Текст книги "Цезарь, или По воле судьбы"

Автор книги: Колин Маккалоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 52 страниц)

– А как его ликторы справятся с маршем? Я видел, они совершенно измотаны переходом по Эмилиевой дороге.

– Будь моя воля, я помещал бы этих неженок в учебные лагеря. Но наш командующий с ними мягок и, когда торопится, позволяет им плестись сзади, хотя это и не по правилам. Они изрядно отстанут, но после сумеют найти его штаб.

– А мулы? Где их взять в такой спешке?

Гирций усмехнулся:

– У него всегда под рукой мулы Мария. – Он имел в виду, что солдаты Гая Мария обычно несли на спинах поклажу в тридцать фунтов. – А потом, это ведь армия Цезаря, Луций. Все четвероногие, которые нужны пятнадцатому легиону, будут к завтрашнему утру полностью экипированы, как и люди. Цезарь считает, что любой легион должен быть готов к выступлению в любой момент.

Пятнадцатый уже был построен, когда Цезарь, Луций Цезарь, Авл Гирций и Децим Брут приехали в лагерь. Как бы ни трясло легион после сообщения о предстоящем марше, заметить это уже было нельзя. Первая когорта уверенно зашагала за командующим и его свитой, десятая, хвостовая, когорта маршировала под стать остальным.

Легионеры шагали по восемь в ряд, так же как они размещались по палаткам. Восходящее солнце посверкивало на кольчугах, отполированных для несостоявшегося парада. Шли с непокрытыми головами, все при мечах и кинжалах, в правой руке – pilum, а на левом плече – Т– или Y-образная палка с повешенным на нее мешком, щит в чехле. Над всем этим торчал шлем. В своем мешке каждый солдат нес пятидневный запас пшеницы, нут (или другие бобовые) и бекон. А еще бронзовую фляжку с маслом, бронзовую же миску и чашку. А еще бритву, запасную тунику, шейные платки и белье. Багаж рядового на марше, кроме того, составляли: гребень из крашеного конского волоса для шлема, короткий сагум (плащ с отверстием для головы в центре) из водонепроницаемой немытой лигурийской шерсти, носки и меховые сапожные стельки для холодной поры. Шерстяные штаны и одеяло, плоская корзина для переноски земли. И какие-нибудь дорогие сердцу вещицы – например, талисман или локон возлюбленной. Некоторые общие вещи восьмерки были поделены. Кто-то нес кремень и огниво, кто-то соль, кто-то закваску для теста, или пряные травы, или лампу, или баклажку с маслом для этой лампы, или пучок сухих прутьев. Небольшая кирка и лопата, а также пара кольев для ограждения лагеря были привязаны к палке, поддерживающей вьюк на спине.

Рядом с восьмеркой семенил мул, обремененный маленькой мельницей для помола зерна, небольшой глиняной печью для выпечки хлеба, бронзовыми поварскими котлами, парой запасных копий, бурдюками с водой и сложенной кожаной палаткой при всех ее оттяжках и кольях. Каждого мула сопровождали двое нестроевых солдат из обслуги, в чьи обязанности входило бесперебойно снабжать восьмерку водой. Поскольку обозы на срочные марши не снаряжались, за каждой центурией следовала повозка, влекомая шестью мулами. В ней находились различные инструменты, гвозди, некоторое количество обиходных вещей, бочки с водой, большой жернов, провиант и палатка центуриона с его личным имуществом. Центурион был единственным человеком в центурии, который шел налегке.

В полном составе легион включал в себя четыре тысячи восемьсот рядовых легионеров, шестьдесят центурионов, триста артиллеристов, сто инженеров с механиками и тысячу шестьсот нестроевых солдат. В центре колонны громыхали тридцать единиц артиллерии: десять баллист и двадцать разнокалиберных катапульт. Рядом тряслись повозки с боеприпасами и запасными узлами для ремонта выходящих из строя машин. Артиллеристы любовно и непрестанно следили за своей техникой, проверяя ее состояние и смазывая трущиеся поверхности маслом. Они хорошо знали дело, и их боевые успехи зависели не от случая, а основывались на скрупулезных расчетах. Снаряды летели по строго рассчитанным траекториям. Камни баллист разбивали в щепы неприятельские тараны и осадные башни, а стрелы катапульт с удивительной точностью поражали людей.

