Текст книги "Зверь"

Автор книги: Кармен Мола

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)

7

____

Когда-то давно фантасмагорией называли искусство вступать в контакт с мертвецами. Постепенно этим словом стали называть страшные зрелища с использованием волшебного фонаря. На театральный задник проецировались жуткие изображения скелетов, демонов и привидений. Но настоящий расцвет жанра фантасмагории наступил, когда подобные представления стали достаточно интригующими и романтичными, чтобы прийтись по вкусу дамам. Фантасмагорические представления стали популярны в Мадриде в эпоху французского господства; чтобы посмотреть на призрачные картины, зрители собирались в театрах на улицах Виктория и Фуэнкарраль. Однако представления давали в темноте, это вызвало недовольство Церкви, и они прекратились. После того как Трибунал инквизиции был упразднен, мадридцы почувствовали себя свободнее и фантасмагории успешно возобновились на улице Кабальеро-де-Грасиа. Возможно, теперь им опять грозило закрытие (и не только им), но уже по причине холеры.

Мадридский театр фантасмагорий обзавелся собакой, снискавшей у зрителей чрезвычайную популярность. Она умела отвечать на простые вопросы, кивая, если ответ был положительный, и колотя хвостом по сцене, если отрицательный. Америку открыл Колумб? Земля круглая? Но гвоздем программы была та часть, когда на сцену выходили добровольцы, готовые выслушать предсказания собаки об их судьбе: «Вступлю ли я в этом году в брак? Преуспею ли в делах?» С момента открытия театра Доносо Гуаль стал его рьяным поклонником и редкий вечер проводил вне его стен. На сей раз Доносо появился здесь в компании Диего Руиса, который использовал такие встречи, чтобы получить от бывшего полицейского информацию.

– Золотой значок в глотке мертвеца?

– Два скрещенных молота.

– Это какая-то абракадабра, Диего. У тебя в голове больше фантасмагорий, чем в этом театре.

– Ты ничего об этом не слышал от других полицейских?

– Моя задача – охранять ворота Мадрида. Где же я могу что-то услышать?

– Ну, может, кто-то из бывших коллег что-нибудь сболтнет. Держи меня в курсе.

– Если бы кто-то нашел на трупе золотую эмблему, то непременно присвоил бы ее и продал, уж не сомневайся. Я именно так и поступил бы.

Загадка не давала Диего покоя. Четыре девочки, найденные убитыми и растерзанными, пропали задолго до того, как их трупы оказались на улице, причем всякий раз останки были недавними. Это, а еще ссадины, которые доктор Альбан и сам Диего видели на запястье Берты, означали, что кто-то неделями держал девочек в плену, прежде чем убить. Но зачем?

– Не знаю, Диего, ведь это животное, медведь… Ты знаешь, почему медведи делают то или другое? Я, например, не знаю.

– Да забудь ты эти басни. Их убивает такой же человек, как мы с тобой.

– Значит, не нужно быть гением, чтобы догадаться, что он с ними делает все это время… Ты разве сам не понимаешь, почему версия с медведем лучше? Каким же выродком надо быть, чтобы так растерзать ребенка!

– Зверем.

Девочки, которых держат в плену неделями. Девочки, до которых нет дела никому, кроме этого изверга. Он пользуется ими, пока не надоест, а потом разрывает на куски, разбрасывает, как фрагменты мозаики, словно хочет стереть то, чему они стали свидетелями. Как бы ужасно это ни звучало, других версий у Диего не было.

От раздумий его отвлек женский смех. Женщина стояла перед ученой собакой не одна, а с кавалером – расфранченным господином в сюртуке, лаковых ботинках и белом шейном платке. Диего и раньше встречал здесь этого, как говорят в Лондоне, денди, кудрявого и светловолосого. Звали его, кажется, Амбросэ. Денди спросил собаку, изменяла ли его спутница супругу, и собака бешено затрясла головой в знак подтверждения. Диего не слышал ни раскатистого хохота Амбросэ, ни аплодисментов зрителей. Театр как будто опустел, и в установившейся тишине его уши способны были различать только голос дамы, ее кристально-чистый смех.

