Текст книги "Если любишь - солги (СИ)"

Автор книги: Кира Калинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 34 страниц)

19.1

Инструкции сьера В. К., прилагавшиеся к наследству в Каше-Абри, категорически запрещали мне посещать два города – Нид и Шафлю. И только сейчас я задумалась, почему в детстве меня никогда не возили в столицу. Ведь родители так любили путешествовать! Летом отец брал отпуск, и мы втроём отправлялись в какое-нибудь интересное место. Побывали в курортном Мисьюде и солнечной Пиалоне, богатой фирамскими памятниками, вдоль и поперёк исходили Грапу – архитектурную жемчужину восточных провинций, гуляли по монументальному и суровому Ханну, считавшемуся оплотом Равновесия…

Когда мне было пятнадцать, очередь дошла до Новианы, бывшей столицы графов Рованских. Почти тысячу лет назад Новиан стал форпостом Литезии в диких восточных землях. Графы строили замки, прокладывали дороги, огнём и мечом насаждая цивилизацию среди варваров лясов и висов. Резиденция захватчиков быстро обросла посадами и слободками. Со временем Рованы изнежились, снесли замки, возвели дворцы и окружили их прекрасными садами. Посады и слободки частью слились с Новианом, частью превратились в торговые и ремесленные предместья.

Самым молодым, отдалённым и бедным из них был Шафлю. Но именно там горстка дерзких магов однажды учредила тайный союз с невозможной, казалось, целю – прекратить хаос и установить на континенте власть знания и разума. Вряд ли кто-то мог подумать, что всего через четыреста лет вокруг Магистериума вырастет величайшая столица мира, некогда гордый Новиан станет крохотным туристическим городком, дворцовый комплекс превратится в музей, а от графов Рованских останутся только портреты в золотых рамах.

В пятнадцать лет меня не интересовали портреты, статуи и исторические анекдоты из уст усталых гидов. До Шафлю с его чудесами и бурлением жизни было рукой подать – чуть больше часа на омнибусе. Родители обещали. Но сначала им хотелось обойти все дворцы, павильоны и гроты, понюхать все цветы в саду, полюбоваться фонтанами, расспросить седого экскурсовода с бородавкой на носу о деталях адюльтера последнего графа Рована, сфотографироваться на фоне тысячелетнего тиса и отужинать в кабачке, где Гийом Лами написал свой "Круговорот чувств". Потом у мамы разболелась голова, потом папа простыл…

А теперь сьер В.К. приказал мне явиться в Носсуа, ещё один пригород Шафлю, даже не пригород – по сути, Носсуа давно превратился в окраину столицы. И как это понимать?

Фалько утверждал, что не знает.

Мы шли мимо магазинчиков и булочных, кофеин и мастерских, мясных лавок и прачечных, чистильщиков обув и брадобреев, и стук каблуков по асфальту был музыкой для моего слуха. Я будто вернулась домой. Горы, пещеры, тёмные недра товарных вагонов и грузовых отсеков дирижаблей казались ночным бредом. Может быть, Фалько нравится спать в шалаше и готовить на костре, но моя стихия – город.

Конечно, Носсуа – рабочий пригород, народ здесь простоват, здания обшарпаны, на тротуарах мусор, приличных улиц, где можно прогуляться, всего ничего… И мы уходили от них всё дальше. Кругом поднимались угрюмые дома с глухими стенами, из подворотен несло кошачьей мочой, по переулкам шныряли подозрительные типы. Не хотелось бы поселиться в таком месте, но любая квартира с удобствами лучше, чем хижина в лесу или тюремная камера.

Любая ли? И кто сказал, что меня ждёт квартира?

Фалько целеустремлённо шагал вперёд. Не спрашивал дорогу, не мешкал у заржавленных табличек с названиями улиц, не искал газетную лавку, чтобы купить план города.

– Ты хорошо знаешь Носсуа, – не выдержала я.

