Текст книги "Если любишь - солги (СИ)"

Автор книги: Кира Калинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 34 страниц)

14.1

Домой я шла оглушённая, не глядя по сторонами, ни о чём не думая, и только у самых дверей опомнилась: сьер Бартоло!

Вбежала в прихожую – и перевела дух. Из гостиной слышался раскатистый бас кондитера:

– …Одному в руку впился, а я хвать гадёныша за шиворот, встряхнул, как кутёнка, он и обмяк. Тут эти навалились, скрутили…

В голосе его гремело возбуждение и весёлое довольство собой. Если бы в доме кто-то пострадал, хозяин вёл бы себя иначе.

Гостиная была полна народу. Кажется, все дочери четы Виникайо с мужьями, детьми и прочей роднёй сбежались в отчий дом, чтобы узнать, всё ли в порядке, а заодно услышать подробности драматического происшествия из первых уст. Матушка Аннели заметила меня, всплеснула руками:

– Ой, деточка, на вас же лица нет! Целы? Не ранены? Налейте ей чарку… из той, плетёной бутыли… а то бедняжка вся белая!

Меня заставили хлебнуть кислого домашнего вина и, не дожидаясь расспросов, кинулись наперебой рассказывать, как сперва в кондитерскую вошли двое проезжих – будто бы пирожных купить. Спросили про комнаты внаём, а потом в лоб, но тихонько: "Где Гвидо Леонзайо?" И бумагу казённую перед носом развернули. Гвидо как раз был в подсобке, сьер Бартоло пошёл за ним, приезжие – следом. Гвидо увидел – и бежать, но у задней двери засели терьеры в коричневом… Терьерами в народе называли жандармов.

– Тут щенок и озверел, – многозначительно закончил сьер Бартоло.

– А папа не удержался и полез в драку, – вмешалась полногрудая молодая женщина в суконной тёмно-зелёной юбке – Адела или, может быть, Марселина. Я плохо различала хозяйских дочерей. – Ну зачем, папа, зачем? А если бы он тебя загрыз? Пусть терьеры делают свою грязную работу!

Сьер Бартоло важно крякнул, двумя лихими движениями пригладил усы.

– Терьерам с оборотнем не сдюжить. Тут крепкая рука нужна, мужицкая!

Он потряс кулаком, действительно, и крепким, и увесистым. Только теперь я разглядела, что сьер Бартоло, хоть и в годах, мужчина крупный и сильный, подбородок у него тяжёлый, надбровья выпуклые, бугристые, а во взгляде за ширмой веселья и дружелюбия пряталась колючая темнота.

Матушка Аннели прищёлкнула языком:

– И ведь ловок, паршивец! Притворялся таким милым, услужливым. Думаешь, мухи не обидит, а он – зверюга. Как из него шерсть полезла, я прямо обмерла!

Другая дочь, такая же невысокая, полноватая, со светлой косой, уложенной вокруг головы, кинулась обнимать её, утешать, но матушка не унималась:

– Ел с нами за одним столом, спал под нашим кровом. Ведь мог же в любой момент горло всем перегрызть! И нам, и постояльцам, и Пьетро, малышу нашему…

Она всхлипнула.

"Малыш" Пьетро крутился тут же, пыхтя от досады: его не было дома, он всё пропустил.

Матушка Аннели вдруг вырвалась из объятий дочери и сказала, зло блестя глазами:

– Пусть с него за всё спросится, за всё воздастся. Пусть шкуру с него сдерут и на подмётки пустят!

Семейство Веникайо, шумное, суетливое, заполняло собой всю гостиную. Из недр этого птичьего базара вороватой сорокой выскочил сьер Кардалли:

– Не беспокойтесь, матушка Аннели, выродок получит по заслугам. Я с самого начала чуял, что с этим гадёнышем что-то нечисто! Жаль, не прислушался к своей интуиции. Одна его умственная неполноценность должна была насторожить всех нас. Известно, что в интеллектуальном отношении оборотни стоят на ступень ниже человека. Мальчишка был откровенно туп, и это верный признак…

Он продолжал вещать, а я закрыла глаза, внутренне съёжилась, чтобы не разразиться истерическим хохотом и не наговорить Кардалли гадостей, после чего меня наверняка зачислят в пособницы оборотней.

