Текст книги "Сосновские аграрники"

Автор книги: Илья Земцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 40 страниц)

– Спасибо, Александр Петрович, за доверие.

В обком партии приехали в обеденный перерыв. Зимин нервничал, ходил взад и вперед по алее сквера напротив здания Горсовета. В 2 часа дня пришли к кабинету Низовцева, заведующего отделом сельского хозяйства. Из кабинета вышел инструктор Петров.

– Вы ко мне? – спросил он.

– По-видимому, к вам, – сказал Зимин.

– Тогда пойдемте.

Петров до обкома партии работал в Работнинском лесхозе лесотехником и помощником лесничего. Директор лесхоза Забродин был очень плохого мнения о нем – бездарность, лентяй и так далее. Одно удивительно, как он был принят для работы инструктором обкома. Ясно одно – не обошлось без помощи руководящего дяди, а может и тети.

Напустив на себя важность, Петров предложил Зимину и сопровождавшему его Бобылеву садиться. Затем, отвернув от них голову, сказал:

– Зачем посылают товарищей, ведь отлично знают, что у меня давно есть кандидат на должность директора Сосновского лесхоза.

– Тогда нам здесь делать нечего, – сказал Зимин. – Надо начинать все сначала.

Встал и направился к выходу. Лицо Петрова покраснело. Он тоже встал и крикнул:

– Вы куда, Ульян Александрович? Разговор с вами еще не окончен. Вернитесь и садитесь.

Зимин послушно сел на место, но уже на крайний от дверей стул. Улыбаясь, сказал:

– На какую тему мы с вами будем говорить? О согласовании вопроса на должность директора, кажется, отпало.

– С чего вы взяли, товарищ Зимин? Вы меня неправильно поняли, – возразил Петров. – Я сказал, что у меня лично была подготовлена кандидатура одного молодого товарища с высшим образованием. Против вас я тоже ничего не имею. У вас большой опыт и стаж работы. Вас рекомендуют Сосновский райком партии и управление лесного хозяйства. Поэтому обком партии не против. Я тоже вполне удовлетворен вашей кандидатурой. Думаю, излишне читать вам наставления, как надо работать. Пожелаю вам всего наилучшего.

На этом прием был окончен.

Зимин вернулся в управление лесного хозяйства, получил приказ о назначении директором лесхоза и не задерживаясь вернулся домой. Настроение было отличное. Привез с собой представителя управления, временно исполняющего обязанности начальника кадров, товарища Бобылева, бывшего директора Горьковского лесхоза. Ладыжев его ждал. Ему надо было срочно сдать лесхоз и до бюро райкома партии получить в управлении лесного хозяйства приказ о назначении директором Ковернинского лесхоза. Принять лесхоз, а там хоть в поле трава не расти. Бюро Сосновского райкома не имело прав наказать заочно, да и нельзя было передать материал на Ладыжева прокурору – привлекать к уголовной ответственности было не за что.

В тот же вечер приступили к сдаче лесхоза. Вначале поужинали и выпили на квартире Зимина, затем пошли на квартиру к главному бухгалтеру Яшину. На второй день с утра снова были у Яшина, затем перебрались на квартиру к Ладыжеву. Работники бухгалтерии составляли акт приема и сдачи лесхоза. По лесничествам не ездили.

Представитель управления Бобылев оказался алкашом. Слег на квартире Зимина и через каждые два часа просил по стакану водки. За один день выпил литр. У жены Зимина Зои Петровны украл 25 рублей. Зоя Петровна возмущалась и грозилась выгнать его. Зимин строго ее предупредил:

– Не поднимай шума.

Вручил ему акт о приеме лесхоза, посадил в автомашину «ГАЗ-69» вместе с Ладыжевым.

«Несолидный товарищ, – думал Зимин. – Как же таких товарищей допускают до руководящей работы, ведь он более двадцати лет был директором лесхоза, а в последнее время – головного Горьковского».

