Текст книги "Зверь"

Автор книги: Кармен Мола

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 29 страниц)

3

____

Тело Берты, точнее, то, что от него осталось, все еще лежало в повозке, запряженной мулом: туловище с одной рукой и одной ногой; вторая нога лежала поперек живота, – там, куда ее положил возница; отрубленная голова подскакивала на тряском дне; по-прежнему открытые глаза мутными зрачками глядели на залитую солнцем грязь. Обитатели Серрильо расступались перед повозкой, кто-то крестился, кто-то плакал, а кто-то просто шел по своим делам. Несколько мужчин собрались в кружок и разглагольствовали об отмщении: они, мол, готовы отправиться на поиски Зверя. Как будто речь шла об охоте на крупную дичь! Пустая похвальба.

– Здесь все кончено. Пойдем? – позвал друга Доносо.

– Куда ее отвезут?

– В Главную городскую больницу, потом – не знаю. Где-нибудь зароют.

Доносо мечтал поскорей убраться из Серрильо-дель-Растро, переодеться в сухое, пропустить пару стаканчиков вина, а то и пару стопок чего покрепче, чтобы выгнать из костей озноб и до конца дня забыть о работе – нелюбимой и неинтересной. Но Диего заупрямился. Он хотел остаться, поговорить с кем-нибудь, кто знал маленькую Берту, дочь Хенаро.

– Ты иди. Если будешь торчать у меня под боком, мне никто и слова не скажет.

Даже совсем не воинственный Доносо, исполнявший свои обязанности полицейского с прохладцей, был все же одет в форму, а в бедных кварталах Мадрида людям в форме не доверяли.

– Ты уже не первый раз здесь, все знаешь. И помнишь, что местные плачут, только чтобы отвлечь тебя и стибрить твой бумажник, да?

– Иди, не беспокойся. Я еще загляну в больницу – узнаю, нет ли новостей, может, удастся добавить что-нибудь к статье.

Доносо ушел, тяжело ступая по грязи, – как всегда, чудовищно уставший. Диего продолжал ловить на себе взгляды обитателей Серрильо-дель-Растро: верный моде, газетчик носил широкие бакенбарды, красный кушак, черную накидку и брюки из полубархата; его кудри свободно рассыпались по плечам. Было сразу видно, что он не из тех кварталов, где живут одни бедняки, но и не богач с напомаженным коком и в сюртуке. Скорее, один из тех, у кого за поясом спрятан нож и кто при случае сумеет за себя постоять. Держался он уверенно, даже немного вызывающе, но его взгляд был меланхоличным, как у французского поэта, – неотразимое сочетание для женщин, за которыми он волочился чаще, чем позволял здравый смысл.

Расспрашивая то одних, то других, излучая сочувствие и обаяние (возможно, благодаря грязной одежде ему верили немного больше), он добрался до мальчишки, который божился, будто видел Зверя своими глазами:

– Ростом он с двух взрослых мужчин, не меньше, а глаза красные, как кровь… Видел его ночью за городской оградой. Он хрюкал, как свинья, а шкура у него – как у ящера.

– А мне говорили, он весь в шерсти, как медведь.

– Ну, так и есть. Шкура медведя, а зубы кабана.

Диего сразу понял, что мальчишку уносит поток фантазии и жажда славы. Портреты Зверя множились, один абсурднее другого… Старьевщик, нашедший один из предыдущих трупов, утверждал, что это четвероногое существо с человеческой головой и рогами, что-то вроде человекообразного оленя. Пытаясь найти в описаниях хоть одну повторяющуюся деталь, Диего вновь и вновь терпел неудачу. Если этот странный убийца не человек, то что за животное бродит за городскими стенами и так тщательно выбирает жертву? У его жертв как раз было много общего: ими становились только девочки, едва достигшие полового созревания. Если этот Зверь так силен, то почему выбирает самых беззащитных? Однако эти вопросы, похоже, беспокоили только Диего: он единственный из всех репортеров написал об этих убийствах, и не потому, что получил доступ к закрытой для других информации, а потому, что читатели газет ничего не желали знать об этом. Что им за дело до девочек, живущих в беднейших кварталах? В местах, где смерть была привычным гостем, приходившим рука об руку то с голодом, то с холерой, то с каким-то Зверем…

Диего остановился рядом с группой мужчин, которые, похоже, собирались устроить облаву.

