Текст книги "Пытка любовью (СИ)"

Автор книги: Константин Михайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 35 страниц)

После этого случая Игорь стал задумываться над тем, чем он смог бы заниматься "на воле", если он через год всё-таки сможет выйти "на химию". В таком случае ему нужно было бы делать всё необходимое и для написания своей книги, и для того, чтобы обеспечивать всем необходимым и самого себя, и Светлану с детьми. Для этого нужно будет иметь постоянно довольно неплохой заработок, чего не ожидалось, к тому же у него были алименты, или иметь очень хороший и постоянный приработок "на стороне".

Конечно же, как художник, он мог бы вырезать портреты по заказам и прочие гравюры по дереву для продажи. Такая работа ценится высоко, но она отнимает и много времени. А для написания книги Игорю нужно будет перечитать много книг. На это также нужно будет много времени. Следовательно, нужно было отыскать такое занятие, которое приносило бы и высокий доход, и оставляло бы достаточно времени для осуществления им основной цели в его жизни.

Однажды, думая об этом, Игорь случайно вспомнил о том, что Мансур Елизаров подтвердил, написанное о нём в рассказе, что ему как-то продали сто поддельных золотых монет, а он почти сразу же перепродал их дружку того, кто их ему продал. И что для них, в компании богатых людей, это было как бы шуточным делом. "Но ведь кто-то же изготовил эти поддельные "золотые" "старинные" монеты, – подумал тогда Игорь, – А их можно не чеканить, а отливать. И подделкой денег это уже не назовёшь. За это не накрутят статью, как за подделку денег. Можно отговориться, что сделал просто копию. А ведь можно изготавливать под рыжьё ещё и кольца, и серьги, и чайные ложечки с орнаментом на ручках в наборах и прочую мелочь. И если изготавливать такое и сбывать просто по хорошей цене, а не как рыжьё, то и незаконного в этом не будет ничего, если это дело поставить умело.

Да этим делом можно даже и здесь заняться, ведь я же тогда перечертил все эскизы и описание устройства печи Денисова из книги по зубопротезированию. И даже то, как и из чего делать формы, опоки и всё прочее для отливки изделий, и как их отливать. Я же тогда переписал себе в тетрадь все процессы изготовления. И всё для этого я смогу найти здесь. А если какой-нибудь мелочи здесь не будет, то это можно будет заказать "с воли" через шоферов".

Печь Денисова представляла собой как бы большую кастрюлю без ручек, укреплённую на стойках над устройством для получения мощного постоянного тока. Эта "кастрюля" крепилась к стойкам в положении дном вниз на горизонтальных поперечных полуосях с подшипниками и могла вращаться на этих полуосях при помощи ручки, как у ручной мясорубки. В самой этой "кастрюле" всё было обмазано толстым прочным слоем раствора из песка и огнеупорной глины. Внутри этой огнеупорной "кастрюли" крепились вертикально два толстых угольных стержня от мощного дугового прожектора. Эти стержни подключались быстросъёмными электрическими соединениями-зажимами к мощному постоянному току. Один стержень был положительным, а другой отрицательным. Между этими стержнями был толстый слой крупного крептола, между частицами которого возникало множество электрических разрядов при подаче напряжения на угольные стержни. На слое крептола крепился огнеупорный тигель, в котором плавился металл при поднятии температуры, возникающей в толстом слое крептола от множества микродуг, возникающих между его частицами.

