Текст книги "Зверь"

Автор книги: Кармен Мола

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)

27

____

Лусии не пришлось идти до Пласа-дель-Рей: на Алькале она нос к носу столкнулась с Элоем. У него была рассечена бровь, лицо в крови.

– Что с тобой?

– Водонос запустил в меня камнем, когда я подошел к фонтану. Люди уверены, что мы отравляем воду.

– Да, я слышала. Давай я тебе хоть рану промою.

– Почему ты не у Львицы? Там ты была бы в большей безопасности, чем на улице.

Элой и Лусия выбрались из густеющего людского потока, который вливался в толпу на площади Пуэрта-дель-Соль. В ближайшем переулке они присели на корточки, и Лусия, смочив слюной рукав, начала стирать кровь с лица Элоя. Она рассказала ему обо всем: о смерти великана, о побеге из публичного дома, об исчезновении сестры. Упомянула она и о том, что на спичечной фабрике остались трупы Педро и Марии…

– Элой, я не знаю, что мне делать, где ее искать. Это был тот тип, который гнался за нами. Кто-то ведь должен его знать! Он слишком здоровенный, чтобы его никто не замечал…

– Думаешь, он и был тем самым Зверем, о котором ходит столько слухов? – изумился Элой. – Говорили, что девочек с окраин утаскивает какое-то животное… Но как знать? Может, это и он.

Внезапно обессилев, Лусия опустилась на землю.

– А может, он ни при чем, – добавил Элой. Он взял Лусию за руку и почувствовал, как она дрожит. – Этот тип сказал, что у него то, что тебе нужно? Конечно, он говорил о твоей сестре! Может, он собирался ее убить, но уже потом, когда получит перстень?

– Но куда он мог ее утащить? Нет, он уже убил ее! Или тяжело ранил! Оставил бог знает в каком притоне и… Неужели я ничего не могу сделать?

– Можешь. Ты можешь ее искать. Я тебе помогу. Мы будем заглядывать в каждую щель, даже самую неприметную, и обязательно ее найдем.

Элой заставил Лусию подняться на ноги. Его обещания и уверенный тон вселили в нее надежду. Конечно, найти Клару будет нелегко, и даже если они найдут ее… Как знать, не слишком ли поздно? А ведь Лусии теперь нужно еще скрываться от полиции… Но Элой все равно решил ей помочь. Он хотел быть рядом. Прежде с ним такого не случалось: сколько он себя помнил, все его мысли были о том, как спасти собственную шкуру и где переночевать ближайшей ночью. Эта рыжая девчонка зажгла в нем огонь.

Пуэрта-дель-Соль представляла собой кипящий людской котел – на площади все яростно спорили и обвиняли духовенство в страшных преступлениях. Элой пробирался сквозь толпу, ведя за собой Лусию, и вдруг заметил человека, который разговаривал с кем-то, опершись о стену и придерживая ногами бурдюки с водой.

– Вот он – тот, который запустил в меня камнем. Сукин сын…

В глазах воришки появился недобрый блеск. Лусия испугалась.

– Что ты задумал?

Элой отпустил ее руку и быстрым шагом направился к водоносу. Лусия поспешила за ним, пытаясь его удержать, но он твердо решил отомстить. Когда живешь на улице, сносить унижения нельзя ни от кого.

– Увидимся через двадцать минут на площади Селенке.

Элой нырнул в толпу. Подхватив пригоршню земли с немощеной, как и весь город, площади, он подошел к своему обидчику:

– Ты говорил, что я отравляю воду? Смотри, теперь я ее на самом деле отравил! – с вызовом крикнул он и бросил землю в бурдюки.

Отлично зная уличные нравы, Элой понимал, что значит загубить работу водоноса. Нужно было уносить ноги, и побыстрее.

– Держите его! Держите!

Лусия видела начало погони, видела, как ее приятель, которому в беге не было равных, пустился наутек. Но вдруг бородач, который недавно шел во главе толпы и орал: «Вся зараза от воды!» – преградил Элою путь. Оба упали и покатились по земле. Элой не успел вскочить на ноги, преследователи набросились на него, как стервятники, отпихивая друг друга, чтобы нанести удар.

