Текст книги "Сосновские аграрники"

Автор книги: Илья Земцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 40 страниц)

«Товарищи! Товарищи! – звонко кричала Перминова. – Прошу вас, сядьте. Я посоветуюсь с обкомом партии. Выясню, где Матюшин. Если он дома, то сейчас же пошлем за ним нарочного». «Чего там выяснять? – кричал Худяков. – Я час назад был у него на квартире. Сидит под домашним арестом и пьет чай с клюквенным вареньем». В зале раздался смех. Перминова скрылась за кулисами сцены Дома культуры. Через три минуты снова появилась и объявила: «За Матюшиным послали нарочного. Товарищи, давайте не будем терять драгоценное время, начнем работу партконференции». Худяков не унимался, он попросил разрешения у Перминовой от ее имени пригласить Матюшина на конференцию. «Ну что, действуйте», – кисло ответила Перминова. Худяков вышел и послал за Матюшиным свою автомашину.

С отчетным докладом на конференции выступил Преклонский, секретарь Воскресенского райкома партии. После него оглашался список коммунистов, ранее намеченных к выступлению, в том числе выступал и я.

Матюшин появился после окончания прений, когда был оглашен список состава пленума райкома. В списке Матюшина не оказалось. Снова закричал Худяков: «Почему Матюшин не введен в состав пленума? От имени заветлужских коммунистов просим внести его в список для тайного голосования». «Товарищи! – сказал Преклонский. – Если мы внесем в список Матюшина, то кого-то должны из списка исключить». В зале раздался крик. Кричали: «Пусть один будет лишний». Так Матюшин лишним был внесен в список.

При голосовании намеченный вторым секретарем Грошничихин не вошел в состав пленума. При избрании первого секретаря, как ни старалась Перминова рекомендовать Преклонского, был избран Матюшин. А получилось это так. Пока Перминова собиралась для рекомендации Преклонского раскрыть рот, громко заговорил Худяков: «Мы, коммунисты, делегаты заветлужской стороны, считаем, что первым секретарем должен быть Матюшин». «Товарищи, товарищи!» – кричала обескураженная Перминова, пораженная таким нахальством и неподчинением верхам, и думала: «Будь это при жизни Сталина, многие бы оказались за решеткой». «Товарищи! – продолжала она. – Обком партии не только рекомендовал, но и утвердил товарища Преклонского. Я требую, чтобы коммунисты выполнили волю областной парторганизации». «Перестань, баба, позорить партийную демократию», – кто-то крикнул басом. «Товарищи! – крикнул Худяков. – Вопрос ставлю на голосование. Кто за то, чтобы Матюшин был первым секретарем, прошу поднять руки». Проголосовали все единогласно. «А сейчас вам и карты в руки, Михаил Иванович», – улыбаясь, сказал Худяков. Вторым был избран Преклонский. Перминова подошла к Худякову, задыхаясь от злобы, сказала: «Все вам при случае припомню. Ты за это еще поплатишься».

Матюшин работал недолго. Пил он здорово, и через три месяца после конференции стукнула его кондрашка, инфаркт. Руководил районом все равно Преклонский.

– Вот и Захарово, – сказал Чистов. – Но ты все равно сгустил краски. Остановись здесь, я сбегаю к Евсееву.

Чистов постучал в окно. Оно тут же раскрылось. Раздался женский голос:

– Он вас ждет в Искадьево возле пруда.

Они приехали к пруду. Поверхность земли от пруда была окутана туманом. Из полумрака ночи и тумана, как призрак, к автомашине подбежал Евсеев.

– Все в норме, – сказал он.

Двое мужиков, по-видимому, рыбаков принесли большую кормяную корзину карасей и карпов. С большим трудом поставили в автомашину. По дороге Чистов от души смеялся, брал в руки еще живых карпов и карасей и говорил:

– Вот это чудо! Ну, Ульян, мы с тобой сейчас с рыбой.

Зимин подвез Чистова к его дому, помог ему вынести корзину с рыбой.

– Возьми, Ульян, несколько карпов, – предложил Чистов.

Зимин взял одного небольшого карпа и уехал.

На востоке уже горела кровавая заря. Вот-вот должно было показаться солнце.