В отличие от ММС работать в лесхозе было легко. Все работы от начала до конца выполняли лесничества. Роль лесхоза заключалась в составлении отчетов для управления лесного хозяйства. Лесхоз – излишняя надстройка в лесном хозяйстве, притом чисто административная. Аппарат лесхоза – это гастролеры, иначе никак не назовешь. Зачем едет директор лесхоза и вообще вся администрация в лесничества? Пьянствовать, проводить время. У опытного лесничего по всем вопросам все в ажуре. Излишний контроль только отбивает руки. Летом в рабочее время устраиваются рыбалки, зимой и осенью – охота. Лучше работы не придумаешь. Директор лесхоза и его помощники – почетные гости не только у лесничего, но и у каждого лесника.

Инженер лесхоза Роза Дубровина нового директора решила опекать по всем вопросам. Приглашала его к себе на квартиру ежедневно. Куда бы Зимин ни поехал, она всегда напрашивалась с ним. Муж ее, Дубровин, ранее работал инспектором охраны леса лесхоза, тяжело болел туберкулезом. Ее поведение ему было безразлично, так как он отлично знал, что ему скоро придет конец.

Ладыжеву Роза была второй женой. Выезжая с ночлегом в лесничества, спать они ложились на одну кровать. Жена Ладыжева об этом знала. Однако она тоже не терялась, часто встречалась с лесничим Калинцевым и была Розе хорошей подругой. Сотрудники лесхоза говорили, что тут все запутано и всего не распутаешь.

По просьбе Зимина, чтобы освободить квартиру Ладыжева, Чистов смягчился и решил не наказывать бывшего директора Сосновского лесхоза, а отпустить восвояси. Поэтому Ладыжев быстро переехал в Ковернино. Квартира освободилась для главного лесничего Назарова, тот незамедлительно переехал.

Зимину работа в лесхозе была хорошо знакома. Многие работники его отлично знали, говорили, что он опытный специалист.

Главный бухгалтер Яшин, узнав, что Зимин будет директором, собирался уходить с работы. Он утверждал, что Зимин хороший плут и пройдоха: «Чтобы с ним работать, надо смотреть в оба». Когда Зимин принял лесхоз, Яшин уже передумал увольняться. На насмешки работников говорил: «Поживем – увидим, уйти никогда не поздно. Зато труднее поступить на работу».

Глава двадцать седьмая

Гряду лесов, бравших свое начало от черноземных районов Горьковской области, Арзамасского района и уходивших на юг в Дивеево и Первомайск, а там в Мордовию, а также на запад во Владимирскую область, народ издревле называл Муромскими лесами. По Сосновскому, Ардатовскому и Навашинскому районам эти леса тянулись полосой до 20 километров шириной. Местами почти по центру проходила река Сережа с резко выраженной поймой. В пойме находилось свыше 20 тысяч гектаров пойменных лугов и торфяников. Леса в водоохранной зоне реки Сережи были сохранены полностью. В них разрешалось проводить только рубки ухода и, как исключение, лесовосстановительные.

Половина площади лесов Венецкого лесничества располагалась на территории Навашинского района. Граница с Мухтоловским лесхозом проходила по опушкам полей Рожковского совхоза, деревень: Вилейка, Венец, Красненькая, Бочково, Большая, Рамешки, Николаевка, Ольгино, Марфино. Директор совхоза Трифонов боялся работников Мухтоловского лесхоза. Они на каждый случай самовольной пастьбы скота или самовольного сенокошения составляли акты и через арбитраж снимали со счетов совхоза деньги. Зато на территории Сосновского лесхоза он был хозяин, больше чем директор лесхоза. На каждой партийной конференции ставил вопрос о передаче из состава Мухтоловского лесхоза в Сосновский свыше 5 тысяч гектаров лесной площади, так как на территории Мухтоловского лесхоза безобразничать нельзя, а в Сосновском лесхозе делать можно все: уничтожать лесопосадки первых лет жизни, пасти скот на запрещенных площадях, самовольно косить, где понравится, и так далее.

Проделки были Трифонова, а виновным оставался директор лесхоза. Правильно Зимину говорили многие: «Зря ты дал согласие работать в лесхозе. Лесхоз в Сосновском районе – это пороховая бочка, которая периодически взрывается, и отвечает за все один директор лесхоза, реже главный лесничий». Зимин думал: «Пока секретарем райкома Чистов, меня никто не обидит». Чистов Зимину был верным другом, во всех вопросах его поддерживал. Однако и Зимин Чистова не обижал. Для расширения личного дома Зимин бесплатно поставлял Чистову лес, тес, рельсы для балок, кровельное железо, даже свои сухие строганые доски, более 3 кубометров, отдал. Зимин устраивал банкеты для встречи областных гостей. Был хорошим организатором охот и рыбалок с купленной дичью и рыбой. Зимин безоговорочно выполнял все поручения Чистова, каких бы трудов и денег они ни стоили.

