Текст книги "Цезарь, или По воле судьбы"

Автор книги: Колин Маккалоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 52 страниц)

К середине февраля урожай был полностью собран. Все силосные ямы и зернохранилища заполнили доверху. Окорока закоптили, свинину и оленину пересыпали солью, яйца, свеклу и яблоки погрузили в погреба. Кур, уток, гусей загнали в загоны, крупный рогатый скот и овец отвели подальше от дорог, по которым двигались войска.

– Время начинать, – сказал Гутруат своим сотоварищам. – Мы, карнуты, подадим всем пример. Поскольку идея восстания принадлежит нам, нам же принадлежит и право первого удара. И мы нанесем его, пока Цезарь находится по другую сторону Альп. Знамения говорят, что зима будет тяжелой, а Верцингеториг считает, что необходимо помешать Цезарю возвратиться к своим легионам. Без него они носу не высунут из лагерей. К весне вся Галлия будет с нами.

– Что ты собираешься делать? – спросил Катбад.

– Завтра на рассвете мы войдем в Кенаб и убьем там всех римлян и греков.

– Это объявление войны.

– Для Галлии, но не для римлян. Я не хочу, чтобы весть о случившемся дошла до Требония, ведь он тут же свяжется с Цезарем. Нет уж, пусть Цезарь сидит, где сидит, пока вся Галлия не возьмется за оружие.

– Стратегия хорошая, если сработает, – сказал Катбад. – Надеюсь, ты будешь более удачлив, чем нервии.

– Мы не белги, Катбад, мы – кельты. Кроме того, нервии целый месяц не давали Квинту Цицерону послать весточку Цезарю. Неужели мы этого не сумеем? Месяц – достаточный срок. Через месяц наступит зима.

Таким образом, Гай Фуфий Кита, как и все негаллы в Кенабе, на себе ощутил верность римской максимы, утверждавшей, что все мятежи в провинциях начинаются с истребления римлян. Под командованием Гутруата отряд карнутов налетел на собственную столицу, занял ее и убил там всех иноземцев. Фуфия Киту постигла участь Аккона. Его публично высекли и обезглавили, хотя умер он во время порки. Поскольку карнуты сами подначивали стегавшего, то придираться было не к чему. Голову Фуфия Киты с ликованием доставили в священную рощу Езуса, и там Катбад принес ее в жертву.

Новости в Галлии разносятся очень быстро, хотя и претерпевают великие искажения. Не всегда можно правильно разобрать, что там кричат тебе через поле.

Утром пошла молва: «Все римляне в Кенабе убиты». А через полторы сотни миль это звучало уже так: «Карнуты восстали и перебили всех римлян на своей земле!» Именно в таком виде с наступлением сумерек новость дошла до главного опорного пункта арвернов, Герговии, и ее услышал Верцингеториг.

Наконец-то! Наконец-то свершилось! Мятеж вспыхнул в центре Галлии, а не во владениях белгов или кельтов с западного побережья! Этих людей он знал, они снабдят его командующими, когда соберется великая галльская армия, они многому научились, они знают цену кольчугам и шлемам и усвоили военные хитрости римлян. Скоро и сеноны, и паризии, и свессионы, и битуриги, и все прочие племена Центральной Галлии тоже воспрянут. И он, Верцингеториг, примкнет к ним, чтобы возглавить единую армию галлов!

Разумеется, он не сидел сложа руки, но действовал отнюдь не так успешно, как Гутруат. Трудность состояла в том, что арверны еще не забыли гибельную для них войну против Агенобарба. Их разгромили, и рынки рабов впервые получили многие партии галльских женщин с детьми. А мужчин почти всех перебили.

– Верцингеториг, арвернам понадобилось семьдесят пять лет, чтобы снова подняться, – сказал Гобаннитион на совете арвернов, стараясь не терять терпения. – Когда-то мы были самым большим племенем во всей Галлии. Потом, обуреваемые гордыней, мы ополчились на Рим – и стали никем. Первенство взяли эдуи, карнуты, сеноны. И до сих пор его держат, несмотря на все наши старания. Так что против Рима мы теперь не пойдем.