«А они хорошо выглядят», – подумал Цезарь, придержав лошадь и пропуская мимо себя все шестьдесят центурий, чтобы сделать то, что было необходимо: подбодрить людей, объяснить им, куда они направляются и что он от них ждет. Целые полторы мили от первой до десятой когорты с артиллеристами и инженерами в середине. Лишь закончив это дело, Цезарь слез с коня и пошел пешком.

– Дайте мне сорок миль в день – и вас ждет двухдневный отдых в Никее! – крикнул он, широко улыбаясь. – Будете делать по тридцать миль в день – и до конца этой войны будете чистить выгребные ямы! От Плаценции до Никеи двести миль, а я должен быть там через пять дней! Провизия в ваших мешках, это все, что у вас будет! Парни на другой стороне Альп нуждаются в нас, и мы идем, чтобы быть там прежде, чем эти cunni галлы узнают, что мы ушли отсюда! Поэтому разомните ноги, парни, и покажите Цезарю, из чего вы сделаны!

И они показали. Никакие сигамбры теперь не могли испугать их, а ведь несколько месяцев назад все было иначе. Дорога, проложенная Марком Эмилием Скавром между Дертоной и Генуей по берегу Тусканского моря, являлась настоящим шедевром среди инженерных сооружений подобного рода и текла между горами без заметных подъемов и спусков, пересекая ущелья по виадукам. Дорога от Генуи до Никеи была уже не так хороша, но все же гораздо лучше, чем в те времена, когда Гай Марий вел по ней свою тридцатитысячную армию. Когда солдаты привыкли к ритму, Цезарь получил свои сорок миль в один переход, несмотря на короткие зимние дни. Подошвы солдат давно огрубели от непрестанной муштры, а тяжелая ноша стала привычной. Кроме того, пятнадцатый легион сознавал, что его послужной список не блещет успехами, и, однажды осрамившись, теперь вознамерился сделать все, чтобы об этом больше не вспоминали.

В Никее оправдавшие надежды Цезаря парни получили обещанные два дня отдыха, а сам он и его легаты, ознакомившись с ожидавшим там письмом Гая Требония, стали обдумывать дальнейшие действия.

Цезарь, нам удалось получить следующую информацию от захваченного нами арвернского друида. Допрашивал его Лабиен. Почему от друида? Фабий, Секстий, Квинт Цицерон и я решили, что раб знает мало, а воин может предпочесть смерть предательству. А друиды слабаки. Имей наши плебейские трибуны такую же неприкосновенность, как самый младший друид, на них совсем не было бы управы. Почему дознавателем сделали Лабиена, ты, я думаю, понимаешь и сам. Впрочем, пленник выболтал ему все задолго до того, как успели раскалиться железные щипцы.

Гай Фуфий Кита, его подручные, а также другие римляне, равно как и греческие торговцы, были перебиты в Кенабе в начале февраля, но до нас не дошло об этом ни слова. Зато карнуты не преминули распространить эту весть среди галлов, и в тот же день высланный из Герговии Верцингеториг ворвался в нее со своими сторонниками и убил Гобаннитиона, после чего провозгласил себя царем. И все горячие головы среди арвернов его поддержали.

Очевидно, он немедленно отправился в Карнут, где провел совещание с Гутруатом, вождем карнутов, и твоим давним другом, верховным друидом Катбадом. Наш осведомитель затруднился назвать остальных участников совещания. Он полагает, что там были еще вергобрет карнутов Луктерий и Коммий! Собрание постановило призвать всех галлов к оружию.

Это не шутка, Цезарь. Это война. Галлы объединяются повсеместно, от устья Мозы до Аквитании и по всей стране с запада на восток. Верцингеториг намерен объединить Галлию под своим началом, убежденный, что возьмет нас числом.

В начале марта они собрались у стен Карнута для зимней кампании. Ты спросишь: против нас? Нет, против любых племен, которые откажутся к ним примкнуть.

