Текст книги "Зверь"
Автор книги: Кармен Мола
Жанры:
Исторические детективы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)
47
____
С «Гробовой» улицы, где жили могильщики и хранился общий гроб для тех, кого в приходской книге указывали в графе «неимущие», похоронная процессия для нищих направлялась на кладбище Буэна-Дича.
Теперь, во времена холеры, к услугам бедняков был не один гроб, а целых три, и каждый день их использовали по многу раз. Телега, что въезжала сейчас на освященную землю, была загружена полностью: на ней стояли два больших гроба и один маленький. Увидев процессию, Доносо перекрестился. Лусия неохотно последовала его примеру. Могильщики вытряхивали в общую могилу завернутые в саваны тела и везли гробы обратно. Благодаря деньгам Аны Кастелар Доносо удалось спасти тело друга от столь плачевной участи. Возможно, живший в Саламанке брат Диего помог бы, но сейчас письма шли слишком долго, а другого способа связаться с ним не существовало.
На кладбище Доносо заметил кое-кого из их общих друзей по ночным пирушкам и одного собрата Диего по перу, Бальестероса, того самого, кто первым опубликовал статью о Звере. Пришел он скорее для того, чтобы заработать несколько реалов на заметке о похоронах Диего, чем руководствуясь дружескими чувствами. Был здесь и Аугусто Морентин – сдержанный, в строгом трауре, подчеркивавшем уважение к покойному. В целом людей было немного: запрет собираться группами больше десяти человек распространялся и на похороны. Все пришедшие были мужчины – кроме Лусии, повязавшей голову платком, чтобы ее не узнали.
Некоторые перебрасывались короткими фразами о захлестнувшей Мадрид жестокости, об эпидемии, о том, что маркиза де Фальсеса, правителя города, как и губернатора провинции герцога Гора, ждет скорая отставка за то, что они допустили убийства монахов. Говорили также о «подвигах» генерала Сумалакарреги на северном фронте, ставших кошмаром для сторонников Изабеллы из-за расстрела в Эредии…9 Доносо и Лусия держались особняком. Полицейский стоял, не поднимая головы, и только цедил сквозь зубы «благодарю», когда те из присутствующих, кому было известно о его дружбе с Диего, подходили, чтобы выразить соболезнования. Похоже, гибель Диего стала последней каплей, переполнившей чашу несчастий, которым Доносо способен был противостоять. Возле ямы уже подготовили надгробье, и Лусия с горечью поняла, что не может прочитать слова, написанные в память о Диего. Какую эпитафию заказал Доносо? Или ее автором была Ана Кастелар? Зато Лусия точно знала, что написала бы сама. Два простых слова, похоже, больше ни к кому в этом городе не применимые: «Хороший человек».
Пока ждали прибытия гроба, Доносо Гуаль вспоминал почти братскую дружбу, объединившую репортера, мечтавшего стать драматургом, и гвардейца со скромными перспективами и еще более скромными дарованиями. Они познакомились во время столкновения между сторонниками абсолютизма и конституции (один освещал события для газеты, а второй по долгу службы пытался навести порядок), и с тех пор почти не расставались. С появлением Зверя их дружба наполнилась недомолвками. Но несмотря на это, Доносо хотелось верить, что их взаимная симпатия все-таки перевешивала.
На кладбище въехал запряженный четверкой экипаж с гробом Диего, разговоры прекратились. Ана Кастелар не поскупилась, подумал Доносо. Сейчас, во время эпидемии, если гроб привозили в подобной карете, похороны можно было считать роскошными, чуть ли не королевскими.
Лусия нервно огляделась:
– Его нельзя хоронить, Ана еще не приехала.
– Герцогиня – замужняя дама, она не приедет.
Лусию огорчало, что условности оказались важнее, и Ана, которую она считала чуть ли не подругой, не могла проститься с Диего только потому, что он не был ей мужем. Доносо сам сообщил герцогине о смерти Диего, а когда Лусия спросила его об их разговоре, коротко ответил: выглядела расстроенной, похороны оплатит. Все остальное одноглазого не интересовало. Но Лусия была уверена, что удар оказался для герцогини тяжелым.
