Текст книги "Пытка любовью (СИ)"

Автор книги: Константин Михайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 35 страниц)

Этим обоим насильникам дали по восемь лет. Один и тот же срок... Я думаю, что маньяк отсидит меньше, а честный пацанёнок откинется по концу срока. И никто ему не поможет. Ни один судья не признает, что предыдущий его коллега осудил человека беспричинно.

Зачем их учили по пять лет на юридическом? Они в этом "спектакле" грамотные. А человек, попавший к ним в лапы, юридически безграмотный, да ещё и из тюрьмы, да уже и обломан и ментами, и тюрьмой, и следствием. А каждому следователю нужно сделать очередное дело более "тяжёлым". Лишь от "тяжести" раскрытых им "дел" зависит его карьера. Ему же, сволочи, тоже надо кормить своих деток, которых он настрогал. -

– А я тут как-то в больнице видела одного совсем молоденького заключённого, – без улыбки произнесла Светлана, – А у него голова вся седая. Я думала сначала, что мне это просто показалось, ведь все острижены наголо. А потом я прошла совсем рядом с ним, и убедилась, что они у него все седые. И лицо у него всё в шрамах. -

А-а! Это Седой, – сказал Игорь, – Он уже с малолетки таким в зону поднялся. Я как-то с ним в ШИЗО вместе сидел в одной камере. У этого пацанёнка обострённое чувство справедливости, а психика уже вся исковеркана. Он всё пропускает, как бы, через свою душу.

Если кто-нибудь из ментов ему что-то "занозит", то он уже не может ничего сказать в ответ. У него переклинивает в голове. Он тогда достаёт обломок мойки, ну, обломок лезвия от бритвы, и начинает сам себя резать. И орёт матом. У него спереди всё тело в шрамах изрезано. Лишь спина чистая, без порезов.

Когда я с ним сидел, ему Баранчин что-то "занозил". Он тогда вогнал себе в живот гвоздь сто пятидесятку, а Баранчин закрыл его за это в ШИЗО с этим гвоздём в животе. Его только на третий день в больницу из ШИЗО "выдернули". Он всё в ШИЗО спрашивал меня, что с ним будет, если он кишки случайно пропорол. Он ведь этот гвоздь аккуратно загонял себе в живот. Его менты всегда основательно шмонают, но он уже это знает, и у него всё равно имеется хоть маленький обломок бритвы. Умеет уже прятать. -

– А у тебя в волосах нет седины, – заметила Светлана.

– Да, – согласился с ней Игорь, – Но борода уже наполовину седая. Если дня три не побриться, то сразу видно. -

– А где вас здесь подстригают? -

– В бане есть цирюльня. Но и в некоторых отрядах, у завхозов есть ручные машинки для стрижки волос. А в зоне как-то был один прапорщик, потом он куда-то исчез, который всегда носил с собой такую машинку. -

– Что? Ему нравилось вас подстригать? – спросила Светлана, заулыбавшись.

– Да. Ему нравилось выстригать полосу ото лба до макушки на головах зэков, если у кого волосы были длиннее пол сантиметра, – ухмыльнулся Игорь, – Мне он тоже как-то простриг полосу, когда я был "щеглом". Знаешь, какая была кликуха у этого прапора? -

– Какая? -

– Извини, но зэки, действительно дали ему такое погоняло. Все его так и звали – Говно. Не в лицо, конечно, за это бы в ШИЗО посадили, а между собой. И прапора потом также стали "за глаза" его так называть, – тихо сказал Игорь, – Наверное, из-за такой погонялы его и убрали из зоны, чтобы ментов ей не позорил. -

– Я слышала, что здесь и вены себе заключённые вскрывают. -

– На такие мелочи здесь никто уже и внимания не обращает, – заверил Игорь, – Таких сразу тащят в ШИЗО. Про больницу и не вспоминают. Я этих вскрытий ещё на тюрьме насмотрелся. Одного лишь, молоденького подследственного, один раз увезли из тюрьмы в больницу. И то, потому, что он уже сознание потерял. Он просил нас не стучать в "кормушку" двери, пока он не начнёт сознание терять. Он хотел "слинять" из больницы. Налил из вены полную алюминиевую миску и большую лужу на полу.