Луктерий и пятьдесят тысяч кадурков, пиктавов, андекавов, петрокориев и сантонов отправились воевать с рутенами и габалами. Как только те покорятся, он со своей армией двинется на нашу Провинцию, в частности на Нарбон и Толозу, чтобы отрезать нас от обеих Испаний, а заодно взбунтовать гельветов и вольков.

Сам Верцингеториг ведет около восьмидесяти тысяч сенонов, карнутов, арвернов, свессионов, паризиев и мандубиев на битуригов, которые не хотят объединения. Их земли богаты железной рудой, так что нетрудно понять, почему Верцингеториг развивает такую активность.

Известный Восток

Я пишу это письмо, а он делает свое дело, поскольку весной собирается бросить все силы на нас. Его план недурен: держать тебя в изоляции от зимующих здесь легионов. Он считает, что мы в этом случае не покинем своих лагерей и галлы возьмут нас осадой.

Наверняка ты захочешь спросить: а с чего это нам вздумалось похищать друида арвернов? Почему мы не посиживаем в тепле и уюте, радуясь зимним спокойным денькам, как надеялся Верцингеториг? Все началось с эдуя Литавика, Цезарь. Он несколько раз наезжал ко мне в феврале, и каждый раз словно бы совершенно случайно. По дороге со свадьбы родича, например. Я не придавал этому никакого значения до его мартовского визита, когда он вдруг обмолвился, что в Герговии правит Верцингеториг. Слово «правит» меня удивило, и Литавик вдруг заюлил. Попытался скрыть оплошность за шуткой: мол, Верцингеториг никакой не правитель, а всего-навсего вергобрет без коллеги. Я расхохотался, но, проводив его, сел писать тебе первое свое письмо.

Цезарь, у меня нет прямых доказательств, что эдуи ведут двойную игру, но будь с ними осторожен. Я нутром чую, что они прислоняются к Верцингеторигу. Или только молодежь, как Литавик, но это тоже опасно, даже если их вергобреты лояльны. Битуриги послали к эдуям за помощью. Те отправили Литавика сообщить мне об этом и спросить, не буду ли я против того, чтобы они помогли битуригам. Я сказал, что если это их внутренние дела, то пусть выступают в поход.

Эдуи выступили, но совершили странный маневр. Их многочисленное и хорошо вооруженное войско дошло лишь до берега реки Лигер и, выждав там несколько дней, вернулось домой. Литавик только что ускакал от меня. Он приезжал, чтобы объяснить, почему так получилось. По его словам, в дело вмешался Катбад. Он-де каким-то образом сообщил Литавику, что битуриги и арверны вошли в сговор, чтобы заманить армию эдуев в ловушку и с двух сторон наброситься на нее.

Не слишком убедительно, Цезарь, хотя я и сам не знаю, почему так решил. Товарищи разделяют мои опасения, особенно Квинт Цицерон, у которого, кажется, неплохо развита интуиция.

Решай, что нам делать, но лучше приезжай сам. Ибо я отказываюсь верить, что кучка галлов, с эдуями или без оных, сумеет тебя удержать. И знай, что мы здесь готовы к любому повороту событий. Под предлогом, что в лагере появилась зараза, Фабий со своими двумя легионами снялся с места и разбил новый лагерь у истоков Икавны, невдалеке от Бибракты. Я полагаю, ты одобришь это. Эдуи, кажется, приняли перемещение спокойно, но кто их знает? Я стал относиться к ним подозрительно.

Если ты пошлешь сообщение или войска либо сам направишься в Агединк, мы все советуем тебе обойти земли эдуев. Ступай на Генаву, на Везонтион, а далее через земли лингонов. Именно по такому маршруту мы отправляем тебе сообщения. Я очень рад, что с нами Квинт Цицерон. Он отражал наскоки нервиев, будучи в долгой осаде. Его опыт просто неоценим.

Лабиен сообщает, что он со своими двумя легионами останется там, где стоит, пока не получит твоих распоряжений. Правда, он тоже передвинулся и расквартировался подле Бибракса, оппида ремов. Кажется, нет сомнений, что главного удара надо ждать от кельтов Центральной Галлии, поэтому мы решили, что нам лучше оставаться на расстоянии, откуда будет легче дать отпор. Белги, с Коммием или без него, перестали быть силой, с которой надо считаться.