Опока с местом для заливки металла, образованным после выплавки из неё парафиновой формы изделия с литниковыми каналами, находилась в небольшом отрезке широкой металлической трубы. Она крепилась при помощи металлического прижима болтами к металлической крышке этой "кастрюли", которая также была соединена с "кастрюлей" болтами. В середине этой крышки было отверстие, в которое выходила верхняя часть тигля в котором плавился металл. Горячая опока присоединялась к "кастрюле" при разогреве там металла до жидкого состояния. Основной литник опоки соединялся при этом с литником тигля. После прикрепления опоки болтами, съёмные соединения с током снимались с угольных стержней, и "кастрюлю" вращали быстро при помощи ручки, надетой на одну из её полуосей. Центробежная сила разливала расплавленный металл из тигля в опоку, заливая металлом пустое место, оставленное после выплавки из неё парафиновой формы изделия. После этого огнеупорный слой опоки, в котором было уже отлито изделие, разбивался, от изделия откусывались кусачками тонкие проволочки, образовавшиеся от литниковых каналов, сделанных для хорошей заливки металла во все пустоты в опоке, следы откусываний зачищались, и изделие было готово.

Печь Денисова могла плавить железо, чугун и даже некоторые виды тугоплавких металлов. Но Игорю такие высокие температуры были ни к чему. Он полагал, что температуры в полторы тысячи градусов по Цельсию ему будет даже больше, чем предостаточно. А такую температуру всё равно должна будет давать его печь, потому что вместо устройства для получения мощного постоянного тока, он решил использовать сварочный аппарат.

Перечитав ещё раз все свои записи по устройству печи, Игорь убедился в том, что почти всё для её изготовления и для отливки изделий он сможет достать здесь, на ЖБК. Если здесь не будет возможности достать угольные стержни от мощного прожектора, то он закажет в зоне через зэков, работников клуба, почти такие же угольные стержни от киноаппарата, при помощи которого в клубе показывают художественные фильмы. Единственное, чего Игорь не знал, – это то, что такое крептол. Что это такое, что собой представляет этот самый крептол, и из чего он состоит, Игорю было неизвестно. Однако он полагал, что поспрашивает об этом у разных людей и найдёт ответ на этот вопрос.

Местом, где будет находиться изготавливаемая им печь, Игорь выбрал большущую "прихожую" перед кильдымом Колюни. Колюня был электриком в шестнадцатом отряде. Игорь познакомился и подружился с ним, когда был ещё художником отряда и только обустраивал свой кильдым как художественную мастерскую в комнате на втором этаже, отданную ему для этого Михалычем.. Для того, чтобы придти в кильдым Колюни, который он занимал ещё с одним электриком Саней, нужно было подняться ещё на половину лестничного пролёта от кильдыма Игоря. Там был дверной проём без двери в сторону цеха, ведущий на металлический настил, шириной метров шесть, протянувшийся во всю ширину цеха по изготовлению больших бетонных конструкций. В этом цеху и работал шестнадцатый отряд. Цех был длиной не менее ста пятидесяти метров и шириной метров шестьдесят. В цеху были четыре ряда больших пропарочных камер для железобетонных изделий. В нём имелись четыре больших кран-балки, управляемые зэками-крановщиками из их кабин.

На этом металлическом настиле было много различных помещений, сваренных из листового металла. Здесь были и несколько помещений с огромными улитками мощных воздуходувок. Но у зэков, конечно же, эти воздуходувки не работали, потому что все они были сломаны. В одном из таких помещений со сломанной воздуходувкой, расположенном ближе всех от кильдыма Игоря, и был кильдым электриков Колюни с Саней. Он находился в конце большой металлической загородки, которую Игорь сразу же назвал "прихожей". Она была с металлической дверью, но без крыши. В этой довольно-таки большой "прихожей" стоял и сварочный аппарат, про который Колюня сказал, что им пользуются здесь очень редко, пару раз в год, но стоит он здесь всегда.

Стоит сказать, что на всей этой металлической площадке был полнейший хаос или "кавардак", как говорят в народе. Везде валялись какие-то битые кирпичи, обрезки арматуры, труб, уголков, швеллеров и прочего ненужного хлама и мусора. Чуть дальше кильдыма Колюни были и какие-то ещё надстройки с металлическими лестницами, ведущими к ним, но Игоря всё это вовсе не интересовало. Главным было то, что менты и козлы практически не нюхались сюда.