Работники лесхоза готовились к празднику День лесника, одновременно хотели обмыть нового директора лесхоза, а также главного лесничего Назарова. Ход времени на Земле и во всей Вселенной не удавалось остановить никому, даже самому Богу. Особенно для Зимина в первые дни и недели время бежало быстро. Лесничие, да и лесники встречали его как лучшего гостя. Зимин каждый день отправлялся в 10-11 часов для ознакомления с лесничествами и домой возвращался в веселом настроении поздно вечером. Жена его, Зоя Петровна, при его появлении говорила: «Начинается все сначала». Она вспоминала, когда он работал лесничим в Стоянцевском лесничестве Московской области, не просыхая пил. Так же рано утром отправлялся верхом на лошади неизвестно куда и приезжал, как правило, вдрызг пьяным. С большим трудом она уговорила его уволиться и уехать. Он перешел работать из лесного хозяйства в лесную промышленность. Вначале два месяца работал инженером лесозаготовок в Волоколамском леспромхозе, затем главным инженером. Через год указом Президиума Верховного Совета СССР был переведен в Кировскую область и назначен главным инженером Дубровского леспромхоза с объемом лесозаготовок до полумиллиона кубометров, тогда как Волоколамский леспромхоз готовил только десятую часть, то есть 50 тысяч. В Дубровском леспромхозе пить, во-первых, было некогда. Во-вторых, там никто не подавал. На свои деньги пить накладно. Поэтому Зимин превратился в трезвенника. Он был экономен и скуп.

День лесника по традиции встречали в конторе лесхоза. Зимин вместе с женой был посажен на самое почетное место, и уделено ему было максимум внимания. В разгар пьянки пришла его восьмилетняя дочь Оля.

– Пап, – сказала она, – я одна боюсь сидеть дома.

Жена его пошла домой и увела Зимина. Гуляние в лесхозе продолжалось до 2 часов ночи. Появились гармонисты, баянисты и прочие музыканты.

Придя домой, Зимин открыл гараж, где у него стояла только что купленная автомашина «Москвич». Он то включал фары, подфарники, пускал в работу мотор, то снова все выключал. В свете фар появился Чистов. Одет он был в видавшую виды телогрейку. На голове красовалась выцветшая фуражка. Вид у него был сосредоточенный, испуганный. Зимин подумал: «О, господи! Уж не галлюцинации ли у меня? Пью каждый день, поэтому всего следует ожидать». Правая рука сама лезла на лоб, чтобы перекреститься.

Заикаясь, Чистов сказал:

– Ульян Александрович, мне надо поговорить с тобой по важному делу.

Тогда только Зимин понял, что это настоящий Чистов, а не его тень или душа. Зимин вылез из автомашины, выключил зажигание, открыл капот, отключил аккумулятор.

– Говорите, Анатолий Алексеевич.

– Здесь нельзя, – сказал Чистов. – Пойдем в избу.

Вошли в дом на кухню. Чистов, озираясь кругом, почти шепотом заговорил:

– У вас нет никого постороннего?

– Нет, – ответил Зимин.

На стол поставил бутылку водки. Достал из холодильника закуски. Нарезал помидоров и огурцов. Налил Чистову полстакана водки, а себе только покрыл дно стакана. Чистов залпом выпил водку и не закусывая заговорил:

– Ты ничего не слышал?

– Нет, – ответил Зимин.

– Арестовали Кузнецова Сергея Васильевича. За продажу теса и дров. Следствие по поручению областной ОБХСС ведет следователь из прокуратуры города Павлово, женщина. С ней не сговоришься и не договоришься ни о чем.

Зимин не выдержал, сказал:

– Анатолий Алексеевич, зачем нам с ней договариваться, пусть договаривается с ней Кузнецов. Ведь его посадили, а не нас с тобой.