– Кто-нибудь из вас знаком с Хенаро?

– Он тоже исчез, вскоре после дочки.

Человек с остекленевшим взглядом, которого словно покачивало на волнах выпитого алкоголя, рассказал Диего об отце Берты. Свои несколько монет тот зарабатывал продажей гуано. На это они с дочкой и жили, вернее, существовали.

– Отправляйтесь в Корраль-де-ла-Сангре, где он покупает гуано. Там вы его и найдете – хотя не знаю, захочет ли он услышать, что с его ребенком сотворил Зверь. Я бы точно не хотел ему об этом рассказывать.

Диего предпочел отправиться в больницу: перспектива сообщить Хенаро о смерти дочери не казалась ему заманчивой, еще меньше ему хотелось говорить об обстоятельствах этой смерти. Скоро новость, как холера, сама найдет отца Берты, и, если после этого Диего захочет о чем-то его спросить и убедится, что ворошить его воспоминания необходимо, тогда он, возможно, все же навестит отца убитой.

Городская больница находилась недалеко от улицы Аточа, почти рядом с домом Диего, на месте прежней лечебницы для бедных. Это была самая большая больница Мадрида, рассчитанная на полторы тысячи пациентов: девятьсот мужчин и шестьсот женщин, которым отвели двадцать четыре огромных зала. Туда-то и привезли останки Берты, но туда же свозили заразившихся холерой. Даже при своих огромных размерах госпиталь не справлялся с наплывом пациентов, и они лежали везде, от коридора до вестибюля. Многие были при смерти.

– Не следовало вам сюда приходить. У нас тут холерная лотерея. Сейчас в здании старой солильни обустраивают еще одну больницу – это на площади Святой Варвары, там, где тюрьма, – но она будет готова не раньше следующего месяца. А пока мы почти ничего не можем поделать. И – как будто нам своих пациентов мало – сюда везут еще больных из приемного пункта Сан-Каэтано. Их и класть-то некуда, среди персонала уже десятки заразившихся.

Благодаря настойчивым просьбам Диего тело Берты не закопали сразу, как трупы предыдущих жертв, а привезли на освидетельствование к врачу, пусть даже такому, как доктор Альбан, практиканту, желторотому юнцу, на которого опытные врачи перекладывали неприятную работу. Сейчас, в начале жаркого мадридского лета, в помещении, где лежал труп Берты, еще поддерживалась прохлада – в отличие от остальных палат. Однако ничто не могло подавить страшное зловоние, оглушившее Диего прямо с порога.

– Терпите, к этому запаху привыкнуть нельзя.

Единственная мертвецкая, о которой ему доводилось слышать, находилась когда-то в Гран-Шатле, в Париже. Там, в одном здании с судом, тюрьмой и полицейским участком, выставляли на всеобщее обозрение найденные на улицах трупы, чтобы желающие могли посмотреть на них и по возможности опознать. Хоть это и казалось неправдоподобным, еще не так давно тюрьма Гран-Шатле была для парижан едва ли не бесплатным театром. Но это помещение было совсем иным. Здесь стояли только два мраморных стола да еще имелся шланг для смыва отходов, надетый на водопроводный кран. На одном из столов лежал труп Берты.

– Я пока не успел как следует осмотреть тело. Это не так срочно, как в случае, если пациент еще жив. Однако могу показать вам одну вещь.

Доктор положил на раскрытую ладонь Диего золотую безделушку, похожую на нагрудный знак, – две скрещенные кувалды… или два молота.

