Текст книги "Если любишь - солги (СИ)"
Автор книги: Кира Калинина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 34 страниц)
Глава 26. Ключ
На утро третьего дня объявился Дитмар. Постоял в дверях столовой, не столько осматривая зал, сколько позволяя всем увидеть себя, пружинисто прошёл к моему столу и уселся напротив – в безупречном костюме, холёный, самоуверенный. Весь блеск и стиль, будто сейчас со светского приёма.
– Рад видеть вас в добром здравии, Верити. Я беспокоился.
Пальцы у меня похолодели, утренний омлет комом встал в горле.
– Если вы ждёте извинений, – посуровел Дитмар, – то напрасно. Мужчина не должен извиняться за страсть.
Суровость его была не всерьёз. В гиацинтовых глазах плясало веселье, взгляд, сходу пропоров одежду, бесцеремонно обшарил мою грудь, поднялся к лицу. Взгляд победителя, обладателя, хозяина положения, торжествующего над жертвой.
Выдержать этот взгляд было выше моих сил, и я уткнулась в тарелку, в желтую яичную массу с красными и зелёными вкраплениями. Красные – помидоры, зелёные – петрушка. Щёки предательски горели.
– Магистериум очень рассчитывает на ваше добровольное сотрудничество, – голос Дитмара зазвучал неожиданно мягко. – Мне запрещено дотрагиваться до вас даже пальцем. И никаких афродизиаков. Но они и не нужны, верно? Мы оба знаем, что вас влечёт ко мне не меньше, чем меня к вам. Не бойтесь своих желаний, Верити. В плотской любви нет ничего дурного или ужасного. Она естественна… как этот омлет перед вами. Вы ведь не стыдитесь того, что испытываете голод и стремитесь его утолить? Голод, жажда, потребность в телесных наслаждениях – явления одного порядка.
Еда потеряла вкус. Но положить вилку и нож я не смела, так и держала на весу. Если попробую, дребезжание о край тарелки выдаст, что у меня дрожат руки.
Хуже всего, что отчасти он прав. От его откровенного взгляда, от голоса с чувственными модуляциями внизу живота тяжелело и ныло. Разумеется, он использовал магнетизм. Я знала это наверняка и всё равно поддалась. Против воли и своих природных склонностей. Будто я не человек, а собака, пускающая слюну по команде. Меня передёрнуло от стыда и отвращения к себе.
– Что? – усмехнулся Дитмар. – Побежите жаловаться Эжени?
Бежать – этого мне хотелось больше всего. Но он увяжется следом и, как только мы окажемся в безлюдном месте, никакие запреты его не остановят.
– Нет, – я заставила себя взглянуть ему в лицо. – Она и так знает. У каждого из вас своя роль. Она добрый следователь, вы – злой.
Дитмар лениво рассмеялся.
– Вот кем вы меня видите – злодеем? А может быть, я единственный человек на свете, которому вы интересны не как ключ к неиссякаемой энергии, а как женщина. Впрочем… Жюстен рассказал вам древнюю байку о королеве-заступнице? Помните, как они с королём дали начало источнику? Наши аналитики считают эту часть легенды первобытным варварством безо всякой научной подоплёки. Но кто знает, вдруг мы с вами сумеем их удивить? – он развязно подмигнул, и моё сердце ухнуло в желудок.
– Вы побледнели. И ничего не едите. Говорят, у девушек от любви пропадает аппетит и портится цвет лица. Советую превозмочь себя и хорошенько подкрепиться. Мне в постели не нужна анемичная немочь.
Он широко улыбнулся, блеснув крепкими белыми клыками, потом вдруг наклонился вперёд, сделал страшное лицо:
– Рррам!
От неожиданности я отшатнулась, приборы громко звякнули о тарелку.
Мажисьер тихо рассмеялся, а в следующий момент с ним произошла разительная перемена: лицо разом осунулось, брови дрогнули и тоскливо выгнулись, в глазах, в этот миг тёмно-фиолетовых, проступила горечь. Я не поняла, как в его руке оказался гиацинт, белоснежный, в капельках росы, такой трогательно хрупкий и пахнущий так нежно, что грудь стеснило. Дитмар поставил цветок в мой стакан с фруктовой водой, улыбнулся тихой печальной улыбкой и направился к выходу.
А я сидела над остывшим омлетом до тех пор, пока не пришла Жюли, которая должна была отвезти меня к источнику мудрости. Мы условились, что она подъедет к входу и подождёт, пока я спущусь. Но меня не было слишком долго, и Жюли отправилась искать в столовой.