– Ты, Ульян, очень пьян. Где так сумел набраться? – сердито пробормотал Чистов.

– Анатолий Алексеевич, сегодня же у меня праздник, День лесника. Я только что пришел из конторы лесхоза, где собрался весь коллектив.

– О, да я и забыл, – сказал Чистов. – Слушай меня внимательно и не перебивай. Два месяца назад по моей просьбе и по распоряжению Кузнецова для достройки моего дома с пилорамы села Венец привезли две автомашины теса. Документы на тес и лес я так и не успел оформить. Сам знаешь, некогда, все время занят. Мне только что передал по телефону наш районный прокурор, что рабочие пилорамы на допросах дают показания: «Кузнецов торгует тесом. Даже сам первый секретарь райкома, товарищ Чистов, увез от нас без оформления и оплаты две автомашины тесу. А сколько перевозили шофера по распоряжениям директора совхоза Трифонова!» Поэтому, Ульян, тебе завтра рано утром надо выехать в Венец. В лесничестве у Таисии Федоровны задним числом выпиши десять кубометров делового леса. В отделении совхоза заплати за распиловку теса кассиру Агнее. Документы привези мне. Сколько будет стоить, я уплачу.

– Хорошо, Анатолий Алексеевич, что от меня зависит, я все сделаю, – обнадежил его Зимин. – Постараюсь все сделать.

– Как думаешь, Ульян, Таисия Федоровна сопротивляться не будет?

– Нет, Анатолий Алексеевич, – заверил его Зимин. – Она сейчас для меня все сделает, возможное и невозможное. Так что будьте спокойны, не переживайте.

– Я спокоен, – ответил Чистов, – но в случае… – недоговорил.

Не закусывая Чистов залпом выпил еще стакан водки. Распрощался, ушел домой.

Зимин встал в 5 часов утра, выпил стакан крепкого чая, ушел в лесхоз. По привычке без шофера выехал в Венец. Чистова, лучшего друга, надо было выручать. Хотя волшебной палочки-выручалочки у Зимина не было, но он надеялся на себя и свою способность на такие дела.

«Какую же неосторожность допустил ты, дорогой товарищ Чистов, – думал Зимин. – Такие вещи и тебе могут не простить. Не будь меня в лесхозе, был бы на моем месте Ладыжев, на которого ты так злился и которого ты так ненавидел, что бы ты тогда делал? Таисия Федоровна без Ладыжева не согласилась бы тебе помочь. Вот это дела. Сумеет ли выпутаться из этого грязного дела Кузнецов, а ведь может и застрять. Годика три-четыре тюрьмы всыплют, есть за что. Тогда так нахально не будет торговать лесом и тесом. Дела приняли неприятный оборот».

Лесничего Таисию Федоровну Зимин застал в постели. Она быстро оделась и вышла на крыльцо дома. Зимин попросил ее пройти в контору лесничества. В конторе Зимин сказал о цели визита:

– Таисия Федоровна, Чистову надо выписать августом месяцем документ на покупку деловой древесины в лесничестве.

– Не могу, Ульян Александрович, – возразила Бородавина. – Как я выпишу, когда за август составлен отчет и сдан в лесхоз.

– Таисия Федоровна, а ты через не могу, подумай. Выписывать надо.

– Но ведь все приказы на отпуск готовой продукции – это бланки строгой отчетности с порядковым номером.

– Знаю, – сказал Зимин. – Тогда выпиши буквой «А». В случае проверки скажешь, что забыли включить в отчет и подскажешь бухгалтерам.

– Это, пожалуй, можно, – согласилась Бородавина.

Она выписала приказ на отпуск готовой продукции и приходный ордер на деньги. Зимин заплатил причитающуюся сумму за 10 кубометров леса и сказал:

– Слава богу, самое трудное сделано. Сейчас надо оформить распиловку леса на пилораме и заплатить деньги.

В конторе отделения совхоза был переполох. Ждали работников ОБХСС для снятия остатков леса, теса и других материалов. Народу была полная контора. Зимин попросил кассира Агнею выйти на улицу для секретного разговора. Агнея вышла за Зиминым.

– Дорогая Агнея, – сказал Зимин, – Чистову надо оформить распиловку теса, только августом месяцем.

– Не могу, – сказала Агнея.

