большой в зоне гарем. В каждом отряде, где были гаремы, были и мамки отрядных пидоров, но все эти мамки подчинялись Алиму.

Алим был сухощавым молодым пареньком, которого "опустили" беспределом на тюрьме. Он не трахался сам, но, всё же вынужден был жить в гареме. Он был невысокого роста, с тёмными волосами, правильными чертами лица и "прямым" взглядом тёмных глаз. Одет он был всегда хорошо для зэка, что говорило о его большом весе среди опущенных. Игорь, как только стал первый раз завхозом отряда, это было после татарина, договорился с ним, что будет сразу платить ему сигаретами или чаем за месяц, за выполнение пидорами хозработ за пятый отряд. Это было удобнее для всех зэков. Так и продолжалось до сих пор.

В каптёрку зашёл Хрыч и сказал, что Алим пришёл. Игорь вышел из каптёрки и подошёл к стоявшему у стены, недалеко от каптёрки, Алиму.

– Привет, Алим, – сказал он, – В какое время ты берёшь сейчас за хозработы с нашего отряда? -

– Привет. Как и раньше, – ответил тот, – После вашего магазина. -

– И по сколько берёшь? -

– Как и раньше. По сто двадцать пачек в месяц. Но сейчас вам территорию увеличили. Надо бы это обговорить. -

– А сколько ты берёшь с того отряда, у которого территория напротив штаба, на плацу?-

– Восемьдесят пачек. Но там же и убирать-то нечего. -

– Эта территория со следующего месяца будет территорией пятого отряда. Но я буду платить тебе по девяносто пачек в месяц, если мне не нужно будет никогда ходить и проверять её чистоту. Договорились? -

– Договорились. У тебя нет чаю на замутку? -

– Есть, сейчас принесу. -

Игорь зашёл в каптёрку и сказал Хрычу, чтобы тот насыпал в пакетик чаю на замутку. Взяв чай, завёрнутый в пакетик из газеты, Игорь вышел из каптёрки и отдал его Алиму со словами:

– Значит раз в месяц, после магазина, и у меня больше нет никакой головной боли. А за этот месяц, за увеличение территории, я отдам тебе в следующий раз сто пачек сигарет. Лады? -

– Лады. Спасибо, – сказал Алим, и они разошлись в разные стороны.

Ночью Игорь резал портрет женщины в кабинете у Михалыча. Он вырезал больше половины лица, сверху, до половины губ. Во время, когда Игорь работал над вырезанием портретов, он имел возможность думать на многие социальные темы. В это время он как бы полемизировал сам с собой, задавая себе многие вопросы и, со временем, находил на них правильные, непротиворечивые ответы. Игорь был рад, что имеет в зоне такую возможность побыть одному, и спокойно, и свободно думать обо всём. Он лег спать после трёх часов ночи, когда его глаза уже начали сами слипаться.

РАССКАЗ О БУДУЩЕМ

Игорь проснулся в шесть часов утра. В зоне в шесть часов утра был "подъём", поэтому, с годами, "будильник", как бы находившийся у Игоря в голове, часто срабатывал в это время самостоятельно. Игорь встал с постели и увидел, что у него на тумбочке стоит миска с пшённой кашей, которая была вчера на ужин, который он проспал. Игорь надел халат, заправил постель и умылся. Его соседи по палате лежали, как и всегда, под одеялами, укрывшись с головой.

"Надо узнать, кто из них поставил мне кашу, и отдать её тому, кто это сделал", – подумал Игорь, – "Они же постоянно в зоне не наедаются".

Он начал бриться и, увидев в зеркальце своё лицо, как бы сказал ему: "Ну, что, урод, проснулся? Да что это я"? – подумал он сразу же, – "Тихо сам с собою я веду беседу"? – вспомнил он слова из известной песенки, – "Что-то я начал уже, действительно, сам с собою базарить. Так и до шиза недалеко докатиться.

