Текст книги "Зверь"

Автор книги: Кармен Мола

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)

59

____

Покинув в то утро больницу, Томас Агирре задумался, не уехать ли ему из Мадрида, не забыть ли обо всем: о своих идеалах, о возложенной на него задаче, о войне. Но в глубине души он понимал, что без ежедневного риска и неустанных попыток сделать мир лучше он утратит всякий интерес к жизни.

Он долго бродил по безлюдному Мадриду: из-за эпидемии город теперь просыпался гораздо позже. Ему хотелось бы не думать о Лусии, но отбросить мысли о ней он не мог. Он оставил ее одну, в отчаянном положении, ведь опыты доктора Альбана ничем ей не помогли – они лишь помогли установить причину смерти двух высокопоставленных карлистов.

Агирре не питал иллюзий: Асенсио де ла Эрас и Игнасио Гарсиа, несмотря на возвышенные стремления, позволили себе увлечься зловещими фантазиями, основанными на средневековых суевериях. Как могли два таких разных человека, обладавшие столь разнообразными талантами и добившиеся высокого положения при дворе, стать жертвами дьявольского мошенничества? Неужели от страха перед болезнью и смертью у них помутился рассудок? Агирре, не в силах понять этого, решил, что судить грешников – дело Господа. Если Асенсио и Игнасио виновны, они понесут наказание.

На Пласа-Майор уже открывались лавки. Агирре разбудил нищего, дремавшего в тени колоннады. Дав ему несколько реалов, он велел отнести записку аптекарю Теодомиро Гарсесу и отправился на место их будущей встречи.

Королевский музей живописи и скульптуры на бульваре Прадо был учрежден в конце восемнадцатого века Карлом III и назывался тогда Королевским кабинетом естественной истории. Во время французской оккупации он был почти полностью уничтожен, и в его стенах разместилась кавалерийская казарма (даже свинцовые листы с кровли переплавили тогда на снаряды). Однако при Фердинанде VII благодаря влиянию его второй супруги Марии Изабеллы де Брагансы музей восстановили и собрали в нем картины, находившиеся в разных королевских резиденциях. Так мадридцы получили возможность увидеть более трехсот картин.

Томас Агирре был в музее лишь однажды, когда пять лет назад приезжал в Мадрид. Его тогда поразила картина Брейгеля Старшего – «Триумф смерти» с пылающим горизонтом и армией скелетов, разоряющих бесплодную землю. За несколько минут до начала заутрени Томас снова стоял перед этой сравнительно небольшой картиной. И вновь поражался изображенному на ней хаосу – разрушения, дым, языки пламени, горе, мертвецы, вооруженные скелеты, гробы…

Он мог бы провести перед этой картиной несколько часов и не оставлял надежды, что однажды ему это удастся, но тут появился Теодомиро Гарсес и отвлек его:

– Интересное место вы выбрали для встречи. Однако видеться нам опасно, так что надеюсь, вы позвали меня не из-за пустяка.

– Взгляните на эту картину: она восхищает и в то же время вызывает чувство тревоги. И она невероятно современна: оказавшись в Мадриде, ничего, кроме кошмаров, я здесь не вижу.

Не отрывая глаз от картины, Агирре рассказал аптекарю все, что ему стало известно об отравлении двух карлистов, вступивших в тайное общество карбонариев.

– Асенсио? Вы уверены?

– Да, никаких сомнений.

– Каким образом в их организм попал яд?

– Его добавили в менструальную кровь убитых Зверем девочек и выдали за лекарство от холеры.

Наступило молчание. Аптекарю потребовалось несколько мгновений, чтобы осмыслить услышанное, но он не выглядел ни растерянным, ни потрясенным. Агирре продолжил, пытаясь добиться от Теодомиро хоть какой-то реакции:

– Погибли две ключевые фигуры карлизма в Мадриде. Это отнюдь не случайно, и холера тут ни при чем. Оба были убиты после участия в зловещем и омерзительном ритуале, который проводили карбонарии. Вы о них вообще слышали?