– Что это?

– Не знаю. Нашел у девочки в глотке, было воткнуто позади увулы.

– Позади чего?

– Увулы. Обычно ее называют нёбным язычком. Как туда попал этот предмет – понятия не имею.

Диего внимательно осмотрел маленькую, не больше ногтя, вещицу. На булавке остался темный налет – следы крови Берты. Чья рука могла воткнуть этот знак девочке в горло? Был ли в нем какой-нибудь тайный смысл? Доктор Альбан, видимо заметив, как ошеломила Диего его находка, улыбнулся и предложил газетчику стул.

– Нет, в этом нет необходимости… Просто… я такого не ожидал. Все, что я до сих пор слышал о похожих убийствах, было связано с неким Зверем, существом скорее мифическим, чем реальным, но этот… значок… Выходит, убийца – человек.

– Правильно ли я вас понял? Вы сказали – «похожих убийствах»? Но разве были другие?

– Я написал в «Эко дель комерсио» заметку, но вы, наверное, не читаете эту газету – по крайней мере, не обратили внимания на краткую хронику событий на четвертой странице… Как минимум трех девочек нашли убитыми примерно в таком же состоянии. Было бы неплохо, если бы в Мадриде знали, что творится за городской стеной.

Взгляд Альбана обратился к останкам Берты, разложенным на мраморном столе. Он не спеша подошел ближе и стал осматривать труп совсем иначе. Ощупал отрезанную руку. Провел пальцем по ссадине, кольцом охватившей безжизненное запястье.

– Не знаю, как именно происходила эта кровавая расправа, но видите ссадину на запястье? Девочка была привязана.

– Доктор, я представляю, что творится в больнице и скольких пациентов вам еще нужно обойти, но… не могли бы вы более тщательно обследовать ее раны? Возможно, нам удастся узнать что-нибудь о том, кто мог совершить такое.

– Постараюсь найти время, – пообещал доктор Альбан. – Я верю словам священников: Бог выбирает тех, кому суждено заболеть холерой. Надеюсь, Всевышний позаботится о том, чтобы заразить исчадие ада, способное на подобное зверство.

4

____

Квартал Пеньюэлас, расположенный по другую сторону городской стены, едва ли чем-то отличался от квартала Серрильо-дель-Растро. Он находился не более чем в ста метрах от бульвара Акасис и площади Эмбахадорес, но при этом казался другой планетой. Лусия, Клара и их мать Кандида жили в доме с вестибюлем и аркой, через которую можно было попасть в трапециевидный двор. Галереи вокруг двора были разделены на убогие клетушки, в каждой из которых, хоть это и казалось невероятным, ютилось по пятнадцать-двадцать человек. Но семье Лусии повезло: они жили только втроем. До сих пор Кандида работала прачкой на реке и могла платить за жилье, но теперь она, как и многие в этом муравейнике, заболела. Здесь не было ничего: ни воды (за ней приходилось идти на площадь к четырем водокачкам), ни мощеных улиц, едва освещенных несколькими стоявшими в случайном порядке газовыми фонарями. Отхожие места в некоторых домах были устроены под открытым небом, помои выплескивали прямо под окна. Единственная канализационная труба во всем районе проходила между улицами Лабрадор и Лаурель, и вокруг нее текли целые реки нечистот. Это были настоящие трущобы, но даже в них имелось три добротных здания – мастерская по изготовлению кроватей сеньора Дуту, дом семейства Лаорга и мукомольная фабрика Лоренсале.

Когда Лусия толкнула дверь в свою каморку, на улице еще не стемнело. Ночь святого Иоанна – самая короткая в году. Немолодая дама, сеньора де Вильяфранка из Благотворительного комитета, сидела у постели ее матери и поила ее из стеклянной бутыли снежной водой³. Элегантное клетчатое платье с корсетом и лайковые перчатки говорили о том, что сеньора де Вильяфранка в этом квартале всего лишь гостья. Она была одной из дам, которые жертвуют десятину и совершают добрые дела во славу Божию; иногда она приносила им еду и поношенную одежду. Испуганная Клара держала голову матери, чтобы той было легче глотать. Грязные пряди светлых, почти белых волос закрывали лицо Кандиды, но, заметив Лусию, она слабо ей улыбнулась.

