Текст книги "Большая Охота Сумрака (СИ)"

Автор книги: Константин Богачёв

Соавторы: ,
сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 34 страниц)

Обстановка начала непредвиденно накаляться, грозя выйти из-под контроля.

– Не благодаря ли мне ты еще жив?

– Могу задать тот же вопрос!

Из динамика послышалось сдавленное рычание. Сумрак, подскочил с места, словно моментально забыв об усталости, и гневно зарычал в ответ. Если бы самцы находились в этот момент рядом, то, вероятно, неминуемо сцепились бы, но тот факт, что их разделяли расстояние, металл и космический вакуум, вскоре охладил пыл спорщиков. В конце концов, рычать друг на друга по рации было просто глупо…

Потом они долго молчали. Сын Грозы уже в который раз за сегодняшний день постепенно приходил в себя.

– Видать, все-таки правду говорят, что тебя временами срывает… – проговорил, наконец, уже более спокойно Кошмар. – А я еще не верил…

– Нас обоих срывает, – проворчал Сумрак, огромным внутренним усилием избавившись, наконец от внезапно нахлынувшей и едва не затмившей до критической степени разум злости. – Погляди на календарь и поймешь, почему…

– Что, неужто уже давит? – ехидно осведомился проводник. – Если мне не изменяет память, кто-то прежде славился своей стойкостью перед влиянием Сезона?

– Не изводи мое терпение, Кошмарик, – посоветовал сын Грозы мрачно, – сколько раз тебе можно говорить? Особенно теперь.

– А ты держи себя в руках и не отключай голову. Особенно теперь.

Поза Сумрака, успевшая стать достаточно непринужденной, вновь приобрела черты напряженности. Проблема пришла, что называется, откуда не ждали. Прежде подступающий Сезон лишь благоприятствовал Охоте одиночки. В этот период невольно повышалась агрессия, снижалась чувствительность к боли, возникало желание не просто выживать, а побеждать. Но в этот раз все было иначе: присутствие, пусть и незримо, второго самца, вместо того, чтобы упрощать поставленную задачу, вдруг начало отвлекать. А оттого, что напарник был младше и слабее, но притом имел полномочия давать указания, порою, просто переклинивало. Пока еще можно было держаться, но, чем дальше, тем меньше оставалось возможностей для самоконтроля. Затягивать операцию становилось уже непросто нежелательно, а опасно – до сих пор отлично показывающее себя сотрудничество двух друзей грозило теперь вот-вот перерасти в конкуренцию. Кошмарик, увы, этого пока еще не осознавал, то и дело настаивая на перерывах. Перерывы, в общем-то, и правда иногда требовались, но из-за них так терялось время… А ведь напарникам еще предстояло потом как-то вместе возвращаться в клан.

– Боги, Сумрак, – не дождавшись ответа, но, словно бы прочитав мысли сына Грозы, вздохнул Кошмар, – ты осознай, наконец, что я тебе не соперник! Ты же не станешь психовать из-за того, что электронный навигатор указывает тебе направление? Вот и из-за меня не психуй. А то ты сейчас только напрасно себя изводишь и меня провоцируешь.

– Заткнись, Кошмарик, – резко, но, тем не менее, уже более добродушно отозвался Сумрак, водружая маску на лицо и набирая код подачи стимулятора. – Заткнись и говори, куда идти.

Вокруг тут и там чернели входы в разоренные каюты, ставшие для прежних обитателей вечными склепами. Сумрак по-прежнему не отвлекался на закрытие этих дверей, слишком уж их было много. Можно сказать, что в этом плане относительно повезло – все основные стычки произошли в коридорах, и дичь не успела попрятаться, выбрав сегодня тактику стайного нападения и сильно на этом прогадав.

Роботы деловито сновали по стенам и потолку. Кошмар специально согнал на уровень побольше разведчиков, дабы обследовать каюты внимательнее и не пропустить случайно схоронившихся там тварей. Пока никаких тревожных данных не поступало, оставшиеся в живых Жесткачи вели себя тихо, почти не меняя мест локализации. То, очевидно, были либо слишком трусливые, либо слишком невнимательные особи, потому имелись все основания надеяться, что серьезной угрозы они из себя не представляют, и потрепанный боец действительно сможет их одолеть без особого труда.