Гарсес кивнул:

– Это сторонники Марии-Кристины, королевы-регентши. Они дискредитируют карлистов в прессе, выступают против них в суде, а также, используя дипломатические приемы, пытаются не допустить поддержки карлизма в Мадриде.

По словам Гарсеса, в ряды карбонариев принимали только людей известных и влиятельных, и, хотя собрания тайного общества проходили в строжайшей тайне, ему тем не менее было известно, что в него входит не меньше двухсот человек. Перстень носили не все карбонарии, его получали только наставники. А вот где они проводят свои встречи, не знал никто. Двенадцать наставников, скрыв лица капюшонами, совершали жуткие ритуалы с использованием колдовства. Принесение девочек в жертву было частью ужасных средневековых обрядов, к которым они прибегали…

– Откуда вы все это знаете? И почему не рассказали мне в прошлый раз?

– Я должен был сначала навести о вас справки.

– Навели? Теперь вы мне доверяете?

– Теперь – да. Сумалакарреги о вас очень высокого мнения.

– Тогда выкладывайте все, что знаете.

– Перейдем к следующей картине.

Агирре не стал возражать. Стоять слишком долго на одном месте было небезопасно – это могло привлечь к ним внимание. Они сделали несколько шагов и остановились перед творением Андреа Мантеньи «Успение Богородицы», на котором окруженная апостолами Богоматерь отходила в мир иной.

– Трое из наших сторонников проникли в это тайное общество, – неожиданно признался аптекарь.

– В том числе Игнасио Гарсиа и Асенсио де лас Эрас?

– Я не хотел говорить, пока не узнаю, как далеко вы продвинулись в своем расследовании, но теперь скажу: да, именно так. Похоже, их разоблачили и отравили.

– Они участвовали в этих жутких ритуалах, так что вполне заслужили такой участи.

– Разве мы против жестокости? Хочу напомнить, что инквизиция, которую мы с вами так яростно защищаем, также не славится гуманными методами.

– Мы говорим об убийстве детей.

– Кто из нас не сделал бы что угодно, лишь бы выжить во время эпидемии? Пусть даже речь идет об убийстве детей.

– Я бы не сделал.

– Не вспомнить ли нам о жестоких деяниях, которые и вам наверняка приходилось совершать на войне? Говорят, именно вы отправили на расстрел стражей Алавы. Все мы грешны перед Создателем, и я не уверен, что вы имеете право бросить первый камень.

– Я никогда не причинял вреда беззащитным.

– Это все мелочи, и боюсь, на Страшном суде они не зачтутся.

– Вы говорили, что внедрившихся в общество трое. Кто третий?

– Не знаю. Но, судя по всему, это и есть предатель.

– Предатель?

– Кто-то должен был раскрыть карбонариям двух других агентов. Это мог быть только последний из внедрившихся в общество карлистов.

– Двойной агент?

– Боюсь, что так. Хорошо бы узнать, кто это.

Агирре достал листок с именами, найденный в сюртуке падре Игнасио. Теодомиро Гарсес, потрясенный его легкомыслием, изменился в лице и с беспокойством огляделся по сторонам. Кроме них в зале был всего один человек – он курил сигару и, кажется, изучал каждый мазок на картине, перед которой стоял. Аптекарь с подозрением окинул курильщика взглядом, затем пробежал глазами листок. Некоторые имена он смог расшифровать:

– Отдохновение – А. Э., Асенсио де лас Эрас. Неувядающий Триумф – И. Г., Игнасио Гарсиа; Вечный Восток – Х. Г. … Готов биться об заклад, что это Хулио Гамонеда.

– Я не знаю, кто это.

– Городской судья. Официально он карлизм не поддерживает, но придерживается традиционалистских взглядов. Несколько раз выступал против отмены салического закона, причем не стеснялся делать это публично. Говорят, он любовник знаменитой Хосефы Львицы, владелицы одного из лучших публичных домов в Мадриде, того, что на улице Клавель.

