Текст книги "Пытка любовью (СИ)"

Автор книги: Константин Михайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 35 страниц)

– Спасибо, Михалыч, – тихо поблагодарил его Игорь.

Михалыч повернулся и пошёл опять в тот кабинет, из которого он вышел, а Игорь вернулся на прежнее место. В коридоре штаба движения почти не было. Лишь изредка кто-нибудь выходил из одного кабинета и заходил в другой. Вскоре дверь кабинета замполита отворилась, и какая-то женщина сказала, что приглашается такой-то, назвав фамилию, имя и отчество. Один из зэков подошёл к ней, и она пропустила его в кабинет, закрыв за ним дверь. Минут через десять этот зэк вышел.

– Ну, как? – спросил его кто-то из ожидавших.

– Не знаю, – тихо ответил тот, – Сказали подождать пока. -

Через некоторое время его пригласили вновь. Через пару минут он вышел. Глаза его светились радостью. Он потряс перед собой кулаком с поднятым вверх большим пальцем, быстро надел свою фуфайку, шапку, и пошёл к выходу со второго этажа. У Игоря от этого стало чуть спокойнее на душе.

Подобное было ещё два раза. Игоря вызвали четвёртым.

Судья, женщина лет тридцати, зачитала всё то, что было в его "деле". Сказала, что статья его достаточно тяжёлая, что в начале срока у него было одно незначительное нарушение, но потом он имел довольно много разных поощрений, его фотография есть на "доске передовиков" колонии, есть благодарность с места работы и прочее. Затем она попросила его выйти на время, для совещания и вынесения решения суда. Игорь вышел.

Когда его пригласили вновь, судья, как это показалось Игорю, долго говорила о том, что такой-то суд такого-то города рассмотрел на своём заседании его дело о ... (и так далее и тому подобное), постановил отказать ему в возможности выхода сейчас на стройки народного хозяйства. Затем, закрыв бумажную папку его "дела", она сказала, что это решение суд вынес в связи с тем, что Игорь ещё не так много отбыл из срока своего наказания, и она считает, что он через некоторое время может повторить свою просьбу для её разрешения судом. Затем она спросила Игоря, понял ли он решение суда и, услышав утвердительный ответ, предложила ему покинуть зал заседания суда.

Игорь вышел из кабинета как ошарашенный, надел свою фуфайку и шапку и пошёл в свой отряд. Он шёл как бы "на автомате". Все его мечты о ближайшем будущем рухнули в бездну. Реальностью оставалась лишь всё та же зона. Какая-то тягостная тёмная и вязкая пустота, вновь окутывала его в его лагерной жизни.

В бараке он прошёл не раздеваясь и сел на свою шконку. Никто из зэков второй и третьей смены, находящихся в бараке, не подходил к нему, видя его удручённое состояние.

"Мало отсидел", – думал он о высказывании судьи, – "Мне по закону можно идти "на химию" через три года и три месяца. Я отсидел уже пять. И это для неё мало. Она что, ох...шая? По виду вроде нет. Даже вроде бы ей самой неприятно было произносить свой приговор. Что-то тут не то. Что-то тут не всё вяжется одно с другим... Вяжется, не вяжется, а приговор-то приговором... П...дец! Да, подкрался незаметно".

Игорь откинулся на подушку и прикрыл глаза. Ничего не хотелось видеть. Он пролежал так, полулёжа, минут десять. Думать ни о чём не хотелось. Послышались быстрые шаги сапог по коридору, завернули в его проходняк и затихли у его шконки. Игорь открыл глаза. Перед ним стоял Михалыч.

– Зайди сейчас ко мне, – сказал он, повернулся и пошёл в свой кабинет.

Игорь проводил его взглядом, потом глубоко вздохнул, поднялся и, не поправляя своей постели, пошёл к нему в кабинет. Войдя, он остановился у двери и увидел, что Михалыч взволнованно ходит по кабинету, как бы не находя себе места.

