Текст книги "Если любишь - солги (СИ)"

Автор книги: Кира Калинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 34 страниц)

– Кстати, твоя очередь делиться тайнами. Какое у тебя задание?

Фалько пожал плечами.

– Присматривать за тобой. Оберегать от опасностей. Вплоть до открытого вмешательства в случае серьёзной угрозы.

– Как тогда в "Гиацинтовых холмах"? Это ведь ты отбил меня у оборотней.

Фалько молчал, ковыряя прутиком в догорающем костре. Сухих веток у его ног больше не было.

– Послушай, я только что рассказала тебе половину своей жизни. Может, назовёшь хотя бы своё имя?

Он поднял на меня взгляд, чёрный, как сама ночь.

– Имя – не могу. Ты знаешь, почему.

– Нет, не знаю. Объясни.

– Для закона я человек-невидимка и должен таковым остаться. А ты говоришь только правду.

Продолжать он не стал. В самом деле, всё было ясно.

– Я тебя не выдам. Поверь, я умею уходить от ответа. Научилась. В крайнем случае, буду просто молчать. Смотри, я же не сказала ни слова о Раль… Ой!

Он не стал говорить "Вот видишь".

– Если тебе нужно как-то меня называть, – произнёс мягко, – придумай имя сама.

Ночь чёрным вороном парила над головой, звезды глядели в глаза колючими немигающими взглядами.

– Фалько, – голос вдруг изменил. Пришлось кашлянуть, чтобы прочистить горло. Духи земли, что осталось от моих манер?

– Фалько, – повторила я громче. – Ты не против?

Он улыбнулся:

– Хорошее имя.

Хотел подсластить мне пилюлю?

– Можешь сказать хотя бы, куда ты меня ведёшь. К своему нанимателю? Чего он хочет?

– Я веду тебя туда, куда ты сама собиралась поехать перед первым арестом в Каше-Абри. В моей записке сказано, ты знаешь адрес.

– Адрес? – я не понимала, о чём он говорит.

– В Носсуа.

Что-то шевельнулось в голове. Последняя записка сьера В.К. Кажется, там упоминалась лудильная мастерская… Не помню.

Почему заказчик не дал Фалько адреса? Потому что сам не знал?

– Как твой наниматель подписывает записки? – спросила я.

– Он их не подписывает.

Глава 17. Опасная тайна

Костёр догорел, и Фалько отвёл меня в дом. Обогреватели были выключены, каменное жилище успело остыть. Фалько велел мне занимать лежак, принёс из подполья мягкую подушку, тёплое одеяло и свежее постельное бельё.

– Устраивайся.

– А ты как же? – осторожно спросила я.

– Я не пропаду, – он усмехнулся и скрылся в таинственном подземелье.

Хотелось взглянуть, что там. Может быть, королевские апартаменты с мягкими перинами на роскошной двуспальной кровати? Но я бы сейчас и на голом камне уснула. Усталость навалилась разом, такая сильная, что едва хватило сил застелить постель. Я скинула плащ и свитер и, оставшись в одной рубашке, с наслаждением вытянулась под одеялом. В голове роились вопросы и сомнения, но где-то в области затылка открылся тёмный омут, и в несколько минут меня затянуло в него со всеми мыслями, подозрениями и страхами…

Не знаю, сколько прошло времени. Проснулась я внезапно и долго лежала, пытаясь уловить в темноте человеческое дыхание. Тишина казалась абсолютной – в городе такой не бывает. Значит, мой безымянный страж остался ночевать в своей барсучьей норе. Я нащупала фонарик, который он оставил у постели специально для меня, повела лучом. Так и есть: никого. Натянула свитер, сунула ноги в туфли. На всякий случай заглянула на кухню и в купальню. Там тоже было пусто.

Люк удалось найти не сразу. Я ощупала три камня, прежде чем наткнулась на зазор, достаточный, чтобы просунуть пальцы, и с трудом подняла тяжёлую плиту – глядя, как это делает Фалько, можно было подумать, что крышка люка сделана из папье-маше!

