Текст книги "Если любишь - солги (СИ)"
Автор книги: Кира Калинина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 34 страниц)
5.1
Обогнув рощицу эвкалиптов с удивительной корой, как будто раскрашенной кистью художника в разные цвета, мы вышли к комплексу павильонов в духе древних дворцов с острова Рикта близ Фирама. Те же строгие прямоугольные формы, тот же портик с красными колоннами, облупившиеся фрески с плоскостными фигурами смуглых мужчин и бледных женщин.
Внутри царил полумрак, было тепло и сыро. Оконца под самым потолком пропускали мало света.
– Похоже на минералогический музей, – заметил Тьери.
– Или на сад камней, – отозвался профессор Барро. – Это инкубатор, я полагаю?
– Совершенно верно, – Евгения торжественно улыбнулась. – Здесь рождаются лунные кристаллы.
Журчала вода, блестели влажные поверхности низких валунов, в углублениях между ними отсвечивали лужицы, в лужицах лежали небольшие округлые камни, словно расколотые яйца ископаемых ящеров, внутри полые, но с толстыми, неровными стенками. Что-то там топорщилось, что-то поблёскивало…
– Это жеоды, особые геологические образования. Возникают обычно в осадочных породах, но нас интересуют только вулканические. Внутри, на стенках, – несколько слоёв минеральных отложений. В нашем случае это мелкие кристаллы. Сейчас их несметное множество, но в конце выживет, вырастет и наполнится флюидами только один. Уже сейчас можно сказать – который. Выберете себе по жеоде и присмотритесь. Но осторожно, камни могут быть скользкими.
Тьери взял под локоть жену, профессор Барро подал правую руку Ливии, левую – мне. По правде, я бы справилась сама, но обижать заботливого профессора не хотелось. Так, втроём, голова к голове, мы склонились над овальной жеодой. Её наружная поверхность походила на высохшую картофельную шкурку, внутреннюю выстилали два слоя крапинок-кристаллов – белый и сиреневатый.
– Горный хрусталь и аметист, – сказал профессор.
– Смотрите, искорка! – Ливия протянула руку, но не осмелилась дотронуться. – Вторая! Ой, третья!
– Я ничего не вижу, – ответил профессор с неудовольствием.
– Вы не там стоите! Перейдите на моё место.
Он уступил настойчивости Ливии, выпустив мою руку.
Я отступила к соседней жеоде.
И впрямь искорка – тёплая, золотистая. Но только одна. Значит, это и есть тот самый кристалл-победитель, который выживет, когда остальные погибнут?
От лужицы, в которой лежал камень с жеодой, поднимался тёплый пар.
– Горячий минеральный источник – идеальное место для плантации кристаллов. Питательные микроэлементы, энергия основных стихий. Земля, – Евгения топнула по каменной плите. – Воздух. Вода. Вместо огня – тепло и свет.
Она театрально взмахнула рукой, и нам на головы пролился водопад солнечных лучей. Крыша павильона оказалась раздвижной. Когда отзвучали потрясённые охи и ахи, Тьери спросил:
– А кристаллам не вреден дневной свет? Я думал, они растут только под луной.
– Солнце тоже необходимо, особенно на первом этапе, но облучение нужно строго дозировать. Кристаллы не рождаются сами собой, им следует помогать. Каждая жеода подвергается определённым магнетическим воздействиям, добавляются недостающие ингредиенты.
– Например, кровь ликантропов? – уточнил профессор Барро.
Прозвучало это резко и чуть ли не осуждающе. Или мне показалось?
– И кровь ликантропов в том числе, – безмятежно подтвердила Евгения. – Идёмте дальше.
В следующем павильоне обитали кристаллы-подростки. Совсем маленькие, с ноготь мизинца, поодиночке или друзами, они сидели в остатках жеоды, как ростки в горшках, и слабо мерцали. В скором времени друзам предстояло срастись в один кристалл или, если индивиды, как назвала их Евгения, примерно равны по силе, расколоться на несколько, а жеода должна была окончательно рассыпаться.