Глава двадцать третья

Созрели хлеба, налились соком яблоки, поспевала и крепла картошка. Пролетали, как перелетные птицы, теплые августовские дни. Самое горячее, самое страдное время года. Погода стояла как на заказ благоприятная.

Совхозы «Панинский», «Барановский» и «Яковский» рапортовали об окончании уборки зерновых. В Рожковском совхозе только раскачивались и приступали. Рожь полегла, ячмень осыпался. Николаевское отделение почти не приступало к уборке. Весь народ ушел на мочища выдирать мочало. Работа кипела. Люди работали от зари до зари, даже прихватывая ночи. Начальник отделения совхоза Батурин и бригадиры деревень Николаевка, Ольгино и Марфино вместо организации народа на уборку урожая сами устремились решать свои мочальные дела. Трифонов при районном начальстве ругал на чем свет стоит жителей этих деревень, но при встрече с виновниками молчал. Мочало – это была его идея. Он сам заразил жителей этих деревень мочальной болезнью. Наступил сентябрь, кучи мочала росли, зато все картофельные поля стояли нетронутыми. Все новости из деревни в деревню передавались мгновенно. Шабашники Венецкого отделения деревень Венец, Вилейка, Красненькая и Залесье поехали на заработки в Костромскую и Кировскую области на лесозаготовки. В совхозе работать не хотел никто.

Трифонов каждый день с приходом Чистова на работу жаловался ему по телефону. Сейчас уже на административные органы, которые плохо помогали ему в работе. Даже экспериментальные посевы и посадки овощей и корнеплодов в пойме реки Чары не убирались. На посевы был пущен совхозный крупный рогатый скот, а следом за ним и населения. Все было примято, затоптано. Неубранный овес в Венецком и Николаевском отделениях после прогона по ним скота запахивался.

Чистов предупредил Трифонова, что он пригласил Семенова на охоту. Семенов дал согласие. Но куда везти? Единственное место – Рожок, где народ умел держать язык за зубами. Семенов человек любопытный. Увидит неубранные зерновые. Вместо охоты может проехать по полям совхоза. Тогда берегитесь, Анатолий Чистов и Мишка Трифонов, обоих расколошматит. Поэтому лучше перепахать неубранные площади, занятые овсом и ячменем.

Чтобы не упасть лицом в грязь, Чистов с Бойцовым решили до приезда Семенова продемонстрировать свои охотничьи способности и среди недели выехали на тренировочную охоту к Трифонову и Кузнецову. Кузнецов далеко за пределами Сосновского района слыл гостеприимным охотником. К нему очень часто наведывался и Спиридон Иванович Росляков, сейчас уже председатель областной охотинспекции. После каждой бесплодной охоты он говорил Кузнецову:

– Сергей Васильевич, ты весь лес превратил в пустыню. На охоту к тебе приехал в последний раз.

Кузнецов ни сроков, ни правил охоты не соблюдал. Его браконьерскую деятельность лесная охрана пресечь боялась, так как руководство и административные органы района были у него частыми гостями, сами становились браконьерами.

Чтобы договориться с Чистовым о встрече высокого гостя, Трифонов в 7 часов утра выехал в Сосновское. Без двадцати минут восемь он уже сидел в приемной Чистова. Любопытный сторож Андрей Иванович сидел против Трифонова, улыбаясь беззубым ртом, спрашивал:

– Что так рано, Михаил Иванович, пожаловал в наше заведение? Что-нибудь случилось?

– Нет, Андрей Иванович. Все в порядке, все хорошо, – улыбаясь, отвечал Трифонов. – Спешу застать Анатолия Алексеевича. Сам понимаешь, сейчас самая горячая пора, уборка. День кормит год. Не везде наведены порядки, – Трифонов давал понять сторожу, что у него все в порядке, – поэтому Анатолий Алексеевич может выехать в какой-нибудь совхоз сразу же при появлении на работе.

Андрей Иванович положил перед собой на стол портсигар, посмотрел на часы. Продул мундштук. Не спеша вставил туда сигарету, прикурил. Над его головой образовалось облако голубого дыма. Кашляя, говорил:

– Анатолий Алексеевич приходит на работу всегда аккуратно с опозданием самое большее на полчаса и редко на двадцать минут. Он не спешит. Вы думаете, у него болит голова о ваших делах. Никак нет. О своих делах вы сами думайте и решайте. Вот уже разменял свой календарь сентябрь, быстро день за днем промелькнет, а у вас, Михаил Иванович, еще зерновые не убраны, к картошке вы не приступали. Солома на полях вся не прибрана. Хуже ничего не придумаешь. К примеру, совхоз «Панинский», там уже половину картошки выкопали. Да и в других совхозах дела идут неплохо. На сегодня ваш совхоз по всем показателям самый отсталый.