А его через час опять в камеру привезли. Он рассказывал, как врач смеялся над молодым ещё надзирателем. Говорил, что вену нужно перерезать полностью, только тогда будет какая-то опасность для жизни. А если вена просто надрезана, то кровь сама потом свернётся, когда человек потеряет сознание, даже если сам помогал себе сцеживать её. Так что здесь, в зоне, такое может сделать лишь "щегол", который недавно с воли и мало ещё чего видел и знает.

Самое страшное в зоне – это длительный голод. Когда человек постоянно хочет есть. Но чтобы было что поесть, зэку нужно уже стать мразью. Этого здесь мало кто выдерживает. Идут от этого на всякую мерзость. Да и не только здесь, а вообще, в зонах. Да, наверное, и не только в зонах. Такое случается и на воле. -

– А у тебя есть ещё родственники, кроме твоей дочери? – спросила Светлана, и Игорь понял, что нужно сменить тему.

– Есть, – ответил он, – Но я переписываюсь лишь с отцом и матерью. Здесь можно отправлять лишь одно письмо в месяц, а получать можно сколько напишут. Все письма проходят цензуру. Отправляешь их незаклеенными, а получаешь в разорванных конвертах.

Старики у меня пенсионеры. У них один раз в году есть бесплатный проезд по железной дороге. Они у меня ветераны войны. Тогда они и приезжают ко мне на длительное свидание. А до этого встречаются и с моей дочерью, и с прочими родственниками в Сибири. А на свидании мне об этом рассказывают. Они у меня живут в Белоруссии. Трое суток с лишним сюда нужно добираться в поезде. -

В этот день, было, действительно, мало работы. У Светланы было лишь два посетителя. Они много разговаривали, узнавая ближе друг друга. После закрытия больнички, Светлана спаяла из коричневого порошка маленький золотой слиток. Она откусила от него часть с помощью кусачек-бокорезов.

Игорь сначала сплющил эту часть слитка молотком на наковаленке. А затем быстро раскатал его на вальцах в небольшой листок до толщины двадцать семь микрон. Всё это они делали спокойно, при распахнутых дверях кабинета. Затем они попрощались, и Игорь пошёл в свою палату.

БОЛЬШАЯ И МАЛЕНЬКАЯ ЗОНЫ

В этот день Михалыч действительно принёс в отряд магнитофон в довольно большой сумке из тонкой синтетической ткани. Он принёс также одну колонку с динамиками, от стереорадиолы "Rigonda", и штук пятнадцать катушек плёнки, двухсоток, с записями. В кабинете начальника отряда Игорь помог Михалычу вытащить всё это из сумки. Магнитофон они поставили на сейф. Михалыч подключил колонку к выходу магнитофона, и включил его, поставив для пробы первую, попавшуюся ему под руку катушку. Зазвучала песня Битлов "Девушка".

– Ну, Михалыч, – сказал Игорь, восхищённо, – Ты включил любимую запись моей молодости. -

– Здесь неплохие записи, – откликнулся Михалыч, – Я же для себя их записывал. Есть и "Роллинги", и "Пинк Флойд", и Высоцкий, и много чего ещё, не помню точно. В общем, магнитофон пусть будет здесь. В каптёрку его не выноси, а то его могут отмести, и потом концов не найдёшь.

А провод у колонки можешь удлинить, и вывесить её в бараке. Если надо будет музыку послушать, – закроешь кого-нибудь на ключ в кабинете, и пусть здесь сидит и бабины переставляет. Тут недавно два телевизора для зоны привезли. Хозяин решает, в какие отряды их отдать. Я сегодня краем уха услышал, что их отдадут на промку. -

– А телевизоры цветные? -

– Да кто же зоне столько денег даст на цветные? – улыбнулся Михалыч, – Чёрно-белые. Через годик будут во всех отрядах, в "красных уголках" будут стоять. -

– А насчёт шлака узнавал что-нибудь? -

– Да, познакомился я вчера поближе с начальником расконвойки, – ответил Михалыч, и поскрёб пальцем горло сбоку под челюстью, – Думаю, что завезу шлак. И жена твоё "дело" с работы приносила. Три твоих ШИЗО мы из "дела" удалили. А вот там, где хозяин тебе поменял ШИЗО на лишение личного свидания, ничего сделать было уже нельзя. В то время им, в Спецчасти, уже дали указание приклеивать листы на клей в делах. И отклеить незаметно нельзя уже было.