Луч фонарика высветил стенки каменного колодца, глубокого, будто дыра в ад. Вместо лестницы – ряд металлических скоб, вмурованных прямо в стену. Даже хорошо, что дна не видно. Не так пугает. Не до обморочной жути.

Проём дышал холодом. Надеть плащ? Будет мешать. А пояс от плаща, пожалуй, пригодится. Корпус у фонарика был прямоугольный, плоский, удобный для ношения в кармане, к задней стенке крепилось стальное ушко. В это ушко я и продела кончик пояса, сшитого из плотной, но довольно тонкой ткани, сделала петлю и повесила фонарик себе на шею.

Ладони стали влажными, пальцы дрожали.

Зачем мне это – лезть в тайный бункер, рискуя сломать шею? Что я рассчитываю найти – спящего Фалько, сундук с золотом, скелет, прикованный к стене?

Информацию.

Любая мелочь могла дать подсказку, добавить ещё один штрих к общей картине, состоящей пока из сплошных белых пятен. Даже если мы с Фалько доберёмся до Носсуа, ничего уже не будет, как прежде. Скорее всего, меня посадят под замок на всю оставшуюся жизнь – для моего же блага. Ждать объяснений бессмысленно. Если я сама не выясню, что происходит, так и останусь игрушкой в чужих руках. А чтобы найти ответы, надо научиться рисковать.

Я расстелила плащ у края проёма – не хотелось елозить коленками по голому камню – и, закусив губу, спустила вниз левую ногу. Подошва упёрлась в первую скобу-ступень. Духи земли, до чего же страшно!

Теперь – правая нога. Ниже, ещё ниже… Есть. И дальше – левой, правой… Ладони скользили по полу вместе с плащом. Я попыталась отпихнуть его в сторону– и на жуткий миг ощутила, что теряю опору.

Пока ухватилась рукой за скобу, пока восстановила равновесие, натерпелась такого ужаса, что едва могла дышать. Сорвавшийся плащ мёртвой птицей полетел в бездну.

Дальше дело пошло проще. Вниз я не смотрела. Перехватывала скобы руками, ощупью переставляла ноги – только спина была, как деревянная. Пятно света от фонарика на груди прыгало по стене, очерчивая рельеф грубо обтёсанного камня. Сколько труда потребовалось, чтобы проложить этот ход. И всё придётся уничтожить из-за "Ночного зеркала"?

Достигнув пола, я некоторое время стояла, не в силах пошевелиться. А ведь ещё подниматься назад. И фонарик горит зря.

Эта мысль заставила обернуться.

Вдаль уходил широкий туннель. Вдоль стен громоздились коробки, тюки, какие-то конструкции, накрытые брезентом. Я приподняла пару полотнищ. Под одним прятался поддон с солнечными панелями, под другим – странная машина размером с газонокосилку. Внутренности её были открыты: я разглядела нечто похожее на силовую установку в окружении проводов и переключателей, бак для какой-то жидкости и канистры рядом. Интересно, как всё это подняли на такую высоту – дирижаблем? В ящиках хранилась разнообразная утварь, посуда, мужская одежда, консервы, крупы, макароны, соленья, варенья, сухофрукты, сахар, соль, сухое молоко, бутылки с крепкими напитками, мыло, зубной порошок, бытовая химия… Обитатель этого места мог бы провести в полной изоляции целый год, ни в чём не зная нужды.

Внимание привлекли плоские дощатые ящики, выкрашенные в серо-зелёный цвет. Вскрывая тугие защёлки, я чуть не сломала ноготь. Откинула крышку – и замерла. Среди золотисто-розовой стружки ровным рядком лежали ружья, и явно не охотничьи. Свет фонарика скользил по корпусам из красновато-коричневого полированного дерева, касался воронёных стволов.

Армии на континенте не было с тех пор, как последняя независимая страна, маленькая, но воинственная Ресаббария признала власть Магистериума. Островных дикарей и неспокойные окраины держали под контролем подразделения гражданской гвардии. О подвигах гвардейцев часто писали газеты, на фотографиях красовались бравые молодцы с карабинами в руках. У карабинов были обтекаемые силуэты, исполненные хищного изящества – точно такие, как у ружей в ящике.

