Текст книги "Сосновские аграрники"

Автор книги: Илья Земцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 40 страниц)

После дум о будущем Попов с хрипотой в горле сказал, по лицу его проползла кривая улыбка:

– Алексей Георгиевич! Я вас пригласил на пару ласковых слов. Вы как заместитель директора и главный агроном иногда нетактично себя ведете. Часто подменяете директора в его присутствии. Бригадиры и начальники отделений жалуются на вашу грубость. Доходили до меня слухи о выпивках в рабочее время.

Лицо Арепина налилось краской. Черные глаза кидали в сторону Попова искры. В нем бушевала буря, вот-вот должна была вырваться наружу и обрушиться всей своей мощью на Попова. Попов понял, что переборщил, но остановить себя уже не мог. Арепин, сдерживая себя, тихонько спросил:

– Назови, когда я отменил распоряжение директора или подменил его.

– Назову, если ты хочешь, – ответил Попов. – Во вторник Тишин оставил мне легковую автомашину для поездки в райком партии на совещание, вызывали к двум часам. А ты отдал эту автомашину главному бухгалтеру и кассиру для поездки в госбанк.

– Но ведь они вернулись в двенадцать часов, – сдерживая себя, возразил Аверин. – Но вы не захотели ждать.

– Ты не имел права этого делать, – резко оборвал его Попов. – Ты не главный агроном, а мерзавец. Не считай себя идеальным человеком и непревзойденным специалистом.

– Кто я?! Мерзавец? – в ответ ему крикнул Арепин. – Я с тобой никогда не буду советоваться. Ты просто выскочка и негодяй. Выпросил у Подобедова в Богородске колхоз «Венецкий». За год развалил его до основания. Набил себе карманы деньгами. Ты же настоящий вор, но вор больших масштабов и с неглупой головой. Тебе место в тюрьме, а не у нас в совхозе. В наше время удивляться не приходится. От суда и следствия ты легко улизнул при поддержке кое-кого. Чтобы спасти свою шкуру, ринулся на работу в милицию. Там похоронил все свои темные дела и через год вылез, как гадюка, в партийные руководители. Зачем к нам пришел? Смуту заводить и сталкивать нас с директором лбами. Воровать в совхозе мы тебе не позволим.

– Прекрати! – крикнул Попов и встал на ноги. – Я тебе этого не прощу. Вон отсюда, чтобы твоей поганой ноги в кабинете парткома не было.

«Начинается, – думал Тишин. – Сейчас подерутся. Тут нашла коса на камень. Один другому не уступит».

Тишин встал, подошел к Арепину, тихо сказал:

– Что вы из-за пустяков портите себе настроение. Сейчас некогда нам заниматься вздорами. Поехали, Алексей Георгиевич, в Виткулово и Сурулово.

Тишин с Арепиным ушли. Попов остался один. Он раскаивался в ссоре с Арепиным, думал: «Сейчас затянется на долгое время моя карьера в директора. Мой план на контакт с Арепиным лопнул как мыльный пузырь. Сейчас уже нужен союз с Тишиным, обоим обрушиться на Арепина. Мы его, вонючего мордвина, сомнем в два счета. Он встанет передо мной на колени, но я ему не прощу».

Время шло, как бы хотелось его остановить хотя бы на полгода, но у него свой закон и свои заботы. Тишин оказался человеком слабохарактерным. Попов очень быстро взял его под свое влияние и привил ему неприязнь к Арепину, которая впоследствии перешла во вражду. Тишин ненавидел Арепина. Арепин ему платил тем же. В руководстве совхоза согласия не стало, дела пошли плохо. Попов своим успехам радовался. Он каждый день обо всем докладывал Чистову, обвиняя не только Арепина, но и Тишина. За Арепиным устроили слежку не только Попов с Тишиным, но и работники райкома. Чистову докладывали в искаженном виде о всех его хороших и плохих поступках. Чистов все принимал за чистую монету и думал о развязке. Работать Арепину стало невозможно. Положение усугублялось тем, что жаль было бросать насиженное место. «В районе проработал семнадцать лет. Благоустроил квартиру, вырастил сад. Жена проработала преподавателем в средней школе тоже семнадцать лет на одном месте. Трое детей учатся в школе, их родина здесь. Создается один выход, уехать, все бросить. Если Чистов взялся, невзлюбил, лучше уезжай. Иначе добьет до основания и выбросит на свалку. Человек он необъективный. Зло за себя и друга будет помнить до гробовой доски».