– Дядя, послушай, времена изменились! – воскликнул Верцингеториг. – Да, нас разбили! Да, нас унизили, уничтожили, продали в рабство! Но мы были просто народом среди многих народов! И сегодня ты снова смотришь, какое племя сильней. Прикидываешь, сколько продержатся против римлян карнуты. Но с такими мыслями жить дальше нельзя! Нам надо взять за главное нечто иное! Мы должны стать единым народом! Братством свободных людей в свободной стране! Мы не арверны, не эдуи и не карнуты! Мы – галлы! Мы едины! Вот в чем наша сила! Объединившись, мы так ударим по римлянам, что они навсегда забудут дорогу сюда. Но будь уверен, мы о них не забудем. И однажды ворвемся в Италию. Придет день – и Галлия завоюет весь мир!

– Мечты, Верцингеториг, глупые мечты, – устало сказал Гобаннитион. – Племенам Галлии никогда не договориться.

В результате этой дискуссии, а также многого другого совет арвернов запретил Верцингеторигу появляться в Герговии. Но на ее окрестности запрета не наложил. И Верцингеториг остался жить в своем доме близ крепости, деятельно убеждая тех, кто помоложе, поверить, что правда за ним. Ему помогали кузены Критогнат и Веркассивелаун, развившие невиданную активность и втолковывавшие молодежи, что путь к спасению – в единстве.

Он не мечтал. Он планировал, полностью сознавая, что главные трудности впереди. Нужно убедить вождей других племен, что именно он, Верцингеториг, должен командовать большой армией всей Галлии.

И когда новость о событиях в Кенабе достигла Герговии, Верцингеториг воспринял ее как знак, которого ждал. Он призвал всех к оружию, вошел в Герговию, возглавил совет и убил Гобаннитиона.

– Я – ваш царь, – сказал он собравшимся в тесном помещении вождям. – И скоро сделаюсь царем новой Галлии! Теперь я иду в Карнут говорить с другими вождями, а по пути стану поднимать против римлян все племена.

Племена откликнулись на его призыв. Люди принялись доставать из тайных схронов оружие. Всю Центральную Галлию охватила волна возбуждения и покатилась на север, к белгам, и на запад, к арморикам и кельтам приморских районов. И даже южней – к Аквитании. Галлы собирались объединиться. А объединенные галлы собирались прогнать римлян прочь.

Но самую тяжелую битву Верцингеторигу нужно было выиграть в Карнуте, в дубовой роще. Здесь он должен был мобилизовать всю силу убеждения, чтобы его назначили вождем. Слишком рано настаивать на том, чтобы его звали царем, – это будет после того, как он продемонстрирует качества, необходимые царю.

– Катбад прав, – сказал он вождям, намеренно не упоминая о Гутруате. – Мы должны отрезать Цезаря от легионов, пока не вооружим всю Галлию.

В дубовую рощу явились многие, даже те, кого он не ждал, включая Коммия, царя атребатов. Все, с кем он заключал договор, пришли тоже. Луктерий рвался быть первым. Но выступление Коммия решило вопрос.

– Я верил римлянам, – сказал он, оскалив зубы. – Не потому, что хотел предать свой народ, а по тем же причинам, о которых только что говорил Верцингеториг. Галлии нужно сплотиться. И я думал, что единственный способ добиться этого – использовать Рим. Разрешить Риму, такому централизованному, такому организованному, такому сильному, сделать то, чего, как мне казалось, никогда не сможет ни один галл: объединить нас, заставить нас думать о себе как о едином народе. Но в этом арверне, Верцингеториге, я вижу человека нашей крови, обладающего требуемыми силой и волей. Я не кельт. Я – белг. Но прежде всего я галл! И я говорю вам, мои соотечественники, цари и вожди: я последую за Верцингеторигом! Я сделаю все, что он велит. Я приведу своих атребатов к нему и скажу: вот ваш лидер, а я ему просто помощник!

Катбад провел голосование и объявил, что Верцингеториг избран командующим галльским объединенным войском. Его задача – изгнать римлян из галльских земель.

И Верцингеториг, худой, с лихорадочно горящими щеками, стал доказывать соотечественникам, что выбор был сделан не зря.