По спине пробежали мурашки. Зачем Фалько боевое оружие? Охотиться на горных козлов?

В Тамоне я сочинила сказку о лихом контрабандисте, борце за свободу Ветгеля. Выдуманный герой никогда не причинил бы вреда беззащитной девушке, пусть от неё одни неприятности. Но что сделает Фалько, если узнает, что я заглянула в ящики?

Тусклый луч озарил ряд двухъярусных кроватей вдоль стены. На верхней, кажется, лежал человек… Палец судорожно дёрнул рычажок фонарика. Свет погас, я перестала дышать, только сердце колотилось, как безумное.

Померещилось? При спуске я наделала столько шума, что мёртвого можно поднять. Да и потом – шуршала брезентом, лязгала замками, гремела крышками. Светила фонариком, наконец. Фалько не стал бы ждать, когда я доберусь до его спального места, вышел бы навстречу.

А если это не Фалько?

Замерев, как перепуганный суслик, не решаясь двинуться или зажечь свет, я с удивлением обнаружила, что во мраке проступают едва уловимые очертания окружающих предметов. Высокая рама, плоскости лежанок…

Неслышно, как мышь, я приблизилась к первой паре кроватей и включила фонарик.

Никакой это не человек. Всего лишь длинный тюк, набитый одеялами. У противоположной стены стояли два стола, на них – табуретки, поднятые ножками кверху. Десять кроватей. Десять табуреток. Я погасила фонарик, дождалась, когда глаза привыкнут к темноте, и двинулась дальше. Воздух впереди светлел, тянуло свежестью, и вскоре показался высокий узкий проём, в котором туманно голубело предутреннее небо.

Сердце замерло в невольном предвкушении: пеший спуск с горы всё-таки существует! И достаточно удобный, чтобы поднимать по нему тяжёлые грузы.

В лицо ударил холодный ветер, и я пожалела, что не догадалась подобрать упавший плащ. Выглянула наружу: узкая каменная площадка. Ни пологого склона с проложенной по нему дорогой, ни хотя бы удобного подъёмника. А вокруг – небо и тёмные громады других скал.

Я читала о таком в романах: герои выходят из горных туннелей к свету, видят вдалеке зелёные долины, синие реки и с отчаянием понимают, что пути вниз нет.

Приближаться к краю не хотелось, но надо было убедиться, что там и правда ничего, кроме обрыва. Я сделала шаг на карниз – и заметила их. На уступе, метрах в шестидесяти, сидели странные существа, то ли люди, то ли птицы. Пятеро или шестеро – среди изломов серого камня толком не разобрать. Но двое устроились на самом краю, их силуэты выделялись на фоне бледного неба, будто прорисованные грифелем. Человеческие головы, крупные плечи, мощные крылья в тёмном оперении… Один болтал над пропастью короткими ногами. Именно ногами, а не птичьими лапами.

Осознав, что стою почти на виду, я резко подалась назад, присела за угловатым камнем, выпирающим в проход. Только бы не заметили! Потом с величайшей осторожностью выглянула снова. Существа были заняты собой и не обращали внимания на щель в скале напротив. Они беспокойно двигались, всплёскивали крыльями, размахивали руками. Любопытно. У того, что сидел, свесив ноги, рук, кажется, не было, одни крылья. А его сосед оживлённо жестикулировал – совершенно по-человечески.

Ветер доносил обрывки голосов. Слов было не разобрать. Если они вообще изъяснялись словами. Один раз мне почудилось что-то вроде: "…нет другого выхода…" Крыланы – так называли их мажисьеры? – явно о чём-то спорили. Вдруг тот, что болтал ногами, кинулся вниз со скалы и, широко разбросав крылья, понёсся прямо на меня.

Среагировать я не успела. И к лучшему. Движение в проёме он бы наверняка заметил. А так – заложил вираж и стал набирать высоту, всё больше уходя вправо. Его сосед поднялся в полный рост, подпрыгнул, забил крыльями и с места взмыл ввысь. Остальные крыланы тоже зашевелились. Собрание было окончено.