– Верити, деточка, вам нехорошо?

Матушка Аннели. Я ухватилась за её вопрос, как за спасательный канат. Торопливо кивнула, выдавила:

– Пойду к себе, – и стиснула зубы, чтобы не сказать лишнего.

– Иди-иди, деточка, приляг, – она потрепала меня по плечу. – Я принесу тебе тёплого молочка.

– Не стоит… Я лучше посплю.

Её забота стала вдруг неприятна.

Заперев за собой дверь, я и правда рухнула на кровать. Надо было собирать чемодан. Но сил не осталась. Уже входя в дом, я знала, что завтра уеду, первым же дилижансом. В Трапьяту, Вериону, Лофренту, куда угодно, лишь бы прочь отсюда. Я думала, что попала в сказку, но сказка оказалась страшной. Приветливые, весёлые, отзывчивые жители Тамоны – вот кто настоящие оборотни. Я видела их истинные лица, потные, орущие, с налитыми кровью глазами. Дай им клыки и когти, порвут друг друга на куски. И сожрут. С каким наслаждением они пугали себя кровожадностью Гвидо!

В нём и правда ощущалось что-то странное… Он ненавидел Кардалли. Но даже в открытой стычке не дал волю звериной агрессии. Бедный Гвидо. Он мог бы стать учёным, жить в мире цифр, слыл бы чудаком, но чудаком почтенным, с положением. Мог ли зверь в нём однажды взять верх? Кто знает. Но человека безобиднее Гвидо я не встречала за всю жизнь.

Наверняка его выдала тётка. Поняла, что послушного раба не вернуть и решила возместить ущерб наградой за донос о местонахождении оборотня. Сколько там, сто астр? Теперь Гвидо посадят в клетку и до конца дней будут цедить из него кровь, чтобы лощёные молодые люди с бутоньерками в петлицах рассекали воздух на шикарных мажи-мобилях, а праздные девушки в огромных особняках не марали рук, стирая пыль с мебели.

14.2

Утром Пьетро отнёс мой чемодан на станцию.

Семью Веникайо не удивил поспешный отъезд постоялицы. Это же ужас – тонкой, впечатлительной девушке пережить такое. Две недели рядом с оборотнем! Отпуск испорчен. Дом запятнан присутствием зверя и его скандальным арестом… Я держала рот на замке – матушка Аннели высказала всё за меня.

Паровой мобиль, обслуживающий рейс Вериона-Лофрента, должен был прибыть в девять утра, но явно запаздывал. Пьетро, посланный меня проводить, томился от скуки. Я велела ему возвращаться домой и вздохнула с облегчением, когда ладная мальчишеская фигурка, пройдя по длинной пустой дороге, нырнула в лабиринт городских улочек.

Тамонская страница моей истории перевёрнута, начинается другая, неизвестная.

За ночь я успокоилась и пришла в себя. Городок уже не казался пристанищем зла, а его жители исчадиями бездны. Обычные люди простого воспитания, которым из поколения в поколение внушали, что оборотни – чудовища без души и разума, убийцы, адские твари. Разве я сама не думала так же совсем недавно?

На станции был устроен летний павильон для отдыха туристов. Но его пока держали на замке, и я расположилась на скамейке под навесом рядом с пожилой вдовой с тёмным угрюмым лицом, к которой Пьетро обратился "синьора Такарри", и худым, бедного вида юношей – ему мой носильщик сказал "Привет", не назвав по имени.