С тех пор, как мы покинули поезд, он не сказал мне и двух слов. Будто злился на что-то.

– Никогда здесь не был.

– Тогда как ты находишь дорогу?

– Видел карту на вокзале.

– Не может быть. Ты же перенёс нас из вагона в лесополосу. К вокзалу мы даже не подходили.

Фалько тихо вздохнул.

– Оттуда, где мы стояли, был виден вход в здание. У входа на стенде висит подробный план Носсуа. Я запомнил маршрут, – в его голосе слышалось безграничное терпение.

– Ты рассмотрел всё с такого расстояния? Сколько там – метров сто, сто пятьдесят? Я и стенда-то не заметила.

– У меня острый глаз. И хватит вопросов.

А ведь он и правда смотрел в сторону вокзала, пристально, неотрывно, наверное, целую минуту.

Сокол из поднебесья способен разглядеть мышку-полёвку среди сухой травы. Так почему бы Фалько не прочесть названия улиц на стенде размером с коробок спичек? Он делал и более невозможные вещи.

Но объяснение этим невозможным вещам может быть совсем не таким, как я себе вообразила. Аврелий разрабатывал индивидуальное устройство для полётов. А если кто-то другой его уже создал? И устройство для перемещения на короткие расстояния. И микроскопический бинокль, который так мал, что его можно носить прямо в глазу…

– Идём. Уже недалеко.

Ноги вдруг ослабели. Тёмный призрак неизвестного, но скорого будущего сел на плечи.

Фалько обернулся:

– Возьми меня под руку. Не бойся. Ничего плохого не случится.

В глаза мне бросилась табличка на обшарпанной стене: "переулок Лудильщиков". И ниже: "дом № 4".

Соседнее здание – нужный нам номер шесть – выглядело не менее безобразно: обвалившаяся штукатурка, неприятная горчичная краска, влажно-грязные разводы. Фалько поднялся на единственное крыльцо в три ступени. Вывеска над ним так сильно выцвела и облупилась, что едва удалось разобрать надпись: "Г…вир…вал…ая мас…ерск…..мс…" Очевидно, того самого Сумсо. Фалько дёрнул линялую дверь. Заперто.

Я даже зажмурилась от облегчения.

Это место заброшена, и давно. Нет здесь никакого Сумсо и никакого Фосэра.

– Просто город-призрак, – прошептала я. Говорить в полный голос было страшновато. – Пойдём отсюда.

– Подожди.

Фалько прошёл до подворотни, постоял, вслушиваясь в сумрачную тишину, и двинулся во внутренний двор. Асфальта там не было. Голая земля, лишь кое-где пробивались пучки чахлой травки. За небольшим бетонным парапетом пряталась лестница в подвал. Дверь была обита некрашеным железом и выглядела заметно живее, чем та, что смотрела на улицу.

Фалько занёс кулак, намереваясь постучать, но в последний момент ткнул пальцем куда-то в дверную раму и долго не отпускал.

Только бы они не открыли, только бы не открыли, молилась я.

Фалько вдруг обернулся:

– Верити, подойди. Скорее.

Дверь приотворилась на ширину ладони совершенно беззвучно. В темноте белело мужское лицо, неподвижное, как посмертная маска.

– Нам нужен Фосэр, – сказал Фалько.

Взгляд незнакомца скользнул по его лицу, задержался на мне.

– Кто его спрашивает? – прошелестел тусклый голос.

Фалько не ответил, только сжал мою руку.

– Верити Войль.

Впервые в жизни мне оказалось так трудно назвать своё имя.

Несколько секунд белолицый смотрел на меня, потом ни слова не говоря толкнул створку двери нам навстречу. Фалько выпустил мою руку и отступил к лестнице. Не просто посторонился – уже поставил ногу на первую ступень, явно собираясь уйти…

– Куда ты?

Он обернулся через плечо:

– Иди. Я должен охранять тебя, а не решать твои проблемы.

Его голос был, как зимний ветер – холоден и колюч, лицо ничего не выражало.