Цезарь умолк, и в комнате воцарилась мертвая тишина. В первом письме Требония было лишь беспокойство, в этом – определенная и недвусмысленная информация.

– Первым делом мы разберемся с Провинцией, – твердо объявил Цезарь. – Пятнадцатый легион, разумеется, пусть отдохнет, как обещано, но потом ему надлежит без задержек двинуться к Нарбону. Я поскачу вперед – там начнется паника, ее надо унять. От Никеи до Нарбона триста миль, но я хочу, чтобы пятнадцатый покрыл их за восемь дней, ты слышишь, Децим? Это твоя забота, назначаю тебя командиром, а ты, Гирций, поедешь со мной. Проследи, чтобы нам хватило курьеров. Я должен постоянно сноситься с Мамуррой и Вентидием.

– Ты возьмешь Фаберия? – спросил Гирций.

– Да. Трога тоже. Прокилл поедет с письмом для Требония в Агединк. Через Генаву и Везонтион, раз уж нам так рекомендовали. А по пути пусть навестит Рианнон. И скажет ей, что в этом году она останется дома.

Децим Брут напрягся.

– Значит, ты думаешь, что мы завязнем в этом деле на целый год? – спросил он.

– Если вся Галлия объединится, то – да.

– А что должен делать я? – спросил Луций Цезарь.

– Ты отправишься с Децимом и пятнадцатым, Луций. Я назначаю тебя легатом, командующим Провинцией. Твоя задача – не дать ее захватить. Размести свой штаб в Нарбоне. И держи постоянную связь с Афранием и Петреем в Испаниях, а также не своди глаз с аквитан. Племена вокруг Толозы опасности не представляют, но те, что дальше на запад и вокруг Бурдигалы, должны тебя волновать. – Он улыбнулся родственнику своей самой теплой улыбкой. – Тебе достается столь ответственный пост, потому что у тебя есть опыт, статус консуляра и способность действовать самостоятельно, мой кузен. Покинув Нарбон, я хочу забыть о Римской Галлии. Ведь я буду знать, что там находишься ты.

«Вот так он и делает дела, милый Луций, – подумал Гирций. – Он заставляет тебя думать, что ты – единственный человек, способный выполнить данное поручение. После чего ты вывернешься наизнанку, чтобы ему угодить, а он сдержит слово: даже не вспомнит твоего имени там, куда отправится».

Цезарь тем временем отвернулся от Луция.

– Децим, утром собери центурионов пятнадцатого и вели им проследить, чтобы люди имели полное зимнее снаряжение в своих вещмешках. Если чего-то не хватит, пошли мне вдогонку курьера со списком. Я получу все в Нарбоне.

– Сомневаюсь, что это понадобится, – сказал Децим Брут. – Одно я могу сказать о Мамурре: он замечательный praefectus fabrum. Денег он, правда, не экономит, но и не прогадывает ни на качестве, ни на количестве закупленного снаряжения.

– Пусть не прогадывает и впредь. Кстати, это напомнило мне, что я должен оставить ему распоряжение увеличить численность артиллерии в моих легионах. Мне думается, каждому легиону надо иметь как минимум пятьдесят единиц. Для обработки войск неприятеля перед сражением.

Луций Цезарь удивленно возразил:

– Но артиллерия применяется лишь при осаде!

– Не спорю. Но почему бы не применить ее и в открытом бою?

Утром в Никее Цезаря уже не было. Он трясся в своей двуколке, запряженной четырьмя мулами. Он и во всем ему послушный Фаберий. Гирций ехал в другой повозке вместе с Гнеем Помпеем Трогом, главным толмачом Цезаря и знатоком Галлии.

В каждом городе, большом или маленьком, Цезарь ненадолго останавливался, чтобы увидеться с этнархом, если там заправляли греки, или с дуумвирами, если там первенствовали римляне. В нескольких словах он обрисовывал ситуацию в Косматой Галлии, потом приказывал собрать ополчение и разрешал взять оружие и доспехи из ближайших римских хранилищ. Приказы его принимались к спешному исполнению, и все с нетерпением ожидали приезда Луция Цезаря.

