Текст книги "Зверь"

Автор книги: Кармен Мола

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 29 страниц)

77

____

Тревогу подняла беззубая старуха. Соплячка в их камере облевала всю койку, металась в жару! Это признаки болезни! Надзиратель отступил – подальше от чересчур энергичной арестантки, но одноногий Маурисио, который наблюдал за происходящим из своей камеры, не сомневался, что на самом деле его испугало страшное слово «холера».

– Не приближайся ко мне! Проваливай в свою камеру! – кричал надзиратель.

– Не пойду, пока оттуда не вытащат девчонку! – вопила старуха.

Все женское отделение гудело. Кто-то кричал, кто-то колотил кулаком по прутьям – обычная прелюдия к беспорядкам. Две арестантки, повязав грязными тряпками рты, вытащили Лусию в коридор и бросили на пол, под ноги охраннику.

– Она все кишки выблевала! У нее холера!

Лусия извивалась на полу. Рвотой были перепачканы даже ее короткие волосы. Маурисио вышел из камеры и с притворной брезгливостью приблизился к девочке.

– В котором часу приходит повозка?

Одноногий знал, что каждый день, ближе к вечеру, в тюрьму приезжает повозка и увозит тех, кто заболел холерой, в Саладеро или в лазарет Вальверде.

– Она у ворот, туда как раз грузят двоих из другого отделения.

– Давай-ка я тебе помогу.

Охранник завязал себе рот и нос – этому он научился во время поездок в лазарет. Вдвоем они потащили Лусию к воротам. По дороге Маурисио думал, что этот человек понятия не имеет, что такое настоящая мерзость. Чуть раньше хромой приготовил массу из листьев и голубиного помета и видел, как Лусия это съела. Чудодейственное средство: через десять минут она корчилась от боли в кишках, а еще через две минуты у нее началась неудержимая рвота. Лусия безвольно повисла на руках надзирателя, а Маурисио уже сожалел о приступе гуманности, который обойдется ему слишком дорого. Придется не только заплатить старухе за истерику и беспорядок, но еще и несколько дней страдать от сильнейших болей в ноге.

Но делать нечего: за ним имелся должок. Ведь рыжая угодила в тюрьму по его вине, из-за портрета, который он продал газетчику. А еще он считал, что для проститутки она слишком молода.

– Дерьмовая житуха, – процедил он сквозь зубы, когда королевский стражник спрыгнул с повозки, чтобы осмотреть больную.

– Что с ней?

– Блюет, трясется в лихорадке… Здесь ее оставлять нельзя, – отозвался надзиратель.

Стражник приблизил фонарь к лицу Лусии. Рвота виднелась в углах ее губ и на волосах. Девочка была похожа на тряпичную куклу.

– Грузите ее в повозку. У меня три арестанта. Мне нужны два человека для охраны. Поехали.

Стражник с фонарем явно что-то заметил, раз потребовал усилить охрану, подумал Маурисио. Но повозка открытая, запряжена парой лошадей. Лусия наверняка сможет выбрать подходящий момент, выпрыгнуть и убежать, пока стражники сообразят, что к чему. Повозка тронулась, и ветер унес беззвучное напутствие хромого:

– Удачи тебе, детка.

Лусия открыла глаза и сдвинула с лица чей-то ботинок. Один заключенный неподвижно вытянулся на дне повозки. Другой непрерывно стонал, и вскоре кто-то из стражников как следует пнул его:

– Замолчи! Иначе получишь то же самое, только шпагой.

Лусия могла бы спрыгнуть прямо сейчас, но местность была слишком открытой, и ее, скорее всего, подстрелили бы. Самый лучший момент для побега – когда рядом много извилистых переулков. Кроме того, у нее было подозрение, что остальные «больные» – такие же симулянты. Достаточно было дождаться, пока они побегут, – а ждать, судя по всему, оставалось недолго: тот, что прежде стонал, уже кричал в голос, чем выводил охранников из себя.