К горлу подступили слёзы. Кто бы мог подумать, что он бросит меня сейчас, на пороге тьмы, наедине с анемичной мумией. Это было предательство, самое настоящее предательство.

Белолицый молча посторонился. Тусклый свет с улицы сочился внутрь, расстилаясь передо мной бледной дорожкой – будто приглашая войти. Я через силу сглотнула и заставила себя переступить порог.

19.2

Дверь за спиной закрылась с тихим щелчком, и прямоугольник света на полу растаял в темноте. Тоже обманул – как Фалько.

Вспыхнули лампы на длинных шнурах, озарив неприютный подвал. Бетонный пол, низкий потолок, стены, с которых сыпалась штукатурка, обнажая кирпичную кладку, воздух, пропитанный пылью и влагой. И сам обитатель этого места, похожий на экспонат комнаты ужасов.

Белолицый был невысок ростом и совершенно лыс. Костистый череп обтягивала гладкая до блеска кожа, щёки запали, бескровные губы были плотно сжаты. На сутулых плечах болталась мятая спецовка, из-под неё виднелся рабочий комбинезон.

– Вы Фосэр? – спросила я.

Коротко дёрнув головой, Белолицый зашагал вглубь длинного коридора, видимо не сомневаясь, что я последую за ним.

– Так вы Фосэр или нет? Мне нужен Фосэр!

Не знаю, что я сделала бы, если бы он не ответил. Бросилась к двери и попыталась вырваться наружу?

Но Белолицый приостановился, слегка наклонил голову к плечу, будто шея у него не гнулась и проговорил тем же шелестящим голосом:

– Фосэр ждёт вас, Верити Войль. Прошу следовать за мной.

Минимум учтивости, и сразу стало легче.

Он подвёл меня к двери, обитой драным дерматином, велел ждать, когда позовут, и исчез внутри с таким проворством, что я не успела рассмотреть ровным счётом ничего. Осторожно, еле-еле, потянула ручку на себя – дверь не поддалась. Хорошо, подожду. Я начала мысленный отсчёт секунд: "Одна, две…" На семьдесят третьей изнутри отчётливо донеслось:

– Входите!

На этот раз дверь отворилась с лёгкостью.

Наверное, именно так выглядела мастерская Затейника из сказки "Сиала в стране Небывалии". Всюду стеллажи и подставки, заваленные немыслимым хламом – кусками дерева и металла, лоскутами тканей, обрывками кожи, проволокой, париками, шляпами, деревянными заготовками для игрушек, частями каких-то механизмов и духи знают чем ещё. Я заметила пару манекенов, швейную машинку. Посреди всего этого кавардака за столом невероятных размеров восседал человек с седыми зализанными волосами. На нём была красная рубашка и чёрный кожаный жилет, на носу – тёмные очки.

– Простите, вы Фосэр?

– Да-да, Верити! Добрый день! – воскликнул незнакомец высоким жизнерадостным голосом и широко улыбнулся. – Проходите, устраивайтесь!

Он указал на табуретку перед столом. На табуретке лежало боа из фиолетовых с серебром перьев.

– Сбросьте на пол! Не стесняйтесь!

На всём огромном столе был только один крохотный островок относительно свободного пространства, прямо перед Фосэром. Там стояла настольная лампа, лежали пяльцы с вышивкой, ножнички, напёрсток, лупа, картонка с нитками, разобранными по цветам.

– Я думала, вы гравёр.

– Это Сумсо гравёр, – весело отозвался Фосэр. – А я, так сказать, арендую у него свободную площадь.

– Почему – так сказать?

– Вы же видели его! Бедняга имя своё едва помнит, куда ему инструмент в руках держать?

Белолицый и есть Сумсо? Нелепица какая-то.