– Стоимость этой войны будет огромной, – сказал он, – и все наши народы должны пойти на жертвы. Общее бремя укрепит в нас чувство единства. Все мужчины должны явиться на сбор вооруженными и в полной экипировке. Мне не нужны храбрые идиоты, сражающиеся нагишом, чтобы продемонстрировать свою доблесть. Всем надлежит купить или раздобыть кольчуги и шлемы, а также большие щиты, равно как и стрелы или пики. Каждому племени следует определить, какое количество провизии выделить своим людям. Воины должны знать, что у них не будет возможности возвращаться домой за провиантом. И не надейтесь на большую добычу, наши трофеи не окупят затрат на войну. Мы также не станем просить помощи у германцев. Сделать это – значит пустить волков через заднюю дверь, пока от парадного входа отгоняют орду диких вепрей. Не станем мы ждать помощи и от галлов, решивших отсидеться в кустах. Мы просто сочтем их предателями всенародного дела! Ни ремы, ни лингоны не прислали своих представителей на совет. Что ж, они сами выбрали свою судьбу! – Он тихо засмеялся. – С лошадями ремов наша конница превзойдет германскую!

– Битуригов тоже нет здесь, – сказал Седулий, вождь лемовиков. – Я слышал, они хотят взять сторону Рима.

– Я тоже слышал, – нахмурился Верцингеториг. – Но есть ли у кого-нибудь доказательства повесомее слухов?

Отсутствие битуригов было проблемой. На землях их располагались железные рудники. А железо, превращенное в сталь, – это много тысяч кольчуг, шлемов, мечей, наконечников копий.

– Я пойду в Аварик и узнаю причину, – сказал Катбад.

– А что должны делать эдуи? – спросил Литавик, эдуй, пришедший на собрание с Котием, тоже эдуем и вергобретом прошлого года. – Скажи нам, Верцингеториг.

– У эдуев самая важная задача, Литавик. Ваш народ должен притворяться другом и союзником Рима.

– А-а-а! – улыбнулся Литавик.

– Нам незачем раскрывать карты раньше времени. Пока Цезарь считает, что эдуи верны ему, он думает, что у него есть шанс победить. Пусть с царским видом требует от вас кавалерию, пехотинцев, зерно, мясо и все в таком роде. А вы кивайте и соглашайтесь, но ничего ему не давайте.

– Всякий раз рассыпаясь в извинениях, – сказал Котий.

– О да, – усмехнулся Верцингеториг.

– Римская провинция – вот опасность, о которой мы не должны забывать, – мрачно сказал вождь кадурков Луктерий. – Галлы Провинции многое переняли у римлян. Они могут сражаться в качестве ауксилариев в римских войсках, их склады забиты оружием и снаряжением, и у них имеется кавалерия. Боюсь, они выступят против нас.

– Это еще не факт! У нас есть время. Мы попробуем убедить их не оказывать Риму поддержки. Это твоя работа, Луктерий, поскольку твой народ с ними соседствует. Через два месяца мы соберемся с оружием здесь же, перед Карнутом. А дальше – война!

Седулий подхватил клич:

– Война! Война! Война!

Сидящий в Агединке Требоний чувствовал смутное беспокойство, но оно было слабым. Просто известия из Кенаба перестали приходить. О чем он думает, этот Фуфий Кита? Почему не шлет больше повозок? Впрочем, зернохранилища Агединка были почти полны, а заминка с поставками не превышала двух рыночных интервалов, когда по дороге в Бибракту к Требонию заглянул Литавик.

Литавика всегда поражало, что эти римляне в большинстве своем не походят на воинов и что у многих из них совсем мирный вид. Вот, например, Гай Требоний. Небольшого росточка, уже седой, с ярко выраженным, нервно вздрагивающим кадыком и большими печальными глазами. Несмотря на это, он был отличным и очень сообразительным воякой, который ни разу не обманул безоговорочного доверия Цезаря. К тому же он римский сенатор, а в свое время был блестящим плебейским трибуном. Человек Цезаря до последней капли крови.

– Ты что-нибудь видел или слышал? – спросил Требоний, глядя еще печальнее, чем обычно.

– Ничего, – с беспечным видом отозвался Литавик.

– Ты не был где-нибудь поблизости от Кенаба?

– Строго говоря, нет, – сказал Литавик, и это было истинной правдой. Нет нужды лгать, когда тебя могут изобличить. – Я был на свадьбе моего родича в Мелодуне и не переправлялся через Секвану. Но все спокойно. Никаких тревожных слухов.

– Где-то запропастились повозки с зерном.

