Текст книги "Если любишь - солги (СИ)"
Автор книги: Кира Калинина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц)
8.1
Экзотика и роскошь зачарованного сада раздражали, и я выбрала тропинку, ведущую к самым обычным осинам и кустам шиповника. Было уже всё равно, удастся ли найти дорогу назад. Может, и не стоило её искать. Выйду на шоссе, спрошу, в какой стороне город… Но с собой у меня ни денег, ни чековой книжки. До Эссея можно добрести пешком, до Каше-Абри – нет. А ловить попутный мобиль одинокой девушке рискованно.
Почему я, собственно, прячусь? Надо вернуться и потребовать, чтобы меня отвезли в город или вызвали такси – если они поедут в такую даль, и плевать на светские приличия, глупые страхи и фантазии впечатлительного ума. Никто не наденет на меня ошейник и не посадит в клетку. А что сочтут неблагодарной истеричкой, так это не в первый раз.
Деревья поредели, я вышла на лужайку с разбросанными тут и там купами высоких кустов. Выглядела лужайка совершенно обыденно, и было непонятно, зачем понадобилось устанавливать на ней заградительные вешки.
Метки зелёные, значит, проход безопасен.
Я почему-то обрадовалась. Будто за условной границей ждали спасение и покой. Хотелось сесть прямо на траву, а лучше лечь, дать отдых ногам и мыслям, глядеть вверх, в сочную синь, где бегут облака, потом заснуть под тёплыми лучами и, открыв глаза, обнаружить, что я дома, на Вишнёвой улице, а последние два дня – сон, просто сон…
Один шаг к ближайшему кусту, один вздох – и что-то изменилось. В шорохе листвы, в колыхании теней чудилось угроза, казалось, с каждой травинки смотрят недобрые глаза.
Бежать было поздно. Но я всё равно попыталась – и поворачивая назад, краем глаза увидела, как взмыло из-за кустов что-то тёмное и большое. На плечи обрушилась каменная тяжесть, в уши ударил рык, щёку обожгло влажным жаром. Я поняла, что сейчас умру – или уже умерла. Потому что кругом был ад. Ад рычал и ревел, скалил клыки, сверкал огненными зрачками, тянул ко мне когтистые лапы, вставал на дыбы – огромный, мохнатый, жуткий…
Потом всё смешалось и полетело кувырком – земля, небо, кусты, косматые монстры. Меня вертели, как куклу, подбрасывали, стискивали так, что вышибало дух. На мгновение в этой дикой свистопляске возникло человеческое лицо и стало абсолютно тихо. Человек сказал: "Беги! За столбы! Не останавливайся!"
В следующий миг лицо смазалось, потонуло в серой мути. Меня подхватило, швырнуло… Это было как на качелях – чувство полёта, ветер. И падение, от которого на миг померкло в глазах.
Впереди на расстоянии вытянутой руки торчала вешка, и я поползла к ней, потом поднялась на ноги и побежала. Вдогонку нёсся яростный рык, и я всё ждала, что сейчас догонят, повалят, вопьются, в груди было горячо, и до одури хотелось оглянуться, увидеть, что там, за спиной. Но это значило потерять драгоценные секунды, поэтому я бежала, бежала, и первые деревья были уже близко. Как будто деревья меня спасут! Искры рассыпались перед глазами, в боку кололо…
Кто-то бежал навстречу. Я в ужасе метнулась в сторону, потом поняла, что это люди. Рискнула наконец оглянуться, подвернула ногу и упала на бок. Вешки остались далеко позади, частью повалены и поломаны, словно их давили паровым катком. И этим катком, очевидно, был лохматый монстр, похожий на волка. Он сильно хромал, но плёлся ко мне, потихоньку прибавляя шаг. Остальные – трое, четверо? – сплелись в мохнатый рычащий клубок по ту сторону изгороди. Казалось, они дерутся между собой.
Люди, бежавшие из редколесья, пронеслись мимо меня – наперерез волку. Я узнала Дитмара и Аврелия, третьим был, кажется, Марсий. Клубок тел за изгородью распался, всколыхнулись кусты, будто от сильного ветра. Монстры, забыв распри, бросились на штурм вешек – в том самом месте, где уже прошёл их товарищ, и я собственными глазами увидела, какая сила заключена в этих тонких столбиках. Разбитые, погнутые, накренившиеся, они всё равно сдерживали оборотней. Звери рычали и корчились, словно продираясь сквозь невидимый бурелом. Справился только один, двое других остались бесноваться по ту сторону барьера. Но и по эту теперь было два чудовища, и оба направлялись ко мне. Нас разделяло метров сто.