Я села, и баррикада рухляди на столе скрыла Фосэра по самые плечи. Ворох непряденой шерсти, потрёпанные журналы, кружевной веер, жестяные банки из-под чая и сладостей, край лоскутного одеяла, прибор, похожий на морскую астролябию, рваная картонная коробка, из которой торчал пук соломы… Прямо передо мной, придавленные длинноносым башмаком, лежали набекрень часы с кукушкой, деревянная птица свисала из открытого оконца, клювик её был широко распахнут, будто в предсмертном крике, нарисованный глаз смотрел в никуда. Сам Фосэр выглядывал из-за нагромождения вещей, как кукольник из-за ширмы.

Интересно. Если волосы у него натёрты маслом, то почему не блестят? Если не натёрты, то отчего так гладко облегают голову?

– Итак, дорогая Верити, – торжественно объявил Фосэр, – с сегодняшнего дня вы станете другим человеком и у вас начнётся совершенно другая жизнь. Но сначала, прошу вас, разрешите мои сомнения…

Он привстал, поправил очки на носу и внезапно лёг грудью на стол. Мне на колени посыпались мелкие вещи. Я успела вскочить и податься в сторону за миг до того, как из-под подбородка Фосэра выскользнул башмак, увлекая за собой часы. Корпус-домик рухнул на пол, придавив кукушку, механизм внутри издал жалобный стон. Груда на столе пришла в движение. Будто обвал в горах – со всех краёв на пол сыпался хлам.

Фосэр даже не пытался остановить это стихийное бедствие, лежал, улыбался и протягивал мне свою вышивку. Что за балаганный шут! Зато разрешилась загадка с его причёской. Волосы Фосэра были туго стянуты и собраны в конский хвост длиной до лопаток. В наше время, когда даже женщины стригутся всё короче, мужчина с длинными волосами – большая экзотика. На ум опять пришёл дядя Герхард.

– Прошу вас, дорогая Верити, взгляните. Мне кажется, или этот фиолетовый слишком резок? В сравнении с другими цветами, я хочу сказать.

Фосэр вышивал букет анютиных глазок и делал это весьма искусно. Аккуратные стежки лежали один к одному, но цвета были грубоваты, а фиолетовый просто бил в глаза. Я растянула губы в улыбке и произнесла извиняющимся тоном:

– Боюсь, что так, сьер Фосэр. Цвет и правда слишком насыщенный.

Он хмыкнул и выпрямился, вызвав ещё один обвал настольных залежей.

– Благодарю за искренность, Верити.

Стоп. Так это была проверка?

– Сьер Фосэр, могу я попросить вас снять очки?

Он даже не удивился. Без колебаний продемонстрировал свои глаза – неожиданно голубые, дерзкие, и прежде чем снова водрузить очки на нос, развязно мне подмигнул.

– Не бойтесь, я не ем на обед прекрасных дев!

Должно быть, на моём лице отразилось неприязнь – да я и не пыталась её скрыть. Фосэр посерьёзнел.

– Я весёлый малый, Верити, но дело свою знаю. Сейчас мы немного изменим ваш облик и прежде всего лицо. Я нанесу вам на кожу специальное вещество и вылеплю из него ваши новые черты. Это абсолютно безопасно и совсем не больно. Идёмте в гримёрную!

Чтобы этот помешанный прикасался к моему лицу? Мазал какой-то дрянью? Ни за что!..

Но выбора не было. Однажды я уже ослушалась сьера В.К. И что из этого вышло?

Закуток за стеллажами и впрямь выглядел точь-в-точь как театральная гримёрка из синематографических картин. Удобный туалетный столик, большое зеркало с подсветкой, водопроводный кран, раковина, ширма… Только кресло у столика больше подошло бы для парикмахерской или зубоврачебного кабинета.

– Вы красивая девушка, Верити, и останетесь красивой девушкой, но красота ваша станет немного другой. Это не пластическая операция, при необходимости всё можно вернуть назад. А года через три грим начнёт сходить сам, тогда потребуется его подновить. Прошу, садитесь. Для начала изменим цвет глаз. Не пугайтесь, это минутное дело. По капельке специального красителя в каждый глазик… Будет немного щипать, но вы потерпите, правда? На остроту зрения это не влияет. Дайте-ка я сниму вашу шляпку.