Трифонов смотрел на Андрея Ивановича и думал: «Зря я с ним разговор затеял. Выйти демонстративно неудобно». В коридоре уже появлялись сотрудники, о чем-то шушукались между собой. Андрей Иванович говорил громко, так как всю ночь провел в одиночестве, не перекинулся ни с кем ни одним словом, сейчас упущенное ночью наверстывал. Трифонов сидел на стуле как на иголках.

В приемную вошла Голубкова, помощник секретаря. На партийном языке она завхоз. Спросила Андрея Ивановича:

– Как дела?

Андрей Иванович, не окончив фразы, обращенной к Трифонову, встал и доложил:

– За время ночного дежурства ничего не произошло. Разрешите идти.

– Идите, – невнятно сказала Голубкова.

Чистов пришел с опозданием на полчаса. Еще издали крикнул Трифонову:

– Здравствуйте, Михаил Иванович, заходите. Кстати приехали, вы мне очень нужны.

В кабинет Чистов пропустил Трифонова вперед себя. Делопроизводителю в приемной наказал никого не пропускать.

Трифонов как обычно начал свой разговор с жалобы на управляющего госбанка:

– Соколов нашему совхозу дышать свободно не дает. Везде нас прижимает.

– Дорогой Михаил Иванович, – перебил его Чистов, – не надо обижаться на Соколова. Финансовые дела в вашем хозяйстве не блестящи. Поэтому что от него зависит, он с нашей помощью делает для вас возможное и невозможное. Надо, Михаил Иванович, помимо полеводства и животноводства заниматься и подсобными промыслами. Сейчас вы взяли правильный курс на мочало. Это выгодно, но слишком не увлекайтесь. До меня доходят слухи, что жители деревень Николаевка, Ольгино и Марфино в совхозе не работают, все кинулись на выдирку и сушку мочала. Это верно?

– Нет, Анатолий Алексеевич, – возразил Трифонов. – Это наговоры. Это могут наговаривать на меня только работники лесхоза. Надо вам с ними разобраться. Во всем Сосновском лесхозе нет ни одного солидного человека. Одни, Анатолий Алексеевич, рвачи и жулики. Мне говорил лесник Симакин, что лесничему Бородавиной Таисии Федоровне дано указание подсчитать в совхозных лесах, сколько ободрано лип, и составить акт. Какое дело работникам лесхоза до наших совхозных лесов. Пусть они охраняют свое и не лезут в совхозный огород.

– Я им подскажу, Михаил Иванович, – улыбаясь, сказал Чистов. – Скажи пожалуйста, ведь ты грешен с обдиром лип и в гослесфонде?

– Грешен, Анатолий Алексеевич, – признался Трифонов. – Я договариваюсь с лесниками. Лесники всего Венецкого лесничества живут на территории нашего совхоза. Пользуются приусадебными участками и всеми совхозными благами. Поэтому они идут мне навстречу, минуя лесхоз и лесничество.

– Но это же воровство, Михаил Иванович, – возразил Чистов.

– Я же не для себя беру, а для совхоза, поэтому воровством не считаю.

– Смотри, Михаил Иванович, – Чистов погрозил ему пальцем, – лесники тебя застукают.

– Бог не выдаст, Анатолий Алексеевич, свинья не съест. Вообще-то, не мешало бы работников лесхоза по-настоящему постукать. Чтобы они хвост высоко не поднимали и знали наших. Бочихинское, Сосновское и наше Венецкое лесничества мочало мочили и мочат в озерах и реке Сереже. Не поспели мы положить луб в Сережу и озеро, что на краю деревни Николаевки, как уже подняла шум охрана природы по науськиванию опять же лесхоза. В этой охране природы подобраны самые заядлые браконьеры, рыбаки и охотники, к примеру, Лев Грошев, какой-то Галкин, главный инженер завода Муругов. Все они заводские. Кричат везде, что совхоз губит всю природу, травит мочалом рыбу в Сереже и озерах и так далее.