– Кто-то подложил в твоё "дело" бумагу о том, что ты тубик, – говорил он, тусуясь по кабинету, – Но кто и когда? Не могу понять. Я же перед самым судом просмотрел все бумаги в твоей папке. Её там не было. А после суда смотрю – лежит. Кто смог её подсунуть? И когда? Я же вышел из кабинета уже тогда, когда туда зашли судьи и начали снимать свои пальто и вешать их в шкаф. Потом вышел и замполит. И больше там никого не было.

Ты присаживайся, Игорь. -

Игорь присел на стул. Нечто для него начало проясняться.

– И что, до этого времени, пока не приехали судьи, в его кабинете никого больше не было? – спросил он.

– Да нет, были, – ответил Михалыч, остановившись, – Много кто заходил... И Баранчин был. Но я же всё время следил за папками. Их никто не брал в руки. Даже не прикасался к ним. -

– А может, замполит подложил, когда ты ушёл? -

– Нет, это исключено, – убеждённо сказал Михалыч, – Он человек открытый. При мне бы положил, не стесняясь. И после этого не забыл бы сказать об этом. Нет, он не мог. Это не он. Да он и о тебе хорошего мнения. -

– Самый лучший "друг" у меня Баранчин, – заметил Игорь, – Он мне три ШИЗО подарил. И голодовку я держал с его подачи. Но, если ты говоришь, что папки при тебе никто не трогал, то остаётся один замполит. Это же очевидно. -

– Погоди, погоди, – вид у Михалыча показывал, что он что-то вспоминает, – Замполит ненадолго заговорил со мной. Ему нужно было узнать кое-что о комбинате, я ведь там почти всё руководство знаю. В это время мне пришлось ненадолго отвернуться от папок. Минуты на две, не больше. А потом, когда я опять повернулся к ним, Баранчина в кабинете уже не было.

Вот где оно могло случиться!

А я-то успокоился, увидев, что его уже нет в кабинете. Он же и мне такой же "друг", как и тебе. Ну и остолоп же я.

И чего мне было не проверить твою папку ещё раз? Но ведь я же недавно её проверял. И после этого не видел, чтобы кто-нибудь к ней прикасался. Я был уверен, что там всё в порядке. -

– Ладно, Михалыч, успокойся, – сказал Игорь, глубоко вздохнув, – Главное то, что мы проиграли. Это у меня как землю из-под ног выбило. -

– Не горюй, Игорь, – сказал Михалыч, присаживаясь на свой стул, – Жизнь одним днём не заканчивается. Ты и сам это знаешь. Крепись. Может, чайку горячего попьём? -

– Да нет Михалыч, – ответил Игорь, – Не до чаю сейчас. Пойду лучше посплю немного. Устал что-то я сильно. Ты не говори никому, что меня из-за тубика бортонули. Скажи, что придрались к давнему нарушению. Может мне нужно будет повторить это опять через годик. -

– Хорошо, Игорь, – согласился Михалыч, – Иди, отдохни. До свидания. -

– До свидания, Михалыч. -

УСТАЛОСТЬ

После того, как Игорь не прошёл суд "на химию", у него дня три-четыре было состояние депрессии, которое в народе частенько называют "хандрой". Все его надежды на ближайшее будущее рухнули. Ему не хотелось ни видеть кого-либо, ни разговаривать с кем-либо. Ему не хотелось видеть и Светлану. Что он ей скажет? Чем обрадует? Зэки в его отряде и в его бригаде, видя его состояние, старались не тревожить его попусту. Каждый знал, что не стоит лезть к человеку, когда на душе у него слишком паршиво.

Но постепенно хандра начала отступать, и Игорь решил всё-таки сходить к своей Светлане. Он занарядил себя в третью смену и на следующий день пошёл к ней, умывшись ещё раз после завтрака. Народу в санчасти было ещё мало, возле двери её кабинета никто не стоял. И Игорь постучал в дверь. За дверью любимый ему голос сказал "Войдите", и он зашёл.

– Здравствуйте, Светлана Ивановна, – громко сказал он, прикрывая дверь, и не проходя дальше.

Светлана стояла возле рабочего стола, спиной к окну. Увидев Игоря, она радостно заулыбалась и быстро пошла к нему.

