Текст книги "Константин Коровин вспоминает…"

Автор книги: Илья Зильберштейн

Соавторы: Владимир Самков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 53 страниц)

Спустя несколько дней эта же газета напечатала другую статью, в которой сводила на нет театральные достижения Коровина и Головина как декораторов и предлагала ограничить сферу их деятельности. Автор статьи, ссылаясь на «сведущего человека», с которым он имел беседу, писал: «О декорациях лишь тогда заговорили, когда за них взялись гг. Головины и Коровины, а пока они были в руках таких мастеров своего дела, как Шишков и Бочаров, о них молчали… Но это еще не так важно. Гораздо важнее самый факт передачи декоративного дела в руки гг. Головиных и Коровиных. Всякое дело требует прежде всего своего специалиста, а гг. Головиных и Коровиных ни в коем случае нельзя назвать специалистами декоративного дела. Быть хорошим художником не значит еще быть хорошим декоратором… От декоратора требуется масса технических познаний, как-то: знание линейной перспективы, знание сцены и тех бесчисленных условностей, которых она требует от живописи, знакомство с архитектурой театра, с машинным делом, наукой о светотени и т. д. и т. д. «…» Декорации же гг. Коровиных и Головиных ни в коем случае нельзя назвать удовлетворяющими техническим требованиям. С чисто художественной стороны они, может быть, красивы, но в остальном имеют эскизный характер. Это именно эскизы, которые, по замечанию одного сведущего человека, можно очень интересно разработать, если их передать в руки специалиста» ( Р. Современные декорации // Петербургская газета. 1903. № 46. 16 февраля).

В то же самое время когда Коровину и Головину пришлось перенести подобные нападки от тех, кто не понимал, или не принимал их театральную деятельность, или, наконец, в силу разных причин враждебно к ним относился, им довелось услышать критические замечания и от благожелательно настроенных к ним лиц в связи с той же работой в театре. В этом случае в их адрес высказывались такие слова: «Коровин и Головин собираются, кажется, посвятить свои из ряду вон выдающиеся колористические дарования театру, привлекающему, впрочем, и А. Бенуа и других. Не скрою, что это внушает мне немало сожаления, в особенности за Коровина, которого я, не обинуясь, назову первым живописцем России в смысле мощи красочного мировоззрения. Я знаю, сколько тут можно внести новаторства и искусства, но затрата такой силы кажется слишком роскошной для этой цели» ( Сыркин М. Новое искусство в Петербурге // Курьер. 1903. № 23. 21 марта).

Позже дружественные сетования изменились и вылились в упреки, сводившиеся к тому, что декорационная работа Коровина отрицательно сказалась на его станковых произведениях. Вот, например, что писал по этому поводу С. К. Маковский: «Константин Коровин, наиболее последовательный импрессионист среди „союзников“, так много обещавший в молодости, начал щеголять звонкими красками с легкостью маэстро, который сразу „все может“. Но это коровинское „все“ не волнует и не утоляет. С годами, под влиянием декорационной работы в театрах, он стал писать размашисто до потери всякого чувства меры. И невольно вспоминаешь ранние произведения этого жизнерадостного „француза“ на передвижных, четверть века назад, когда рядом с ним все наши маститые казались бесцветными и неживописными; тогда женские портреты Коровина, на фоне солнечной листвы, хотелось сравнивать с восхитительными портретами ученицы Мане Berthe Morisot, а в пейзажах, независимо от Левитана и Серова, он почти достигал изящества Сислея и Рафаэлли. Если с тех пор первенство виртуоза кисти и осталось за ним, то все же вдохновенность его растрачена на бесчисленные театральные постановки. Последние работы Коровина (на выставке „Союза“ 1917 года) отдают легковесностью молодящегося передвижника; они почти бесформенны, в них не чувствуешь культуры станкового живописца» ( Маковский Сергей. Силуэты русских художников. Прага, 1922. С. 81-82).