К счастью, мои будущие попутчики не жаждали общения. Мадам Такарри сидела неподвижно, только время от времени поправляла серый вдовий платок. Руки у неё были совсем не женские, большие, тяжёлые, натруженные. Юноша часто ёрзал и тянул из несвежего ворота тощую кадыкастую шею, вглядываясь туда, где дорога упиралась в горизонт, и заслонял вид мне.

Попробовать, что ли, услышать "голоса воздуха", как тысячу лет назад учил таинственный Фалько. Вдруг так я узнаю о приближении дилижанса раньше всех? Улыбнулась про себя: неплохой способ скоротать время – и постаралась сосредоточиться.

Сзади едва ощутимо потянуло холодом. Сквозняк из павильона? Хотела оглянуться, но вдалеке раздался свисток, стал нарастать характерный лязгающий грохот, в небе расцвёл бледный плюмажик дыма.

Я передёрнула плечами. И уже поднимаясь, поняла, что за спиной кто-то есть. Резко обернулась: медные пуговицы, коричневое сукно, узкие витые погоны, твёрдый подбородок, раздражённый бритьём. Жандарм. Два жандарма. А рядом штатский, невысокий, с острым взглядом.

Первая мысль была о Гвидо. Вторая: "Ловко проделано". За грохотом дилижанса я не услышала их приближения.

Штатский спросил:

– Верити Войль?

Дурочка. Вчера глядела из толпы на арестную команду, ужасалась участи Гвидо. И в голову не пришло, что они могут явиться за мной. Дело жандармерии – ловить оборотней… Неужели инспектор Астусье объявил меня в розыск по всему континенту? Я молчала, и штатский велел:

– Назовите себя!

Лязг и пыхтение дилижанса как раз смолкли – в наступившей тишине его голос прозвучал, как выстрел.

– В чём дело? – выдавила я. – Что вам нужно?

На нас, должно быть, смотрели сейчас все – и мадам Такарри, и длинношеий юноша, и пассажиры, и вожатый дилижанса. Дилижанса, который поедет дальше без меня.

– Документы! – не отвечая на вопросы, потребовал штатский.

Жандарм в коричневом молча вырвал саквояж у меня из рук.

– Как вы смеете! Я не сделала ничего плохого!

– В этом мы разберёмся, – сухой голос штатского треснул насмешкой.

Меня крепко взяли за локти. Вырваться нечего и думать.

– Это арест? За что? – я старалась говорить как можно громче и отчаянней, чтобы все понимали – на их глазах творится произвол.

Штатский мотнул головой, и жандармы потянули меня куда-то за павильон. Но там же ничего нет! Все дома, все люди – дальше по дороге. А это окраина. Пустырь, поросший высокой травой, деревья в отдалении. И никаких посторонних.

Стало страшно. Что они собираются со мной сделать?.. Над головой синело небо, солнце карабкалось кверху, мир лучился красотой, как бывает в последние мгновения жизни.

– Вы не имеете права! – выкрикнула я. – Да, меня зовут Верити Войль! И моя вина в том, что я родилась не такой, как все. За это теперь сажают в тюрьму? Слышите, люди! Гвидо схватили за это! Он хороший человек! Человек, слышите!

Никто не затыкал мне рот, но хватка жандармов из крепкой стала стальной, мужские пальцы больно впились в предплечья. Меня не тянули уже, а тащили, так что едва хватало сил перебирать ногами. Стало видно, что за павильоном стоит большой высокий мобиль с решёткой на окошке задней двери.

Дверь сама распахнулась мне навстречу. Внутри шевелился сумрак, мерцали красноватые огоньки. Будто в бездне ада.

– Нет!

Я откинулась назад, изо всех сил упёрлась ногами. Меня вздёрнули вверх, толкнули – ад полетел навстречу. Тело охватила странная лёгкость, глаза застило мглой. Стало нечем дышать – будто из лёгких вынули воздух.

Это и есть смерть?

