Текст книги "Зверь"

Автор книги: Кармен Мола

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 29 страниц)

73

____

Лусия смогла разобрать отдельные слова, написанные на бумаге из кабинета Аны Кастелар, но смысла их не понимала. Manoir de Miralba¹². Следующая строка оказалась еще загадочней: Séance du Samedi 26 au siège de la Manoir Miralba¹³.

Но повода для паники не было: она встретится с Томасом Агирре, а он наверняка сумеет понять, важна ли эта бумага. Нужно только найти способ незаметно ускользнуть из особняка. Лусия выбрала элегантное платье, чтобы спуститься к завтраку, старательно семенила мелкими шажками и приглушала голос, как учила ее Ана перед благотворительным обедом. После завтрака она повязала голову платком и вышла во внутренний сад, чтобы полюбоваться экзотическими птицами. Красная колибри махала крылышками в клетке с петуньями. Только здесь, в саду, Лусию оставляло ощущение, что за ней следят. Колокола уже довольно давно пробили девять, и, если она хотела прийти на встречу вовремя, мешкать было нельзя. Попугай гуакамайо нахально, почти с издевкой, поглядывал на Лусию, словно предчувствуя ее судьбу.

Все произошло очень быстро: шум в дверях, бодрый военный шаг. В саду появились гвардейцы – они пришли за ней. Их сопровождал дон Бенито, герцог Альтольяно. Ана Кастелар шла немного позади и на ходу поправляла прическу.

– Вот она, убийца Марсиаля Гарригеса!

Старший гвардеец сравнил лицо Лусии с портретом из газеты, который когда-то нарисовал одноногий инвалид Маурисио.

– Ты пойдешь с нами.

Лусия не успела ничего сделать, даже не попыталась убежать, и вот ее уже схватили за руки.

– Вы хорошо сделали, что сообщили нам о девчонке.

– Благодарить нужно мою жену, это она узнала ее и привела в наш дом, чтобы не упустить из виду.

Гвардейцы подталкивали жертву к выходу, но, проходя мимо герцогини, Лусия успела презрительно процедить сквозь зубы:

– Я знаю, кто ты, чудовище!

– Уведите ее, она должна поплатиться за свое злодеяние. В Мадриде убийцам не место.

После этих слов Ана приблизилась к девочке якобы для того, что сдернуть с ее головы свой платок, и прошептала на ухо:

– Сегодня вечером у меня свидание с Кларой, я передам ей от тебя привет.

– Убью тебя! Клянусь, я убью тебя!

Лусия попыталась оттолкнуть гвардейцев и броситься на герцогиню, но двое солдат держали ее очень крепко. Они потащили ее к черной карете.

Стоя на углу около витрины портновской мастерской, Томас Агирре видел, в какое отчаянное положение попала Лусия. Два гвардейца подхватили ее и затолкали в карету. Герцог вышел на улицу и, жестом остановив экипаж, дал кучеру какие-то указания. Томас решил, что пришло время действовать. Он не спускал глаз с этого дома с тех самых пор, как девочка решила туда вернуться. Он боялся за нее, и не зря: чутье никогда его не подводило.

Он нащупал в кармане сутаны нож. Сейчас или никогда. Нож к горлу герцога, безоговорочный приказ гвардейцам: или вы отпускаете девочку, или я перережу вашему герцогу глотку… Убежать по переулкам нетрудно. План он придумал за секунду, больше времени не было. Однако внутренний голос подсказывал Томасу: что-то здесь нечисто… Уж слишком беспечно ведет себя герцог. Он – королевский министр, враг карлизма, лакомая добыча – совершенно открыто стоит посреди улицы. Спешка никогда не приводит к добру. Но Агирре, забыв об осторожности, очертя голову бросился на Бенито Альтольяно.

– Отпустите девочку, или я перережу вам горло!

Улыбка министра должна была его насторожить, но, видимо, когда две недели живешь вдали от фронта и не рискуешь жизнью каждую минуту, рефлексы притупляются.

Четверо солдат появились как из-под земли. Агирре понял, что окружен. Ружья были нацелены прямо на него.

