Текст книги "Если любишь - солги (СИ)"
Автор книги: Кира Калинина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 34 страниц)
4.2
Петляя между холмами, дорога опять стала забирать в гору и вдруг упёрлась в ажурные ворота, за которыми виднелся цветущий сад. Я подняла шторку. Надпись на скромной кованой табличке гласила: «Гиацинтовые холмы». Дюваль сбавил ход, и ворота перед «фантомом» открылись сами собой. Мажи-мобиль заскользил среди кустов, деревьев и цветочных клумб. По-летнему били фонтаны. Над крокусами вились золотые стрекозы.
Дорога сделала крюк и вывела нас на просторную лужайку, посреди которой царил белый особняк в три этажа с большими арочными окнами, его длинные флигели раскинулись в стороны, будто крылья. Мобиль остановился у лестницы, ведущей на широкое крыльцо, или скорее веранду, которая тянулась вдоль всего центрального фасада, украшенного строгими полуколоннами. Пока я оглядывалась и разминала ноги, поражаясь размерам дома, а Дюваль выгружал мои чемоданы, из высоких стеклянных дверей появилась Евгения в широких брюках и вязаном кардигане. Легко сбежала по ступеням, протянула мне руки:
– Верити, дорогая, как я рада вас видеть!
При свете дня её фарфоровая кожа казалась прозрачной.
– Идёмте скорее, я познакомлю вас со всеми!
Со всеми? Признаться, я и забыла, что мне обещали светское общество. Интересно, где Дитмар? Знала бы Евгения, что я уже мысленно вышла за него замуж…
Дверь нам открыл карикатурный дворецкий в огненно-красной ливрее – изрядного роста, с крупной головой, мощным бочкообразным телом и короткими ногами. Лицо его закрывала карнавальная маска в золотых узорах, перьях и бубенчиках. На искусственных губах застыла зловредная ухмылка, но влажные тёмные глаза в прорезях глядели очень серьёзно.
Дворецкий склонился в поклоне, взмахнув неестественно длинной рукой в белой перчатке, и пропел тонким механическим голосом:
– Добро пожаловать в "Гиацинтовые холмы"!
Евгения рассмеялась:
– Это наш Бобо! Творение природы и двух ветвей магнетической науки. Бобо, сними маску. Не пугайтесь, Верити.
Не предупреди она, я бы не удержалась от вскрика. А так лишь отшатнулась и прижала ладонь ко рту: вместо маски злого проказника на плечах у дворецкого сидела мохнатая башка с чёрной звериной харей, и это было так жутко, что хотелось умереть, лишь бы не видеть… Что-то коснулось моего локтя, я дёрнулась и позорно взвизгнула.
– Тише, тише, всё хорошо!
Меня схватили за плечи, развернули… Дитмар смотрел с тревогой и сочувствием, а его глаза в этот миг казались тёмно-фиолетовыми.
– Ничего страшного, Верити. Это просто обезьяна. Чёрная горилла с острова Колланса.
Он обернулся к сестре:
– Эжени, сколько можно? Прежде чем хвалиться своей поделкой, стоило бы объяснить нашей гостье, что она увидит.
– Ты прав, – Евгения поспешила взять меня за руку. – Дорогая, простите, прошу! Мне так жаль. Я совсем забыла, какой эффект производит внешность Бобо.
В её голосе звучало искреннее раскаяние, но для того людям и дана ложь, чтобы смягчать некрасивость поступка медовым нектаром слов. Жаль, я так не могу.
– Думаю, ради этого эффекта вы и предъявляете Бобо каждому, кто впервые входит в двери вашего дома.
Перед отъездом я поклялась себе быть сдержанной, однако выходка Евгении вывела меня из равновесия.
– Так и есть, признаю, – мажисьен мило улыбнулась. – Но я правда не хотела вас напугать, только поразить.
Кажется, на мою прямоту она не обиделась.