Из состава Барановского совхоза выделился совхоз «Яковский» с центральной усадьбой в селе Яковском, когда-то богатом на урожаи. Народ в селе, в отличие от Селитьбы, лесных деревень Меньшиково, Бочиха, Марки, жил только за счет земли. Мужики любили землю, за это она им платила тем же. Если в селе Сурулово не осталось и двух десятков домов, остальные жители покинули родные места, то Яковское было значительно больше Сурулово, разъехалось народу больше, но и держалось за насиженные места больше благодаря сельскому совету, средней школе, молокозаводу и так далее. Весь куст, вошедший в состав совхоза «Яковский», – деревни Пашигорье, Турково, Батуриха – славился трудолюбием и любовью мужиков к земле. Земля с ними рассчитывалась богатыми урожаями. Даже Селитьбинские пески, сейчас наполовину запущенные и заросшие лесом до 70 процентов, кормили громадное фабричное село, где почти все трудолюбивые мужики работали на заводе, считались пролетариями, где фактически все имели землю, молочный и мясной скот. Селитьбинские топоры славились не только на всю Россию, но и экспортировались за границу.

Чистов думал, что оба совхоза – «Барановский» и «Яковский» – должны быть с одинаковыми почвенными условиями. Пески вроде были разделены поровну. Фактически совхоз «Яковский» оказался в значительно худших условиях.

Глава восемнадцатая

Сафронов, по специальности – зоотехник, по должности – секретарь Сосновского райкома КПСС, по счету или рангу в районе третий, курировал сельское хозяйство. Как человек и как специалист он был отличный, обладал незаурядной зрительной памятью. Достаточно ему было один раз встретиться с человеком, он запоминал его надолго. За небольшой период работы в районе он знал всех работников животноводства. Каждую доярку и свинарку он называл по имени и отчеству. В Рожковском совхозе во всех деревнях он знал все население не хуже директора совхоза. Умел с народом поговорить, заставить работать в совхозе. Все его считали, как выражаются в простонародье, мужиком-рубахой. Он быстро сходился с каждым человеком, находил общую тему для разговора. Не отказывался от приглашения пообедать и поужинать, от ночлега.

Трифонов его встречал и провожал как лучшего друга. Как правило, любой рабочий день в совхозе кончался выпивкой. Трифонов умел держать себя в рамках. Сафронов этого не мог. Если попало в его желудок 100 грамм водки, он, словно в агонии, просил еще и еще. Алкоголиком он не был, в домашней обстановке и на другой работе он мог быть непьющим. У Трифонова он сдерживать себя не мог, а удержать его было некому. Трифонова он считал близким другом и товарищем, но этот друг все время держал за пазухой камень для удара. Бывают такие люди, правда, их немного. Дружат и в то же время ждут удобного момента для нанесения удара. К их немногому числу можно было отнести и Трифонова.

Сафронов оказал Трифонову, еще не имевшему опыта руководителя, очень большую помощь. Первые месяцы после организации совхоза он почти руководил хозяйством. Жил все время в совхозе «Рожковский». Домой приезжал только на выходные. Строго следил за численностью поголовья скота. Без его разрешения не выбраковывали ни одного животного.

Трифонов мечтал избавиться от овец, численность которых в совхозе достигала 800 штук. Чистов с Трифоновым соглашался, но Сафронов доказывал, что овцы выгодны совхозу и Трифонов не прав. Чистов из-за себялюбия возненавидел Сафронова за дружбу и товарищеские отношения с Каташиным, за ежедневные настойчивые требования Сафронова заменить на всех фермах района крупный рогатый скот. При каждой встрече с Чистовым он напоминал:

– Анатолий Алексеевич! Ну что у нас за коровы? У большинства живой вес не превышает трехсот килограмм, а дают шесть-восемь литров. Не лучше ли нам заняться разведением коз? У хороших хозяев козы дают до пяти литров, зато кормов съедают в десять раз меньше.

Обмен крупного рогатого скота Сафронов предлагал произвести в течение одного года. Пережить один год, сделать район отстающим, но потом втройне все окупить.