Первый отсек, куда Сумрак зашел по наводке проводника, встретил гнетущей атмосферой спешно покинутого жилища. Вывернутые из стен стеллажи и груды попадавшего с них хлама; неубранная постель. Крупный Жесткач возлежал на этой постели в гордом одиночестве. На появление яутжа он отреагировал лишь слабым поворотом головы – даже от поверхности башку свою не оторвал. Грозный хвост медленно шевельнулся, шаркнув по полу. Жесткач чуть слышно зашипел и подтянул на койку съехавшую было вниз заднюю лапу.

– Это что за номер? – не понял Сумрак, замирая в дверях.

– А я почем знаю, – растерянно проговорил Кошмар. – Я слежу за количеством дичи и местами ее локализации, иногда успеваю отметить размеры, но наблюдать за поведением каждого из Жесткачей, как ты понимаешь, времени у меня нет…

– Ага… – задумчиво проговорил Сумрак, слегка тыкая Жесткача копьем в бок. Туша слабо вздрогнула, но осталась в целом недвижима.

– Может, он линяет? – предположил проводник.

– Да нет… Помирает он, – слегка растерянно проговорил охотник, а, спустя несколько секунд ткнул Жесткача еще раз и уже уверенно констатировал: – Все, помер.

– Что это он? – изумился Кошмар.

– Ну… По-твоему, что ли, вся Священная Дичь должна от наших рук погибать? Есть ведь и у них какие-то свои естественные причины… Старость, например…

Тут оба самца замолкли. Как-то никому из них раньше в голову не приходила мысль о том, что Жесткачи способны умирать от старости. Если честно, вряд ли вообще хоть кто-то задумывался, что происходит с отжившими свой век тварями. Быть может, их должны были съедать свои же сородичи? Или Жесткачи, подобно некоторым другим животным, чувствуя приближение конца, находили укромное место и мирно испускали там дух? На «Острове», уже понятно, трупы собирали «садовники», а как дела обстояли в иных ульях? О том, скорее всего, никто не ведал. Было известно лишь, что Матка живет несколько сотен лет, однако, на памяти яутжей не было ни одной Королевы, погибшей от старости, так как самых старых особей охотники убивали в первую очередь сразу по двум причинам: старая крупная Матка представляла собой наиболее опасную добычу, но вместе с тем была близка к закату своей жизни, и слишком расточительным казалось позволять столь мощной и опасной тварюге сгинуть тихо и бесславно. Многие воители выбирали для Последней Охоты именно самых древних Королев, достойно уходя из жизни в битве с ними и одновременно позволяя Священной Дичи выполнить свое истинное предназначение. Говорили, что Матке, проводившей Великого Пустошь к Черному Воину, было почти пятьсот лет… Матка «Острова» была весьма крупногабаритна, но еще достаточно молода и малоопытна, что оставляло Сумраку определенный шанс. Не очень большой, но тем не менее…

Еще раз пошевелив Жесткача и точно убедившись в его полной бездыханности, сын Грозы отошел от лежанки и, прежде чем отправляться дальше, позволил себе оглядеть помещение, практически лишенное следов «паутины», а потому отдаленно сохранившее свой первозданный облик. Самец не мог не отметить, что каморка ученого достаточно сильно отличалась от отсека среднестатистического воина – прежде всего, обилием вещей. Здесь были какие-то бытовые приборы, информационные карты, посуда и даже какие-то непонятные безделушки. Мебели имелось поболее, чем у вояк, лежанка явно была помягче… Черт, и нашел же Жесткач, где ему сдохнуть с комфортом!