Всё это время Бобо стоял, держа в могучих руках свою человеческую маску, прямой и неподвижный, как чучело в музее естественной истории. Массивная челюсть, широкий плоский нос ноздрями наружу, морщинистая кожа, в обрамлении чёрного, с лёгкой сединой, меха, и живые, пугающе умные глаза. Теперь я разглядела всё это, а ещё – круглые металлические бляшки на висках и широкий ошейник, словно бы вросший в кожу.
– Просто обезьяна? – я взглянула на Дитмара, потом на Евгению. – Что он такое?
– Идеальный слуга будущего, – мажисьен снова оживилась. – Наше с Аврелием совместное творение. Автоматоны на флюидах слишком трудоёмки и дороги, а их обучаемость ограничена. Прислуживать за столом или делать уборку – да, управлять мажи-мобилем – возможно, быть секретарём или личным слугой – однозначно нет. Лучше всего куклы Клаффарда Планка годятся для акробатических шоу. Что представляют из себя механические автоматы, вроде разносчика мадам Саержи, вы уже видели. А обезьяны очень умны. Я бы сказала, на бытовом уровне их разум не уступает человеческому. Природа дала приматам силу, подвижность, превосходные рефлексы, умение делать выбор и учиться. Если подавить агрессию, обеспечить беспрекословное повиновение и дать обезьяне способность говорить, мы получим совершенного слугу. Надень маску, Бобо.
Горилла подчинилась.
– Символично, вы не находите? Звериная сущность обуздана и поставлена на службу человеку.
На этот раз мне удалось промолчать, хотя личина злого проказника вовсе не казалась символом идеального слуги.
– Возьми меня на руки, – велела Евгения.
Я внутренне ахнула, когда могучие лапы подхватили хрупкую, воздушную фигурку, прижали к широкой груди. Евгения улыбалась и болтала ногами, как девчонка-озорница.
– Бобо, брось меня.
– Не могу, мажисьен Евгения, – отозвался кукольный голосок.
– Почему?
– Вы убьётесь.
– Тогда поставь на ноги.
– Как пожелаете, мажисьен.
Бобо наклонился и ссадил Евгению с рук. Родная мать не смогла бы сделать этого бережнее и нежнее.
– Молодец, – мажисьен потрепала обезьяну по плечу и кивнула нам с Дитмаром. – Идёмте.
Я думала, что живу в роскоши, а мой дом на Вишнёвой улице огромен, но старый особняк легко уместился бы в необъятном мраморном холле виллы Карассисов. Двойная лестница вела на галерею второго этажа, с потолка, высокого, как небо, свисали люстры, величиной не уступавшие театральным, но в строгом современном вкусе. Три яруса окон заливали пространство дневным светом.
Осмотреться как следует я не успела. Евгения увлекла нас за собой – стремительная, летящая, лёгкая, как ветер. Каучуковые подошвы её спортивных туфель гасили звуки шагов. Даже Дитмар едва мог угнаться за сестрой.
– Управлять животными с помощью магнетической силы нетрудно, – объясняла мажисьен на ходу. – К несчастью, воздействие всегда кратковременно, и закрепить его нельзя. Однажды Аврелий сказал мне: "Ты хочешь, чтобы звери были надёжны, как машины". И я подумала: почему бы нет? Соединить гибкость и отзывчивость живого организма с предсказуемостью автомата! Аврелий помог мне разработать мозговые контроллеры и речевое устройство. Мы написали статью в "Вестник науки", а мой брат придумал название.
– Органический автоматон – прорыв на стыке магнетической физиологии и нейротехники! – с шутливым пафосом провозгласил Дитмар.
– Органический автоматон, или коротко, оргамат – это гениально! – воскликнула Евгения. – Вы представляете себе перспективы? Можно создавать оргаматы на основе птиц или, скажем, дельфинов, заглядывать в такие уголки мира, до которых иначе добраться невозможно. Всерьёз исследовать Дальние острова, погрузиться на дно океана и раскрыть тайны Затонувшего материка! Впрочем, это дело будущего. Бобо – опытный образец. Пока мы с Аврелием работаем над созданием оргамата-горничной и оргамата-садовника.