– Консерватор на публике, либерал в личной жизни…

– Как все мы, дорогой Томас, как все мы.

– В таком случае его жизнь в опасности. Он может стать следующей жертвой отравителей.

– Не обязательно. Вдруг он работает на них? Не забудьте, именно этот человек мог выдать Игнасио и Асенсио.

Выйдя из музея через десять минут после Теодомиро Гарсеса, Агирре пошел по улице Алькала. По дороге он задержал взгляд на постоялом дворе Таможенного дома, откуда отъезжали экипажи в сторону Виктории и Байоны. С каким удовольствием он сел бы сейчас в дилижанс и вернулся на фронт, чтобы открыто сражаться с врагом и находиться как можно дальше от политических интриг! На войне нет места для раздумий и эмоций. А здесь он позволил втянуть себя в дела Лусии… Нужно как можно скорее положить этому конец. Он ведь не несет никакой ответственности за эту девочку и ее сестру… Сентиментальность – враг карлизма. Он должен разгромить общество карбонариев, которое убивает его соратников; именно на этом он сосредоточит все усилия. И для начала навестит Хулио Гамонеду, пока еще не ясно – жертву или палача.

61

____

На следующее утро Хосефа проснулась более бодрой, без сильного жара и дурноты, от которой подкашиваются ноги и кажется, что умираешь. Но обольщаться не стоило: она была больна, и единственной ее надеждой оставалось средство, обещанное Гамонедой. Она не знала, что это за средство, но накануне Хулио ушел от нее окрыленный, уверенный в том, что сможет ее излечить. Сегодня он обещал заехать за ней, но точного времени не назвал – сначала ему нужно было уладить все детали. Но слово он сдержит, в этом сомневаться не приходилось. Однако время от времени Хосефу охватывала тревога: уж не собирается ли он упечь ее в больницу или, того хуже, в лазарет, где все обречены на смерть?

Вчера она впервые не вышла из зеленой гостиной, чтобы совершить традиционный вечерний обход. Ей нравилось заглядывать в комнаты, куда удалялись с проститутками клиенты, заходить в комнату-оранжерею, полную растений, в том числе экзотических, – любимое место Дельфины; в холлы, где самые молодые девушки пили чай и сплетничали; в гостиную, заставленную мебелью и перегруженную украшениями – они называли ее по-английски: living room, ведь это было так стильно. Многие думают, что публичный дом – это место, куда клиенты приходят только для совокупления, но это не так, во всяком случае, не в ее заведении! Здесь беседы играли не меньшую роль, чем на столь любимых мадридцами вечерних дружеских встречах. В стенах ее дома заключались важные сделки, плелись заговоры против правительства и даже шли переговоры о заключении брака между сыном одного клиента и дочерью другого. Однажды некий господин сообщил Хосефе, что влюблен в одну из проституток и намерен забрать ее себе. Что ж, Хосефа никогда такому не препятствовала, если только девушка была согласна.

Сегодня Хосефа вопреки обыкновению проснулась очень рано – салоны были еще пусты, не слышалось звуков пианино, оживлявших обстановку; девушки спали в своих комнатах. Мебель и обитые тканью стены при свете дня выглядели довольно блекло. Хосефа решила воспользоваться тем, что ей стало лучше – ненадолго, подозревала она, – чтобы обойти весь дом. Вдруг ее сердце сжалось: что, если она обходит свои владения в последний раз? И царство, которое она когда-то получила в наследство, останется без хозяйки…

Накануне она попыталась поговорить об этом с Хулио, но он отказался давать советы.

– Зачем обсуждать твою преемницу, если завтра ты будешь здорова? В ближайшие десять, а то и пятнадцать лет всем здесь будешь управлять ты сама. Если только…

– Если только что?