Священник начал торопливо читать поминальную молитву (сколько раз за день ему приходилось ее повторять?), но остановился, увидев подъезжающую роскошную коляску-ландо. Из нее вышла элегантная Ана Кастелар в трауре. Из всех присутствующих только она и Аугусто Морентин могли позволить себе одежду на разные случаи жизни. Появление герцогини вызвало перешептывания, но она ни на кого не смотрела, даже на Бальестероса, предвкушавшего, какой пикантный оттенок приобретет его статья, если он упомянет о появлении Аны Кастелар. Она прошла вперед и встала рядом с Лусией.
– Как ты?
– Мне грустно.
– Мне тоже. Диего не заслужил такой смерти. Тот, кто это сделал, дорого заплатит.
Уверенность Аны вернула Лусии надежду. Возможно, это была лишь случайность, но бородач, который убил Элоя, через несколько часов сам погиб от руки брата Браулио. Око за око. Она мечтала, чтобы убийцу Диего постигла такая же участь, и была уверена, что Ана Кастелар сделает для этого все возможное.
Священник продолжал службу, добавив голосу выразительности: не каждый день приходится читать заупокойную молитву в присутствии знати. Гроб опустили в могилу. Лусии очень хотелось попрощаться с Диего как-то по-особенному. Если бы у нее был цветок или браслет, она положила бы его на гроб. Она огляделась по сторонам. В двух шагах от них какая-то старуха продавала лиловые хризантемы. Будь у Лусии деньги, она купила бы их не задумываясь. Ана Кастелар словно прочла ее мысли или просто заметила, как пристально Лусия уставилась на цветочницу, и сунула ей в руку несколько реалов. В следующую секунду девочка уже обменивала их на цветы. Опустившись на колени, Лусия положила цветы на надгробие.
«На твоей могиле всегда будут свежие цветы. Я не забуду тебя до конца жизни», – пообещала Лусия.
– «Диего Руис – неподвластный времени голос Мадрида». – Едва сдерживая слезы, Ана Кастелар прошептала у нее над ухом слова эпитафии, потом взяла Лусию за руку и отвела к своему ландо. – Что ты собираешься делать? Где будешь жить?
– Квартира Диего оплачена на две недели вперед. Его друг сказал, что я могу пока остаться там.
– А потом?
– Не знаю.
– Если хочешь, можешь жить у меня, переезжай хоть сегодня. В моем доме ты ни в чем не будешь нуждаться.
– Я должна найти сестру.
– Не хочу тебя принуждать, ведь я знаю: стоит отвернуться, как ты сбежишь. Но дверь моего дома всегда для тебя открыта. Приходи, когда захочешь. Тебе нужны деньги?
Не оставив Лусии возможности отказаться, Ана дала ей несколько реалов. Глядя на удаляющуюся коляску, Лусия уже жалела о том, что не поехала с герцогиней. Что ей теперь делать? Откуда начинать поиски Клары? Все, кто пришел на похороны, разошлись. Все, кроме Доносо – тот стоял в стороне и разговаривал с людьми в такой же форме, как у него. Может быть, у них есть новости о смерти Диего? Как только полицейский остался один, Лусия набросилась на него с вопросами:
– Они уже знают, кто убил Диего? Ты сказал им, что это никакие не грабители? Вы говорили о карбонариях?
– Нет.
Резкий тон и мрачное выражение лица Доносо означали, что он не расположен отвечать на вопросы, но Лусия не отставала, пока полицейский не рассказал, зачем приходили гвардейцы.
– Нашли еще одну мертвую девочку. Расчлененную. Кто она, пока не выяснили, но обнаружили ее неподалеку от места, где лежал Диего, чуть дальше от ворот Алькала. Эта проклятая история присосалась ко мне как пиявка и тянет из меня кровь… От нее просто невозможно избавиться!
Но Лусия уже не слышала его, она оцепенела от ужаса. «Расчлененную…» У нее перед глазами возникла картина: четвертованная Клара, похожая на разорванную собаками тряпичную куклу. Она с трудом проговорила:
– Это моя сестра? Отвези меня туда, я должна знать, она ли это.
Быстрое опознание трупа было Доносо на руку, но совесть заставила его предупредить Лусию:
– Если она выглядит так же, как предыдущие, будет тяжело.