Я заставила себя подняться и заковыляла дальше в лес. Левую щиколотку при каждом шаге простреливала боль, нога подгибалась, я боялась упасть и всё равно поминутно оглядывалась. Мажисьеры на бегу странно вскидывали руки. Из-за их спин было плохо видно, что происходит с монстрами, но грозный рык сменился жалобным воем и вскриками, почти человеческими. Двое за изгородью бросились наутёк, а спустя четыре удара сердца к ним присоединился третий, выбравшийся обратно за вешки. Я прислонилась к дереву, обняла серый ствол и смотрела, как три огромных зверя мчатся прочь и исчезают среди кустов.
Мажисьеры не стали их преследовать. Постояли, сбившись в кучку, и поспешили назад – ко мне. Лица озабоченные, сочувственные. Дитмар подбежал первым:
– Верити! Вы ранены?
В отдалении бесформенной кучей лежал первый пробившийся через вешки зверь. Видимо, он был мёртв, иначе мои спасители не подставили бы ему спины.
– Бедная вы моя, – Дитмар обнял меня за плечи.
– Я не ваша.
Высвободилась, забыв о больной ноге, сделала шаг назад и чуть не упала.
– Верити!
Дитмар подхватил меня на руки – легко, одним движением.
Спорить и вырываться не было сил.
Аврелий и Марсий что-то говорили, их разговор колыхался, как волны, уплывал, отдалялся. Дитмар пару раз вставлял слово, и его голос выдёргивал меня из полуобморочного состояния. "Силён, дьявол", – сказал он в ответ на какую-то реплику Аврелия, а чуть погодя: "Хорошо подготовились". Мимо плыли деревья, среди дрожащей от лёгкого ветерка листвы коротко вспыхивало солнце. Я держалась за лацкан Дитмара и изо всех сил старалась не потерять сознание.
Глава 9
Потом были ванна, и постель, и травяной чай из рук Евгении, и внимательный доктор-мажисьер, который целый час колдовал над моими ушибами, ссадинами и покалеченной ногой. На плечах обнаружились довольно глубокие раны от когтей. К счастью, боль проявилась, лишь когда прошёл нервный шок, и совсем ненадолго. Доктор-мажисьер сотворил чудо – как ему и полагалось.
А к вечеру явилась полиция.
Все знали, что оборотнями занимается жандармерия Магистериума, но первичное расследование подобных инцидентов находилось в ведении специального отдела городского полицейского управления. Так сказал шеф-инспектор Астусье, катая во рту не зажжённую папиросу. Это был немолодой человек с бесцеремонными манерами, усталый и весь какой-то мятый. Мятая шляпа, мятый плащ, мятое, плохо выбритое лицо, мешки под глазами… Но сами глаза, светлые, с красными, будто от недосыпа, белками, глядели подозрительно и остро.
– Итак, вы вышли за границу сада, обозначенную отпугивающими вехами. Зачем? – спросил он, барабаня жёлтыми от никотина пальцами по подлокотнику кресла, а молодой белёсый помощник в таком же сером плаще занёс над блокнотом остро отточенный карандаш.
– Я не знала, что это граница. Просто гуляла. Ни о чём не думала.
Закатное солнце заливало комнату тёплым светом, огненные квадраты лежали на полу у ног Астусье, золотя седой ворс шарнанского шёлкового ковра и пыль на поношенных ботинках инспектора.
Сейчас надо было очень точно подбирать слова, чтобы не сказать лишнего. Иначе он вытянет из меня историю с испытанием в подвале, а потом и мою собственную, и я не смогу уклониться от ответов – ведь он полицейский.
Астусье загнал папиросу в угол рта:
– У семьи Карассисов большой красивый сад, но вы отправились на его окраину, где смотреть особенно нечего, – он говорил монотонно, глухим, сипловатым голосом, но его глаза были, как бульдожьи челюсти, держали за горло, готовые сжаться в любой момент. – Вы не были на представлении с куклами Планка, которым наслаждались все остальные. Не участвовали в карточных играх, не пели под рояль, как другие. Все провели этот день в доме, некоторые выходили прогуляться, но не больше, чем на полчаса. И только вас не было с обеда. Вы можете объяснить, почему?