Впервые Хулио заговорил об их совместном будущем как о чем-то конкретном: он был намерен бросить жену и покинуть город вместе с Хосефой. Она продаст этот дом, он – кое-какое свое имущество, и вместе они начнут новую жизнь подальше от Мадрида. Хосефа позволила себе помечтать: где они станут жить – в Париже, в Вене? Судья был в восторге от Вены, но для Хосефы не существовало ничего более прекрасного, чем Париж. Подыгрывая друг другу, они приняли соломоново решение: полгода проводить в Вене, полгода – в Париже. Когда Хулио ушел, глаза Хосефы наполнились слезами. Почему ей нужно умирать сейчас, когда он произнес наконец долгожданные слова?

…Хосефа вернулась в зеленый салон и с аппетитом поела, однако подавленное настроение не проходило: она слышала, что при тяжелых заболеваниях перед смертью наступает короткое улучшение. Ей оставалось только ждать возлюбленного и думать о том же, о чем она думала все последние дни: о прошлом и о будущем. Настоящее было настолько туманным, что она решила просто выкинуть его из головы.

Утренний туалет Хосефа завершала уже при Хулио Гамонеде. Он принес платье жены и попросил Львицу надеть его. Скромное, темного цвета, оно не привлекало внимания и отличалось от нарядов Хосефы, глубоко декольтированных и с зауженной талией.

– Сегодня ты не должна быть красивой.

– Хочешь сказать, что я не должна выглядеть проституткой?

– Именно так.

– Зачем весь этот маскарад?

– Там, куда мы поедем, лучше выглядеть неброско.

– В таком случае я, пожалуй, не хочу туда ехать.

– Хосефа, прошу, не усложняй. Надень это платье, а когда приедем, по возможности веди себя скромно.

– Ты меня стыдишься?

– То, что я решил отвезти тебя туда, доказывает, как сильна моя любовь.

У дверей их ожидала карета, запряженная парой лошадей. Хосефа заметила, что судья, обычно приезжавший к ней в открытом ландо, на этот раз выбрал закрытый экипаж. Наверное, не хотел, чтобы его видели вместе с ней. Впрочем, из-за болезненной слабости и тревоги она оставила упреки при себе.

Гамонеде не пришлось давать кучеру указаний, тот сразу тронулся с места.

– Куда ты меня везешь?

– Чем меньше ты будешь знать, тем лучше.

Они ехали по улице Алькала в молчании. Хосефа была бы рада, если бы Хулио снова заговорил об их совместном будущем в Париже, в Вене, где угодно, пусть даже солгал бы, чтобы ее подбодрить, но он сосредоточенно смотрел в окно, словно ее не было рядом. Он нервничал: покачивал ногой, неуверенно улыбался, вытирал платком вспотевшие руки.

Они остановились около полицейского поста у ворот Алькала. Один из солдат, заглянувших в карету, сразу узнал судью.

– Прошу прощения, сеньор Гамонеда. Можете ехать.

Хосефа ощутила беспокойство, хоть и доверяла своему другу.

– Зачем мы покидаем Мадрид?

– Мы не уезжаем из Мадрида. До места, куда мы едем, всего несколько минут.

Экипаж поехал вдоль городской стены по немощеной глинистой дороге и остановился у незнакомого, с виду заброшенного дома. Выходя из кареты, Хосефа заметила вдалеке очертания городской арены для боя быков. Она много раз посещала корриду, но никогда не обращала внимания на этот особняк, больше напоминавший склеп. Крепко держа ее за локоть, Гамонеда повел ее внутрь.

– Где мы? Куда ты меня тащишь?

– Хватит вопросов, Хосефа. Неужели ты не можешь просто довериться мне?

– Это лазарет? Ты хочешь меня здесь запереть?

– Я привез тебя сюда, чтобы вылечить, а не для того, чтобы отправить на тот свет.

Хосефу била дрожь. Она и сама не знала, страх это или усилившаяся лихорадка. Хулио дважды громко стукнул в дверь, привратник открыл окошко.

– Кто здесь?