Глава 15. На крыльях ветра

Жёлтая краска на дощатом заборе. Воздух, сладкий, как сама жизнь. Запах трав и пыли. Шум в голове. Далёкие голоса. Твёрдая земля под ногами…

Чувства возвращались медленно, по одному, будто кто-то поочерёдно щёлкал выключателями, ответственными за зрение, слух, осязание. Последним пришло ощущение чужого тела за спиной: одна сильная рука держала меня поперёк живота, другая сжимала плечо, лопатки упирались в чью-то твёрдую грудь, колючий мужской подбородок давил на висок.

Ни испугаться, ни запаниковать не успела – меня развернули так стремительно, что голова закружилась, и я оказалась лицом к лицу с…

– Ты? Что ты… Как…

Я не могла его запомнить, но узнавала всегда, в каких бы невозможных обстоятельствах он ни появлялся.

Фалько зажал мне рот, шепнул в самое ухо:

– Тише! Они рядом. Слышишь?

И правда: голоса звучали ближе, чем показалось вначале – резкие выкрики, команды.

Ладонь Фалько была сухой, шершавой и пахла горькими травами.

Травы были вокруг, покачивались под слабым ветром, в отдалении раскинули кроны высокие деревья, и эта жёлтая стена… Павильон станции дилижансов! А за углом – жандармы.

– Сейчас я уберу руку. Вдохни поглубже и задержи дыхание.

Я открыла рот, чтобы спросить:

– Зачем?

И снова провалилась в пустоту без воздуха и света. А потом сразу – зелень, тень, шум листвы, щебет птиц над головой и сердитое шипение Фалько:

– Я же сказал, вдохни!

Вдохнула. От души, полной грудью – целый килолитр тёплого пахучего воздуха, всё это щедрое солнечное утро. Ощутила спиной изогнутый шершавый ствол и руки Фалько на плечах. Спросила, быстро и на всякий случай шёпотом:

– Что это было? Я чуть не задохнулась! Откуда ты взялся? Что ты…

– Объясню потом, когда выберемся. Или хочешь вернуться к терьерам?

Он качнул головой в сторону, и я осторожно выглянула из-за дерева.

Ряд редких стволов, заслон высоких трав, привольный луг, в полукилометре – станционный павильон, мобиль на высоких колёсах, покрытый фотоэлектрическим напылением, и суетящиеся фигурки вокруг.

– Сейчас мы опять переместимся. Обними меня за шею и вдохни.

Это "обними меня" неприятно царапнуло. Я осознала, что нахожусь в полной власти человека, которого видела три раза в жизни. Если быть точной, два. Третий раз пригрезился.

– А можно обойтись без объятий? Как ты там это делаешь…

Попыталась высвободиться из его рук. Не вышло. Фалько только крепче сжал плечи, слегка встряхнул, приблизил своё лицо к моему:

– Если не хочешь в кутузку, придётся доверять мне и делать, что скажу. Быстро, без споров и возражений. Понятно?

Его тёмные глаза были предельно серьёзны, и только поэтому я не стала артачиться. Кивнула. Осторожно сцепила руки у него на шее и по команде "приготовься" набрала в лёгкие столько воздуха, сколько смогла.

Мутный серый вихрь, потеря ориентации… Я будто утратила вес, повисла между небом и землёй. Мгновение – и мы среди абрикосовых деревьев, у грубой каменной ограды.

– Отдышалась? Сейчас ещё один рывок, и всё. Он уже рядом… Давай!

Глубокий вдох, провал в невесомость – и солнце в глаза, и дым в лицо, и падение боком на что-то мягкое, упругое.

– Похоже, тюки с шерстью, – прошептал Фалько, шлёпнувшись рядом со мной.

Тюки дёргались и качались. По бокам – неструганые доски. Грохот, лязг, чёрно-серый дым, от которого першило в горле. Паровая повозка. Мы – в кузове. Я приподнялась, пытаясь выглянуть из-за высокого борта. Фалько схватил меня за плечо, повалил обратно:

– Лежи смирно! Не высовывайся!