– С мужиками завода «Металлист», – предупредил Чистов, – ты, Михаил Иванович, будь осторожнее. Они порой от нас бывают независимы. Партийная организация завода – это почти пятьдесят процентов коммунистов района. Поэтому с ними надо быть до предела осторожными. Лев Грошев авторитетом там не пользуется, но он на все пакости способен. Его побаивается вся администрация завода. Поэтому с ними лучше не вступать в пререкания, на критику отвечать молчанием, но свои дела делать. С руководством лесхоза организационный вопрос назрел. Но решать его еще рано. Во-первых, до них еще руки не доходят. Во-вторых, директор лесхоза еще до сих пор в туберкулезном санатории на лечении. Вернется – дадим некоторое время ему на раздумье. Если не поймет – будем решать. Еще раз повторяю, спешить нельзя. Спешка нужна при ловле блох, и то мокрыми руками. Ты понял меня, Михаил Иванович?

– Понял, Анатолий Алексеевич.

В кабинете на полминуты воцарилась тишина. Смотрели они друг другу в глаза и оба улыбались.

– Плохо, Анатолий Алексеевич, мне стал помогать Зимин. Дисциплину в ММС всю развалил. Трактористы и шофера предоставлены сами себе. Контроля за ними никакого. С Лесуновского поля всю солому у меня, то есть в совхозе, украли.

Чистов сделал серьезное лицо, улыбка исчезла. Трифонов это заметил и сразу замолчал.

– Зря, Михаил Иванович, наговариваешь на Зимина. Мне виднее, чем тебе. Дела в ММС идут неплохо. ММС в тресте «Мелиоводстрой» занимает одно из первых мест. Что касается дисциплины, то тебе, Михаил Иванович, следовало бы поучиться кое-чему у Зимина.

«Как он защищает этого холуя, – думал Трифонов. – Но мы еще посмотрим, будем капать на него».

– Сейчас, Михаил Иванович, надо решить вопрос в отношении приема гостей и организации охоты. Кроме гостей, я считаю, нужно пригласить своих: Бородина, Бойцова, Шерстнева, Михайловского, Зимина, хотя к последнему ты что-то неравнодушен. Зимин тебе поможет финансами, об этом вы с ним договоритесь.

– Договоримся, Анатолий Алексеевич, – заверил Трифонов. – С деньгами вопрос мы с ним решим.

– А как, если не секрет? – спросил Чистов.

– Очень просто. Зимин выделит мне одну бортовую автомашину для перевозки теса на продажу. У него есть один надежный шофер. Остальное я беру на себя.

– Я так и думал, Михаил Иванович. Мужик ты коммерсант, так что организуешь все без нашего присутствия. Да, кстати, ты моей просьбы не забыл?

Трифонов посмотрел в лицо Чистову.

– Все будет сделано, Анатолий Алексеевич. Кирпич, двадцать тысяч штук уже есть. Я считаю, тридцать тысяч тебе хватит. Тес в любое время у нас есть, разных размеров. Только скажите – завтра же привезу.

– Все ясно, – сказал Чистов. – В выходные дни расчищу место для теса и кирпича, тогда и будем постепенно возить. Думаю, за круглым лесом дело не станет.

Чистов жил в маленьком деревянном личном доме с полезной площадью менее 20 квадратных метров. В казенной квартире он жить не хотел, так как на участке у него был разбит сад: более 30 яблонь, вишня, слива, смородина и малина. В выходные дни он любил потрудиться в саду. Областное начальство ему часто напоминало: «Когда же ты, наконец, расстанешься со своими гнилушками?» Но Чистов решил не расставаться, а расширяться, к небольшому деревянному дому сделать кирпичный пристрой, жилплощадь увеличить в три с лишним раза. Так сделал Бородин, так решил и он. Проект нового дома у него был составлен устно. Думал он о нем каждую свободную минуту. До осуществления было еще далеко. В мае месяце 1969 года он решил осуществить свою мечту. Для этого требовалось многое, в основном строительные материалы, главное – деньги.

В кабинет без стука быстрой походкой вбежал Бородин. Он поздоровался за руку с Трифоновым и Чистовым.

– Я вам помешал, Анатолий Алексеевич? – сказал Бородин, увидев на лице Чистова появление красных пятен, признак недовольства.