Конечно, она отметила и недоеденный омлет, и мой жалкий вид.
– Вам нездоровится? – спросила осторожно. – Или что-то случилось?
– Ничего. Просто я не хочу ходить по посёлку одна.
И всё. Жюли – удобная собеседница. Ей можно ничего не объяснять.
26.1
Сира Синнет устроилась на нагретой солнцем каменной скамье почти у самой воды и жестом предложила мне сесть рядом.
– Всё это для вас ново и странно, – заговорила она своим грудным голосом. – А я здесь с рождения и не знаю другой жизни. То есть знаю, – рот её дрогнул в полуулыбке. – Видела на картинках, на экране… А главное, здесь, – она указала на переливающуюся гладь пруда. – И здесь, – рука её взлетела к голове, легко коснулась лба.
Сильная рука, красивая, с узкой кистью и длинными пальцами. Наблюдать за Сирой было любопытно: двигалась она по-мужски угловато, но с какой-то звериной плавностью и почти бесшумно, будто дух леса.
– Вы родились здесь? – спросила я. – И никогда не выезжали с полигона… в большой мир?
– Вас это ужасает? – она улыбнулась шире. – Наверное, если бы я выросла в вашем большой мире, то жалела бы о том, чего лишилась. Но мой мир – здесь, и в нём есть всё, что мне нужно. Я даже за ворота редко выхожу. Не думайте, мне никто не запрещает. Наследники… простите, мажисьеры… следуют принципу минимально необходимого принуждения. Так они это называют. Если вы приняли их правила, вам дают максимум свободы – в рамках этих правил. Добровольное или почти добровольное сотрудничество гораздо эффективнее подчинения из страха.
Я вспомнила гудящие провода, ошейники на тощих волосатых шеях, стрекала в руках охранников и безысходное мучительное: у-у-у-у…
– Но к оборотням этот принцип не применяется.
Прозвучало резко, и лицо Сиры затвердело.
– Перевертени, – произнесла она медленно и тяжело. – С ними у наших добрых хозяев старые счёты. Но прежде всего это вопрос власти. Вы же понимаете, что власть Магистериума держится на кристаллах. Да, наследники и без кристаллов остаются силой, с которой могли бы тягаться разве что…
Она оборвала себя и бесцветно усмехнулась.
– Кто? – не выдержала я. – Что значит – старые счёты? И почему вы называете мажисьеров наследниками?
Сира повернулась и посмотрела мне прямо в глаза:
– Об этом мы сейчас говорить не будем. Я вас почти не знаю, и мне неуютно. Я не могу доверять человеку, которого не успела как следует узнать.
Она перевела взгляд на воду. И явно не от смущения.
Мы сидели у холма, под которым рождался загадочный источник мудрости. Струи его, выходя из множества щелей и стекая по каменной стене, сливались в сплошной журчащий искрящийся занавес. У водопада вскипали волны, но быстро гасли, теряя силу, и только ветерок зыбил блестящую гладь. В зеркале пруда отражались небо, облака, деревья и тени от крон. Качались ветви, колыхались отражения, свет и тьма вели вечную войну на поверхности воды…
Как во всём нашем мире. Как в человеческой душе.
– Знаете, как вас нашли? – спросила Сира. – Мой источник может дать многое. Прежде всего, магнетическая вода повышает умственные способности. Полезно для учёных, политиков, творческих натур. Последним достаётся крайне редко, поскольку существование источников засекречено. Наследники решают, кому пить нашу воду. Кроме того, действует она не одинаково и не на всех. Но члены Совета Магистериума регулярно приезжают за глотком мудрости, – Сира неприязненно усмехнулась. – Также вода источника служит идеальной питательной средой для кристаллов и отчасти заменяет кровь перевертеней. Поэтому здесь размещены и инкубатор, и ферма. Как и кровь перевертеней, вода эффективна, пока свежая.
Сира помолчала.
– А есть ещё мы – связанные.
Она обвела взглядом пруд и людей на берегу. Сегодня их было больше, чем накануне, человек тридцать. День выдался относительно тёплым, они сидели неподвижно, каждый на своём камне, и, казалось, грелись на солнце, как лягушки, выползшие из воды.
– Связанные – не только племенной скот, среди которого рождается ключ. Это ещё и ведуны, или видящие, как называют их наследники. Или ясновидцы, как говорят люди. Ведуны видят события настоящего, могут заглядывать в прошлое и будущее. Часто их просят разыскать определённых людей. По имени, по фотографии, по личным вещам, по описанию. Иногда по некоему свойству или совокупности свойств. Как правило, они справляются.