Я отползла от проёма, встала на ноги и торопливо двинулась вглубь туннеля, стараясь держаться ближе к стене. Мрак впереди сгущался, разбирать дорогу становилось всё труднее. Споткнувшись в третий раз, я включила фонарик и побежала.

Вот и лестница. Наверх я взлетела, как обезьяна, за которой гнался носорог. С трудом перевалилась через край люка и обмякла на полу. Каждая мышца дрожала. Но времени отдыхать не было. Лампочка в фонарике едва тлела. Я опустила тяжёлую крышку, торопливо стянула свитер, выскользнула из туфель. Забравшись под одеяло, отвязала фонарик и положила рядом. Всё! И только пряча пояс под подушку, поняла, что плащ так и остался лежать на дне колодца.

17.1

Он вернулся, когда я успела пригреться под одеялом, смирившись со своей участью. Бежать некуда. Прятаться негде. У него задание – доставить Верити Войль в Носсуа живой и невредимой. Всё зависит от того, что ему важнее – благосклонность нанимателя или тайна, которую я невольно раскрыла.

На этот раз он вошёл через дверь, твёрдым шагом направился прямиком к лежанке, сел в изножье.

– Не спишь?

Голос звучал ниже и глуше, чем обычно – так же, как в ту ночь, когда я вернулась домой из "Золотого гусака", так же, как на дирижабле, когда я сходила с ума от страха, а он меня успокаивал, – но в этом изменившемся голосе не слышалось ни угрозы, ни злости.

Отвечать не стала. Какой смысл?

– Хочешь, расскажу тебе сказку? – спросил Фалько. – О Справедливой Королеве и её братьях.

– Я знаю эту историю.

Не сдержалась. До самого недавнего времени я ни разу в жизни не слышала о королеве Ненагляде, а теперь она преследовала меня, как проклятье.

– Откуда? – похоже, он удивился.

– Прочла в одной книге. В Тамоне.

– Эту сказку давно изъяли из книг.

– Не сказку. Изъяли главу об источниках, что бы это ни значило.

Он помолчал, словно что-то обдумывая.

– И чем заканчивается сказка из твоей книги?

Намёк на казнь?

– Королева забрала сына и вместе с братьями ушла от злого короля. Народ последовал за ними. Вместе они основали новое королевство, а когда состарились и умерли, вознеслись на небо и стали лунами. А на земле, очевидно на месте их могил, забили источники, о которых написано в вырванной главе.

– У моей сказки другой конец, и думаю, в нём больше правды.

Я хотела спросить, какая правда в сказке, но Фалько уже начал рассказывать:

– Король был вспыльчив, жаден и завистлив. Он затеял войну с тремя соседями и скоро увидел, что проигрывает. Тогда с первым соседом он заключил союз против двух других. Силы сравнялись, и ни одна сторона не могла одолеть другую. Но король позвал на службу Воина, тот разбил врагов, и короли-победители разделили между собой их земли. Мужу Справедливой Королевы стало досадно: победу одержал его полководец, а половина добычи досталась соседу. Король приказал двинуть войско против вчерашнего союзника. Однако Воин был человеком чести и отказался совершить вероломство.

Король пригласил соседа в гости, чтобы отпраздновать победу, и лично поднёс ему кубок с вином. Однако сосед знал, с кем имеет дело. "Думаю я, – сказал он, – что ты хочешь меня отравить". Это было большое оскорбление – не принять кубок из рук хозяина. Многие в пиршественном зале схватились за мечи. Тогда сосед добавил: "Известно, что твоя жена всегда говорит правду. Я поверю в твои добрые намерения, если королева скажет, что в этом кубке нет яда".

Королева не могла солгать, но она очень любила своего короля. "Я сделаю лучше", – сказала она. Взяла кубок из рук мужа, осушила в три глотка и с улыбкой вернулась на своё место. Соседу поднесли нового вина, пир продолжался, гости веселились до глубокой ночи, а когда на следующий день собрались уезжать, королева провожала их, стоя на крыльце рядом с мужем. Потом она поднялась к себе, легла в постель и к вечеру умерла. Яд в кубке не убивал сразу. Расчёт был таков, чтобы сосед умер в своих владениях.