– Да, это странно, – задумчиво сказал Литавик. – Но ведь всем известно, что сеноны, как и карнуты, весьма недовольны казнью Аккона. Возможно, они придерживают пшеницу. Тебе не хватает зерна?

– Нет, зерна достаточно. Но хотелось бы больше.

– Я сомневаюсь, что получится, – оживился Литавик. – Вот-вот наступит зима.

– Если бы все галлы знали латынь так, как ты! – вздохнув, сказал Требоний.

– О, эдуи давно дружат с Римом. Я там даже учился. Два года. Есть ли вести о Цезаре?

– Да, он в Равенне.

– Равенна… Где это? Освежи мою память.

– На Адриатике, неподалеку от Аримина, если это о чем-нибудь тебе говорит.

– Еще как говорит, – усмехнулся лениво Литавик. Он встал. – Ну, мне пора, иначе я от тебя не уеду.

– Пообедай хотя бы.

– Нет. Я не взял с собой ни зимней накидки, ни теплых штанов.

– Ты – и штаны? Разве Рим тебя от них не отвадил?

– Воздух Италии, залетая под ваши одежды, Требоний, согревает там все и ласкает. А воздух Галлии в зимнюю пору может превратить это в булыжники для баллист.

В начале марта свыше ста тысяч галлов из многих племен собрались у Карнута. Верцингеториг быстро решил все организационные вопросы.

– Я не хочу, чтобы у вас кончилась провизия, прежде чем я начну военные действия, – сказал Верцингеториг своим помощникам и советникам, собравшимся в теплом доме Катбада. – Цезарь все еще в Равенне, очевидно, больше интересуется делами Рима, чем тем, что творится у нас. Высокогорные перевалы покрыты снегом. Быстро он здесь не появится, как бы ни славился скоростью передвижения. А мы тут проследим, чтобы он не добрался до своих легионов.

Катбад, сидевший по правую руку от Верцингеторига, казался усталым и часто посматривал на жену, тихо перемещавшуюся на заднем плане и предлагавшую знатным гостям вино и пиво. Почему его вдруг охватило уныние? Почему вся эта затея теперь кажется ему пустым делом? Как жрец с большим стажем, он не верил ни в какие предчувствия и не обладал провидческим даром. Этим даром наделены изгои и чужестранцы, но им, как и Кассандре, никто не верит.

«Все вроде бы идет хорошо, да и жертвы были приняты. Может, это просто помрачение чувств?» – думал он, стараясь судить обо всем непредвзято. В чем-то Верцингеториг походит на Цезаря, это бесспорно. Но один – римлянин с богатейшим военным опытом, почти достигший пятидесяти лет, а другой – тридцатилетний галл, никогда не командовавший войсками.

– Катбад, – прервал его размышления Верцингеториг, – значит, битуриги не с нами?

– «Вы глупцы» – вот все, что они мне ответили, – отозвался Катбад. – Их друиды пытались содействовать мне, но племя было единодушно. Они с удовольствием будут поставлять нам за деньги железо, даже варить сталь, но воевать не пойдут.

– Тогда мы их захватим, – решительно сказал Верцингеториг. – У них есть железо, а у нас – сталевары и кузнецы. – Он улыбнулся, глаза его засияли. – На деле это даже неплохо. Нам ни за что не нужно будет платить. Мы просто возьмем, что нам надо, а надо нам много. Конечно, ни одно племя из тех, чьи вожди присутствуют здесь, не страдает от нехватки металлов, но наши нужды растут. Завтра мы двинемся на битуригов.

– Завтра? – переспросил с удивлением Гутруат.

– Да, Гутруат. Скоро ударят морозы, и мы должны использовать зиму, чтобы наставить всех инакомыслящих на истинный путь. К лету Галлия должна сплотиться в единый кулак против Рима, и отщепенцев в ней быть не должно. Летом мы схватимся с Цезарем, хотя, если все пойдет, как задумано, он не сможет использовать все свои легионы.

– Я хотел бы знать больше, прежде чем сняться места, – хмуро сказал Седулий, вождь лемовиков.