( обратно)

220

С Антоном Павловичем Чеховым (1860-1904) Коровин, по-видимому, познакомился в конце 1870-х годов благодаря своим однокашникам по Училищу – брату писателя Николаю Чехову и Левитану. Скорее всего, в молодые годы они встречались неоднократно. Так, художник В. А. Симов, писавший в 1884-1885 годах вместе с Н. Чеховым и Левитаном декорации к «Фаусту» для Частной оперы, вспоминал впоследствии о посещении А. П. Чеховым их мастерской на 1-й Мещанской как об обычном явлении: «Константин Коровин тоже писал здесь, но у него с Левитаном было художественное соревнование, поэтому он работал отдельно» (А. П. Чехов в воспоминаниях современников. М., 1947. С. 95).

О дальнейших встречах Коровина и Чехова (до весны 1904 года) документальных свидетельств нет, но, очевидно, они были, так как приветственную коллективную телеграмму писателю от 3 декабря 1902 года вместе с его друзьями и близкими знакомыми – Горьким, М. П. Чеховой, Буниным, Ключевским, Шаляпиным и другими – подписал и Коровин ( Чехова М. П. Письма к брату А. П. Чехову. М., 1954. С. 213). В апреле 1904 года Коровин посетил больного Чехова в Ялте (см. «Воспоминания о современниках» и примеч. 233).

Коровин несколько раз выступал в русской зарубежной печати со своими воспоминаниями о Чехове. При сравнении текстов мемуарных очерков, появившихся в 1929 и 1934 годах, оказалось, что, хотя у них были разные названия – «Из моих встреч с А. П. Чеховым» и «В дни юности», – это, в сущности, одни и те же воспоминания.

Предлагаемые мемуарные записи Коровина печатаются с двумя небольшими сокращениями по газетной вырезке публикации «Из моих встреч с А. П. Чеховым», присланной из Франции и имеющей авторские исправления, которые все оговорены в комментариях. Воспоминаниям предшествует описание весенней Москвы, взятое из очерка «В дни юности». Из этого же очерка в комментариях используются небольшие уточнения.

( обратно)

221

Антон Павлович Чехов не жил в гостинице «Восточные номера». Он лишь заходил туда к брату Николаю, который снимал там комнату.

( обратно)

222

Эти утверждения Коровина о полученных им и Левитаном медалях вносят некоторую неясность в датировку воспоминаний (см. об этом примеч. 439). Вместе с тем встречаемое ниже упоминание о том, что Чехов готовился тогда к выпускным экзаменам, позволяет отнести воспоминания к 1884 году.

( обратно)

223

Далее фраза продолжалась так: «И он на настойчивые вопросы отвечал отдельными словами, повторяя, что у него нет убеждений, нет идей». В имеющейся у нас газетной вырезке Коровин отчеркнул это место, на полях поставил знак вопроса и написал: «Это уже редакция исправила, прибавила, но не так, не в тон».

( обратно)

224

В очерке «В дни юности» далее идут слова: «Поедемте. А то ведь засидимся, так поумнеем, что не будешь знать, куда себя деть. – И он улыбался».

( обратно)

225

В печатном тексте было слово «темной», которое Коровин исправил на «тайной».

( обратно)

226

В печатном тексте эта фраза заканчивается словами «своеобразно красиво». Коровин зачеркнул их и исправил на «модно тогда». В очерке «В дни юности» еще прибавлено: «И обязательно в то время».

( обратно)

227

В очерке «В дни юности» идут слова: «Я, должно быть, не такой, как надо. А может быть, и мы все не такие. Что-то нам мешает».

( обратно)

228

Мария Павловна Чехова (1863-1957) – художник и педагог, директор Музея А. П. Чехова в Ялте.

( обратно)

229

Ольга Леонардовна Книппер-Чехова (1868-1959) – драматическая актриса, в труппе Художественного театра была с его основания в 1898 году до конца жизни. Народная артистка СССР.

( обратно)

230

В очерке «В дни юности» далее прибавлено: «и крымские розы».

( обратно)

231

Подтекстом этих слов являются слова из стихотворения А. С. Пушкина «Талисман»: «Там, где море вечно плещет…»

( обратно)

232

В очерке «В дни юности» далее следует: «Я жалею, что уехал. Все шумело море. Это мешало мне думать, что я болен. Так хорошо. Когда буря, я и не слышал сам, что я кашляю».

