Текст книги "Зверь"

Автор книги: Кармен Мола

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 29 страниц)

КАРМЕН МОЛА
ЗВЕРЬ

Мадрид, 1834 год

Действие исторического триллера «Зверь», удостоенного престижной испанской премии «Планета», происходит в Мадриде 1834 года – городе, находящемся во власти эпидемии холеры, уносящей ежедневно десятки жизней.

Но смертоносная болезнь – не единственное, что наводит ужас на жителей города. В бедных кварталах все чаще стали находить расчлененные тела пропавших незадолго до того людей. Город полнится слухами о Звере – чудовище, которого никто не видел, но все панически боятся.

Когда исчезает одиннадцатилетняя Клара, ее старшая сестра Лусия, не задумываясь об опасности бросается на поиски. Они приведут ее в закрытый мир тайных обществ, жутких ритуальных обрядов, диких суеверий и закулисных политических интриг. В отчаянной гонке со временем – успеть найти Клару живой – к ней присоединятся отставной полицейский Доносо, журналист Диего и монах, владеющий боевыми искусствами, брат Браулио. Но, как позже выяснится, у каждого из них своя цель…

Моей матери

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

____

Мадрид, 23 июня 1834 года

Под струями дождя, превратившего глинистую почву в трясину, голодный пес возился с детской головой. Ливень немилосердно обрушился на лачуги, бараки и убогие навесы, готовые рухнуть от малейшего порыва ветра. В ненастную погоду квартал Серрильо-дель-Растро, соседствовавший с мадридской скотобойней, всегда оказывался под водой.

Чтобы добраться до этой нищей, богом забытой части города, нужно было спуститься по крутому склону и преодолеть череду промоин; потоки воды низвергались в огромный овраг. Вода яростно хлестала по жестяным, соломенным и крытым ветками крышам, проникала в дома, собиралась лужами на площади, водопадами стекала вниз по склонам. Неудивительно, что в такую погоду никто не заметил собаку, которая, намертво вцепившись клыками в детскую голову, с ворчанием трепала ее.

Сквозь шум дождя внезапно прорвался истеричный вой: в ложбине возле перемазанного грязью трупа на коленях стояла старуха.

– Зверь придет за нами! Всех поубивает…

Доно́со никак не мог ее унять. «Зверь уже здесь!» – шамкала старуха как заведенная. Доносо осторожно съехал по склону и теперь осматривал останки, больше похожие на плохо разделанную тушу животного. Рука была вырвана из плеча, но еще держалась на тонкой жиле. Правая нога вроде бы уцелела, но на месте левой – ничего, лишь в проеме плоти белела тазовая кость. Все отсутствующие части тела были не отрезаны, а зверски вырваны. У шеи, несмотря на неровные края кожи, угадывались перегрызенные позвонки. Лишь по едва наметившейся груди можно было догадаться, что это труп девочки не старше тринадцати лет. Дождь почти смыл с него кровь, и казалось, что в грязи валяется сломанная кукла.

– Зверь среди нас!

Старуха все бубнила, ее голос звучал монотонно, будто жужжание прялки. Доносо оттолкнул ее от трупа:

– Шли бы вы домой, а не пугали людей!

Голова у него болела; ливень гремел по жестяным крышам, и он чувствовал, что сырость пробирает до костей. Убраться бы отсюда куда-нибудь подальше! В Серрильо-дель-Растро никто и лишней минуты не задерживался без крайней надобности, кроме последних нищих и оборванцев, которым больше некуда было деваться. Именно они построили эти трущобы своими руками с гордостью и отчаянием вечных бездомных.

И надо же было в праздник святого Иоанна случиться такой погоде! В другой год местные жители, приехавшие сюда из разных областей Испании и верные обычаям родных мест, разожгли бы ночью костры, плясали вокруг них да прыгали через огонь до рассвета. В Мадриде такого обычая не было: здесь несколько дней назад праздновали день святого Антония Флоридского¹ с ночными гуляньями и гаданием на булавках. Но сегодняшний дождь помешал бы любому празднеству – дождь и санитарные меры, запрещавшие скопление людей. В этом треклятом 1834 году все с самого начала пошло не так: холера, карлистская война², страшный ливень в ночь святого Иоанна, и в довершение ко всему этот неведомо откуда взявшийся Зверь.