Но лишение свидания – это считается наказанием за незначительное нарушение, поэтому не боись. Буду готовить на тебя документы на первую комиссию. Думаю, что прорвёмся. Твоя бригада при тебе, вон, всегда первое место по зоне держала. А это уже большой плюс. -

– Спасибо, Михалыч, – поблагодарил Игорь, – Здесь, в зоновских журналах, которые ведут в СКК, тоже уже нет ни одного моего нарушения. Скажи это жене, чтобы не волновалась. А я постараюсь, чтобы наш отряд занял первое место по зоне. -

– Смотри, не переборщи где-нибудь, – предостерегающе сказал Михалыч, – Нам это первое место на х... не нужно. Было бы всё тихо и спокойно в отряде. Больше ничего и не надо. -

– Вот и будет всё тихо и спокойно, – сказал Игорь, – Спокойнее, чем сейчас. И первое место – тоже будет. Я палки никогда не перегибал. Ты же знаешь. Да и перегибать и гнуть их я не собираюсь. Я же не ублюдок какой-нибудь. Мне на волю позарез как надо, Михалыч. -

– Тут хозяин сказал, чтобы мы распорядились, чтобы завхозы начали готовить заключённых к строевому смотру, – сказал Михалыч, – Ты где служил в армии? -

– Я не служил, Михалыч, – ответил Игорь с ухмылкой, – Армия – не проходной двор, кого попало не берут. То есть, умные люди и в тылу нужны, – опять ухмыльнулся он и пояснил, – У меня был условный срок два года. Суд был в мой день рождения, когда мне восемнадцать исполнилось.

Поэтому сразу и не взяли. А потом почему, – не знаю. Может потому, что дочка родилась? Да и перед этим сроком у меня были два года условных. Мне от них год добавили. По 103-ей у меня девять лет, а всего – червонец. В общем, не служил я. Да и не жалею об этом, потому что армию всем своим нутром не перевариваю. И честь свою никому никогда не отдавал и не отдам.

И не служил, как собака на задних лапках, за вкусный кусочек в руке хозяина. За меня мой батя двадцать пять лет отслужил и всю Отечественную войну прошёл, а в конце и Кёнигсберг брал. Начал с Хасана, солдатом, потом Халхингол, а Отечественную закончил капитаном. Он любит армию. Она его лапотного, из деревни, когда-то в сапоги обула. Вот он и "отбомбил" её, как бы и за меня тоже. А я считаю, что армия – это бесцельное и вредное времяпровождение для человека. -

– А я не жалею, что отслужил, – сказал Михалыч, – Я служил в Казахстане, в ракетных войсках. Мы тогда ещё по три года служили. Потом уже по два года сделали. А до меня, говорят, вообще по четыре года служили. -

– Михалыч, а что там за окислитель такой у ракет для топлива? – спросил Игорь, – Приходилось с этим встречаться? -

– О! Это – страшная штука, – ответил Михалыч, – Когда мы этот окислитель у ракет меняли на новый, то нам выдавали специальные комбинезоны и противогазы. Если хоть чуть-чуть этого окислителя на землю прольётся, то в этом месте целый год трава уже не растёт. А почему ты спросил? -

– У меня один мой дальний родственник, бывший муж моей сестры, умер, надышавшись случайно такого окислителя, – пояснил Игорь, – Хороший был парень. А, может быть, ему кто-нибудь это и подстроил? Он был учёный, и работал над созданием новых видов ракетного топлива. Сестра мне тогда сказала, что врачи были уже бессильны, что-либо сделать, чтобы он выжил. Говорила, что у него лёгкие совсем разложились, стали как мочалка от этого окислителя. -

– Да, – проговорил Михалыч, – Страшная смерть. -

– А мужиков строем гонять, Михалыч, я не буду, – сказал Игорь, – Пусть, вон, солдаты маршируют, сколько им надо. Но на смотре, я думаю, мы пройдём как надо. Не волнуйся, Михалыч, последними не будем. -

– Ну, смотри сам, Игорь, – сказал на это Михалыч, – Мне этот смотр, как-то "до фени". Это отряду, который займёт первое место, призом будет два килограмма чая от хозяина. Я когда сюда шёл, то, перед штабом, на плацу, уже два каких-то завхоза дрочили по несколько калек, гоняя их туда-сюда – левой, левой. Выслуживались, наверное, дурачьё, перед окнами штаба. -

– Пусть выслуживаются, – сказал на это Игорь, – А мы, как говорил Ильич, пойдём другим путём. Кстати, Михалыч, а ты слышал этот стишок под Маяковского, про левой? -

– Нет, не слышал. -

– Слушай:

"Мы, анонисты, – народ плечистый.