– Нет, Михаил Яковлевич! Мы с Михаилом Ивановичем обсуждаем в деталях организацию охоты и приема гостей.

– Это стоящее дело, Анатолий Алексеевич, но у вас там полная приемная. Собрались руководители райцентра, большие и маленькие. Мы их вызывали на девять, а сейчас уже десять минут десятого.

– Что верно, то верно, – подтвердил Чистов, – я и забыл. Я думаю, Михаил Иванович, ведущую роль в охоте предоставим Кузнецову Сергею Васильевичу. У него и собаки, и ружья.

– Мне кажется, надо обойти его, – сказал Трифонов. – Ружья и собак я найду.

Бородин по-суворовски посмотрел на Трифонова, передернул мохнатыми бровями, произнес что-то невнятное, но Чистов его опередил:

– Не дело говоришь, Михаил Иванович. Ружья и собак брать у случайных людей, тогда как Кузнецов свой человек и Василий Иванович у него много раз бывал.

Трещина между Трифоновым и Кузнецовым образовалась уже давно. Она с каждым днем увеличивалась, и Трифонов не мог равнодушно видеть Кузнецова. Когда-то хорошие друзья становились врагами. Трифонов говорил, что Кузнецов пьет запоем, алкоголик, но на самом деле все происходило из-за другого. У Кузнецова в отделении было три пилорамы в Залесье, Вилейке и Венце, и все три стучали по 8-10 часов в сутки, пиля круглый лес на крупный и мелкий тес, и весь для Кузнецова. Три «ЗИЛ-157» в любое время года при любых погодных условиях отвозили тес на продажу. Трудно сказать, имел или нет какой-то куш Михаил Иванович от этой продажи. Если и имел, то незначительный. Автомашины Кузнецову были постоянно прикомандированы с Павловского автокомбината лично директором Ежовым.

У Трифонова не было таких возможностей. На него пилила одна пилорама «Рожковская». Продавать тес возили свои совхозные шоферы, поэтому с каждым рейсом с тесом для Трифонова тот или другой шофер становился непослушным. Трифонова звали все за глаза «наш Мишка». Почти каждое утро в карман Трифонова от продажи теса, леса или дров поступала от шоферов та или другая сумма. Через час после передачи ему в кабинете денег об этом знали не только все шоферы, но и трактористы, а к вечеру вся деревня Рожок. Поэтому дисциплины среди механизаторов не было. Если тракторист привозил на пилораму 5-6 кубометров сосны для распиловки на тес для Трифонова, на следующий день в два раза больше вез для себя. Так же шофер, если он 3 кубометра теса продал для Трифонова и вручил ему 150-200 рублей, то, как правило, оставлял себе на пропой. На следующий день уже сам не работник, пьяный, да и многих друзей вывел из строя. Затем два-три дня он ездит, возит на продажу дрова, деловой лес и даже тес лично для себя, и снова пьянки.

Все это сказывалось на работе в совхозе. Трактора и автомашины совхоза в совхозных работах участвовали мало. Часто ломались, целыми неделями ремонтировались. Трифонов, надрываясь, везде шумел, докладывал, обвинял в этом не себя, а «Сельхозтехнику», лесхоз, ММС и даже заводы. С управления сельского хозяйства требовал оказать помощь тракторами и автомашинами. Шли к нему на помощь автомашины с автоколонны, предназначенные для заводов, трактора и автомашины с заводов, лесхоза, ММС и других организаций. Чистов на все это закрывал глаза.

В кабинет вразвалку вошел Бойцов. Не спеша подошел к каждому, пожал руку.

– Что, братцы, приуныли? – сказал он.

– Советуемся, – ответил Чистов. – Вернее, создаем штаб для встречи гостей и организации охоты. Начальником штаба тебя, Нестерович, решили избрать.

– Неплохо придумано, Анатолий Алексеевич, – улыбаясь, ответил Бойцов. – Какую службу я должен служить будучи начальником штаба?

– Твоя задача самая простая – раздобыть денег, – сделав серьезное лицо, сказал Чистов. – Сам понимаешь, до коммунизма мы еще не дожили. Пока и в наше время деньги решают все.

Бойцов принял шутку всерьез.