В кильдыме Колюни проходила паровая труба, хотя там было бы тепло и без неё, потому что во всём цехе летом было жарко от множества пропарочных камер, а зимой – тепло. Первый раз Игорь побывал у Колюни после того, как, встретившись уже несколько раз на лестнице, ведущей к кильдыму Игоря, Колюня одолжил у него как-то чаю и сигарет, а через день после этого пригласил Игоря к себе, отдать долг и чифирнуть.

Чифирили они втроём, – Колюня, его напарник Саня и Игорь. После того, как они чифирнули, во время чего Игорь отметил, что в кильдыме Колюни пахнет чем-то домашним и вкусным, Колюня выставил на грубый самодельный стол кастрюлю, накрытую чёрной чугунной сковородкой без ручки. Он снял с кастрюли сковородку, и она оказалась наполненной горячими оладьями. Оладьи оказались очень вкусными, и Игорь узнал, что их недавно приготовил на своей самодельной электроплитке Колюня, которому удалось купить у повара немного подсолнечного масла и муки.

Тут следует сказать, что на ЖБК для зэков была своя столовая, которая находилась в длинной самодельной пристройке из бетона за этим огромным цехом, примыкая к нему своим боком. В столовой готовил один зэк-повар, а помогали ему шныри бригад по их очерёдному списку. Здесь кормили обедом первую смену зэков, а ужином – вторую. Диетчикам и прапорщикам еду привозили отдельно в не очень больших термосных бачках из зоны. Готовили в столовой на ЖБК намного лучше, чем в зоне, но из-за того, что кто-то из зэков не выезжал по болезни, а кто-то был на "свиданке" или в ШИЗО, у повара к концу месяца оставались некоторые излишки продуктов. Этими излишками и распоряжался повар, продавая их проверенным зэкам за чай или курево.

Колюня оказался хорошим парнем, срок у него был семерик, и сидеть ему оставалось тогда меньше года. Игорь частенько одалживал ему чай и курево, а Колюня приглашал его и угощал оладушками, когда покупал у повара муку с растительным маслом. Готовил оладушки он очень быстро. Тесто, приготовленное с пищевой содой и борной кислотой из медицинских аптечек, когда не было кислого молока, а такового не было часто, быстро "дозревало" у него на горячей паровой трубе. После этого Колюне, как специалисту, требовалось лишь десять минут для того, чтобы наполнить горячими оладушками имеющуюся у него кастрюлю. Печь оладьи он научился в армии.

Как-то, когда они чифирили, Колюня показал Игорю пистолет-зажигалку. Она была и по виду, и по форме, и по весу как точная копия пистолета Макарова, и даже передёргивалась затвором, обнажая при этом ствол. При нажатии спускового крючка, из дула пистолета появлялось пламя для прикуривания сигареты. Колюня сказал, что это газовая зажигалка одного вольного мастера из этого цеха. В ней сломалась одна небольшая деталь, и Колюня отремонтировал зажигалку, потому что у него с этим мастером неплохие отношения. Затем он сказал, что эти зажигалки делал здесь, на ЖБК, в этом цеху, один зэк, который откинулся уже года два назад.

Игорь сначала не поверил в это. Ему казалось невозможным, что какой-то зэк может сделать подобное изделие здесь в этом цеху. Ведь для этого нужен хотя бы токарный станок, который, при желании и умении, можно превратить и в сверлильный станок, и во фрезерный станок, и в шлифовальный станок, и даже в строгальный станок. А единственный здесь токарный станок имелся лишь в гараже, да и работал на нём токарь вольняга.