Нас не заманищь сиськой мясистой.

Нас не заманишь девственной плевой.

Устал правой – работай левой". -

– Нормально, – хохотнул Михалыч, – Зоновский стишок. Вот и хозяин уже не знает, чего бы ему ещё выдрочить в зоне новенького? Сколько руки не меняет, а, всё равно, одна суходрочка получается. Смотр в воскресенье будет. Из-за свинокомплекса. Они вечером поздно приезжают. А в воскресенье – все в зоне. И Сане, когда он приедет с работы, передай, что его "на химию" отправят в понедельник. -

– А лак для портрета я уже достал, Михалыч, не ищи, – вспомнил Игорь, – Дня через два портрет уже будет готов. -

– Не спеши, если есть ещё какие-нибудь дела, – заметил на это Михалыч, – У тебя ещё дней пять в запасе. Ну, ладно, Игорь, разбирайся тут уже сам. А мне пора идти. Под лежачий камень вода не течёт. -

Михалыч ушёл. А Игорь с дедком за каких-то полчаса протянули провод от магнитофона из кабинета начальника отряда, и повесили колонку с динамиками на наружной стене каптёрки, так, чтобы звук от неё шёл в их половину барака. Колонка была недалеко от одиночной шконки завхоза отряда, стоявшей сразу за стеной каптёрки, на которой всё ещё спал прежний завхоз. Он бы так и спал там до ухода его "на химию", но, Игорь уже решил переложить его сегодня вечером.

"Мерзкие делишки не будут у меня оставаться не замеченными", – подумал об этом Игорь.

Он попросил дедка заварить чайку и, потом, позвать в каптёрку "генерала".

– Миша, – сказал Игорь генералу Шкуро, когда они уже пили чай, – В воскресенье в зоне будет строевой смотр всех отрядов. Всем завхозам хозяином приказано гонять мужиков в свободное время. Ать-два, левой. Передай мужикам, только тихо, чтобы они лишнего где не сболтнули, что я их гонять по плацу не буду. Но, с одним лишь условием. Если они, во время самого смотра, сделают всё так, как я их об этом попрошу. Сейчас, после того, как мы чифирнём иди и поговори тихонько с мужиками. А потом придёшь и скажешь мне, согласны они на это или нет? -

– Конечно же, будут согласны, – сказал уверенно "генерал".

– Дураку понятно, что будут согласны, – также подтвердил Хрыч, – Чё? Кому-то нужна эта маршировка? -

– Да я и сам в этом уверен, – сказал Игорь, – Но мне нужно знать это конкретно. Ты, Миша, быстро переговори со всеми авторитетными мужиками, кто сейчас есть в отряде, а потом придёшь и скажешь мне. И пусть они по тиху передадут это всем мужикам в отряде. Лады? -

– Лады. -

Мужики, как и ожидал этого Игорь, были согласны с его предложением. Игорь выслушал "генерала" о том, кто из мужиков и что говорил, а затем сказал "генералу", что за взаимопонимание для мужиков сейчас будет музон в отряде.

Он зашёл в кабинет начальника отряда и поставил катушку с "Битлами", отрегулировав звук так, чтобы не было слышно звука музыки со двора и за бараком. Вскоре Игоря пригласили чифирнуть мужики из его бывшей бригады, где он когда-то был и бугром месяца три или четыре. Потом он стал завхозом отряда, когда Михалыч убрал с этой "должности" татарина.

Во время чифирения Игорь сказал мужикам, что Михалыч принёс в отряд магнитофон с катушками записей, и что теперь можно будет и справлять повеселее кое-какие зэковские праздники. Дни рождения или дни освобождения. Да и просто так, можно будет иногда послушать записи, если об этом не будут знать зоновские кумовки.

Мужики на это сказали, что если такое дело, то, когда надо будет, то они сами выставят людей "на стрём", чтобы ментам не попасться. Из коротких разговоров Игорь понял, что мужики довольны и музоном, и тем, что Игорь не будет их гонять по плацу "ать-два", и тем, что за хозработы опять нужно будет платить не по четыре, а по две пачки сигарет в месяц.