Это ведь я ещё тогда придумал для того, чтобы находить ответы на самые каверзные вопросы, которые я сам бы никогда никому и не стал бы задавать, из-за их идиотизма. Но, в мире же есть ещё и идиоты, которые их могут и задавать. И будут задавать их, для того, чтобы как следует проверить правильность всех моих новых утверждений. Я же и придумал тогда, что буду задавать себе все вопросы, даже самые идиотские, и буду отвечать на них. Тогда же я и научился мысленно ругать сам себя. Надо уже и прекращать это. А то, это становится уже дурной привычкой.

Хотя, иногда и нужно хотя бы и самому себя поругать... Дурная привычка... Привычка. Это же постоянное явление в человеческом обществе! Здесь же обязан быть и Закон, объясняющий закономерность этого явления!

У людей этот Закон не должен действовать лишь рефлекторно, как у животных. У человека есть привычки, основанные и на его подсознании, и на его сознании, чего нет у всех других живых существ. Вот так-то, урод! Ищи этот Закон!

Что это такое, "сила привычки" у человека? И почему привычка может стать для человека дурной привычкой или даже отвратительной привычкой? Бля, как хреново, что в зоне нет библиотеки. Люди об этом уже, наверное, писали что-либо. На волю мне навряд ли выбраться раньше звонка (конца срока).

Надо будет как-то после выписки из больнички в школу к Чугину зайти. Может он мне что-нибудь и принесёт ещё с воли почитать. Вот бы самому попасть в эту обкомовскую библиотеку. Ну, да ладно. Мозги пока есть, а логически правильно думать я уже научился. Надо думать самому, и использовать для этого свои новые понятия о конкретности и критериях истинности. Тогда и отыщу то, что хочу понять.

Как плохо, что нет нужных книг и словарей. Откинусь, буду читать, наверное, года два подряд. Ну, а работу свою я потом, наверное, быстро напишу. Она же намного проще, чем любая из западных теорий, описанных Денисовым, и намного проще Марксизма-ленинизма с теорией построения коммунизма. Но, что самое интересное, что он бы лёгко мог "разбомбить" в своей книге также и Марксизм-ленинизм с теорией построения коммунизма. Но тогда бы его здесь не издали в книге, а, скорее всего, посадили. Но он молодец! Он показал, как легко это можно сделать! Сделать точно так же, как он "разбомбил" и все другие ложные теории".

Когда раздали пайки и завтрак, Игорь узнал, что кашу вчера получил на него, и поставил её на его тумбочку, сосед, лежавший от него через одну кровать. Игорь отдал ему эту вчерашнюю кашу, сказав, что у него язва, и что ему холодного есть нельзя. Было заметно, что дедок обрадовался этому. Но он, всё же, разделил эту кашу со своим соседом, с которым они ели, ставя свои миски на одном стуле, между их шконками.

Поужинав, Игорь достал из тумбочки общую тетрадь, ручку, и лег на кровать на живот поверх одеяла, подложив под верх живота подушку. Для "прикрытия" Игорь достал также и самоучитель английского языка, чтобы те, кто увидит, что он что-то пишет в тетради, думали, что он переводит какой-нибудь текст с английского языка на русский. Он стал думать о том, как ему изобразить будущее в коротком рассказике, который он сегодня должен будет написать.

Он сразу вспомнил статью в газете, где писалось о том, как видят дети будущее на "загнивающем Западе". В статье приводился пример, как написала американская девочка, заканчивающая колледж, сочинение на тему "Как я вижу своё будущее".

Она написала о том, что она из состоятельной семьи, и что поэтому она продолжит учёбу в элитном учебном заведении. А когда она закончит свою учёбу, то у неё будет привилегированная работа, на которую её будут возить на вертолёте. Воздух к этому времени на Земле уже будет отравлен, как будут отравлены и вода, и вся окружающая среда.

Но у этой девочки будет достаточно денег, чтобы покупать себе и свежий воздух, и хорошую воду, и продукты, которыми можно будет питаться, не боясь отравления. Она будет жить в элитном районе города, покрытом стеклянным куполом, оберегающим этот район от прочей отравленной и загрязнённой местности. И у неё родятся затем здоровые дети, которые потом будут также хорошо жить, как и она.

Вспомнив эту статью в газете, Игорь подумал: "Наверное, эта девочка начиталась всяких разных работ экопессимистов, о которых пишет в своей книге Денисов. И она уже видит будущее таким уродливым.