Едва королева перестала дышать, братья пришли к её постели, достали ножи и закололи друг друга, потому что не могли жить без сестры. Король не хотел, чтобы в народе стало известно о смерти трёх важнейших для него людей. Он велел изрубить тела королевы и её братьев на мелкие кусочки, увезти в разные концы страны и закопать в землю. Но едва это было сделано, забили из недр три источника, и зажглись на небе три луны. И всякий, кто хотел исполниться храбрости, приходил испить из источника Воина, тот, кто алкал знания, припадал к источнику Мудреца, а ищущий защиты и справедливости, обращался к источнику Королевы.

Фалько замолчал.

– Жестокая сказка, – сказала я. – Где ты её вычитал?

– Эту сказку я услышал от матери, – произнёс таким тоном, что задавать вопросы расхотелось.

С минуту мы молчали. Потом Фалько спросил:

– Знаешь, как в старину назывались луны?

– Какими-то фирамскими словами. Я учила, но не помню. А народные названия, должно быть, пришли из старолитезийского или из древнехаймского. Тродий, Сагай, Косантри. Для современного человека это не имеет смысла.

– Имеет, если перевести, – Фалько усмехнулся. – Красная луна – Страж, Синяя – Ведун, Белая…

– Королева! – вырвалось у меня.

– Заступница – поправил Фалько. – Думаю, имя ей дали в те времена, когда королей и королев ещё не было.

– И как всё это понимать?

– Никак. Это просто сказка. Теперь поспи часок. День будет трудным.

Он явно намеревался встать, но вдруг придвинулся, задев меня бедром, поправил одеяло у самого лица. Сказал очень тихо:

– Этой ночи не было. Ничего не было.

Потом резко поднялся. Прошелестели шаги, хлопнула дверь, на миг впустив в дом волну призрачного света, и стало тихо.

Храбрый контрабандист не причинит вреда девушке, пусть от неё одни неприятности. Если у девушки хватит ума забыть, что она видела.

Глава 18. Путь в Носсуа

Должно быть, он пошутил, сказав «часок». Вышел на минуту, сейчас же вернулся и потряс меня за плечо. Но обстановка в комнате переменилась. Ставни были раздвинуты, в окна лился бледный свет. У постели стоял таз с моим нижним бельём, сухим и пахнущим свежестью. Вчера я начисто забыла о постиранных вещах. Бросила в купальне комом. А Фалько, получается, нашёл, вынес сушиться, а теперь собрал и доставил хозяйке, будто курьер из прачечной…

Я лежала, едва дыша, чувствуя, как горит лицо. Больше всего на свете хотелось зарыться с головой под одеяло и никогда-никогда больше не показываться наружу. Фалько, напротив, был невозмутим.

– Ополоснись и одевайся. Завтрак не предлагаю. Перекусим по дороге.

– Нет!

– Что значит, нет? Ты так сильно голодна? – в уголках его рта таилась улыбка.

– То перемещение с дирижабля, – голос противно дрожал. – Я сказала и повторяю, что никогда больше…

– Помню, – оборвал он меня. – Есть другой способ. Тебе не понравится, но дышать будешь свободно. И хватит спорить! Через полчаса жду снаружи. Оденься потеплее. Утро холодное.

Через минуту я осталась одна и с облегчением откинулась на подушке.

После вчерашних гимнастических упражнений ныло всё тело, голова казалась пудовой гирей. Может быть, сказать Фалько, что я никуда не еду? Останусь в неприступном горном убежище. Здесь мажисьеры и жандармы меня точно не найдут.

Зато легко отыщут крыланы. С трудом перелетают трёхметровый забор – да, Дитмар?

Платье моё висело на крючке, вбитом прямо в каменную стену, и выглядело хорошо отглаженным. Губы невольно растянулись в улыбке. Что за картина: в глубине тёмного подземелья Фалько работает утюгом, чтобы, вернувшись в цивилизованный мир, я не выглядела неряхой…

Приняла ванну, стараясь не думать, что за новое испытание меня ждёт, и начала одеваться. Странное ощущение – натягивать на себя чулки, которых касались мужские руки. Словно эти руки скользят по моим ногами… Давал ли Фалько волю воображению, когда развешивал для просушки короткие шёлковые панталончики и нижнюю юбку, совмещённую с поясом для чулок, или делал это механически, как автоматон, думая о деньгах, которые получит за то, что нянчится с избалованной девицей? Наниматель должен чертовски хорошо ему платить.