– Для этого мы и собрались здесь, Седулий! – улыбнулся Верцингеториг. – Я тоже хочу знать, кто уже готов вступить в битву с Римом и кто еще решится примкнуть к нам. Кое-кого я отошлю домой до весны, но это не столь уж важно. Нам важно установить для каждого племени справедливый военный налог и организовать чеканку первой монеты. Я должен быть уверен, что каждый наш воин сыт, одет и отменно вооружен. А потом нам предстоит решить, кто с Луктерием двинется на римскую Галлию. Есть и еще кое-какие вопросы, которые я хочу обсудить, прежде чем мы отправимся спать.

Верцингеториг менялся на глазах, полный огня, порывистый и в то же время на удивление терпеливый. Если бы у присутствующих спросили, как должен выглядеть первый царь Галлии, все до единого описали бы его так: гигант с мускулистой грудью, едва прикрытой накидкой цветов всех племен, волосы жесткие как щетина, усы до плеч – ни дать ни взять бог Дагда, сошедший на землю. Но этот костлявый, жилистый и совершенно еще молодой человек сумел полностью завладеть их вниманием. Великие вожди кельтской Галлии начинали, кажется, понимать, что внутренние устремления человека гораздо важнее, чем его внешний вид.

– Я должен возглавить войско? – изумился Луктерий.

– Это ведь ты говорил, что с Провинцией следует разобраться, и кто это может сделать лучше тебя? Тебе нужно пятьдесят тысяч воинов. Ты сам подберешь их, но лучше возьми, кого знаешь: твоих кадурков, потом петрокориев, сантонов, пиктавов, андекавов. – Верцингеториг ткнул пальцем в свитки, лежащие на столе. – В твоих перечнях есть рутены, Катбад?

– Нет, – ответил Катбад, обладавший прекрасной памятью. – Они предпочли Рим.

– Тогда твоим первым заданием будет покорить рутенов, Луктерий. А от рутенов рукой подать и до вольков. Потом мы подробнее поговорим о твоих действиях, но помни, что рано или поздно тебе придется разделить свои силы и направить войска по двум направлениям: к Нарбону и Толозе, а также к гельветам и Родану. Аквитаны только и ждут момента, чтобы воспрянуть, так что сторонников ты наберешь.

– Мне тоже надлежит выступить завтра?

– Да, завтра. Промедление гибельно, когда твой враг – Цезарь. – Верцингеториг повернулся к единственному присутствующему эдую. – Литавик, поезжай-ка домой. Битуриги пошлют к эдуям за помощью.

– Которую им долго придется ждать, – ухмыльнулся Литавик.

– Нет, действуй более тонко! Заговаривай зубы легатам Цезаря, проси их совета, даже выступи с армией! Я уверен, ты найдешь правдоподобное объяснение, почему твое войско так до них и не дошло. – Новый царь галлов, который пока называл себя так лишь в мыслях, бросил на собеседника испытующий взгляд. – Но кое-что нам надо обговорить. И прямо сейчас, чтобы потом избежать взаимных упреков.

– Ты о бойях, – догадался Литавик.

– Именно. Шесть лет назад Цезарь отправил гельветов обратно, в пределы их прежних владений, но племени бойев позволил остаться у нас по просьбе эдуев, которым хотелось отгородиться от арвернов живым щитом. Они поселились на территории, которую мы, арверны, считаем своей. Но ты сказал Цезарю, что она ваша. А я полагаю, Литавик, – возвысил голос Верцингеториг, – что бойи должны быть согнаны с нашей земли, которая вновь отойдет к нам. Эдуи и арверны теперь союзники, и в щите нет необходимости. Скажи, ваши вергобреты не будут возражать против этого?

– Не будут, – ответил Литавик. – Земли большого значения не имеют. После этой войны мы, эдуи, возьмем себе земли ремов. А арверны могут утвердиться во владениях предателей лингонов. Ты на это согласен?

– Согласен, – усмехнулся Верцингеториг.

Он опять обратился к угрюмо помалкивавшему Катбаду:

– Почему не явился царь Коммий?

– Он будет здесь не раньше чем летом, сплотив вокруг себя всех западных белгов, оставшихся в живых.

– Цезарь оказал нам услугу, коварно попытавшись убить его.

– Это не Цезарь, – презрительно возразил Катбад. – Я думаю, все спланировал Лабиен.

– Ты, кажется, симпатизируешь Цезарю?