– Игорь, здравствуй, – улыбка сияла на её лице. Подойдя к нему, она обняла его за шею, – Я уже заждалась тебя. -

Игорь обнял свою любимую, и губы их слились в поцелуе. При этом Игорь не забыл отставить свою левую ногу чуть назад, к двери, чтобы никто не смог открыть её. Светлана, по-видимому, поняла это его движение, почувствовав его при поцелуе. После поцелуя, она потянулась рукой к замку на двери. Игорь чуть ослабил свои объятия, и она уже двумя руками тихо сняла предохранитель и помогла английскому замку закрыться так, чтобы он не щёлкнул при этом.

– Сегодня утром не должно быть посетителей, – шёпотом сказала Светлана, улыбаясь Игорю своей очаровательной улыбкой, – А если кто и постучится, скажу "Подождите", и никто не будет даже пытаться войти. У меня такое уже было. Раза три. -

И влюблённые с головой окунулись в омут ласк, скопившихся за время их расставания. При этом они не забыли чуть отойти в свой "укромный уголок" Страстные дыхания, сладостные постанывания, содрогания и размягчения тел говорили о том, как желанны были их любовные утехи после столь долгой разлуки. "Непокорный член семьи" Игоря стоял как кол, но он не стеснялся этого, потому что чувствовал, что Светлане приятно ощущать его, прижимая его между ним и своим животом.

– Ох, я уже не могу... я уже вся плыву..., – прошептала Светлана через несколько минут, – Не дай бог, кто сейчас постучится ... Я же не смогу отойти от этого быстро... У меня туман в голове. -

– Хорошо-хорошо, – отозвался шёпотом Игорь, – Давай сейчас успокоимся... Я сполоснусь немного водой, а потом мы сядем и поговорим. -

Через некоторое время они уже сидели напротив друг друга. Игорь сел на стул, на том месте, где всегда сидели пациенты. А Светлана сидела на своём стуле, развернув его к Игорю. Перед этим она тихо открыла замок двери, поставив его на предохранитель.

– Бортонули меня на суде "на химию", – грустно сообщил Игорь, глядя Светлане в глаза.

– Как это? – удивилась Светлана, – За что? -

– Да ни за что, – ответил Игорь, – В моём "деле" оказалась бумага о том, что у меня тубик. А с тубиком "на химию" не пускают. На трёх комиссиях этой бумаги не было. Да и перед судом сначала не было. Михалыч был в кабинете, где должен был проходить суд, и проверял моё "дело" почти перед самым судом. Этой бумаги там не было. А когда его отвлекли на пару минут, то, скорее всего, Баранчин её в мою папку и подсунул незаметно. Михалыч считал, что с документами всё в порядке, и что я точно пройду "на химию". А оказалось – облом. Он даже не мог понять, как всё это так получилось. Это уже потом мы с ним поняли, когда он подробно стал всё вспоминать, что и как было в этом кабинете до суда. Такие вот дела. -

– И что же теперь? – спросила Светлана, на лице которой уже не было её обаятельной улыбки.

– Придётся ждать ещё год, чтобы подать новое заявление, – грустно сказал Игорь, – А потом ещё ждать суда месяцев пять, пока опять не пройду все три комиссии. -

– И что же теперь делать? – вновь спросила Светлана, – Ты же говорил, что можно ещё что-то сделать. -

– Уже нельзя, – вздохнул Игорь, и глаза его стали ещё грустнее, – Нет уже того человека. Или сам уволился, или его уволили. Да если бы это и было не так, я на него всё равно тогда ещё не нашёл выхода. А ты, кстати, и деньги мне тогда не все для этого принесла. -

– Я всё тогда тебе принесла, – смутилась Светлана.

– А ты их считала перед тем, как принести? – спросил Игорь.

– Нет, взяла, как они лежали на полке в серванте, и принесла, – ответила Светлана.

– "Может, её бывший муж позаимствовал"? – подумал Игорь.

– А твой бывший муж приходил к тебе после того, как вас развели? – спросил Игорь, – У него был ключ от квартиры? -

– Приходил, пока все вещи свои не забрал, – ответила Светлана, – А когда последние забрал, то и ключ тогда мне отдал. -

"Скорее всего, он эту сотню тогда незаметно и прибрал к рукам", – подумал Игорь.