Домициева дорога к Испаниям всегда содержалась в идеальном порядке, так что обе двуколки без каких-либо помех катились по ней. От Арелата до Немауза потянулись болота и поросшие травой топи дельты Родана. Их пересекали по насыпной дороге, построенной Гаем Марием. Далее, от Немауза, остановки сделались более частыми и более длительными, ибо вокруг раскинулись земли вольков-арекомиков. До них уже дошел слух о войне между кадурками и рутенами, их северными соседями, однако Цезарь не сомневался в верности рутенов.

В Амбрусе его ожидала делегация гельвиев с западной стороны Родана. Собственно, эти люди искали встречи с любым римлянином достаточно высокого ранга. Их возглавляли дуумвиры, отец и сын, которым Гай Валерий дал римское гражданство. Оба они носили с тех пор его имя, оставив за собой также и галльские имена – Кабур и Доннотавр.

– У нас уже побывали послы от Верцингеторига, – сказал с беспокойством Доннотавр, сын Кабура. – Он почему-то решил, что мы с радостью присоединимся к его странной федерации. А когда мы отказались, его люди сказали, что у нас еще есть время одуматься.

– После мы слышали, что Луктерий напал на рутенов и что сам Верцингеториг пошел против битуригов, – добавил Кабур. – И мы поняли, что пострадаем, если к нему не примкнем.

– Да, вы пострадаете, – сказал Цезарь. – Не имеет смысла отрицать это. Вы перемените свое решение, если на вас нападут?

– Нет, – в один голос ответили отец и сын.

– В таком случае ступайте домой и вооружайтесь. Будьте всегда начеку. Не сомневайтесь, я пришлю вам помощь, как только смогу. Однако может случиться так, что все имеющиеся у меня силы будут брошены на что-то другое. Тогда помощь задержится, но я приду обязательно. Будьте уверены в том и держитесь, – сказал Цезарь. – Много лет назад я вооружил жителей провинции Азия против Митридата и попросил их дать сражение без римской армии – у меня тогда никого не было. И азиаты побили полководцев старого царя Митридата самостоятельно. Вы тоже сможете побить косматых галлов.

– Мы будем держаться, – решительно заверил Кабур.

Вдруг Цезарь улыбнулся:

– Но какая-то помощь все равно будет! Вы служили в римских вспомогательных легионах, вы знаете, как сражается Рим. Все доспехи и вооружение вы получите, как только мой кузен Луций Цезарь появится здесь. Составьте список того, что вам нужно, и от моего имени вручите ему. Укрепите города и будьте готовы укрыть в них жителей деревень. И постарайтесь внушить людям веру в победу.

– Еще мы слышали, – сказал Доннотавр, – что Верцингеториг сговаривается с аллоброгами.

– А-а-а! – Цезарь нахмурился. – Этих можно соблазнить щедрыми обещаниями. Прошло не так много времени с тех пор, как они отчаянно бунтовали против нас.

– Я думаю, – сказал Кабур, – что аллоброги внимательно выслушают все предложения, уйдут и будут делать вид, что их обсуждают. И так – много лун. Чем больше будет торопить их Верцингеториг, тем дольше они будут тянуть. Можешь поверить, к Верцингеторигу они не примкнут.

– А почему?

– Из-за тебя, Цезарь, – объяснил Доннотавр, удивляясь вопросу. – После того как ты урезонил гельветов, выслав их в собственные владения, аллоброги почувствовали себя в безопасности. И заняли земли вокруг Генавы. Они знают, какая сторона победит.

Цезарь нашел Нарбон в панике, но быстро ее погасил. Он собрал местное ополчение, отправил уполномоченных в земли вольков-тектосагов к Толозе, чтобы и там организовать оборону, и показал городским дуумвирам, что и где следует укрепить. В стенах грозной крепости Каркассон была сосредоточена бульшая часть арсенала западного региона Провинции. Люди почувствовали себя гораздо увереннее, когда их начали вооружать.

Цезарь еще раньше успел отправить посланцев в обе Испании: в Тарракон, где располагался штаб Луция Афрания, легата Помпея, и в Кордубу, где находился другой легат Помпея, Марк Петрей. Ответы от обоих ветеранов ждали его в Нарбоне. Они уже набирали дополнительные войска, готовые в случае надобности поддержать Нарбон и Толозу. Эти убеленные сединами viri militares прекрасно понимали, что Риму – и Помпею – не нужно независимое галльское государство по ту сторону Пиренеев.