– Мне нужна чистая прохладная вода и тряпки. Необходимо сбить жар.

– Тряпок нет, их унесли гвардейцы, – объяснила Клара.

Это было очередное распоряжение властей, которого никто не понимал: гвардейцы обошли трущобы и унесли всю ветошь – якобы она способствовала распространению холеры.

Сеньора де Вильяфранка достала надушенный платок и привычными движениями обтерла тело больной разбавленным винным уксусом, хотя, как и в случае со снежной водой, никто не был уверен, что это помогает.

– Завтра я принесу порошки аристолохии.

– Это ее называют змеиным корнем? Говорят, ее невозможно достать.

– Я знаю, где ее купить.

Конечно, подумала Лусия, средство от холеры недоступно бедным, но не таким важным дамам, как сеньора де Вильяфранка. Девочка гордо вытащила из матерчатой сумки пригоршню монет:

– Я могу заплатить.

– Убери, они тебе пригодятся. Не знаю, сколько вы еще проживете в этом квартале: говорят, его собираются снести.

Такие слухи ходили уже несколько дней. Обвинения в распространении холеры летели в адрес обитателей квартала, как комья грязи, поэтому дома решили уничтожить, а людей – прогнать от стен Мадрида. Властям мало было запирать городские ворота и контролировать вход в Мадрид, они мечтали отправить бедняков как можно дальше. Лусия была уверена: их всех просто хотят уничтожить.

– Я оставлю вам немного уксуса. Растворяйте по капле в горячей воде и давайте ей пить, чтобы вызвать рвоту. Завтра ей станет лучше.

Кандида с трудом приподнялась на постели и обняла сеньору. Это казалось проявлением благодарности, но на самом деле было прелюдией к отчаянной мольбе. Прерывающимся голосом Кандида с трудом прошептала сеньоре на ухо:

– Не оставляйте моих дочек.

– Ты поправишься, Кандида, нужно верить.

– Они еще совсем дети. Позаботьтесь о них, ради бога! У них больше никого нет.

Сеньора де Вильяфранка пальцами расчесала соломенные волосы больной. Прежде чем уйти, она поцеловала ее в лоб. Клара смотрела на мать мокрыми от слез глазами. Она догадывалась, что это прощание, но не могла его принять.

– Я не хочу, чтобы обо мне заботилась сеньора, матушка. Хочу, чтобы обо мне заботились вы.

Кандида попыталась улыбнуться Кларе, но вместо улыбки получилась странная, болезненная гримаса. Кандида без сил повалилась на матрас. Лусия вынула из сумки украденный сюртук и укрыла мать.

– Матушка, у меня есть деньги на еду, хватит на несколько дней.

Кандида прикрыла глаза, свернувшись под теплым сюртуком. Лицо Клары прояснилось.

– Где ты их взяла?

Лусия улыбнулась:

– Нашла в Мадриде волшебный фонтан. Бросаешь в него «блинчиком» мелкие камни, и они превращаются в реалы.

– Но тогда все были бы богачами!

– Нет, дело в том, что камни нужно бросать сразу после дождя, когда они еще блестят от воды. И обязательно в тот миг, когда солнце выглянет из-за туч и его лучи окунутся в фонтан. К тому же никто, кроме меня, этого секрета не знает.

– Ты должна и меня научить!

– Мне не нравится, что ты воруешь, дочка, – прошептала Кандида сквозь болезненную дрему, и волшебство вмиг развеялось.