Но Колюня сказал, что этот зэк сделал некий станок именно здесь, на этой самой площадке, чуть дальше по ходу от его кильдыма, и делал на этом станке здесь такие пистолеты-зажигалки. Колюня даже помог ему, когда он делал этот станок, доставая для него то, что было нужно по электрической части. Этот зэк до того работал в зоне, на местной промке, и делал такие зажигалки там. Потом Баранчин списал его сюда, и он начал делать их здесь. Когда Баранчин узнал об этом, то он приказал найти и разломать этот станок, а этому зэку, вызвав его к себе в кабинет, приказал не делать больше никогда таких пистолетов-зажигалок. На что зэк ответил ему, что, как делал их, так и будет делать, потому что зэковская баланда ему совсем не нравится, а есть что-нибудь более лучшее он сможет лишь тогда, когда будет и дальше делать такие пистолет-зажигалки, которые всем нравятся. Тогда Баранчин списал его на свинюшник, откуда тот вскоре откинулся по звонку.

Вспомнив об этом, Игорь подумал: "Человек сделал здесь универсальный станок, на котором делал уникальные пистолет-зажигалки, как точные копии пистолета Макарова. Это же уму непостижимо. Но так было. Что же я, не сделаю печь для литья небольших изделий? Конечно же, сделаю. В сравнении со станком, это же в десятки раз проще".

Решив сделать печь Денисова, Игорь сказал Колюне, что ему нужно будет сделать некую печку, для плавки и разливки металла, и что для этого дела Игорю подходит "прихожая" перед кильдымом Колюни. Что Игорь будет выезжать и делать всё ночбю, в третью смену, и ему иногда будет нужен сварочный аппарат, стоящий в "прихожей". Но у этого сварочного аппарата был оторван подключатель к трёхфазному току.

Колюня сделал ему такой подключатель с короткими проводами, которые соединялись с проводами сварочного аппарата скручиванием их оголённых концов. А для того, чтобы не вызвать случайного замыкания, между тремя этими проводами просовывалась небольшая палочка, как у деревенского плетня. Таким образом этот подключатель можно было быстро подсоединить и быстро снять. Поэтому никто, кроме Игоря, который прятал этот подключатель среди мусора, здесь же, рядом с "прихожей, не мог бы быстро начать работать на этом сварочном аппарате. И аппарат стоял, как и раньше, как не работающий.

И вот, наконец, после трёх месяцев деятельности Игоря, печь, сделанная им, была готова к первому своему испытанию. Она всегда была в разобранном виде, чтобы никто не заподозрил, что это сделано кем-то и для чего-то. Собиралась она за пять минут, и даже в собранном виде не выглядела чем-то привлекающим внимание. Подшипники на полуоси "кастрюли" Игорь ставить не стал, потому что долго крутить её, для заливки металла в форму опоки, было не нужно, да и с подшипниками печь выглядела бы уже чем-то подозрительным. А так, – просто никому не нужная ржавая и грязная "железяка".

Все глины и нужный песок нашлись на ЖБК, и сейчас они лежали в разных местах "прихожей" на различных кусках ржавого листового металла или в гнутых и дырявых старых вёдрах, как никому ненужный хлам и мусор. Угольные стержни от киноаппарата были куплены за чай в клубе. Крептолом оказались мелкие кусочки графита, которые Игорь раскрошил из множества щёток от электродвигателей, которые принесли Игорю Колюня с Саней. Некоторые щётки были медно-графитовые, но это, как оказалось впоследствии, не повлияло на работу печи. Просто медь выплавилась из них, и они стали мелким графитовым порошком в общем слое крептола. На разогрев металла это фактически не повлияло.

Для того чтобы приобрести чай, Игорь вырезал неглубокой контурной резьбой по дереву несколько небольших иконок размером, примерно, десять на семь сантиметров. Такие маленькие иконки стали модными "на воле" у шоферов. Они ставили или прикрепляли их в кабинах своих автомобилей. А Игорю для того, чтобы сделать такую иконку, требовалось лишь пару часов работы. Но за такую резную иконку, Игорь тонировал их морилкой разных оттенков и покрывал тонким слоем лака, вольные шофера с радостью давали пару пачек чаю и десять пачек сигарет без фильтра. За такую иконку один шофёр привёз Игорю и довольно большой кусок парафина.