Когда-то Доносо Гуаль служил в городской полиции, но на дуэли лишился глаза (дела сердечные), и был отправлен в отставку. Однако теперь, во время эпидемии, его снова призвали на службу – охранять городские ворота и оказывать посильную помощь властям. Доносо щеголял в старой форме: короткой красной куртке со стоячим воротником и синих штанах с красными лампасами. Эполеты из белого хлопка под дождем размокли и стали похожи на мокрых зверьков. Еще ему был положен карабин, пара седельных пистолетов и кривая сабля, но все оружие пришлось сдать, когда уходил в отставку, и ему до сих пор ничего не вернули. Если на него нападут, защищаться будет нечем. Поэтому он предпочел держаться от местной публики на расстоянии, лишь своим видом демонстрируя, что главный здесь именно он.

– Это же еще совсем ребенок! Куда вы только смотрите? Поймайте уже этого Зверя! Убейте его, пока он всех нас не уничтожил!

Старуха не прекращала голосить, и вскоре на ее вопли сбежались перепачканные глиной оборванцы. Они в этот день, из-за грозы превратившийся в ночь, напоминали растревоженную стаю ворон.

Доносо прикинул, когда наконец приедут за трупом. Он не был уверен, что сюда, в глухомань, доберется хоть какая-нибудь повозка, особенно сейчас, когда разверзлись хляби небесные. А вот кому приехать сюда не составило труда, так это Диего Руису. В газете ему платят за новости, и разве же он упустит такой лакомый кусок? В дорогу он отправился сразу, как только получил записку от Доносо, своего приятеля и собутыльника. Сейчас он пробирался сквозь кашу из грязи и нечистот, источником которых были окрестные халупы. Ему уже приходилось бывать здесь: несколько месяцев назад он написал о Серрильо-дель-Растро статью, в которой обвинял городские власти в равнодушии к нуждам бедняков, – редкий случай, когда редактор газеты позволил затронуть социальную тему. Впрочем, кварталу, похоже, оставалось недолго. Уже решено было сровнять его с землей, а жителей отправить как можно дальше за пределы вала Филиппа IV – стены, окружавшей Мадрид. В эпидемии холеры, добравшейся сюда из других областей Испании и Европы, власти винили бедняков. Именно их нечистоплотность убивает город, говорили в мадридских салонах.

Сквозь пелену дождя Диего уже мог разглядеть стоявшего поодаль Доносо. Он прибавил шагу, и напрасно: почти сразу поскользнулся и шлепнулся в грязь. Двое мальчишек лет семи-восьми покатились со смеху, широко разевая щербатые рты. Сохранить зубы тут удавалось далеко не всем.

– На задницу! Прямо на задницу! – хохотал один из мальчишек.

– А ну, брысь отсюда!

Размахивая руками, Доносо разгонял детей, пока Диего безуспешно пытался отряхнуть брюки, жилетку и фалды сюртука. Избавиться от грязи оказалось не так-то просто.

– Еще один труп? – спросил он.

– Уже четвертый. По крайней мере, так говорят.

Других Диего не видел: их похоронили, прежде чем кто-то из репортеров успел на них посмотреть. Тем не менее он написал о Звере, разрывавшем жертв на куски. Номер с его статьей разошелся хорошо, и по дороге в Серрильо Диего думал о том, что у него появился неплохой шанс выделиться на фоне других репортеров. Он собирался сообщить читателям о бесчинствах Зверя прямо с места преступления, но сейчас, увидев перед собой перемазанные глиной останки, понял, что не сможет подобрать нужных слов, чтобы описать этот кошмар. Тут даже его таланта не хватит.

– Сюда! Сюда! – донесся из оврага отчаянный женский крик.

– Голова! Собака ее сейчас сожрет!