А давай-ка я опишу в своём рассказе один день старшеклассников в будущей школе. Например, лет через семьдесят. Например, в 2050 году. Тогда у людей уже должны будут быть безденежные отношения в обществе, а планета будет уже без государств и государственных границ. Тогда люди не будут уже обращать особого внимания на одежду, дома и средства передвижения так, как они делают это в наше время. Автомобиль не роскошь, а средство передвижения. А одежда будет удобной и красивой, и служить не для того, чтобы ею можно было лишь охмурять других людей.

Люди будут ценить в человеке его интеллект, как основное достоинство человека. И можно будет описать также и первые чувства любви или влюблённости старшеклассника и старшеклассницы. Их первые чувства. Как они думают, впервые почувствовав то, о чём раньше могли только лишь читать. И закончиться этот день должен будет уже под утро, когда они уже будут спать каждый в своей постели, счастливые от взаимных первых чувств, испытанных ими впервые.

Они всем классом просто выедут отдохнуть на природу, например, на самолёте, куда-нибудь в Индонезию. Я же был на Чёрном море, и смогу описать природу субтропиков. Нужно будет описать и их классную комнату, где за каждой учебной партой будет один телевизор, связанный с ЭВМ. Нет, два телевизора, по одному на каждого ученика. А у учителя должен будет быть ешё и какой-то пульт управления. И классная доска должна быть, как огромный телевизор во всю стену, на котором можно будет и писать, например, специальным карандашом, и эта классная "доска" будут показывать и фильмы, объясняющие новый учебный материал для учеников.

И родители будут уже не слишком волноваться за них, находящихся в другом месте планеты, потому что люди станут уже другими людьми, намного более человечными, чем сейчас. Они уже будут думать по-другому, потому что у каждого человека, его социальное сознание личности станет значительно выше, чем у каждого из сегодняшних людей. И все люди будут оберегать всех детей. И всё общество будет уже обществом людей, а не обществом власть имущих людей и людей, стремящихся заработать как можно больше денег".

Обдумав будущий рассказ подобным образом, Игорь начал писать. Он сразу обдумывал описание целых абзацев, и даже нескольких абзацев, потому что бумаги в зоне просто так негде было взять. Он разогнул скрепки тетради, вынул несколько двойных листов, и писал на каждом из них, как на одном листе. Он писал на этих листах в клеточку без отступов, мелким почерком, чтобы больше вместить текста на каждом таком листе. Игорь поставил себе задачей писать без исправлений, но исправления ему всё же приходилось делать. Он зачёркивал ненужное спиральной линией, поэтому лист после этого выглядел некрасиво.

– Ладно, – подумал об этом Игорь, – Придётся, наверное, потом переписывать. Нужно сразу обдумывать все предложения как следует. -

Так он и писал весь день, отрываясь от этого лишь для приёма пищи. После ужина к нему в палату пришёл Алик и позвал его чифирнуть. Игорю, в принципе, было некогда, но отказываться в зоне от приглашения чифирнуть выглядело бы вообще непонятным делом, поэтому ему пришлось согласиться. Во время чифипения Алик сказал Игорю, что завтра, скорее всего, его выпишут.

– Ты же всё равно ещё дня два-три будешь "на кресту", – сказал Игорь, – Вот и сможешь за это время встретиться с нашим отрядником. -

– А ты, как я узнал, помогаешь сейчас Каравелле зубы делать, – заметил Алик, понизив голос, – До тебя у неё уже был помощником Сашка Колода. Его потом турнули из больнички, за продажу "колёс". А сейчас он опять устроился здесь в кабинет кардиологии. Смотри, чтобы не напакостил тебе. -

– Да чего он мне может напакостить, – ответил Игорь, – Я за эту бесплатную работу и не держусь. Просто попросила меня помочь, вот я и согласился. -

– Да, Каравелла баба красивая, с ней приятно и просто так поработать, бесплатно, – сказал Алик, – Но, говорят, что Колода втюрился в неё по уши. А у него пятнашка, и сидит он уже седьмой год. Просто, в таком случае, тебе от него можно всего ожидать. Он же раньше уже три года здесь санитаром пробыл, и всех на больничке знает как облупленных. Так что, смотри, будь осторожнее. -