На Путь Науки становились те мальки, что за время обучения не оправдывали ожиданий наставников, оказываясь слабее остальных, но показывали большие успехи в умственном плане. Иногда их отделяли от основного молодняка практически сразу, дабы сверстники не загнобили. Сумрак часто думал, что, не забери его тогда отец, он и сам мог бы оказаться в их числе. Хотя, как знать… Многие слабые мальки, не прошедшие отбор по интеллекту, оставались на общих основаниях и не выдерживали… А те, кому удавалось выжить, но не получалось попасть в клан, пополняли ряды ремесленников и прочих низших каст. Или Жрецов. Конечно, многие из них неплохо, в итоге, устраивались и даже начинали пользоваться уважением, как, например, талантливые оружейники (не говоря уж о Жрецах), но статус любого из этих самцов на всю жизнь оставался на уровне Неокропленного. Мало кто из самок смотрел в их сторону, а ученого или оружейника, имеющего свой гарем, Сумрак вообще отродясь не видывал. Что до служителей культа, то у них и вовсе по воспроизводству ограничения стояли – бедолагам приходилось всю жизнь на седативных препаратах перебиваться. Везло лишь настоящим Шаманам, не зависящим от культа по той причине, что они его возглавляли. Шаманам размножаться разрешалось из тех соображений, что кто-то из их потомства мог унаследовать дар. Как там на этот самый дар проверяли и устанавливали его подлинность, Сумрак понятия не имел, потому относился весьма скептически, но на всякий случай с уважением.

– Идешь дальше? – нарушил размышления напарника Кошмар.

– Да, – кратко ответил охотник, оставляя мысли о безвременно почившем хозяине каюты и его коллегах. Впрочем, Сумрак и сам бы тут дольше не задержался – он не особенно любил бывать в чужих комнатах.

– Сейчас второй отсек слева по ту сторону от центрального коридора, – указал сын Броска на следующую цель и вывел маркер на карту. – Двое там. Тоже квелые какие-то…

– Кстати, а сколько всего сейчас осталось на станции? – попутно спросил Сумрак. Эта информация непозволительно ускользнула от него за последние дни. Ответ, откровенно говоря, удивил.

– Меньше двух сотен, – прикинул Кошмар. – Точно посчитаем, когда время будет. Итого убито больше шестисот особей.

Сумрак аж прищелкнул, однако быстро осадил свою гордыню, вспомнив, что большая часть Жесткачей полегла под лазером и бомбами. Ну и без Кошмарика… Что и говорить, без Кошмарика он бы не справился. Тем не менее, опять какой-то ерунды ему наговорил…

– Кошмар, ты не слушай, когда меня, порой, заносит, ладно? – он все-таки решился это сказать. Хотел еще добавить, что данной чертой в отца пошел, но удержался – нечего свои косяки на родителей перекладывать.

– Я не настолько глуп, чтобы придавать серьезное значение тому, что было сказано или сделано в преддверии и во время гона, – философски ответил сын Броска. – Главное, при встрече попытайся воздержатся от попыток меня убить, а то ведь у тебя получится.

Сумрак лишь усмехнулся в маску и покачал головой.

Следующий отсек лишь подтвердил странную догадку – точно так же, как и два других, куда забились Жесткачи. Одни твари явно доживали тут последние часы, а другие совершали на глазах напарников финальные вздохи. Последнее помещение, подлежавшее зачистке, располагалось в самом хвосте станции и представляло собой обширный санитарный блок. В нем обнаружилось сразу пятеро ослабленных, дряхлых особей, которых охотник милосердно добил, чтобы дальше не мучились.

– Никогда бы не подумал, что у Жесткачей может быть свое кладбище… – заметил Кошмар.

– Как знать, возможно, это только здесь так, – предположил Сумрак. – Но смысла не лишено. Тут ведь раньше было холодно и дышать практически нечем – вот, наверное, они и уходили сюда, когда больше не могли колонии служить, чтобы без промедления концы отдать. Или их изгоняли. А «садовники» потом их организованно к себе утаскивали.

– Какой жалкий итог…

– Кошмарик, большинство живых тварей не заботит, насколько эстетично они умрут, я тебя уверяю. Все в этом мире борются за свое существования, и только мы постоянно мечтаем о достойной смерти… Может… Просто жизнь у нас херовая? – выдал очередную странную мысль сын Грозы.