Лусия оказалась права. Буквально через несколько минут тот, что совал ей в лицо ботинок, напал на одного из стражников, и они покатились с телеги в кювет. Тот, что громко стонал, напал на охранника, оставшегося в телеге. Грянул выстрел. Заключенный замертво упал на дорогу. Лошади остановились, и королевский стражник целился в другого арестанта, дравшегося с охранником в кустах. Лусия бесшумно спрыгнула с телеги и затерялась в узких темных переулках. За спиной она слышала голоса и бежала до тех пор, пока не нашла надежное убежище позади каменного фонтана.

За ней никто не гнался.

78

____

Чей-то липкий язык лизнул Доносо Галя. Это оказалась крыса, привлеченная запахом рвоты, испачкавшей его испитое лицо. Одно из окон таверны на улице Месон-де-Паредес было разбито, и внутрь через него проникали животные и воры, хотя красть там было, в общем-то, нечего. Доносо открыл глаз, отмахнулся от крысы и попытался вспомнить, как тут оказался. В голове гудело. Желудок горел. По мере того как Доносо приходил в себя, его вновь начала одолевать навязчивая мысль: он не спасет этих девочек, не отомстит за смерть друга, не поможет Лусии найти сестру… Никогда больше не увидит Гриси. В его ушах звучали слова, которые он сказал ей на прощание в Саладеро, и все другие резкости, и чувство вины впивалось в мозг, как копье пикадора в загривок быка.

Он повалился навзничь на охапку соломы. Даже удивительно, что Панкрасио соорудил для него какое-то подобие постели или хотя бы тюфяка. Доносо разглядывал балку под потолком и думал, что она отлично подходит, чтобы удавиться. Подходящий момент, чтобы покончить с жизнью, попрощаться с суетным, безумным и недобрым к нему миром. Если он сейчас найдет веревку, то так и поступит. Конечно, при условии, что сумеет встать.

Дверь склада распахнулась. Свет ослепил Доносо, и, прежде чем ему удалось сфокусировать взгляд на дверном проеме, где появился чей-то силуэт, ему на голову обрушился поток ледяной воды. Мокрый насквозь, Доносо нашел в себе силы приподняться навстречу обидчику.

– Вставай, надо спешить.

Жесткий, не терпящий возражений тон военного и дружески протянутая рука, предложение помощи. Вода стекала с волос Доносо, образуя перед его единственным глазом небольшой водопад, сквозь который он наконец разглядел брата Браулио – впрочем, уже без сутаны. Выглядел тот не лучше самого Доносо: весь в поту, как будто у него был жар, он едва держался на ногах. На перетягивавших живот бинтах проступило пятно крови.

– Я должен был сразу догадаться, что ты здесь, топишь горе в вине. А я столько времени тебя искал. Ты мне нужен.

– Я? – изумился Доносо.

Томас не меньше самого одноглазого был удивлен тем невероятным фактом, что ему нужен этот человек, но других вариантов у него не осталось. После посещения аптеки Агирре вернулся на улицу Орталеза. Спрятавшись в подворотне, он осмотрел безжизненный особняк. Признаков присутствия в нем герцога или герцогини он не заметил, но попытка проникнуть внутрь была бы слишком рискованной. Супруги Альтольяно могли узнать о его побеге, и, возможно, внутри его уже поджидали солдаты. Поэтому он отправился на поиски Доносо в надежде, что тот согласится проникнуть в особняк и обыскать покои Аны Кастелар – из страха перед ним самим или потому что у него еще осталась капля чести и желание отомстить за друга. Агирре был уверен, что в каком-нибудь ящике, в какой-нибудь бумаге найдется зацепка, которая позволит узнать, где проходят проклятые ритуалы.

– Но какое отношение к этому имеет Ана Кастелар? – изумился Доносо, когда Агирре все ему рассказал.

Он не понимал, зачем монаху понадобилось срочно обыскивать ее особняк.

– Ана Кастелар и есть настоящий Зверь.

Его слова придавили Доносо, как каменная плита. Он хотел отпустить какой-нибудь циничный комментарий насчет умения Диего разбираться в женщинах, но от жуткой мысли, что последняя возлюбленная репортера его и убила, язык у него присох к гортани.

– Единственный способ узнать, где они приносят в жертву девочек, – пробраться в особняк и поискать какую-нибудь подсказку. Если ты ничего не найдешь, можно надавить на прислугу. Горничная, например, вполне может знать, куда отправились герцог с герцогиней.