В двух других павильонах, сухих и прохладных, дозревали почти взрослые кристаллы, посаженные в полупрозрачную желеобразную массу. В каждом поддоне – экземпляры одного размера и цвета. То есть назначения и мощности. Большие, наполненные бело-синим свечением. Маленькие, искрящиеся золотом. Средние, с тревожным красновато-малиновым отливом. Зелёные, голубые, лиловые, как гиацинты, белые, оранжевые… Евгения не стала открывать заслонки потолка. Кристаллы, выстроенные фалангами, как воины древней армии, заливали павильон неземным светом.
– Часть мы оставляем для собственных нужд, остальные продаём. Вот этот, например, – Евгения взяла двумя пальцами небольшой, с напёрсток, белый кристаллик, – подойдёт для "лунной кареты".
Тривечные, это же баснословные деньги! Не будь у Карассисов сельскохозяйственных угодий, химических и фармацевтических предприятий и духи знают чего ещё, они процветали бы на одних кристаллах. Неудивительно, что хозяева "Гиацинтовых холмов" платят налоги за своих… как их назвать – подданными? Или в духе древнего Фирама – клиентами? А те боготворят своих патронов и благодетелей.
– Ваши кристаллы, – проговорил профессор, – выглядят более… живыми, я бы сказал, чем промышленные. И светятся ярче.
– Разумеется, – улыбнулась Евгения. – Мы выращиваем их с душой. И с полным соблюдением старых технологий – почти всех. Большинству кристаллов для полного созревания требуется пять-семь лет, но некоторые мы растим до пятнадцати, а то и двадцати. Для крупного производства такие сроки непозволительны. Зато наши кристаллы более энергоёмки и долговечны, так что недостатка в заказах мы не испытываем.
Ещё бы. Особенно если слова Дитмара о нехватке кристаллов – правда.
5.2
После сумрака павильона солнечный свет показался особенно ярким, но когда глаза привыкли, стало ясно, что день клонится к закату. Экскурсия была окончена. Евгения предложила вернуться в дом и воздать должное талантам семейного повара Карассисов.
– Постойте, – сказал Тьери. – А ваша ферма оборотней? Мы её не увидим?
– Ферма оборотней? Как интересно! – оживилась Ливия. – Никогда не слышала, что оборотней разводят на фермах, как коров. Вы берёте у них кровь для кристаллов? А они не бросятся на нас?
– Кристаллы? – съязвила Иоланта.
– Да нет же, оборотни! – похоже, Ливия решила, что мадам Тьери туго соображает.
– Думаю, здесь приняты все меры безопасности, – заметил Барро.
– Безусловно, – мажисьен чуточку нахмурилась. – Однако мы не показываем ферму гостям. Это не самое приятное зрелище, тем более для дам.
Всю экскурсию я держала себя в руках, но сейчас сорвалась, удивившись явному парадоксу:
– И вы тоже там не бываете? Вы же дама.
– Я – мажисьен, – Евгения обвела нас холодным взглядом. – Моей матери прочат пост сопредседателя Магистериума, и я однажды смогу подняться так же высоко, если буду упорно работать. Может ли женщина без магнетического дара надеяться стать главой академии наук, директором завода или театра? Или хотя бы продолжить артистическую карьеру после замужества?
Она остро взглянула на Иоланту, и та опустила глаза.
Ливия воскликнула:
– Когда я стану актрисой, ни за что не уйду со сцены!..
– Вас там никогда не будет! – прошипела Иоланта.
– Дамы, дамы! – Евгения возвысила голос, ставший вдруг льдисто-звонким, таким, что нельзя не слушать. – Я говорю всё это не для того, чтобы кого-то унизить, я объясняю вам разницу между положением женщины в моём мире и в вашем. Обычно я не провожу подобных границ, но сейчас не вижу другого выхода. У нас мажисьен собственными руками собирает паровой двигатель Стирля и препарирует мышей. У вас дама из общества, чуя запах компоста, прикладывает к носу надушенный платочек и норовит упасть в обморок при виде крови.