– Игорь, – сказал под конец чифирения Малыха, – мужики в отряде – за тебя. Ты не мутишь для себя "в тихую". Всем видать. А нам тем более. Мы же по себе знаем, как ты бугрил. Ты же из своего кильдыма, считай, и не вылазил, и над душой ни у кого не стоял.

А мы тогда все ох...ли по началу... Как ты делал, что мы первое место в зоне держали? И в магазин всей бригадой на девять рублей ходили? Да и сейчас непонятно. До тебя только бугор с мастерами на девять рублей в магазине и отоваривались. А остальные все – на шесть. А они ведь вчетвером и не пахали никогда. А при тебе и мастеров у нас не стало. -

– А на х... вам каких-то дармоедов ещё нужно было бы кормить, кроме меня? – спросил Игорь, – Хотя я не сильно много и тянул с вас. Я себе, ведь, по первому разряду деньги начислял. -

– Это мы сразу тогда узнали. По спискам в магазине. Там, ведь, все суммы за каждый месяц каждому проставляются. А ты потом и отряд от блядей подчистил, – добавил Пузо, зэк маленького роста по фамилии Пузиков, которому до конца своего червонца оставались уже считанные месяцы, – Я в этой зоне много чё видал. А ты тогда был последний бугор, кто за месяц до откидки освобождал зэков от работы. В других бригадах по зоне тогда была уже только неделя. А сейчас некоторые сучки вообще дают лишь по три дня перед освободлением... Делай что надо. Ты г...на не сделаешь. -

– Спасибо, мужики, – сказал Игорь, – Если в отряде жить можно, то мне и подавно. Я ведь не "пашу" как вы, хотя и такой же зэк. Насколько вам будет лучше в отряде, настолько же и мне. По-другому не бывает. Проверено временем.

У нас и так, вроде, неплохо, но будет как нигде. И очень скоро. Сами увидите. Только не намутите, случайно, чего лишнего. И знайте, пока я завхоз в отряде, любой мужик, за месяц до откидки, освобождается от любых хозработ. Без базаров. -

После ужина Игорь хотел попросить Хрыча позвать в каптёрку Саню, бывшего завхоза, но тот сам зашёл. Ему нужно было что-то взять из своего сидора.

– Саня, присядь, базар есть, – сказал ему Игорь, а потом посмотрел на Хрыча, – А ты, дедок, иди пока погуляй. -

Саня сел на стул, стоявший у стола.

– Михалыч велел передать тебе, что в понедельник тебя уже погонят "на химию", – сказал Игорь, закуривая сигарету.

– Нормально, сейчас и парёночки за это сообщение хапанём! – сказал Саня, но по его улыбке было видно, что он хочет попробовать быстро "слинять" от разговора, в котором он почувствовал что-то недоброе для себя.

– Я не только это хотел тебе сказать, – спокойно сказал Игорь, – Я тебя сегодня переложу. Ляжешь на место своего "щегла", а он ляжет над тобой. Там второй ярус шконки свободен. -

– Да мне без разницы, где мне эти дни перекантоваться, – сказал Саня, улыбаясь, – Я и сам тебе собирался об этом сказать. Я ведь сплю на твоём месте. -

– Моим место будет то, куда меня когда-нибудь зароют, – ухмыльнулся Игорь, – Я бы проспал и там где сплю, если бы не узнал, на какие шиши ты прибомбил и чай, и сгущёнку, на свой уход. -

– Вот Хрыч, сука, – проговорил сквозь зубы Саня, – Хотел же я его сменить в своё время. -

– Ты что, считаешь, что я совсем тупой? – вновь ухмыльнулся Игорь, – Я вчера у Алима узнал, сколько в месяц ты ему платил. А потом узнал, сколько ты с мужиков начал драть. Они на тебя ещё косо не смотрят? -

– А чё им смотреть?– ухмыльнулся уже Саня, – Они же и будут праздновать мой уход. -

– А ты ведь можешь и вовсе не уйти, – спокойно сказал Игорь, – Как они потом посмотрят на тебя, без своих сигарет и без праздника? -

– Я же уже суд прошёл, – улыбнулся Саня.