Лусия уже почти ничего не могла разглядеть. Вдруг, словно исполняя хорошо отрепетированный танец, водоносы схватили мальчишку за руки и за ноги. Элой кричал и вырывался. Лусия кинулась ему на помощь, отчаянно работая локтями, но тут бородач с жуткой торжественностью, словно в час жертвоприношения, вытащил нож. Его глаза сверкали от ярости. Вокруг раздавались смешки и выкрики подстрекателей, призывы завершить начатое. Мастеровой в грязной робе толкнул Лусию, и она упала в тот самый момент, когда почти добралась до Элоя. Падая, она успела увидеть его полные ужаса синие глаза. Никто не смог бы остановить расправу. Никто не желал вмешиваться.

– Он ни в чем не виноват! Отпустите его! – крикнула Лусия.

Описав дугу, нож бородача вонзился Элою в живот. Из раны хлынула кровь, на губах мальчишки показалась кровавая пена. Отливающая красным сталь снова взлетела в воздух, окропив кровью лица жаждавших расправы, потерявших человеческий облик людей, державших Элоя. Бородач вонзал нож снова, и снова, и снова… До тех пор, пока лицо Элоя не превратилось в кровавую маску боли. До тех пор, пока синие глаза не погасли навсегда.

Лусия подхватила бездыханное тело, опустилась с ним на колени. Далекий от раскаяния народ бесновался, потрясал кулаками, выкрикивал угрозы, вооружаясь палками и всем, что можно было найти на площади, но Лусия слышала только стук своего готового разорваться сердца.

Неуправляемая толпа устремилась куда-то. Некоторое время Лусия неподвижно сидела посреди площади, а потом вдруг поняла, что не может плакать. Может быть, слезы высохли навсегда, может, у нее просто не осталось чувств. Вот что делал с человеком Мадрид: превращал его в ледяную куклу.

Лусия осмотрелась. Обезумевшие люди решили, что знают, почему оказались в этом аду. Потому что монахи, используя детей, заражают воду, стремясь вернуть прихожан в церковь и способствовать победе карлистов. Болваны!.. Разглагольствуют о своей храбрости, о чувстве собственного достоинства – но где же все это? У них есть только слепая злоба. Тупость. Жестокость. Элой, растерзанный и брошенный на площади Пуэрта-дель-Соль, стал жертвой всеобщего безумия. Уже никогда единственный друг Лусии не раскроет ей тайны этого города. Никто и никогда больше не назовет ее колибри…

– Монашеский прихвостень! Я видел его с церковниками из Собора Святого Франциска! – завопил бородач.

Все еще стоя на коленях, Лусия заметила устремленные на нее взгляды. Они словно говорили ей, что воришка недостоин сочувствия. Они и ее будут считать соучастницей, если она останется с ним и попросит помощи, чтобы довезти труп до кладбища. Если поцелует на прощание безжизненные губы друга. Разъяренная толпа была способна на все, и Лусия понимала, что вот-вот попадет в беду. Отходя от мертвого Элоя, она испытывала острое желание броситься на убийцу, просто чтобы взбесить его, чтобы быть избитой – она заслуживала наказания. Но мысль о Кларе заставила ее остановиться.

Человек в сутане торопливо переходил площадь, направляясь в сторону улицы Ареналь. Для Лусии он стал спасением, потому что все взгляды устремились на него.

– Священники травят нас, заражают холерой, убивают детей и стариков…

Бородач понимал, что сейчас его слова действуют как спусковой крючок. Напуганный священник ускорил шаг, но несколько человек уже окружили его. Никто не обратил внимания на фиолетовый пояс архиепископа. На священника плевали, его толкали, обыскивали, уверенные, что найдут ядовитые порошки. Впрочем, в доказательствах эти люди не нуждались. Ни яда, ни песка, ни порошков в его карманах не обнаружилось, но на землю упал золотой перстень. Какая-то толстуха подняла его и подняла к небу:

– Прикидываются бедняками, а сами в золоте с головы до ног!

Лусия не верила своим глазам. Словно притянутая магнитом, она поспешила назад в толпу, протиснулась поближе к перстню, который завладевшая им женщина охотно показывала всем желающим. Это был золотой перстень-печатка с двумя скрещенными молотами. Тот самый, который Лусия украла? Но как он мог оказаться в руках этого священника, скорчившегося на земле под градом ударов? Или были и другие такие же перстни?

– Он украл его у народа, – продолжала громогласные обличения толстуха.

Она попыталась надеть перстень, но ее пальцы были такими жирными, что у нее ничего не вышло.

Раздосадованная этим, толстуха вытащила нож. Священник среагировал мгновенно: пнул ее в живот и, выхватив перстень, принялся расшвыривать толпу с таким остервенением, какого от него никто не ожидал.