– Радует то, что ты, хотя бы, сам начал признавать, что тебя периодически заносит… – проворчал на это Кошмар.

Обратный путь был более-менее спокоен. Удостоверившись, что уровень полностью обезврежен, проводник поскорее отправил Сумрака на отдых, ибо того и впрямь швыряло из крайности в крайность. Он то становился злым и раздражительным, то на время будто бы выпадал из реальности, то ударялся в сентиментальность, и одним богам было ведомо, что такое творилось в его мутной башке. Странности в поведении сына Грозы и прежде наблюдались, но тогда он попросту отгонял Кошмара или уходил сам, а теперь, когда напарникам приходилось оставаться на связи почти круглосуточно, с ним, подчас, становилось не просто тяжело, а невозможно. И младший самец, пожалуй, впервые радовался, что находится от друга на отдалении. А еще им теперь начало овладевать беспокойство по поводу того, как же они полетят вместе обратно. Откровенно говоря, шутка про «только убить меня не пытайся» была не на все сто процентов шуткой. У сына Броска никак не шла из головы картина, в которой Сумрак, взбеленившись на «неудачника» и обещая выбить из напарника неугодные мысли, выносит металлическую стенку толщиной с хороший слой корабельной брони. Тут можно было сколько угодно оговорок сделать на то, что панель оказалась плохо закреплена, либо сместилась под действием взрыва, а потому всего-то и оставалось, что немного ее подтолкнуть, да только то, что Кошмар видел своими глазами, всем этим объяснениям абсолютно противоречило. В общем, аккуратнее надо с этим типом… Видать, не все сплетни выдумка…

Погрузившись в мысли, Кошмар не сразу заметил, что Сумрак остановился и что-то разглядывает на пороге одного из отсеков.

– Что там, брат? – осведомился сын Броска, подводя камеру поближе.

– Насколько я понимаю, Перерожденец, – самец слегка подвинул ногой иссохшую голову, увенчанную костяной «короной» с торчащими обломками псевдогривы и жвалами, тонкими и острыми, как иглы.

– Видимо, давно мертв.

– Да уж наверно.

– Как думаешь, много их тут было?

Сумрак неопределенно хмыкнул и зашагал дальше.

– Когда будем повторно осматривать все отсеки перед сдачей объекта, наверняка, найдем еще, – проговорил он задумчиво, отдалившись уже на приличное расстояние. – Вряд ли те, кто населял этот ярус, так уж хорошо могли защищаться…

– Одного понять не могу, зачем Жесткачам использовать яутжей в качестве инкубаторов, если Перерожденцы посягают на власть Матки, и их потом все равно надо убивать? – задумался Кошмар.

– Наверное, потому что им нет особого различия на ком паразитировать, главное, чтобы по габаритам подходило. И мы для них – всего лишь мясо. Опасное, умное… Трудное мясо.

И вновь от слов напарника Кошмару почему-то стало не по себе.

…Для выхода Сумрак воспользовался той из шахт, створки которой второпях заварил слабее всего. Шестой и пятый уровни удалось миновать без приключений – хоть здесь подфартило. Наконец, пробравшись на второй ярус, охотник достиг давно заждавшегося его убежища. С невероятным облегчением затворив за собой сплошь покрытую заусенцами прошлых печатей дверь, Сумрак бросил под ноги кислородный патрон, пересек помещение и сам мешком рухнул на неказистое скрипучее ложе. Он ведь и правда не чаял уже сюда вернуться… Так же, как Кошмар почти не надеялся его более здесь увидеть.

Дотянувшись с лежанки до рядом припасенной спасительной емкости, самец вновь долго пил, совершая большие глотки и блаженно ощущая, как в горло наконец-то льется чистая вода, а лишь потом приступил к снятию доспехов. Трое суток в проклятом скафандре… В иные времена у него хватило бы сил посетовать на данное обстоятельство, но только не сегодня. Сумрак, насколько смог, приподнялся и начал стаскивать с себя истерзанный «дом». Процесс этот занял много времени и стоил огромного труда, но, освободившись от скафандра, самец сразу почувствовал себя на удивление лучше. Полностью раздевшись, он бегло оглядел раны, напичкал себя стабилизаторами, завернулся в подстилку и вырубился в течение следующих пяти минут.