Было ужасно неловко лежать в постели под взглядами незнакомых мужчин – в ночной сорочке, с неприбранными волосами. И всё же это не повод терять голову. Я выжила после нападения своры оборотней, а эти двое – обычные люди, и ресивера правды, принуждающего к ответу, у них нет… В горле застрял ком. Я не в силах солгать, но могу выбирать, какую правду открыть, а какую оставить при себе, пусть это и отчаянно трудно.
Ком удалось проглотить.
– Вас неверно информировали, шеф-инспектор. Не все находились в доме. Я встретила в саду мажисьера Герхарда Карассиса. Он определённо совершал длительную прогулку.
– И вернулся как раз к концу представления. А вы – нет. Ответьте на простой вопрос: что заставило вас полдня блуждать по саду и в конце концов выйти за охранное ограждение? Вы кого-то или что-то искали? От кого-то скрывались? Может быть, у вас была назначена встреча?
Хорошо, что последним он задал именно этот вопрос, и я смогла с лёгкостью сказать:
– Никаких встреч. Простите, но это на меня напали чудовища. Почему вы обращаетесь со мной так, будто в чём-то подозреваете?
– Потому что вы не говорите мне правды.
– Я всегда говорю правду!
Это была ошибка. Однако раньше, чем инспектор успел ею воспользоваться, дверь отворилась и вошла Евгения.
Помощник дёрнулся встать, Астусье не шелохнулся, и молодой полицейский тоже остался на месте. Впрочем, он, в отличие от своего начальника, хотя бы снял шляпу.
– Шеф-инспектор, вы обещали не нервировать пострадавшую, – Евгения села в изножье кровати, лицом к стражам закона, показывая, что готова защищать мои интересы.
Астусье пожевал папиросу.
– При всём уважении, мажисьен, я должен допросить дамзель Войль без посторонних, и если вы будете мешать, мне придётся забрать её в управление.
– Допросить? – возмутилась Евгения. – Дамзель Войль едва не растерзали озверевшие оборотни, а вы собираетесь её допрашивать?
Инспектор вздохнул и откинулся в кресле.
– Вот именно, едва не растерзали, – просипел он, жуя папиросу. – Едва! Я видел тело. Это здоровенная зверюга, и свидетели утверждают, что остальные были такими же. Волку-оборотню достаточно один раз махнуть лапой, чтобы, прошу прощения, свернуть дамзель Войль шею. А их было трое или четверо, как мне сказали. Но ей каким-то чудом удалось вырваться и убежать за вехи. Удивительно, не так ли? Кроме того, вы сами говорили, мажисьен, что ограждение настроено на максимальный уровень защиты, и оборотень не способен преодолеть его без использования специальных средств. Тем не менее две твари прорвались внутрь периметра. Значит, они располагали этими самыми специальными средствами и готовились к прорыву. Зачем – чтобы вытоптать ваши гиацинты? И не странно ли, что в этот самый момент на границе сада, в безлюдном месте, куда никто не заходит неделями, оказалась дамзель Войль?
Молодой помощник оторвался от блокнота и с восхищением смотрел на своего шефа. Должно быть, тот казался ему гением прозорливости и логики.
– Вы считаете, что я в сговоре с оборотнями? – это было настолько дико, что захотелось рассмеяться.
Астусье пожал плечами:
– Это вы сказали, не я.
– В жизни не слышала большей нелепицы, – Евгения покачала головой. – Должна заметить, инспектор, – похоже, она намеренно опустила приставку "шеф", – что мы очень тщательно выбираем гостей и друзей. Предъявляя дамзель Войль абсурдные обвинения, вы бросаете тень на этот дом и на доброе имя нашей семьи. Хочу уточнить, вы настаиваете на своей позиции?
Инспектор вынул изо рта папиросу, смял и сунул в карман. По комнате поплыл запах крепкого табака.
– Я ни на чём не настаиваю, мажисьен, и пока никого ни в чём не обвиняю. Но в отличие от вас, слышал и видел я всякое, и меня трудно запугать. Если вы цените покой вашей гостьи, позвольте нам закончить допрос здесь и сейчас. А дальше будем разбираться.