В своей работе Игорь отказался от изготовления ещё и муфельной печи для разогревания опоки, чтобы горячий металл в ней не застывал раньше времени, не залив все пустоты как надо. Он понял, что опока может разогреваться до высокой температуры и на самой "кастрюле" печи, уже при плавке в ней металла. А чтобы кусок металлической трубы с опокой не охлаждался быстро, Игорь обмотал этот кусок трубы снаружи толстым слоем шнурового асбеста, которого у всех электриков всегда было "выше крыши", а сверху опоки, под прижимной кусок металла, он подкладывал толстый слой из листового асбеста. И получилось впоследствии, что для разогрева металла в тигле печи требовалось где-то три-четыре минуты, а для того, чтобы разогрелась ещё и опока, и можно было, выдернув соединения проводов от графитовых стержней, крутить ручку для заливки металла в опоку, требовалось семь-восемь минут. Это время Игорь узнавал по маленькому старому настольному будильничку, который он получил от вольного шофёра также за иконку. Этот будильничек Игорь прятал в маленьком куске ржавой трубы, неровно обрезанной бензорезом с двух сторон, и валявшейся среди прочего ненужного хлама в ближнем углу "прихожей".

Первым изделием, отлитым Игорем, был мужской перстень с плоской прямоугольной печаткой, от которой со всех четырёх сторон "спускались" вниз по три ступеньки. Перстень был отлит из алюминиевой бронзы, которая своим видом была похожа на золото высокой пробы, а окислялась менее чем нержавеющая сталь. После обработки на куске от валенка с пастой ГОИ, перстень стал блестеть, как золотой. Этот перстень Игорь отдал Колюне, чтобы тот подарил его своему вольному мастеру, с которым у того были неплохие отношения. За это Игорь попросил Колюню взять на часок у мастера его обручальное кольцо, чтобы снять с него копию пробы золота, которая выдавливалась с внутренней стороны кольца. Для всего этого Игорь попросил Бузая занаряжать его три дня на работу в первую смену. Проба золота на кольце мастера оказалась 583-й, что для Игоря было нормально. Он снял с кольца, на всякий случай, несколько отпечатков пробы золота и спрятал их в разных местах.

Вторым изделием Игорь также отлил мужской перстень, несколько украшенный простеньким орнаментом ниже последних ступенек при переходе от самой печатки на кольцо. С обратной стороны кольца была уже 583-я проба, как на изделии из золота. Игорь спрятал этот перстень сунув его в слой пыльного грязного песка с мусором у стены "прихожей", рядом с входной дверью, где никто не смог бы даже случайно ногой потревожить это место и обнаружить при этом перстень.

За время, пока Игорь работал над изготовлением печи, в зоне также происходили некоторые события. Первая очередь свинокомплекса была сдана в работу уже этим летом, и все зэки, ездившие на неё, стали ездить на работу также на вторую очередь. Первая и вторая очереди свинокомплекса, как и раньше были отгорожены друг от друга лишь одним забором из колючей проволоки, которую и раньше зэки переходили, если им это было очень нужно. Теперь же, когда в свинарники первой очереди стали привозить для питания свиней некоторую "некондицию" со многих пищевых предприятий, для голодных зэков такие переходы стали учащаться. Свиньям привозили с молочных предприятий прокисшее молоко, сметану с истекшим сроком годности и прочее, с птицефабрик привозили треснувшие яйца, залежалых на складах кур, с хлебозаводов везли зачерствелые хлебобулочные изделия, и тому подобное. Для голодного совейского зэка это всё было просто "райским угощением". Но их подстерегали козлы и прапорщики. Козлы потом сами ели это отобранное у "простых" зэков. Однако изловить всех зэков, противозаконно грабивших свиней, было невозможно. Зэков на второй очереди свинокомплекса было уже слишком много.