– Как же я мечтал о встрече с вами, брат Браулио! – воскликнул герцог с издевкой, ведь ему отлично было известно настоящее имя лжемонаха.

Агирре сразу понял, что пропал. Рассчитывать на то, что все четверо солдат промахнутся, не приходилось.

– Я бы очень хотел остаться и лично воздать вам по заслугам, но я спешу, – продолжил герцог. – Сегодня вечером я приглашен на мероприятие, которое вам, боюсь, придется пропустить. Отвезите его за городскую стену и расстреляйте! Избавляться от трупа не нужно, пусть его побыстрее найдут, чтобы все знали, как мы в Мадриде обходимся с карлистами.

Лусия выглянула из окошка кареты. Прежде чем гвардеец успел отпихнуть ее, она успела переглянуться с Томасом. Она ждала, что Агирре подаст ей знак, хитро подмигнет, намекнет, что это трюк, что все подстроено и его арест – лишь часть плана. Но он лишь угрюмо смотрел на тех, кто его арестовал.

– Скажи, Панкрасио, тебя жена обманывает?

Панкрасио отлично понимал, в каком плачевном состоянии находится Доносо, и оставил кувшин с вином у него под рукой, чтобы одноглазый мог в любую минуту налить себе еще. В прошлый раз он устроил здесь драку с монахом, но сейчас вряд ли был способен на буйство. Доносо нередко являлся в таверну на улице Месон-де-Паредес, чтобы утопить печаль в вине. И далеко не в первый раз хозяин предлагал ему проспаться на складе, на куче опилок, провонявших пивом и мочой.

– Если она вздумает меня обмануть, отлуплю ее палкой – вот что я тебе скажу.

– Мне тоже надо было так сделать, – произнес Доносо, осушая стакан.

Он ударил кулаком по деревянной столешнице, плеснул себе еще вина и продолжил жаловаться:

– Только одно может быть хуже лживой бабы… Знаешь что?

– Уверен, ты-то знаешь.

– Другая лживая баба.

Хозяин таверны мысленно подсчитал свои запасы. Если Доносо пребывал в скверном настроении из-за работы – тяготы службы стражника при городских воротах, разногласия с начальством и тому подобное, – ему становилось легче после шести-семи стаканов. Но любовная тоска гораздо упорнее. Панкрасио не забыл, в каком отчаянии был Доносо, когда от него ушла жена. Сейчас трактирщик почти не сомневался, что одноглазый помрет прямо у него в таверне.

– Вино разбавлено! Даже мул такое пить не станет…

– Но это же твое любимое вино, Доносо.

– Дай мне чего-нибудь покрепче, Панкрасио! – процедил одноглазый сквозь зубы. – Даже друг теперь относится ко мне не по-людски. Не могу поверить!.. Что за собачья жизнь…

Перед его носом появилась бутылка и два стакана. Панкрасио наполнил их и поднял свой:

– Пью за то, чтобы твоя жизнь наладилась. Не убивайся так, Доносо, она того не стоит.

Одноглазый залпом осушил свой стакан и налил еще.

74

____

После того как Филипп II перенес столицу Испании в Мадрид, в городе появилось две тюрьмы: королевская и городская. Убийц отправляли в первую, поскольку правосудие над ними вершила корона, а мошенников, контрабандистов и прочую мелкую сошку – во вторую, городскую тюрьму. Лусии полагалось сидеть в королевской, которая вернулась на площадь Санта-Крус, когда Саладеро на время превратилась в больницу. Здесь было и мужское отделение, и женское, но в некоторых ее частях мужчинам и женщинам приходилось сидеть вместе, что приводило к изнасилованиям и постоянным стычкам и дракам. Раньше некоторых женщин отправляли в тюрьму Каса-Галера на улице Аточа, но сейчас, в разгар эпидемии, она тоже была переполнена.

Несмотря на то что обстановка в тюрьмах была накалена до предела, меры безопасности не были слишком суровыми. Надзиратели не справлялись с работой, а страх перед холерой, усиленный уверенностью в том, что любой арестант заразнее добропорядочного гражданина, заставлял их держаться подальше от заключенных. Поэтому арестанты вели себя вольно, а редкое наказание в виде пары дней в кандалах воспринимали как мелкую неприятность. Все заключенные встречались во дворе, где в фонтане можно было постирать одежду. Как и в любом закрытом сообществе, здесь процветал обмен услугами: некоторые арестантки работали прачками и получали за это неплохие деньги от других заключенных.