Ужас от вида Бобо забылся, энтузиазм Евгении захватил меня с головой. Какой увлекательной может быть жизнь. Эти люди творят будущее нашего мира, и мне выпал шанс быть рядом!
Мы обогнули лестницу и направились к неплотно прикрытым дверями, откуда доносились звуки рояля. Приятный женский голос пел популярный романс Креймлиха "А я ждала тебя на берегу". В последний момент Дитмар обогнал Евгению и толкнул тяжёлые створки.
Первым, что я увидела, был рояль на фоне большого окна и объятая светом женская фигурка в драматической позе. При нашем появлении с широких диванов поднялись трое мужчин, четвёртый, за роялем, остался сидеть.
– Наша последняя гостья – Верити Войль, – объявила Евгения.
А я не смогла вспомнить, когда успела назвать мажисьерам свою фамилию. Ведь и шофёр Дюваль обратился ко мне "дамзель Войль". Это звучало так естественно, что я даже не задумалась: откуда он знает. Вчерашняя ночь слилась в сознании в сумасшедшую карусель. О чём говорили, что спрашивали, какие глупости творили, что я могла выболтать и выдать о себе среди угарного веселья и безобразия "Золотого гусака", теперь оставалось только гадать. Может быть, ничего. У магнетиков свои способы. Поэтому сьер В. К. и требовал их сторониться. Но что бы Карассисы ни знали обо мне, их это не оттолкнуло.
Евгения, сама любезность, поспешила представить остальных гостей.
Долговязый, лопоухий человек с костистым лицом оказался модным драматургом Говальдом Тьери, маленькая темноволосая женщина в сером, как у меня, костюмчике, – его женой Иолантой. Лысеющий доктор антропологии Роберт Барро едва превосходил её в росте. Живописец Доден Кройцмар и сам был живописен: большой, грузный, но толстяком не назовёшь, грива смоляных волос, бордовый пиджак, ворот рубашки распахнут, под ним шейный платок с жемчужной булавкой. Кройцмар сидел отдельно от других, любуясь певицей, похожей на фирамскую статую. Его модель и муза Ливия Этелли. Так отрекомендовала девушку Евгения – кажется, с долей иронии.
Все гости были обычными людьми, не магнетиками. Кроме, пожалуй, пианиста. Слишком изысканным казался его силуэт, словно вычерченный грифелем на бледном листе окна. Вьющиеся волосы до плеч подозрительно поблёскивали серебром. Сколько должен прожить мажисьер, чтобы поседеть?
Евгения разрешила мои сомнения.
– А это наш дядя Герхард.
В ответ пианист слегка наклонил голову и взял пару аккордов.
Герхард Карассис. Очевидно назван в честь знаменитого предка, лидера Раскола и первого сопредседателя Магистериума от партии натурологов.
– А где остальные? – удивился Дитмар.
Ответил ему профессор Барро:
– Мажисьер Элассьяр пригласил своих друзей посмотреть лабораторию внизу, – в голосе учёного проскользнула нотка желчи.
– Роберт, дорогой, не обижайтесь, – Евгения ласково коснулась его руки. – Наши мальчики готовят сюрприз для гостей. Вы всё увидите.
– Вам понравится, – уверил Дитмар. – Пойду взгляну, как там дела.
Открылась дверь, и две служанки вкатили тележку с закусками.
– Очень кстати! У нас как раз всё закончилось, – Евгения взмахом руки указала на фуршетный стол, заставленный полупустыми блюдами. – Давайте подкрепимся, а потом отправимся на экскурсию по саду!
– Так мы, собственно, уже, – живописный Кройцмар отсалютовал ей бокалом. – А впрочем, не грех и повторить. Ливи, крошка, ты не принесёшь мне пару тарталеток… тех, с красной рыбой и творожным сыром? Да, и пожалуй, эклеров с печенью. И мяса, мяса побольше… Ну, ты знаешь.
– Конечно, котик, – певица приблизилась, слегка покачивая бёдрами, и у меня перехватило дыхание.
Таких красивых женщин не бывает.