– Держи его! – завопила, придя в себя, толстуха.

Толпа во главе с бородачом преследовала клирика до улицы Нуэва-де-Паласио. Никто и не подозревал, что в сутане можно бегать так быстро. Несколько раз его чуть не схватили, но он ловко уворачивался, словно спасаться бегством ему было не впервой.

Лусия следовала за толпой, вернее, за золотым перстнем – ее будто влекла неведомая сила. В том месте, где улица сливалась с Каррера-де-Сан-Франсиско, стоял величественный храм. Необычайно высокий, с огромным куполом, Собор Святого Франциска Великого был третьим по величине среди христианских храмов мира и самым крупным за пределами Италии. В него и вбежал прелат. Его преследователи столпились у входа. Человек сто колотили в ворота, запертые монахами сразу после того, как святой отец переступил порог. Осаждавшие церковь были вооружены палками, ножами, молотками, камнями, у кого-то в руках оказалась кочерга.

Пробившись вперед, к фасаду собора, бородач произнес речь против духовенства. Возбужденные, жаждущие крови люди внимали ему в неожиданно наступившей тишине…

– И мы позволим им снова повернуть дело по-своему?! Так и будем еще несколько веков ходить с опущенной головой? Смерть церковникам!

Призыв вихрем разлетелся по городу, и вскоре перед Имперской школой снова собралась толпа. Часть бунтовщиков направилась к монастырю Сан-Хосе-де-лос-Мерседариос. Несколько десятков человек пошли к обители доминиканцев – монастырю Святого Фомы…

Толпа пыталась сломать двери Собора Святого Франциска Великого. Кто-то бросился искать бревно или доску покрепче, чтобы соорудить таран, кто-то грозился принести топор. Стремление срывать решетки и засовы было столь сильным, что люди как будто разочаровались, когда ворота мирно открылись и из них выглянул монах.

– Это дом Божий. Уходите.

Монаха просто смели. Толпа, подхватив и Лусию, ворвалась в церковь. Пытаясь остановить бесчинства, навстречу им вышел старый священник. Удар молотком, хруст черепа – и он упал как подкошенный. Взывавший к благоразумию горбун-библиотекарь был сбит с ног, десяток мужчин душили его и топтали, пока оказавшийся у кого-то в руках кусок железа не вонзился ему в горло. Еще один монах, стоя у алтаря, простер над бесновавшимися крест, словно надеясь припугнуть их или изгнать из них дьявола. Его забили камнями, затоптали, а какой-то обезумевший юнец каблуком превратил его лицо в кровавое месиво. Толпа пронеслась по обходной галерее, боковым алтарям и нефам, по верхнему этажу. Летели на пол скульптуры, деревянные скамьи разбивались в щепки, хохот смешивался с криками боли и предсмертными хрипами монахов, захлебывавшихся кровью. Лусию толкали со всех сторон, она терпела пинки и удары, надеясь отыскать в этом аду священника, сбежавшего с перстнем.

– Не оставим камня на камне!

Так бородач превратился в генерала нищих, разгромивших Собор Святого Франциска Великого.

28

____

– Давайте выйдем в сад, мне нужно передохнуть.

Положение в Городской больнице с прошлого посещения Диего значительно ухудшилось; доктор Альбан за несколько недель словно состарился лет на пять. Сад, о котором он говорил, не был похож на то уединенное и тихое место, каким был еще пару месяцев назад: за растениями никто не ухаживал, и они понемногу засыхали на июльской жаре. Кое-где образовались свалки из застиранных, пришедших в полную негодность простыней, использованного медицинского материала, пустых банок из-под дезинфекторов и одежды скончавшихся пациентов.

– Ни к чему не прикасайтесь. В это трудно поверить, но мы до сих пор не знаем, как передается холера.

– Ходят слухи, что через воду.

– Возможно, это правда. То же самое говорят те, кто изучает болезнь. В Париже, Лондоне и Вене уже добились определенных успехов в ее лечении.

– А в Испании?

– Мы предпочитаем думать, что это кара Божья или козни карлистов, стремящихся выиграть войну. Некоторые испанские врачи по приказу правительства отправились в самые прогрессивные столицы Европы, но результатов пока нет.

– А вы, стало быть, не считаете, что воду кто-то заражает?