Диего бросился на зов. Голова девочки лежала между лапами тощего, насквозь промокшего пса. Оголодавшая собака вцепилась в щеку, пытаясь выгрызть немного мяса. Кто-то из мальчишек швырнул в животное камнем и попал ему в бок. Пес жалобно взвизгнул и бросился наутек.

– Это Берта, дочка Хенаро.

Какой-то сухонький старичок наконец назвал ее имя: Берта. При виде головы с распахнутыми глазами, следами собачьих клыков на щеке и копной черных кудрявых волос, измазанных в грязи, у Диего сжалось сердце. На секунду ему вспомнилось изображение Непорочной Девы, ее отрешенный взгляд, устремленный в небо – в это черное небо, ни на миг не прекращавшее извергать воду. Можно ли представить, какие страдания испытала Берта? Люди галдели, наперебой вспоминая все, что знали: девочке было двенадцать лет, последние три-четыре года она жила со своим отцом Хенаро в одном из здешних бараков. Уже больше месяца о ней ничего не слышали. Однако ее останки уцелели, значит, погибла она совсем недавно. Если бы она умерла хотя бы днем раньше, животные, вроде этого голодного пса, успели бы обглодать труп до неузнаваемости.

– Зверь. Это сделал Зверь.

Причитания не смолкали. Диего не хотел верить в сказку о Звере – обладатель этого прозвища уже удостоился множества невероятных характеристик и описаний, которые плодили люди, выдававшие себя за свидетелей. Одни уверяли, что видели медведя, другие – ящерицу небывалых размеров, были и такие, кому померещился кабан. Но разве звери убивают ради удовольствия? Насколько Диего знал, все жертвы были растерзаны, но ни одну из них загадочное существо, рыскавшее вокруг Мадрида, не съело. Все эти невнятные мрачные россказни объединяло одно – леденящий душу страх.

Еще один местный житель громким криком привлек внимание собравшихся – он нашел пропавшую ногу. Толпа медленно перетекла к нему… Где-нибудь должна обнаружиться и вторая рука – возможно, вскоре так и случится. Беззубые мальчишки носились туда-сюда, стараясь ее отыскать: для них это было всего лишь игрой.

Колеса запряженной мулом повозки увязли в грязи, и возница громогласно сообщил Доносо, что тому придется самому тащить тело до повозки: подъехать ближе не получится. С новой силой зазвучал заунывный вой – из ближайших лачуг появились три плакальщицы. Какая-то женщина попыталась загнать мальчишек домой, но соблазн увидеть растерзанный труп оказался сильнее любых угроз, и дети даже не думали слушаться. Поиски тем временем шли полным ходом: куда могла запропаститься рука? Первый из мальчишек, кто ее найдет, получит право отвесить всем остальным щелбаны…

Диего видел и слышал происходящее так, словно находился в нелепом, кошмарном сне: зловещие пророчества старух, пугающая бессердечность маленьких детей, равнодушие мужчин, которые стояли возле трупа, но на него не смотрели. А сам он разве лучше? По дороге в Серрильо только и думал о том, сколько реалов сможет получить за эту новость. Даже успел представить заголовок «Зверь нападает снова» на первой полосе «Эко дель комерсио» и удивление всего Мадрида: да кто же такой, в конце концов, этот Дерзкий Кот? Так Диего подписывал свои репортажи. Но сейчас он чувствовал, что превратился в оголодавшую собаку, которая питается мертвечиной.

Монотонный дождь, словно не нужная больше декорация для драматической сцены, наконец стих, небо прояснилось, и страшная картина стала еще отчетливее: разбросанные части тела растерзанного ребенка.

Доносо собрал останки Берты и с помощью возницы сложил их в повозку.