Они препирались ещё пару минут, потом Евгения уступила. Но уходя, обещала держаться поблизости.
– Если будут слишком наседать, дёрните звонок, – она кивнула на сонетку с кисточкой, висящую над моей кроватью. – Или просто кричите.
Дверь за ней закрылась. Инспектор вытащил из кармана простенький портсигар, сунул в рот новую папиросу.
– Итак, дамзель Войль.
– Хорошо, шеф-инспектор, я объясню.
Евгения дала мне время подумать и найти подходящие слова. Осталось произнести их так, чтобы полицейские не заметили, насколько мне трудно опускать подробности.
– Дело в том, что Дитмар… – пусть это выглядит как оговорка, надо только застенчиво отвести глаза. – Мажисьер Дитмар Карассис оказывал мне знаки внимания, чем вызвал… ответные чувства. Но затем… обманул мои надежды и показал себя не тем человеком, каким я его считала.
Придумать проще, чем выполнить. Признание далось нелегко, и играть смущение уже не понадобилось, щёки сами запылали огнём.
– Это меня глубоко расстроило. А поскольку он не испытывал раскаяния, мне не хотелось с ним встречаться и было трудно притворяться светски беспечной. Так что я решила укрыться от общества в единственном месте, где это можно было сделать – в саду.
Инспектор слушал, полуприкрыв набрякшие веки, помощник писал, подрагивая белёсыми ресницами и морща веснушчатый нос. Возражений мои признания не вызвали: о чём ещё может волноваться праздная молодая девушка, как не о мужчине?
Дальше продолжать было рискованно, и всё же я решилась:
– И ещё. Могу предположить, почему оборотни не убили меня, – странно было произносить эти слова "не убили меня". – Они в чём-то очень не поладили. Настолько, что схватились друг с другом, и один из них оттолкнул меня к вешкам.
Вспомнилось лицо, исчезающее в пылевом вихре, но я прогнала видение прочь. Это не могло быть правдой. А если могло, то всё ещё больше запутывалось. В любом случае, о лице полицейским говорить не стоило.
– Любопытная версия, – заметил инспектор.
– Настаивать не буду. Я была в ужасе и не понимала, что происходит. Но как ещё я могла выжить?
Астусье рывком поднялся, и молодой помощник вскочил следом.
– Это я непременно выясню, – слова инспектора прозвучали, как угроза. – Как долго вы собираетесь оставаться в поместье?
– Сегодня же возвращаюсь в город. Вы не могли бы меня подвезти?
– Что-о?
А я думала, что инспектор не способен удивляться.
– Дамзель, вы перепутали полицию с таксомобильным парком?
– Пожалуйста, очень прошу! Неужели в вашем мобиле не найдётся одного местечка? Дайте мне полчаса на сборы!
Возможно, в моём голосе было слишком много мольбы. Повисла пауза. Астусье почесал щетинистый подбородок, пытливо глядя на меня. Бросил:
– Двадцать минут, – и вышел вон.
Помощник кинулся следом.
9.1
Я выбралась из постели. Ничего не болело, нога слушалась отменно. Ехать в полицейском мобиле идея отчаянная – можно угодить прямиком за решётку, да и на галантность полицейских вряд ли стоило рассчитывать. Но другого шанса сбежать из «Гиацинтовых холмов» могло не представиться.
Наскоро побросала вещи в чемоданы, лишь бы влезли. Это отняло добрую четверть часа. Местная прислуга успела всё развесить и разложить как следует – пришлось метаться между шкафами, комодами, тумбочками и ванной. Простое платье и лёгкий плащ, в которых я гуляла сегодня, пришли в полную негодность. Но не наряжаться же в дорогу, как на бал! Оставался серый костюм, в котором я приехала.
Сняла с вешалки жакет с гиацинтом на лацкане. Отколоть? Затем вспомнила, как Дитмар нёс меня на руках через весь сад, без остановок, без отдыха – и пожалела. Если бы не он с Аврелием и Марсием, некому было бы сейчас затевать лихорадочные сборы и объясняться с полицией. Пусть цветок останется на память о том хорошем, что Дитмар для меня сделал.
В коридоре навстречу попалась горничная и ахнула, увидев мои чемоданы:
– Дамзель, что же вы сами! Надо было позвонить!
Вызвала лакея. Следовало прогнать их обоих, но я не готова была грубить людям, которые предлагали помощь. За что и поплатилась.