Поверх платья я надела рубашку, свитер и обронённый плащ, который Фалько демонстративно бросил поперёк стола. Там же лежали вязаная шапочка с застёжкой под горло, тёплый шарф и мужские шерстяные перчатки, слишком большие для моих рук. Я надела всё. Окинула последним взглядом своё каменное прибежище и вышла навстречу рассвету.

Над горами гулял ветер, играл волосами Фалько, трепал полы его чёрного полупальто, на этот раз застёгнутого на все пуговицы.

– Я надеялся уйти затемно, – сказал он, глядя на золотое зарево у горизонта. – Но тебе надо было поспать.

– А тебе?

Он усмехнулся:

– А я двужильный.

Мы обошли дом и спустились к обрыву. На изумрудной траве крохотными алмазами сверкали капельки росы. Медленно просыпались горы, сбрасывая с себя одеяло теней и одеваясь светом. Внизу разреженными слоями стелились облака. Небо, голубое, с оттенком бирюзы, было так близко и в то же время так беспредельно велико, что захватило дух. Я наконец оценила красоту, которую хотел показать мне Фалько – неужели только вчера? Он скосил на меня взгляд и улыбнулся глазами. Несколько минут мы молча глядели в лицо вечности.

Наконец Фалько сказал:

– Сейчас я завяжу тебе глаза. Всего на полчаса. Так надо. И самой тебе будет проще. Что бы ни происходило вокруг, какие бы странные ощущения ты ни испытывала, не бойся. И постарайся не кричать. Звуки здесь разносятся далеко.

Он мотнул головой в сторону вершины, где обосновались строители "Ночного зеркала", затем пристально поглядел на меня и, похоже, остался доволен увиденным. Я и правда ничего особенного не чувствовала. Должно быть, устала бояться. Но когда Фалько извлёк из кармана чёрный платок, свернул вчетверо и подошёл вплотную, мне едва хватило самообладания, чтобы не отшатнуться.

Мягкая ткань коснулась кожи, и свет утра померк. Фалько затянул узел ровно настолько, чтобы повязка плотно прилегала к лицу, но не давила, поправил нижний край, открыв кончик носа. Словно делал такое много раз.

С полминуты ничего не происходило. Свистел ветер, меняя направление, слышались шорохи, хлопки, похрустывание. У меня вспотели ладони. Внезапно Фалько сказал низким ночным голосом:

– Сейчас возьму тебя на руки, – и тотчас проделал это с изумительной лёгкостью. Я и ахнуть не успела. – Обними меня за шею. Крепче. Проклятье, надо было дать тебе тёплые носки.

Он медленно двинулся вперёд. К краю обрыва? Слишком большие перчатки мешали цепкости пальцев, и я раз за разом перехватывала руками, пытаясь найти положение понадёжнее. Ладонь скользнула по какой-то выпуклости с упруго-мягкой и, кажется, слоистой поверхностью. Я запустила пальцы в это мягкое и слоистое…

– Держись за шею, я сказал! – рявкнул Фалько. – Только за шею! Спину и плечи не трогай. Можешь покалечиться.

Помолчал и добавил мягко:

– Ничего не бойся. Помни, я не дам тебе упасть.

Он снова пошёл вперёд, побежал… Резкий хлопок. Меня тряхнуло, возникло чувство падения – внутри всё оборвалось. Я крепче обняла Фалько, чувствуя, как ходят напряжённые мышцы в основании его шеи.

Полчаса. Нужно вытерпеть полчаса, и этот ужас закончится.

Вокруг дышала бездна, я чуяла её каждой порой, каждым нервом. Бездна обнимала нас, играла с нами, как котёнок с мячиком, и Фалько нравилась эта игра. А я крепко сжимала зубы и кричала, кричала, кричала – внутри себя.