Чистая золотисто-смуглая кожа, точёное лицо, огромные тёмно-карие глаза в тени пушистых ресниц, сочный рот – нежность и чувственность в каждой чёрточке. И сложена идеально. Не по современной моде, которая велит женщине быть узкой и плоской, а так, что глядишь и сразу понимаешь: если существует на свете образец, с которого боги стихий лепили лучших из нас, так это он.
Она.
Даже лёгкая грациозная Евгения рядом с подругой Кройцмара казалась угловатым подростком.
Каждый мужчина в этой комнате должен смотреть только на Ливию Этелли, мечтать о ней, сражаться за неё, стремиться завоевать. А больше всего шансов на это у… Я невольно поискала глазами Дитмара. Ах, да, он вышел. Но скоро вернётся.
Горло сдавило. Каких-то полчаса назад в клубничных грёзах я видела себя его женой. Смешно и глупо. Шёпотом спросила у Евгении, как попасть в дамскую комнату, и выскользнула из гостиной за миг до того, как слёзы неудержимо покатились по щекам.
Глава 5. Изнанка рая
Прогулку начали с заднего двора. Зелёные лужайки, очаровательные беседки в приморском стиле, небольшие водоёмы, живописные композиции из дикого камня, деревья и кустарники, – всё это отлично просматривалось сквозь кристальной чистоты окно во всю стену Садовой гостиной, как назвала её Евгения. Понятно – почему. Казалось, между комнатой с лёгкой светлой мебелью и садом за окном нет преград. Как же чудесно, должно быть, каждый день любоваться этой красотой, а потом просто распахнуть дверь, выйти наружу и вдохнуть свежий воздух, пахнущий травой, цветами и зноем.
Снаружи было тепло. Так тепло, что сразу захотелось расстегнуть жакет, а лучше снять совсем. Над лужайкой порхали бабочки, солнце ласкало лицо, и заноза пустой, придуманной ревности, саднившая в груди, растаяла, как льдинка.
Ленивец Кройцмар экскурсии предпочёл общество фуршетного стола и дяди Герхарда, а свою темнокудрую натурщицу поручил заботам профессора Барро. И это был мудрый выбор. Сам Кройцмар отнюдь не мечта девушки. Но едва ли высокая грациозная Ливия променяет его на коротышку Барро, даже если тот костьми ляжет. Рядом с ней бедняга профессор выглядел комично – щуплый, лысоватый, глаза навыкате, нос клювиком, круглые очки, галстук-бабочка. Типичный кабинетный червь. Его опека убережёт красавицу от внимания более перспективных кавалеров – если таковые объявятся. Драматурга Тьери можно не брать в расчёт. С ним жена, и судя по взглядам, которые она бросала на певицу, Иоланта начеку.
По белой галечной дорожке Евгения повела нас вглубь сада, где среди деревьев проглядывало алое, розовое, жёлтое, белое…
– Тюльпаны! – Ливия захлопала в ладоши.
На ней было длинное платье и накидка из перьев – не самый подходящий наряд для прогулок по саду.
– Нарциссы, – еле слышно выдохнула Иоланта. – У вас словно вечная весна… или лето?
– Пожалуй, и весна, и лето, – Евгения улыбнулась, явно довольная произведённым эффектом. – Мы любим тепло.
– А разве мажисьеры не боятся солнца? – живо спросила Ливия.
Духи земли! А я ещё стыжусь своей прямоты.
– Это заблуждение, дамзель Этелли, – отозвался профессор Барро сухим наставительным тоном. Так мог бы обращаться гувернёр к своей воспитаннице. – Сила, основанная на природном магнетизме, достигает пика ночью, при тройном полнолунии, и немного слабеет днём, но к солнцу большинство магнетиков относятся совершенно так же, как и мы с вами, обычные люди, лишённые дара. Евгения, прошу простить меня за эту неучтивую сентенцию.
Он поклонился хозяйке дома.
Та отмахнулась:
– Что вы, Роберт, какие пустяки! Идёмте дальше. Впереди много интересного.