В узкой волнистой щели между досками проносилась мимо какая-то зелень.

– Они далеко? – спросила я. – Мы оторвались?

– Молчи! – приказал Фалько коротко и сурово.

Я проглотила обиду. Едва ли машинист паромобиля мог за грохотом механизмов расслышать наш разговор. С другой стороны, осторожность не повредит. Должно быть, я казалась Фалько капризной девчонкой, которую надо удерживать от глупостей. Но мог бы быть и повежливей. И для начала перестать "тыкать".

Постой, я же первой обратилась к нему на "ты". Само вырвалось, против всех приличий и воспитания. Или раньше это сделал всё-таки он? Кто сказал "Беги! Не останавливайся!" у границ поместья Карассисов? Если не Фалько, то его призрак.

Я опустила веки и стала исподволь, из-под ресниц, рассматривать человека который снова, в который раз, спас мне жизнь. Или, как минимум, свободу.

Он лежал на расстоянии вытянутой руки. Глядел в небо.

Как он меня нашёл? Для чего? Какое ему до меня дело?

Хотелось задать тысячу вопросов. Но это могло подождать. Солнце припекало, над головой было светло и ясно – дым из трубы над кабиной ветром сносило в сторону, мобиль подпрыгивал на ухабах, но это не мешало, наоборот, убаюкивало.

На Фалько было то же чёрное полупальто нараспашку, вместо шарфа лёгкое кашне. И как ему не жарко? Лицо – знакомое и каждую секунду чуть-чуть иное, новое. Я уже не удивлялась, просто смотрела, смотрела. Пока глаза не закрылись.

Не стоило роптать на судьбу. Если бы не Фалько, в эту самую минуту я тряслась бы в жандармском фургоне, и поездка по деревенской грунтовке показалась бы мне куда менее приятной.

Одни тривечные знают, что будет дальше… А впрочем, нет, не знают. Тривечные – это просто присказка, осколок памяти об утраченных богах. Будущее темно и тревожно.

Но пока стоило наслаждаться моментом. Небом, солнцем, теплом и обманчивым чувством свободы.

15.1

– Верити.

Что-то застилало взгляд, лежало на лице, невесомое, как паутина. Я махнула рукой и уставилась на клок тонкой ткани, зажатый в пальцах.

– Это моё, – в голосе Фалько прозвучала улыбка. – Чтобы у тебя лицо не обгорело.

Наконец сообразила: его кашне. Серое, в мелкую крапинку.

– Долго я спала?

Протянула ему шарф, он взял, слегка коснувшись ладони, и это прикосновение я ощутила отчётливей, чем все наши вынужденные объятья во время перемещений.

– Пару часов. Приготовься, пора делать пересадку.

Мы прильнули друг к другу, как любовники. Или как брат с сестрой после долгой разлуки. Во взгляде Фалько не было ни грана похоти. Поэтому я легко позволила обнять себя и сама без стеснения обвила руками его шею. Сделала вдох…

Розы! Море роз. Мы очутились в цветочном раю. Алые и кремовые, белые и нежно-розовые, малиновые, тёмно-красные, почти чёрные, розы стояли вплотную друг к другу в одинаковых высоких коробках и оглушительно пахли. Коробки, в свою очередь, помещались в открытых контейнерах, а контейнеры и мы вместе с ними – то ли в каком-то брезентовом шатре, то ли…

Пол под ногами дрогнул, меня качнуло, и если бы Фалько не поддержал, добрая сотня роз оказалась бы смята и поломана.

– Мы в грузовике? – догадалась я. – А эти розы…

Фалько усмехнулся:

– Наши будущие попутчики.