– Что, Михаил Иванович отказывается от приема гостей? – сказал Бойцов. – Тогда поручим это дело Ульяну. Ульян сделает все.

– Вопрос решен, Нестерович, – ответил Чистов. – Займутся этими делами Трифонов, Зимин и Кузнецов. С миру по нитке – нищему рубашка. Трое этих мужиков – целый мир. На них можно положиться, организуют все. Состав наших охотников мы уже наметили. Со стороны совхоза кто, Михаил Иванович, будет?

Трифонов уныло проговорил:

– Кочетков, Кузнецов Сергей и брат его – Сашка. Этот не отстанет, а отказывать неудобно.

Фамилию Кузнецова Сергея Трифонову было противно называть, но против Чистова говорить было опасно.

– Анатолий Алексеевич! – сказал Бородин. – Может быть, обойдемся без Кузнецова?

Бородин знал, что между Кузнецовым и Трифоновым идут перепалки.

– Не обойдемся, Михаил Яковлевич. У Кузнецова собаки, ружья и, главное, дом, где можно попить чаю с медом и поиграть в домино. Соседи Кузнецова, да и вся деревня Бочково, умеют держать язык за зубами. Если же мы приземлимся, как говорят летчики, в деревне Рожок у Трифонова, через три дня все население района будет знать, кто приезжал на охоту, кого убили и сколько бутылок выпили. Народ в деревне Рожок, особенно механизаторы, болтливый, как сороки. Они днем в Рожке, а ночами расползаются, кто продавать дрова, кто тес, а кто и в гости жену везет на тракторе то в Меледино, то в Золино и Малахово.

Зовите народ, начнем совещание. После совещания, Михаил Иванович, я поеду к вам. Предупреди Кузнецова, чтобы никуда не уезжал. Своими глазами надо осмотреть охотничьи угодья. Надо выбрать место, чтобы дичь была.

– Хорошо, Анатолий Алексеевич, все будет сделано, – заверил Трифонов.

Но Чистов уже попросил телефонистку вызвать Венец, отделение совхоза. Кузнецов оказался на месте.

– Сергей Васильевич, как жизнь молодая? – кричал в трубку Чистов. – После обеда будь дома. Я к тебе приеду. Будь в Бочкове.

В кабинет Чистова из приемной заходил народ. Стоявшие возле стен стулья заполнялись. Когда все вошли, Чистов встал на ноги за своим столом.

– Дорогие товарищи руководители, сегодня мы пригласили вас на совещание, кто из вас какую помощь оказал нашим совхозам.

Чистов рассказал о поставленных задачах очередным пленумом ЦК партии, о задачах районной партийной организации в увеличении и расширении всех отраслей сельского хозяйства. Поднял на щит Панинский совхоз: организацию труда, использование машинно-тракторного парка, организацию подсобного хозяйства, увеличение поголовья всех видов скота, плодородия почвы и так далее. Говорил он более получаса, анализируя дела Панинского и Сосновского совхозов, затем переключился на руководителей заводов, предприятий и организаций района.

Первым на глаза ему попался Зимин.

– Ульян Александрович, на вас в обиде Михаил Иванович Трифонов. Вы не выполняете постановление объединенного бюро райкома и исполкома Совета депутатов трудящихся. Прошу вашего объяснения.

Зимин встал.

– Анатолий Алексеевич, – хрипло произнес Зимин, – все трактора и автомашины работают в совхозах района.

– Об этом я знаю, – перебил его Чистов. – Но ведь у тебя есть контора и конторские работники, которые должны работать в Рожковском совхозе.

– Есть, – ответил Зимин. – Я и бухгалтер Виктор Иванович. Я хромой, Виктор Иванович без руки. В конторе есть еще две женщины, помощник бухгалтера и кассир, у обеих грудные дети. Двое учетчиков находятся в бригадах в совхозах.

Все присутствующие улыбались. Трифонов поддержал Зимина, сказал:

– Анатолий Алексеевич! У него действительно некого из конторы посылать нам на помощь. Мы с ним договоримся, поможет тракторами.

Чистов подумал: «Только сегодня товарищ Трифонов жаловался на Зимина за глаза и тут же на попятную».

Чистов опросил всех руководителей, кто какую помощь оказал сельскому хозяйству района. Выступил с критикой в адрес «Сельэнерго», промкомбината, комбината бытового обслуживания и так далее.

