Текст книги "Константин Коровин вспоминает…"

Автор книги: Илья Зильберштейн

Соавторы: Владимир Самков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 53 страниц)

( обратно)

329

Николай Николаевич Куров – музыкальный критик, сотрудничавший в ряде московских изданий: «Раннее утро», «Московская газета», «Театр» и др.; приятель Коровина, в некоторых очерках выведенный им под фамилиями Курин, Петушков, Курицын. В своих рецензиях Куров отзывался о Коровине как о «талантливом, чутком художнике» ( Куров Н. «Гибель богов». Вчера в Большом театре // Театр. 1911. № 925. 11 октября. С. 6).

( обратно)

330

Василий Сергеевич Кузнецов – архитектор. Приятель Ф. И. Шаляпина и К. А. Коровина. В своих воспоминаниях И. Ф. Шаляпина сообщает, что ее отец и Коровин «любили В. С. Кузнецова за его добродушие, широкую русскую натуру, но, подметив некоторую его трусость, не раз над ним подшучивали и частенько его разыгрывали» (Ф. И. Шаляпин. Т. 1. С. 618).

( обратно)

331

Серов порвал дружеские отношения с Шаляпиным в январе 1911 года после истории с «коленопреклонением» артиста, заключавшейся в том, что в присутствии Николая II и членов царской семьи Шаляпин вместе с хором Мариинского театра исполнил гимн «Боже, царя храни», стоя на коленях. Как выяснилось позже хор поступил так отнюдь не для того, чтобы выразить «верноподданнические чувства», а потому, что просил о повышении жалованья. Шаляпин, по его словам, не был в курсе дела и, растерявшись, невольно последовал за хористами.

История с «коленопреклонением» получила большую огласку, и многие передовые люди, в том числе и Серов, не могли простить Шаляпину этот поступок. «Что это за горе, – писал Серов Шаляпину, – что даже и ты кончаешь карачками. Постыдился бы» (Ф. И. Шаляпин. Т. 1. С. 343). По словам Н. И. Комаровской, «Коровин пытался, где только возможно, разъяснить причину происшедшего, снять с Шаляпина обвинение в низкопоклонстве» ( Комаровская Н. И. О Константине Коровине. С. 74).

( обратно)

332

Слова Варлаама из пушкинского «Бориса Годунова».

( обратно)

333

Степан Григорьевич Власов (1858-1919) – певец (бас), артист Большого театра с 1887 года. По словам Теляковского, с появлением Шаляпина на сцене этого театра «все про Власова «…» сразу и навсегда забыли, и бывшие его поклонники и поклонницы ему изменили» ( Теляковский В. А. Воспоминания. С. 124).

( обратно)

334

Н. И. Комаровская, знавшая П. А. Тучкова, писала о нем: «Это был известный „цыганоман“, колоритная московская фигура. Говорили, что все наследственные капиталы (а принадлежал он к старинному дворянскому роду) он просадил на цыган. Тучков, человек уже не молодой, сам походил на цыгана, великолепно играл на гитаре, и не было такой цыганской песни, которой он не знал бы» ( Комаровская Н. И. Виденное и пережитое. Из воспоминаний актрисы. Л.; М., 1965. С. 107). Исполняющим цыганские романсы его изобразили Серов в 1886 году и Л. О. Пастернак в 1912 году («Вечеринка у К. А. Коровина»).

( обратно)

335

Ипполит Карлович Альтани (1846-1919) – главный дирижер Большого театра в 1882-1906 годах. Среди современников Альтани слыл «хорошим музыкантом, но не очень даровитым дирижером» ( Теляковский В. А. Воспоминания. С. 116).

( обратно)

336

Давид Сергеевич Крейн (1869-1926) – концертмейстер Большого театра с 1898 года.

( обратно)

337

Бенефис Шаляпина состоялся 16 января 1904 года; см. очерк «Человечек за забором».

( обратно)

338

Как правило, печать самым восторженным образом расценивала выступления Шаляпина, но когда речь заходила об артисте в быту и о его характере, то нередко высказывались резкие и зачастую оскорбительные замечания.

( обратно)

339

Алексей Александрович Бахрушин (1865-1929) – купец, основатель театрального музея в Москве (теперь Государственный центральный театральный музей имени А. А. Бахрушина).