– Совсем нет, Верцингеториг. Но слепота не достоинство. Если ты хочешь победить Цезаря, постарайся его понять. Он может осудить галла и даже казнить, как Аккона. Но он посчитает позором пойти на предательство. В случае с Коммием он ни при чем.

– Суд над Акконом был нечестным! – сердито крикнул Верцингеториг.

– Да, безусловно, – твердо сказал Катбад. – Но он был законным! Признай хотя бы это за римлянами! Они любят, чтобы все выглядело пристойно. Они живут в рамках правил. И Цезарь – прежде всего!

О разгорающемся конфликте Гай Требоний узнал от Литавика, галопом примчавшегося к нему из Бибракты.

– Война между племенами! – сообщил он Требонию.

– Но не против нас? – уточнил Требоний.

– Нет. Между арвернами и битуригами.

– И?

– Битуриги послали к эдуям за помощью. У нас с ними, видишь ли, есть договор.

– И что же эдуи?

– Они намерены их поддержать.

– Тогда почему ты пришел с этим ко мне?

Литавик округлил невинные голубые глаза:

– Ты хорошо знаешь почему, Гай Требоний! Эдуи – союзники Рима! Услышав, что я повел вооруженных эдуев на запад, как бы ты отнесся к этому, а? Конвиктолав и Котий послали меня к тебе за советом.

– Что ж, я им за это благодарен. – Требоний озабоченно покусал нижнюю губу. – Если это ваше внутреннее дело и не касается Рима, тогда соблюдай договор, Литавик. Пошли помощь битуригам.

– Ты чем-то встревожен?

– Скорее, удивлен. Что случилось с арвернами? Я думал, Гобаннитион и его старейшины настроены мирно.

И тут Литавик совершил первую ошибку: он выглядел слишком беззаботным и говорил слишком беспечно.

– Гобаннитиона уже нет! – бросил он. – Арвернами теперь правит Верцингеториг.

– Правит?

– Ну, может быть, это чересчур сильно сказано, – спохватился Литавик и перевел все в шутку. – Он у них – вергобрет без коллеги.

Требоний засмеялся. И продолжал смеяться, провожая Литавика. Но сразу стал серьезным, как только тот ускакал, и пригласил к себе Квинта Цицерона, Гая Фабия и Тита Секстия.

Квинт Цицерон и Секстий командовали двумя легионами из тех шести, что располагались вокруг Агединка, а лагеря двух легионов Фабия размещались на землях лингонов, в пятидесяти милях от владений эдуев. Фабий оказался в Агединке случайно. Он объяснил, что приехал развеять скуку.

– Считай, что развеял, – мрачно сказал Требоний. – Галлы что-то затеяли, а нам о том ничего не известно.

– Но это старые счеты, междоусобица, – отозвался Квинт Цицерон. – Вот они и воюют.

– Зимой? – Требоний забегал по комнате. – Меня заботит Верцингеториг. Ни с того ни с сего арверны утратили дальновидность и сделались по-юношески импульсивными. Я не понимаю, что это значит. Вы ведь помните Верцингеторига? Похоже ли на него ополчаться против своих?

– Еще как похоже, – сказал Секстий.

– Я думаю так же, но и ты прав, Требоний, – вмешался в разговор Фабий. – Зима для войны – неподходящее время.

– Кому-нибудь что-нибудь доносили?

Трое легатов покачали головой.

– Это само по себе уже странно, если вдуматься, – сказал Требоний. – Обычно зимой от доносов и жалоб начинает звенеть в ушах. О скольких заговорах против Рима мы узнаем в эту пору?

– О десятках, – усмехнулся Фабий.

– А в этом году – тишина. Они что-то замышляют, клянусь. Жаль, что здесь нет Рианнон! И Гирций нам тоже пригодился бы!

– Я думаю, – сказал Квинт Цицерон, – нам следует снестись с Цезарем. – Он улыбнулся. – Тайно. Возможно, не оборачивая депешу вокруг копья, но определенно не открыто.

– И минуя эдуев, – сказал вдруг Требоний. – Что-то в Литавике мне не понравилось.

– Оскорблять эдуев не стоит, – возразил Секстий.

– А мы не будем их оскорблять, просто ничего им не скажем. Что тут оскорбительного?

– Тогда каким образом мы отправим письмо? – спросил Фабий.