– Нет. Ее не заражают ни бедняки, как утверждает духовенство, ни духовенство, как утверждают бедняки. Вода может быть заразной, но не потому, что кто-то умышленно ее отравил, а по какой-то другой, пока не известной науке причине. Есть мнение, что, если воду перед употреблением кипятить, эпидемия закончится. Возможно… Сейчас это проверяют. Хорошо бы все поскорее прояснилось… Сами видите, в здании бывшей солильни открыли еще одну больницу, но нам от этого легче не стало. Мы так заняты холерой, что люди умирают от болезней, которые при других обстоятельствах мы могли бы вылечить.

Пользуясь передышкой в работе, доктор Альбан съел яблоко и запил его вином.

– Угощайтесь, это с яблонь около моего дома. Наверное, они ничьи, потому что яблоки собираю только я… А вино – с фермы моих родителей в Санта-Крус-де-Мудела. Знаете, по ночам я думаю только о том, как бы уехать из этого города и вернуться в деревню.

– Что же мы будем делать без вас, врачей?

– То же, что и с нами: умирать десятками. Выяснилось что-нибудь новое о смерти девочек?

– Да, поэтому-то я и пришел. Думаю, теперь мы знаем, кто убийца.

– Прекрасно…

– Подозреваемый мертв и больше не сможет совершить такого ни с одной девочкой. У него в кармане мы нашли вот это.

Доктор с любопытством рассматривал пузырек, который протянул ему Диего.

– Кровь?

– Мне тоже так кажется. Но я не знаю, человеческая ли она. Можно проверить?

– Не знаю. Последние исследования в этой области я не читал. Придется у кого-то выяснять. Но, честно говоря, когда я заканчиваю работу в больнице, единственное, чего мне хочется, – это отдохнуть, а не рыться в медицинских книгах.

Диего достал из кармана второй пузырек. Он ждал подобного ответа, но надеялся все же уговорить врача.

– Этот тоже с кровью, возможно человеческой, и нашли мы его в доме падре Игнасио Гарсиа.

– Теолога? Я читал, что он недавно умер.

– Берта, та девочка, из горла которой вы достали эмблему, однажды пела у него в квартире. На следующий день она попала в лапы Зверя.

– Вы ведь не хотите сказать, что к этому преступлению может иметь отношение известный теолог и светило в области ботаники?!

– Я хочу докопаться до истины. Вы помните, в каком виде мы нашли девочку? Обезглавленную, четвертованную… Мне тоже хотелось бы отдохнуть, но я не смогу спокойно спать, пока не разберусь со всем этим.

– Вы шантажист. Оставьте свои пузырьки, я посмотрю, что можно сделать.

Он убрал пузырьки в шкаф, и тут вбежала запыхавшаяся монахиня:

– Доктор Альбан, мы не знаем, что делать! К нам десятками поступают раненые… Как будто в Мадриде произошло какое-то побоище…

Доктор Альбан побежал к двери, Диего последовал за ним. Возможно, он сможет что-то узнать для газетной хроники.

У входа в больницу и в обычное время царил хаос, а сейчас здесь было преддверие ада. Беготня, крики, стоны… Некоторых раненых оставляли прямо в вестибюле: ножевые ранения, травмы, огнестрельные раны… Доктор Альбан бросился к монаху, лежавшему на полу, опустился возле него на корточки, но тут же снова встал:

– Уберите. Приносите сюда только тех, кому еще можно помочь.

Диего отошел в сторону и заговорил с одним из санитаров.

– Люди обезумели, нападают на монастыри… – рассказывал тот. – Беспорядки по всему городу, но хуже всего дела обстоят в Соборе Святого Франциска Великого. Там несколько монахов держат оборону, идет настоящий бой.

Добравшись до площади Себада, Диего увидел напротив больницы «Латина» группу людей – они обступили мальчишку лет пятнадцати, толкали его и били. Кто-то попал ему кулаком в живот, тот согнулся пополам, упал на колени. Теперь он был совершенно беззащитен и не мог уворачиваться от пинков. Диего крикнул:

– Что вы делаете?! Оставьте его в покое!

– Позволить им и дальше нас убивать? Мы сами видели, как он бросил в воду яд! Порошок, который ему дали монахи!

– Воду никто не отравляет!

Но все было бесполезно. В городе воцарилось безумие.

Диего пошел прочь, иначе избили бы и его. Люди были обозлены на духовенство и беспризорников, но их ярость в любой момент могла обернуться и против тех, кто не поддерживал бесчинства на улицах.