( обратно)

340

Этот эпизод, когда Шаляпин выдавал себя за купца-дровяника, Коровин не выдумал. Он действительно имел место в начале июня 1904 года. По словам Теляковского, публика на пароходе недоумевала, глядя на Шаляпина, «ибо Коровин не мог удержаться от смеха» (запись в дневнике от 31 мая – 2 июля 1904 года // Не издано; хранится в Отделе рукописей ГЦТМ).

( обратно)

341

Степан Гаврилович Скиталец, настоящая фамилия Петров (1868-1941), – писатель.

( обратно)

342

Владимир Александрович Сухомлинов (1848-1926) – генерал, военный министр.

( обратно)

343

За двадцать пять лет до написания этих мемуаров Коровин поведал в очерке «Причуды Шаляпина» о его проектах в отношении Одалар (Заря. М., 1914. № 14. 6 апреля. С. 16-17). Это было одно из первых опубликованных литературных произведений художника, оставшееся до сих пор невыявленным.

( обратно)

344

Павел Павлович Дягилев (1848-1914) – кадровый военный, с 1894 года – генерал-майор.

( обратно)

345

Иван Иванович Шишкин (1832-1898) – выдающийся художник-пейзажист.

( обратно)

346

Юлий Юльевич Клевер (1850-1924) – пейзажист, нередко прибегавший в своих произведениях к шаблонным внешним эффектам. Н. И. Комаровская вспоминает, что однажды в шутку за один вечер Коровин «под Клевера» написал «Оранжевый закат в зимнем лесу» ( Комаровская Н. И. О Константине Коровине. С. 20).

( обратно)

347

Вальтер Федорович Нувель (1871-1949) – чиновник особых поручений канцелярии министерства императорского двора. А. Н. Бенуа утверждал, что Нувель был «не гласный, но весьма важный и влиятельный участник „Мира искусства“» ( Бенуа А. Н. Возникновение «Мира искусства». Л., 1928. С. 33). Нувель – один из организаторов «Вечеров современной музыки» в Петербурге, на которых исполнялись новинки зарубежной и отечественной музыки. После Октябрьской революции жил за рубежом. Принимал участие в написании книги А. Гаскелла о С. П. Дягилеве (Diaghileff. His Artistic and Private Life. London, 1935).

( обратно)

348

Дмитрий Владимирович Философов (1872-1940) – критик и публицист; один из ведущих сотрудников журнала «Мир искусства»; двоюродный брат С. П. Дягилева. После Октябрьской революции жил за рубежом.

( обратно)

349

Василий Васильевич Розанов (1856-1919) – философ, критик и публицист.

( обратно)

350

Дмитрий Сергеевич Мережковский (1865-1941) – писатель, критик и публицист. Его жена Зинаида Николаевна Гиппиус (1869-1945) – писательница. После Октябрьской революции Мережковский и Гиппиус жили за рубежом, где занимали резко враждебную позицию по отношению к СССР.

( обратно)

351

В Русских сезонах Дягилева в Париже Шаляпин выступал в «Борисе Годунове» в 1908 и 1913 годах. Успех был невиданный. По словам А. Н. Бенуа, Шаляпин «заставил буквально дрожать весь зал» ( Бенуа Александр . Русская опера в Париже. Окончание // Слово. 1908. № 476. 6 июня). «Шаляпин, – говорилось в одном парижском издании 1913 года, – играет Бориса, поражая силой и разнообразием дивного исполнения: он и снисходителен, и резок, и жесток, и нежен, и властолюбив, и подвержен галлюцинациям. Громадное впечатление оставляет он у зрителя» (Monde artiste // Paris, 1913, 31 mai). Тогда же появилось такое сообщение: «Успех Шаляпина был успех огромный. Но к успеху публики ему не привыкать стать. Но когда после сцены с Шуйским весь оркестр в сто двадцать человек поднялся и оглушительно зарукоплескал Шаляпину, великий артист, видимо, был тронут» (Парижане и «Борис Годунов» // Биржевые ведомости. 1913. № 13557. 16 мая).