– Ладно, всё равно они сейчас ни к чему, – грустно сказал он, – А я так хотел прийти к тебе уже на воле. -

В этот момент в дверь постучали.

– Пойду я уже, – поднялся Игорь со стула, – Приглашай посетителя. -

– Когда снова придёшь? – тихо спросила Светлана.

– Постараюсь побыстрее, – тихо ответил Игорь.

В дверь ещё раз осторожно постучали.

– Войдите, – сказала Светлана, и дверь открыл какой-то зэк в годах.

– До свидания, Светлана Ивановна, – громко попрощался Игорь и вышел из её кабинета, пропустив войти в него очередного посетителя.

– До свидания, – услышал он голос Светланы, закрывая за собой дверь.

После этой встречи настроение Игоря вновь упало ниже низшего. "Что делать сейчас? Для чего? С какой целью?", – донимали его мысли, не находившие удовлетворительных ответов, – "Упасть опять "на крест", и пойти помогать Светке? Нет, это вытянет из меня последние нервы. Опять постоянно бояться за неё. Опять каждый день любить украдкой. Опять терзать себе душу всем этим днём и ночью. И получится – жить так, лишь ради этих терзаний. А потом это станет уже и невыносимым. И что тогда? Головой в петлю?

Нет, я должен перенести всё. Я обязан выдержать всё, чтобы написать потом свою книгу. Лишь новые знания смогут вытащить Человечество из этой клоаки эпохи цивилизации. Поэтому я и обязан выдержать всё, что бы на меня ни свалилось. А для этого мне нужно сейчас отдохнуть, как следует. А как здесь можно это сделать? Об этом нужно как следует подумать. Ведь отдыхал же я когда-то почти всё лето, загорая на крыше на свинокомплексе, когда меня списали из школы в самую отстающую бригаду. И сейчас нужно сделать что-нибудь, только обдумать это надо хорошо, и не спеша".

Игорю вспомнилось, как было тогда, когда его списали в самую отстающую бригаду на свинокомплексе. Она была в тринадцатом отряде. Игоря поселили тогда на верхнем ярусе у центрального проходняка. Работать он не работал, а, найдя ход, по которому можно было забраться на крышу какого-то недостроенного здания, стал забираться туда и просто лежать, загорая на солнце. Всё равно в этой бригаде никто ничего не зарабатывал, кроме бугра. В магазине все отоваривались на три рубля, кроме бугра, который отоваривался на шесть. Он даже не мог сделать для себя отоварку на девять рублей, потому что тогда это выглядело бы так, что он один работает за всю бригаду и поэтому все наряды закрывает на себя одного.

Бугор был из таваксайского этапа, пришедшего к ним из Узбекистана, и как-то раз, он увидел Игоря, когда тот только что слез с крыши и был уже на земле. Скоро должен быть обед, который привозили в больших термосных бачках из зоны, из которых уже разливами баланду и накладывали кашу в бачки бригадных шнырей. На вопрос бугра "почему ты не работаешь?", Игорь подошёл к нему вплотную и тихо сказал ему, что если тот ещё раз дое...тся до него с такими дурацкими вопросами, то его тогда родственники потеряют. После этого бугор, который был небольшого роста, довольно рыхлого телосложения в очках с толстыми стёклами и в годах, перестал его замечать.

С крыши, на которой Игорь целыми днями загорал, он видел падение башенного крана на первой очереди свинокомплекса. Башенный кран ехал без груза и вдруг остановился, стал падать и, уткнувшись своей стрелой в землю, так и остался в таком положении. Потом Игорь узнал в зоне, что зэк-крановщик хотел поставить себе на зуб рандолевую коронку. К нему тогда в кабину крана залез зэк, "спец" по этому делу, чтобы сделать ему примерку коронки на зуб. Крановщик, отвлечённый за этим занятием, и не заметил, что его кран приближается на полном ходу к стопорным преградам, приваренным в конце рельсового пути. Стукнувшись об эти преграды, кран начал падать. Он уткнулся концом своей стрелы в огромную, довольно широкую и длинную кучу песка, которую навозили на многих грузовиках и насыпали здесь, подравнивая её бульдозером. Крановщик со "спецом" выпали из кабины крана также на эту кучу песка, не получив при этом никаких травм. "Спец" быстренько собрал с песка все выпавшие у него из кармана рандолевые коронки и быстрее "дал ноги", а ошалевшего крановщика, сидящего на этой куче, обнаружили прибежавшие прапорщики.