– Прошу вас, – настаивал Зимин, обнимая ее.

– Не проси, не могу. Во-первых, отчет за август месяц составлен. Во-вторых, в центральной бухгалтерии совхоза работниками ОБХСС проверены все документы, сняты остатки кассы и лесоматериалов.

– Дорогая Агнея, это я виноват. Еще в начале августа Чистов поручил мне оформить распиловку леса на вашей пилораме, но в связи с передачей ММС и приемкой лесхоза, а вернее с ежедневной пьянкой, я забыл выполнить его просьбу, – Зимин врал. – Сейчас совестно смотреть в глаза Чистову.

– А у него лес в лесничестве выписан? – спросила Агнея.

– Выписан, – ответил Зимин и показал документ.

– Что с тобой делать, – ворчала Агнея. – Тебе не откажешь ни в чем. Ты прошаристее цыгана. Проси справку от пилорамщика, что столько-то леса принято от Чистова на пилораму для распиловки.

Агнея ушла и послала рамщика пилорамы. Рамщик не хотел и слушать Зимина. Говорил, что его вызывали на допрос, где он собственноручно написал и расписался в том, что Чистов никакого леса на пилораму не сдавал, а с пилорамы увез 7 кубометров теса, то есть две автомашины.

– Даже не заплатил деньги за распиловку.

– Но это ты напраслину несешь на Чистова, – сердито сказал Зимин. – В этом я виноват. Чистов еще в первых числах августа дал мне денег и просил оформить лес в лесничестве и заплатить деньги за распиловку. Деловой лес я ему выписал еще в августе, вот смотри документ, а за распиловку в связи с приемкой лесхоза и сдачей ММС не сумел заплатить. Мне сейчас совестно даже встречаться с Чистовым. Я подвел его под монастырь. Давай не будем терять дружбу. Ваша пилорама зависит от лесхоза и лесничества. Так что смотри, – пригрозил Зимин.

– Ну, тогда другое дело, – сказал рамщик. – Я ведь считал, что и лес у него в лесничестве не оформлен. Значит, его лес хлыстами таскал ваш тракторист Сашка Великанов.

– Так точно, – подтвердил Зимин, хотя впервые слышал, что Великанов возил лес Чистову.

– Пойдем в контору, – сказал рамщик, – я тебе напишу справку.

В конторе он попросил листок бумаги и карандашом написал справку о том, что 3 августа 1970 года на пилораму Венецкого отделения Рожковского совхоза от гражданина Чистова А.А. было принято 10 кубометров делового леса для распиловки на мелкий и крупный тес. Агнея, улыбаясь, выписала приходный ордер за распиловку 10 кубометров леса, корешок вручила Зимину. Всего Зимин заплатил 95 рублей.

Из конторы совхоза деревни Рожок по телефону вызвал квартиру Чистова. Тот скорбным голосом спросил:

– Как дела, Ульян?

– Отлично, Анатолий Алексеевич, все везу.

Уже повеселевшим голосом Чистов ответил:

– Спасибо!

Можно ли проехать село Лесуново, чтобы не поговорить. Зимина здесь знали все от мала до велика. Работая директором торфопредприятия и директором ММС, Зимин полюбил это село. Село тружеников, село смелого волевого народа. Больше 80 процентов рабочих и механизаторов работали в ММС из Лесуново. Все работали на совесть, честно.

У районного руководства, наоборот, сложились негативные преставления о жителях села. Когда Лесуново было отделением Сосновского совхоза, где, по сути дела, ничего не делалось, скотные дворы стояли пустые. Земли совхоз не выборочно, а полностью предложил лесхозу для посадок леса. Директор совхоза Андрианов Борис и главный агроном Арепин Алексей говорили: «Обсадим село Лесуново кругом сосновым лесом. Когда вырастет, в сухую погоду при ураганном ветре надо поджечь, пусть сгорит вместе со всеми домами».

В селе было свыше 600 домов. В каждом доме по мужику, а в отдельных еще и не по одному. У всех было желание работать. А где? Сельпо, там работало три-четыре мужика, остальные женщины. Сушильный завод, где постоянно работало 70-75 человек, 95 процентов – женщины. Поэтому мужики организовывались в бригады. Одни бригады отправлялись плотничать, другие на лесозаготовки и так далее.