И вот в начале зимы, а она в Сибири начинается почти в середине календарной осени, колонии дали ещё один выездной рабочий объект. Это было строительством кирпичного завода "с нуля". Естественно, что вагончики-бытовки для зэков там все были старые и полуразбитые, согреться в них было невозможно, зэки грелись в основном у костров, если находили из чего их можно разжечь. Много было земляных работ, где нужно было долбить замёрзшую уже землю ломом и киркой. В общем, объект, который зэки стали называть "кирзаводом", был для всех самым худшим из рабочих объектов в зоне, а выезжали на него три отряда, работавшие прежде на строительстве свинокомплекса.

Было и ещё одно происшествие, которое достаточно сильно отразилось на многих зэках в зоне. Это также случилось в начале сибирской зимы. Баранчин развёлся со своей супругой. Она первые дни сентября ещё выходила на работу в зоновскую школу, а через пару недель уволилась из неё. Баранчин стал ещё более злым и бессердечным к зэкам. Камеры ШИЗО и ПКТ были забиты до отказа, и некоторым зэкам, которым давали такое наказание, "ждали своей очереди" по несколько дней.

Вскоре после того, как Игорь закончил изготовление своей печи для литья изделий, днём в сварочный цех стал часто приходить молодой вольный мастер с комбината. По-видимому, и на самом комбинате ему делать было нечего, как и у зэков, в сварочном цехе. Но у зэков в цеху никто не скажет на него, что он "них... не делает" здесь. А при власти Андропова, когда людей стали проверять даже в магазинах и кинотеатрах, не в рабочее ли время они туда ходили, всем нужно было быть честными трудящимися или хотя бы выглядеть таковыми.

Так вот этот мастер, который частенько просто сидел в кильдыме у бугра, обнаружил, что над этим кильдымом имеется постоянно закрытая каморка. И он стал "доё...ваться" до Бузая, чтобы тот отдал ему ключ от этой каморки, чтобы ему было где "нормально работать". Бузай отнекивался, говоря, что ключ от этого помещения есть лишь у начальника отряда, но вольняга всё приставал и приставал к нему с этим вопросом, и через какое-то время Бузай сказал об этом Игорю. Игорь, выслушав Бузая, попросил занарядить его на один день в первую смену.

В этот день он пару часов с утра посидел в кильдыме у Колюни, а потом пошёл в сварочный цех. Зайдя к бугру в кильдым, он застал там и вольного мастера.

– Бузай, – обратился Игорь к бугру, – выйди, пожалуйста, ненадолго, минут на пять, мне с вольным человеком переговорить надо. -

Бузай молча встал из-за стола со своего стула и вышел. Это произвело на вольнягу впечатление, и он, как говорится, "чётко навострил уши", соображая, что зашёл крупный зэковский авторитет. Игорь прошёл и сел на стул бугра.

– У меня к вам есть один маленький вопрос, – обратился Игорь к вольняге, быстро оценив ситуацию, – Что вы скажете вот об этой вещице? – и он положил на стол перстень, отлитый им с пробой.

Вольняга взял перстень, покрутил его в руках, рассматривая, увидел проставленную пробу, рассмотрел её чуть ближе, и даже примерил перстень на один из своих пальцев. Затем снял его с пальца и опять положил на стол.

– Неплохая печатка, – сказал он, – Сейчас такие в моде. -

– Значит, нравится?– спросил Игорь.

– Неплохая печатка, – вновь ответил вольняга.

– Ну, вот и хорошо, – сказал Игорь, глядя вольняге в глаза, – Эта печатка прямо сейчас же станет вашей, если вы дадите мне слово, что больше никогда не будете ни перед кем поднимать вопрос о той маленькой каморке наверху, – Игорь поднял вверх свой указательный палец и не отводил своего взгляда с глаз вольняги, – Пусть она остаётся и далее такой, как есть сейчас. Это и будет вашей платой за этот перстенёк.

Ну, как? Договорились? -

Глаза вольняги чуть "забегали". Было видно, что он усиленно "шевелит своим рогом".