Мы стояли в тесном проходе у металлической стенки, которая, должно быть, граничила с кабиной. Фалько попробовал раздвинуть контейнеры, но их крепко держали особые направляющие, проложенные по полу. Вдоль стен тянулись узкие световые полоски. Без них фургон утонул бы во мраке. Для чего этот свет – для роз? Кто-то не пожалел магнетического кристалла, чтобы цветам не было темно?..

Фалько снял с себя пальто.

– Надень и садись. Ехать не меньше часа.

Только сейчас я почувствовала, что под тентом зябко и сыро, как в пещере. Странно, ведь снаружи теплынь.

– А ты?

– И я.

Он помог мне устроиться на полу и сел напротив, скрестив ноги. Я подтянула колени к груди. Полупальто было достаточно большим, чтобы спрятаться в нём, как в домике, целиком.

– Почему здесь так холодно?

– Магнетизм, – он пожал плечами. – Для сохранности цветов.

Я присмотрелась к фирменным надписям на коробках – и внутренне похолодела. Под крупным и затейливым: "Цветущий Ветгель. Свежесть утра. Аромат весны" мелким шрифтом значилось: "Цветоводческое предприятие семьи Карассис". Дальше следовал местный лофрентский адрес.

– Не знала, что Карассисы выращивают цветы на продажу.

Фалько внимательно посмотрел на меня. В полумраке его глаза отливали янтарём. Стало не по себе. Вспомнилось, как светились глаза Дитмара и что случилось потом. Всё-таки Фалько магнетик. С очень странными талантами, но – магнетик, тут сомнений нет. Хотелось надеяться, что он не станет испытывать свои чары на мне.

– У них неподалёку ещё и фармацевтическая фабрика, – сказал Фалько. – Дирижабль повезёт розы и медикаменты.

– Дирижабль? Откуда здесь дирижабль? Надеюсь, мы на нём не полетим?

В Ветгеле было три аэродрома, способных принимать пассажирские дирижабли – в Лофренте, Полиане и приморской Циневии, я выясняла.

– Тише, – нахмурился Фалько. – Не кричи.

Помолчал, прислушиваясь. Мобиль производил негромкий глухой шум – скорее всего, электросолнечный гибрид. Кузов понизу был оцинкован, стенка, отделяющая нас от кабины шофёра, выглядела прочной и толстой. Вряд ли она пропускала голоса. И всё же я поёжилась. Опять сглупила. Все мои беды – от нехватки благоразумия. Если бы я отказалась знаться с Карассисами… Они бы нашли другой способ добраться до меня. Только и всего.

– Тут есть частный грузовой аэродром, – тихо сказал Фалько. – Эти розы отправят на север, в Никсихель.

– Откуда ты знаешь?

– Я всегда изучаю пути отхода.

– В каком смысле?

– В самом обыкновенном, Верити, – терпеливо отозвался он. – Если знаешь, что предстоит уносить ноги, имеет смысл осмотреться заранее, чтобы потом не свернуть себе шею на бегу.

– А куда мы бежим?

– Туда, где тебя не достанут жандармы.

Было ясно: больше он ничего объяснять не намерен.

Повисло молчание. Казалось, Фалько думал о своём. Время от времени его взгляд обращался ко мне, в глазах вспыхивали искры, и я пыталась угадать, что происходит у него в голове.

Неужели так трудно сказать: "Меня послал сьер вэ ка. Он ждёт нас в таком-то городе". Мне стало бы легче. Впрочем, тогда я ломала бы голову над тем, действительно ли мой двоюродный дед жив, или под инициалами В.К. скрывается кто-то другой, изводила бы себя миллионом вопросов, страхов и сомнений – совершенно так же, как сейчас. А если Фалько не связан со сьером В.К.?

Так или иначе, пока я видела от этого человека только хорошее. Даже когда он появился в моей спальне, напугав до полусмерти, и вырвал из рук брелок Дитмара, он был прав – брелок представлял опасность. Но почему бы просто не рассказать, что к чему?..