– И где они всё это видят? В воде источника?
– Разумеется, – отозвалась Сира с лёгким недоумением. Словно бы говоря: это же очевидно. – Бывает, видения оказываются настолько сильными, что затмевают собой реальность, и продолжают жить в сознании ведунов, даже когда те не смотрят в воду. Тогда кажется, что видящие не в себе. Но через день-два это проходит.
Я вспомнила растрёпу, бормотавшего любовный бред, и девушку с венком.
– А эти странные маленькие домики в роще вокруг источника. Там живут видящие?
– Почему странные? – удивилась Сира.
– Потому что похожи не на современное жильё, а на избушки сказочных ведьм.
– Ребятам необходимо уединение. И они не выносят искусственных материалов.
– Значит, ваши ведуны увидели меня там…
Я смотрела на искрящуюся гладь и видела только воду. Обыкновенный пруд, питаемый небольшим родником. Ничего сверхъестественного, мистического, таинственного. Никакого ощущения силы. Ни притяжения. Ни волнения. Ни страха. Просто вода. Может, меня дурачат?
– Все ведуны из поколения в поколение получают задание искать источник правды и ключ к источнику. Думаю, ни того, ни другого до недавнего времени не существовало, иначе их давно бы нашли, – Сира уставилась на меня пристальным взглядом. – Источника и сейчас нет, или он скрыт в одном из тёмных мест, что маловероятно. Обо всех тёмных местах, или лакунах, как их называют наследники, мы сообщаем, и их тут же обследуют. А ключ мы впервые почувствовали лет пятнадцать назад…
– Пятнадцать? Почему пятнадцать?
– Не знаю, – Сира пожала плечами. – Вы были защищены, но в это время ваша защита почему-то ослабела. Ребята вас не видели, не знали, кто вы, и не могли даже приблизительно указать ваше местонахождение. А через некоторое время потеряли вовсе, и я решила, что мы просто ошиблись. Через десять лет ощущения вернулись, сильнее прежних. Стало ясно, что объект, простите за это слово, молод и находится где-то в направлении к юго-востоку. Потом вы снова исчезли, но у нас уже был, скажем так, информационный след, и поиск продолжился. С полгода назад ребята стали время от времени чувствовать вас, уже на западе, каждый раз полнее и отчётливее. Иногда, как в тумане, видели силуэт, фрагменты окружения, слышали голоса.
Сира говорила, не спуская с меня глаз. Как будто моя реакция на её рассказ имела особое значение. А я не знала, как реагировать. Просто слушала.
– Через несколько месяцев мы уже знали, что ключ – молодая женщина и находится в Литезии, вероятнее всего, в районе Каше-Абри. Тогда нам приказали просканировать город силами всех ведунов. На это ушло три недели, но в итоге мы обнаружили тёмное место – ваш дом. Дальше наследники взяли дело в свои руки. А когда упустили вас, снова обратились к нам за помощью. Мы вас находили, теряли и снова находили. В последний раз – в Носсуа, в квартале, который был под нашим наблюдением. Когда вы вошли в здание Совета, наследники уже держали вас под колпаком.
Сира замолчала. Конец истории.
– И теперь, когда у вас есть я, видящие смогут найти источник правды?
– Мы надеемся на это. Идёмте, я познакомлю вас с ребятами.
К счастью, речь шла не обо всех трёх десятках созерцателей вод. Сира подняла с тёплых камней пятерых, но один пребывал в таком блаженно-невменяемом состоянии, что пришлось оставить его в покое.
Думаю, Сира решила представить меня "ребятам" в качестве своеобразной награды за труды. Все четверо (точнее, пятеро) занимались розыском ключа правды с самого начала. Теперь они видели, что всё было не зря: то, что пятнадцать лет назад казалось лишь смутным ощущением, явилось перед ними во плоти.
Десять минут неловкой беседы, и Сира пошла меня провожать. Источник уже скрылся за хороводом кудрявых берёз, когда позади раздались торопливые шаги. К нам почти бегом спешил пятый ведун – невысокий жилистый мужчина лет тридцати пяти, одетый в мешковатые брюки и свитер грубой вязки. Его тёмные глаза лихорадочно блестели, носатое, смуглое, совсем не северное лицо морщилось, словно от боли.
– Что случилось, Хакон? – быстро спросила Сира.
Но видящий прошёл мимо неё, как мимо пустого места, остановился прямо передо мной и фальшиво пропел грубым голосом:
– Лети, моя птичка, в поля и луга! Я знаю, свобода тебе дорога…
Это было как удар под вздох. Воздуха не стало, на глаза навернулись слёзы. А Хакон уже бормотал странное:
– Кокон… стальной кокон… без щелей, без трещин… Он там… Его нет… Воздух… только воздух… ураган в коконе без щелей… откуда?