После совещания Чистов поехал к Кузнецову. Стали осматривать охотничьи угодья.

С одной стороны лесная поляна была окружена чудом сохранившимися от сплошных порубок громадными соснами с эллипсообразными кронами. Они, как исполины, стояли небольшой куртиной среди молодых зарослей березы, осины и редкой сосны. Казалось, старые сосны смотрели вдаль, в оголенное сплошными концентрированными рубками пространство, и говорили на своем лесном языке, шелестя густо покрытыми хвоей ветками. С другой стороны поляну полукругом охватывал глубокий овраг, по дну которого журча бежал родниковый ручеек, не пересыхавший в самые знойные засушливые времена года. Прозрачная холодная вода утоляла жажду не только человека, но и лесных обитателей – зверей и птиц.

Лет десять назад в этот овраг неизвестно откуда пришла пара бобров. В это время вместо леса уже торчали одни пни и пробивалась молодая поросль осины с березой. Но в овраге и по его краям уцелело от вырубки все. Через два года бобры перегородили овраг плотиной, а через семь лет воздвигли несколько сложных плотин. Семейство бобров, по подсчетам лесника, достигло тридцати штук. Бобровые плотины обнаружили охотники-браконьеры, и вот уже около года как были истреблены все зверьки. Шкурки бобров носили на шапках Чистов, Бойцов, Михайловский и ряд областных товарищей. Ценная бобровая вытяжка была съедена собаками вместе с мясом.

На поляне стояли два вездехода «ГАЗ-69А». Чуть поодаль от них горел костер, над которым висели два котелка. В одном варилась охотничья похлебка из свиного мяса, картошки и лука, в другом кипела вода для заварки чая. У костра сидели Чистов, Трифонов и Кузнецов Сергей. Чуть поодаль от них лежали три гончие и две лайки. Собаки, как и люди, смотрели на котелок с похлебкой и ждали обеда.

– Как красив лес в любое время года! – сказал Чистов. – Мы этого не замечаем.

– Да! – ответил Кузнецов. – Все мы, Анатолий Алексеевич, видим. Сейчас поспели все ягоды, в лесу много грибов. Подросли и поднялись на крылья тетерева, утки, глухари, рябчики и так далее. Лови, стреляй – не ленись. Развелось этой дичи в изобилии, хоть сетями лови. Зайца сколько подросло, три шага шагнешь по лесу – и заяц из-под ног выскакивает.

Улыбаясь, Чистов возразил:

– Что-то не видно, Сергей Васильевич. Ходили более пяти часов с пятью собаками и никого не видели. Хоть бы одна живая душа показалась. Создается впечатление, как будто бы все здесь вымерло. Такая охота Василию Ивановичу будет не по душе.

– Все будет, Анатолий Алексеевич, – сказал Кузнецов. – Приедет Семенов, и дичь появится. Охотятся на заре, утром, а не среди дня.

В это время в крону сосны-великана прилетел дятел.

– Стреляйте, Анатолий Алексеевич, – сказал Кузнецов.

Чистов долго целился, раздался выстрел. Дятел перелетел на соседнюю сосну и принялся стучать клювом по толстому суку. Кузнецов встал с ружьем в руках, подошел к дереву, выстрелил. Птица комом упала на землю. Распустила крылья, как бы собираясь еще раз подняться на сосну. В предсмертных судорогах то открывала, то закрывала глаза с красными веками.

– Вот так надо стрелять, – сказал Кузнецов и положил бездыханную птицу к ногам Чистова.

– Пора пообедать, – сказал Трифонов.

Он принес из автомашины брезент, разостлал его на лужайке. Кузнецов нарезал хлеба, раскупорил бутылку «Столичной». Налил в два стакана. Выпили Чистов с Трофимовым. Похлебку с аппетитом ели все трое. Кузнецов наливал в стаканы водку, угощал.

– На днях ко мне приедет Станислав из Москвы. Надо бы встретить. На грузовой вроде неудобно.

– Какой разговор, – сказал Чистов. – Михаил Иванович, подошли ему «ГАЗ-69».

Трифонов, умильно улыбаясь, сказал:

– Сам сяду за баранку, а Станислава Ивановича встречу.