– Кто эта сеньора?

– Ана Кастелар, жена министра, герцога Альтольяно.

Диего был очарован дамой, и это не укрылось от его друга.

– Не вздумай впутаться в историю. Ты меня слышишь? – требовательно произнес Доносо.

– По мнению собаки, голова министра уже не раз была увенчана рогами. Что ему до того, если случится еще раз?

Ане Кастелар еще не было тридцати, но она уже приближалась к этому возрасту. Кареглазая брюнетка с яркими губами и белоснежными зубами, высокая, стройная, элегантно одетая, Ана выглядела удивительно гармонично.

– У нее уже есть кавалер. Если она и собирается изменить мужу, то точно не с тобой.

– Возражаю! Бьюсь об заклад, что ее лощеного кавалера скорее заинтересуешь ты.

Взяв Ану Кастелар под руку и нашептывая ей что-то на ухо, Амбросэ увел ее со сцены. Их место заняли другие желающие задать собаке вопросы. В толпе праздных зевак взгляды Аны и Диего встретились, женщина мгновенно отвела глаза, но позже Диего заметил, как она несколько раз посматривала на него украдкой, и по ее лицу было видно, что нашептывания кавалера ей уже не интересны. Романтическая, безрассудная птица, обитавшая в душе Диего, бодро расправила крылья. Как только Амбросэ наконец оставил даму в покое, Диего решительно подошел к ней:

– Ана Кастелар?

– С кем имею честь говорить?

– Диего Руис, репортер из «Эко дель комерсио». Мне хотелось бы взять у вас интервью о жизни королевского двора.

– О королевском дворе вам следует расспросить моего мужа.

– Но меня не интересует ваш муж. Меня интересуете вы.

Ана одарила его презрительным взглядом, притворившись, что оскорблена его наглостью. Но Диего было не обмануть такими уловками; он знал: она вот-вот угодит в расставленные им сети.

– Сожалею, но сейчас я вынужден откланяться. Меня ждут в другом месте, – произнес он.

– В таком случае…

Репортер простился с ней подчеркнуто вежливым, глубоким поклоном истинного кабальеро. К другу он вернулся сияющий и довольный, словно попытка познакомиться увенчалась успехом. Он незаметно оглянулся и заметил, что к Ане вновь подошел Амбросэ, схватил ее под руку и увлек к выходу, пичкая по дороге бог весть какими сплетнями. Принужденная улыбка Аны позволяла предположить, что она все еще думает о коротком разговоре с репортером.

– Ты наживешь себе неприятностей, Диего, – предупредил Доносо.

– Успокойся, приятель. Ничего такого я не сделал!

– Я слышал это уже тысячу раз, и это всегда оказывалось не так.

Доносо уже давно – с тех пор как его бросила жена и он убил на дуэли ее любовника – утратил интерес ко всякой романтике. Он с удовольствием мог составить приятелю компанию: они ходили в театр, в кафешантан, в таверну, а время от времени, когда природа требовала свое, звал Диего с собой в один известный дом на улице Баркильо. Поговаривали, что там можно найти самых красивых женщин Мадрида – кубинских креолок. Когда у Доносо водились деньги, он даже посещал дом Хосефы Львицы на улице Клавель. Но ни о каких интрижках не желал и слышать. Диего же по таким заведениям был не ходок: его настолько увлекало искусство ухаживания – пусть иной раз это и приводило к неприятностям, – что он наотрез отказывался покупать услуги продажных женщин.