Мимо прошло человек сорок, выкрикивавших оскорбления в адрес духовенства и вырядившихся в церковное облачение, украденное из доминиканского монастыря Святого Фомы на улице Аточа. Вскоре стало известно, что толпа убила там семерых монахов. Еще семнадцать человек погибли в Имперской школе Сан-Исидро: пять пресвитеров, девять учителей и три монаха… Жутковато приплясывая, участники процессии приближались к месту самых страшных разрушений – к Собору Святого Франциска Великого.

29

____

Под монументальным куполом собора, рельефной лепниной, под алтарной сенью, витражами и позолотой церковных сводов подходила к концу страшная расправа. Мраморный пол ротонды был залит кровью. В боковом нефе пылали церковные скамьи. Под суровыми взглядами святых храм постепенно наполнялся смрадом гари и смерти. Несколько оставшихся в живых францисканцев уже смирились со своей участью. Монашек лет двадцати стоял на коленях у исповедальни, моля о милосердии. Он обращался к Всевышнему. Но вот кто-то ударил его кочергой по лицу и продолжал избивать распростертое тело с таким исступлением, словно не мог остановиться.

– Хватайте их, не верьте смиренному виду! Они нас убивают…

Глаза бородача горели злобой и ненавистью. Этот лысеющий человек в синей блузе, пропитанной кровью монахов, был совсем невзрачным. Если бы Лусия не видела собственными глазами, как толпа подчиняется его приказам, ей бы и в голову не пришло, что такой может стать главарем, увлечь за собой людей.

Но куда же все-таки подевался прелат с золотым перстнем?

Внимание девочки привлекли крики. Словно пчелиный рой, спешащий на помощь матке, погромщики устремились в боковой неф, который вел в часовню Кристо-де-лос-Долорес третьего ордена Святого Франциска. Вооруженный дубиной монах здесь в одиночку бился с целой толпой нищих. Это был крепкий человек с бритой головой, в рясе из грубого коричневого полотна, подпоясанной толстой веревкой; плащ, или наплечник, если на нем и был раньше, потерялся во время боя. Монах явно не собирался дешево продавать свою жизнь. Удары дубины обрушивались на любого, кто пытался переступить порог часовни, и впервые храм обагрила кровь не только монахов, но и налетчиков. Несколько братьев-францисканцев укрылись за спиной этого монаха, способного, судя по всему, без посторонней помощи сдерживать атаку десятков мужчин и женщин.

Среди монахов, уповавших на защиту смельчака, Лусия заметила и убежавшего с перстнем прелата – он притаился за спиной неутомимого бойца, без устали молотившего противников дубиной. Как же ей до него добраться? Впервые Лусия почувствовала себя частью ворвавшейся в церковь толпы. Ей хотелось, чтобы нападавшие смели монаха, со звериной яростью защищавшего прелата. Ей необходимо было пробиться к владельцу перстня.

Бородач с лихорадочно горящими глазами приблизился к входу в часовню. Он был вооружен ножом – тем самым, которым убил Элоя, – и расталкивал толпу, чтобы сразиться с монахом. Но францисканец, заметив блеснувшую сталь и не прекращая сдерживать атакующих дубиной, левой рукой, словно тисками, схватил бородача за шею. Его узловатые пальцы впились зачинщику погрома в горло, и тот начал бледнеть. Однако прежде, чем потерять сознание, он все-таки успел воткнуть нож монаху в живот. Проворачивая его в ране, он попытался заставить врага согнуться, но монах, вскрикнув от боли, резко швырнул убийцу на железную ограду, установленную вокруг образа Непорочного зачатия. Образ с грохотом рухнул на пол, а посиневший бородач захлебывался рвотой, пытаясь сделать вдох.

– Убирайтесь! Вон отсюда!

Монах вытащил из раны нож и теперь использовал его против тех, кто рвался в часовню. Все понимали, что долго ему не продержаться. Те, кто прятался за его спиной, поспешили убежать через часовню. Выпад – и монах отомстил за свою рану: череп его обидчика, так и не успевшего прийти в себя, раскололся надвое.

– Брат Браулио! Уходите!

Лусия смотрела, как прелат исчезает в глубине часовни. Фиолетовый пояс исчез в темноте. Она увидела его ледяные голубые глаза, капли пота, жемчужинами блестевшие в щетине на его щеках, услышала тяжелое дыхание загнанного зверя. Но снова упустила этого человека. Единственного, кто мог бы объяснить, почему великан так яростно охотился за украденным ею перстнем. Как ей теперь найти Клару?