В крохотных камерах размером четыре на пять шагов находилось от одного до четырех человек, в зависимости от того, кто сколько мог заплатить тюремщику. Все продавалось и покупалось, включая выход за ворота для тех, кто не собирался бежать. Некоторые заключенные уходили утром и возвращались в тюрьму только ночевать.

Лусия сразу по достоинству оценила этот кипящий котел насилия, деградации и пренебрежения к человеческому достоинству. Она постоянно чувствовала на себе чьи-то взгляды – животные или просто отупевшие. Надзиратель втолкнул девочку в камеру и запер за ней дверь без каких-либо объяснений или соблюдения формальных процедур. В камере были лишь койка с засаленным матрасом и вмурованный в стену железный ошейник. Ей хотелось сесть на койку, но она не стала этого делать: это простое действие означало бы, что она опустила руки, признала свое поражение. Она предпочла метаться по конуре, длина которой составляла два ее шага. Как же отсюда выбраться? Окон в камере не было, денег на подкуп стражи – тоже.

Все кончено. Ана Кастелар выложила карты на стол: «Сегодня ночью у меня свидание с Кларой». Эта фраза могла означать только одно: пришел черед ее сестры. Ритуал совершится сегодня ночью, и Лусия ничего не сможет сделать, чтобы спасти Клару.

В тишине заточения у нее в ушах звучал ангельский голосок Клары. «Не оставляй меня одну, – повторяла она. – Не оставляй меня одну». Лусия вытерла слезы тыльной стороной ладони. Она обещала себе не плакать, пока не найдет сестру, но сейчас, поняв, что проиграла, больше не сдерживалась. Снаружи все отчетливее слышалось размеренное постукивание: тук-тук. Кто-то медленно приближался к двери, стуча палкой по полу. Странный звук показался Лусии знакомым. Через щель в двери на нее уставились чьи-то глаза. Затем дверь распахнулась. За ней стоял Маурисио, инвалид из публичного дома, как всегда чудом балансирующий на хлипких костылях. Лусия не понимала, что он здесь делает и почему надзиратель, который привел ее в камеру, стоит рядом с ним.

– Тебя сцапали…

– По твоей вине, – оборвала его Лусия.

Маурисио несколько секунд смотрел на нее. Острый кончик его языка высунулся изо рта, и с него сорвалась капля слюны. Он достал из кармана купюру, насупился и, отдавая деньги надзирателю, зарычал:

– Отведи ее к остальным.

После этого калека развернулся и заковылял прочь. Лусия ничего не понимала, но вошла вслед за надзирателем в большой зал, где в пять рядов было расставлено примерно тридцать коек. Почти на всех спали или просто лежали арестантки. Одни с любопытством глазели на нее, другие продолжали заниматься своими делами. Надзиратель указал Лусии на свободную койку. Она сразу получила дневную порцию еды: фунт хлеба. Какая-то тощая женщина объяснила, что до завтрашнего утра больше ничего не принесут. Теперь только от самой девочки зависело, сумеет ли она добыть себе что-нибудь еще.

– Тебя уже поприветствовали? – спросила ее беззубая старуха.

– Она совсем девочка, – отозвалась со своей койки другая, пытавшаяся отгрызть ноготь на ноге, согнутой под немыслимым углом.

– Но с бабьими формами. Такие им особенно по вкусу.

Лусия поняла, о чем речь, но у нее не было времени на разговоры с этими женщинами. Ей нужно было как можно быстрее найти Маурисио. Она вышла из зала и сразу поняла, что передвигаться по тюрьме довольно просто. Двери в камеры были открыты, и, когда она проходила мимо, некоторые заключенные делали похабные жесты. Но она не обращала на них внимания. Колченогого Лусия обнаружила во дворе, где он болтал с двумя арестантами. Девочка направилась прямо к нему:

– Значит, для тебя приберегают новеньких, чтобы ты их опробовал? Неужели ты такая мразь?