Видящий вдруг схватил меня за руку, и я провалилась туда – в черноту, в воздух без воздуха. Всего на долю секунды, так что не успела ни испугаться, ни ощутить удушье, и через мгновение не знала уже, было это, или воображение сыграло со мной шутку.
Сира вклинилась между нами, тесня Хакона в сторону и уговаривая ласково, как ребёнка:
– Перестань, успокойся, хватит. Идём, идём отсюда.
– Крылья! – вскрикнул видящий. – Сила! Боль! Огонь! Грохот! А-а-а!
Он закрыл лицо руками и позволил Сире увлечь себя с тропы – в сторону, за деревья.
– Стойте! – опомнилась я. – Пусть говорит!
Сира взглянула на меня с сомнением, но остановилась. Хакон вырвался из её рук, весь багровый, потный:
– Он идёт! Никто его не остановит! Он идёт! Идёт за тобой!
Сверкнул безумным взглядом и убежал в лес.
26.2
Каждый мой день с этих пор складывался из двух частей: до обеда – обследования и допросы, или беседы, как выражалась Хельга, после обеда – посиделки с Сирой у источника.
Обследования из медицинских превратились в магнетические. Мажисьеры воздействовали на меня разными способами и фиксировали отклик. Иногда применяли только собственную силу, но чаще использовали особые магнетические устройства и кристаллы разных размеров, форм и цветов. Обычно во время этих опытов я ничего не чувствовала, просто скучала, порой ощущала покалывание, щекотку или зуд, но случалось и странное: меня вдруг нестерпимо клонило в сон, разбирал смех, охватывала тревога или страх.
Однажды невысокая и очень вежливая мажисьен расставила вокруг меня крупные кристаллы, синие, как сапфиры, красные, как рубины, и молочно-белые, с отливом, как лунный камень, взяла за руки и долго глядела в глаза. Сначала мне сжало затылок, а потом от макушки до кобчика прострелила такая боль, что я едва не лишилась чувств. Объяснения мажисьен больше походили на отговорку: "Мы изучаем эффект пробуждения и передачи силы". Позже мне пришло в голову, что она пыталась забрать мой проклятый дар, чтобы самой стать ключом. Будь такое возможно, я бы только порадовалась. Но мажисьен признала, что эксперимент прошёл неудачно.
После изнуряющих опытов, а порой вместо них, Жюли вела меня в "комнату отдыха", где ждали Евгения и Хельга. Иногда к ним присоединялся Аврелий, иногда Дитмар, а однажды явился темноволосый мажисьер по имени Юстиний с повадкой большого вельможи. Он ни о чём не спрашивал, просто смотрел и слушал. Евгения отрекомендовала его как "нашего гостя из столицы". Очевидно, меня удостоил вниманием член Малого Совета Магистериума.
Магнетиков интересовало всё до мельчайших деталей – первые впечатления детства, моя жизнь с приёмными родителями, общение с посторонними людьми, подруги, школа, любовные увлечения. О Ральфе они знали – кумушки в Ниде наверняка со вкусом изложили жандармам историю моего падения. Как раз на эту "беседу" заглянул Дитмар и, когда речь зашла о случае в парке, принялся выспрашивать подробности с явным намерением довести меня до истерики. Отчасти ему это удалось, но я вовремя осознала, что не обязана терпеть бессмысленные издевательства, и отказалась отвечать. Евгения пожурила брата – для вида, как мне показалась, а Хельга признала, что "данный аспект произошедшего для дела несущественен".
Когда коснулись моего недолгого пребывания в городском доме Карассисов и причины, вынудившей меня этот дом покинуть, Евгения сочла нужным пояснить:
– Не скрою, Дит получил указание вас очаровать. Влюблённость делает женщину восприимчивой к доводам мужчины, и мы надеялись, что постепенно войдя в курс дела, вы сами захотите нам помочь. Дит должен был поддерживать в вас огонь чувства, не позволяя ему перерасти в пожар. Но как всегда, увлёкся. Знаю, дорогая, вы оскорблены. Но прошу, не держите зла. Мой брат не дурной человек, ему просто не хватает внутреннего стержня.
Я почти готова была услышать, что стержнем и опорой для Дитмара надлежит стать мне, но так далеко Евгения заходить не стала.
Потом были Тамона, Гвидо и мой арест жандармами.