С этой же крыши Игорь увидел и действия отряда по подавлению бунтов. Как-то Игорь, лежавший на крыше, вдруг услышал звуки, как будто бы это был громкий и методичный бой по многим барабанам. Он поднял голову и увидел две длинных шеренги спецподразделения, человек по сорок в каждой, идущие друг за другом от вахты к строящимся свинарникам. Все люди в этих шеренгах были в защитной форме и в касках. В руках у них были прямоугольные, закруглённые с боков щиты, как у древних воинов, но эти щиты были из какого-то оргстекла и прозрачные, и вояки били в такт своим шагам по этим щитам чёрными дубинками, как по барабанам. Так они дошли до строившихся свинарников, из которых начали разбегаться в разные стороны зэки, бросая свою работу и свой рабочий инструмент. Таким образом, эти две шеренги современных рыцарей прошли половину объекта, не видя никакого сопротивления или бунта. Потом, вероятно, получив приказ от своих командиров, они остановились, перестали стучать дубинками по щитам, построились по двое в одну колонну и вернулись к вахте. Там они погрузились в два военных бортовых автомобиля для перевозки людей, крытых брезентом, и вскоре уехали с командирами, которые приезжали на УАЗике.

Никакого бунта на свинокомплексе не было. Он никем не намечался и не планировался. Просто пятерым козлам второй очереди свинокомплекса, которые в этот раз "несли свою вахту" без прапорщиков, попались в одном из свинарников четверо зэков, раскладывающих свёртки с продуктами питания из одного большого мешка в разные пакеты или складывающих эти продукты из пакетов в один мешок. Конечно же, это был "грев" от переброса через колючку или привезённый кем-то из шоферов "с воли". Козлы, решив, что им попалась богатая добыча, тут же "нарисовались" перед этими зэками, как говорится, "хрен сотрёшь". Но зэки, видя, что козлы без прапоров, похватали валявшиеся повсюду палки и сломанные доски, и начали охаживать ими козлов. Те, выскочив в широкие оконные проёмы свинарника, бросились наутёк в сторону вахты. Зэки – за ними, чтобы отогнать их подальше от "грева". Вслед убегающим козлам летели палки, камни, крики, типа "убью, падлы". В соседнем свинарнике, стоявшем параллельно этому, и кое-где уже застеклённому, послышался звон стекла, разбитого попавшими в него камнями. Этот звон разбитых стёкол рядом с ними, прибавил козлам ещё большей прыти в их беге.

Прибежав на вахту, козлы начали кричать прапорам и дежурному офицеру, что зэки бьют стёкла в свинарниках, что они гнались за ними с палками, кидали в них камнями, и что они еле спаслись от толпы зэков, прибежав сюда, на вахту.

Дежурный офицер и прапора побоялись пойти проверять, верна ли информация, принесённая им перепуганными козлами, и они, также с перепуга, вызвали по телефону штурмовой отряд спецподразделения для подавления бунта зэков. Но это они сделали напрасно, как оказалось впоследствии. Им влепили за это по выговору, козлов перевели на первую очередь свинокомплекса, а бывших там козлов перевели на эту, вторую очередь. Зэков, перебиравших в свинарнике "грев", так и не нашли, может быть потому, что их и не искали, вследствие такой конфузной для начальства ситуации..

Игорь вспомнил, что с таваксайским этапом пришли тогда из Узбекистана в сибирскую зону и краткие русифицированные вставки слов в разговорную речь. Например, "чай-май", курить-мурить, "х...ё-моё" и прочие подобные. Тогда же появилось и жаргонное словечко "верёвка", которым выражали в разговоре какую-нибудь неприятную ситуацию. Например, " – Как дела? – – Ай – верёвка. Магазина лишили" – или " – На работе – верёвка – бугор загрызает, пашу как проклятый" и тому подобное. О том, что кто-то затевает интригу против кого-то, говорили «плетёт верёвку» такому-то.