– Когда я ходил к Карпачу, чтобы узнать, за что нам увеличили территорию по хозработам, то у него уже на тебя был готов "рапорт" хозяину, – спокойно говорил Игорь, – Я пошёл к нему не один, потому что до этого ни разу с ним не встречался. Пошёл с Новохацким. Только поэтому я его и смог упросить, чтобы он не понёс этот "рапорт" к хозяину. Он оставил его у себя. Положил в папке в свой сейф. -

Игорь затянулся сигаретой и счистил с неё пепел в старой алюминиевой пепельнице. Саня молчал, глядя на пепельницу.

– Помнишь, года два назад, завхоз клуба прошёл суд "на химию"? – продолжал Игорь, – И где он сейчас? Кажется, где-то на промке? И не видно его, и не слышно. Тоже по "рапорту". Первый раз Карпач, когда увидел твоего щегла, пришедшего к нему вместо тебя, он увеличил нам территорию для хозработ. А второй раз, когда ты опять послал к нему вместо себя своего "щегла", он уже написал на тебя "рапорт". Ему бегать за тобой на х... не надо.

Хорошо, что я к нему тогда с Новохацким пришёл. А если бы один? Я же его вообще не знал. Да и кто я для него был? Какой-то завхозишка. А "рапорт" и сейчас у него лежит. А Трубкин каждое утро в зоне. И по воскресеньям тоже. Ты же сам знаешь. А в это воскресенье он ещё и строевой смотр в зоне затеял. -

– Игорь, чё мне сейчас делать? – спросил Саня, уже озабоченно глядя в лицо Игорю.

– Твоё дело, – ответил Игорь и затянулся дымом сигареты, – Прогуляйся к Карпачу. Как он тебя примет? Чё ты ему скажешь? Или пообещаешь? Может ему и хватит всей твоей сгущёнки с чаем... А может, за такое предложение от тебя, он на тебя ещё один "рапорт" накатает? -

– Игорь, выручи, – тихо попросил Саня через полминуты, – Ты ведь его уже знаешь. А я о нём только слышал. Да и не знаю я, как с ним вообще можно говорить. Бля, это ж свобода. Игорь, пойми. -

– Когда я его просил не носить "рапорт" к Трубкину, я ещё не знал, на какие шиши ты хочешь отмечать свой уход на химию, – спокойно сказал Игорь, – Не мне тебе рассказывать, что в зоне делают с теми, кто берёт из чужой тумбочки. Ты же технично залез к каждому мужику в отряде. -

– Игорь, да нету у меня никого на воле, кроме матери. А она у меня больная, на пенсии уже, – тихо проговорил Саня, – Где мне денег было брать, если я ей все перевожу? У неё на лекарства денег не хватает. Всё равно ведь все мужики в отряде будут гуливанить и выпьют всю эту парёнку. Я же не только для себя. Я её при всём желании один не выпью... Ох, и тупой же я, как три залупы вместе взятые, – и он, закрыл глаза и покачал своей головой из стороны в сторону, – Игорь, бля буду, я же не зарился никогда на чужое. Ты же знаешь. Я своё лучше отдам. А из-за этой химии бес попутал. Думал, пусть мужики хоть гульнут как следует. Ведь химия, это уже хоть и немного, но свобода. Что теперь мне её лишь в ж... поцеловать? Прости, бля буду, ох...л я тогда от радости, когда последнюю комиссию прошёл, и только суд уже остался. -

Саня посмотрел в глаза Игорю, и Игорь увидел в его взгляде внутренние переживания, как у приговорённого к вышке.

"Ну, вот тебе и наука на будущее", – подумал Игорь, – "Да, в общем-то, он, действительно, раньше был неплохим мужиком. И не из-за жадности его бес попутал".

– Ладно, – сказал Игорь, – Слушай внимательно. Всю сгущёнку, и весь чай замутишь в воскресенье для всех мужиков в отряде. Не только для своих кентов. А сколько у тебя есть того и другого? -

– Двенадцать сгущёнки и с кило чаю. -

– Одну банку оставишь Хрычу, чтобы Михалычу заваривать. А ешё одну оставь для того, чтобы мне сходить к Карпачу. Десяти банок для кило чаю даже больше, чем предостаточно. Ещё и останется. Но чтобы ни одной банки не осталось не раскрытой, – сказал Игорь, а затем спросил, – И что мне от тебя сказать Карпачу? -

– Скажи, что извиняюсь, – ответил тихо Саня, – И что я сам не приходил лишь потому, что не люблю я по начальствам ходить. Не умею я с начальством разговаривать. Попроси его, чтобы он порвал этот "рапорт". -

– Лады, – сказал Игорь, – А теперь иди, перебирайся на новое место. -

Саня встал со стула и достал со стеллажа свой сидор. Он поставил перед Игорем на стол две банки сгущенного молока и двадцатипяти граммовую пачку "тридцать шестого" чая. После этого он молча вышел из каптёрки. Вскоре в каптёрку вернулся Хрыч.