Выйдя из театра на Кабальеро-де-Грасиа, приятели направились в сторону Пуэрта-дель-Соль. Шли молча; Диего – рассеянно и с удивлением отмечая, что впервые с тех пор, как ему пришлось побывать в Серрильо-дель-Растро, он думает не о Звере, а об улыбке женщины. Он размышлял о ходивших по городу слухах и пересудах, будто Ана Кастелар неверна мужу. И ему вдруг захотелось, чтобы они были и правдой, и ложью. Правдой – потому что тогда они давали ему шанс. Ложью – потому что ему не хотелось думать о ней как об особе легкомысленной.

Доносо предположил, что друг уже мечтает о новом романе. Диего не стал его переубеждать, но повел Доносо в пивнушку на улице Ангоста-де-Махадеритос: он хотел выпить и выбросить из головы мысли об Ане Кастелар.

– Мне нужно попасть в лазарет Вальверде, – неожиданно произнес Диего.

– Зачем? Решил заразиться холерой?

– Там лежит Хенаро, отец Берты.

– Забудь ты эту девочку, дружище…

– Ты же полицейский, Доносо. Неужели тебе совсем не интересно потянуть за ниточку, попытаться раскрыть это дело?

– Я был полицейским, пока не окривел. Теперь я могу только помогать в охране городских ворот. Протянул день без приключений – и то слава богу.

– И тебя не волнует, что чертов Зверь продолжает убивать детей?

– Меня волнует, достаточно ли у меня денег на то, чтобы угостить тебя выпивкой. На это и на хлеб насущный.

Диего посмотрел на него с иронией, но в душе он сочувствовал другу. Интересно, страдал бы он сам так же, лишившись глаза? Как знать… Но всегда стоит попытаться примерить на себя чужую шкуру.

– Хорошо, не помогай мне, я ведь и не прошу со мной ехать. Только раздобудь мне какой-нибудь пропуск.

Здоровым глазом Доносо оглядел упрямого приятеля. Потом допил свою рюмку и попросил хозяина налить еще по одной.

– Только что умер судебный врач, об этом говорили у ворот Святого Винсента. Я могу достать тебе его удостоверение. Но если тебя поймают, то будут большие неприятности.

– Спасибо, дружище.

8

____

На берегу Мансанарес Лусия увидела сотни простыней, рубашек и прочего белья, развешанного для просушки. Прачечная Палетин, в которой работала ее мать, была далеко не самой большой в городе – всего пятьдесят семь рабочих мест, но каждый день почти четыре тысячи женщин зарабатывали на жизнь стиркой белья на реке – тяжелейшим низкооплачиваемым трудом, который уродовал им руки и лишал здоровья. Каждое утро разносчики обходили весь Мадрид, собирая грязную одежду, чтобы женщины перестирали ее и вернули до захода солнца. Кроме воскресений, у прачек не было выходных; не было и перерывов на отдых (не работаешь – не получаешь жалованья). Зимой вода в реке становилась ледяной, это приводило к обморожениям, бронхитам и ревматизму. Весь день женщины стояли на коленях, каждая в своей деревянной кабинке, и терли белье о доску, пока оно не становилось чистым. Те, кто работал на себя, должны были сами варить мыло из кипящей в глиняных тазах печной золы. «Палетин» обеспечивала мылом только своих работниц. Им прачечная предоставляла и услуги своих разносчиков. Эти условия можно было бы считать выгодными, если бы в «Палетин» не принимали любое белье, в том числе от больных холерой. Многие прачки заражались. Именно это произошло с Кандидой.

– Твоя мать не приходила целую неделю.

– Она умерла. Я хочу поступить на ее место.

– Мы уже взяли другую. Убирайся, у нас полно работы.