– Спасибо, Алик, – поблагодарил его Игорь, – Когда знаешь, где можно будет упасть, там и соломки можно подстелить. -

После того, как они чифирнули и покурили, Игорь вновь принялся за свой рассказ. Но закончил его он лишь на следующий день, перед обедом. После того, как он покурил, поставив последнюю точку в рассказе, он ещё раз бегло просмотрел рассказ и назвал его "Аромат магнолии". Рассказ был на семи двойных листах, и показался Игорю "более-менее" интересным. Ну, а как оценит его рассказ Светлана, Игорю было очень интересно узнать. Переписывать рассказ из-за исправлений Игорь не стал. Не для издательства же он его написал, а лишь для того, чтобы самому узнать, может ли он писать интересно или нет.

"Всё равно, нужно будет и этому ещё как следует поучиться", – подумал Игорь, – "А учиться никогда не поздно, но всегда нужно".

На следующий день, в понедельник, после обеда, Игорь пришёл в кабинет Светланы. Она как всегда сияла своей обаятельной улыбкой.

"Меня уже просто тянет увидеть опять эту улыбку", – подумал Игорь, – "Да и саму её видеть, меня уже тоже тянет. Уж не втюхался ли я в неё? А как в такую не втюриться? Ну что ж, можно почувствовать и платоническую любовь. Ведь она мать двоих детей, а я – мерзкий совейский зэк".

– Сегодня мне всё-таки удалось поговорить с Валентиной Григорьевной, – сказала Светлана, когда Игорь переодевал халаты, – Я и раньше пробовала, но она так загружена работой, что ей всё было некогда. И Ангелина Матвеевна постоянно её к себе дёргает. Эта Баба-конь... А сегодня я её сюда пригласила, и мы с ней здесь посидели и поговорили. Она прекрасный человек. Такая душевная... Она сказала, что может и здесь делать тебе и уколы и давать таблетки. Она такая молодец... Так что, если ты не против, то можешь приходить сюда уже после завтрака. А на обед уже сходишь по времени, и пообедаешь. Хорошо? -

– Хорошо, – ответил Игорь, присаживаясь за свой стул – А я уже рассказ успел написать. Вот, пожалуйста, – он вынул из кармана халата и протянул Светлане исписанные листы бумаги, сложенные им всей кипой вчетверо, – Сможете разобрать мой почерк? -

Светлана взяла бумаги, развернула их и бегло пробежала по ним глазами.

– О! Какое красивое название, – сказала она, – "Аромат магнолии". А почерк твой для меня совсем простой. Ну, а прочитаю рассказ я всё-таки дома. Я люблю читать, когда меня никто и ничто не отрывает от чтения. -

Она встала со стула и положила листки с рассказом в свою сумочку, висевшую на вешалке, рядом с умывальником. Затем она снова села за свой стул и заговорщически спросила Игоря:

– Игорь, а ты когда-нибудь видел чистое золото? -

– Я видел лишь золото 386 и 583 пробы, – ответил он, – А более высокой, мне видеть не приходилось. Говорят, что самая высокая проба, это девяносто шестая. Но я такой не видел. -

– Нет, есть ещё выше, – сказала Светлана, – Это две девятки и восьмёрка. Хочешь, я тебе её покажу? Только ты не поверишь сначала, что это всё-таки золото. -

– Ну, покажи, – пожал плечами Игорь. Ему, в общем-то, было безразлично, какой пробы золото. Оно его мало интересовало.

– Пойдём, посмотришь, – сказала Светлана.

Она подошла к вытяжному шкафу и достала с верхнего швеллера, с которого она брала всегда пачку сигарет, стеклянную полулитровую банку. В банке была бесцветная жидкость, а на дне её был тоненький слой тёмно-коричневого осадка.