Дамзель Этелли сладко улыбнулась профессору:
– Зовите меня Ливией.
– С удовольствием, – Барро предложил спутнице руку, но держался при этом подчёркнуто чопорно, явно не собираясь играть роль безнадёжного воздыхателя – скорее мудрого усталого опекуна взбалмошной девицы.
Ливия тут же доказала, что в самом деле такова. Деревья расступились, открыв освещённый солнцем взгорок, сплошь затканный разноцветным цветочным ковром. Сиреневые, фиолетовые, голубые, белые, розовые, красные, жёлтые…
– Гиацинты!
Оставив профессора, Ливия устремилась навстречу новому чуду.
– Какая прелесть! Я сорву один, – она протянула руку к стеблю, увенчанному соцветием-конусом из маленьких колокольчиков – лиловых, в тон её накидке.
– Не стоит, дорогая. Позже садовник срежет для вас несколько штук.
Холодок в голосе Евгении отрезвил Ливию. Она выпрямилась, неловко поведя плечами, и я ощутила мелкую мстительную радость. Красавица не всегда получает, что хочет.
– Они восхитительны, – негромко сказала Иоланта.
Драматург Тьери кашлянул.
– Я как раз заканчиваю новую пьесу, где общую гостиную старинного замка украшают гиацинтами, причём каждый день другого цвета.
– Чудесная находка, – отозвалась Евгения. – Запишите, какие нужны цвета. Я велю прислать вам к премьере.
– Новая пьеса? – обрадовалась Ливия. – Её ещё нигде не ставили?
Губы Иоланты тронула улыбка:
– Разумеется, не ставили, милочка. Ведь Говальд пока её не закончил.
Ливия не заметила иронии.
– Так может быть, у вас найдётся роль для молодой красивой девушки?
Пожалуй, я поторопилась назвать её голос приятным. Пела Ливия неплохо, но говорила слишком резко, напористо, высоким тоном, опасно близким к визгу. Маленький изъян в совершенной красоте.
Тьери замялся, и Иоланта ответила за него:
– Едва ли, милочка. Если только вы не хотите играть умирающую старуху графиню или её наследницу, которую находят в луже крови уже в начале второй сцены первого акта.
Ливия не смутилась:
– Но ведь у вас есть и другие женские персонажи?
Тьери кивнул, пожирая красавицу взглядом, уши его горели.
Ливия вдруг всем телом откинулась назад, взметнула над головой прекрасные руки:
– О Демио, любимый мой! Как одинока, как страшна без тебя ночь! Демоны мрака стучатся в окно, и стынет душа, и разум ищет забвения в вечности. Лишь одно держит меня на этой земле – ребёнок, которого ношу под сердцем, залог нашей любви…
Трагедия Виллия Лектона "Демио и Ариана". Не назову себя знатоком театра, но даже мне ясно: Ливия безбожно переигрывала.
– О Демио, единственный! Жду тебя, как ждёт ливня иссохшая земля, как цветок ждёт солнца. Приди! Иначе мне не жить…
Иоланта захлопала в ладоши:
– Браво, дорогая! Вы отлично знаете текст.
Улыбка её была полна яда.
Евгения вела нас от пригорка к пригорку, и каждый поражал своей цветовой композицией. Сочетание белого с голубым наводило на мысль о вспененных волнах, красные и жёлтые соцветия вздымались, как языки пламени, плавные переходы между розовыми и сиреневыми оттенками настраивали на мечтательный лад. Над царством гиацинтов висело облако горьковато-сладкого дурмана.
– Это наши собственные сорта. Цветут почти круглый год, – бойко рассказывала Евгения. – На период зимнего солнцестояния мы делаем перерыв, чтобы луковицы немного отдохнули. В результате длительной селекции наши гиацинты превосходно отзываются на магнетическое воздействие. И разумеется, мы поддерживаем в поместье подходящий режим температуры и влажности.
– Эти узоры из цветов должны красиво смотреться сверху, скажем из аэромобиля, – предположил профессор Барро. – Вы создали живой фантастический орнамент.