Как-то Игоря вызвал к себе в кабинет начальник тринадцатого отряда. Это был молодой ещё лейтенант, который вскоре ушёл из зоны, поступив учиться в какой-то ВУЗ. Он спросил Игоря, правда ли то, что он работал в школе художником и, услышав положительный ответ, предложил ему поработать как бы художником в отряде, а, в связи с этим, Игорь будет освобождён от всех хозработ. Игорь, знающий уже кое-что о зоне, сказал ему, что от хозработ официально везде освобождаются лишь отрядные "шишки", а на такое "освобождение" через какое-то время могут посмотреть как на "филькину грамоту", да и для работы художником нужно иметь хоть какое-то помещение. На это начальник отряда сказал, что он может поставить его председателем СКО (Совета Коллектива Отряда), и комната СКО будет тогда его художественной мастерской, ключ от которой всегда будет у него. Он дал Игорю один день на обдумывание его предложения, и сказал, что завтра опять пригласит его к себе для окончательного ответа.

Игорь уже знал, что этот СКО есть обычное зоновское "фуфло", что никогда и нигде не бывает этих советов коллективов отряда, о чём ему рассказал как-то Юрка Яковлев, но он также знал, что председатели СКО могут ходить по зоне куда угодно в одиночку, без строя. К тому же Юрка тогда сказал ему, что почти все председатели СКО в зоне, – это ставленники начальников отрядов, в связи с чем они могут влиять на действия начальников своих отрядов и поэтому имеют "свой вес" в отряде. Поэтому Игорь сказал тогда начальнику отряда, что ждать до завтра не надо, что он согласен на это предложение, только прибавил ещё и о том, что председателю СКО нужно и спать не так, как он спит сейчас на втором ярусе у центрального проходняка. На это начальник отряда ему ответил, что завтра днём он решит с завхозом отряда эту проблему, и на прощание уже пожал Игорю руку.

На следующий день, после приезда со свинокомплекса, Игорь был вновь вызван начальником отряда к нему в кабинет, где и узнал, что он уже председатель СКО тринадцатого отряда. Игорь получил также ключ от комнаты СКО и был переложен на нижнюю шконку у окна, напротив шконки бугра его бригады, самой отстающей на свинокомплексе.

В этом же тринадцатом отряде были тогда и две самых передовых бригады в зоне. Одна из них всегда занимала первое место по зоне, а другая – второе. Бугром в бригаде, занимавшей второе место, был таваксаец по фамилии Алябас. Из его бригады все более-менее нормальные зэки старались любым образом списаться хоть куда, потому что там заставляли работать из-под кулака или из-под палки три зэка-мастера, поставленные для этого Алябасом. В основном в его бригаде были одни "дебильные быки", как говорили о них зэки, и черти с пидорами. В этой же бригаде числился и "пахан зоны" Гвоздь, который, как многие догадывались, сидел уже плотно "на крюку" у Баранчина.

Гвоздь не выезжал на работу, потому что постоянно был "на кресту". Он был худощавым зэком, среднего роста, лет тридцати, белёсым, с серыми глазами. Его голова была по свей форме сравнима с равнобедренным треугольником перевёрнутым острым концом вниз. Лицо его не выражало ничего отталкивающего или притягательного, как лицо человека, которое из-за этого не запоминается надолго, а быстро стирается в памяти. Одевался он просто как зэк, имеющий в зоне неплохой "вес", но несколько неряшливо. Походка его была походкой человека, как бы не знающего, куда и зачем он идёт. По его внешнему виду, никто из не знающих этого, не мог бы даже и предполагать, что он является паханом этой зоны.