Не произнося ни слова, судья показал ему какой-то предмет. Привратник открыл дверь и отступил в сторону. Хосефа не успела заметить, что именно показал ему Гамонеда. Может быть, перстень? Но пока они ехали, она не видела у него на пальцах никаких колец – наверное, надел, когда выходил из экипажа.

Вслед за Хулио Хосефа вошла в прихожую. На вбитых в стену крюках висело несколько черных балахонов с большими капюшонами.

– Не задавай вопросов, – снова предупредил ее Гамонеда. Потом тихо обратился к слуге: – Не могли бы вы доложить о нашем приходе священнослужителю?

Привратник церемонно склонил голову и исчез в глубине особняка.

– Зачем ты меня сюда привез? Что за священнослужитель? Разве ты не знаешь, что я не хожу в церковь?

– Церковь здесь ни при чем, Хосефа. Этот человек… Он даст то, что тебе нужно. Мы оба сильно рискуем, делая это без ведома наставников. И чем быстрее уйдем отсюда, тем будет лучше.

Хулио, всегда такой внимательный и заботливый, сейчас казался испуганным и вел себя так, будто его нервы в любое мгновение могли не выдержать. Что-то поблескивало у него на руке. Теперь Хосефа смогла разглядеть этот предмет. Золотой перстень. Ее сердце оборвалось, когда она увидела скрещенные молоты – перстень Зверя, метка убийцы.

Почему Хулио носит на руке символ смерти?

Она вспомнила подозрения Лусии: кто-то из клиентов борделя указал на Хуану, поэтому ее и похитили. «Кто это мог быть, Хосефа? Кто?» В полутьме глаза Хулио Гамонеды зловеще поблескивали. Хосефа почувствовала подступающую дурноту. Кажется, она вот-вот лишится сознания.

– Что с тобой?

– Мне нужно на свежий воздух, немедленно.

– На это нет времени, дорогая!

– Не трогай меня! Я должна выйти.

Хосефа, пошатываясь, покинула мрачный особняк и углубилась в окружавший его сад. Она не хотела, чтобы кто-то видел, как ее тошнит, и поспешила укрыться за деревьями. Рухнув на колени, она почувствовала, как ее выворачивает наизнанку. Где взять силы, чтобы подняться? Ей казалось, что она умрет в этом темном, убогом саду. Неужели она собиралась разделить будущее с убийцей? Как ей только в голову пришло, что судьба может подарить ей счастье? Хосефа хотела только одного: бежать отсюда, уйти пешком, остановить первый попавшийся экипаж, как можно скорее вернуться к себе…

К особняку подъехало ландо, из него вышла дама в длинной накидке, ее лицо было закрыто мантильей. Налетел порыв ветра, мантилья взлетела, и за те несколько секунд, пока дама ловила ее, Хосефа успела узнать Ану Кастелар. Она видела, как герцогиня постучала в дверь и показала привратнику перстень. С такого расстояния Хосефа не могла разглядеть его, но была уверена, что на перстне те же два скрещенных молота.

Теперь ей нужно спасаться уже от двух зверей. Она должна вернуться к себе и как можно скорее предупредить Лусию, чтобы та даже не приближалась к герцогине Альтольяно.

В подземелье стояла тишина, лишь изредка прерываемая стонами пленниц. Кларе почти удалось уснуть. Ей было уже не так холодно, но вдруг она почувствовала между ног что-то теплое и мокрое. Она опустила руку к промежности и поднесла пальцы к глазам, но в темноте ничего невозможно было разглядеть. Тогда она облизнула палец и ощутила металлический привкус. Кровь.

Клара пыталась придумать, как это скрыть. У нее был только кусок ткани, который ей дала Мириам. Она скатала его валиком и засунула между ног. Сна не осталось ни в одном глазу.

Она привалилась спиной к стене. Вот и пришел ее черед. Ей даже не придется заходить в воду. К тому времени, когда Повар вытащит ее из клетки, кровь уже намочит лоскут и потечет по ногам.