В сезон уборки руководство совхоза обращалось с просьбой помочь в уборке трав, зерновых и картофеля. Притом бесплатно. Лесуновские мужики наотрез отказывались. Отправлялись с косами в леса, в дебри реки Сережи и косили каждый для себя. Они говорили: «Как аукнется, так и откликнется». Попросят транспорта у совхоза для вывозки дров или леса, а в совхозе говорят: «Не дадим». Попросят лошадь, чтобы вспахать усад, в совхозе говорят: «Нет». Мужики им стали отвечать: «На нет – нет. Обеспечьте нас постоянной работой в совхозе, мы будем трудиться, не покладая рук». Но руководство совхоза село Лесуново, в отличие от других деревень, сразу же занесло в черный список. Все сельскохозяйственное производство свернуло. Пусть народ уезжает, раз в селе нечего делать. Земли – пески, пользы от них почти никакой. Близлежащие пойменные сенокосы жители села использовали под пастьбу скота. Народ был поставлен в крайне тяжелое положение. Но народ не унывал, не падал духом. Никто никуда ехать не хотел, в том числе молодежь. Село расширялось, расстраивалось. Мужики говорили: «Наше село вольное, ни колхоза, ни совхоза, каждый человек сам по себе».

В 1965 году село Лесуново из состава Сосновского совхоза перешло во вновь организованный Рожковский. Сосновский совхоз содержал ежегодно на выпасе молодняк крупного рогатого скота, поэтому имелось около 50 человек рабочих и три лошади, также был закреплен трактор МТЗ. Директор Трифонов с первого дня существования Рожковского совхоза объявил: «С Лесуново мне не нужен ни один человек. Обойдемся без лесуновских». В работе было отказано всем, даже работавшим в Сосновском совхозе. Дружный народ села стал мстить Трифонову. За три ночи с полей была растаскана вся солома и выкопано почти 50 процентов картошки. Трифонов через секретаря райкома пригласил прокурора и начальника милиции.

Приехали в Лесуново начальник милиции Козлов, прокурор Алимов, начальник ОБХСС Сенаторов. Трифонов их ждал в конторе сельпо. Все четверо зашли посовещаться в маленький кабинет председателя Галочкина Валентина. Трифонов настаивал на том, чтобы произвести обыск у всех жителей Лесуново. Алимов протестовал:

– Мы не имеем на это права. Говори, кого подозреваешь, нарушим закон о неприкосновенности личности, одного-двух человек обыщем.

Трифонов подозревал всех, конкретных виновников не знал. Однако решили неофициально заглянуть во двор к трактористам ММС Мите Малькову и Алексею Ильину. Но ни у того, ни у другого даже следов соломы не обнаружили. На этом и закончили. Все вместе с понятыми и шоферами пришли в столовую сельпо. Крепко пообедали, выпили почти по бутылке на брата для хорошего знакомства и сближения до друзей. Повторили на живописном берегу реки Сережи. Повторяли до 10 часов вечера. Прокурор и милиция нашли ночлег у одиноких женщин села. Трифонов уехал ночевать домой. Так состоялось первое расследование хищений совхозной соломы и картошки. На следующий день Трифонов уже жаловался Чистову на прокурора и милицию, что они вместо расследования, обысков занялись пьянкой. Про себя он молчал.

Зимин приехал к столовой села Лесуново. Вездеход «ГАЗ-69» поставил под окно. С похмелья есть ничего не хотелось, хотя времени уже было около десяти. Выпил кружку пива. Его приглашали похмелиться несколько человек. Он говорил:

– За рулем, пить нельзя.

Ему возражали:

– А ты выпей за столом, а потом садись за руль.

– Пьяному ездить нельзя. Автоинспектор Чеснов лишит права управления автомашиной.

В Сосновском проехал не по центральной улице, а в объезд и подъехал к дому Чистова. Чистов встретил его возле дома, обрадовано заговорил:

– Ульян Александрович, пойдемте в избу.

Ульян снял с себя пыльный халат. За Чистовым вошел на кухню. Вручил документы на лес и распиловку леса на тес. Чистов с жадностью проверял, правильно ли оформлено. Убедившись, что все правильно, расплылся в улыбке, сказал:

– Спасибо тебе, Ульян. Сколько я тебе должен?