Доносо был удивлен просьбой монаха. Но еще больше – тому, что уже знал разгадку тайны! Лезть в особняк Альтольяно не было никакой необходимости. Гриси назвала ему место.

– Особняк Миральба. Ритуалы проходят там. Только я не знаю, что это за особняк и где его искать.

– Пошли. Любой кучер нам подскажет.

Агирре, прихрамывая, вышел, Доносо поплелся за ним.

Ближайшая стоянка экипажей находилась на площади Каррос, по соседству с Мавританскими воротами. Доносо жил неподалеку, поэтому знал кое-кого из возниц. Один из них тут же сообщил, где находится Миральба:

– Рядом с воротами Алькала, за городской стеной. Но кажется, там уже много лет никто не живет…

Теперь Доносо знал, о каком особняке идет речь: неподалеку от него нашли последнюю растерзанную девочку, Хуану. Там же обнаружили и труп Диего.

– Отвези нас.

В городе были освещены только главные улицы, но, к счастью, дорогу им указывала луна.

– Что мы будем делать, когда приедем?

– Войдем.

Доносо смотрел на Томаса, ожидая услышать подробности плана, но монах молчал и только стискивал зубы от боли.

79

____

В конце июня, когда Лусии впервые пришлось пробираться под городской стеной по туннелю, ей помогла уличная проститутка, работавшая в маленьком сквере неподалеку. Лусия хотела найти ее. Она помнила, что сквер находится в двух шагах от Кампильо-дель-Мундо-Нуэво, если подниматься вверх по улице Мира-эль-Рио-Баха, и без труда обнаружила сквер, а в нем нелепую особу на высоких, утопавших в пыли каблуках. Это была та самая Роза, которую она искала.

– Я тебя недавно вспоминала. Ведь это я посоветовала тебе пойти в дом Львицы, а вчера до меня дошли слухи, что она померла. У тебя-то холеры нет?

Лусия заверила ее, что здорова, и пересказала ей события своей безрадостной жизни с самого дня их знакомства, упомянув аукцион, на котором ее продали в доме Львицы, смерть матери и исчезновение сестры.

– Она из тех девочек, которых растерзал Зверь?

– Я надеюсь, что она еще жива. Поэтому и прошу тебя помочь.

Роза уставилась на бумагу, которую Лусия унесла из дома Аны Кастелар:

– Manoir Miralba? Не представляю, что это значит. Похоже на французский.

Роза предложила отправиться в дом на улице Кохос, почти на углу с Аргансуэлой, в нескольких кварталах оттуда.

– Там живет Француженка. Настоящего ее имени я не знаю, мы все ее зовем Француженкой. Надеюсь, у нее найдется для нас время, а то ведь, известное дело, у француженок всегда полно клиентов, они же на все согласны…

Новая подруга на ходу сообщила Лусии, что Француженка уже три года живет в Мадриде, и даже успела купить себе маленький домик.

– Есть всякие штуки, до которых мы, испанки, не опускаемся, но француженкам любая гадость нипочем, не зря у нас говорят – «обслужить по-французски». Нам тоже пора бы призадуматься, ведь клиенты такое любят…

Как Роза и предполагала, Француженка была занята, и им пришлось подождать, пока уйдет клиент.

– Послушай, Француженка, нам нужна твоя помощь.

Даже в публичном доме Львицы Лусия не видела таких женщин: Француженка была высокой, темноволосой, с ярко накрашенными губами и таким декольте, что грудь почти вываливалась наружу. Она встретила их очень любезно:

– Хотите чаю?

– Нет, мы пришли только затем, чтобы узнать, французский это или нет.

Женщина бросила взгляд на лист бумаги.

– Да, это французский. «Manoir Miralba» означает «особняк Миральба». Samedi 26 – «в субботу, 26-го». То есть сегодня.

У Лусии упало сердце. В ушах звучал голос Аны Кастелар: «Сегодня ночью у меня свидание с Кларой…»

Времени было в обрез.

– Где этот особняк?