61

____

Лусия вздрогнула: кто-то колотил в дверь. Она не успела спросить, кто там, как раздался громоподобный голос Басилии, квартирной хозяйки.

– Убирайся! Я сдала комнату семинаристу, он дожидается внизу, – объявила она вместо приветствия.

Лусия сразу поняла, что упросить хозяйку, чтобы та разрешила остаться еще на несколько дней, не выйдет, но все же попыталась.

– Диего заплатил за две недели вперед!.. – взмолилась она.

– С какой стати я должна оставлять квартиру за мертвецом?

– Я не мертвец. Доносо, друг Диего, сказал, что я могу здесь остаться.

– Кривой полицейский тут не хозяин, дорогуша. Порядки в этом доме устанавливаю я. И порядки мои таковы: умерший жилец не оставляет наследства. Я и так по доброте душевной разрешила тебе провести несколько ночей.

Басилия схватила Лусию за руку и потащила вниз по лестнице. Лусия извивалась, как дикий зверек, и лягнула хозяйку в голень, та завопила. Неразумный поступок, но Лусия не смогла сдержаться. Басилия, едва не рыдая, принялась жалобно звать на помощь, соседи начали выглядывать из квартир. Не хватало еще, чтобы сюда нагрянули гвардейцы – ведь на Лусии уже висело убийство Марсиаля Гарригеса. Девочка бросилась бежать. Но, оказавшись на улице, в растерянности остановилась: куда идти? Кому довериться?..

Вдруг кто-то ее окликнул. Соблазн немедленно убежать был велик, но возглас повторился и голос ей показался знакомым. Обернувшись, она увидела бегущую к ней Ракель – краснолицую толстуху с огромным бюстом из заведения Львицы.

– Слава богу, я нашла тебя! Еле-еле узнала адрес этого журналиста!.. Наши говорили, что ты осталась в его квартире, но никто не знал адреса, но я отыскала кривого полицейского… Хотя это уже не важно. Хосефа! Она умирает и без конца твердит твое имя! Похоже, что-то хочет тебе сказать.

Лусия поспешила в публичный дом – там царила странная суета. Подходя, она увидела, как одна из девушек выбегает на улицу с вещами. В доме была заметна пропажа многих предметов, как будто бордель ограбили. Лусия направилась на кухню. Увидев там плачущую Дельфину, она повернулась, чтобы уйти, но услышала за спиной голос:

– Хосефа хотела с тобой поговорить. Без конца повторяла твое имя…

– Что с ней?

– Сегодня утром она уехала куда-то с доном Хулио Гамонедой. Вернулась очень испуганная и еле живая. Холера…

– Я могу с ней поговорить?

Дельфина едва заметно покачала головой. Львица умерла десять минут назад. Лусия бросилась в зеленую гостиную. Хосефа лежала на оттоманке. К покойнице никто не подходил, но многие ящики в комнате были выдвинуты. Наверное, покидая бордель, проститутки искали здесь деньги. Повсюду были разбросаны шкатулки, флаконы духов, перевязанные лентой пачки писем с подписью «Х. Г.».

Лусия вышла из дома и некоторое время брела куда глаза глядят, но затем решительно свернула на улицу Орталеза. Она никогда не была в том доме, но дорогу знала: на похоронах Диего Ана предложила ей приходить в любое время. Теперь, когда друзей у нее не осталось, этот дом казался ей единственным прибежищем.

Дверь открыла служанка, неразговорчивая девушка в аккуратном платье.

– Меня зовут Лусия. Я…

Служанка не дала ей договорить:

– Я знаю, проходите.

Впервые в жизни кто-то обратился к Лусии на «вы». Огромный холл поразил ее роскошью. Стеклянная дверь в глубине вела в сад, откуда доносилось многоголосое пение птиц, сидевших в клетках. По обе стороны от входа находилась двускатная лестница с мраморной балюстрадой. По ней спускалась царственная, элегантная и, как всегда, неотразимая Ана Кастелар.