– Я не упаду! – заявила Ливия. – В детстве я охотилась вместе с братьями и самолично потрошила уток. Покажите нам ферму оборотней!
– Пожалуй, я бы тоже взглянул, – неожиданно поддержал её профессор.
Евгения пожала плечами и снова превратилась в радушную хозяйку.
– Что ж, здесь недалеко. Кристаллы любят свежую кровь. Через четверть часа после забора эффективность реагента снижается вдвое, а водить ликантропов в инкубатор небезопасно. Поэтому ферму мы спрятали вон в тех зарослях, – она указала в сторону цветущей калины.
Иоланта остановилась понюхать необычные розовые цветы, заметив, что лучше прогуляется по саду. После стычки с Ливией она держалась тихо и задумчиво. А я позавидовала Евгении: надо родиться мажисьен, чтобы люди проглатывали правду из твоих уст без обид и скандалов.
Оставив мадам Тьери наслаждаться запахом калины, мы углубились в хвойный лесок и через пару минут вышли к дощатому забору, выкрашенному зелёной краской – среди пихт и лиственниц он был почти незаметен. Лязгнули запоры, дюжий работник отворил нам калитку. Честно говоря, я не знала, хочу ли входить. Было любопытно, но жутко.
До сих пор я видела оборотней лишь на картинках и на экране синематографа. В детстве мы с Маргаритой и Таис бегали подглядывать за бродячим цирком, в котором, если верить афишам, был свой оборотень. Шатёр стоял на пустыре за городом, артисты жили рядом в фургонах. У них были лошади, паровые мобили, слон, медведи и пара тигров. А оборотень оказался обманом: два ловких трюкача, звериная шкура, ящик с двойным дном, лампы и зеркала. Изображая превращение человека в монстра, они даже настоящим магнетизмом не пользовались. Сейчас мне виделся в этом особый шик – творить чудеса без помощи чудес, но ребёнком я была разочарована.
Порой казалось, что оборотни существуют только на страницах бульварных листков и в людской молве, при этом одно питается другим, и реальной почвы под слухами нет. Невеста-волчица в брачную ночь перегрызла горло молодому мужу. Подросток совершил оборот прямо на уроке, набросился на одноклассников, убил двоих и покалечил семерых. Сотрудник городского телеграфа, не совладав со своей звериной природой, растерзал жену и троих детей. Медсестра-оборотень поедала внутренние органы пациентов. И всегда кто-нибудь рассказывал о соседе своего знакомца или о приятеле дальнего родственника, которого жандармы вывели из дома рычащим и поросшим шерстью…
Во двор фермы я вошла последней, боязливо озираясь. Странно было попасть из зелёной роскоши на вытоптанную площадь без единого кустика. Здесь даже воздух был другой – сухой, пыльный, холодный. Сразу захотелось застегнуть жакет.
На территории помещались четыре крепких бревенчатых барака, несколько служебных строений и множество знакомых уже столбиков, помеченных двумя полосками – зелёной и жёлтой. Гости сбились в кучку, не решаясь двигаться самостоятельно.
– О, не волнуйтесь! Чувствуйте себя свободно, – успокоила Евгения. – Для людей эти вешки безопасны.
Она представила нам работниками фермы – лаборантов, уборщиков, раздатчиков корма и охранников.
– Бранд, Жанно! Возьмите стрекала и проводите нас в третий корпус.
Один из охранников принёс электрические шесты в руку длиной (похожие я иногда видела у жандармов Магистериума), другой отпер тяжёлую дверь в барак.
– Прошу не шуметь и не делать резких движений, – Евгения первой вступила в тёмный проём. – А главное, не приближайтесь к клеткам.