Ей ответила Роза:

– Особняк Миральба? Я когда-то была там, очень давно. Это заброшенный дом у ворот Алькала, по другую сторону городской стены, недалеко от арены для боя быков.

– Я должна идти. Мне нужно попасть туда как можно скорее…

– И как же? Бегом, что ли, побежишь?

– Какая разница? У меня нет денег, чтобы ехать.

– Симон стоит не меньше двух реалов. Я бы тебе дала, но сегодня у меня ни одного клиента не было, – грустно усмехнулась Роза.

Обе посмотрели на Француженку.

– О нет! Вы пришли, чтобы я помогла вам прочесть текст… А теперь, оказывается, я вам еще и денег должна дать…

– Клянусь, я верну!

– Merde, merde, merde…¹⁴

Лусия оставила проституток в доме на улице Кохос. В кармане у нее звенело пять реалов, и она пообещала себе, что сдержит слово. Если выживет, вернет Француженке долг с процентами.

Симон довез ее только до ворот Алькала. Чтобы выйти из города, требовался пропуск, которого у девочки, разумеется, не было. Кучер объяснил ей, где находится особняк, и уехал. Лусия никогда не пересекала городскую черту в этом месте, но точно знала, что под землей пропускных пунктов нет. Какой-нибудь туннель приведет ее прямо к особняку Миральба. Лучше было бы уточнить у местных контрабандистов, но встретить их ночью почти невозможно. Смирившись с тем, что никто ей не поможет, Лусия стала обдумывать план действий.

Чтобы пробираться под землей, ей был нужен источник света. Можно было бы украсть один из фонарей, которые горели перед находившимися неподалеку королевским амбаром, зерновым рынком, мельницами и силосными башнями, снабжавшими продуктами весь город. Тут же стояли и хлебопекарни – в них пекли хлеб, который утром развезут по всему городу. Она втянула носом запах, доносившийся из пекарни, в животе заурчало…

Из-за приснившегося ей кошмара Лусия очень боялась ночных безлюдных улиц, но сейчас ей пришлось собрать волю в кулак. Держа одной рукой крышку люка, а другой – фонарь, она спускалась вниз, в темноту по железным перекладинам. Из подземного туннеля доносилось удушающее зловоние, но она решительно пошла вперед в потоке нечистот, доходившем ей почти до пояса. Лусия рассчитала, сколько шагов нужно пройти, чтобы оказаться по другую сторону городской стены. За каменным уступом поблескивали металлические ступеньки. Она высунулась наружу, чтобы определить, куда попала. Ее расчет оказался верным: городская стена и пропускные пункты остались позади. Скрытый ночными тенями особняк возвышался неподалеку, похожий на один из тех кораблей, что плывут в Америку, – о них ей рассказывал в Пеньюэласе паренек, однажды побывавший в Кадисе. Лусия решила, что правильнее будет вернуться под землю. Она была уверена, что в особняк можно попасть из туннеля.

Она выбрала один из туннелей, но интуиция ее подвела: он заканчивался тупиком. Вернувшись назад, она попала в такой узкий проход, что пришлось пробираться ползком. Лусия заблудилась. Из темноты на нее бросилась напуганная шумом крыса, но девочка отбилась фонарем. С каждой минутой фитиль горел все слабее, масло в фонаре подходило к концу. Лусия рывком преодолела самый узкий участок туннеля. Теперь перед ней открылась каменная пещера, куда каскадом стекал поток нечистот.

С мигающим фонарем в руках, мокрая, вонючая, с исцарапанными руками и ногами и черным от грязи лицом, она заглянула за этот жуткий водопад. За ним туннель раздваивался. Один из двух коридоров вел назад. Другой, скорее всего, – в особняк, но по нему пришлось ползти на четвереньках. Через некоторое время Лусия наконец смогла встать в полный рост. Фонарь погас, и она оказалась в полной темноте.

80

____

Особняк Миральба скрывался за деревьями. Другого источника света, кроме масляного фонаря у двери, здесь не было. Ни одно окно не горело. Каменная громада возвышалась в ночной темноте как свидетельство далекого прошлого. Безжизненное место.

– Вы уверены, что это здесь? – уточнил Агирре.