( обратно)

233

В письмах Чехова О. Л. Книппер встречаются упоминания об этом посещении его Коровиным. 7 апреля 1904 года он сообщал: «Два дня приходили и сидели подолгу художники Коровин и бар. Клодт; первый говорлив и интересен, второй молчалив, но и в нем чувствуется интересный человек» ( Чехов А. П. Полн. собр. соч. и писем. М., 1951. Т. 20. С. 262). Спустя десять дней Чехов писал: «Художник Коровин, страстный рыболов, преподал мне особый способ рыбной ловли, без насадки» (там же. С. 273). Очевидно, тогда же Коровин сделал Чехову «чудесный подарок» – удочку (в письме М. П. Чеховой от 3 января 1935 года К. С. Станиславский ошибочно связывает это подношение художника писателю с премьерой «Вишневого сада», состоявшейся в Художественном театре 17 января 1904 года. В сообщении «Русских ведомостей» от 18 января, где подробно перечисляется все, что москвичи преподнесли Чехову, об этом подарке Коровина нет ни слова).

Своими впечатлениями о встрече с Чеховым Коровин поделился с Теляковским, который сделал 22 апреля 1904 года следующую запись в дневнике: «Вчера Коровин мне рассказывал, что он, будучи в Крыму, посетил Чехова. Чехов вообще был очень с ним любезен и просил его заходить к нему, и Коровин провел с ним несколько вечеров. Между прочим много говорили о театре и о театре Московском художественном» (не издано; хранится в Отделе рукописей ГЦТМ).

Через несколько дней после встречи с Чеховым Коровин и Клодт возвращались в Москву вместе с М. П. Чеховой. По приезде – 13 апреля – она писала брату: «Ехать было чрезвычайно весело, дурили и хохотали всю дорогу. Коровин сидел с орденом Почетного легиона, барон [Клодт] все время острил. Уже в Севастополе у них не оказалось денег, они шарили друг у друга по карманам. У меня были мамашины деньги, и я предложила им взаймы. Они обрадовались и взяли у меня. Коровин 3 руб. и барон 10 руб. На эти деньги они кормились до Москвы, подолгу сидели в вагоне-буфете. Завтра их жду к себе, обещали приехать – буду рада повидать их еще. Коровин написал еще много мелких этюдов, которые показал мне в вагоне. Есть два очень интересных этюда гурзуфских около нашей дачи» ( Чехова М. П. Письма к брату А. П. Чехову. М., 1954. С. 226).

( обратно)

234

Ныне музей-мастерская К. А. Коровина. На установленной мемориальной доске значится, что он жил и работал там в 1912-1917 годах.

( обратно)

235

Николай Павлович Чехов (1858-1889) – музыкант и художник, известный в основном своими карикатурами в иллюстрированных юмористических журналах Москвы. Пять изображений А. П. Чехова и сорок восемь иллюстраций к его произведениям, исполненных Николаем Павловичем, воспроизведены в издании: Чехов А. П. Несобранные рассказы / Собрал, приготовил к печати и снабдил комментариями И. С. Зильберштейн. Л., 1929.

По словам М. П. Чеховой, Антон Павлович говорил: «Вот если бы мне талант Николая!» – в смысле: «Талант Николая в живописи крупнее моего таланта в литературе» (Двенадцать портретов русских писателей / Вступит. ст. И. С. Зильберштейна. М., 1940. С. 20).

В Училище живописи, ваяния и зодчества Н. П. Чехов занимался в 1875-1881, 1884 годах.

( обратно)

236

«Привет тебе, приют священный…» ( ит. ).

( обратно)

237

Речь идет о картине Репина «Смерть Ф. В. Чижова», подаренной художником С. И. Мамонтову с надписью: «Савве Ивановичу Мамонтову – И. Репин. Москва. В ноябре 1877 г.» (была в собрании Е. В. Гельцер). Зайдя 18 ноября 1877 года к Чижову, Репин нашел его умершим в кресле и тут же набросал с него рисунок (ныне находится в Третьяковской галерее). По этому рисунку и была исполнена картина.