Лусия поджала губы. Такой разговор происходил у них не впервые. Мать упорно хотела, чтобы Лусия заменила ее в прачечной «Палетин» на берегу Мансанарес. «Будь порядочной женщиной, – всегда твердила она, – не связывайся со всякой шушерой, не ходи в город, в Мадриде нас ничего хорошего не ждет». Кандида повторяла эти наставления день за днем, но что толку быть порядочной? Даже если бы Лусия получила место матери, ей все равно не удалось бы заработать достаточно, чтобы прокормить семью. Зачем горбатиться, отстирывая дерьмо богачей? И помирать не только с голоду, но и от усталости, как мать. Лусия обычно прислушивалась к ее наставлениям. К тому же ее пугал пример соседок по Пеньюэласу, которые искали заработка в Мадриде и рано или поздно становились проститутками, постоянно подвергавшимися побоям и изнасилованиям, больными, с целым выводком детей. Но сейчас жизнь сделала крутой поворот: Кандиду убивала холера и доставать пропитание приходилось Лусии. Поэтому она решила как следует изучить город. Поискать денег не в волшебном фонтане, а в домах умерших. Именно этот секрет она открыла для себя. В богатых домах оставались ценные вещи вроде перстня, который она нашла сегодня, и они только ее и дожидались.

Когда мать снова погрузилась в беспокойный горячечный сон, Клара и Лусия съели по кусочку хлеба. Сегодня им повезло: сеньора де Вильяфранка принесла еще и репчатый лук.

– Хлеб с луком! Не думала, что это такая вкуснотища, – засмеялась Клара.

– Завтра купим мяса.

– Мяса? Это ты из фонтана достала столько денег?

– На целого кролика хватит. Налопаемся до отвала. Смотри… – Лусия показала сестре перстень с двумя скрещенными молотами. – Золотой.

– Какой красивый! И блестит! Его ты тоже из фонтана достала?

– В другой раз расскажу.

Девочки вскоре заснули – в одной комнате с больной матерью, под звуки ее тяжелого дыхания и стонов, время от времени срывавшихся с ее губ. Мерное тиканье часов укачивало сестер, словно волны, но рассвет взорвался рыданиями, грохотом и криками:

– Вон отсюда! Убирайтесь!

Больше сотни солдат городской гвардии ворвались в квартал, шлепая сапогами по лужам, и принялись вышибать двери. Впрочем, много сил на это не требовалось: двери оказались такими хлипкими, что их достаточно было слегка толкнуть.

Лусия выглянула в окошко. Кто-то из соседей кричал; женщины, стоя на коленях, молили о пощаде, вцепившись в косяки дверей. В угловой каморке жили грузчики, больше десяти человек; они оказали солдатам сопротивление, и один из гвардейцев колотил дубинкой налево и направо. На стены галереи брызнула кровь. Мариана из седьмой комнаты, у которой было пятеро детей, вышла во двор с младенцем на руках. Наверное, рассчитывала смягчить сердца солдат. Но один из них крикнул ей, чтобы убиралась, пока галерею не подожгли.

– Мы должны уходить? – спросила разбуженная криками Клара.

Лусия, отойдя от окна, начала собирать вещи – глиняный горшок, черпак, три оловянные миски, кое-что из столовых приборов. В этот же узел засунула картошку, лук, кусок сыра и ломоть черствого хлеба.

– Бери все, что сможешь, Клара. Быстрее!

Девочка побросала в соломенную корзину все их имущество: два платья, шаль, длинную юбку, пару башмаков, простыню и пару одеял. Едва они закончили сборы, как дверь с грохотом распахнулась. Сестры в панике уставились друг на друга. Кандида пошевелилась в горячечном бреду. В дверном проеме возникли двое гвардейцев.

– Квартал опечатан до новых распоряжений. Выметайтесь!

– Наша мать больна, будьте милосердны, – взмолилась Лусия.

Гвардеец даже не посмотрел на нее. Его внимание было сосредоточено на свернувшейся под сюртуком Кандиде. Он схватил ее за плечо и потряс:

– Поднимайтесь! Даю вам пять минут, чтобы очистить помещение.