Доносо пожал плечами. Информацию он получил от Гриси, а ее сознание было затуманено опиумом, она бредила и страдала от лихорадки.

– Надо проверить. Хотите, я попробую?

– Нет, я войду сам.

Агирре нащупал под рубахой топор – тот, которым аптекарь сбил с него кандалы. Он едва держался на ногах. Рана снова открылась, все тело пылало, и он не был уверен, что ему хватит сил довести дело до конца. В двери приоткрылось окошко, Агирре показал кольцо, и ему тут же открыли. Его встретил пожилой привратник. Он был одет на французский манер: ливрея с вышивкой, позументами и шнурами сверкала в полумраке холла. В кольце на стене пылал факел.

– Жертвоприношение уже началось. Вы не сможете войти.

– Я должен.

– Сожалею, но правила таковы.

Агирре всмотрелся в морщинистое лицо старика, на котором читались упрямство и ханжество. Никогда еще ему не приходилось видеть такого хлипкого стража.

– Ведите меня к месту жертвоприношения, второй раз повторять не буду.

Глухого жесткого голоса и ледяного взгляда оказалось недостаточно для привратника, вздыхавшего с таким видом, как будто он всю жизнь только тем и занимался, что отказывал опоздавшим визитерам.

Агирре достал из-под одежды топор. Старик, задрожав, взмолился:

– Не трогайте меня! Я не могу вас проводить… Я почти ничего не вижу. Во время ритуала свет зажигать запрещено.

Агирре снял со стены факел:

– Ничего, я буду освещать нам путь!

Длинный узкий коридор заканчивался деревянной дверью. Они открыли ее и двинулись дальше. Следующий коридор был шире: голые стены со следами висевших здесь когда-то картин, покрытый ковром пол. Еще одна дверь вела в гостиную со старинной мебелью и тяжелыми портьерами на окнах. В полумраке невозможно было оценить обстановку, да и Агирре гораздо больше интересовали голоса, доносившиеся из соседнего помещения. Там хором читали молитву на латыни, звучавшую как заклинание чернокнижников. Кровь Агирре капала на пол. Он чувствовал, как накатывает слабость, но не мог позволить себе сдаться. Вполне вероятно, что за этой дверью сейчас разрывают на куски очередную жертву.

Крепче сжав рукоять топора, Агирре пропустил привратника вперед. Старик порылся в кармане и вынул что-то блестящее. Ключ? Нет, кинжал. Резко обернувшись, он попытался вонзить его Томасу в шею, и тот едва успел уклониться. Агирре бросил факел, чтобы справиться с привратником, проявившим столь неожиданную прыть. Удар топором в грудь угомонил его. Агирре забрал свое оружие, наступив мертвецу на лицо и изо всех сил рванув за рукоятку. Все вокруг внезапно осветилось – на секунду Агирре почудилось, будто какая-то злая сила низвергла его в ад. Но это портьера вспыхнула от брошенного им факела. Пламя перекинулось на соседнюю драпировку, на стены, обшитые деревянными панелями, охватило картины, ковер, когтистые лапы диванов восемнадцатого века. Остановить пожар было невозможно, нужно было как можно быстрее выбираться. Но настоящий ад ждал Агирре по другую сторону двери.

Первое, что он увидел, – огромный деревянный крест, задрапированный тканью. С потолка свисали хоругви. На кресте красовалась эмблема тайного общества – два скрещенных молота. Несколько канделябров освещали алтарь, отбрасывая на стены причудливые тени. Боковые проходы и маленькие ниши были погружены во мрак. К средневековому орудию пыток была привязана потерявшая сознание девочка, видимо Клара. Ее белая туника мерцала в темноте, словно далекий маяк.

Десять человек в глубоко надвинутых капюшонах окружили ореховый стол и совершали свой бесовский обряд.

– Жертвоприношение и дар Господу! Пусть он станет ключом для входа на небеса. Пусть Отец твой распахнет для тебя врата, получив доказательство твоего мученичества.

Этим словам вторило невнятное бормотание на латыни, а человек в капюшоне – судя по двум вышитым на балахоне крестам, это был Великий магистр, – засовывал что-то девочке в рот. Затем Ана Кастелар – а это была она – взяла в руки серебряную чашу и накрыла ее бархатным покровом.