2

____

Лусия была уверена: на улице Каррера-де-Сан-Херонимо можно встретить больше священников, монахов и монахинь, чем на любой другой улице мира. От площади Пуэрта-дель-Соль до бульвара Реколетос почти в ряд стояли монастырь Нуэстра-Сеньора-де-ла-Виктория, церковь Нуэстра-Сеньора-дель-Буэн-Сучесо, женская обитель Нуэстра-Сеньора-де-ла-Асунсьон, часовня Итальянцев и монастырь Святого Духа. Были тут и жилые дома, но почти все они принадлежали церкви, и, по слухам, здесь в основном селились священнослужители. Однако величием храмов не скрыть городскую грязь: канализация работала плохо, по дорогам текли реки помоев. Летняя гроза разогнала местных жителей по домам, прервав привычное мельтешение священников.

Лусия спряталась от дождя под козырьком винной лавки. С крыши лился поток, напоминавший густой конский хвост, и Лусия представила, что затаилась в пещере за кристально чистым водопадом – прекрасное убежище для девочки четырнадцати лет, отважной, живущей в согласии с окружающим миром. Она выжала свою рыжую шевелюру, и у ее ног образовалась лужица. В любой момент к ней в пещеру мог заглянуть какой-нибудь голодный мальчик с просьбой спасти его родителей от холеры, ведь ей были известны все снадобья и волшебные отвары, какие только можно приготовить из соков тропических деревьев и паучьего яда.

Лусия могла долго предаваться фантазиям, бродить по волшебному лабиринту, но действительность всегда рано или поздно разрушает придуманный мир: на этот раз она предстала в виде хозяина винной лавки, уставившегося на девочку похотливым взглядом – ее мокрое платье прилипло к телу, подчеркивая контуры хрупкой фигуры. Лусия не собиралась бежать. Она ответила лавочнику презрительным взглядом черных глаз из-под огненно-рыжих кудрей: «Только посмей. Только попробуй подойти». Во время вылазок в город она успела усвоить: нельзя показывать, что боишься. Жители Мадрида чуяли страх и, как гиены, сразу бросались на жертву.

Виноторговец отвел глаза, и Лусия вздохнула с облегчением: значит, она хорошо научилась скрывать свой страх. Но, как любая девочка ее лет, она внутренне содрогнулась, подумав о том, что мог бы сделать с ней этот тип. Надо уходить, как бы ни хотелось остаться. Она не случайно забралась под козырек этой лавки: отсюда был прекрасно виден второй этаж дома напротив. Балконная дверь во время грозы осталась открытой, вода, очевидно, попала внутрь, но никто вот уже несколько дней не беспокоился о том, что происходит в квартире. Маленькая деталь, похоже, не замеченная другими. Но не Лусией.

Почти неделю назад она встретила на улице жильца этой квартиры, старика, которому уже перевалило за пятьдесят. Обратила внимание на нетвердую походку и бледную до голубизны кожу. Его приветливость и щедрость подсказали девочке, что перед ней священник в мирском платье, один из многих с Каррера-де-Сан-Херонимо. Старика сопровождал молодой мужчина – священник опирался на его руку, хотя и сам этот мужчина выглядел неважно: черты его настолько заострились, что лицо напоминало обтянутый кожей череп, а сам он – ходячий труп. Лусия шла за ними до самого дома, за которым теперь наблюдала, не сомневаясь, что хозяева больны холерой. Распахнутый в грозу балкон говорил о многом: за мокрыми, замызганными, развевавшимися на ветру занавесками наверняка лежали бездыханные тела. Там, в квартире, было множество ценных вещей, которые ни священнику, ни молодому человеку уже не пригодятся. Служители церкви живут богато, и сейчас, когда эти двое мертвы, их сокровища никому не нужны так, как ей: продав их, она сможет купить еду и лекарства для матери. Кандида тоже попала в сети холеры, и болезнь пожирала ее на глазах маленькой беспомощной Клары, сестренки Лусии, которая в свои одиннадцать лет не могла еще понять, что мать угасает и они ничего не могут сделать, чтобы хоть немного отсрочить ее уход.