В холле слонялись Дитмар и Аврелий. Едва мы спустились с лестницы, Дитмар велел лакею стоять, окликнул меня и спорым шагом двинулся наперерез.
Сквозь большие окна были видны два угловатых полицейских гибрид-мобиля, готовых отъезжать. Я бегом кинулась к выходу, отчаянно боясь, что в последний момент Дитмар велит Бобо: "Держи её!" Оргамат уже согнулся в предупредительном поклоне, уже взялся за ручки дверей, створки начали растворяться…
– Верити, да постойте же!
Он почти настиг меня, хотя не бежал, а просто шёл быстрым шагом, и протянул руку схватить, но я оказалась проворнее. Поднырнула под лапищу Бобо и вылетела на крыльцо навстречу малиновым лучам заходящего солнца. Внизу, у подножия лестницы, инспектор Астусье разговаривал с Евгенией.
– Я готова! – крикнула, сбегая по ступенькам.
За спиной звучали спорые шаги Дитмара.
Инспектор и Евгения, оба с удивлением обернулись.
– Верити, что случилось? – спросила мажисьен, перевела взгляд на брата. – Дитмар?
– Она собрала чемоданы, – его голос прозвучал так обескураженно, что я ощутила укол вины.
– Верити, дорогая, в чём дело? – Евгения взяла меня под руку, в её глазах цвели гиацинты. – Вы не обязаны с ними ехать. Никто не может вас принудить.
– Но я хочу! – произнести эти слова почему-то оказалось трудно, хотя они были чистейшей правдой. – Я не могу здесь оставаться. Мне надо домой.
– На ночь глядя? Дорогая, успокойтесь. Мы отвезём вас завтра утром. А сегодня отдохните, наберитесь сил…
– Нет, я должна уехать сейчас. Шеф-инспектор, вы обещали!
Астусье наблюдал за нашими препирательствами с равнодушным любопытством. В ответ на мою мольбу процедил, не выпуская папиросы изо рта:
– Садитесь.
Но мажисьен крепко держала за локоть, и вещей было жаль. Силой вырвать руку? Бросить платья, туфли, чемоданы… Евгения не сделала мне ничего дурного. Просто оплела своей гиацинтовой паутиной, лишающей воли и сладкой, как патока.
– Я понимаю, вы пережили потрясение и сильно напуганы, – её голос напоминал мурлыканье кошки. – Вам хочется вернуться в Каше-Абри, где ликантропы не посмеют напасть открыто, ощутить безопасность родных стен. Это неразумно, но если вы настаиваете, вас доставят в город сегодня же…
– Я сам отвезу, – Дитмар встал рядом.
– Нет, не вы!
Прозвучало мелодраматично, но остаться с ним наедине в замкнутом пространстве мобиля было немыслимо.
– Ах что вы, дорогая! – воскликнула Евгения.
Астусье усмехнулся:
– Ну, раз вопрос решён, я позволю себе откланяться.
Всё верно, размолвка влюблённых – не забота полиции. Я сама подкинула ему эту версию.
Инспектор прищурился, перевёл взгляд с Евгении на меня.
– Дамзель Войль, настоятельно советую не покидать город до окончания расследования, – что-то в его глазах изменилось. – Я загляну к вам на днях. Надеюсь, к этому времени появятся новые данные.
Он хлопнул дверцей. Сейчас же мобили с синими табличками "Полиция" тронулись, шурша шинами и ловя зеркальными боками отсветы последних всполохов заката.
Хватка Евгении на моей руке ослабела, на лице расцвела любезнейшая улыбка.
– Давайте вернёмся в дом. Ужин накрыт, вам стоит подкрепиться перед дорогой.
– Нет! Отправьте меня сейчас. Вы обещали.
Если я войду в дом, то уже не выйду. Не хватит воли.
– Дорогая, успокойтесь.
– Оставь, Эжени, – вмешался Дитмар. – Я подгоню мобиль. Вели Дижону вынести чемоданы.
Он ушёл, и голос Евгении вновь заструился медовой струёй, зовя меня вернуться, отдохнуть, поужинать, побеседовать, посмотреть на механических кукол, как следует познакомиться с домом – я ведь ещё не видела дома, а он прекрасен…
Солнце скрылось, и когда к крыльцу подплыла "стрела", её акулье тело отражало лишь поблёкшее небо в зелёных отсветах от окрестной растительности.