====== Глава 23. О том, как важно все доводить до конца ======

Золотой стоял перед ним, скрестив руки на груди и кривил ротовые перепонки в снисходительной усмешке. Вот точно так же мать когда-то ухмылялась, когда маленькой детской силы воли Сумрака не хватало на то, чтобы побороть искушение, и он все-таки решался на какое-то мелкое хулиганство, а она непременно о том прознавала, непостижимым образом каждый раз заставая сына «на месте преступления», и призывала его к ответу. Ох, не к добру этот странный тип так лыбился…

Сын Грозы чуть отступил назад и низко склонился перед желтокожим воином. Не разозлить бы опять, а то, мало ли, что ему в голову на этот раз взбредет. Золотой старше, сильнее и опытней, тягаться с ним почти бессмысленно, тем более, находясь на его территории. Он совершенно непредсказуем. Он опасен. Непонятно, зачем Сумрак каждый раз идет за ним…

– Ну, что, малек? Понял, наконец, что ты делаешь и зачем?

Молодой самец с опаской поднял на старшего взгляд. Сердитым тот, вроде бы, не выглядел. Но, если сейчас ответить неверно, его настрой может поменяться.

– Я делаю то, что должен, Великий, – решился, наконец, Сумрак. – Потому что имею обязательства перед многими.

– Например?

– Перед родителями, перед Учителем, перед женами, перед другом…

– А как же твои личные цели? – Золотой чуть склонил голову набок и поглядел на юнца испытующе.

– Когда я буду знать, что отцу и Учителю не стыдно за меня, когда к моей матушке вернется покой, когда мои жены и дети обретут в моем лице достойную опору, а друг отстоит с моей помощью свою честь – тогда, Великий, я обещаю подумать о себе. Тогда, но не раньше, – сказав так, Сумрак внезапно осекся, испугавшись, как бы его тон не прозвучал для золотошкурого великана вызывающе, но тот лишь вновь усмехнулся, даже будто бы одобрительно.

– Тебе настолько важно, каким тебя видят другие? – последовал новый вопрос, несущий явно провокационный подтекст.

– Все иначе, Великий, – стараясь придать голосу больше смиренности, ответствовал сын Грозы. – Мне важно не обмануть тех надежд, что я имел неосторожность подать.

– А как же слава, признание, превосходство над другими? Все воины желают этого, разве ты – исключение?

– Прости, Великий, если мой ответ покажется тебе дерзким… – Сумрак нервно шевельнул максиллами и сделал короткую паузу, но, тем не менее, сразу продолжил: – Однако у меня все это будет и так – когда я выполню все обязательства. И будет в той мере, в какой я того заслуживаю, а не в той, в какой желаю или не желаю.

– Не может быть, чтобы живой ничего не хотел для себя, – словно бы не слыша ответа, покачал головой собеседник. – Тот, кто говорит: «Я ни в чем не нуждаюсь», лжет. Чаще всего, сам себе.

Сумрак отрыл рот, чтобы возразить, но старший воин резко поднял руку, давая понять, что не намерен слушать жалких отговорок несмышленого малька, и, резко повернувшись, исчез в зарослях, впервые на памяти сына Грозы уйдя с тропы.

Пробуждение было тяжелым, почти мучительным. Сон долго не отпускал, опутывая истомленное сознание сотканной из странных иллюзий сетью и пытаясь как можно дольше удержать его на пограничном состоянии, когда голоса и тени начинают тесниться в голове, переплетаясь с воспоминаниями и фантазиями, заставляя путать быль и небыль. Наконец, Сумрак нашел в себе силы открыть глаза. Опять знакомые серые стены, очертания контейнеров и коммуникаций, слабое красноватое мерцание, льющееся с потолка. Кажется, он уже живет здесь целую вечность…

С тихим, протяжным подвыванием самец начал вылезать из вороха изоляции, в который забился вчера… Днем? Вечером? Ночью?