– Кружным путем, – решительно сказал Требоний. – Через земли секванов, через Везонтион, Генаву, Виенну. Жаль, что Домициев перевал уже закрыт. Придется обойти его по побережью.

– Это семьсот миль, – мрачно уточнил Квинт Цицерон.

– Мы снабдим гонцов надежными подорожными, разрешающими им брать любых лошадей. Это сто миль в день. И лишь два посланца, без галлов. Кроме нас четверых и этой пары, никто ни о чем не должен знать. Есть у кого-нибудь молодые ребята, по выносливости сравнимые с Цезарем? – Требоний пытливо оглядел офицеров. – Какие будут соображения?

– А почему не послать центурионов? – спросил Квинт Цицерон.

Остальные переглянулись.

– Квинт, он же нас просто убьет! Центурионы должны быть возле солдат. Ими нельзя рисковать понапрасну. Ты сам знаешь, он скорее предпочтет потерять всех нас, чем одного-единственного младшего офицера!

– О да, конечно! – вздохнул Квинт Цицерон, вспомнив о своей стычке с сигамбрами.

– Оставьте это мне, – решил Фабий. – Составляй депешу, Требоний, а у меня сыщется пара толковых парней. Будет надежней, если гонцы отправятся не из Агединка. Меньше подозрений. Да и мне пора возвращаться.

– А мы пока попытаемся выяснить, что тут творится, – заключил Секстий. – Насколько сможем. Требоний, напиши Цезарю, что в Никее, на побережье, его будет ждать еще одно наше письмо.

Цезарь находился в Плаценции, так что сообщение он получил через шесть дней. С прибытием к нему Луция Цезаря и Децима Брута бездействие стало его раздражать. Обстановка в Риме, при консуле без коллеги, похоже, стабилизировалась, а потому торчать в Равенне не было смысла. Что случится с Милоном, он и так знал. Его будут судить и осудят. Поэтому его рассердила записка от Марка Антония. Тот сухо сообщал, что остается в Риме до завершения суда над Милоном как один из его обвинителей. Каков наглец!

– Но, Гай, ты же сам сделал запрос на него, – сказал Луций Цезарь. – А у меня он служить не станет.

– Я бы и пальцем не шевельнул для него, если бы не письмо от Авла Габиния. Тот очень доволен его службой в Сирии. Говорит, что твой Марк – прирожденный боец. Конечно, он тратит слишком много времени на пьянство, шлюх и прочее в этом же роде, а на военном совете может уснуть. Но на поле сражения он якобы лев, причем лев, способный думать. Так что увидим. Я, пожалуй, пошлю его к Лабиену. Это будет забавно! Лев и дворовый пес.

Луций Цезарь поморщился и больше ничего не сказал. Его отец и отец Цезаря были двоюродными братьями и стали первым за очень долгий период времени поколением в этом древнем роду, в котором появились консулы. А все благодаря браку тетки Цезаря Юлии и Гая Мария, очень богатого нового человека из Арпина, который оказался величайшим полководцем в истории Рима. Этот брак вновь наполнил деньгами сундуки Юлиев Цезарей, а деньги были единственным, в чем нуждалась семья. Будучи на четыре года старше Цезаря, Луций Цезарь, к счастью, не был завистливым. Гай, из младшей ветви семьи, обещал на военном поприще превзойти самого Гая Мария. И Луций Цезарь попросился быть легатом у Цезаря из простого любопытства. Он хотел увидеть своего кузена в действии. Он так гордился Гаем, что чтение сенаторских донесений вдруг показалось делом скучным и второстепенным. Уважаемый консуляр, видный юрист, давний член коллегии авгуров, в возрасте пятидесяти двух лет Луций Цезарь решил вернуться к военной службе под началом своего кузена.

Путешествие из Равенны в Плаценцию было спокойным. Цезарь то и дело останавливался в главных городах, расположенных вдоль Эмилиевой дороги, где устраивал сессии выездного суда. Бонония, Мутина, Регий Лепида, Парма, Фиденция… Ему хватало и дня на то, на что у другого ушла бы целая нундина. Затем он двигался дальше. Большинство дел касалось финансов, обычно гражданских, и редко возникала необходимость в созыве присяжных. Цезарь внимательно слушал, мысленно оценивал ситуацию, затем ударял по столу палочкой из слоновой кости и выносил вердикт. Следующее дело, будьте любезны, и побыстрей! Никто не оспаривал его решений. Вероятно, потому, думал Луций Цезарь, внутренне улыбаясь, что всех поражала деловитость судьи. А справедливость – вещь относительная. Выигравшая сторона безусловно сочтет решение справедливым, проигравшая – никогда.