По словам самого Шаляпина, «это было необыкновенное театральное событие для Парижа той эпохи»: «Обставлено было представление во всех смыслах пышно. Были замечательные декорации наших чудесных художников Головина и Коровина, костюмы – из императорских театров, приехали хоры, набранные из московских и петербургских трупп» ( Поляков-Литовцев С. Дон Кихот. Из бесед с Ф. И. Шаляпиным // Последние новости. Париж, 1931. № 3882. 8 ноября).

( обратно)

352

Двадцать лет спустя после этого выступления Шаляпин рассказал об обстоятельствах, при которых «Дон Кихот» французского композитора Жюля Массне (1842-1912) вошел в его репертуар: «Экзальтированный, полный жизни, с какими-то особенно блестящими глазами, встретил меня Массне и сейчас же просил прослушать его новое творение. Это был „Дон Кихот“. Массне сам сидел у фортепьяно и пел все партии. Не скрою, что после III действия, в котором Дульцинея отвергает Дон Кихота, когда придворная дрянь начинает смеяться над этим, по их мнению, старым дураком, после слов возмущения этого простого мужика Санчо-Панчо, после его слов: „Пойдем, святой герой, пойдем скитаться снова!“ – у меня из глаз потекли слезы. А IV акт – смерть Дон Кихота – так меня взволновал, что я расплакался. Это было так трогательно и так все казалось правдивым, что было бы удивительно не заплакать…

– Вот, Шаляпин, – сказал Массне, – я написал эту оперу, и мне очень приятно, что вы ее будете петь, потому что, когда я ее писал, я отчасти имел в виду вас…

«…» Трудно было с произношением. Но мой великолепный друг французский старый актер по имени г. Шальмэн – умер бедный – согласился приехать ко мне в гости в Петербург и прокорректировать мое произношение. Немедленно стал я заучивать оперу, и на другой же год, в зимний сезон, я пел в Монте-Карло первое представление. Естественно, что после успеха в Монте-Карло я занялся переводом оперы на русский язык, и скоро она была поставлена на императорской сцене в Петербурге и в Москве» ( Поляков-Литовцев С. Дон Кихот. Из бесед с Ф. И. Шаляпиным // Последние новости. Париж, 1931. № 3882. 8 ноября. – Это интервью составителю двухтомного издания «Ф. И. Шаляпин» осталось неизвестным). По словам современника, на клавире оперы «Дон Кихот» у Шаляпина была сделана такая надпись: «Чудному и истинному воплотителю Дон Кихота – благодарный Массне» ( Д. [ Берман М. М. ] Шаляпин на репетиции «Дон Кихота» // Биржевые ведомости. 1914. № 14013. 19 февраля).

( обратно)

353

Этот портрет Шаляпина Коровин исполнил в 1911 году, и он некоторое время находился у художника. Затем Коровин продал его коллекционеру М. И. Терещенко, и это привело к временной размолвке друзей. По сведениям печати, Шаляпин намерен был привлечь Коровина к третейскому суду, поскольку портрет был продан без его разрешения. Инцидент получил широкую огласку, однако мнения сходились в том, что Коровин был вправе поступить так, как он сделал. «Художник, – говорилось в одной заметке, – имеет нравственное право уступить свое творение собирателю картин. Этим путем портрет знаменитого человека становится достоянием общества. М. И. Терещенко является продолжателем почтенного дела известнейшего коллекционера Терещенки, владельца выдающегося собрания картин. Его коллекция не принадлежит к числу каких-нибудь закрытых частных собраний, это – доступная обширнейшему кругу посетителей богатейшая галерея, одна из лучших в России» (Инцидент Шаляпин – Коровин // Студия. М., 1911. № 2. 9 октября. С. 23). Не обошлось и без иронических замечаний в адрес артиста. Журналист Н. Г. Шебуев замечал, например, что он вполне понимает Шаляпина, – «тяжело упускать из рук такую фамильную драгоценность» ( Шебуев Н. Праздники // Вечерняя газета. 1911. № 123. 27 декабря). А по словам другого журналиста, Шаляпин, якобы подверженный мании величия, не имел ничего против того, чтобы художники продавали его портреты, «но только не в частные руки» ( Эр [ Редер Г. М. ]. Отголоски дня // Московский листок. 1911. № 230. 7 октября). Конец этому инциденту положил Шаляпин, заявивший в одном интервью: «К Коровину мои дружеские отношения такие же, как и прежде. Мне, действительно, было жаль, что мой портрет, который так удался, попал не ко мне. Помните, я так долго позировал и старался делать „приятное лицо“. Я, действительно, был огорчен, но ни о каком третейском суде я не помышлял» (Шаляпин о себе // Театр. 1911. № 927. 13 октября. С. 7). Ныне это произведение Коровина находится в Государственном Русском музее. Н. И. Комаровская считает вишийский портрет Шаляпина одним из лучших его изображений ( Комаровская Н. И. О Константине Коровине. С. 76).