Чистов этого боялся, он жал из этих коровушек все, лишь бы только не скомпрометировать себя, не оказаться району среди отстающих. Директоров совхозов и председателей сельских советов он настраивал на то, чтобы обложить все население деревень, имевших коров, обязательной поставкой молока совхозу, вначале 250 литров с коровы, а впоследствии дошел и до 400 литров. Кто отказывался от сдачи молока, тому не разрешали пасти скот и косить. Со слезами на глазах народ был вынужден сдавать установленное Чистовым количество молока. Многие только поэтому покидали родную деревню, уезжали в город. Они говорили:

– В городе на молоко заработаем, а в деревне таких условий пока нет. Жить в деревне и не иметь коровы – это не крестьянин.

Каташин усугублял шаткое положение Сафронова. Он писал на Чистова жалобы в обком партии, вскрывал в них злоупотребления Чистова, превышение власти, пьянки и так далее. Жаловался на неправильное его увольнение. Мнительный Чистов думал, что жалобы Каташин пишет с участием Сафронова, поэтому за Сафроновым установил слежку. Поручил ее своим верным сотрудникам Николаю Мазнову, Мише Макарову и Евгению Кармакову. Последний в райкоме начал работать только что. Он был известным кляузником, не брезговал, как бабы-сводницы, самым гадким. Подключился к этому и Трифонов. За Сафроновым образовалась слежка. Каждый шаг Сафронова передавался Чистову с прибавками, в искаженном виде. Чистов радовался мнимому падению Сафронова, потирал руки. Сафронов знал, что за ним установлена слежка. Знал, что за ним следят Мазнов, Макаров и Кармаков, но не подозревал в этом Трифонова. Трифонов искусно вел двойную игру. Он умышленно спаивал Сафронова и в то же время каждый вечер по телефону со всеми подробностями передавал Чистову о похождениях Сафронова.

В один день, но в разное время, Чистов пригласил всех четырех тайных агентов и каждому из них сказал:

– Пора кончать с Сафроновым, готовьте материал.

Трифонову дал задание:

– Михаил Иванович! Завтра я пошлю к тебе Сафронова. Ты его с утра угости хорошо и постарайся к концу рабочего дня доставить в райком партии.

– Все будет сделано, Анатолий Алексеевич.

– Я надеюсь, ты меня понял, – улыбаясь, сказал Чистов. – С Сафроновым надо кончать.

К концу разговора в кабинет к Чистову вошли Бородин с Сафроновым.

– На ловца и зверь бежит, – улыбаясь, заговорил Чистов. – Николай Михайлович, вас просит приехать Михаил Иванович, помогите ему разобраться и окажите практическую помощь, – Трифонов смотрел на Чистова и тоже улыбался. – Чтобы вам не искать попутного транспорта и не голосовать на выходе из поселка перед проходящим транспортом, завтра в Рожковский совхоз вас проводит Лычагов Костя. Только одно условие, автомашину не задерживай. Завтра мне необходимо выехать в совхоз «Барановский».

– Ни на одну минуту не задержу, – ответил Сафронов и подумал: «Такая щедрость Чистова впервые. Обе райкомовские автомашины «ГАЗ-69» и «Волга» он крепко держит в своих руках. Работники райкома говорят, что Чистов на автомашинах сидит как собака на сене. Сам никуда не поедет и другим не даст».

На следующий день Трифонов встречал Сафронова как самого дорогого человека. Если бы у Трифонова был духовой оркестр, фанфары и рота солдат для почетного караула, он встретил бы Сафронова на уровне президента. После короткого обмена приветствиями он пригласил гостя завтракать.

– Николай Михайлович! – говорил Трифонов, придавая своему голосу любезность. – Вы для меня самый близкий человек. Многому меня научили, во многом мне помогли. Пойдемте ко мне позавтракаем, тогда и за дело. Съездим с тобой в Николаевку, никак не пойму, что там за народ. Никто не хочет выходить на работу в совхоз. До сих пор все косят для себя.

– Не возражаю, – ответил Сафронов. – От завтрака, мне кажется, Наполеон не отказывался даже в последние дни жизни на острове Святой Елены.

– Вот этого я не знаю, – ответил Трифонов. – В контору мы заходить не будем. Я всех давно разогнал.

Однако Трифонов оставил в конторе Кочеткова. Сказал ему:

– Меня не будет целый день. Еду в Николаевку, а оттуда в Мухтолово.