Фосэр поставил на стол плоскую деревянную коробку. Внутренность её делилась на мелкие отсеки. Из одних торчали пузырьки, в других лежали брикеты, похожие на куски мыла, но завёрнутые в толстую фольгу. Рядом с коробкой выстроились ванночки и мисочки, на белой салфетке расположились кисточки, ложечки и ещё какие-то приспособления, стопкой легли ватные тампоны. Фосэр надел белый фартук, вымыл руки.

– Откиньте голову назад и пошире откройте глаза. Не моргайте!

Двумя пальцам он раздвинул мне веки на правом глазу.

Слизистую оболочку защипало, будто от перца.

– Глаз не закрывать! Терпите!

Секунд через десять жжение пошло на спад, ещё через пять почти прекратилось. Фосэр промокнул мне слёзы. И проделал то же самое с левым глазом.

– Теперь закройте глаза и позвольте красителю делать свою работу. А я пока займусь вашими волосами. На этот раз неприятных ощущений не будет совсем. Разве что в духовном, так сказать, аспекте. Мне придётся остричь ваши чудесные локоны. Поймите, мы создаём совершенно новый образ. Длина волос это простой признак и изменчивый, но именно он привлекает внимание в первую очередь. И если мы оставим всё, как есть…

Он говорил так настойчиво, что я не выдержала:

– Стригите. Мне всё равно.

– А вот это вы напрасно, дорогая Верити, – упрекнул Фосэр, сбрызгивая мне голову водой. – В столь юном возрасте нельзя придаваться унынию и отворачиваться от будущего. У вас впереди долгая жизнь, и в ней будет много прекрасного. Вы должны полюбить свой новый облик, заботиться о нём, ведь это теперь часть вас. А себя следует холить и беречь…

– Сьер Фосэр, пожалуйста, не надо меня ни в чём убеждать.

– Хорошо-хорошо! Умолкаю!

Он разобрал на пряди мои волосы и бодро защёлкал ножницами.

– Умолкать не надо. Я рада, что вы всё объясняете. Это успокаивает.

Если бы кое-кто другой брал с Фосэра пример. Глаза опять защипало, и вовсе не от капель. Впрочем, это уже неважно. Новой облик, сказал Фосэр. Кое-кто другой встретит меня на улице – и не узнает.

Но разве это возможно?

Фосэр закончил со стрижкой и принялся что-то втирать мне в голову.

– Красящий пигмент проникает в кожу и откладывается в корнях волос. Этого запаса хватит на три-четыре месяца. Потом вам придётся повторить процедуру самостоятельно. Я дам вам с собой мазь. И капли для глаз. Их надо будет капать каждые полгода. Так, хорошо. Теперь наденем вам шапочку, подберём волосы. Немного подправим линию бровей, это необходимо… И приступим к главному. Нет, глаза не открывайте! Я скажу, когда можно. Отдохните немного, я пока всё подготовлю.

Он умолк и, судя по всему, отошёл к столу. Слышались шорохи, постукивания, шуршание фольги, плеск воды.

– Сейчас займёмся лицом. Вам когда-нибудь делали косметическую маску? По ощущениями это примерно то же самое. Я нанесу прозрачный гигроскопичный гель. Подсохнув, он приобретёт цвет вашей кожи и будет выглядеть абсолютно естественно. Итак, начнём.

Он дотронулся до моего лба, провёл пальцами по щекам, носу и подбородку – словно нарисовал некую схему. Его прикосновения были неожиданно деликатными и в то же время деловитыми. Фосэр аккуратно ощупал мои губы, скользнул пальцем по векам, и в этих движениях не ощущалось и намёка на мужской интерес. Не остались без внимания мочки ушей и тыльные стороны ладоней.