Как-то в воскресенье днём Гвоздь подошёл к Игорю в бараке и тихо сказал:

– У меня к тебе дело есть одно. Пойдём к тебе в комнату. -

Игорь открыл ключом дверь, и они вошли к нему в мастерскую с табличкой на двери "Комната СКО", вырезанная Игорем на толстой фанерке. Гвоздь сказал Игорю, чтобы он закрыл на ключ дверь изнутри, и когда Игорь сделал это, Гвоздь сел на стул, вынул из-за пазухи небольшую белую плоскую пластиковую коробочку и снял с неё крышку. В ней лежал медицинский шприц, иглы к шприцу и штук пять небольших медицинских запаянных стеклянных ампул с прозрачной жидкостью. Он быстро надел иглу на шприц, отломил узкую головку у одной ампулы и, набрав жидкость в шприц, повернул его вверх иглой и выдавил небольшой фонтанчик.

– Пережми мне руку, – сказал он Игорю, вынув левую руку из рукава своего расстёгнутого лепня.

Игорь двумя руками крепко пережал тонкую руку Гвоздя выше локтя. Гвоздь начал быстро сжимать и разжимать пальцы левой руки и вена на ней вздулась, а на коже над ней были видны следы прежних уколов. Гвоздь быстро вколол иглу шприца себе в вену и ввёл всё содержимое. После этого он откинулся на спинку стула и, свесив руки вниз, просидел так секунд пять, как бы отдыхая от тяжкой работы. Потом он вновь выпрямился на стуле, и, сказав "ну вот, сейчас ништяк", бросил шприц в коробочку, лежавшую у него на коленях, закрыл её крышкой, встал со стула и, надев рукав своего лепня на левую руку, спрятал коробочку вновь за пазухой, сунув её под майку.

– Ну, вот и всё. Спасибо. Выпускай меня, – сказал он Игорю и ушёл, когда Игорь открыл ему дверь.

Вначале, после этого случая, Игорь думал, что таким образом Гвоздь сам проверял его "на вшивость". Но позже, когда Гвоздь вскоре откинулся по концу срока, и Игорь узнал из "базаров" зэков, что Гвоздь был "на крюку" у Баранчина, за что тот снабжал Гвоздя наркотиками, Игорь начал предполагать, что это Баранчин проверял его, желая узнать, на кого из администрации Игорь работает. Дальнейшая судьба Гвоздя "на воле" была Игорю неизвестна, да она его и не интересовала.

Бугор бригады, которая всегда занимала первое место по зоне, также был из таваксайского этапа. Звали этого бугра Саня Андреев. Он был русоватым толстым русским мужиком, с серыми глазами, родившимся и выросшим в Узбекистане. Повадки, улыбки и разговор его были более узбекскими, чем русскими. Андреев прошёл тогда уже две комиссии "на химию". Он как-то приметил Игоря, и однажды, позвав его на свинокомплексе в свой кильдым, предложил передать ему знания, как можно сделать любую бригаду в зоне самой передовой. Он сказал тогда, что эти знания ему также ранее передал один бугор, который уходил "на химию". Игорь согласился на это. Через день он был переведён начальником отряда в бригаду Андреева, и выезжал на свинокомплекс в самой передовой бригаде, где числился кладовщиком, и перенимал новые знания. В отряде его шконка была уже у окна, напротив шконки Андреева, в одном проходняке.

Склад Игоря на свинокомплексе занимал левую половину вагончика, с двумя зарешёченными окошками по обе стороны от двери, расположенной посредине. Другую половину вагончика занимал вольный прораб. Малюсенькую каморку в середине этого вагончика, перед крошечной прихожей, занимал шнырь, который должен был лишь убирать каждый день от грязи половину вагончика вольного прораба и должен был выполнять иногда его поручения, как курьер. Этот шнырь числился также в бригаде Андреева.

На этом складе у Игоря было штук семь лопат, пара носилок и три лома. Стоял старый светлый письменный стол, три стула и два самодельных металлических сейфа с двумя дверцами на каждом, которые были постоянно открыты, потому что от их замков не было ключей. Да и в самих сейфах ничего не было. У торцовой стены стоял на металлических ножках большой самодельный электрообогреватель, сделанный из широкой асбестовой трубы, длиной около метра, на которую была намотана толстая спираль из нихрома.