Луций Цезарь, Децим Брут и пятнадцатый легион прибыли точно в намеченный день. Цезарь поблагодарил солдат и тут же ввел легатов в курс дела.

– Нарбонцы заметно успокоились, как только услышали, что я оставляю им консуляра твоего статуса, – вскинув бровь, сказал он кузену. – Проследи, чтобы у вольков-тектосагов, вольков-арекомиков и гельвиев было достаточно вооружения. Афраний с Петреем придвинут войска к границе и будут ждать твоего сигнала, так что за Нарбон будь спокоен. Чего я боюсь, так это вторжения дальних племен. – Цезарь повернулся к Дециму Бруту. – Децим, пятнадцатый полностью готов к зимней кампании?

– Да.

– А как у них с экипировкой?

– Я заставил всех выложить содержимое мешков на землю. Идет проверка. Утром центурионы доложат мне обо всем.

– В прошлом году эти центурионы показали себя не с лучшей стороны. Стоит ли доверять их оценке? Может быть, тебе лучше взглянуть самому?

– Я так не думаю, – спокойно возразил Децим Брут, никогда не боявшийся говорить с Цезарем откровенно. – Мое недоверие ослабит пятнадцатый. Они со всем справятся сами.

– Ладно, пусть все идет как идет. Я реквизировал в округе все шкурки кроликов, ласок, хорьков. Там, куда я их поведу, обычные шерстяные носки не годятся. А еще я заставил всех женщин Нарбона и его окрестностей вязать теплые шарфы и рукавицы.

– О боги! – воскликнул Луций Цезарь. – Ты что, поведешь их к гипербореям?

– Там будет видно, – сказал ему Цезарь и вышел.

– Я знаю, – вздохнул Луций Цезарь, опечаленно глядя на Гирция. – Мне скажут, когда будет нужно.

– Шпионы, – коротко бросил Гирций, поспешая за командующим.

– Шпионы? В Нарбоне?

Децим Брут усмехнулся:

– Может быть, их и нет, но зачем рисковать? Недоброжелатели и обиженные есть везде.

– Как долго он здесь пробудет?

– Уйдет к началу апреля.

– Через шесть дней?

– Нехватка шарфов и рукавиц – единственное, что может его задержать. Но вряд ли такое случится. Думаю, он не преувеличивал, говоря, что заставил работать всех женщин.

– Он скажет солдатам, куда поведет их?

– Нет. Он просто их поведет. Нет лучше способа распространять новости, чем кричать о них во весь голос. Пусть кричат галлы, им это свойственно. А он будет молчать.

И все же Цезарь дал объяснения своим легатам во время обеда в последний день марта. Но лишь после того, как отпустили всех слуг и удвоили охрану в коридорах.

– Обычно я не столь скрытен, – сказал он, откидываясь на ложе, – но в одном отношении Верцингеториг прав. У Косматой Галлии действительно достаточно сил, чтобы изгнать нас. Но только в том случае, если он успеет собрать их. Сейчас у него под рукой где-то от восьмидесяти до ста тысяч воинов. А к общему сбору, который им запланирован в секстилии, их число возрастет до четверти миллиона, а может, и больше. До секстилия его нужно разбить.

Луций Цезарь вдохнул сквозь стиснутые зубы, издав тихий свист, но промолчал.

– Верцингеториг не предвидел, что римляне предпримут какие-либо военные действия до секстилия и середины весны, – продолжал Цезарь, – вот почему сейчас у него не так много людей. За зиму он намерен подчинить непокорные племена. Он думает, что я нахожусь по другую сторону Альп, и уверен, что, когда я приду, он сможет помешать мне соединиться с моим войском. Он считает, что у него будет время возвратиться в Карнут и присутствовать на общем сборе. Пока Верцингеториг слишком занят, чтобы объявлять общий сбор, я должен добраться до моих легионов. И не долее чем за шестнадцать дней. Но если я двинусь вверх к истокам Родана, Верцингеториг узнает о том, прежде чем я дойду до Валентии. И запрет меня в Виенне или Лугдуне. С одним легионом я там не пробьюсь.