( обратно)

354

Леонид Витальевич Собинов (1872-1934) – выдающийся певец (лирический тенор), артист Большого театра с 1897 года; народный артист РСФСР.

Коровин близко знал Собинова многие годы. 4 октября 1916 года он писал, например, Теляковскому: «Лично я считаю Собинова хорошим приятелем, полезным певцом» (Константин Коровин. С. 443). Спустя четыре месяца, когда после совершившейся Февральской революции Собинов стал управляющим Большим театром, у него с Коровиным как декоратором возникли осложнения в связи с намечавшейся тогда постановкой оперы «Млада».

В сохранившихся архивных материалах, до сих пор остававшихся неизвестными, примечательны просительные, извиняющиеся обращения художника. На заявлении Коровина от 23 апреля 1917 года, в котором он «покорнейшее просил» продлить срок работы по постановке «Млады», имеется такая резолюция Собинова от 9 мая 1917 года: «Прошу объявить г. Коровину, что в его присутствии в заседании 7 мая было решено собраться для обсуждения балетных постановок и окончательных решений 9 мая в 1 ч. дня, на каковое заседание г. Коровин не явился. Причем из его квартиры ответили, что он выбыл в Ялту. Нахожу отношение академика Коровина к делу несоответствующим положению его при конторе Большого театра как художника-консультанта» (не издано; хранится в ЦГАЛИ). Через несколько дней – 28 апреля – Коровин подал прошение о трехмесячном отпуске ввиду «большого переутомления и болезни». На нем 1 мая 1917 года Собинов написал: «Хотел бы знать, в каком положении подготовка эскизов и макет к постановке „Млады“. Несомненно, что К. А. Коровин должен получить нужный ему отдых» (не издано; хранится там же). Несмотря на то что такое мнение Собинова уже являлось самим разрешением об отпуске, он 23 мая 1917 года отправляет Коровину телеграмму, в которой, в частности, говорилось: «…удивляюсь твоему отъезду без отпуска. Твой немедленный приезд неизбежен» (Константин Коровин. С. 449. – В этом издании телеграмма предположительно и неточно помечена июнем 1917 года). В тот же день Коровин срочно телеграфировал Собинову из Гурзуфа: «Уехал больным с твоего согласия за что все время дружески благодарю. Приеду пятого июня» (не издано; хранится в ЦГАЛИ). А в письме, отправленном Собинову тогда же, он по-товарищески выговаривал: «…меня удивляет то, что ты упрекаешь меня, что я уехал без отпуска, я же тебе говорил, и ты был согласен , и я душевно и дружески благодарю тебя за то, что ты дал возможность мне немного отдохнуть. У кого же мне брать отпуск, если ты его мне дал? или опять все изменилось, и отпуск дают другие «…» Я всегда исполняю работы к сроку, и теперь, конечно, нужно тебе определить сроки, т. е. считая каждую декорацию две недели, а менее сложную одну неделю, конечно, работать нужно самым энергичным образом. Скажу тебе, что телеграммы твои меня огорчили, т. к. ты же отлично знаешь, что я человек исполнительный и работал с двадцати лет в театре и никогда не заставлял беспокоиться за порученное дело, если ты хочешь мне поручать таковые, то не обижай меня, а просто по-товарищески скажи – сделай то-то – и, поверь, будет готово, когда надо «…» Потом мне тяжело, что я как бы затрудняю и беспокою тебя – именно я не такой человек, мне только надо определенное решение, и тогда нужно мне поверить. Леня, дорогой! Я ведь тоже живу тем же самым богом, как и ты, делаю без кнута все, как могу, потому что люблю форму – краску – жизнь – цвет; я тоже хочу спеть романс, форма другая, конечно, будет у меня – вам она повеселей досталась от бога, а мы покрючниками так и сдохнем без радости и счастья» (не издано; хранится там же).