– Я и не такое видела.
– Уверяю, такого ты и представить себе не можешь.
Доносо и Лусия покинули кладбище Буэна-Дича, не заметив человека, который бродил между могилами Клары дель Рей и Мануэлы Маласанья, двух героинь Восстания второго мая против оккупационных войск Наполеона. Он запомнил всех присутствующих, но его особое внимание привлекла девчонка. Он узнал ее, несмотря на платок.
С того дня, как Диего Руис побывал в монастыре, он старался выяснить, кем на самом деле был этот репортер. Теперь он знал, что Диего прятал девчонку, что его лучшим другом был одноглазый полицейский, знал даже, что у него был роман с герцогиней де Альтольяно. Впрочем, она из этого тайны не делала, раз появилась на похоронах. Однако интересно было другое: что этот Диего успел разузнать? Что ему удалось выяснить о тайном обществе, к которому, как теперь стало известно, принадлежал и падре Игнасио Гарсиа? Не эти ли открытия стали причиной смерти Диего, не осуди, Господь, его душу?
В светской одежде (монашеское облачение могло привлечь ненужное внимание), брат Браулио приблизился к могиле Диего Руиса, осенил себя крестным знамением и стал молча молиться за упокой души репортера.
48
____
Несколько лет назад так называемые симо́ны, экипажи, запряженные одной или двумя лошадьми, ожидавшие пассажиров на особых стоянках, можно было нанять не меньше чем на полдня или на целый день. Но с недавних пор популярностью стали пользоваться разовые поездки. Ходили слухи, что скоро появятся специальные маршруты и горожане смогут садиться и выходить из экипажа, где захотят, но пока симоны все еще оставались единственным способом быстрого передвижения по Мадриду. От стоянки на улице Анча-де-Сан-Бернардо до ворот Алькала – дальше возница ехать отказывался.
Ни Доносо, ни Лусии разговаривать не хотелось. Они рассеянно скользили взглядами по огромным зданиям и монументам, построенным преимущественно в эпоху Карла III. «Важные дворцы смотрят в небо, – думала Лусия, – то, что творится внизу, в грязи, их не интересует». Надменные, равнодушные к бедам горожан, они будто понимали, что несокрушимы, что холера, бедность и насилие могут превратить город в безлюдную пустыню, но они, эти огромные здания, будут стоять как стояли. Немые. В ожидании новых обитателей.
Выйдя из симона, Лусия почувствовала боль в груди. Все быстрее колотилось сердце. Она с трудом поспевала за Доносо, который направился к пригорку в сотне метров от ворот Алькала, откуда были видны беленные известью стены арены для корриды. Лусия хотела держаться твердо, как скала, но чувствовала, что разваливается, как карточный домик. Если она увидит хоть что-то, что позволит опознать Клару, – силы окончательно ее покинут. Но пока она упорно шла вперед – с отчаянно бьющимся сердцем, в холодном поту, на подгибающихся ногах. Шаг за шагом она приближалась к мертвому телу – возможно, к трупу своей сестры.
Несколько человек, собравшихся поблизости, прятались от июльской жары в тени редких деревьев. Тело убитой девочки нашли в русле ручья, и тот, кто его оставил, даже не потрудился замести следы. Рядом не было никакого жилья, но примерно в километре отсюда находилась обветшалая усадьба. Доносо подошел к гвардейцу, который издали помахал им рукой.
– Труп цел?
– Голову не нашли.
– Ищите, она должна быть где-то рядом.
Если не считать сухой погоды и отсутствия местных жителей, все здесь напоминало то утро в Серрильо-дель-Растро, когда были найдены останки Берты. Доносо вспомнил, как Диего шел к нему, оскальзываясь в грязи, как рычала собака, как пробуждала в людях страх и злобу воющая старуха… Диего всегда заставлял Доносо узнавать как можно больше, опрашивать каждого встречного, пока не станет ясно, что же на самом деле произошло. Только теперь Доносо осознал, что никогда не оправится от потери друга.
Лусии оставалось пройти еще несколько шагов. Доносо боролся с желанием запретить ей смотреть. Но если убитая – ее сестра, не лучше закончить все как можно скорее? Не было никакого смысла прятать от Лусии тело, вернее, его части, сваленные в кровавую кучу: ноги, туловище, руки… Лусия не сможет поверить в очевидное, пока не увидит все своими глазами.