Все молчали. Даже Ливия присмирела и поглядывала по сторонам с опасливым любопытством. В бараке были такие же крохотные окошки под потолком, как и в инкубаторе кристаллов, только зарешеченные, внутри царил такой же полумрак, но атмосфера разительно отличалась. Спёртый воздух, тесный коридор и гнетущее ощущение мышеловки, из которой не выбраться.
Охранник повернул выключатель, под потолком зажглись лампочки, измазав грубые дощатые стены тусклой желтизной.
– Похоже на загон для скота, – пробормотала Ливия.
По коридору тянуло характерным запашком, и я пожалела, что не осталась с Иолантой вдыхать аромат розовой калины. Откуда-то слышались звуки – шорохи, стуки, глухие неразборчивые голоса.
Евгения остановилась:
– Все ликантропы в клетках за надёжными запорами и опасности не представляют. Но предупреждаю, их вид может оскорбить вашу стыдливость.
Тьери хмыкнул:
– Они что, без одежды?
– Одежду носят люди, – отрезала Евгения. – Ликантропам это ни к чему. Сами увидите.
Коридор вёл в просторное помещение. Справа и слева тянулись железные решётки; за частоколом крепких прутьев виднелись каморки, отделённые друг от друга толстыми стенами, в каждой – тёмная фигура.
Евгения щёлкнула пальцами, и лампочки загорелись ярче.
– Можете подойти поближе. Но держитесь за вешками.
Вдоль заграждения, отстоя от него примерно на метр, шли ряды знакомых столбиков. Профессор Барро первым приблизился к указанной границе и вытянул шею, вглядываясь вглубь зарешеченного отсека. Я встала рядом с ним. В ноздри ударила отчётливая вонь уборной.
У дальней стены скорчилось странное существо, похожее на обезьяну в волчьей шкуре. Очень странную обезьяну, с вытянутой мордой и – я ощутила дрожь – совершенно человеческими глазами.
5.3
Глаза моргнули и уставились прямо на меня. Существо приоткрыло пасть, демонстрируя крупные клыки.
Чувствует, что я боюсь. Звери всегда это чувствуют. Но он же не совсем зверь. Этот взгляд, тяжёлый и чуть презрительный… Способен обитатель клетки думать и говорить? Есть у него имя? В голове теснились вопросы, но ни один я не решилась задать. Профессор тоже смотрел молча. Постоял и двинулся к следующему отсеку, и я, как привязанная, – за ним. Не хотелось оставаться наедине со взглядом человекозверя.
Соседнюю каморку занимало хрупкое крылатое создание, но вряд ли крылышки в сизых перьях могли поднять его в воздух… вернее её. Я отвела взгляд. Тело женщины-оборотня покрывал светлый пушок, словно вуаль, способная приглушить, но не утаить. Кроме этого пушка и крыльев, в ней не было ничего звериного. Светлые волосы, полные губы, длинные ресницы – молода и сложена недурно. Глаз девушка не поднимала. Вдруг, не выдержав внимания, повернулась к нам спиной и распустила крылья, пытаясь скрыть себя от любопытных взглядов. На её шее блеснул узкий ошейник.
Самка. Самка, а не девушка. Неверно думать о ней, как о человеке. Обезьяны тоже похожи на людей.
Вспомнился говорящий оргамат Бобо. Его хотя бы одели.
Из третьей клетки смотрел подросток – по человеческим меркам лет двенадцати. Чёрный мех с белыми подпалинами, широкие руки-лапы, приплюснутый нос. Юный оборотень придвинулся к самым прутьям, в его блестящих зрачках светилось доверчивое любопытство. Я улыбнулась, и он растянул губы в ответной улыбке. Так мог бы улыбаться Бобо по приказу Евгении – резиново, одним ртом, не меняя выражения глаз, не напрягая ни одной мимической мышцы в верхней части лица.
Я поспешила перейти к четвёртой клетке, просторнее других. В ней обитали сразу три оборотня: самец, самка и детёныш, все в густой бурой шерсти. Увидев нас с профессором, самка склонилась над малышом, прикрывая его своим телом, а самец прыжком подскочил к решётке и зарычал, оскалив клыки. Я невольно отшатнулась. Барро остался на месте.