( обратно)

355

Всерабис – Всероссийский профессиональный союз работников искусства.

( обратно)

356

В одной из статей Луначарского имеются такие строки: «Большой блеск и яркость приобрела опера благодаря великолепным декораторам Головину и Коровину» ( Луначарский А. В. О театре и драматургии. М., 1958. Т. 1. С. 366).

( обратно)

357

Ангарский – псевдоним Николая Семеновича Клестова (1873-1943), большевика, литературного критика, мемуариста.

Коровин упоминает о составленном Клестовым сборнике «Времена года в русской поэзии» (М., 1919), который иллюстрировали Архипов, А. Васнецов, Дурнов, Малютин, Мельников и другие. В нем помещено семь иллюстраций Коровина к следующим стихотворениям: Пушкин «Туча» и «Зимнее утро», Тютчев «Осенний вечер», Ал. К. Толстой «Вот уже снег последний в поле тает» и «То было раннею весной», Бунин «Русская весна», Фофанов «Еще повсюду в спящем парке».

( обратно)

358

Б. П. Вышеславцев, живший тогда с Коровиным, вспоминал впоследствии: «Самый трудный год революционного периода, двадцатый, мы с Коровиным провели вместе и безвыездно в Островне Тверской губернии Вышневолоцкого уезда, в глухом углу в 27 верстах от станции Удомля. Коровин жил в том самом старом помещичьем доме, где когда-то гостил и работал Левитан «…» Мы прожили здесь целый год, предоставленные самим себе, изолированные от всякой культуры «…» Мы заготовляли дрова на зиму, делали запасы, как американские охотники среди индейцев, в значительной степени поддерживая свое существование охотой и рыбной ловлей. Мы не были совсем одиноки: в доме, где жил Коровин, обитал еще Богданов-Вельский, а верстах в десяти – еще три художника – Архипов, Рождественский, Моравов «…» Придешь, бывало, вечером к Константину Алексеевичу – сидит он у камина и особым образом укладывает дрова вокруг пламени, чтобы сразу топились и сохли. Курит он крошево и малиновый лист, табаку редко можно было достать, и шел он больше в обмен за молоко или яйца. Затем зажигает своеобразно пристроенную лампаду, в которой горит сиккатив, и при этом освещении начинает писать миниатюры. С величайшим трудом мы доставали немного керосину, и тогда Коровин работал больше. В своих удивительных миниатюрах он воплощал далекую и недоступную нам красоту: моря, замки, южные облака, золотые плоды и женщин, окутанных тканями Востока «…» а иногда – Париж, Венецию или испанский кабачок «…» Здесь он написал фигуры женщин на балконе, чай в саду весной, женщин у окна летом, замечательное по настроению зимнее окно и множество пейзажей» ( Вышеславцев Б. П. К. А. Коровин. Рукопись // Не издано; находится в США).

Художник В. В. Рождественский, касаясь этого периода жизни Коровина, замечал, что исполненная им тогда «серия полужанровых портретов Вышеславцевой с гитарой, при вечернем освещении, на фоне темных золотистых деревянных стен» напоминала «старинные русские романсы, их теплую интимную лирику» ( Рождественский В. В. Записки художника. М., 1963. С. 53).

( обратно)

359

Мамонт Викторович Дальский, настоящая фамилия Неелов (1865-1919) – трагик. По словам современника, он «одно время был учителем молодого Шаляпина, преподавая ему особую систему пения и декламационного искусства» ( Борисов Б. С. История моего смеха. Л., 1929. С. 170). Шаляпин называл Дальского «русским Кином по таланту и беспутству» (Ф. И. Шаляпин. Т. 1. С. 269).

( обратно)

360

Павел Иванович Харитоненко (1852-1914) – миллионер-сахарозаводчик, коллекционер, составивший значительное собрание картин и старинных русских икон.

( обратно)

361

Григорий Григорьевич Ге (1868-1942) – артист и драматург, племянник художника Н. Н. Ге; выступал в труппе Александрийского театра в Петербурге.