В фургоне Игорь стоял уже у задней решётки, рядом с Андреевым, на "воровских местах", и мог всю дорогу до свинокомплекса и обратно смотреть "на волю". В своём складе он почти не бывал, потому что почти всё время они с Андреевым находились в бугровском кильдыме, где пили чай, готовили на электроплитке "вольные" супы или каши из пакетов, купленных в магазинах города, которые привозили на свинокомплекс вольные шофера. А насчёт знаний, Андреев сказал Игорю:

– Смотри сейчас за тем, что и как я делаю, потом будешь смотреть, как я буду работать с бумагами при закрытии нарядов в конце месяца. Запоминай всё. А если что будет непонятно, – спрашивай. По ходу пьесы я тебе всё объясню, и ты поймёшь всё что надо. -

Делать они почти ничего не делали. Указав утром всем звеньям их участки работы и что нужно постараться сделать им за день, они заваривали и пили чай, варили и ели то, что они сварили, говорили о всяких пустяках в самом кильдыме или выйдя из него и греясь на солнышке на лавочке у кильдыма.

Как оказалось потом, все эти знания заключались в том, какие данные надо давать в документах в зону в конце каждого месяца. Деньги, за выполненные зэками работы, зону совсем не волновали, ведь эти деньги шли мимо зоны. Зону волновали ежемесячный процент вывода зэков на работу на рабочий объект, и норма выработки в человеко-часах на всю бригаду. Вот и всё. А норму выработки на каждого зэка в самой бригаде распределял уже бугор.

Для того чтобы делать ежемесячный стопроцентный вывод зэков бригады на работу, нужно было ставить выходы на работу всем зэкам, без исключения. Всем, и даже тем, кто был в это время "на кресту" или на длительном свидании или даже освободившимся по окончании срока и ушедшим в этом месяце "на волю". Иногда можно и нужно было даже приписать одну или две "мёртвые души" из тех, кого ранее списали в другую бригаду или на другой объект. Это нужно было делать потому, что в зоне тоже иногда путали цифры нужного стопроцентного вывода зэков на работу, а тут уже не стоило встревать в спор из-за этого, а сделать так, – если вам нужны такие цифры – получайте.

А для того, чтобы сделать стопроцентную и выше норму выработки на всю бригаду, нужно было лишь увеличить в нарядах время для исполнения работ в графе, которую вольные прорабы частенько вообще не заполняли, считая это глупым для себя делом, потому что зэков часто "перекидывали" с одного места работы на другое. Или нужно было аккуратно исправлять некоторые цифры, заполненные в такой графе, или дописывать ещё одну нужную цифру там, где это было возможно. Да и вообще, вольных эта графа в нарядах не волновала. Их волновали лишь деньги, которых отпускалось определённое количество, и из которых нужно было побольше взять им самим, вольным, а не отдавать их зэкам. А для зоны эти цифры человеко-часов, на которые вольным начальникам было наплевать, означали уже основные показатели бригад по их нормам выработки.

Для зэка норма выработки в сто процентов и выше давала уже право отовариться на девять рублей в месяц в зоновском магазине. За норму выработки в семьдесят процентов и выше, отоварка была уже шесть рублей, а ниже семидесяти – лишь на три рубля. День отоваривания в магазине для каждого отряда в каждом месяце был разный, в зависимости от месячных показателей отрядов по зоне. А этот день был уже как бы праздничным днём для зэков этого отряда. В зоне даже была поговорка для зэков, которым в этот день нужно было идти отовариваться в магазин: "Солнце светит ярко, – сёдня отоварка!".

Игорь быстро понял всю "премудрость" по "завоеванию" первого места и, после того, как Андреев прошёл третью комиссию "на химию", он выполнял уже все обязанности бугра в бригаде, а Андреев как бы отдыхал перед "химией". В тот раз уже Игорь делал всё сам в документах бригады, чтобы сдать их в конце месяца в отдел труда. Андреев лишь наблюдал, правильно ли всё делает Игорь. Все делалось Игорем правильно и бригада, как и прежде, была на первом месте. Все в отряде уже знали, что когда Андреев уйдёт "на химию", то Игоря поставят бугром этой бригады.