– Да освободится душа от нечистого тела!

Один из карбонариев подошел к лебедке и повернул ручку. Привязанные к ногам и рукам девочки канаты натянулись. Времени не было: еще один или два поворота, и Клару разорвет на куски. Агирре вбежал в зал, не понимая, почему до сих пор никто не обратил на него внимания. За его спиной ревело пламя, искры летели во все стороны, но люди в капюшонах, казалось, находились в трансе и ничего не замечали.

– Отпусти лебедку!

Агирре вцепился в горло Великому магистру; из-под капюшона показалось лицо Аны Кастелар. Один из карбонариев выхватил шпагу.

– Я не хочу проливать кровь! – крикнул Агирре. – Мне нужна только девочка. Отвяжите ее!

Огонь уже проник в зал и побежал по притолоке. Люди в капюшонах явно нервничали.

– Если не хотите кровопролития, уберите топор, – велела Ана Кастелар.

– Я не пущу его в ход. Мне будет достаточно того, что вы выпьете ваше средство от холеры. Или яд, если называть вещи своими именами. Ведь именно так вы убиваете придворных-карлистов! А вы не знали? – крикнул он, обращаясь к остальным. – Вы все были в опасности. Один из вас, карлистов, должен был умереть от яда.

– Не говорите вздор!

– Тогда выпейте это. Если ваше зелье безвредно, вам не о чем беспокоиться. Так что или вы его выпьете, или я зарублю вас топором. Решайте.

– Великий магистр? – бесстрастным голосом произнес герцог Альтольяно, ожидая указаний.

Огонь пожирал занавески и портьеры. Человек, стоявший около лебедки, отпустил ее ручку. Ана обливалась потом под капюшоном, и Агирре сильнее сдавил ее горло.

– Да освободится душа от нечистого тела! – крикнула она злобно. – Немедленно!

Ржавый механизм пыточного орудия издал звук, похожий на карканье вороны. Человек в капюшоне снова начал крутить лебедку, растягивая руки и ноги девочки. Агирре взобрался на стол и, оттолкнувшись от него, одним прыжком оказался перед лебедкой. Точный удар топора прикончил карбонария, вращавшего ручку. Другой человек в плаще ринулся к Агирре, размахивая шпагой, но тот швырнул в него тело убитого, а затем поднял канделябр и поджег ткань вокруг креста.

– Через пять минут весь особняк будет в огне! – крикнул он. – Неужели вам не дорога ваша жизнь?

Ана Кастелар откинула капюшон и потерла шею, обводя все вокруг лихорадочным взглядом лунатика, не понимающего, где он. Несколько человек в капюшонах в ужасе побежали к выходу. Но двое, вытащив из-под одежды ножи, бросились на Агирре в тот самый момент, когда он начал отвязывать Клару. Все вокруг заволокло дымом, нападавших было почти не видно. С потолка рухнула пылающая балка, осыпая все вокруг искрами. Масляные лампы взрывались в языках пламени. Слышались крики, удары, топот ног. Агирре расправился с теми, кто на него напал, и продолжил размахивать топором, пока не убедился, что вокруг никого не осталось. Люди в капюшонах разбежались. Он вернулся к бесчувственной Кларе. Оставалось только отвязать ее и унести в безопасное место, но ноги почти его не слушались. Он потерял слишком много крови.

Агирре занес топор, чтобы перерубить веревки, но вдруг ощутил в спине сильное жжение, как будто язык пламени пронзил все его тело. Сквозь заволакивающий сознание туман он услышал голос герцога Альтольяно:

– Это тебе за стражей Алавы.

Агирре рухнул на пол, к ногам Клары, и герцог выдернул нож из его спины. Раздался голос Аны Кастелар – она так и не покинула свой идущий ко дну корабль.

– Девчонка должна стать жертвой.

Герцог кивнул. После этой ночи жена больше не посмеет назвать его трусом. Он спрятал кинжал и взялся за ручку лебедки. Ана, схватив флакон с кровью, исчезла за маленькой, хорошо замаскированной дверцей в восточной стене зала.