( обратно)

362

Елена Константиновна Малиновская (1875-1942) – в первые годы Советской власти заведующая государственными театрами Москвы, затем в 1920-1924, 1930-1935 годах – директор Большого театра.

( обратно)

363

Анна Яковлевна Коровина, урожденная Фидлер – жена художника. В воспоминаниях В. С. Мамонтова о Коровине, где говорится о его жизни в середине восьмидесятых годов, имеются такие строки, касающиеся А. Я. Коровиной: «Беспорядок в его [Коровина] квартире всегда был невообразимый, и приходилось удивляться, как допускала это его будущая жена Анна Яковлевна, с которой он жил тогда супружеской жизнью. Но супружеская жизнь эта была покрыта тайной. Я был знаком с Анной Яковлевной, так как она была видной хористкой в Частной опере отца, и притом настолько видной, что в опере „Садко“ играла бессловесную роль царицы Водяницы, но никогда не встречался с нею у Коровина. Впоследствии Коровин оформил свою супружескую жизнь, когда у него родился сын «…» Знаю хорошо, как он обожал своего сына Лешу и как бестолково воспитал его» ( Мамонтов В. С. Воспоминания о Коровине. Машинопись // Не издано; хранится в собрании И. С. Зильберштейна). Видевшие Анну Яковлевну находили ее «очень красивой женщиной» (Из воспоминаний Е. А. Кацмана // Константин Коровин. С. 412). Однако в семье у Коровина не совсем все ладилось. Так, В. В. Переплетчиков в своем дневнике отметил 31 января 1894 года: «К. Коровин говорит, что семейная жизнь много силы берет у художника, что те серые будни, которые она дает, не настраивают его на работу» (не издано; хранится в ЦГАЛИ).

А сам художник, очевидно в минуту обострения отношений с женой, на обрывке листочка бумаги записал 1 июня 1910 года: «…она подрывает всю нравственную основу человека. Все ложь, обман, насилие, приставанье, прочие свойства «…» Усталость, позы, лень, невнимание и презрение даже к делу – во всем, [чем] я занят» (не издано; хранится в Отделе рукописей ГТГ). Дочь В. А. Серова Ольга Валентиновна, касаясь дружеских отношений, связывавших Коровина и ее отца, вспоминает: «Иногда Коровин приходил к нам почему-то с черного хода. Жил он близко от нас и вызывал папу на лестницу. Там они обсуждали семейные конфликты Коровина» ( Серова О. Воспоминания о моем отце Валентине Александровиче Серове. М.; Л., 1947. С. 64).

В. Ф. Булгаков, посетивший Коровина в 1937 году, услышал от него следующую реплику в адрес Анны Яковлевны, ставшей уже «сумрачной пожилой женщиной»: «Ах, она ничего не понимает! – воскликнул он. – Я одинок. Поймите: я – одинок!» Далее Булгаков передает: «И он рассказал, что лучшим его другом является черный фокстерьер Боби…» ( Булгаков Валентин . Встречи с художниками. Л., 1969. С. 192, 197). Если тяжело и одиноко было Коровину, то и Анне Яковлевне приходилось трудно. В дневнике В. В. Переплетчикова от 7 сентября 1902 года имеется такая запись: «Живет Костя [Коровин] одиноко, есть у него подруга Анна Яковлевна, любит она его до самозабвения, переносит все его чудачества и капризы» (не издано; хранится в ЦГАЛИ). По-своему любившая мужа и сына А. Я. Коровина приняла на себя заботы по дому и семье. Б. П. Вышеславцев, наблюдавший ее в трудные 1919-1920 годы, свидетельствует: «С поразительным мужеством и самоотвержением она отстаивала от всех нападений судьбы своих близких, мужа и сына «…» Каждая трапеза требовала обдумывания, выменивания, выпрашивания. И нужно сознаться, что эти тяготы никогда не возлагались на Константина Алексеевича «…» Написанные художником прекрасные розы достаются публике, шипы остаются дома» ( Вышеславцев Б. П. К. А. Коровин. Рукопись // Не издано; находится в США). Следует заметить, что ни в одном из мемуарных очерков Коровин не упомянул Анну Яковлевну и не известно ни одного ее портрета.