Заметив, что дверь подъезда приоткрылась, – из дома выходила какая-то старушка, – Лусия перебежала улицу и проскользнула внутрь. Девочка поднималась на второй этаж. Ее сердце стучало так громко, что ей казалось: сейчас на площадку начнут выглядывать соседи, желая узнать, что происходит. Но никто не выглянул. Дверь в квартиру особых хлопот не доставила: всего несколько секунд ушло на то, чтобы открыть замок тонким металлическим пинцетом. В квартале Пеньюэлас, где росла Лусия, одной из любимых забав было открывать на скорость старые заржавевшие замки. Теперь этот навык поможет ей не умереть с голоду.

Войдя в квартиру, она почувствовала укол разочарования: обстановка казалась довольно скромной. Значит, даже в таком роскошном с виду здании не найти того, что ей так нужно. Повсюду громоздились горы книг, на небольшом столике стоял стеклянный ящик с проросшей рассадой. Прежде чем пройти вглубь квартиры, Лусия замерла и прислушалась, не донесется ли откуда-нибудь звук, однако дом, похоже, пустовал. Дождь намочил пол в гостиной, но Лусия не осмелилась закрыть балкон и обошла его так, чтобы ее не заметили с улицы. Нельзя было терять ни минуты: в восемь часов закроются Толедские ворота, через которые она должна вернуться домой.

В квартире не оказалось почти ничего ценного: канделябр, столовые приборы – возможно серебряные – да несколько монет… Лусия сложила все в найденную на кухне матерчатую сумку. Помимо запаха сырости, пропитавшего квартиру за время грозы, здесь чувствовался и другой: въедливый, всепроникающий. Запах смерти.

Она открыла еще одну дверь и увидела на неразобранной постели тело. Это был окоченевший труп полностью одетого юноши. Лусия слышала, что от трупа можно заразиться, но ей было все равно; она обыскала карманы мертвеца и нашла еще пару монет. На юноше не было ни часов, ни брелоков, только дешевый крестик, который она решила оставить мертвецу как пропуск на небо. В комнате тоже не оказалось ничего, что стоило бы забрать, лишь книги, снова книги, но Лусию они не интересовали: букв она почти не знала.

В другой спальне лежал священник. Не на кровати, как тот, первый, а на полу, в неестественной позе и с синюшным лицом, какое бывает у тех, кто умер от холеры. Лусия обыскала его и вновь не нашла ничего ценного. На вешалке висел жакет, вернее коричневый сюртук из шерстяного сукна. Подумав о маме, Лусия накинула его на себя, хоть он и был ей велик. Руки тонули в рукавах, полы сюртука свисали до пола, пока она обыскивала комнату в поисках чего-нибудь действительно стоящего. Наконец ей повезло: в резной деревянной шкатулке лежал золотой перстень-печатка с двумя скрещенными молотками.

И вдруг Лусия услышала, как хлопнула входная дверь и мужской голос позвал:

– Падре Игнасио!

Кто-то вошел в квартиру, и она поняла, что угодила в западню: выбраться незамеченной ей не удастся. Она нырнула под кровать за секунду до того, как внезапный гость ворвался в спальню. Лусия крепко прижала к себе сумку со скудной добычей: с монетами, золотым перстнем, серебряными ложками и еще кое-какими мелочами. Со своего места она видела пугающе неподвижное тело священника. Внезапно труп зашевелился и повернулся к ней, словно решил улечься поудобнее. Смерть нарисовала на его лице улыбку грустного паяца. Лусия с трудом удержалась от крика, догадавшись, что невидимый гость обшаривает труп в поисках какой-то вещи и повернул его на бок, чтобы обследовать карманы.

Лусия боялась вздохнуть. Она отодвинулась подальше, и в руку ей ткнулся какой-то предмет, похожий на черенок метлы. Она наделала шуму? Непонятно. До нее доносилось тяжелое прерывистое сопение, заглушавшее ее собственное едва уловимое дыхание испуганного зверька. Что-то коснулось ее ноги, и она взмолилась, чтобы это ей показалось или чтобы это была нога мертвеца, тело которого продолжал ворочать гость. Но нет: чьи-то пальцы стиснули ее щиколотку, потащили ее из-под кровати. Неизвестный гость ее обнаружил.