Лусия бросилась на гвардейца и укусила его за руку. Вопль солдата привел Кандиду в чувство, и она испуганно села – растерянная, не понимающая, что происходит. От затрещины гвардейца Лусия полетела на пол.

– Сука вшивая, я тебя убью!

– Не тронь ее! – крикнула Клара.

– Девочки, прошу… – молила Кандида со слезами страха, злости и бессилия на глазах.

Порядок восстановил второй гвардеец. Он утихомирил товарища, который собирался избить Лусию, и отдал последние распоряжения сам:

– Мы будем сжигать все дома. Можете оставаться, если хотите.

Гвардейцы ушли. Клара помогла матери встать, обуться и накинуть сюртук. Лусия обвела взглядом помещение, которое с рождения было ее домом: деревянный табурет, на котором Кандида чистила картошку и мыла горох, глиняную лохань для умывания, матрас с блохами, на котором они, обнявшись, спали втроем. Главное сейчас – не забыть что-нибудь важное. Вчерашнюю добычу, золотой перстень, часы Элоя с цепочкой… Все это можно рассовать по карманам. Лусия взяла еще свечу, спички, ведро, чтобы ходить утром за водой, и проволочную мочалку, чтобы растирать обморожения. Такой груз был ей по силам, но ни матрас, ни маленький столик, сделанный из найденного на свалке листа жести и четырех досок, приклеенных к столешнице смолой, она бы не унесла. К тому же Лусия должна была помогать больной, едва стоявшей на ногах матери. Нужно брать только самое ценное!

Когда они оказались на улице, Лусия поняла, что поступила правильно, не прихватив лишнего. Она видела соседей, едва передвигавшихся под грузом пожитков. Женщина волокла за собой ребенка и сундук, на плече у нее висела огромная сумка, а другой рукой она ухватила две кастрюли. Под такой тяжестью бедняжка в конце концов рухнула в лужу. Из нескольких бараков уже поднимались к небу языки пламени. Угрозы гвардейцев не были пустыми: Пеньюэлас горел. Какой-то обезумевший парень кружился, словно дервиш, посреди дороги и распевал во все горло, как на празднике святого Иоанна. Собаки лаяли и метались взад-вперед, вертясь под ногами у тех, кто тронулся в путь. Среди хаоса, потасовок, свиста дубинок и треска подожженных домов тек ручеек из горемык. Они брели друг за другом с угрюмым, подавленным видом, с поклажей и детьми на плечах, в покорном, сонном молчании, – ручеек обездоленных людей, направлявшихся неизвестно куда. В этот ручеек влились Лусия, Клара и Кандида, которая почти висела на плечах дочерей и судорожно хватала воздух ртом. Квартал позади них уже пожирал огонь, хлипкие дома рушились в реве пламени и снопах искр, как во время праздника костров в самую короткую ночь года.

Лусия, Клара и Кандида вслед за остальными перешли Йесериас, Палос-де-Могер… Но они двигались слишком медленно и вскоре отстали. Неподалеку находились пещеры, в которых раньше жили люди. Лусия в детстве там пряталась, но, чтобы попасть туда, нужно было перейти овраг и вскарабкаться по склону. Дожди размыли землю, и преодолеть подъем с умирающей женщиной на руках было нелегко. Клара была готова опустить руки, но Лусия упорно двигалась вперед: никогда не сдаваться – это она усвоила твердо. Они спустились в овраг, оступаясь на скользком склоне. Лусия тревожно посматривала на мать. Теперь нужно было взобраться по откосу и найти пустую пещеру. Но тут жалобный крик Клары заставил старшую сестру остановиться. Девочке в ногу вонзилась щепка.

– Потерпи, Клара. Мы почти пришли.