Кочеткова обмануть было не так-то просто. Он понял, что Трифонов готовит очередную пьянку, при этом его самого не только не приглашает, а даже скрывает от него. «Хорошо, прослежу и при удобном случае скажу Чистову».

Жены у Трифонова дома не было, но для пьянки все было приготовлено, в том числе салаты из свежих огурцов и помидоров. Из русской печи Трифонов извлек тушеного гуся и баранину.

– Что у тебя сегодня за праздник? – спросил Сафронов.

– Никакого праздника, – ответил Трифонов. – Тебя ждал и решил угостить гусем.

Пили по 100 грамм, затем повторяли, не считая сколько раз.

В контору совхоза приехал управляющий «Павловской сельхозтехникой» Наумов, спросил:

– Где директор?

Кочетков сказал:

– Точно не знаю, но думаю, что дома.

– Тогда поехали на квартиру, – попросил Наумов.

Кочетков сопроводил Наумова к Трифонову, сам не заходя на квартиру вернулся в контору.

Его попросили подойти к телефону. Вызывал Чистов. Чистов спросил Кочеткова:

– Где Трифонов?

«Самый подходящий момент сказать правду», – подумал Кочетков и ответил:

– Пьянствует с Сафроновым у себя на квартире.

– Очень хорошо, – произнес Чистов и повесил трубку.

Кочетков в недоумении пожал плечами. Он не понял значения этих слов. Или действительно было очень хорошо, что пьянствует, или наоборот.

Сафронов и Трифонов пили с Наумовым. За выпивкой время летит быстро.

– Ого, – произнес Трифонов, – да времени-то уже три часа дня.

– Да, – подтвердил Наумов, – так мы с тобой ни одного вопроса и не решили.

Наумов просил у Трифонова деловой древесины и тесу. Трифонов взамен просил два новых мотора к автомашинам и запасных частей к тракторам и автомашинам. Сафронов был пьян, трудно сказать, думал он своими пьяными мозгами или они у него спали. В разговор он не вникал. Немигающими пьяными глазами смотрел на водку.

– Я считаю, – сказал Трифонов, – мы с тобой договорились, на все согласен. У меня к тебе будет одна просьба. Довези Сафронова до Сосновского. Высади его у здания райкома партии.

Сафронов гордо поднял голову.

– Я никуда не поеду. Чистов меня к тебе послал на три дня. Мы должны ехать в Николаевку.

– Отставить Николаевку, – сказал Трифонов. – Чистов велел тебе немедленно вернуться в Сосновское.

– Не поеду, – не совсем внятно сказал Сафронов.

Трифонов налил ему на посошок полный стакан водки и заставил выпить. Затем Наумов с Трифоновым помогли ему выйти на улицу и сесть в автомашину. В таком виде Сафронова свозили в сельский совет, затем на ток, где работало много народу.

– Для чего ты его возишь, везде показываешь? – возмущенно спросил Наумов. До него все это только что дошло.

Для встречи Сафронова был подготовлен Мазнов. Наумов вопреки просьбе Трифонова хотел доставить Сафронова на квартиру, но Сафронов уперся, кричал: «Вези в райком!» «Здорово пьют в Сосновском», – думал Наумов и высадил из автомашины Сафронова у здания райкома.

Мазнов встретил Сафронова в вестибюле и накинулся на него с руганью:

– Все, дорогой, конец пришел твоему секретарству.

В ответ Сафронов ударил его и закричал:

– Ты шпион, предатель!

Только этого и не хватало для полной развязки. На шум Сафронова и Мазнова из всех келий выползли сотрудники райкома и засвидетельствовали все, что нужно было Чистову. Бородин попытался спасти Сафронова, но пришел уже с большим опозданием. Увел его к себе в кабинет. Вызвал автомашину и отправил его домой.

На второй день Чистов направил Мазнова и Макарова для расследования поступков Сафронова и подготовки материала на бюро райкома. Мазнов поехал в ММС к Зимину, Макаров – к Трифонову. Трифонов и Зимин были в Николаевке, поэтому встреча произошла в поле, в километре от деревни Николаевка.