По словам сына С. И. Мамонтова Всеволода, Чижов сыграл большую роль в жизни его отца: «Под влиянием этого высокоавторитетного для него человека окрепла прошедшая яркой нитью через всю жизнь твердая вера во все русское и горячая любовь к этому русскому» ( Мамонтов В. С. Частная опера С. И. Мамонтова // Не издано; хранится в Отделе рукописей ГЦТМ). О Мамонтове имеются следующие строки в письме Чижова В. Д. Поленову от 5 марта 1875 года: «…Мамонтов, знаешь, хорошо пробавляется художническим дилетантством и дилетантством железнодорожным, потому мы иногда и враждуем с ним, что я заклятый враг дилетантства; но зато это такая славная природа, что ругаешь его именно потому, что хорошее хочешь видеть лучшим» ( Сахарова Е. В. В. Д. и Е. Д. Поленовы. С. 164).

( обратно)

238

Всеволод Мамонтов вспоминал, что в то время Пиццорни «совсем еще молодой человек обладал большим голосом, более подходившим к драматическим партиям со свободными высокими нотами» ( Мамонтов В. С. Частная опера С. И. Мамонтова // Не издано; хранится в Отделе рукописей ГЦТМ).

( обратно)

239

Петр Антонович Спиро (1844-1893) – физиолог, профессор Одесского университета. В. С. Мамонтов писал о нем: «Спиро был товарищем отца по Московскому университету; в юношеские годы у них одновременно родилась горячая любовь к театру, к сценическому искусству, и на этой благодатной почве расцвела дружба, продолжавшаяся до гроба «…» в высшей степени деликатный и мягкий, приятный и ровный в обращении со всеми, Петр Антонович пользовался неизменной нашей симпатией «…» Богато одаренный, Петр Антонович обладал небольшим приятным тенором и, будучи очень музыкальным, сходился с моим отцом и в области пения «…» Очень любил Спиро и живопись и всегда очень интересовался манерой работы гостивших одновременно с ним в Абрамцеве художников, с большинством которых он был в самых близких приятельских отношениях» (Художественное наследство. Т. 2. М.; Л., 1949. С. 44-45).

( обратно)

240

Николай Сергеевич Кротков – композитор и дирижер, ученик Н. Г. Рубинштейна; в 1885-1891 годах официальный антрепренер Частной оперы.

( обратно)

241

Осип Андреевич Правдин, настоящее имя, отчество и фамилия Оскар Августович Трейлебен (1849-1921) – актер и педагог, с 1878 года был в труппе Малого театра.

Свои художественные воззрения, которые как нельзя лучше соответствовали сущности драматургии Островского, Правдин формулировал так: «Я ведь – шестидесятник и у шестидесятников научился всему, что во мне свято «…» Все эти наслоения – мистика, символизм – исчезнут, и мы, конечно, вернемся к здоровому и светлому реализму. Реализм – это единое на потребу русскому театру» ( В. Е. У О. А. Правдина. Из бесед // Русское слово. 1909. № 236. 15 октября).

( обратно)

242

Мария Николаевна Ермолова (1853-1928) – драматическая актриса. Первая народная артистка РСФСР.

В письме Л. В. Средину от 14 января 1904 года Ермолова сделала такое признание: «Я стала совсем старуха, вы меня, пожалуй, не узнаете… враг современных направлений в литературе и, конечно, в искусстве. Возмущаюсь до глубины души всем, что напоминает Андреева, или Коровина, или Врубеля, и т. д.» ( М. Н. Ермолова. Письма. Из литературного наследия. Воспоминания современников. М., 1955. С. 193).

( обратно)

243

В образе Василия Григорьевича Башмакова Коровин вывел, очевидно, одного из членов семьи Сапожниковых, родственников Мамонтова по линии жены, Елизаветы Григорьевны, урожденной Сапожниковой.

( обратно)

244

Анатолий Иванович Мамонтов (1840-1905) – владелец типографии и книжного магазина в Москве; до 1899 года – один из директоров правления Московско-Ярославско-Архангельской железной дороги; брат С. И. Мамонтова.

( обратно)

245

Устрицы.

( обратно)

246

Василий Александрович Шмидт – инженер путей сообщения.

( обратно)

247

В газетной публикации фамилия чиновника – Торожев. Речь, однако, явно идет о Владимире Петровиче Погожеве (1851-1935), управляющем петербургской конторой императорских театров в 1882-1896 годах, затем управляющем делами дирекции. По словам Теляковского, Погожеву было «с некоторого времени поручено наблюдение за московскими делами» ( Теляковский В. А. Воспоминания. С. 41).