– Почему "стрела", а не "фантом"? – спросила я, хотя и так знала ответ.
– "Стрела" быстрее, – сухо сказал Дитмар. – Так едем или вы передумали?
Чемоданы с трудом уместились в крошечном багажном отделении спортивного мобиля, Евгения обняла меня на прощанье, пообещала обязательно пригласить в городской дом Карассисов, и Дитмар открыл передо мной дверцу.
Кресла шофёра и пассажира разделял лишь зазор в руку шириной, спинки были сильно откинуты назад, так что мы оба оказались в положении полулёжа – иначе под низким потолком не поместиться. Я, насколько могла, отодвинулась к дверце и плотно сжала колени. Ладони стали мокрыми. Зря я всё-таки не выбросила цветок.
– В городе "стрела" это глупость, – сказал Дитмар, демонстративно надевая на руку управляющую петлю, – а на шоссе даст фору любому наземному транспорту. По крайней мере до тех пор, пока Аврелий не построил свой мажи-экспресс, – блеснули в короткой улыбке белоснежные зубы. – Не бойтесь, я буду пристально следить за дорогой. Не задавлю ни овечку, ни кошку, ни утёнка.
Мобиль тронулся, и деревья, кусты, клумбы, фонтаны поплыли мимо. Узкая лента асфальта вилась сквозь садовые посадки, и мне пришло в голову: вдруг за оградой поместья ждут оборотни, чтобы закончить начатое или поквитаться за гибель товарища?..
Остались позади растворенные ворота, снежным вихрем унеслись в сумрак яблоневые сады, "стрела" зажгла носовые фары, вырвалась на шоссе и полетела среди темнеющих полей быстрее ветра. Дитмар, как обещал, глядел на дорогу, и я немного расслабилась.
Возможно, оборотни из внешнего мира пришли в "Гиацинтовые холмы", чтобы освободить своих сородичей, и трудно их за это винить. Страшная судьба: тюрьма от рождения до смерти, кровопускания, насильственное удержание в полезвериной форме, да ещё эксперименты Дитмара…
Он не искал меня вчера вечером, а шёл в лабораторию проведать своих подопытных и вставить им в головы пару новых железок, но на пути подвернулась я, и он решил, что влюблённая девица лучше возни с ликантропами.
А гиацинт? Тут и вовсе просто. Дитмар сорвал цветок по пути, просто от скуки или рассчитывая приколоть на обеденный фрак. А может, прямо на спортивный коверкотовый пиджак, хоть цветочное украшение к нему и не идёт. Зато ясно, зачем захватил с собой булавку.
Или всё объясняется ещё проще: он биомагнетик в своём саду. Может призвать светляков, может достать цветок из рукава.
Я осознала, что больше не злюсь на Дитмара, хотя всё ещё побаиваюсь – и ищу ему оправдания. Допрос в подвале заслонили хищные морды оборотней и спины мажисьеров, вставших между мной и убийцами.
В этот момент Дитмар заговорил:
– Я должен объясниться, – он не повернул ко мне головы и всё так же глядел перед собой, выстреливая словами в полукруг света, бегущий по асфальту впереди "стрелы". – Я человек увлекающийся и в своём азарте бываю слеп. Могу задеть, обидеть и понимаю это лишь по прошествии времени. Таково свойство моей натуры, я с ним борюсь, но часто проигрываю. Мои близкие научились принимать меня таким, каков я есть, и не только из любви ко мне. Мы, магнетики, сделаны из прочного материала и часто забываем, какими уязвимыми могут быть люди. Вы нежная девушка, с трепетными и ранимыми чувствами. Я не принял это в расчёт и теперь глубоко сожалею. Не хочу думать, что потеряю вас из-за глупой ошибки. Повернуть время вспять не в моей власти, я могу лишь просить вас забыть прошлое и начать всё сначала. Начать, как обычно делают, с простого свидания. Давайте встретимся в парке Тьюри, это ведь недалеко от вас… Завтра, скажем, в три часа. Будем гулять, беседовать, есть мороженое. Только молчите! Не говорите сейчас ничего. Ответите, когда доедем.