– Кошмарик… – морщась от проснувшейся вместе с разумом и телом боли, позвал Сумрак негромко.

– Я тут, – отозвался напарник, и в его голосе проскользнули нотки волнения.

– Какое сейчас время суток?

– Полдень.

– Я проспал…

– Шестнадцать часов. Хотел уже будить тебя, пора добавить кислорода.

Сумрак и сам почувствовал, что стало душно. Он пошарил рукой возле ложа и, нащупав патрон, провернул активационное кольцо, запуская реакцию. Послышалось знакомое шипение. Самец вновь откинулся назад и уперся затылком в стену. Сейчас он чувствовал себя так, словно побывал в реакторе звездолета. Действие анестетиков и стабилизаторов давно прекратилось, так что теперь дружно заболели все травмы, полученные за последние несколько дней. Кровезаменитель, принятый на фоне обезвоживания, сослужил свою коварную службу, вызвав чувство общей разбитости и тошноты. Голову словно бы набили изнутри ватой.

– Ну, как, еще есть сомнения на счет необходимости отдыха? – язвительно осведомился Кошмар.

– Издевайся, пока можешь, – отмахнулся от него Сумрак.

– Я даже и не начинал, – возразил сын Броска, но голос у него при этом стал подозрительно довольным.

Пока охотник ел, пил и приводил себя в относительный порядок, проводник подробно докладывал обстановку. В целом, ничего экстренного не наблюдалось. Разве что, Матка ночью опять принялась психовать, но под утро успокоилась, да на третьем уровне возникли небольшие проблемы. «Садовники» реально доскреблись до того, что частично передавили друг друга, растворив ценой многих жертв нижний угол двери и получив свободу. Теперь оставшаяся в живых мелочь то сновала по уровню с мыслью, кого бы покормить, то принималась усердно запихивать в слишком маленькую для этого дыру обнаруженные в коридорах трупы. Снаружи стратегический уровень вновь осаждали солдаты.

Недовольно скривившись от полученных новостей, Сумрак, однако, комментировать ситуацию не стал. Кошмар также от личной оценки происходящего воздержался, хотя, признаться, очень хотелось высказать пару мыслей…

Когда доклад был закончен, проводник перенаправил трансляции охотнику и ушел спать, не забыв напомнить о необходимости освежить охранные знаки на шкуре. Далее отходняк накрыл его в не меньшей степени, чем Сумрака, и Кошмар продрых почти десять часов, а, когда, вновь вышел на связь, то был приятно удивлен взбодрившимся, свежеразмалеванным и пришедшим в относительно стабильное эмоциональное состояние напарником.

Остаток вечера они мирно пробеседовали, как и положено добрым друзьям, строя планы завтрашней зачистки и временами рассуждая на какие-то отвлеченные темы, пока Сумрак заканчивал чинить скафандр. И только уже готовясь ко сну, сын Грозы все-таки задал весь день мучивший его вопрос:

– Кошмарик, скажи, если не секрет, что бы ты хотел от своей жизни?

– Тут какой-то подвох? – с сомнением отозвался сын Броска после недолгого молчания.

– Нет, мне правда интересно, – серьезно проговорил Сумрак и тут же добавил слегка извиняющимся тоном: – Просто я тут внезапно задумался о том, чего же хочу я… И понял, что до сих пор не знаю этого.

– Ну… – задумался Кошмар. – Наверное, я много чего хочу. Хочу, наконец, перестать перебиваться поблажками Гнева и стать достойным воином, а не предметом для шуток. Хочу, чтобы в Сезон была возможность к какому-нибудь теплому боку приткнутся, а, лучше, сразу к нескольким. Хочу, чтоб всегда было, на кого положиться в странствиях. И… ты только не смейся, хочу, чтобы мне точно так же, как тебе, было о чем рассказать.