– Не стоит забывать о руках. Руки могут выдать человека, так сказать, с головой! – Фосэр хохотнул, радуясь своему каламбуру. – Что ж, приступим. Сейчас я увлажню вашу кожу…

Щеки коснулся холодный тампон, и я невольно вздрогнула. Совсем чуть-чуть, но Фосэр остановился.

– Сейчас ещё можно, но когда я начну наносить гель, вы должны сидеть неподвижно. Никакой мимики. Ни малейшего движения мышц. Будто у вас не лицо, а маска. Я настаиваю, дорогая Верити. Это очень важно.

Маска? Фосэр размазывал гель по моим щекам, как слёзы, а мне вспоминался сумрак вагона, трепет свечного пламени и тёплые блики в глазах Фалько, глубоких, будто ночное море. Только не плакать! Не то получится бородавка на лбу или нос картошкой.

Я ведь даже не злюсь на него за то, что бросил меня так внезапно и грубо. Мне просто больно.

– Вот и всё, – объявил Фосэр. – Вы умница, Верити. Сейчас я накрою ваше лицо светонепроницаемой салфеткой и включу специальную лампу, чтобы гель скорее просох. Можете подремать полчасика. Только умоляю, не двигайтесь.

На веки опустилась мягкая тьма, вслед за ней пришло тепло. Прозвучали и стихли в отдалении шаги…

Должно быть, Фалько велели оставить меня у дверей, и он побоялся, что от страха я вцеплюсь в него, как клещ, отказавшись идти в подвал в одиночку. Он не желала мне зла. Он заботился обо мне. По приказу, да. Но разве кто-то заставлял его утюжить моё платье, которое потом всё равно пришлось выбросить – и он наверняка понимал, что придётся – или баюкать сказкой о солнечных морях, чтобы разогнать мрак в душе…

Зачем он делал это, если ему всё равно?

Глава 20. Рити Ловьи

Жутко смотреть в зеркало на себя, а видеть незнакомку. Глаза мои из серо-голубых стали карими, светло-русые волосы приобрели цвет шоколада и завились мелкими кудряшками. Щёки округлились, губы сделались чересчур пухлыми, лоб и подбородок приобрели непривычную округлость, нос стал шире. Брови Фосэр не выщипывал, только провёл чем-то шершавым, но этого оказалось довольно, чтобы избавиться от лишних волосков. Теперь две узкие дуги карабкались вверх, придавая лицу удивлённо-глупое выражение. Даже уши, и те пополнели!

Видя мою недовольную мину, Фосэр развёл руками.

– Я не могу отнять – только прибавить. А теперь извольте в примерочную.

Он заставил меня снять жакет, надеть, прямо поверх платья, зелёную блузу с глухим воротом – и сделал фотографию на паспорт.

– Пока я готовлю документы, вы сможете переодеться. Да, ваше новое "я" не обладает изысканным вкусом и любит яркие тона, – он заново открыл дверцы гардероба, демонстрируя жёлтое платье с чёрными цветами и чёрный жакет с жёлтой отделкой. – Но с этим придётся смириться. Смена стиля одежды – принципиальный момент. Ничего в вас не должно напоминать прежнюю Верити Войль. Прошу обратить внимание вот на эту вещицу.

Он снял с вешалки предмет одежды, фасоном похожий на старинный длинный корсет, каким его знали до того, как Сара Гош разделила это орудие пытки на бюстгальтер и корсетный пояс. Но "вещица" явно не предназначалась для того, чтобы стягивать талию и придавать фигуре изящество. Скорее, это был жилет, сделанный из толстого и дряблого полупрозрачного материала – и в то же время явно элемент нижнего белья.