Оба арестанта хохотнули:

– Тебя-то он от этого избавил, так что не жалуйся.

– Львица рассказала, что это ты продал мой портрет гвардейцам.

Маурисио прогнал своих собеседников и ответил:

– Я не продавал его гвардейцам, это сделал журналист, который купил у меня портрет за шесть реалов. Я крепко об этом пожалел, потому что Львица запретила мне даже приближаться к ней. А теперь бедняжка умерла от холеры. Хорошая была женщина. Дельфина даже слушать меня не стала и наверняка позволила гвардейцам развлечься с девочками бесплатно, чтобы они меня арестовали.

– Ты должен мне помочь. Мне необходимо сбежать.

– Для этого нужны деньги. У меня их нет.

– Есть, ты дал деньги надзирателю.

– Это были последние. Но такой симпатяге, как ты, здесь ничего не стоит подработать – займись тем же, что ты делала у Львицы.

– У меня нет времени. Мою сестру собираются убить, а если я останусь здесь, то не смогу им помешать.

– За десять реалов тюремщики откроют тебе ворота.

– У меня нет десяти реалов.

– При местных расценках много времени это не займет. Если хочешь, найду тебе клиентов. Заплатишь за каждого по реалу, остальное тебе.

– Гнусный мерзавец! – Лусия с силой наступила каблуком на единственную ногу Маурисио, и он вскрикнул от боли.

– Хромым нельзя наступать на ноги! Пошла вон, тварь! Больше не стану тебе помогать!

Лусия отошла, стараясь не смотреть на других заключенных, прислонилась к стене и медленно сползла на пол. Над ней склонился какой-то заморыш с острым кадыком. Схватив Лусию за подбородок, он стал разглядывать ее.

– Ты мне нравишься.

– Убери руки.

– Очень нравишься.

Он начал шарить по ее телу руками, но его тут же сбил с ног удар костылем по голове. Заморыш обернулся, чтобы взглянуть на своего обидчика, уже занесшего костыль для нового удара. Это был Маурисио.

– А ну проваливай отсюда!

Арестант отошел, грязно ругаясь. Лусия напустила на себя суровый вид:

– Я тебя не об этом просила. От таких скотов я и сама могу отбиться.

– Заткнись.

– Не смей мне указывать!

– Есть другой способ выбраться отсюда.

75

____

Стоя в конвойной повозке с кандалами на запястьях и без ножа, под неусыпным наблюдением двух королевских стражников, Агирре не видел ни единой возможности сбежать. Впрочем, ему удавалось выкручиваться и из более неприятных ситуаций. Как-то раз он ждал, пока расстрельная команда прикончит двух пленных, оказавшихся в очереди перед ним, и даже тогда ему удалось спастись. Конечно, не самостоятельно, а благодаря появлению отряда карлистов, сумевших отбить его у противника. Но сейчас рассчитывать на помощь соратников не приходилось.

Телега подъехала к понтонному мосту Сан-Исидро – этот путь солдаты выбрали, чтобы не выезжать из города через ворота, где всегда толпилось много народу. Внизу текла мелководная река Мансанарес. Трудно будет выжить, кинувшись в нее с такой высоты, но если он сейчас не прыгнет, то лишится последнего шанса. Он закрыл глаза, прикидываясь покорным, смирившимся с судьбой. Когда телега замедлила ход перед въездом на узкий мост, он изо всех сил ударил ногой одного гвардейца, отшвырнул локтем другого и прыгнул. Упав боком в воду и слыша свист пуль, он спрашивал себя, жив ли еще и как это ему удалось не разбиться насмерть.

Он плыл к заболоченному берегу – в основном под водой, что было не так-то просто со скованными руками. Солдаты спрыгнули с телеги; один стрелял с парапета, двое других спускались с откоса, чтобы занять более удобную позицию. Агирре бежал под выстрелами, молясь, чтобы кусты и неопытность стрелков спасли его от смерти. Вдруг он почувствовал резкую боль в боку – но еще не знал, новая ли это рана или же отголоски ножевого удара, полученного в Соборе Святого Франциска Великого.