– Что ж, это все вполне осуществимо, – как можно более ровно заметил сын Грозы, тем не менее, испытав на мгновение странное чувство: все, что перечислил Кошмар, все, в чем напарник видел свое нехитрое счастье и о чем, судя по интонации, мечтал как о несбыточном чуде – все это без исключения имелось у него самого… Только Сумрак, в отличие от Кошмара, никогда и ничего из этого не желал… Почему он стал хорошим воином? Потому что являлся сыном своего отца. Трофеи и приключения были закономерным следствием – Сумрак не гнался за ними. Что до гарема, то им самец вообще обзавелся случайно, хотя и не мог теперь помыслить жизни без него. А друг, на которого всегда можно положиться… Что ж, был и друг. Но его Сумрак тоже не искал – Кошмар самым неожиданным образом появился сам. Быть может, потому сын Грозы и ценил его меньше, чем тот в действительности заслуживал…

– Определенные усилия, конечно, потребуются, но ты, хотя бы, точно знаешь, чего хочешь… – попытался приободрить сникшего вдруг напарника охотник.

– Если честно, я тоже совсем недавно об этом задумался, – сознался Кошмар. – С тех пор, как… – тут он запнулся, явно сделал над собой усилие и договорил: – С тех пор, как ушел Проклятье. В тот момент моя жизнь словно бы… Перезагузилась, что ли? Обнулилась. Все, что было до – будто не со мною. Я понял, что один я – просто пустое место. Как-то так…

От этих слов Сумрак напрягся. Нет, сейчас совсем не время! Зря он, похоже, спросил…

И вновь в памяти возник тот день, когда последний сын Броска, отринув гордость и стыд, разрыдался на плече тогда еще фактически едва знакомого ему собрата, а сын Грозы, поборов неприятие по отношению к другим самцам, позволил ему это сделать. Да не просто позволил, а, жутко вспоминать, обнял в ответ и просидел с ним так больше двух часов, пока обессиленного сородича не сморила тревожная, болезненная дремота. Все это время Сумрак ценой невероятных усилий подавлял в себе желание оттолкнуть Кошмара и скорее уйти, не оглядываясь. Однако причиной тому было отнюдь не презрение к несчастному. Сам по себе столь длительный, тесный и доверительный контакт обжигал столь же нестерпимо, как если бы Сумрак вздумал прижать к себе кусок раскаленного металла. Многие годы общаясь с другими воинами исключительно во время поединков, сын Грозы привык, что любые взаимодействия с ними либо причиняют боль ему, либо несут ее кому-то другому, а потому все происходящее было настолько чуждо и непонятно, что дрожь по хребту шла, и грива становилась дыбом. Как он это вынес, одним богам ведомо… И еще долго потом он чувствовал на своей коже колющие отголоски того вынужденного прикосновения, почему-то так нужного Кошмару, но с таким трудом давшегося ему самому. До сих пор неясно было, что именно помнил сам Кошмар и как к этому относился, в любом случае, повторения бы не хотелось. И совсем даже не из-за того единожды испытанного панического отторжения – просто ощущать так близко чужое отчаяние на поверку оказалось много, много хуже…

– Ты не пустое место, дружище, и ты не один, – мягко сказал сын Грозы.

– Услышь я это от кого-нибудь другого, решил бы, что надо мной смеются или просто хотят отвязаться, дабы не грузил своими проблемами, – печально проговорил Кошмар, – но тебе, брат, я верю. Спасибо… Ну, так, что же, помог тебе хоть в чем-то мой пример?

– Хотел бы сказать, что да, – вздохнул Сумрак, уже успевший малость забыть о том, с чего начался разговор, – но, боюсь, я так и не понял…

Внезапно Кошмарик по ту сторону динамика тихо рассмеялся.

– Помочь? – поинтересовался он.

– Хочешь сказать, что ты знаешь, чего я хочу, когда я даже сам того не знаю? – фыркнул недоверчиво сын Грозы, но, тем не менее, уселся поудобнее, будто заранее приготовившись услышать из пасти напарника некое потрясающее откровение.