– Кто помог вам бежать? – спросила Хельга. – Не отрицайте, нам известны обстоятельства. А позже вас видели в компании мужчины.
Ответ я подготовила заранее – абсолютно правдивый:
– К поискам источника это отношения не имеет. Если хотите моей добровольной и искренней помощи, не задавайте таких вопросов.
Конечно, они и не подумали отступиться.
– Этот человек связан с теми, кто так долго прятал вас от нашего внимания? – догадалась Хельга. – Верити, поймите, это люди – враги континента. Они не хотят, чтобы "Ночное зеркало" заработало, они стремятся разрушить мир, который мы построили с таким трудом. Неужели вы не хотите найти их и разоблачить? Неужели вам, в конце концов, не интересно, кто за всем этим стоит?
– Очень интересно, – признала я.
– Тогда объясните, как вам удалось выбраться из запертого мобиля.
– Не могу.
– Не можете или не хотите?
– Я не знаю! Не понимаю. Это какая-то магнетическая технология. Ты будто проваливаешься в никуда, а потом вдруг оказываешься совсем в другом месте.
Воздух… Ураган в коконе… Не думать. Не сейчас!
– Сколько их было – тех, кто помог вам бежать?
Я помедлила, прикидывая степень риска.
– Один.
А вот теперь мне надо быть очень, очень осторожной.
– Как его имя?
– Он не сказал.
– Но он должен был объяснить, почему вас освободил. Не верю, что вы не спрашивали.
– Это было задание.
– Чьё?
– Анонимного заказчика.
– Он рассказывал о себе?
– Нет. Один раз упомянул о матери. Но мать есть у каждого, верно?
– Верити, вы ведь не сможете нас обмануть.
– Он тоже это знал. Поэтому и не сказал ничего.
– Опишите его.
– Я не буду это делать. Вам нужна я, а не он.
– Верити, не будьте ребёнком. Этот человек не рыцарь в сияющих доспехах. Он делает для своих заказчиков грязную работу. Сегодня спасает девушку, завтра ворует и убивает.
Внутри всколыхнулся протест. Но этого, должно быть, они и ждали. Что я воскликну: "Мой Фалько не такой. Вы его не знаете!"
Где он сейчас?
Кокон без щелей… Грохот… Огонь…
В ушах у Хельги блестели крохотные бриллианты. Я выбрала тот, что в правом ухе, и сосредоточила взгляд на красно-золотой искорке, пляшущей на гранях.
– Ну же, Верити. Он молод? В годах? Блондин или брюнет? Высок или низок? Стройный или плотного сложения?
Хельга в нетерпении качнула головой, и искра заметалась туда-сюда, к красному и золотому лучикам добавился зелёный.
– Верити, вы ведь понимаете, что мы можем вас заставить.
Евгения подхватила:
– Мы можем извлечь из вашего мозга любую информацию.
– Так вам нужна от меня информация или помощь?
Две мажсьен, блондинка и шатенка, обменялись взглядами.
– Хорошо, – вздохнула Хельга. – Этот человек… почему он не вернулся за вами?
– Не знаю.
Ладони вспотели. Откуда ей известно, что он должен был вернуться?
Никто его не остановит…
Хельга глядела пристально, чуть прищурив голубовато-сиреневые глаза.
Должно быть, я чем-то выдала себя.
– Вы к нему неравнодушны.
– А вы как думали? Он спас меня.
– Вы научились уходить от ответа, – сказала Евгения.
– Я всегда умела уходить от ответа. Я только лгать не могу.
Это был тяжёлый разговор, но итогом я осталась довольна. Они не спросили об откровении Хакона. Значит, Сира не сказала им. Или сказала, но они не поняли смысла. Имя Фалько удалось скрыть. Оно вымышленное, но Фалько принял его, и кто знает, как мажисьеры смогут это использовать. Умолчала я и о наших встречах до Тамоны, и о способе, которым мы добрались до канатной дороги, и о том, что из горного убежища видно стройку "Ночного зеркала"… О многом. И не только в отношении Фалько. Утаила, что на записках, появлявшихся в доме, стояли инициалы В. К. Не сказала о своём страхе высоты.
Каждый раз эти утайки давали ощущение маленькой победы и тихую радость от возможности хотя бы частично сохранить таинство своего внутреннего мира. Как будто в душе бил собственный источник силы, и важно было не подпускать к нему чужих, чтобы не затоптали, не отравили, не отняли самую суть. Иллюзия, конечно. До тех пор, пока мажисьеры не решат отбросить принцип минимального принуждения. После этого меня просто выпотрошат.