Ни утешительного слова, ни сочувственного взгляда. Лусию охватила злоба, ей хотелось расцарапать лицо этому заплывшему жиром животному, но, чтобы выжить в Мадриде, чувства следовало держать в узде. Кроме того, в душе она была даже рада, потому что не хотела, как мать, каждый день спускаться к реке. Много ли дала Кандиде пресловутая порядочность, о которой она твердила дочерям? Лусия не могла позволить себе сгинуть, как и она: у нее на руках теперь была Клара. Прежде чем уйти, Лусия воспользовалась случаем и вымылась в общественной купальне – в одной из вырытых в песке неглубоких ям. Берега Мансанарес были песчаными, и во многих местах река разделялась на узкие протоки, окружавшие небольшие островки, обрамленные кустами ежевики и тростником.

На обратном пути Лусия прошла мимо навеса из почерневшей рогожи, мимо сушилен из скрещенных реек. По воскресеньям здесь устанавливали жаровни для приготовления рагу из требухи и улиток, передвижные печи для сдобной выпечки и временные закусочные. Разносчики белья, в основном астурийцы, встречались тут с местными прачками, среди которых было больше галисиек. Лусия и Клара не знали своего отца, но он был из Галисии – самым красивым, как говорила Кандида, когда бывала в хорошем расположении духа, и таким же рыжим, как Лусия. Много лет назад его убил копытом бык, поэтому девочки его не помнили. Отсутствие отца было одной из душевных ран Лусии, но задумываться об этом ей не хотелось. Следовало быть толстокожей и держать тоску под замком.

Лусия снова пробралась в город, на этот раз через сточные трубы, которыми пользовались контрабандисты, чтобы не платить торговых пошлин, и вылезла оттуда даже не такой замарашкой, как в прошлый раз из тесного туннеля. На площади Ленья она разыскала Элоя.

– Мне нужны деньги, я хочу научиться воровать, – выпалила Лусия вместо приветствия.

По ее тону было ясно, что наказы матери еще не совсем забыты и она знала, как огорчила бы Кандиду, став воровкой. «А на что мы будем жить, матушка?» – мысленно попыталась оправдаться Лусия.

– Идем со мной. Следи внимательно, но близко не подходи.

Они направились на площадь Пуэрта-дель-Соль, и Лусия отошла в сторону, чтобы понаблюдать за Элоем, не вызывая подозрений. Ему удалось выудить бумажник из чужого кармана, да так, что обворованный прохожий ничего не заметил: для этого нужно было лишь подобраться поближе, когда его отвлекли собеседники. На площади крутилось множество таких же карманников, как Элой. Они промышляли среди выходившей из театров публики, на паперти монастыря Сан-Фелипе-эль-Реаль и в самом начале Калле-Майор. Там собирались состоятельные господа, чтобы обсудить последние новости, – желанная добыча для воров.

Продемонстрировав свою ловкость, Элой жестом велел Лусии следовать за ним и вывел ее на улицу Пресиадос. Там он раскрыл бумажник и показал ей:

– Не повезло, тут негусто. Теперь твоя очередь.

– Я не умею, меня поймают.

Элой уже готов был отпустить какую-нибудь шутку, подначить девочку, чтобы попробовала: надо же с чего-то начинать, но затем задумчиво посмотрел на нее и переменил тактику:

– Не знаю, примут ли тебя. Сориано женщин не любит, говорит, от них одни проблемы. К тому же они могут зарабатывать себе на жизнь по-другому.

Элой повел ее на улицу Тудескос. Совсем рядом, на Леонес, находилась таверна под названием «Троглодит», излюбленное место проституток и разного сброда, известное тем, что сюда захаживал сам Луис Канделас, разбойник, знаменитый в Мадриде, да и во всей Испании. Так же как в заведении Калеки, Элой прошел таверну насквозь, до самой подсобки. Там сидел тощий, неприятного вида тип с бельмом на глазу. Возле него двое мальчишек учились облегчать чужие карманы, тренируясь на элегантно одетом манекене.

– Чего тебе, Элой? Это кто такая?

– Моя подруга, ее зовут Лусия.

– Дверь напротив, и чтобы я вас больше не видел.

Лусия немного отступила.