– Позвольте представить – моделир. От слова "моделировать", как вы понимаете. Моё изобретение, – Фосэр кашлянул, пытаясь скрыть явное довольство собой. – Жаль портить такую прекрасную фигуру, но отныне вам придётся взять за правило каждое утро, после ванны или душа, надевать моделир. Непременно на влажное тело! Материал прилипнет и подстроится под цвет кожи, так что на беглый взгляд будет казаться, так сказать, неотъемлемой частью вас. После этого можете одеваться, ходить, двигаться как угодно. Вечером принимаете ванну, моделир отстаёт, и вы спокойно ложитесь спать. Важно! Отдавайте предпочтение длинным рукавам. Ваши плечи и предплечья слишком изящны для нового типа внешности, это может привлечь внимание.

Как странно. В прежние времена такие разговоры заставили бы меня покраснеть до корней волос. Но сейчас я просто усваивала информацию. Не было никаких чувств. Возможно, потому что меня как таковой больше не существовало.

– Советую выбирать обувь на возможно более низком каблуке. Это изменит вашу походку. Сделает её более…

– Неуклюжей? – подсказала я.

Фосэр улыбнулся.

– Вижу, вы уловили суть. Возиться с душем сейчас не будем, наденете моделир прямо на бельё, жакет скроет неплотное прилегание. Что ж, оставляю вас наедине с зеркалом. За полчаса управитесь?

На ощупь дрожащий, как желе, моделир оказался неожиданно приятным: бархатно-шероховатым, упругим и как будто тёплым. Живым. А вот одежда разочаровала. Жёлтое платье сидело мешком даже на моей новой фигуре – почти без талии, с покатыми плечами и спиной. Громоздкий жакет и вовсе превратил новую Верити Войль в пугало. Туфли с уродливыми пряжками соскальзывали с ног. Но лучше пусть будут велики, чем жмут.

– Тук-тук! – донёсся издалека голос Фосэра. – Вы готовы?

Он явился, поигрывая новеньким паспортом, раскрытым на странице с фотографией.

– Выдан год назад в связи с утерей прежнего. Печать, необходимые пометки. Всё, как полагается. Ни одна проверка не найдёт, к чему придраться. Взгляните же!

Я сделала, как он требовал.

– Что это?

– Ваши документы. По-моему, вышло совсем недурно.

– Имя. Здесь другое имя. Не моё. Вас что, не предупредили?

– Идёмте-ка со мной, – он сжал мой локоть крепкими пальцами и потащил обратно в гримёрную. Заставил сесть в кресло перед зеркалом. – Кого вы видите? Разве эта женщина – Верити Войль? Нет! Это Рити Ловьи.

Внезапно навалилась усталость. Какая чушь все эти игры с маскировкой и переодеванием. Есть только один способ спрятать меня от преследователей – запереть до конца дней.

– Вы не понимаете. Я никогда не смогу…

– Рити! – выкрикнул Фосэр. – Держу пари, именно так звали вас в детстве мама и папа. А подружки, с которыми вы играли во дворе! Неужели они выговаривали это скучное и длинное Ве-ри-ти? Рити. Меня зовут Рити. Ну, скажите же это!

Тривечные, я ведь почти забыла… Рити, иди сюда! Рити, что ты делаешь? Нельзя бросаться игрушками в папу! Рити, смотри, какие у меня туфельки!

Но откуда он узнал? Неужели за мной следили уже в раннем детстве?

– Меня зовут Ве… – я запнулась, в горле встал ком. – Вери…

– Стоп! Смотрите в зеркало! Это Рити. Вы – Рити. Ещё раз!

– Меня зовут Ве… – я зажмурилась и изо всех сил попыталась проглотить ком, – рити. Ве… рити. Ве… Ве…

На десятый или одиннадцатый раз я наконец справилась с задачей. Трижды медленно повторила, закрепляя успех:

– Меня зовут Рити.

Как ни странно, это имя вполне подходило женщине в зеркале. Милая пышечка Рити с полными щеками и чуть припухшими веками.

– Теперь фамилия, – потребовал Фосэр.

Я попыталась объяснить, почему никогда не смогу назвать себя Ловьи, но он взмахом руки отмёл все возражения.