( обратно)

364

Некая таинственность, которой Коровин сопровождает свой рассказ о выезде за границу, представляется лишенной оснований. О выезде знали его знакомые; см., например, воспоминания Е. А. Кацмана в изд.: Константин Коровин. С. 456-457. Более того, о предстоящем отъезде извещалось в печати: «Академик К. А. Коровин получил официальное приглашение от дирекции парижской „Гранд Опера“ занять место постоянного художника-декоратора и в течение ближайших дней уезжает в Париж» (Театр // Еженедельник государственных академических театров в Петрограде. Пг., 1923. № 5. 30 октября. С. 25). То было последнее сообщение о Коровине, появившееся во время его пребывания на Родине.

( обратно)

365

Максим Алексеевич Пешков (1897-1934) увлекался живописью. Во время упоминаемого Коровиным посещения Горького ему довелось увидеть некоторые работы сына писателя, и он высказал о них свое мнение. Об этом в конце сентября 1923 года Горький уведомлял Е. П. Пешкову: «…могу сообщить нечто очень приятное: был здесь известный Константин Коровин, смотрел рисунки Максима и отозвался о них восторженно, находя у Максима крупный и оригинальный талант. Коровину я лично не очень верю, хотя в искренности его суждения и не сомневаюсь. Раза три он говорил со мною, горячо убеждая меня „толкать“ М[аксима] на путь художника. Но М[аксим] и сам, возбужденный похвалами крупного мастера, взялся за работу и, действительно, написал превосходную вещь» (Архив А. М. Горького. Т. 9: Письма к Е. П. Пешковой. 1906-1932. М., 1966. С. 227-228). В комментариях, подготовленных Е. П. Пешковой (с. 395), указывается: «А. М. Горький высоко ценил творчество художника К. А. Коровина. Когда Е. П. Пешкова и Н. А. Пешкова ехали за границу в 1935 году и должны были побывать в Париже, Алексей Максимович просил приобрести один из этюдов Коровина, посвященных ночному Парижу, что и было сделано. Этот этюд был подарен Алексеем Максимовичем Н. А. Пешковой». В. М. Ходасевич, близко знавшая Горького, пишет: «Часто Алексей Максимович вспоминал произведения любимых русских художников», – и в их числе наряду с Серовым, Рябушкиным, Суриковым, Врубелем, Левитаном она называет Коровина. И далее: «Он очень высоко их ценил и подробно помнил их произведения» (Горький и художники. Воспоминания, переписка, статьи. М., 1964. С. 68).

( обратно)

366

Надежда Алексеевна Пешкова (1901-1971).

( обратно)

367

Петр Петрович Крючков (1889-1938).

( обратно)

368

Лишь одно из прочитанных Горьким произведений – последнее – называется так, как его именует Коровин; первые два озаглавлены «Рассказ о безответной любви» и «Паук» (из цикла «Заметки из дневника. Воспоминания»).

( обратно)

369

Чествование Коровина в связи с пятидесятилетием его художественной деятельности состоялось 9 февраля 1932 года в зале Гаво в Париже. В газетном отчете об этом торжестве сообщалось: «…в зале ни одного свободного места. На эстраде Медея Фигнер. Знаменитая певица поет „Соловья“, романсы Римского-Корсакова… Бурные овации «…» Шумными аплодисментами встречается появление Е. В. Садовень. Аккомпанирует певице сам Глазунов. Это его романс поет Садовень. Зал много аплодирует артистке, еще больше ее аккомпаниатору «…» Во второй половине концертной программы выступала Н. В. Плевицкая «…» Пел Вертинский. Закончился концерт блестящим выступлением Лифаря со Спесивцевой в „Вальсе Шопена“» ( В. М [ алянтович ]. Чествование К. А. Коровина // Последние новости. Париж. 1932. № 3978. 12 февраля).