Он умолк внезапно, рука его с накинутой на запястье петлёй сжалась в кулак, скулы напряглись. "Стрела" неслась вперёд сквозь сумрачный простор, а я не находила слов для ответа, тихо радуясь тому, что он просил молчать, и чему-то ещё – тёплому чувству, которое дрожало в груди, как огонёк свечи.
Весь остаток пути я несла это чувство в себе, как великую драгоценность, как целебную воду из сказочного источника – и боялась расплескать. Едва заметила, как промелькнул за окном неприютный пригород, как загорелись огни улиц и бульваров, и очнулась, лишь когда круг света впереди исчез и "стрела" вдруг осела на асфальт. В свете фонаря видны были вишни, в одни сутки опушившиеся свежей клейкой листвой, и тёмные окна дома, который за пять лет я почти научилась считать своим. Останется ли он таковым завтра?
Дитмар подал мне руку, молча выгрузил чемоданы и пошёл следом, как шофёр или носильщик. Попросить его оставить багаж на крыльце значило бы обидеть и окончательно оттолкнуть, а впустить внутрь… от этой мысли ослабели руки, ключ в пальцах дрогнул и не сразу попал в замочную скважину.
Он вошёл, опустил чемоданы на пол, бросил взгляд на полуприкрытую входную дверь, но затворять не стал, повернулся ко мне.
– Итак, Верити, что скажете? – голос его прозвучал неожиданно робко.
Ответ сорвался с губ сам собой:
– Хорошо, я приду. Парк Тьюри, в три часа.
Дитмар шагнул ближе, тронул пальцами гиацинт на моём вороте.
– Спасибо, Верити.
В темноте прихожей его глаза светились, как далёкие звёзды. Он взял меня за плечи, притянул к себе, и звёзды стали ближе. Я глубоко вдохнула запах его одеколона, сладко-пряный, пьянящий, и не смогла поверить, что всего два дня назад этот запах вызывал неприязнь. Дитмар медленно наклонился и коснулся губами моих губ. От первого его поцелуя, мягкого, бережного, по телу разлилось тепло, от второго, настойчивого, глубокого, внутри сладко заныло. Сейчас, в эту самую минуту, он мог сделать со мной всё, что угодно, и я бы позволила… Но минута истекла, Дитмар оторвался от моих губ, отступил на шаг, сказав очень тихо:
– До завтра, Верити, – и вышел вон.
Я опустилась прямо на чемодан и минут пять сидела, выравнивая дыхание и собираясь с силами, чтобы встать и закрыть дверь. Затем прошла на кухню, на ходу снимая жакет. Может, гиацинт и зачарован, но лучше поставить его в воду.
Записка лежала на столике для завтраков, в самом центре – свёрнутый вдвое листок бумаги неизменного коричневатого цвета. Надпись внутри оказалось длиннее обычной: "Крайняя степень опасности. Следует переехать. Завтра же. Трёхчасовой экспресс. Носсуа, переулок Лудильщиков, дом 6. Гравировальная мастерская Сумсо. Спросить Фосэра. Следовать его указаниям. Адрес не записывать – выучить наизусть".
Надо же, Носсуа! Почти Шафлю.
Указания почти всегда были выражены в безличной форме, словно автор записок не знал, кому они предназначались. На всякий случай я повторила про себя: "Носсуа, переулок Лудильщиков, дом шесть. Гравировальная мастерская Сумсо. Спросить Фосэра", и бросила листок на стол.
– Что это значит? – спросила вслух. – Ты же здесь, я знаю!
Если в прошлый раз Фалько явился отчитать меня за слишком вольное прощание с мажисьерами у крыльца, то сейчас, после поцелуя Дитмара, он должен быть в ярости.
– Хочешь, чтобы я поднялась наверх? Хорошо. У меня к тебе вопросы.
Страшно не было. Слишком многое случилось за эти два дня. Бояться я устала. Удивляться, пожалуй, тоже.
Взошла по лестнице, по пути зажигая свет. Окна в спальне были заперты, как и дверь на балкон. Дом полнился тишиной. Ни намёка на чужое присутствие. Оставил записку и ушёл, не желая тратить время на непослушную девицу? Или…
Что, если оборотень, убитый мажисьерами, и есть Фалько? Бредовая мысль. Фалько – человек, магнетик, кто угодно, только не зверь. И у "Гиацинтовых холмов" ему делать нечего. Но тогда почему среди рычащих морд, клыков и когтей в пыльном вихре я видела его лицо?