Наконец он добрался до места, где работали прачки. В мгновение ока они организовали спасательную операцию: растянув простыни, загородили его от глаз преследователей. Если бы он только мог поблагодарить каждую за столь своевременную помощь! Но времени не было. Боль пронзала его как нож, сутана пропиталась кровью. Теперь он уже не сомневался: в боку засела пуля, он теряет кровь. Ему срочно требовалась помощь, и оказать ее мог только один человек.

Агирре добрался до аптеки Теодомиро Гарсеса, но дверь оказалась заперта. Он постучал и стал ждать, согнувшись от боли, почти теряя сознание. Голова горела, ему казалось, что из раны сейчас вывалятся внутренности. В узком окне мелькнуло чье-то лицо, затем аптекарь выскочил на улицу, огляделся по сторонам и втащил Агирре внутрь.

– Кто это вас так? – спросил он, в ужасе разглядывая рану.

– Королевские гвардейцы.

Аптекарь расстелил на полу циновку, начал доставать пузырьки, бинты и ножницы.

– Сначала снимите с меня кандалы, потом займетесь раной.

– Нет, сначала рана. Если вы умрете, какая разница, в кандалах это произойдет или без них. К тому же я буду промывать рану спиртом, а это будет неприятно. И я предпочел бы, чтобы вы в это время не могли размахивать руками…

Рану обожгло спиртом, но Агирре привык молча терпеть боль.

– Не могу поверить, что вы ничего не чувствуете, – изумился аптекарь.

– Мне больно, и даже очень, но что толку орать? На фронте я видел, как раненые погибают из-за крика: противнику легче их обнаружить.

– Иногда я спрашиваю себя, сумел бы я защищать карлизм там, за стенами Мадрида. И мой ответ: нет. Думаю, для меня нет такой цели, ради которой стоило бы так страдать: ни ради трона для Изабеллы, ни ради того, чтобы его занял Карлос Мария Исидро.

– Поторопитесь, я не расположен сейчас к философским беседам.

– Я не врач. И делаю все настолько хорошо и быстро, насколько могу.

– Сегодня вечером снова состоится ритуал, и я должен помешать им, иначе завтра найдут еще одну растерзанную девочку.

– Отсюда вы отправитесь в Городскую больницу. Спросите там доктора Мирамона, он уже не в первый раз нам помогает.

– У меня нет на это времени.

– Послушайте меня внимательно. Судя по тому, как выглядит ваша рана, вы никого не сможете спасти. Я даже не уверен, что вы сможете перейти улицу.

– Ваше дело лечить. С остальным я разберусь сам.

Аптекарь обработал рану, смазал ее йодом, закрыл несколькими слоями марли, а затем стянул повязкой из бинтов. Закончив манипуляции, он достал откуда-то топор. Одним ударом освободил Агирре от кандалов и вручил ему поношенную рубаху и брюки.

– Если не хотите идти в больницу, можете не ходить. Но хотя бы полежите, пока не спадет жар. Это очень важно.

Агирре кивнул. Все тело у него горело, лицо было покрыто потом. Аптекарь собрал инструменты. Пятна крови придется оттирать мыльной водой, но сначала нужно приготовить матрас, чтобы Агирре отдохнул. Этим аптекарь и занимался, когда услышал звук хлопнувшей двери. Выглянув из окна, он увидел, как Агирре медленно переходит на другую сторону улицы.

76

____

Тюремщик в капюшоне открыл дверь клетки. Вчера, когда Клара выдала себя, ее не увели, но, убедившись, что она не лжет, оставили охрану. Теперь Клара сидела съежившись в углу и ждала приказаний, но тюремщик молчал. Она встала и сначала подумала, что не удержится на ногах, мышцы словно одеревенели. Она медленно подошла к черному человеку, похожему на злодея из сказки. Он начал подниматься по лестнице, и в кармане у него бренчали ключи. Прежде чем последовать за ним, Клара обернулась, но чьи-то пальцы сжимали прутья только одной решетки. Остальные пленницы забились вглубь своих клеток.

– Прости меня.

Клара сразу догадалась, кто это сказал: Фатима.