– Но ведь другого пути нет! – выпалил Гирций.

– В том-то и дело, что есть. Завтра, Гирций, я двинусь на север. Мои лазутчики сообщают, что Луктерий переместился на запад и осаждает оппид рутенов Карантомаг. А габалы решили – вполне предусмотрительно, учитывая их близость к арвернам, – присоединиться к Верцингеторигу. И сейчас усиленно тренируются, готовясь к походу на гельвиев.

Цезарь выдержал драматическую паузу, прежде чем открыть карты:

– Я намерен обойти Луктерия и габалов с востока и перевалить через Цевеннский хребет.

Даже Децим Брут был поражен его заявлением:

– Зимой?!

– А почему бы и нет? Я ведь однажды перешел Альпы на высоте десять тысяч футов, когда торопился из Рима в Генаву, чтобы унять распоясавшихся гельветов. Все говорили, что я не пройду, но я прошел. Правда, дело было осенью, но на высоте десять тысяч футов всегда зима. Правда и то, что армия не смогла бы пройти по козьим тропам до Октодура, но Цевенны не столь уж грозны. Перевалы там на трех-четырех тысячах футов, и есть дороги. Галлы перебираются с одной стороны хребта на другую довольно большими группами, так почему же и я не смогу?

– Не нахожу причин для возражений, – нехотя признал Децим.

– Если снег будет глубоким, мы пророемся сквозь него.

– То есть ты намерен подойти к Цевеннам в верховьях реки Олтис и перейти через Родан где-то около Альбы Гельвиев? – спросил Луций Цезарь, торопясь блеснуть нахватанными в последние дни географическими познаниями о регионе, которым ему было поручено управлять.

– Нет, думаю, я пойду дальше, – ответил Цезарь. – Хочу спуститься с гор как можно ближе к Виенне. Чем дольше мы останемся невидимками, тем лучше для нас и хуже для Верцингеторига. Я надеюсь появиться там раньше, чем он прознает о нас. И забрать с собой четыре сотни германских всадников. Если Арминий хозяин своему слову, они уже должны меня ждать.

– Значит, ты положил шестнадцать дней на то, чтобы перевалить через Цевеннский хребет и соединиться с нашими силами в Агединке? – уточнил Луций Цезарь. – Это же более четырехсот миль, и местами по глубокому снегу.

– Да. Я собираюсь делать в среднем по двадцать пять миль в день. Быстрее мы сможем идти от Нарбона до реки Олтис и после того, как покинем Виенну. Этим мы компенсируем потерю скорости на перевалах. В Агединке будем вовремя, уверяю тебя. – Цезарь пристально посмотрел на кузена. – Я намерен все время опережать информаторов Верцингеторига. Я хочу, чтобы он был обескуражен. Где Цезарь? Кто-нибудь слышал, где находится Цезарь? Ага, вот он и попался! А меня там уже четыре или пять дней как нет, и где я, неизвестно.

– Ты делаешь ставку на то, что он не профессионал, – задумчиво заметил Децим Брут.

– Именно. Много амбиций и мало опыта. Я не говорю, что он боязлив и не способен к решительным действиям. Но у меня есть преимущества, и я должен использовать их. Я умен, опытен, и мои амбиции превосходят самые дерзостные его чаяния. Для победы мне нужно все время заставлять Верцингеторига принимать неправильные решения.

– Надеюсь, ты не забудешь взять с собой свой сагум, – усмехнулся Луций.

– Я не расстанусь с ним ни за какие сокровища! Когда-то он принадлежал Гаю Марию. Бургунд принес его мне. Ему девяносто лет, вонь от него поднимается до небес, ее не могут отбить никакие душистые травы, и меня передергивает всякий раз, когда я его надеваю. Но говорю тебе, таких плащей уже больше не делают, даже в Лигурии. Дождь от него отскакивает, ветер не продувает, а алый цвет его столь же ярок, как в тот день, когда он был сделан.