( обратно)

248

В первой публикации указана фамилия – Померщиков. Коровин безусловно так называет Платона Павловича Домерщикова, действительного статского советника, заведующего монтировочной частью Мариинского театра в 1882-1897 годах.

( обратно)

249

Аркадий Яковлевич Чернов, настоящая фамилия Эйнгорн (1858-1904), – певец (бас), артист Мариинского театра с 1886 года.

( обратно)

250

«Донон» – известный в то время петербургский ресторан, находившийся на Мойке, 24.

( обратно)

251

Илларион Иванович Воронцов-Дашков (1837-1916) – граф, министр двора (1881-1897), наместник Кавказа (1905-1915), член Государственного совета. При Александре III Воронцов-Дашков был также начальником царской охраны. Крайний реакционер: организатор «Священной дружины», тайного общества по борьбе с революционным движением.

( обратно)

252

Герман Августович Ларош (1845-1904) – музыкальный и литературный критик, профессор Московской и Петербургской консерваторий, один из ближайших друзей П. И. Чайковского. Чайковский инструментовал увертюру Лароша «Кармозина» и посвятил ему три своих произведения.

( обратно)

253

Ресторан «Малый Ярославец» находился на Большой Морской, 8.

( обратно)

254

Михаил Ильич Бочаров (1831-1895) – пейзажист и декоратор. По мнению Головина, Бочаров «человек бесспорно даровитый, самый способный из всех тогдашних декораторов» (А. Я. Головин. С. 56).

( обратно)

255

Геннадий Петрович Кондратьев (1834-1905) – оперный певец, главный режиссер Мариинского театра (1872-1900).

( обратно)

256

Иосиф Антонович Труффи (1850-1925) – дирижер Частной оперы. По словам В. С. Мамонтова, это был капельмейстер «опытный и хорошо знакомый с оперным делом» ( Мамонтов В. С. Частная опера С. И. Мамонтова // Не издано; хранится в Отделе рукописей ГЦТМ).

( обратно)

257

Жюль Девойд (1842-1901) – французский певец (баритон); умер на сцене во время спектакля «Риголетто». Артистка Частной оперы Н. В. Салина выделяла его из всех певцов, гастролировавших у Мамонтова; см. ее книгу «Жизнь и сцена» (с. 70).

( обратно)

258

Великолепный портрет!… ( ит. ).

( обратно)

259

Джованни Баттиста Рубини (1794-1854) – итальянский певец (тенор), прозванный «королем теноров».

( обратно)

260

В этом очерке Коровин допустил хронологические смещения. Так, он дважды – в 1906 и 1915 годах – исполнял декорации и костюмы к «Садко» и в 1914 году к «Спящей красавице». Казалось бы, поэтому действие в очерке можно отнести к 1914 году. Однако то, что автор связывает эти работы и встречу с М. П. Садовским, умершим в 1910 году, наводит на мысль, что автор соединил здесь разновременные воспоминания.

Художественное оформление «Садко» в 1915 году получило высокую оценку у любителей театра. Так, один из них, упоминая о том, что общее впечатление от спектакля «конечно, отрадное», обусловливал это тем, что во главе декораторов находилась «такая крупная художественная величина, как К. А. Коровин» ( Глаголь Сергей [ Голоушев С. С ]. Наша сцена с точки зрения художника. Новая постановка «Садко» // Голос Москвы. 1915. № 61. 14 марта).

В отношении «Спящей красавицы» суждения были различны. Над декорациями и костюмами к балету Коровин начал работать в 1912 году. Тогда же он совершил поездку в Париж, главной целью которой было собирание материалов для художественного оформления этого балета ( Спиро С. В мастерской К. А. Коровина // Русское слово. 1912. № 278. 2 декабря). Год спустя Коровин говорил: «Я с особенной любовью работал над декорациями к „Спящей красавице“ «…» я старался дать „праздник красок“ и „спящее царство“» ( Берман М. М. К постановке «Спящей красавицы» // Биржевые ведомости. 1914. № 14007. 15 февраля; это интервью в литературе о художнике не отмечено). Балет был поставлен в феврале 1914 года в Мариинском театре. Танцевавшая в нем Т. П. Карсавина после премьеры заявила: «Полная гармония декораций с костюмами изумительна» (там же).