Тюремщик в капюшоне дышал так шумно, как дышат только мужчины. Наконец он остановился перед открытой дверью в какое-то помещение и пропустил Клару вперед.

Комната напоминала монастырскую келью. Свет проникал сквозь высокое скошенное окно. Яркие лучи ослепили Клару, привыкшую к мраку подземелья. В комнате была кровать и стол, заставленный едой. Человек в капюшоне ушел, заперев за собой дверь. Клара попробовала виноград, а затем нежное, вкусное мясо. Она так давно ничего не ела… Налила себе чего-то из глиняного кувшина. Это оказалось вино. Прежде она никогда не пробовала вина, и сначала оно ей не понравилось, но постепенно она выпила весь кувшин. Она ела конфеты. Ела хлеб с какой-то коричневой пастой, невероятно вкусной. Ничего лучше она в жизни не пробовала.

Через полчаса Клара начала ощущать тяжесть во всем теле, слабую боль в животе и сожаление. Не стоило так много есть.

Снова появился человек в капюшоне, поставил на пол таз с водой, расстелил на кровати чистую тунику и душистые полотенца. Поднос с остатками еды он унес.

Клара попробовала рукой воду. Она была теплой. Девочка с наслаждением вымылась. Надела тунику. Легкое покашливание за дверью предшествовало появлению еще одного человека в капюшоне. Раньше Клара его не видела.

– Я пришел, чтобы тебя исповедать. Ты когда-нибудь исповедовалась?

– Нет.

Она даже не знала, крестили ли ее, и была слишком напугана, чтобы говорить с этим человеком.

– Я не хочу исповедоваться.

– Значит, ты предстанешь перед Богом запятнанной грехами.

Священник ушел, и Клара надолго осталась одна. Она легла на кровать, и после девяти ночей, проведенных на полу, ей казалось, что даже у королевы нет такой роскошной постели. Тряпку, которую ей засунули между ног, она так и не посмела вынуть. Очень быстро ее сморил сон.

– Во сне ты похожа на сестру.

Клара открыла глаза – рядом с ней сидела какая-то дама.

– Вы знаете Лусию? Где она? Здесь, в тюрьме?

– Нет, она не здесь. Вставай, тебе пора.

– Куда? Меня убьют?

– Наоборот, мы подарим тебе вечную жизнь. Ничто больше не будет тебя тревожить – ни голод, ни холод, ни холера. Тебе очень повезло.

Клара не знала, кто эта дама, но от нее приятно пахло, и она была красиво одета, – именно о таких платьях они с сестрой мечтали, Лусия часто описывала их в сказках. Да, сеньора выглядела великолепно, но что-то в ее глазах вызывало дрожь. Было в них что-то нечеловеческое.

– Сестра очень тобой гордится.

– Откуда вы ее знаете?

– Мы с Лусией очень близки. Настолько, что она живет в моем доме. Смотри.

Дама показала ей кольцо, и Клара узнала два скрещенных молота.

– Лусия смогла получить его обратно?

– Конечно! И сразу отдала мне. Понимаешь, насколько мы с ней дружны?

Но Клара не верила даме. Если бы она только могла поверить, что все, связанное с заточением в подземелье, голодом, зловонными ночными горшками и тюремщиками в капюшонах, осталось позади! Что рассказ Хуаны оказался обманом и девочек не разрывают на куски.

– Моя сестра знает, что я здесь? Я ее увижу?

– Возможно, уже сегодня вечером. Ты бы этого хотела?

– Да.

– В таком случае давай приготовимся. Выпей вот это…

Дама достала из кармана маленькую бутылочку с красной жидкостью. Клара посмотрела на нее с опаской:

– Я уже пила. Больше не хочу.

– Ты должна это выпить.

– А если не выпью?

– Придется.

Этот взгляд… Эти глаза, которые пытались смотреть по-доброму, но у них ничего не получалось. Дама вынула из бутылочки пробку, и девочка послушно выпила.

– Все до дна.

Клара подчинилась. Сначала она ничего не почувствовала, но уже через несколько минут ей стало лучше, спокойнее. Прошли боль в животе, нервозность и страх – никогда в жизни ей не было так хорошо.

Дама открыла дверь и выглянула в коридор:

– Она готова.