Лусия крепко сжала черенок метлы и изо всех сил ударила, целясь в руку или в лицо того, кто заглядывал под кровать. Крик боли подтвердил, что удар, нанесенный почти вслепую, попал в цель. Теперь у нее было всего несколько секунд, и она выскочила из-под кровати с другой стороны, продолжая сжимать палку от метлы в руках.

Выпрямившись, она увидела перед собой настоящего гиганта, мужчину ростом два метра. Половина его лица была обожжена и напоминала сырое мясо – скорее розовое, чем красное. Он прижимал ладонь ко рту, в который, по-видимому, и попала палка, и с дикой злобой смотрел на Лусию. Не раздумывая, она ткнула великана палкой в живот и, пока он корчился от боли, рванула к двери, прижимая к себе матерчатую сумку. Края сюртука волочились по полу, будто подол сбежавшей из-под венца невесты… Опрометью пролетев два лестничных марша, девочка выскочила на улицу, ни разу не обернувшись. Великан мчался за ней – его крики раздавались сначала на лестнице, затем разнеслись по всей улице:

– Держите ее! Воровка!

Кое-кто останавливался посмотреть, но на помощь ему никто не спешил. Лусия продолжала бежать.

– Сюда…

Мальчишка чуть младше Лусии махнул ей рукой из дверей угольной лавки. Это могло оказаться ловушкой, но выбора не было. Лусия протиснулась между грудами угля и выскочила на задний двор. Оттуда, перевалившись через забор, она попала в место, напоминавшее монастырский сад. Секунда – и вот уже вокруг покой и тишина, чистота и красота, посыпанные гравием дорожки, неподалеку журчит фонтан. Капли влаги висели в воздухе, наполняя свежестью воздух, в котором разливался аромат мокрой после дождя земли.

– Посиди тут, пока на улице людно. И кстати, от тебя не убудет, если скажешь: «Спасибо, Элой».

Лусия внимательно посмотрела на своего спасителя. У мальчишки были тонкие волосы, потертые штаны и очень живой взгляд.

– Я не успею пройти через Толедские ворота.

– Можешь переночевать в Мадриде, внутри городских стен. Я знаю много подходящих мест, есть даже пустые дворцы.

– Нельзя, мне нужно к матери…

Элой усмехнулся:

– Воруешь у мертвецов и боишься рассердить мамочку, колибри?

Он нахально взъерошил ее рыжую шевелюру. Лусия еле сдержалась, чтобы не отвесить ему оплеуху и не крикнуть ему, что ее мать умирает и вряд ли дотянет до утра, если дочь не принесет денег на еду.

Она ограничилась тем, что процедила сквозь зубы:

– Меня зовут Лусия, и никаких колибри я не знаю. И я не просила о помощи, так что благодарить не обязана…

– Я их отвлеку, колибри. – Элой как будто не слышал того, что она сказала. Достав из кармана шапку, он натянул ее на голову и добавил: – Сними ты этот сюртук, не то споткнешься, и тебя сцапают. Вот, возьми-ка, боюсь потерять… – Он протянул ей часы с цепочкой. – Только что свистнул у одного студента, не зря два часа вертелся на Пуэрта-дель-Соль. Отдашь мне их завтра, в двенадцать, на площади Ленья. Я их отвлеку, пусть гонятся за мной, а ты жми в другую сторону.

И прежде чем Лусия успела ответить, Элой перелез через монастырскую ограду, спрыгнул на улицу и помчался в сторону винной лавки, рядом с которой она пряталась от грозы. Сбив пирамиду выставленных в дверях бутылок, он привлек к себе внимание великана, который теперь стоял в компании двух гвардейцев.

– Вон он!

Лусия затолкала сюртук в сумку и, забравшись на ограду, сразу почувствовала резкий запах вина. Она видела, как удирает Элой, поднявший переполох, чтобы она могла сбежать по той же Каррера-де-Сан-Херонимо, но в другую сторону. В одной руке она сжимала сумку, украденную у жертв холеры, в другой – часы, которые ей доверил Элой. Завтра в полдень она придет на площадь Ленья, чтобы их вернуть.