– Если не хочешь, не подходи, – все-таки процедил он сквозь зубы.
– Тогда мы не узнаем, она ли это.
Лусия смотрела себе под ноги. Если она поднимет голову, то увидит труп… Клары? Солнце обжигало затылок, Лусия вспотела. Еще один шаг. Под ногами появилась темная, влажная грязь. Лусия поняла, что кровь пропитала землю, образовав на ней пятно странной формы. Рука Доносо легла девочке на плечо. Одноглазый полицейский оказался не настолько черствым, как она думала. Лусия почувствовала запах смерти и вспомнила, что так пахло на спичечной фабрике, где были убиты Мария и Педро, и в пещере, где ее мать лежала до похорон, и в доме умершего от холеры священника, у которого она украла перстень. Неужели этот запах так и будет ее преследовать?
Лусия прищурилась. Слезы застилали ей глаза. Она раздраженно потерла их кулаком: «Не реви!» Ей хотелось причинить себе боль, жестоко наказать себя: ведь все это произошло из-за нее. Но вот перед глазами прояснилось. Сначала она не поняла, что перед ней, – как дикарь, который впервые видит незнакомый предмет. Сначала она заметила белую как снег кожу, потом, через несколько секунд, две худые ноги: одна была оторвана на уровне бедра, вторая – у колена. Чуть выше лежал обрубок туловища с едва наметившимися грудями, рядом рука, повернутая приоткрытой ладонью вверх, словно ожидая подаяния. Все вместе напоминало монстра из ночного кошмара, который вот-вот соберется воедино и закопошится, как жуткий безголовый паук.
Доносо терпеливо ждал. Лусия застыла, глядя на руки с белоснежной кожей. Ей вспоминались их с сестрой сплетенные руки, поджатые под одеялом ноги спящей Клары, ее детская нагота во время купания в реке, брызги и смех, счастье, которое сейчас казалось таким далеким.
– Это не моя сестра. Это не она, – с трудом выговорила Лусия, словно подавляя рвотный позыв.
И сразу отвернулась от останков. Доносо понимающе наклонился к самому ее лицу.
– Тошнит? Это ничего, со мной в первый раз тоже так было.
Но это была не тошнота. Горячая волна, которая поднималась из желудка и расходилась по всему телу, была чувством облегчения от того, что убитая – не Клара. Это облегчение казалось Лусии отвратительным: разве ей не должно быть жаль эту несчастную, зверски растерзанную незнакомку?
– Вот она! – вдруг прокричал какой-то беззубый старик.
Голову убитой девочки он держал в вытянутой руке за волосы, как Персей – голову Медузы.
Полицейский оказался прав: недостающая часть тела нашлась меньше чем в ста метрах. Доносо и Лусия подбежали, чтобы рассмотреть ее. Длинные темные волосы, глаза открыты, курносый нос, кожа белая и в веснушках. «Давай поиграем?» – Лусии показалось, что она снова слышит ее голос, видит улыбку и тряпичную куклу в руках.
– Ее звали Хуаной. Это дочка Дельфины из дома Львицы.
Доносо приказал старику положить голову на землю. Ему хотелось как можно скорее стереть этот кошмар из памяти, как пыль стирают с полки. Он уже вызвал повозку, чтобы останки увезли в больницу.
– Диего говорил, что в горле каждой убитой девочки была эмблема. С таким же рисунком, как на перстне.
– Ты сошла с ума, если думаешь, что я полезу ей в глотку. Это дело врачей.
Преодолевая отвращение, Лусия села на корточки рядом с головой, раздвинула застывшие челюсти и засунула руку Хуане в рот. Кончиками пальцев прижала язык и нащупала в глубине, в самом начале горла, что-то твердое и холодное. Ладонь у нее была узкой, и ей удалось просунуть руку достаточно глубоко. Доносо стоял рядом и с отвращением смотрел, как Лусия ковыряется во рту убитой, а затем вытаскивает золотую эмблему. Как и говорил Диего, скрещенные молоты – такие же, как на перстне.
Он протянул руку, требуя отдать находку.