Однако петербургские балетоманы резко критиковали то, что сделал Коровин. В одной типичной в этом отношении рецензии говорилось: «Художник Коровин написал новые декорации „Спящей красавицы“ и перерядил артистов в другие костюмы. Но не могу сказать, чтобы балет от этого хоть сколько-нибудь выиграл. Напротив, получилась какая-то нарядная тяжеловесность и кричащий шик, мешающие танцам Мариуса Петипа замечательной виртуозности. При этом все сказочные оттенки балета смыты и заменены гаммой пестрых цветов без прелестных аллегорических уподоблений прежней постановки по рисункам Всеволожского, так что самый характер действующих на сцене лиц можно сейчас узнать только по афише. Изысканные в отдельности костюмы не дают суммарно выдержанной линии фантастического эффекта» ( Волынский А. Коровин и Всеволожский // Биржевые ведомости. 1914. № 14009. 17 февраля).

( обратно)

261

Михаил Провович Садовский (1847-1910) – актер, славившийся исполнением ролей в пьесах Островского; сын П. М. Садовского. Один из современников так характеризовал Садовского: «Начитанный, с широким кругозором интересов, он отлично писал остроумные стихи, сочинял ядовитые эпиграммы и недурно переводил с иностранных языков пьесы драматического репертуара» ( Вальц К. Ф. Шестьдесят пять лет в театре. Л., 1928. С. 148). Перу Садовского принадлежат пьеса «Душа – потемки» (М., 1885) и «Рассказы» (Т. 1-2. М., 1899).

В воспоминаниях многих москвичей о Садовском указывается, что артист любил посидеть за столиком в «Эрмитаже» и что столик этот считался «достопримечательностью первопрестольной» (Михаил Провович Садовский и его остроты. Воспоминания сына // Заря. 1914. № 14. 6 апреля. С. 15). «Не все допускались за стол Михаила Провыча, – сообщал современник. – Только избранные; но избирались они не по признаку средств или значения, а по признаку того, какой интерес представляла их беседа, и даже не столько это, а насколько нрав избранного не нарушал „уюта“ общения» ( Чебышев Н. Близкая даль. В Москве // Возрождение. 1932. № 2538. 14 мая).

( обратно)

262

Михаил Михайлович Садовский (1878-1962) – драматический артист.

( обратно)

263

Ольга Осиповна Садовская, урожденная Лазарева (1849-1919) – актриса; в труппе Малого театра выступала с 1879 года.

( обратно)

264

Константин Николаевич Рыбаков (1856-1916) – драматический актер, на сцене Малого театра играл с 1881 года.

( обратно)

265

Николай Ильич Огарев (1820-1890) – генерал-майор, в течение тридцати лет занимавший пост полицмейстера 1-го отделения Москвы. Об этом «легендарном полицмейстере», как его назвал В. М. Дорошевич (Русское слово. 1906. № 315. 29 декабря), москвичи неоднократно говорили в своих воспоминаниях. Так, В. А. Гиляровский писал об Огареве: «У него была страсть к стенным часам. Его квартира была полна стенными часами, которые били на разные голоса непрерывно, одни за другими. Еще он покупал карикатуры на полицию всех стран, и одна из его комнат была увешана такими карикатурами. Этим товаром снабжали его букинисты и цензурный комитет, задерживавший такие издания» ( Гиляровский Вл. Соч.: В 4 т. М., 1967. Т. 4. С. 56). По словам Гиляровского, Огарев был «умный и дальновидный человек, полицейский старого типа, сообразительный и ловкий» ( Гиляровский Вл. Московская старина. III. Полицмейстер Огарев // Голос Москвы. 1912. № 35. 12 февраля). Другой современник рассказывал об Огареве следующее: «В „Эрмитаже“ бывала вся именитая Москва, титулованная, купеческая, артистическая и ученая. Приезжал сюда часто и полицмейстер Огарев, скромно завтракал, платил десятирублевой бумажкой, и ему приносили сдачу – три зелененьких (по 3 рубля) и канарейку (1 рубль). Огарев давал канарейку на чай лакею; остальные забирал и уезжал» ( Вельский Р. Старая Москва // Сегодня. Рига, 1931. № 64. 5 марта).

Огарев не раз упоминается в литературных произведениях Коровина. Особенно ярко этот полицмейстер представлен в рассказе «Садовский и Огарев».