Спрашивал, хотя сам видел, сколько Зимин заплатил.

– Ничего не надо, Анатолий Алексеевич, – сказал Зимин. – Спасибо, что мне доверил.

– Ладно, Ульян, – подтвердил Чистов. – Я с тобой рассчитаюсь. Деньги у Тони, а она сегодня уехала к отцу в деревню Турково.

Чистов поставил на стол бутылку водки, банку яблочного сока. Нарезал свежих огурцов, помидоров и колбасы. Наполнил водкой стограммовые стаканы.

– Выпьем, Ульян, за нашу удачу.

Зимин пить не хотел, но решил не отказываться – боялся обидеть Чистова.

Чистов налил еще, однако на сей раз Зимин отказался:

– Жена ждет, надо заняться уборкой яблок.

– Ульян! Если ты не возражаешь, съездим вечером в деревни Бочково и Рожок. Надо успокоить Катю, жену Кузнецова, пусть не переживает, и заехать к Трифонову Михаилу Ивановичу.

В 7 часов вечера Чистов подъехал к дому Зимина. Зимин был одет и через тридцать секунд был уже у автомашины.

– Анатолий Алексеевич, может, зайдешь к нам? – спросил Зимин.

– Нет, Ульян. Зайду в следующий раз.

Зимин пытался сесть на переднее сидение, но Чистов ему предложил:

– Садись на заднее и позади меня. Возможно, за нами тоже наблюдают. Ты уже слышал, что Кузнецова задержали? Правда, в камеру не посадили, сидит у дежурного милиции. Следствие ведет женщина из прокуратуры города Павлово. Ею уже допрошены почти все свидетели. Если не принимать никаких мер, то могут раздуть громкое дело. Кузнецову грозит не менее десяти лет, потянут Трифонова и Батурина. Дело принимает крутой оборот.

Чистов, увлекшись разговором, не видел ухабов и неровностей дороги, автомашина прыгала, как козел.

– Два часа назад ко мне приходил Миша Попов. Собрался ехать в управление внутренних дел. Говорит, что ему хорошо знаком начальник отдела ОБХСС. Заверил меня, что все будет в порядке. Завтра в 6 часов выедет. Я ему даю свою «Волгу».

– Миша если взялся, то сделает, – подтвердил Зимин. – Начальник отдела областного управления внутренних дел отлично знает и Кузнецова Сергея. Он у него не один раз бывал в доме в Бочково. Сергей его, как и всех людей маленького ранга, угощал самогоном.

– Откуда ты знаешь? – спросил Чистов.

– Знаю, Анатолий Алексеевич. Я присутствовал два раза и вместе с ними пил самогон с медом.

– Слава богу, – сказал Чистов. – Кажется, пронесет.

В деревне Рожок подъехали к дому Трифонова Михаила Ивановича. В Рожке более трех четвертей жителей – Трифоновы. Михаил Иванович встретил их на улице при входе в сени. Он был подготовлен к приезду Чистова, так как Чистов с ним разговаривал по телефону. После крепких рукопожатий Трифонов пригласил в избу.

– Может быть, поговорим по секрету здесь? – предложил Чистов.

– Какие могут быть секреты? – возразил Трифонов. – Посадили Кузнецова – и правильно сделали. Туда ему, жулику, и дорога. Не проходит и дня, чтобы он не продал автомашину теса и автомашину дров. На него две автомашины «ЗИЛ-157» Павловского автокомбината работают постоянно – ежедневно уже целых десять лет. Да еще часто без спросу и согласования использует совхозные автомашины, закрепленные за отделением. В селе Венец живет пять шоферов совхоза. Все они по окончанию работы ставят автомашины в Венце. Кто у своего дома, кто на хозяйстве. Спросите любого шофера из пяти, сколько он отвез и продал дров и теса? Вырученные от продажи деньги отдали Кузнецову. Каждый скажет, что не за одну и две автомашины, а назовет десятки только в текущем году.

Трифонов говорил громко, поэтому Чистов предложил:

– Здесь не место для разговоров, Михаил Иванович. Поедем в контору или пройдем к тебе в дом, если там нет никого постороннего.