– Вот, смотри, – сказала она, поставив банку на стол из огнеупорных кирпичей, – Только аккуратно. В банке концентрированная азотная кислота. Ею можно сильно обжечься. А вот этот коричневый осадок и есть чистое золото. Когда его расплавишь горелкой, то этот порошок станет маленьким слитком золота. -

– Ты смотри-ка, – поразился Игорь, – Как будто это порошок сухой краски сурика, или огарок от сожжённого серного колчедана. А почему золото стало порошком? -

– Перед выходными, я положила в банку золотое кольцо, которое мне принесли, чтобы я сделала человеку коронки, – объяснила Светлана, – Медь из кольца растворилась в азотной кислоте, а золото выпало в осадок. -

– Ты смотри-ка, – сказал Игорь, – Ни один мент никогда не догадается, что этот порошок – золото. Нормально. -

– Да, – улыбнулась Светлана, – Кто не знает этого, тот никогда об этом и не подумает. Ты мне сегодня в конце работы протянешь на вальцах небольшой листок для коронки? -

– Конечно, протяну, – сказал Игорь, – Даже и спрашивать не нужно было. Только нужно сделать, чтобы кто-нибудь случайно не увидел. -

– А мы сделаем это при открытых дверях, – улыбнулась Светлана, – Так будет меньше подозрений. А я буду в это время между тобой и дверями, чтобы этим как бы прикрывать тебя. -

– Я тоже, как-то сразу, об этом же подумал, – сказал Игорь, – Самое незаметное, это когда делаешь всё как бы открыто, и нужно иметь то, чем это можно незаметно поменять на другое. -

– Ну, вот и хорошо, – засветилась своей улыбкой Светлана, – Сегодня у нас не так уж и много работы, поэтому мы можем и поговорить более спокойно. Как хорошо, что я тогда, в первый раз, начала с тобой разговаривать, и ты стал потом мне помощником. Что бы я без тебя сейчас делала? Даже и не знаю. -

– Но ведь у тебя же был уже помощник, – спокойно возразил на это Игорь, – Я сегодня случайно узнал об этом. Говорят, что он снова здесь работает в кардиологии. -

– Ты знаешь Колодина? – спросила Светлана, улыбнувшись, и перекладывая что-то на столе.

– Нет, не знаю, – ответил Игорь, – Я вообще никого из больнички не знаю. У них много жадности и высокомерия. И они любят выслуживаться и заискивать перед начальством. Я с такими не общаюсь. -

– Да, Игорь, – сказала, повернувшись к нему, Светлана, – Здесь, среди заключённых, работающих в санчасти, я не нашла ни одного порядочного человека. Они все, как бы сами себе на уме. Я их не люблю. И я боюсь, чтобы Саша Колодин не сделал тебе чего-нибудь плохого. Пожалуйста, не разговаривай с ним никогда. Я не хочу, чтобы он опять был у меня помощником. Он очень хитрый. Если ты будешь с ним разговаривать, то он тебя сможет когда-нибудь обмануть. -

– Да зачем мне с ним разговаривать? – удивлённо спроси Игорь, – Я ведь его совершенно не знаю. А теперь, после этих слов, я вообще не имею желания с ним говорить. -

– Игорь, – сказала Светлана с серьёзным лицом, – пообещай мне, что ты никогда с ним не будешь разговаривать. Даже если он сам будет тебя вызывать на разговор. А то я боюсь за тебя. Пообещай мне, пожалуйста! -

– Хорошо, – сказал Игорь, глядя в лицо Светланы, на котором не было улыбки, – Обещаю. Да мне и не о чем с ним разговаривать. -

– Ну, слава богу, – вздохнула она и опять заулыбалась, – Мы учились с ним в одном медицинском училище. И он там влюбился в меня. Потом, когда его посадили, мне рассказывали, как хитро он делал всем парням, которым я нравилась, всякие пакости. Он очень хитрый, а притворяется простачком. Поэтому я и боюсь за тебя. Пообещай мне ещё раз, что ты не будешь никогда с ним общаться, – сказала она, и лицо её вновь стало серьёзным и без улыбки.

– Да, обещаю же, – сказал Игорь, – Если я один раз дал обещание, то уже отвечаю за свои слова. -

– Ну, вот и хорошо, – вновь заулыбалась Светлана, – Давай сейчас покурим, пока ещё санчасть не открыли. У меня будет сегодня пару посетителей, не более. И мы сегодня можем неплохо поговорить на разные темы. -

Они закурили, стоя, как всегда, у вытяжного шкафа. Игорь увидел, когда Светлана доставала свои сигареты, и расстёгнутый халат её распахнулся от этого чуть более, что на ней надета полупрозрачная сорочка. А когда они курили, то боковое зрение Игоря, да и, иногда, его короткий взгляд, видели в кружевном "декольте" её комбинации верхнюю часть её груди. Игорь почувствовал, что его "непокорный член семьи" начал своевольно набухать.