– Что ты будешь с ней делать? – спросила Лусия.
– Не твое дело.
– Если она тебе не для того, чтобы найти мою сестру, я не отдам.
– Хочешь, чтобы я забрал силой?
Лусия помедлила, но быстро поняла, что сопротивляться бесполезно.
– Так-то лучше. – Доносо сунул эмблему в карман, затем помог Лусии встать. – Поедешь со мной на улицу Клавель.
Слушая мерное постукивание колес, Лусия закрыла глаза. Она очень устала. Не вспомнить, сколько ей приходится держать себя в руках… С огромным трудом она остановила поток воспоминаний о Хуане и перестала думать о Кларе: страх делал ее беззащитной перед лицом боли.
Она открыла глаза. Доносо смотрел на нее с осуждением. Наверное, думал, что она, как и все мадридцы, превратилась в животное и волнуется только о себе. Возможно, он прав. Сейчас она вела себя как животное, но ей не было стыдно. Такой ее сделал Мадрид.
Когда они добрались до улицы Клавель, Лусия, не задерживаясь на ступенях, где познакомилась с Хуаной, взбежала наверх вслед за полицейским. Полдень еще не наступил, а Хосефа обычно никого не принимала до двух или трех часов дня, однако Лусию и Доносо провели в зеленую гостиную и попросили подождать. Лусия бывала здесь не раз, а Доносо лишь однажды, когда договаривался с мадам о том, как избавиться от трупа Марсиаля Гарригеса.
Ждать Хосефу пришлось не больше пятнадцати минут, она вышла к ним в том же пеньюаре, в котором была, когда Лусия приходила сюда наниматься на работу.
– Вы уверены, что это она?
– Я видела останки. Лицо.
Хосефа перевела взгляд на Доносо, как будто хотела получить подтверждение от взрослого. Доносо не ответил на ее вопрошающий взгляд.
– Я сообщу Дельфине. Смилуйся над ней, Господи!..
Хосефа встала и вдруг прижала ладонь ко лбу, как будто ей стало дурно. Покачиваясь, она вышла из гостиной и через некоторое время вернулась с Дельфиной. Доносо надеялся, что она подготовит несчастную мать, но надежда в глазах той, когда она спросила, нет ли новостей о ее дочери, означала, что Хосефа не захотела стать вестницей несчастья. Придется ему самому отрывать пластырь от раны. Что ж, эту неприятную обязанность он исполнял уже не раз.
Услышав о смерти дочери, Дельфина будто взорвалась от боли.
– Моя девочка! Но почему она?! – кричала Дельфина рыдая.
Сначала Доносо, потом Хосефа пытались ее успокоить, но она, потеряв над собой власть, кричала и билась. Перевернула мраморный столик, и чайный сервиз полетел на пол. На губах у нее выступила пена. Львица устало опустилась в кресло, а Лусия едва успела увернуться, когда Дельфина швырнула в нее бутылку вина.
– Это ты притащила сюда Зверя!
Лусия оцепенела: она не ослышалась? Вино стекало по стене – красное, как кровь, яркое, как коротко остриженные волосы Лусии.
Куски стекла, куски тела Хуаны, куски, в которые скоро превратится и Клара…
Доносо справился с Дельфиной, только повалив ее на пол. Он придавил ее спину коленом и, держа за руки, упрашивал опомниться.
Лусия почувствовала дурноту, ей стало холодно, комната закружилась перед глазами.
– Что ты будешь теперь делать? Ты ведь понимаешь, здесь тебе оставаться нельзя.
Львица взяла Лусию за запястье. Запинаясь, та ответила, что на несколько дней останется в квартире Диего, а потом, скорее всего, переедет в особняк герцогини Альтольяно – Ана Кастелар предложила ей помощь.
– Обязательно воспользуйся ее предложением.
Рыданиям Дельфины не было конца. Доносо продолжал ее удерживать, а она колотила по полу ногами, и ничто не могло заставить ее замолчать.
– Это ты его притащила! В наш дом! Он должен был схватить тебя! А не мою дочку! Не мою Хуану!
Зеленая гостиная кружилась у Лусии перед глазами: Она думала, что выдержит что угодно, но ошиблась.