Брат Браулио не собирался отступать. Он явно решил биться, пока в нем теплится жизнь. Он защищал уцелевшие сокровища, а может быть, и свою веру. В промокшем от крови одеянии он сбивал с ног тех, кто хотел уничтожить «Непорочное зачатие».

Попятившись, Лусия налетела на труп бородача с расколотой головой. В этот момент в собор ворвалась новая толпа людей, вооруженных лопатами, мотыгами и палками – всем, что только можно использовать как оружие; многие из них вырядились монахами. Беспорядкам и насилию не было видно конца.

Лусия убежала через боковой неф и спряталась на хорах.

Следуя за толпой, Диего пришел к Собору Святого Франциска Великого. По дороге он видел еще двух мальчишек, ставших жертвами разбушевавшихся горожан, и растерзанную женщину с пробитой головой, которая попыталась вступиться за них. Знакомая проститутка рассказала ему, что в городе много случаев нападения на мальчишек, крутившихся около городских фонтанов.

– С чего все взяли, что кто-то бросает в воду отраву? Что за дикость!

– Они сами это видели, и многие заболевают как раз после того, как попьют воды из фонтана.

Уже несколько недель в Мадриде умирало больше пятисот человек ежедневно. Люди готовы были поверить во что угодно – любого повода было достаточно, чтобы устроить кровопролитие.

Диего не смог войти в собор, пока правительственные войска не навели в нем порядок. Во многих других местах города стрельба еще продолжалась. Пол в соборе был завален трупами. Погибших оказалось более пятидесяти. Жертвами стали не только монахи, но и несколько хористов, чтецов и студентов, органист и ключник, монастырские кладовые были разграблены. Среди солдат был и королевский стражник, возивший больных в лазарет Вальверде. Он узнал Диего.

– Доктор, пожалуйста, помогите, у нас не хватает рук.

Диего не решился бы и дальше притворяться врачом, но стражник, не слушая сбивчивых возражений, схватил его за руку и потащил к группе тяжелораненых монахов, которым требовалась помощь. У брата Браулио живот был распорот, и рану было видно даже через облачение, но его случай был не самым тяжелым. На полу рядом с ним лежал монах с сильным кровотечением из бедренной артерии.

– Наконец-то врач! Этому человеку нужно срочно наложить жгут.

Диего посмотрел на истекавшего кровью монаха. Его отрешенный взгляд свидетельствовал о том, что он уже слишком далеко отсюда, чтобы его можно было вернуть к жизни. Репортер не знал, как подступиться к ране, из которой хлестала кровь, и его растерянность не ускользнула от глаз стражника.

– Он же истечет кровью!

– Я не знаю, что делать. Простите. Я не врач.

Гвардеец взглянул на него в недоумении:

– Я же видел, как вы обходили больных в лазарете Вальверде.

Брат Браулио вздохнул. Оторвав лоскут от своего подола, он принялся сам накладывать жгут соседу. От работы он отвлекся только для того, чтобы окинуть Диего сердитым взглядом:

– Проваливай! Не будь я сейчас занят, оторвал бы тебе башку. Убирайся!

Диего отошел. Повсюду здесь его окружали картины разрушения. Языки пламени все еще поднимались над зловещими кострами, вокруг лежали безжизненные тела, слышались стоны боли и отчаяния. Повсюду кровь и уничтоженные полотна и скульптуры. До чего может дойти этот город? Откуда в нем такая тяга наносить увечья самому себе? В какой момент его жители потеряли разум?

Пожалуй, пора уходить. Этой ночью лучше отсидеться дома, подождать, пока кошмар закончится. Диего побрел к выходу. Когда он проходил мимо сдвинутых в сторону сломанных скамей, ему вдруг показалось, что во внезапно наступившей тишине до него донеслось чье-то еле слышное дыхание. Наверное, умирающий прячется среди обломков, подумал он. Однако, присев на корточки, Диего увидел девочку-подростка с длинными рыжими волосами. Бедняжка смотрела на него дерзко и решительно, но было видно, как она дрожит.

Он протянул ей руку. Жест, который в Мадриде, похоже, совсем забыли – предложение помощи тому, кто в ней нуждается, и неважно, священник это или буржуа, аристократ или бедняк. Любые ярлыки только скрывают личность. Личность мужчины, женщины или испуганной, дрожащей под скамьей девочки.

– Что ты здесь делаешь? Меня зовут Диего. Не бойся.