( обратно)

266

Егор Иванович Мочалов – один из директоров ресторана «Эрмитаж», находившегося на Трубной площади.

( обратно)

267

Многие считали себя друзьями Федора Ивановича Шаляпина (1873-1938), но великий артист, будучи с ними даже на «ты», лишь к немногим относился с таким истинно дружеским расположением, какое он питал к Коровину.

Знакомство Коровина и Шаляпина, состоявшееся на Нижегородской выставке в 1896 году, вскоре сменилось столь исключительно дружескими отношениями, что впоследствии Коровин метко определил их как «совместную жизнь». Рассказывая о счастливой для него встрече с Коровиным и Мамонтовым, Шаляпин говорил, что они стали ему тогда «дорогими и нужными людьми» (Ф. И. Шаляпин. Т. 1. С. 141). Целый ряд обстоятельств способствовал такому быстрому развитию их взаимоотношений: страстное увлечение искусством во всем его многообразии, беспредельная тяга к художественным исканиям, наличие большой общности их жизнерадостных и полнокровных натур, что даже делало несущественной разницу в годах (Коровин был старше Шаляпина на двенадцать лет).

Последовавшее вслед за сближением с Коровиным общение Шаляпина с другими художниками самым положительным образом сказалось на расширении и углублении уровня культурно-художественных вкусов Шаляпина, только начинавшего тогда свою сценическую деятельность, и на формировании его актерского мастерства. Опираясь на многочисленные свидетельства, добросовестнейший биограф артиста Э. А. Старк писал: «Общение с художниками имело для Шаляпина значение исключительно выдающееся, и это дает нам ключ к уразумению того, почему всякий образ, который дает на сцене Шаляпин, будь он исторический, так продуман, помимо своего внутреннего содержания, с чисто живописной стороны, почему каждый жест так пластически закончен «…» Их влияние [Серова, Врубеля и Коровина] на всю постановку дела в Частной опере было так велико, а Шаляпин, находясь тогда в расцвете молодости, был настолько впечатлителен, чуток и восприимчив, что неудивительно, если общение с художниками наложило печать на его творчество и привело к тому, что и до сих пор Шаляпин охотнее всего ищет общества художников» ( Старк Эдуард [ Зигфрид ]. Шаляпин. Пг., 1915. С. 204).

Многие спектакли, в которых выступал Шаляпин, как в Частной опере, так и в казенных театрах (Мариинском в Петербурге и Большом в Москве), были поставлены в декорациях и костюмах Коровина, и это содействовало созданию артистом полноценных сценических образов. Кроме того, художник в какой-то степени помогал ему в овладении высотами театрального искусства. К. С. Станиславский указывал, например, что «именно Серов и Коровин натолкнули Шаляпина на отчетливое произношение слов в опере» ( Кристи Г. Работа Станиславского в оперном театре. М., 1952. С. 50). Н. В. Салина, касаясь постановки оперы «Демон» в Большом театре в 1904 году, шедшей в декорациях и костюмах Коровина, писала, что художник сделал также Шаляпину «великолепный врубелевский грим» и «вообще возился с Шаляпиным, как нянька с младенцем» ( Салина Н. В. Жизнь и сцена. Воспоминания артистки Большого театра. Л.; М., 1941. С. 117). Н. И. Комаровская сообщала, что Серов и Коровин дали Шаляпину «несколько уроков „живописи на лице“ и впервые применили гримировку рук», эта же мемуаристка вспоминала, что внешний облик Досифея из «Хованщины» художник и артист наметили вместе ( Комаровская Н. И. О Константине Коровине. С. 68-70). И таких свидетельств творческого общения Коровина и Шаляпина современники оставили немало.

С большой признательностью говорил о своих товарищах-художниках сам Шаляпин, выделяя «наиболее нравившихся» ему Врубеля, Коровина и Серова (Ф. И. Шаляпин. Т. 1. С. 145). В его письмах разных лет неоднократно встречаются слова, полные дружеского чувства и уважения к Коровину. Вот, например, какое письмо прислал в газету Шаляпин в конце ноября 1911 года: «От души поздравляю дорогого Константина Алексеевича с его 50-летием. Огромного таланта этот человек, и многому я научился у него за нашу 15-летнюю дружбу. Скромно течет его плодотворная деятельность, но ярко блестит его талант и его краски. Много и глубоко чувствует его душа красоту, а природу любит он так, что об этом с удовольствием знают даже рыбы. Нужно ли говорить, как добр и отзывчив Коровин к беднякам, молодежи и начинающим художникам. Пусть же долго живет и здравствует дорогой художник на радость нам и на славу дивного искусства. Федор Шаляпин». (Именины К. А. Коровина // Утро России. 1911. № 269. 23 ноября).