К клетке шагнул охранник со стрекалом.
– Не стоит, – быстро сказал профессор. – Это родительский инстинкт. Он защищает своё потомство. Идёмте, Верити, пусть успокоится.
Мы отступили от заграждения, и угрожающий рык стих. Я бы с удовольствием вовсе прервала эту жуткую экскурсию, но рядом возникла Евгения:
– Верити, Роберт, что скажите?
– Вы всё время держите их в начале зооморфной стадии, – заметил профессор.
– Это общепринятая практика, – мажисьен говорила негромко и сдержанно. – Полные зооморфы не живут в неволе. Кровь антропоморфов малоэффективна, а искусственно вызывать трансформацию перед каждым забором хлопотно и куда более жестоко, чем просто поддерживать полузвериную форму. Как видите, загоны чистые, солома свежая, доноры здоровы и ухожены. Периодичность заборов крови строго выверена. Большинство наших ликантропов родились тут, на ферме, другой жизни они не знают. Постоянные партнёры и родители с детёнышами содержатся вместе. Давайте я покажу вам прогулочную площадку.
Дверь в конце помещения открывалась во внутренний дворик, окружённый глухим забором и забранный поверху решёткой. Даже если бы крылья у юной летуньи были достаточно велики и сильны, она не смогла бы вырваться на свободу. Во дворике росла трава, лежали камни и коряги, торчали из земли пни и сухие деревья с толстыми стволами и крепкими сучьями, отлично подходящими для лазанья.
Оборотни в своих клетках волновались и негромко ворчали, явно предвкушая внеочередную прогулку.
– О, котята! – раздался за спиной возглас Ливии. – Какие хорошенькие!
Евгения стремительно обернулась. Ливия и Тьери наблюдали за львиноподобным семейством. Самец щеголял пышной гривой, самка – длинным хвостом, но оба вполне напоминали людей. А двое малышей между ними были совершенными львятами – с круглыми мохнатыми ушками и пухлыми лапами. В строении их тел и усатых мордочек не было ничего человеческого.
– Жанно, каталку! Бранд, за Лавалем! – отрывистые команды Евгении напоминали хлопки выстрелов. – И пусть Ален готовит морфокамеру! Ливия, Говальд, прошу вас отойти.
– Что случилось? – взволнованно спросил Тьери.
Евгения поджала губы:
– Нельзя допускать полного оборота. Просмотрели.
Это мало походило на объяснение, но её тон исключал дальнейшие расспросы.
На мгновение повисла тишина, и в этой тишине отчётливо прозвучал хриплый женский голос:
– Не отдам!
Меня обдало ледяным ужасом.
Самец с рыком взметнулся в полный рост. Сложен он был непропорционально – не лев и не человек, – но под рыжеватой шерстью бугрились мускулы, а когти и клыки не уступали когтям и клыкам настоящего льва. Самка отогнала детёнышей в угол и встала рядом с самцом, издавая странный и жуткий звук – то ли рычание, то ли вой. Подняли шум оборотни в соседних клетках.
Вернулся охранник, толкая перед собой небольшую каталку, и лев всем телом кинулся на заграждение. Решётка лязгнула, лев отпрянул, корчась и скуля, будто от боли, но через мгновение повторил свой яростный бросок.
Евгения с невозмутимым лицом шагнула за вешки, к самой клетке. Оборотни попытались достать её сквозь прутья – и вдруг оба рухнули на пол, как подрубленные. Решётка поползла вверх. Чудовища не шевелились, но их золотистые глаза глядели осмысленно и страшно. Похоже, они были в сознании. В углу так же неподвижно, один на другом, лежали котята. Охранник отодвинул самку в сторону и втолкнул внутрь каталку.
Барак пришёл в неистовство. Видно было, как оборотни мечутся в своих клетках. То один, то другой, по примеру льва, бросался на решётки. Уши заложило от рёва, грохота, визга, и сквозь эту какофонию прорывался низкий голос, размеренно завывающий:
– И-изверги! И-изверги! И-изверги-и!