Но даже к ужасу можно привыкнуть. Фалько держал меня крепко, руки его не дрожали, не давали слабины, он делился со мной своим теплом, только ноги в летних туфельках начали замерзать.

Казалось, эта качка на волнах воздушного океана будет длиться вечно. Вдруг низкий тяжёлый голос прохрипел в самое ухо:

– Приготовься!

В отдалении скрипело и лязгало, и эти звуки быстро приближались.

– По команде – отпускай.

В следующий миг что-то задело мои каблуки. Я вскрикнула – и Фалько разжал руки.

Подошвы глухо стукнули по металлу.

Фалько гаркнул:

– Да отцепись ты!

С силой оторвал от себя мои руки, толкнул вниз. Я упала… почти легла… спиной на твёрдую поверхность. Надёжную. Устойчивую. Прочную.

Тогда почему ощущение бездны вокруг притупилось, но не исчезло полностью?

Села рывком, сорвала с глаз повязку. Мир ослепительно вспыхнул – и затянулся влажной пеленой. Слёзы побежали по щекам. Полуприкрыв глаза ладонью, я смотрела на небо, на уступы и расщелины, медленно плывущие мимо. Единственной моей защитой от объятий бездны была подвесная кабина, открытая всем ветрам. Метра четыре в длину и два в ширину, крыша на грубых подпорках, обшарпанный бортик по пояс стоящему человеку. За этот бортик я, должно быть, и зацепилась ногами, когда Фалько пытался втолкнуть меня внутрь.

Фалько. Где он?

Что-то с грохотом ударило в крышу. Кабинка слегка качнулась. Я прикрыла голову руками, сжалась в комок. По крыше негромко бухало, словно там топтался крупный зверь. Потом – шуршание, от которого все волоски на теле зашевелились, и…

– Верити? Ты цела?

Фалько, свесив голову с крыши, заглядывал в открытый проём.

– Не бойся, я спускаюсь.

Голова исчезла – показались ноги. Фалько лаской соскользнул вниз по стальной подпорке. Присел рядом на пол, обнял за плечи:

– Всё хорошо, всё закончилось. Смотри, вот твои перчатки.

Я взглянула на руки. И правда голые.

Значит, перчатки соскользнули, когда Фалько пытался высадить меня в кабину, а я держалась за него, забыв обо всём на свете.

– Ты мог бы предупредить. Объяснить всё заранее. Куда мы направляемся, что ты собираешься делать и что делать мне.

– Не мог.

Уронил два коротких слова, будто камни, и посмотрел таким взглядом, что я невольно отодвинулась.

– Я ведь сказал тебе: отпускай.

– Я не слышала.

– В следующий раз слушай внимательней. Ты чуть не угробила нас обоих.

– В следующий раз? Мы что, опять должны?..

– Нет, не должны. Это фуникулёр. Он доставляет на стройку рабочих, материалы и оборудование. Вон, впереди две грузовые платформы.

Теперь, когда он сказал, я разглядела и трос, уходящий вниз, и железные конструкции, подвешенные к нему на кронштейнах, и опору на склоне ближайшей скалы, к которой медленно катила наша кабинка.

– Инженеры, мажи и часть рабочих ночуют наверху, но большинство живут в бараках в предгорье. Первую смену уже подняли наверх. После обеда придёт очередь второй. Мы заскочили буквально в последний вагон, – Фалько усмехнулся. – Внизу проложена узкоколейка. Дальше поедем на поезде.

Он положил мне на колени пакетик галет, плитку шоколада, протянул пузатую флягу. Я покачала головой.

– Не бойся, это термос. Там кофе. Думаю, ещё не остыл.

Он говорил со мной, как с ребёнком. И пусть. Не осталось сил ни обижаться, ни спорить, ни бояться. Даже есть не хотелось. Но было ясно, что Фалько всё равно настоит на своём.

Мы перекусили, и меня стало клонить в сон. Я прислонилась спиной к бортику, Фалько сел рядом.

– Всё будет хорошо, – сказал он мягко. – Через два дня мы доберёмся до Носсуа, и ты забудешь эти горы, как страшный сон.

– Два дня? – переспросила я. – Это вечность.

И закрыла глаза.