Значительно позже Шаляпин, предаваясь размышлениям о своей жизни, писал: «После великой и правдивой русской драмы влияния живописи занимают в моей артистической биографии первое место» (Ф. И. Шаляпин. Т. 1. С. 276). В том, что это было так, Шаляпин усматривал немалую заслугу Коровина, которого он считал «талантливейшим художником и одним из обновителей русской сценической деятельности» (там же. С. 326).

Безусловно, что и Шаляпин многое дал Коровину и стимулировал его творчество. Недаром Коровин говорил: «Идеалом художника-декоратора должен быть тот же гениальный Шаляпин – этот классический певец нашего времени, поистине окрыляющий своим звуком текст автора» ( Коровин К. А. Роль художника на сцене. // Театр. 1913. № 1363. 15 октября. С. 5.)

Естественно, что Шаляпин, при его необычайной восприимчивости и исключительно развитом образном мышлении, сам принялся рисовать и страстно отдался этому увлечению. Коровин вспоминал, что Шаляпин «не мог видеть карандаша, чтобы сейчас не начать рисовать. Где попало – на скатертях в ресторанах, на меню, карикатуры, меня рисовал…»

Учителем Шаляпина в живописи невольно стал Коровин. Н. И. Комаровская вспоминает, что, когда они были в Виши в 1911 году, «Шаляпин часто сопровождал Константина Алексеевича на этюды. Коровин пишет, а Шаляпин пристроится рядом на складном стуле и тоже пишет, поглядывая на этюд Коровина. Тот смеется: „Ты что у меня слизываешь!“» ( Комаровская Н. И. О Константине Коровине. С. 76). Несколько позже Шаляпин, касаясь своих планов на будущее, заявил, что он думает «поработать над рисованием масляными красками», и сообщил, что Коровин обещал ему «дать несколько уроков» (Ф. И. Шаляпин о М. Горьком и своих планах // Столичная молва. 1914. № 366. 2 мая; эта заметка биографам Шаляпина и Горького не известна). Как свидетельствует Н. И. Комаровская, Коровин и Серов находили, что Шаляпин как художник «обладал недюжинным дарованием» ( Комаровская Н. И. Виденное и пережитое. Из воспоминаний актрисы. Л.; М., 1965. С. 119).

Постижение «правды и поэзии подлинной живописи», хотя и отвечало потребностям художнической натуры Шаляпина, необходимо было ему, как он сам признавал, «для полного осуществления сценической правды и сценической красоты» (Ф. И. Шаляпин. Т. 1. С. 276). В этой связи представляет значительный интерес газетная заметка «Шаляпин как художник», появившаяся еще в дореволюционное время и до сих пор остававшаяся не выявленной. В этой заметке говорится: «Широкой публике, вероятно, мало известно, что Ф. И. Шаляпин – недурной художник и что он, прежде чем выступить в той или иной роли, тщательно „зарисовывает“ изображаемый тип, справляясь с массой источников. Тысячи всевозможных гравюр и фотографий предшествуют созданию им какого-нибудь типа. Взяв от истории все, что ему нужно, артист в дальнейшем применяется к своей внешности и создает то лицо, которое, с одной стороны, отвечает типу, а с другой – носит его личные черты. Если бы Шаляпин захотел, он мог бы издать целый альбом рисунков, сделанных им для каждой роли. Но, к сожалению, большинство этих рисунков он с свойственным ему легкомыслием раздарил своим друзьям. Шаляпин не только рисовальщик, но и прекрасный, остроумный, наблюдательный карикатурист. Кто бывал в его уборной в петербургском Мариинском театре, тот видел его уморительные карикатуры на режиссеров и артистов, сделанные одним взмахом угля на стене» (Театр. 1911. № 952. 12 ноября. С. 6-7).