Тогда же состоялась маленькая выставка произведений Коровина, составленная из «пленительных этюдов ночного и дневного Парижа, воспоминаний о русских снежных ночах и театрально-декоративных фантазий». Выставка эта, по словам рецензента, подтвердила, что «талант маститого художника» находится в «блестящем состоянии» ( Малянтович Вс . Выставка К. А. Коровина // Там же. 1932. № 3975. 9 февраля). Это не были слова вежливости, обычно так часто произносимые в юбилейные торжества, поскольку произведения Коровина на русской выставке, открывшейся в Париже пять месяцев спустя, вызвали столь же восторженные отзывы. Вот, например, что писал известный французский искусствовед Дени Рош: «Гвоздем последнего зала были произведения Коровина. Юношеская свежесть и мастерство этого старейшины русских артистов восхитительны. Ни малейшего колебания ни глаза, ни руки мастера. Палитра необычайной чистоты и прекраснейшая техника мастерства поражают в накрытом столе, залитом светом, на солнце. Ночные улицы Парижа казались заданием почти невыполнимым, и вот, посредством мелькающих изумительных пятен света, брошенных с чудесной легкостью или распластанных шпателем, живописец, как бы играючи, взял то, чего желал» ( Рош Дени . Последние впечатления русской выставки // Там же. 1932. № 4106. 19 июня). Художественный рецензент газеты «Возрождение» в статье об этой выставке, заявив, что «наиболее видным и ярким представителем старшего поколения является академик К. Коровин, справедливо считающийся отцом русского импрессионизма», отмечал далее: «Он по сей день удивляет нас изысканностью, колоритом и свежестью гаммы. Художник особенно остро чувствует красоту Парижа, и его цикл „Бульвары“ – незабываем. По качеству и уверенности мазка некоторые из маленьких пейзажей Коровина напоминают самого Гварди» ( Филон . Русская живопись в Европе. II. // Возрождение. Париж. 1932. № 2641. 25 августа).

В юбилейные дни наряду с художественной деятельностью Коровина отмечались и его успехи на литературном поприще (см., в частности, во вступительной статье к этой книге выдержку из статьи Валериана Светлова «Пятидесятилетний юбилей К. А. Коровина», с. 13). По просьбе редакции газеты «Возрождение» художник написал в те дни несколько автобиографических очерков, которые тогда же были напечатаны.

( обратно)

370

Александр Николаевич Бенуа (1870-1960) – выдающийся деятель русского искусства, с успехом проявивший свою многогранную даровитость в качестве исторического живописца, театрального декоратора, иллюстратора, художественного критика; инициатор и основатель (вместе с С. П. Дягилевым) журнала «Мир искусства» и одноименного художественного объединения; автор многочисленных статей и замечательных изданий по истории отечественного и зарубежного искусства.

Еще на заре художнической деятельности Коровина Александр Бенуа высоко оценил его талант. Вот что он писал в 1902 году в «Истории русской живописи в XIX веке» (с. 236-239): «Когда появились на Предвижниках впервые картины К. Коровина, все у нас были еще так далеки от требований чисто живописных красочных впечатлений, что публика мучительно ломала себе голову, добиваясь разгадать „дикие“ намерения художника «…» Картины Коровина, в которых художник добивался одного только красивого красочного пятна, естественно должны были смутить многих. Этому способствовала еще и самая живопись Коровина: дерзко-небрежная, грубая и, как казалось многим, просто неумелая. Никто тогда не подозревал, что и живопись, и краски в этих картинах высокого достоинства, что автор их – настоящий живописец «…» В сущности изумительно декоративный, правильнее сказать – чисто живописный (ибо живописец и должен непременно быть декоратором: украсителем стен – все назначение его в этом) талант Коровина пропадает даром. Какая грусть, что этот огромный мастер, этот яркий самобытный талант, два раза затративший свои силы на такие эфемерные создания, как выставочные панно, все время тратящий их на еще более эфемерные создания – на театральные декорации, так, вероятно, и не получит возможности увековечить себя и подарить Россию истинно прекрасным величественным произведением. Коровин удивительный, прирожденный стилист. То, что мерещилось Куинджи, то далось Коровину. Не хуже японцев и вовсе не подражая японцам, с удивительным остроумием, с удивительным пониманием сокращает он средства выражения до минимума и тем самым достигает такой силы, такой определенности, каких не найти, пожалуй, и на Западе «…» Коровину необходимо дать стены вечные, каменные стены, в которых бы собирался русский народ, стены дворцов, музеев, училищ или других общественных зданий». В заключение Бенуа писал: «Непростительно будет для нашей эпохи, если и этот художник пройдет, не сказав всего того, что он может и должен сказать, не излив всей глубокой и широкой своей любви к русской природе!»