Клара, сдерживая слезы, двинулась дальше. Первую пещеру занял какой-то человек, измученный не меньше, чем они, и с трудом приходивший в себя; его вещи были разбросаны по земле, их обнюхивала крыса. Вторая пещера казалась пустой, но Лусия заметила в самой глубине несколько пар глаз, блестевших, как перламутровые бусинки. Поднявшись еще на несколько метров, она нашла то, что искала: эта пещера была очень маленькой и больше напоминала нору, выкопанную, наверное, тысячи лет назад каким-нибудь кочевым племенем. Здесь теперь и будет их дом. Они сбросили поклажу на землю и уложили больную возле стены.

– Все, матушка. Мы пришли. Теперь вам нужно отдохнуть.

Кандида ответила еле слышным вздохом облегчения и благодарности и бессильно закрыла глаза. Клара плотнее закутала ее в сюртук.

– Давай осмотрим твою рану, – сказала Лусия.

Клара села на землю. Между пальцами ноги у нее торчала щепка, обломок сосновой ветки. Лусия рывком выдернула ее и улыбнулась, довольная сестрой. Той, конечно, было больно, но хныкать она не стала. Показалась кровь, и Лусия залепила ранку глиной.

– Завтра все пройдет.

– А ты куда?

– Я быстро. Побудь здесь с мамой.

Лусия выбралась на склон, покрытый острыми камнями, пучками травы и редкими кустами. Она нарвала травы, собрала охапку сосновых веток и опавшей листвы, которую ветром вымело из зарослей каштанов, нависших над оврагом.

– Почему так долго? – встретила ее Клара, когда она вернулась.

– Помоги мне сделать лежанку для матери.

Себе девочки постелили на земле.

– Мы будем здесь жить?

– Пока – да. Потом найдем что-нибудь другое.

– Думаешь, мама умрет?

Лусия стала перебирать волосы сестры, заплетала ей косы, снова расплетала, стараясь выглядеть спокойной и уверенной.

– Мама больна, она заразилась холерой. Ей очень плохо.

– Что мы будем делать, если она умрет?

– У тебя есть я, а у меня – ты. Никто и никогда нас не разлучит.

– Но у нас нет денег.

– Есть. И я достану еще.

– Ты оставишь меня одну.

– Но ты будешь под охраной.

– Под какой?

Теперь уже Клара потянулась к волосам сестры. Она всегда так делала, когда волновалась. Она дергала Лусию за волосы, иногда – довольно сильно, словно хотела на них повиснуть.

– Помнишь ураган два года назад, когда наш дом затопило?

– Да. Тогда затопило все дома в квартале.

– Не все. Два остались целы – те, у кого на дверях висел оберег из двух скрещенных палок. Каждый дурак знает, что их спас оберег.

– Ты веришь в такие штуки?

– Конечно верю! Столько историй рассказывают о том, как они спасают жизнь и защищают людей.

Клара снова дернула Лусию за волосы.

– Ты повесишь у входа в пещеру две скрещенные палки?

– Нет. Я сделаю кое-что получше.

Она порылась в кармане и достала золотой перстень. На печатке красовались скрещенные молоты. Лусия отдала перстень сестре.

– Амулет! – восхитилась Клара.

– Да. И он твой. Он тебя защитит.

– Правда?

– Ну конечно! Береги его как зеницу ока, с этим перстнем ты будешь в безопасности. Его колдовская сила укроет тебя, как броней, и никто не сможет причинить тебе зло. Это особенный амулет, их на свете всего несколько, остальные хранятся у разбойников, которые живут в горах, и никто не может их поймать.

Клара взяла перстень и поцеловала сестру. Сидя у Лусии на коленях и надевая перстень, она что-то тихо прошептала. Лусия вдохнула запах ее волос, напоминавший аромат леса. Притихшая Клара закрыла глаза, словно теперь ей в самом деле не грозила никакая беда. Из пещеры было видно, как от пылающих бараков Пеньюэласа поднимается в небо столб дыма. Постепенно он таял, как и сам квартал, и наконец совсем исчез.