Под пальто у Фалько оказалась только чёрная рубашка – ни пиджака, ни хотя бы жилета. Чёрные брюки, грубые высокие ботинки. Он сидел на голом полу, обняв колени, лицом ко мне, спиной к проходу, и сидел как-то очень цепко, уверенно, хотя я на его месте непременно завалилась бы на спину или на бок от резкого толчка фургона – дорога была тряской. Во мраке, несмотря на взъерошенные волосы и скорченную позу, мой спаситель выглядел интригующе и едва ли не элегантно. Тени скрадывали его лицо, но делали черты резче, рельефнее. Принц сумерек, пришла мысль, духи знают, откуда.

Я обхватила себя руками. Внутренний озноб никак не проходил.

– Дрожишь? – спросил Фалько. – Ну-ка подвигАйся!

И не дожидаясь согласия, ловко втиснулся рядом, обнял обеими руками, притянул к себе. Три недели назад за такое я отвесила бы ему пощёчину.

Эта мысль скользнула по краю сознания и уплыла. Фалько можно доверять, я знала. Может быть, он внушил мне ложное чувство безопасности, как Дитмар – животную страсть? Захотелось передёрнуть плечами, но Фалько мог принять это на свой счёт, и я сдержалась. Даже если он использует магнетизм… пусть. Тепло, безопасность и доверие – это то, что мне сейчас нужно больше всего.

Не знаю, сколько мы ехали, окружённые холодным полумраком и одуряющим благоуханием роз. Не так долго, как хотелось бы. Клонило в сон, но задремать я не успела. Фалько вдруг шевельнулся, сказал:

– Пора. Готова?

Меня обдало ледяным ужасом.

– Подожди-подожди! Куда ты хочешь меня перенести? На дирижабль?

– Ну да. Я же говорил, – недоумение в голосе. – В чём дело?

– Не надо на дирижабль, пожалуйста! Куда угодно, на поезд, на корабль, в подземный туннель, на подводную лодку…

– Успокойся, – он крепко сжал меня в объятьях, заглянул в лицо. – Всего пара часов в воздухе.

– Я не могу в воздухе! Я высоты боюсь!

– Там не будет высоты, там твёрдый пол, и крепкие стены, и…

Грузовик дёрнулся – нас качнуло туда-сюда – и замер.

– Нет времени на споры. Сейчас придут грузчики. Соберись!

Я честно попыталась, но перед глазами всплыла парящая сигара "кондора", живот скрутило от ощущения сотен метров пустоты под полом. Дрожащие сходни, и узкий провал, отделяющий их от трапа, и предчувствие падения – в пропасть, насмерть, с хрустом костей, разрывом сердца и адской болью.

– Не могу… Правда, я не притворяюсь. Прошу тебя, – от паники сдавило горло.

– Хорошо, – Фалько вздохнул. – Я перенесу тебя в ангар, там всё обсудим. А сейчас тише.

Мы замерли.

С лязгом отворились двери, в нашу пещеру на колёсах хлынул свет. Зазвучали грубые голоса:

– Давай, подгоняй! Да не сюда, чтоб тебя!..

– А куда?

– К левому, к левому. Взяли!

Впереди, на границе белого сияния дребезжало и гремело. Выгружали первые контейнеры. Нас, в глубине, пока не видели.

Голоса немного отдалились.

– Вдохни! – шепнул Фалько.

Долгий миг в сером безвоздушном кружении. И навалилась тьма.

Во тьме был воздух, а вокруг – невидимый, но материальный мир. Я лежала на чём-то твёрдом, бугристом. Всё пронизывал низкий ровный гул.

Вспыхнул луч электрического фонарика, осветив высокое помещение, металлические конструкции вдоль стен и лицо Фалько совсем рядом.

Поверхность под нами вздрогнула. Возникло ощущение движения – вперёд и, кажется, вверх…

– Ты меня обманул!