Я больше не могла этого выносить. По полутёмному коридору почти бегом выскочила наружу – к свету, воздуху, простору, к шуму деревьев за высоким забором. К бараку спешили давешний охранник и долговязый молодой человек в очках. Должно быть, Лаваль. Я посторонилась, давая им дорогу, а сама направилась к калитке. Тело казалось деревянным, в голове дрожала липкая мыслишка: вдруг не выпустят, запрут в звериной клетке, превратят в мохнатое, клыкастое, рычащее…
Из сторожки вышел работник. Бычья шея, грубое лицо, сломанный нос. Задвижки и щеколды заплясали под его корявым пальцам, и я выбралась в зелёный и живой мир, словно очнулась от кошмара. Сказать "спасибо" не хватило сил – слишком жутким было это место и этот детина с глазами убийцы.
Глава 6. «Завещание старой графини»
Хвойный сумрак пах смолой, невдалеке перекликались птицы.
Где остальные? Неужели остались смотреть, как бедных котят будут превращать в человекоподобных уродцев с когтями и хвостами? Или оборотни вырвались из клеток и загрызли своих мучителей вместе с незадачливыми экскурсантами?..
День мерк на глазах, вот-вот станет темно. Но в паре минут – розовая калина, плантации кристаллов и пруд с гигантскими кувшинками, а оттуда рукой подать до большого белого дома, где ждали мягкие диваны и стыл обед от хвалёного повара Карассисов.
Дорожка под ногами распалась на две, одинаково узкие и чуть извилистые. Пришлось остановиться. Почему я не заметила эту развилку по пути на ферму? Потому что шла за Евгенией вместе с остальными, как цыплёнок за наседкой, утомлённая избытком впечатлений и уверенная, что в положенное время меня точно так же отведут назад.
Взгляд зацепился за молоденькую пихту. Я уже видела её. Точно видела! Значит, налево? Но вскоре стало ясно, что выбранная тропинка грозит вывести обратно к ферме оборотней. За деревьями уже показалась зелёная стена. Не забор – одиночное строение. Приземистое, длинное, с шиферной крышей, высокие оконца забраны решётками. На двери – запоры и задвижки, как на воротах фермы, а в придачу к ним стальной висячий замок. Словно объявление: "Никого нет дома".
Сердце подпрыгнуло, когда изнутри долетел глухой рык и раздались тяжёлые удары. Перед глазами встала картина: оборотни, с остервенением бьющиеся о прутья. Изнанка благосостояния великолепного магнетического семейства. Кровь, на которой растут кристаллы…
Духи земли, я ничего не хочу об этом знать! Хочу туда, где свет, красивая обстановка, люди с хорошими манерами и столовое серебро, блестящее в огнях люстр. Надо возвращаться. Остальные наверняка уже вышли с фермы и недоумевают, куда запропастилась эта странная Верити Войль.
Я решительно повернула назад – и задохнулась от ужаса. Дорогу преграждала тёмная фигура. В следующий миг она обрела черты Дитмара, но испуг был настолько силён, что по телу разлилась слабость, ноги отказались держать. Дитмар шагнул навстречу, подхватил под локти. И запах его одеколона, едва уловимый в смолистом воздухе, показался неожиданно приятным.
– Как подойти к девушке в тёмном саду, чтобы не напугать? – от его голоса и мягкой иронии сразу стало легче. – Простите, наверное, надо было окликнуть. Но вы бы всё равно испугались, верно?
Я кивнула и отступила на шаг. Он понял – отпустил.
– А я вас ищу.
– Меня? – переспросила глупо. Нет, не меня, конечно. Всех нас – гостей поместья, Евгению. – Остальные на ферме. Были, по крайней мере.
– Я догадался. Зря Эжени это затеяла. Ферма – не развлекательный аттракцион.
– Её попросили.