– Знать наверняка я, конечно, не могу, – согласился Кошмар, – но предположить несложно. Каждый желает того, чего он лишен, иногда явно, иногда подсознательно. Так вот у тебя, друг мой, есть почти все для полного счастья, кроме одного: внутреннего покоя и согласия с самими собой. Ты цепляешься за кучу условностей, пытаешься уместить себя в общепринятые рамки, все время гонишься за какими-то несбыточными идеалами. Ты бы и рад получать удовольствие от жизни, но просто не умеешь этого делать, я прав?

Сумрак не ответил. Он долго молчал, пытаясь осмыслить сказанное напарником, но никак не мог решить, следует ему благодарить, возражать или обижаться. В итоге, его терзания был вынужден прервать тот, кто их же и породил.

– Не парься, – выдал Кошмарик свое коронное, – «Остров» расставит все по своим местам, я уверен.

– О чем ты? – наконец, подал голос Сумрак.

– Увидишь, – загадочно ответил Кошмар.

Золотой стоял к нему спиной, словно бы не замечая присутствия молодого самца, и что-то чертил на земле наконечником копья. Сумрак замер в двух шагах и теперь никак не решался заговорить первым и обратить на себя внимание. Ему было страшно интересно, что там рисует этот желтокожий, но приблизиться сын Грозы также не осмеливался.

Вдруг таинственный воин заговорил сам – все так же, не оборачиваясь и не отрываясь от своего занятия. Заговорил, и Сумрак оторопел от первых слов, а после… А после он едва удержался, чтобы не начать говорить с Золотым в унисон, повторяя знакомые с детства слова матушкиной любимой сказки.

– Вначале была только кромешная тьма, и жестокие твари скрывались в ней, пожирая друг друга и чиня Хаос. Однажды самая крупная и ненасытная тварь взяла верх над всеми остальными. Она хватала и проглатывала другие порождения мрака, раздуваясь и набирая силу. И вот стала она такой огромной и тяжелой, что уже едва таскала свое брюхо. Сделавшись неповоротливой, она не могла более промышлять себе пищу. Терзаемая голодом, начала тварь пожирать сама себя, пока не осталась от нее одна гигантская голова. Тогда раскрылась она, и явился из этой головы Черный Воин. Скрываясь во тьме, начал он свою Первую Охоту, истребляя тварей одну за другой, и не было у него иной цели и иного занятия.

Тут Золотой умолк и повернулся к сыну Грозы. И указал на законченный символ, веля подойти. Сумрак шагнул вперед, не смея ослушаться. То, что он узрел на рыхлой лесной почве, оказалось древним символом единства хаоса и порядка в виде двух взаимопроникающих языков пламени. Молодой самец перевел на старшего недоумевающий взгляд, и воин, словно бы, дожидаясь этого, закончил рассказ, но теперь Сумрак уже не узнавал слов, ибо матушка всегда говорила иначе…

– Так из Хаоса стал Порядок, – подытожил Золотой, опираясь на копье и глядя на юнца свысока.

– Великий, я всегда думал, что Черный Воин – божество разрушитель… – удивился тот.

– Разрушитель? – переспросил старший. – А, разве, не из искры от его копья родился мир?

– Получается, на самом деле он – созидатель?

– Нет, – Золотой снисходительно дернул жвалами и качнул головой. Непонятливый малек…

– Но кто тогда? – не вытерпел Сумрак.

– Творец Порядка и Страж Хаоса, – терпеливо разъяснил Золотой. – Преобразователь. Все сущее есть результат упорядоченности, зародившейся в первозданной пустоте. Но Порядок – отнюдь не стремление уничтожить Хаос, а лишь способ привести мир в движение. Черный Воин идет вперед и творит Порядок перед собой, но за его плечами Хаос смыкается вновь, и, покуда он не остановится, мир будет существовать. Знаешь, почему Черный Воин непобедим?

Сумрак только покачал головой в ответ, вызывая очередную довольную улыбку собеседника.

– Потому что он не занимает ни одну их сторон. Вот Порядок, а вот Хаос, – желтокожий поочередно указал острием копья на каждую из половин символа, а затем прикоснулся к линии, пролегающей между ними и, вновь устремив свой взгляд на Сумрака, пояснил: – А вот здесь стоит сам Черный Воин. Где же находишься ты, ответь?