Доносо бросился к ней, но она видела только залитую вином стену и оторванную голову Клары, которой потрясал Зверь, хохоча и разбрызгивая кровь.
Лусия закрыла глаза, и земля потянула ее к себе. Доносо успел подхватить ее, прежде чем она рухнула на пол: четырнадцатилетняя девочка, оставшаяся совсем одна на свете.
49
____
Придя в себя, Лусия сначала не поняла, где оказалась. Явно не в квартире Диего и не у Хосефы… Для особняка Аны Кастелар обстановка была слишком скромной. Некоторые мелочи указывали на то, что в доме живет женщина: одежда на спинке стула, на комоде – ваза с цветами, а рядом с ней… шкатулка для драгоценностей?.. Комнату обставляли с заботой, но очень давно: облупившаяся штукатурка и пятна на стенах говорили о том, что с тех пор прошло уже много лет, – чей-то домашний очаг, созданный с любовью, которая теперь угасла. И все же это место не было похоже на мрачный казенный угол: кровать оказалась удобной, а солнечные лучи, падавшие в окно, наполняли ее светом. Лусия полежала еще несколько минут, в постели было приятно и спокойно, но это чувство наверняка было обманчивым – стоит спустить ноги на пол, и все изменится.
Она считала себя решительной и смелой, а на деле оказалась маленькой дурехой, которую Кандида ругала за непослушание. Сколько раз мать говорила ей: держись подальше от города! Сколько раз объясняла, что их жизнь – по другую сторону стены, в предместьях, а не на улицах Мадрида!
Церковный колокол начал отбивать время, Лусия насчитала три удара. Неужели она так долго пробыла без сознания? Она встала и выглянула в окно. Комната находилась на третьем этаже, в каком-то жилом квартале. Лусия видела купол церкви Святого Андреса и крест на Мавританских воротах. Что это за улица, она понятия не имела, но точно знала, что площадь Себада недалеко. Элой хвастался, что, когда ему было пять лет, он видел казнь генерала Рафаэля Риего10 и отлично помнил, какими оскорблениями народ осыпал его. Лусия слушала тогда вполуха и смутно представляла себе, кто такой Риего, – наверное, как и сам Элой. Догадывалась только, что он был важной птицей, одним из тех, чье имя у всех на слуху.
Она осторожно выглянула в приоткрытую дверь. В гостиной сидели мужчина и женщина и о чем-то спорили.
– Курица мокрая, вот кто она такая! Даже говорить толком не умеет! Как может неопытная актрисулька играть вместо меня?
– Успокойся, пожалуйста.
– Что у Гримальди с головой?! Вообразил, что заменит меня этой плебейкой?! Думает, я это проглочу? Сейчас же поеду к нему!
– Никуда ты не поедешь. Тебе нужно отдохнуть.
– Оставь меня в покое! Я не в плену у тебя…
– Сначала ты должна выпить отвар, а потом мы все спокойно обсудим. Гриси, ты еще очень слаба.
Лусия узнала голос Доносо. Она снова легла в постель, решив дождаться, когда страсти немного утихнут. На одном из стульев лежала куртка полицейского. Немного одежды в открытом шкафу – тоже мужская. Значит, это все-таки квартира Доносо.
Когда крики смолкли, она поднялась и направилась в гостиную. Хмурая незнакомка пила чай у окна. Полицейский собирал осколки разбитого кувшина. Заметив Лусию, он прервал свое занятие и проворчал:
– В следующий раз предупреждай, что пришла в себя…
Женщина приветливо обратилась к Лусии:
– Я очень сожалею о гибели Диего, хотя едва его знала. Доносо сказал, что несколько часов назад ты потеряла сознание. Когда ты в последний раз ела? Кухарка я никудышная, но у нас есть бульон. Сварить его очень просто и почти невозможно испортить.
Подруга Доносо была красивой, хоть и очень худой; под глазами у нее залегли темные круги. Она бросилась к плите, на которой стоял глиняный горшок, и подала Лусии дымящуюся миску. Лусия не могла согласиться с тем, что бульон нельзя испортить: этот был таким водянистым и безвкусным, что напоминал бурду, которую они варили в Пеньюэласе. Когда в кастрюлю почти нечего было положить, Кандида бросала в воду камень – всегда один и тот же, идеально чистый после того, как ему столько раз приходилось лежать в кипящей воде. Клара терпеть не могла такой бульон, но Лусия уверяла ее, что тот, кто съест его, обретет силу камня.