– Кто – профессор? Гавольд? Или эта самовлюблённая кукла в куриных перьях?
Должно быть, вид у меня сделался удивлённый. Дитмар рассмеялся:
– Вы правы, я не должен так отзываться о гостье. Но Ливия Этелли успела надоесть всем до зубовного скрежета. Будь моя воля, превратил бы её в статую. Неподвижная и немая она в самом деле хороша.
Я невольно хмыкнула. Хотя мне было совсем не смешно.
– А вы в самом деле можете? Превратить человека в статую.
Дитмар посерьёзнел:
– Вижу, визит на ферму вас по-настоящему расстроил. Держать в клетках существ, наделённых разумом – в наше гуманное время это выглядит варварством. Но ликантропы опасны, потому что их разум подчинён инстинктам. Настолько опасны, что в прежние времена люди их попросту убивали, а магнетики отнимали всю кровь до последней капли, то есть убивали тоже. Сейчас оборотням даётся шанс жить… и быть полезными. Нам нужны кристаллы, Верити. Без них континент скатится в каменный век. Если бы "Ночное зеркало" могло оправдать возлагаемые на него надежды…
Глубоко в недрах запертого дома раздался ещё один хриплый протяжный звук – то ли рык, то ли стон.
Я не смогла сдержать дрожь.
– Это не ликантропы, – мягко сказал Дитмар. – Это обезьяны для оргаматов Эжени.
Он вгляделся мне в лицо.
– Вот что. Давайте-ка уйдём отсюда. Хотите немного света? Оп-ля!
Дитмар подбросил что-то в воздух, и оно засияло жёлтым светом, трепеща крылышками, будто маленькая летучая лампочка.
– Что это?
Дитмар улыбнулся и щёлкнул пальцами. В ответ в густой тени деревьев зажглись огненные точки – одна, другая, третья… Пять магических светляков устремились на помощь своему собрату, висящему над дорожкой в нескольких шагах от нас. Мы шли, а стайка послушных огней летела впереди, освещая тропинку и рассеивая окружающий мрак.
– Они живые?
– И да и нет. Вы правда хотите знать?
– Не уверена, – малодушно призналась я. После фермы оборотней и обезьяньего дома Евгении раскрывать магнетические секреты Карассисов было боязно.
– Это бионические устройства, – объяснил Дитмар, – то есть созданные по образу творений природы. В данном случае механические детали соединены с живыми тканями, но мы вырастили их искусственно, жукам крылья не отрывали.
На мой вкус, шутка вышла грубоватой, однако он пытался меня ободрить и успокоить, а это было приятно.
– Так вот, – буднично продолжал Дитмар, – я вас искал. Именно вас, Верити. Мне подумалось, что к вашему костюму подойдёт вот это гиацинт.
В его руках, пустых мгновение назад, оказался бледно-лиловый цветок, свежий и благоухающий, словно только что срезанный.
– Позвольте, я приколю.
Парой уверенных движений Дитмар прицепил веточку к лацкану моего жакета. Я ощутила мимолётное касание его пальцев, скользнувших под ворот чуть ниже ключицы, запах гиацинта с нотками знакомого одеколона… Это было непристойно, недопустимо, но я не сказала ни слова, не отстранилась, а Дитмар улыбался, смотрел на меня своими необыкновенными глазами, и в его зрачках мерцала гиацинтовая бездна.
– Просто шикарно!
Он отступил на шаг, любуясь украшением, взял меня за руку и повёл по тропинке. Кружилась голова – от полубессонной ночи со страхами и приключениями, от восторга, красоты, ужаса и потрясений сегодняшнего дня и от того, как Дитмар то и дело поглаживал мою ладонь: большим пальцем – тыльную сторону, указательным – внутреннюю. По телу катались тёплые волны, взгляд застилало странное марево, и было всё равно, куда идти, лишь бы с ним. Ведь если я ничего для него не значу, зачем он искал меня в огромном саду с только что срезанным цветком гиацинта?