– Сеньор, я хочу научиться воровать, мне нужны деньги. Я буду платить вам из того, что украду: половина вам, половина мне.

– Сеньор? Нет тут никаких сеньоров. Вон отсюда!

– Прошу вас!

– Если тебе нужны деньги, иди на улицу и ищи работу. Или в публичный дом: такие рыжие, как ты, всегда в цене. Убирайся!

Расстроенные, Лусия и Элой бродили по центру города, непривычно безлюдному. Большую часть публики заперла в домах болезнь, а многие из тех, кто был здоров и мог выходить, не делали этого из страха заразиться. Не лучшие времена для уличных женщин.

Элой показал Лусии все места в Мадриде, которые нужно знать: где чаще всего встретишь полицейского и куда вообще не следует ходить; в каких церквах можно просить подаяние, а в каких (самых лучших) есть свои, постоянные попрошайки; где разжиться тарелкой жиденького бульона или горбушкой хлеба, когда уж очень донимает голод.

– Отведи меня на улицу Клавель. Хочу поговорить с сеньорой по прозвищу Львица.

– С Хосефой Львицей?

– Ты ее знаешь?

– Ее все знают, колибри.

Хитро подмигнув, Элой дал Лусии понять, что догадался о ее намерениях и если она решила продавать себя, то он ей не судья. Свернув на улицу Леганитос, они вдруг услышали голос, раскатистый, как гром:

– Это она!

Лусия обернулась, и ее сковал страх: перед ней стоял двухметровый великан с обгоревшим лицом. Они с Элоем помчались в сторону площади Санто-Доминго, и там разбежались в разные стороны. Мальчишка одним прыжком вскочил на заднюю подножку кареты как раз в тот момент, когда она поворачивала на улицу Анча-де-Сан-Бернардо. Лусия спряталась в стоявшей возле рынка повозке с апельсинами. Она не знала, заметил ли это великан, и понимала, что ее укрытие недостаточно надежно. Ей казалось, что она слышит шаги гиганта, от которых дрожала земля, но это лишь колотилось ее сердце. Повозка пришла в движение, и Лусия затряслась в такт перестуку колес по булыжной мостовой. Она представляла себе, что ее никто не найдет, повозка доедет до самой Валенсии, а там груз апельсинов поднимут на корабль, и он увезет ее далеко-далеко, к новой жизни в загадочной стране. Но мечты разбились вдребезги, как только она осознала, что в них нет места Кларе.

Два дня назад они похоронили маму, и с тех пор сестра только и делала, что плакала. Как испуганный зверек, она затаилась в глубине пещеры. Там Лусия оставляла ее по утрам, там же находила вечером, когда возвращалась после скитаний по городу. Необходимо было вытащить Клару из пропасти, в которую та угодила. Лусия хотела дать сестре жизнь более достойную, чем их теперешнее существование.

Телега остановилась, и Лусия выпрыгнула – дальше предстояло идти пешком. Она спустилась по улице Бола и свернула направо в узкий переулок. Ей казалось, это хороший способ остаться незамеченной, но она ошиблась: переулок заканчивался тупиком, глухим забором, на котором сохли белые рубашки и синие штаны. Она повернула обратно, чтобы выйти на улицу, и тут дорогу ей преградил великан. Бежать было некуда. Лусия отступила, ища глазами хоть какое-нибудь оконце, в которое можно было бы юркнуть, дверцу угольного склада, спасительную трубу…

– Где вещи, которые ты украла? Перстень…

Голос звучал мрачно и будто доносился из глубокой бочки, ему словно вторило эхо.

– У меня нет перстня, – дрожащим голосом ответила Лусия.

Великан вытащил из-за голенища огромный нож с сияющим лезвием.

– Отвечай, или убью!

Лусия знала, что это не пустая угроза. Великан глазом не моргнув зарежет ее в этом переулке.

– При мне ничего нет, все осталось дома.

– Где ты живешь?