– Старый, – сказал Игорь, – Возьми одну банку для Михалыча. Будешь парёнку ему делать, когда попросит. А я сейчас пойду к Карпачу, на хоздвор. Если что срочное случится, то я буду или там или в Отделе труда. Мне туда тоже надо будет зайти. Если что случится, пошлёшь за мной кого-нибудь по тиху, чтобы никто не знал. А я чтобы уже всё знал тогда, что случилось. Будь в каптёрке. -

Игорь завернул в газету банку сгущёнки с пачкой чая и ушёл.

Анатолий был один в своём кильдыме и был рад приходу Игоря. Узнав, что Игорь принёс ему банку сгущёнки и чай, с извинениями от прежнего завхоза, он сказал:

– А у меня для тебя лежат две банки сгущёнки. Эдик привёз мне, Витюхе и тебе, по две банки. Он сейчас выезжает как бы на проверки на объекты. Он же может сам занарядить себя на любой объект. Ему для этого нужно лишь дать указание старшему нарядчику. Он может выезжать на любой объект и в любую смену. У него раньше были уже заказаны им три водки. Но он выменял их на сгущёнку и привёз в зону.

А для нас троих принёс ко мне. Сказал, что квасить завязал до лучших времён. А хозяин ему поручил, чтобы на следующей неделе он уже вновь собрал штаб козлов и назначил руководителя штаба. Так, что он занят сейчас всем этим. Я ему кое-что уже посоветовал. Он усёк с полуслова. Молодец. Тихо! -

Игорь сразу же прислушался, не понимая, что случилось. Но Анатолий быстро встал коленом на койку и включил на всю громкость динамик, висевший на стене, над его кроватью. Кильдым заполнили звуки баяна, звучащие из динамика. Анатолий приложил палец к губам, предупреждая этим о молчании, и тихо сел на стул. Когда звуки баяна прекратились, и диктор начал объявлять о том, что концерт окончен, он опять сделал звук потише.

– Вот эту, лишь одну вещь, я не могу играть на баяне, – сказал он, – Её сейчас может играть лишь один человек в Союзе. А, может быть, и во всём мире. И до него её играли тоже лишь единицы. Для этого нужно обладать невообразимой пальцовкой. Ты не понял ещё пока. Не услышал "как надо". По динамику и звук искажается. А эта вещь невообразимого звучания и невообразимой сложности. Не знаю, смогу ли я её когда-нибудь сыграть? Но для этого нужно сначала освободиться. -

– Я, наверное, бессилен сейчас тебе в чём-нибудь помочь, – сказал Игорь, понимая, что это одна из целей в жизни Анатолия.

– Ничего, Игорюха, – сказал тот своими улыбающимися губами, – Если судьба сложится нормально, то, может быть, ты и увидишь меня ещё когда-нибудь на эстраде. А сейчас давай попьём парёнки, она ещё не остыла в чайнике, а потом я хочу как следует помыться на ночь. Вон, и постельное новое уже принёс из бани. Не мылся я уже давно, хоть и душ свой сделал. -

От Анатолия Игорь пошёл к Юрке, завернув в газету две банки сгущёнки, и одолжив пачку чая, которую он и приносил Анатолию. В Отделе труда, кроме Юрки, Гены и Марика были уже Шашников, Яша и Славик, еврей, работавший каким-то мастером на промке. Когда Игорь, поздоровавшись со всеми за руку, развернул пакет, в котором были чай и сгущёнка, по кабинету прокатилось дружное "О-о-о!". Этот вечер без Игоря был бы "сухим", так как чаю не было, а Марик ел свои продукты втихую, у своей тумбочки в отряде. Игорь попросил Юрия попридержать одну банку сгущёнки, а одной распоряжаться, как ему захочется.