– Согласен, – сказал он, наконец.

– Ну, тогда он ваш, – Игорь переложил перстень на столе ближе к вольняге, – Но если я от кого-нибудь услышу, что вы где-нибудь опять подняли вопрос об этой каморке, то я сам лично больше никогда не буду с вами разговаривать, потому что я очень мирный человек. Пока. – Игорь поднялся со стула и вышел из кильдыма бугра.

С этого момента вольняга перестал интересоваться кильдымом Игоря. Вроде бы всё опять стало на свои места. Но тут щегол убивает Моцарта, и всё пошло наперекосяк, как говорят у нас в народе.

Баранчин сам лично поставил для работы на ЖБК двух своих козлов, и они стали "дербанить" зэков "почём зря". Они бывали в кабинете Баранчина чуть ли не каждый вечер, после приезда с ЖБК, и от этого, день ото дня, борзели всё больше и больше. Через них зэки стали "огребаться" различными наказаниями за "чифирение в рабочее время", за найденные "вольные продукты питания", за найденные "вольные сигареты", за "шатание в неположенных местах в рабочее время" и за прочее. Даже прапора стали их опасаться. Они прекрасно знали, что не стоит попадать Баранчину "на заметку", потому что из этих собранных у него мелких "заметок", впоследствии у них могут вырасти большие неприятности. А у козлов были длинные языки, и мало ли чего они могут ими "ляпнуть" в кабинете у Баранчина.

Эти козлы были тупыми мелкими мерзавчиками, которых в детстве часто бьют их сверстники за всякие их пакости. Но такие мерзавчики не могут подумать, что для нормального общения со своими сверстниками, им нужно не жаловаться своим родителям о том, что их побили, потому что думать их родители не научили, да и не учили вовсе. Их родители сами шли жаловаться к родителям тех, кто побил их милого сыночка, которого они ещё больше "жалели" после побоев "от этого хулиганья". А их сыночек после этого вновь делал всякие пакости тем, кто его за них бил ранее, и вновь получал от них "благодарности" за свои новые "заслуги". В общем, про таких выб...дков зэки говорят "да ему всё пох...: на нож – на нож, на х... – на х...". Естественно, что через год "простые" зэки сами соберут на них неплохой компромат, и сумеют "через кого это можно сделать" донести этот компромат до руководства колонии. Этих козлов сразу же снимут с их козьей должности, потому что "таким" там быть "неположено". После этого их через некоторое время опустят "как и положено" у зэков, и они будут жить уже "в гареме". Но за год своей "работы" они "успеют" сделать много пакостей многим зэкам, отчего места заключения останутся слишком памятными у этих многих и после их освобождения.

Одним из "подарков" зэкам от "работы" этих козлов было запрещение, изданное самим Баранчиным, о том, что никому из зэков, кроме бугров, не разрешалось иметь на ЖБК собственных кильдымов. Всем зэкам, имевшим такие кильдыми, было приказано переселиться в общие бытовые помещения в течение одного дня. Тех зэков, кто проигнорирует данный приказ, ждали серьёзные наказания.

Игорь передал ключ от своего кильдыма Бузаю, и посоветовал ему сделать там типа склада, чтобы вольному мастеру не было возможности переселиться туда, потому что он и "на х..." не нужен был никому в сварочном цехе. Игорь снял со всех своих резаков грубо выстроганные деревянные самодельные ручки, и спрятал резаки в толстых голенищах своих валенок, чтобы увезти их в зону. Как дальше быть ему, он пока не решил, но по приезду в отряд его ждала ещё одна новость. С Михалыча сняли одну звезду с погон, и его сняли с должности начальника пятого отряда. После этого Игорь долго ещё не будет его видеть, потому что вскоре Михалыча поставят начальником отряда расконвоированных заключённых. Игоря же, единственного из пятого отряда, перевели в этот злосчастный день в семнадцатый отряд, выезжающий на работы по строительству кирпичного завода.