– Я посторонних не боюсь, – с гордостью в голосе ответил Трифонов.

– Говоришь, не боишься, – задетый за живое, со злостью, почти шепотом сказал Чистов. – Говоришь, не боишься, – повторил он. – Считаешь себя ангелом, непогрешимым. У тебя, по-видимому, память слишком коротка. Не для тебя ли каждую ночь курсируют автомашины с тесом и дровами из Рожка, Николаевки в Павлово и Вачу?

– Анатолий Алексеевич, пройдем в сени, – глухо сказал Трифонов, – а то нас могут услышать.

– Пройдем, – согласился Чистов. – Значит, ты паинька, ни в чем не грешен. Завтра утром работники ОБХСС приедут и к тебе и начнут следствие. Уже трое шоферов допрошены. Они показали не на Кузнецова, а на тебя. Что только за лето для тебя лично продали по восемнадцать автомашин теса и до двух десятков дров. Откровенно признались, что не проходит ни одной ночи, чтобы они не съездили с дровами и тесом в Павлово, Ворсму или Вачу.

Лицо Трифонова из розового превратилось в белое. Во рту пересохло.

– Господи, – выдавил он из легких, – не может быть! Мне шофера ничего не говорили.

– Конечно, не говорили, – продолжал Чистов. – Следователь их письменно строго предупредил, чтобы они молчали. В случае разглашения вперед следствия он даже может изолировать свидетеля.

– Пойдемте, Анатолий Алексеевич, в избу. Только об одном прошу, при жене и детях ничего не говорить.

– Тогда давай здесь доведем разговор до конца, – предложил Чистов. – Ты меня понял, Михаил Иванович?

– Понял, Анатолий Алексеевич, – печально промямлил Трифонов. – Помогите, выручите, у меня семья.

– Вот это уже другой разговор, Михаил Иванович. Что от меня зависит, я сделаю. Завтра посылаю Мишу Попова в Горький в управление внутренних дел. Следствие прекратят и дело положат в архив. Меня удивило одно. Несолидно ты повел себя по отношению к Кузнецову. Вместо того чтобы выручать товарища ради себя, ты его начал топить, сводить личные счеты. Характеристику на Кузнецова из прокуратуры запрашивали?

– Да! – ответил Трифонов.

– Ты уже отослал? – со злостью спросил Чистов.

– Отослал, – чуть слышно сказал Трифонов.

– Ну, и что ты написал?! – почти крикнул Чистов.

– Так как есть, – ответил Трифонов.

– Почему ты не посоветовался со мной? Почему? Я тебя из трактористов вытащил в директора. А ты уже возомнил себя министром. Смотри, дорогой товарищ, как тебя поставили директором, так и снимем, снова посадим за рычаги трактора. Не забывай, пока я секретарь райкома, все зависит от меня.

– Прости меня, Анатолий Алексеевич, – сказал Трифонов. – Я погорячился, больше этого не будет. Буду предан вам до конца жизни, только спасите меня. Мне с Венца звонили по телефону, что вами тоже сколько-то леса и теса не оформлено.

– Ошибаетесь, Михаил Иванович, – улыбаясь, сказал Чистов, достал из кармана документы и протянул Трифонову.

Трифонов развернул бумаги, больше минуты изучал их глазами, отдал обратно Чистову.

– Ну и народ, из мухи слона раздувают. Еще сегодня утром Мишка Пронин бахвалился, что и Чистова потянут, так как десять кубометров теса взял с пилорамы.

– Скажи Пронину, пусть держит язык за зубами, – предупредил Чистов. – Меня не скомпрометируешь. Я человек честный и осторожный. А ты, Михаил Иванович, вместе с Кочетковым и Лобановым выручай Кузнецова. Напишите ему хорошую характеристику за подписью секретаря парткома, председателя профкома и секретаря комсомольской организации. Вы на него послали характеристику только за одной вашей подписью?

– Да, – ответил Трифонов.

– Если уголовное дело на Кузнецова не прекратят, если Миша Попов будет бессилен что-либо сделать, ты, Михаил Иванович, бери отпуск и уезжай. Характеристику пусть подпишет Лобанов Евгений, который останется за тебя. Мы еще посмотрим, может, оставим его на постоянку.