"Не надо смотреть, а то встанет", – подумал Игорь, – "Надо отвернуться". И он стал счищать пепел с сигареты в пепельницу.

– Игорь, а как здесь живут голубые? – спросила Светлана, с какой-то осторожной улыбкой.

– Какие голубые? Кто это? – спросил удивлённо Игорь, – Менты здесь все красные. Это у летунов голубые погоны, но если они зэки, то и ходят они здесь в зэковской робе. -

– Да нет, я говорю не о военных, – уточнила Светлана, как-то странно улыбаясь, – Я говорю о гомосексуалистах. Их же так называют. Лесбиянок называют розовыми, а мужчин гомосексуалистов называют голубыми. -

– Да как же эту мерзость можно называть таким красивым цветом? – резко сказал Игорь, – Их нужно называть цветом жидкого поноса! Извините... Цветом охры. Их что, серьёзно, на воле стали называть "голубыми"? -

– Да. И давно уже. -

– Ну, действительно, мир перевернулся с ног на голову, – закатил вверх глаза Игорь, – Хотя он и так стоял уже на голове, а теперь уже влез по уши и в дерьмо... Извини, пожалуйста, но как ещё это можно назвать? Голубые... Что ж, буду знать, если это так... Поразительно. Сексуально больных людей, извращенцев, прикрыли мантией голубого цвета! Да что там, на воле, люди уже совсем с ума сходить начали? Или это указание сверху? От властей? -

– Говорят, что это название пошло с Запада. -

– Это уже последние оскалы беззубой эпохи цивилизации. Она уже отжила своё время. И это уже её старческие маразмы, – твёрдо заговорил Игорь, – Гомосексуализм, – это болезнь психики и болезнь искривлённого ложью сознания человека. Эта болезнь начала процветать при рабовладельческом строе. Тогда богатые могли запросто делать всё, что им ни заблагорассудится над своими рабами. И это всё не проходит бесследно, пока ещё жива эпоха цивилизации. Это самая страшная эпоха в развитии человеческого общества. Каких только казней и пыток в эту эпоху люди не придумали для людей же! Если это показать в каком-нибудь кинофильме, то психика многих людей просто не выдержала бы просмотра такого фильма. -

Игорь нервно затянулся сигаретой. Светлана тоже сделала небольшую затяжку дымом и выпустила его слабую струю в шкаф.

– Когда ты говорил, ты был похож на императора из какого-то кинофильма, – сказала она, улыбаясь, – У него так же сверкали глаза, когда он говорил. -

– Извини, пожалуйста, – сказал Игорь, успокаиваясь, – Просто задело за живое. -

– Вот я и хотела от тебя узнать, – сказала Светлана, мягко улыбаясь, – За что их здесь так наказывают? -

– А-а-а, – протянул Игорь, – Ну это я постараюсь немного объяснить. -

– Они все сами насильники? Да? – спросила Светлана.

– В общем-то, да, насильники, – сказал Игорь, – только не всегда в сексуальном плане. Вот, например, некоторых козлов опускают, но они ведь совершали насилие в социальном плане. Или когда опускают "крысу". -

– Какую крысу? – перебила его Светлана.

– Крысами называют зэков-воришек, которые крадут у таких же зэков. Залазят в чужие тумбочки, – ответил Игорь, – Их или "опускают", если есть желающие этим заняться, или кормят мылом. Заставляют съедать кусок хозяйственного мыла. Ну, и побьют, конечно. Тогда считается, что "крыса" легко отделалась. -

Светлана затушила в пепельнице свою сигарету, и Игорь начал делать последние затяжки, и тоже затушил маленький уже окурок. Они опять сели за рабочий стол, и Игорь увидел, что Светлана застёгивает свой халат.