Конечно же, выезжать на этот объект, где зэки греются у костров, Игорь не стал. На следующий день после его переселения в новый отряд, он пошёл в санчасть, и сказал бабе-конь на приёме, что начал себя очень плохо чувствовать, что у него стало слишком много отхаркиваний, и что по утрам у него во рту начал появляться неприятный привкус какой-то гнили, чего раньше у него никогда не было. Услышав это, баба-конь даже не стала его прослушивать, и на просьбу Игоря об освобождении его от работы, сразу же дала своё согласие, чтобы он побыстрее ушёл из её кабинета.

На следующий день Игорь пришёл к Светлане и вкратце рассказал ей всё случившееся. Светлана, как это увидел Игорь, была рада тому, что он вновь стал освобождённым от работы, и спросила его, не хочет ли он, как и прежде приходить к ней работать её помощником. Игорь попросил у неё недельку для того, чтобы ему осмотреться на его новом месте и принять окончательное решение. По особенно нежному прощанию её с Игорем, ему стало понятно, что ей очень хочется, чтобы он опять стал приходить к ней каждый рабочий день.

Однако этого не произошло, потому что через неделю Игоря вдруг отправили на областную больничку в туберкулёзное отделение.

НА ОБЛАСТНОЙ БОЛЬНИЧКЕ

Туберкулёзное отделение располагалось на первом этаже областной больнички, которая в свою очередь находилась на окраине города в колонии строгого режима. Сама областная больничка располагалась в кирпичном двухэтажном здании с толстыми оштукатуренными стенами, выкрашенными водоэмульсионной краской розоватого цвета. Такие здания в народе называют "домами сталинской постройки".

За двойными входными дверями больнички, между которыми был небольшой тамбур в толщину стены, была довольно-таки большая прихожая. В прихожей, сразу же в левом ближнем её углу, была отгорожена хорошо остеклённая с двух сторон конторка дежурного прапорщика. Прямо по ходу прихожей была широкая двойная металлическая дверь, со смотровым глазком в правой её половине, за которой была лестница, ведущая на второй этаж, в терапевтическое отделение больнички. А справа и слева по центрам боковых стен прихожей были двойные деревянные двери, ведущие в два крыла туберкулёзного отделения. Они представляли собой довольно широкие коридоры, по разным сторонам которых были палаты для больных и прочие комнаты и подсобные помещения.

В каждом крыле была своя душевая на одну лейку, с прихожей для переодевания, и по одному туалету с одним унитазом, и с умывальником в прихожей перед туалетом. Мыться в душевой можно было в любое время от подъёма и до отбоя. В умывальниках, у одной боковой стены, были четыре металлических раковины со смесителями холодной и горячей воды и с зеркалами, вмонтированными в стену над раковинами.

Для больных туберкулёзного отделения был и свой прогулочный дворик, в котором зэки могли курить и прогуливаться в любое время от подъёма до отбоя. Для окурков там были четыре урны, установленные в разных местах. Но зэки и сами там не бросали мусор и окурки на землю. Выход в этот дворик был в конце коридора правого крыла больнички. Дворик был почти квадратным. Одной его стороной можно было считать правую сторону правого крыла больнички и его торец с выходом во дворик. Две других его стороны, которые находились слева и напротив окон больнички, были огорожены низким г-образным забором из колючей проволоки, за которым была вспаханная запретная полоса, а за ней – пятиметровый бетонный забор с нитями колючки по его верху. А справа дворик отделял сплошной трёхметровый деревянный забор из досок, идущий от забора из колючей проволоки до стены больнички. Под окнами больнички, метрах в двух от её стены была разбита клумба с различными цветами, которые хорошо цвели летом. Их высаживали санитарки, а рыхлили землю и пропалывали их зэки-санитары. Зимой зэки-санитары, которые убирали прогулочный дворик от снега, набрасывали на это место снежные кучи.