– Спасибо, Роберт. Это мамина идея, и почти все цветы посажены её руками. Мама сама ухаживает за нашими гиацинтами, когда бывает дома. Это её хобби.
Мама? Обычно газеты упоминали о поместье Карассисов под Каше-Абри в связи с очередным приездом гранд-мажисьен Октавии Карассис, самой известной представительницы рода в нынешнем поколении. Двадцать лет назад она стала первым председателем секции биомагнетиков и вошла в Малый Совет, а недавно возглавила всю фракцию натурологов. И никто никогда не писал о её семье и детях. Казалось, в жизни этой женщины нет ничего, кроме карьеры.
– Наше поместье не называлось бы "Гиацинтовые холмы", если бы всё ограничивалось нашим маленьким садиком, – Евгения обвела рукой цветочный пригорок. – Вам стоит приехать через пару недель. К тому времени все окрестности покроются гиацинтами. Мы не хвастаем этим феноменом, потому что не хотим нашествия туристов, но друзьям всегда рады.
"Маленький садик" Карассисов поражал воображение. Могучие секвойи и платаны, вечнозелёные рододендроны и можжевельник, гордые кедры и раскидистые фиговые деревья, барбарис и сирень, азалии и розы. Казалось, на одном клочке земли собрано всё, что родила природа континента и исследованных островов.
Участки с экзотическими растениями опоясывали ограждения из столбиков в рост человека, кое-где поблёскивали стеклянные навесы, парящие в воздухе без видимых опор. Под навесами сияли лампы, похожие на маленькие солнца, разбрызгиватели распространяли вокруг водяной пар, клубящийся плотным облаком в строго обозначенных границах. Входить на участки следовало по одному через невидимые "ворота", помеченные столбиками с набалдашниками в зелёную полоску.
– Здесь жарко и влажно, – предупредила Евгения, ведя гостей в заросли бамбука. – Чужеродным видам нужны особые условия, и нам удаётся их поддерживать, не запирая растения в стенах оранжерей.
– А если пройти в другом месте, хотя вот бы здесь? – полюбопытствовал Тьери, указывая на пару соседних столбиков.
Ответил ему профессор Барро:
– Вы нарушите микроклимат участка, а сами испытаете крайне неприятные ощущения.
– Просто идите за мной, – Евгения очаровательно улыбнулась. – И всё будет хорошо.
В детстве я бывала в ботаническом саду. Но увидеть на открытом воздухе огромные кактусы, пальмы, баобабы с толстыми стволами, изысканные орхидеи, огромные цветки длинноноса и хищную "руку дьявола"… Только ради этого стоило приехать в "Гиацинтовые холмы"! Больше всего поразили гигантские кувшинки, застилающие поверхность обширного пруда. Круглые листья с загнутыми краями казались блюдами со стола великана. На каждом мог бы растянуться в полный рост взрослый мужчина – и не достать до краёв.
– Эти листья без труда выдержат вес нетяжёлого человека, – Евгения скинула туфли и ступила на лежащий у берега лист. Прошла по нему, аккуратно переставляя узкие босые ступни, перебралась на другой, на третий…
– Какая прелесть! – взвизгнула Ливия. – Я тоже хочу!
Кажется, она не выносила, когда кто-то другой был в центре внимания.
– Вас, милочка, листья могут не выдержать, – с видом искренней заботы предположила Иоланта.
В отличии от Ливии, она владела голосом виртуозно. Вот бы кому на сцену.
Профессор Барро твёрдо заявил, что не простит себе, если прекрасная Ливия по его недосмотру совершит невольное купание, а посему он, на правах доверенного лица сьера Кройцмара, намерен всячески этому препятствовать. Слово "прекрасная" Барро выговорил тем же скучным учительским тоном, каким разъяснял природные особенности магнетиков. Весьма, кстати, любопытные.
Евгения вернулась на берег, сунула ноги в туфли, застегнула ремешки.
– Не устали? Тогда вперёд! Сейчас будет самое интересное.