Вот этого она точно не могла ему сказать. Не могла привести великана в пещеру, где пряталась Клара.

– На Пеньюэлас. В четвертом доме.

Решение пришло ей в голову мгновенно: дать правильный, но не существующий адрес. Пеньюэласа больше нет, бараки сожжены, улица, которая прежде была главной артерией квартала, превратилась в огромный шрам, уродующий землю.

– Врешь.

Великан надвигался на Лусию, и девочка поняла, что ей пришел конец. Последняя ее мысль была о Кларе: без нее сестра пропадет. Сверкнуло лезвие ножа, она зажмурилась и подняла подбородок, чтобы облегчить убийце задачу. Но вдруг раздался придушенный хрип, и Лусия снова открыла глаза. Шею верзилы плотно обвила пеньковая веревка, и он обеими руками пытался ослабить петлю. Это была одна из бельевых веревок, протянутых через весь переулок. Элой воспользовался ею как удавкой.

– Беги!

Лусия не узнала голос приятеля, отлично осознававшего, в какую передрягу они попали: от страха он сорвался на фальцет. Позади ржавой клетки со сломанными перекладинами и кучей перьев внутри Лусия заметила крепкую палку. Она схватила ее и нанесла удар великану.

– Вот теперь точно драпаем! – крикнул Элой. – Дуй во всю прыть!

Оба так и сделали, не теряя драгоценных секунд, которые понадобились верзиле, чтобы оправиться от удара и понять, что произошло. Элой бегал гораздо быстрее, и Лусия вскоре потеряла его из виду. Она мчалась не оборачиваясь, на пределе возможностей целых двадцать минут, и остановилась, совершенно обессиленная, только когда почувствовала, что ее сейчас вывернет наизнанку. Великана нигде не было видно, но она все равно не чувствовала себя в безопасности. Неужели отныне ей придется жить вот так? Бегать, прятаться от этого человека? Она понимала, что ее участь решена: вернув перстень, она ничего не исправит. По улицам Мадрида все равно будет бродить великан, который не успокоится, пока не убьет ее. Единственное, что оставалось, – забрать сестру и бежать из проклятого города. Но в такую авантюру нельзя пускаться с пустыми карманами. Нужны деньги. Если она сумеет заработать достаточно, то обеспечит будущее и себе и Кларе. Будущее, в котором обе смогут спокойно спать по ночам.

На ступеньках дома на улице Клавель сидела веснушчатая кудрявая девочка с тряпичной куклой в руках. Назвав свое имя, Лусия узнала, что девочку зовут Хуана.

– Это дом Львицы?

– Она в такое время спит, – объявила девочка, усаживая куклу рядом с собой и изображая подготовку к чаепитию.

– Уже полдень.

– Львица, мама и другие женщины работают по ночам. Ты будешь работать с ними?

– Не знаю.

– Они говорят, что мне нельзя работать, пока не исполнится четырнадцать лет. А в четырнадцать я тоже проведу ночь с ними и с клиентами…

– Сколько тебе сейчас?

– Одиннадцать.

– Моей сестре Кларе тоже. А когда они просыпаются?

– Придется подождать еще пару часов. Если разбудить раньше, они злятся… Хочешь поиграть? Ее зовут Селеста. – Двигая ручками тряпичной куклы, Хуана продолжила тоненьким голоском: – Ты очень красивая, Лусия, мне нравятся твои рыжие волосы. Можно их потрогать?

– Конечно, Селеста.

Хуана поднесла куклу к волосам Лусии. Тряпичная рука пробежала по ним до самых плеч и забралась в вырез платья. Хуана продолжала поддельным голосом Селесты:

– Чтобы мужчины тебя захотели, дорогуша, выставляй напоказ побольше. Монашек все уже навидались.

Кукла нырнула головой между грудями Лусии, и Хуана захохотала. Лусия попыталась скрыть смущение: если она собирается работать в борделе, нужно учиться решительности.