Пятнадцатый легион оставил Нарбон без единой повозки. Палатки центурионов были погружены на мулов вместе с запасными пиками и инструментами. Остальную поклажу, а также любимую артиллерию Цезаря в обстановке строжайшей секретности отправили длинным кружным путем к долине Родана. Каждый легионер из восьмерки нес пятидневный запас провизии. Провизию еще на одиннадцать дней вместе с тяжелыми инструментами вез второй приданный восьмерке мул. А ноша солдат полегчала на пятнадцать фунтов, так легионеры шагали бодро.

Знаменитая удача не покидала Цезаря, ибо северную дорогу подернул туман, не давая наблюдателям Луктерия или габалов видеть, что на ней происходит. Легион незамеченным подошел к горным кручам. Повалил крупный снег, поторапливая легионеров. К восхождению приступили немедленно. Цезарь хотел как можно скорее добраться до перевалов.

Снежный покров достигал местами глубины шесть футов, но метель прекратилась. Каждая центурия поочередно выходила вперед, расчищая путь остальным. Чтобы уменьшить риск, людей перестроили, они шли по четверо в ряд, а мулов в опасных местах проводили по одному. Время от времени кто-нибудь оступался, срываясь в расщелину, или снежная толща обваливалась, увлекая за собой несчастных. Но потери были редки, бедолаг обычно вытаскивали наверх невредимыми. От возможной гибели и переломов их спасал все тот же глубокий снег.

Цезарь спешился и на протяжении всего перехода шел вместе со всеми, в свой черед расчищая дорогу и подбадривая легионеров, объясняя, куда они идут и что будет их ждать по прибытии. Его присутствие всегда успокаивало солдат. В свои восемнадцать лет эти парни еще не достигли полной зрелости ни умственной, ни физической, они тосковали по дому. Нет, безусловно, Цезарь не казался им отцом родным (иметь такого отца никто не осмеливался даже в самых смелых фантазиях), но от него исходила такая колоссальная уверенность в себе, не имевшая ничего общего с кичливостью, что рядом с ним они оживали и чувствовали себя под надежной рукой.

– А вы становитесь неплохим легионом, ребята, – говорил он им, широко улыбаясь. – Сомневаюсь, что десятый шел бы здесь намного быстрее, чем вы, хотя счет лет его службы подходит к десятку. Вы, конечно, еще сосунки, но подаете большие надежды!

Маршрут Цезаря и пятнадцатого легиона от Плаценции к Агединку с Мартовских нон по Апрельские иды

Удача по-прежнему благоволила к нему. Наверху мело, но не столь сильно, чтобы замедлить продвижение легиона; ни один галл не попался навстречу, а легкая снежная дымка скрывала римлян от чужих глаз. Сначала Цезаря беспокоила мысль об арвернах, чьи земли находились к западу от перевала, но время шло, а арверны не появлялись, и он уже стал надеяться, что Верцингеториг так ничего и не узнает о его хитром маневре.

Наконец пятнадцатый легион, очень довольный собой, спустился с Цевеннского хребта и вошел в Виенну. Три легионера погибли, несколько человек поломали руки и ноги, четыре мула, запаниковав, сорвались со скалы, но ни один солдат не обморозился, и все были готовы идти дальше – на Агединк.

Четыреста германцев из племени убиев жили там уже почти четыре месяца. Лошади ремов пришлись им по нраву, и вождь на ломаной латыни заверил, что его люди сделают для Цезаря все.

– Децим, веди дальше пятнадцатый без меня, – сказал Цезарь, надевая вонючий старенький сагум. – Я с германцами поскачу к Икавне. Там мы воссоединимся с Фабием и двумя его легионами и встретим тебя в Агединке.

Девяносто тысяч галлов выступили из Карнута, направляясь к владениям битуригов. Шли они медленно, ибо Верцингеториг сознавал, что мало смыслит в осадной войне и вряд ли сумеет взять Аварик. Поэтому он просто хотел привести ослушников в ужас, сжигая их хутора и деревни. Это произвело должный эффект, но только после того, как армия эдуев возвратилась домой, так и не перейдя реку Лигер. Битуригам потребовалось еще несколько дней, чтобы понять, что помощи нечего ждать и от римлян, спокойно посиживающих за неприступными стенами своих лагерей. В середине апреля битуриги склонились перед Верцингеторигом.