– Внимательно посмотрите на это слово, а теперь мысленно напишите рядом "Войль". Теперь понимаете? Ну! Эти слова состоят из одних и тех же букв. Ловьи – то же самое что Войль. Так что вы никого не обманываете. К тому же она, – Фосэр ткнул пальцем в зеркало, – никакая не Войль. Взгляните на неё! Типичная Ловьи. Рити Ловьи.

Некая логика в его доводах была. Если, как говорил Фалько, правда – это вопрос веры…

– Меня зовут Рити В… ло… ах! – в ушах шумело, перед глазами плыли круги. – Не могу. Простите.

– Не надо просить у меня прощения. Надо лучше стараться. И не думайте, что я буду возиться с вами целый день. Принцип вы поняли. Придёте домой, сядете перед зеркалом и будете тренироваться, пока не получится. Три дня, неделю, месяц, сколько потребуется! И не выйдете из дома, пока не научитесь представляться новым именем.

– У меня нет дома, – сказала я.

– Ах да, – он вытащил из ящика стола коричневую сумочку, достал оттуда брелок с парой ключей и плотный конверт цвета пергамента.

При виде конверта моё сердце пропустило удар.

– Ключи от вашего нового жилья. Полагаю, здесь, – он тряхнул конвертом, – написано, как туда попасть.

Фосэр сложил в сумочку конверт, ключи и паспорт.

– Идёмте, я вас провожу. Мы потеряли уйму времени. Скоро вечер, а вам ещё нужно добраться до места. Минутку!

Он забрал из моих рук одежду, купленную Фалько.

– Это вам больше не понадобится. И не делайте несчастное лицо. Безопасность дороже изящных нарядов!

Даже шарфик на память не позволил взять. Нахлобучил мне на голову чёрно-желтую шляпку, поправил торчащие наружу кудряшки.

– Очень мило. А теперь прощайте, Рити. Может быть, мы ещё свидимся года через три, а может, и нет. Удачи вам. И прошу, сделайте так, чтобы мои труды не пропали напрасно.

В следующее мгновение я очутилась за дверью. Во дворе стояла тишина. Открою конверт здесь, пока никто не видит.

Как угадала.

"Прочесть и заучить не сходя с места, – приказывала записка. – Шафлю, 11 округ, 4 квартал. Историческое название Парсель. Улица Андре, 34. Малый ключ от верхнего замка, большой – от нижнего. Проезд из Носсуа со станции на улице Колёсников, 26. Омнибус № 147 до станции "Конный манеж", затем омнибусом № 92 до станции "Улица Прачек". Пройти по ходу омнибуса два квартала, свернуть направо, на улицу Белошвеек, пройти три квартала, перейти через дорогу и свернуть налево, на улицу Кружевниц, через квартал снова свернуть налево. По правой стороне улицы Андре отсчитать десять домов, одиннадцатый – № 34. Дорогу не спрашивать, не озираться".

Я перечитала послание ещё дважды только для того, чтобы разобраться во всех этих омнибусах, улицах и кварталах. Потом стала проговаривать – шёпотом, по кусочкам, снова и снова. Наконец настал момент, когда я смогла мысленно без запинки повторить весь текст. Хотелось верить, что в Шафлю память мне не изменит.

Шафлю! Запретный город. И сьер В.К. сам направил меня туда. Я медленно поднялась по разбитым ступеням, на ходу пряча послание в сумочку. Когда загляну в неё в следующий раз, никакой записки там не будет.

Пальцы скользнули по обложке паспорта, задели стеклянный флакон с каплями для глаз и упёрлись во что-то выпуклое, лоснящееся… Портмоне! Я тихо рассмеялась, чувствуя, как внутри всё дрожит нервной дрожью. Собралась в Шафлю. Без денег. Спасибо, Фосэр оказался предусмотрительным малым.

Всего триста астр. На первое время хватит. Я положила в карман пару мелких банкнот и горсть монет. И лишь войдя в подворотню, поняла, что понятия не имею, как найти улицу Колёсников.