"Вот так-то будет лучше", – подумал он, – "А то мой Ванька-встанька может и не выдержать. Я уже, наверное, и забыл, какая она в руках, женская грудь. Ладно, хватит думать о чём не надо".

– Так что же, сексуальных насильников здесь вообще не трогают? – спросила Светлана, – А я слышала, что их всех здесь делают "голубыми". -

– Так было раньше, – пояснил Игорь, – Но после войны уже это быстро отошло. Из-за женщин. Многие женщины стали на этом делать себе заработок. Сначала они добровольно ложатся под кого-нибудь, а потом предлагают выбор – либо плати столько-то, или, например, женись, или "посажу" за изнасилование. Некоторые мужики плюют на это, как на пустую угрозу, но когда уже заводят на них "дело", то уже трудно что-либо изменить. Тогда тяжёлая машина правосудия уже завертелась. Опускают, в основном, насильников детей. Или, вон, как здесь, есть одна мразь, из опущенных. Над ним и сами опущенные всяко разно изгаляются. -

– А что он такого сделал? -

– Он пришёл к какой-то стерве. А у неё двое маленьких детей. Девочка и мальчик. Годика по два-три, – рассказывал Игорь, – Эти мрази подвыпили, и им захотелось "покувыркаться" в кровати. А дети им мешают. Вот они и поставили детей в наказание в сенях, в окне, между рамами. А была зима, и дети там замёрзли. -

– Ой, – сказала Светлана, положив руку себе на грудь, – Какой ужас... Маленьких деток заживо заморозить... Да за это расстреливать надо! -

– Нет, не надо, – сказал Игорь, – Мамаша деток, та ещё легко отделалась. Её соседи забили, когда её соседка всё это случайно обнаружила. А эта мразь здесь живёт. И жизнь для него стала хуже смерти. Недавно его сами пидоры забили так, что у него и "крыша прохудилась". Но он всё равно все туалеты зоновские чистит. -

– Уж насколько я добрый человек, – сказала Светлана, – но если бы я тогда была там, то я бы его тоже своими бы руками растерзала. -

– Я бы тоже, – сказал Игорь, – На тюрьме я сидел в разных камерах лишь с двумя, которые были по 117 статье. Это статья за изнасилование. Один из них, ещё пацанёнок. Его забрали в тюрьму в день его рождения, когда ему исполнилось восемнадцать. Они на воле, втроём, три бывших одноклассника, балдели, когда у одного из них предки уехали в другой город на три дня к родственникам, на похороны.

С ними была и одна местная стервочка, их же возраста, которая все три дня тоже "гудела" с ними. Она ходила с ними в спальню со всеми, кому захочется, без очереди, и даже с двумя, если приспичело.

А потом, через неделю, она пришла к нему с одним из этих его дружков, и потребовала с него триста рублей. Она сказала, что их третий, который тоже был тогда с ними, уже заплатил ей. А с этим, с которым она пришла, они подали заявление в ЗАГС. Он их выгнал тогда, обматерив обоих. А через три дня был уже в тюрьме по заявлению об изнасиловании.

Ещё один, из другой камеры, действительно насиловал, и снимал с тех, кого насиловал, золотые вещи. Он и попался, когда одна знакомая его жены узнала на ней золотые серёжки, которые она дарила своей двоюродной сестрёнке, с которой их снял насильник. Серёжки были сделаны на заказ, других таких не было. Этот насильник признался в ментовке, что изнасиловал и ограбил за три года двенадцать молодых женщин. За то, что он не ломался перед ментами, ему сделали явку с повинной. А менты нашли лишь пятерых терпил (потерпевших). За этих пятерых его и осудили. А на суде из них было только две.

Я с ним разговаривал в камере. Он сказал, что его уже просто тянуло на это. А это уже мания, психическая болезнь. Он или кулаком вырубал тех, кого приметил в автобусах или в трамваях, по золоту, надетому на них; или чуть придушивал их, чтобы они теряли сознание. Но он убегал, если кто-нибудь из них сопротивлялся или кричал. Он работал мастером на какой-то фабрике. Все золотые вещи нашли у него в сейфе, на работе. Жена его с ним не развелась. Он получал от неё на тюрьме передачи. Вот так.