– Надо искать мою сестру.
– Надо? – надменно переспросил Доносо. – Лично мне никого искать не надо.
Лусию это не удивило, ведь Доносо уже не раз дал ей понять, что и слышать не хочет ни о Кларе, ни о Звере. И все-таки она должна постараться его уговорить. Других союзников у нее все равно нет.
– Ты полицейский… Это твоя обязанность!
– Я не для этого пошел в полицию. А для того, чтобы иметь кусок хлеба. И я не гожусь для осмотра трупов, а еще меньше для того, чтобы находить трупы друзей.
Лусия понимала, что с ним происходит: Доносо озлобился после смерти друга. Но кажется, она знала, как пробить брешь в стене его показного безразличия.
– Диего был бы рад, если бы ты помог мне. Я это точно знаю.
– Диего сказал, чтобы я оставил тебя в покое. Он не просил таскаться за тобой, как делал он сам, не просил идти на верную гибель.
– Доносо, не говори с ней так! – вмешалась Гриси.
– Я говорю правду. Теперь ей придется справляться самой.
– Но ведь ты уже мне помог, привез меня сюда, – не сдавалась Лусия.
– Потому что ты упала в обморок, а Львица не хотела с тобой возиться. Но теперь я умываю руки. Не желаю ничего знать ни о Звере, ни и о перстне!
Лусия повернулась к Гриси в надежде, что та сумеет повлиять на Доносо. Ее взгляд был полон мольбы. Актриса сразу ее поняла и тут же ответила:
– Я тоже не хочу ничего об этом знать. Моя дочь стала жертвой Зверя, и мне ее никто не вернет. К тому же Зверь уже мертв, все закончилось.
– Тогда откуда взялся труп Хуаны? Зверь не умер, и вы это отлично знаете!
Лицо актрисы помрачнело, она отвернулась к окну, постоянно двигая руками: то откидывала прядь волос, то терла щеку, то нервно сплетала и расплетала пальцы… Эти признаки душевной неуравновешенности не ускользнули от зоркого взгляда Лусии. Доносо собрал осколки кувшина и сложил на полку.
– Послушай, детка: для меня Зверь умер. И мы не сможем остановить убийства.
Лусия вдруг с горечью поняла, насколько она одинока. Никто не хотел разделить с ней ее беду. Все шарахались от нее, как от зараженного холерой.
– И ты, лучший друг Диего, не хочешь отомстить за то, что они с ним сделали? Так поступают только трусы.
В глазу Доносо вспыхнула вся злоба мира:
– Диего сам виноват! Кто его просил совать нос в дело Зверя? Вообразил себя следователем! Даже отнес доктору Альбану пузырек с кровью, который мы нашли в кармане Марсиаля. Как будто наука может разгадать эту загадку! Слишком много у него было гонора! – Доносо вздохнул: – Он собирался разоблачить тайное общество, связанное с перстнем… Но знаешь, что с Диего было не так? Дело не в Звере. Дело в нем самом: он не хотел мириться с тем, что был всего лишь обычным репортером, которому едва хватает денег, чтобы платить за квартиру. Это дело оказалось ему не по зубам. Что касается меня… Я обыкновенный гвардеец и отлично знаю свое место, а потому не совершу такой ошибки, как Диего. Я хочу жить. Впрочем, тебе этого не понять, ты еще соплячка.
Лусия молча стерпела оскорбление. Гриси по-прежнему смотрела в окно, подергивая головой, как птица. Взывать к ней было бесполезно. Что-то громко звякнуло, и Лусия вздрогнула: Доносо бросил на стол какой-то предмет.
– Это ключ от квартиры Диего. Через две недели я приду, чтобы рассчитаться с хозяйкой. Надеюсь, к тому времени тебя там уже не будет.
Лусии очень хотелось отказаться от жалкой помощи, которую ей предлагал Доносо. Но здравый смысл пересилил гордость. Она взяла ключ и ушла, громко хлопнув дверью.