Но в Плаценции Цезарь собирался пробыть дольше, потому что оставил там, в учебном лагере, злополучный пятнадцатый легион и хотел выяснить, каких тот добился успехов. Приказ был жестким: гонять солдат до упаду. Он вызвал из Капуи полсотни инструкторов-ветеранов, которые должны были превратить жизнь семнадцатилетних юнцов в хорошо продуманную смесь каторги и мучений, а в свободное время заняться центурионами. Теперь пришло время проверки. Три месяца обучения – это все-таки срок. Цезарь послал гонца в лагерь сказать, чтобы с утра легион приготовился к смотру.

– Если парни пройдут смотр, Децим, ты заберешь их с собой. В Дальнюю Галлию, по прибрежной дороге, – сказал он вечером за обедом.

Децим Брут, смакуя местное блюдо из овощей, слегка обжаренных в масле, только кивнул.

– Они пройдут, – откликнулся он, споласкивая руки в чаше с водой. – Они теперь все умеют.

– Кто тебе это сказал? – спросил Цезарь, с безразличным видом ковыряя кусок свинины, поджаренной до золотистой хрустящей корочки в овечьем молоке.

– Собственно говоря, армейский поставщик провианта.

– Армейский поставщик? Что он знает?

– Да поболее остальных. Парни пятнадцатого трудились так, что сожрали в Плаценции все, что крякает, блеет, кудахчет, а местные пекари работают в две смены. Дорогой мой Цезарь, Плаценция любит тебя!

– Сдаюсь, Децим! – засмеялся Цезарь.

– Я думал, что Мамурра и Вентидий должны были встретить нас здесь, – сказал Луций Цезарь, лучший едок, чем его кузен, с удовольствием уплетая блюда северной кухни, не такие пряные, как в Риме, помешанном на перце.

– Они в Кремоне. Послезавтра прибудут.

Вошел Гирций. По своей занятости он ел урывками, не тратя времени на застолья.

– Цезарь, это от Гая Требония. Срочно.

Цезарь мгновенно выпрямился, скинул ноги с ложа и протянул руку за свитком. Сломал печать, развернул, быстро прочел.

– Планы меняются, – спокойно сказал он. – Как это случилось, Гирций? Сколько времени шло письмо?

– Всего шесть дней. Фабий послал двух хороших наездников, снабдив их деньгами и чрезвычайными полномочиями. Они не мешкали.

– Действительно. Да.

Цезарь вмиг стал другим – перемена, отлично знакомая Гирцию и Дециму Бруту, но не Луцию. Куда подевался утонченный аристократ? Кузен стал решительным, собранным, как Гай Марий.

– Мне нужно оставить здесь письма для Мамурры с Вентидием, так что я ухожу в канцелярию. Децим, позаботься, чтобы утром пятнадцатый легион был готов к выступлению. Гирций, займись провиантом. Он будет нам нужен: в Лигурии мало еды. Запасись пищей на десять дней, хотя, надеюсь, путь до Никеи не займет у нас столько времени, если пятнадцатый хотя бы наполовину так хорош, как десятый. – Цезарь повернулся к кузену. – Луций, я очень спешу. Ты можешь выехать позже, не торопясь, если хочешь. В противном случае будь готов к утру.

– Буду, – сказал тот, обуваясь. – Я не намерен пропустить этот спектакль. А скажи-ка мне, Гай…

Но Цезаря уже не было рядом. Он вышел. Луций вопросительно посмотрел на Гирция, потом перевел взгляд на Децима Брута:

– Он вам говорит когда-нибудь, что происходит?

– Он скажет, – ответил уже из дверей Децим Брут.

– Когда придет время, – добавил Гирций, беря Луция Цезаря под руку и вежливо выводя из столовой. – Он не любит пустой болтовни и будет сегодня прямо-таки летать, чтобы успеть все просмотреть и оставить дела в идеальном порядке. Похоже, в Италийскую Галлию мы уже не вернемся. Завтра вечером в лагере он обо всем сообщит.