После того, как было заварено две двухлитровых кружки чая, и была налита всем в стаканы горячая парёнка, начались и разговоры. Сначала Яша рассказал историю, привезённую им со свинокомплекса.

– Сегодня на свинюшник приезжал с проверкой Мигачёв со своей свитой из Обкома. Это же его "комсомольско-молодёжная" стройка. Зэки ведь и есть – забайкальские комсомольцы, – хохотнув, говорил Яша картавя и отхлёбывая из стакана парёнку, – А у мужиков из одной бригады заглох воздушный компрессор. Большой такой, который как прицеп к автомобилю на четырёх колёсах. Они что-то там долбили отбойными молотками, а вольный компрессорщик куда-то слинял в это время. Ну, а этим быкам кто-то из зэков и посоветовал завести компрессор "с толкача". -

Все сразу захохотали, кроме Марика. Тот, скорее всего, не знал вообще, как заводится компрессор.

– И вот эти дуболомы, человек десять, давай закатывать компрессор по дороге на горочку, а потом скатывать его оттуда, – рассказывал Яша, слыша всеобщие похохатывания, – Да ещё и подталкивают его, чтобы он катился оттуда побыстрее. Раза три они его уже так скатили. А он, сука, всё не заводится!

А комиссия с проверкой уже метров за сто от них. Подбегает к ним прапор. Узнал в чём дело, да как зашипит на них. Кого, грит, увижу, падлы, сегодня ещё раз рядом с этим компрессором, – ноги из ж... вырву! Те и попрятались кто куда, врассыпную. И так попрятались, что их бугор потом еле отыскал.

А что он им сделает, раз прапор им приказал не подходить к компрессору весь день? А когда Игорь Кузьмич Мигачёв подкатил с комиссией к компрессору, то сразу же ткнул в него пальцем. Почему, мол, не работает, и отбойные молотки лежат без дела? Да, говорят, сломался недавно. За запчастью в город поехали. Ну, нормально, комиссия прошла, все были довольны. -

– Сегодня один пидор с промки повесился в бункере для сбора мусора, который сразу же за первыми воротами хоздвора стоит, напротив столовой, – сообщил Гена, – Мы с Юркой видели, когда его оттуда доставали, когда шли из столовой с обеда. Если бы столовские не потащили в него какую-то хернь выбрасывать, то вечерняя проверка надолго бы затянулась. По карточкам бы, наверное, всех в клубе проверяли. -

– А чего это он в бункере для мусора повесился? – спросил Яша.

– Их же отовсюду гонят, – объяснил ему Шашников, – А в этом бункере они частенько с чертями роются. Туда из столовой иногда протухшую рыбу или ещё чё-нибудь выбрасывают. Вот там и нашлось для него подходящее место. А может его там и сами пидоры за что-нибудь вздёрнули. -

– А кто же его оттуда доставал, из этой помойки? – поинтересовался Яша.

– Да черти столовские его и доставали, – пояснил Юрий, – Они за это две замутки чая от кума получили. Труп потом за баню, к ШИЗО они за ноги оттащили, чтобы глаза никому не мозолил. Завтра увезут за зону и зароют с номерочком на ноге. Кто-нибудь из расконвойников подзаработает на этом деле. -

– Да хватит вам про этого пидора болтать, – сказал Саня Шашников, – Парёнку ведь пьём. -

– Ты ведь привык по "Асториям" в Москве рассекать, – прокартавил Яша, – В мой кабак, наверное, никогда бы и не зарулил, даже если бы проездом здесь был. -

– Да. Было дело, – ухмыльнулся на это Шашников, – Я в "Асторию" на белом коне как-то на спор заезжал. -

– Ну и что тебе за это было? – спросил Игорь.

– А! Неделю домашнего ареста дали, – как бы отмахнувшись от такого глупого вопроса, сказал Саня, – Меня по-другому и не наказывали, когда папа был жив. -

– Откуда же у тебя деньги на кабаки были, – спросил Игорь, – если ты по домашним арестам рассиживался? -

– Как откуда?– неподдельно удивился тот, – Папа давал, – уточнил он и добавил, – Если добрый был, то бросит ключи от своего рабочего стола, и скажет, чтобы больше двух пачек не брал. А, иногда, и трёх. -

– А если злой? – опять спросил Игорь.

– Если злой, то сам откроет, и даст, – ответил Шашников.