– Как только Станислав приедет, ты мне сообщи, – сказал Чистов. – Мне надо поговорить в отношении племянницы, дочери брата Ивана. Сдавала она в техникум, не сдала. Может быть, Станислав Иванович поможет. Правда, с подачей документов, по-видимому, опоздали.

– Не беспокойтесь, Анатолий Алексеевич. Все будет сделано, клянусь всеми потрохами. Пусть готовит все документы. Считай, что твоя племянница Раиса уже студентка. Сам знаешь, я трепаться не люблю.

Чистов подумал: «Трепач-то ты хороший», но вслух не сказал.

Если Кузнецов в лесу увидит воробья, скажет, что видел страуса. Если найдет кочку брусники, скажет, что можно набрать тонну. Начальство он любил с извлечением из него своей выгоды. Для этого он содержал пять собак, имел три ружья и две мелкокалиберные винтовки, пять пар резиновых и кирзовых сапог разных размеров – это все гостям. Чистов своего ружья и сапог не имел. Кузнецов его снабжал всем. Всех Кузнецов на охоту привозил в два места. Сейчас это уже бывшие бобровые поселения. На обоих все бобры истреблены.

– Я думаю, Михаил Иванович, несмотря на нашу неудачу в охоте, – сказал Чистов, – можно привозить сюда Василия Ивановича. Побродим по лесу, подышим лесным воздухом, с аппетитом пообедаем на природе. Только надо к этому мероприятию хорошо подготовиться.

– Не впервые он к нам приезжает, – ответил Трифонов. – Мы его слабости знаем. Любит баню с парком, спать на свежем сене на сушилах и так далее. Так что, Анатолий Алексеевич, можешь не беспокоиться, не подведу.

– Благодаря Катушеву, – продолжал Чистов, – мы построили дорогу почти до деревни Рожок. В конце сентября готовься принимать. Сейчас к вам можно ездить даже на автомашинах «Жигули» и «Москвич».

Чистов с Трофимовым с наслаждением пили водку небольшими дозами. Кузнецов допивал второй котелок крепко заваренного чая. Говорили только о предстоящей охоте с Семеновым.

– Неплохо бы, если бы вы позаботились о гостях заранее, – говорил Чистов. – Накануне приготовили кое-какие охотничьи трофеи. Ну, скажем, пару тетеревов или уток или одного глухаря и трех-четырех рябчиков. Товарищи должны увезти что-то домой. Я уверен, мы никого не убьем.

– Что это не убьем, – возразил Кузнецов. – Набьем столько дичи, что не увезут. Дичи у нас навалом, охотников почти никого. Можете не сомневаться, все будет в порядке.

– Не пора ли нам домой, братцы? – сказал Чистов. – Сергей Васильевич, налей на посошок и по коням.

Обе автомашины подъехали к особняку Кузнецова. Хозяин открыл заднюю дверку вездехода, оттуда с лаем выскочили собаки и наперегонки устремились вдоль деревни. Кузнецов вышел из автомашины и почти кричал:

– Анатолий Алексеевич, Михаил Иванович, прошу ко мне! Выпьем по стакану чая со свежим медом.

– Если только чаю, – ответил Чистов.

Они вошли в дом. Жена Кузнецова, Катя, поставила на стол закуски, мед и кипящий самовар.

– Я вас давно жду, – сказала она.

– Меду в этом году накачал я больше полтонны, – хвалился Кузнецов. – Катя, налей бидончик Анатолию Алексеевичу.

Чистов, улыбаясь, ненастойчиво возражал:

– Не надо, неудобно.

– Что это не надо, – настаивал Кузнецов. – У нас свой мед, не купленный.

Катя ушла наливать мед.

– Анатолий Алексеевич, – сказал Трифонов. – Правда, об этом сейчас не следовало бы говорить, но меня вынуждает.

– Говори, говори, – настаивал Чистов.

Трифонов с аппетитом допивал из стакана горячий, крепкий чай, прихлебывая медом, и продолжал:

– Сегодня утром я разговаривал с Соколовым, управляющим госбанком. Не хочет оформлять ссуду под заготовленное мочало. Мужики мочало без денег не отдают. Закупочная цена потребкооперации – 350 рублей за тонну. На мочало мне нужно 100 тысяч рублей. Соколов говорит, без разрешения облбанка ни одной копейки не даст. Кроме того, задолженность по зарплате за четыре месяца.