– Мазнов все дело испортил, – впоследствии говорил Макаров. – Он грубо спросил Зимина: «Почему ты спаиваешь Сафронова?» Зимин ответил: «Вместо того чтобы оказать помощь, все ездят пьянствовать, да еще заводят друг на друга кляузы. Не поделили, кто больше пьет, кто меньше». Сел в автомашину и демонстративно уехал.

Вскоре состоялось бюро райкома партии. Обвинителями Сафронова выступили Трифонов и Мазнов. Партийная карьера Сафронова Николая Михайловича закончилась.

На этом же заседании бюро Чистовым был предложен кандидат на пост секретаря вместо Сафронова, секретарь парткома совхоза «Барановский» Михайловский Николай Петрович. На очередном пленуме райкома он был утвержден. На пленум был приглашен весь партийно-хозяйственный актив. Решался вопрос об оказании помощи совхозам в уборке урожая зерновых и вывозке зерна в «Заготзерно» в Павлово. Все автомашины организаций, предприятий и часть с заводов были мобилизованы на вывозку зерна. На каждую автомашину было установлено задание. Решено всем руководителям отчитываться раз в неделю.

По окончании пленума Чистов объявил:

– Остаться директорам и секретарям парторганизации совхозов, а также директору ММС Зимину.

После часового разбора дел в совхозах Чистов сказал Зимину:

– Зайдешь ко мне в кабинет.

Зимин сидел в приемной и ждал, когда Чистов пригласит его, думал: «Зачем я ему нужен?»

Из кабинета вышли Бойцов, Теняев, Михайловский, следом за ним и Чистов. Чистов воскликнул:

– Ты меня ждешь!

– Да, Анатолий Алексеевич, – ответил Зимин.

– Заходи, – сказал Чистов и вернулся в кабинет.

Когда Зимин вошел, Чистов, не отходя от дверей, сказал:

– Здорово я устал, надо бы развеяться. Может быть, съездить к Каблукову на рыбалку. Он вчера мне встретился и просил приехать. Хвалился, что помногу ловит рыбы.

– Можно, Анатолий Алексеевич, – ответил Зимин. – Приезжайте в любое время.

– А может быть, сегодня махнем? – ответил Чистов. – Сейчас я схожу пообедаю. На часик заеду в Шишово и Рыльково в отделения совхоза и подъеду к тебе. Бойцов напрашивается, может быть, возьмем и его.

– Я не возражаю, – сказал Зимин, – но надо поговорить с Каблуковым. Каблуков мужик со странностями, а иногда бывает с ним, – Зимин приставил указательный палец к виску и покрутил им. – Я не возражаю, но Каблуков может не взять Бойцова с собой или вообще отказаться от рыбалки. Тогда Бойцов будет на меня злиться. Вы знаете, что отношения у меня с ним не блестящие.

– Все ясно, – сказал Чистов. – Тогда ты езжай в ММС и встречайся с Каблуковым. Позвонишь мне на квартиру. Даю тебе в распоряжение один час. Каблуков у тебя на месте?

– Да, – ответил Зимин. – Сегодня он на ремонте автомашины.

– Тогда ни пуха ни пера.

Через сорок минут Зимин был в ММС и сразу же пригласил в контору Каблукова. Через 5 минут пришел Каблуков. От него на расстоянии выстрела пахло водочным перегаром.

– Ты словно купался в бочке с водкой, – сказал Зимин.

– Выпил немножко, – признался Каблуков, – одну четверку.

– Ты приглашал Чистова на рыбалку? – старого спросил Зимин. – Сегодня он приедет, а сам напился, как алкоголик.

Каблуков по-солдатски вытянулся и заикаясь произнес:

– Приглашал. Пусть едет, больше пить не буду, пока приедет – протрезвею. Выпью стаканов десять чаю да молока, сам автоинспектор не обнаружит во мне ни капли алкоголя.

– Закончил ремонт автомашины? – спросил Зимин.

– Закончил, – довольно улыбаясь, ответил Каблуков.

– Тогда иди домой, – распорядился Зимин. – Пей молоко и чай. Готовь все необходимое для рыбалки. Захвати с собой хлеба, луку, картошки и прочих пряностей для ухи. Никому не говори, что собираешься на рыбалку. С Чистовым хочет приехать Бойцов.

– Кто этот Бойцов? – спросил Каблуков.

– Ты разве не знаешь его? – сказал Зимин. – Председатель райисполкома.

– Это такой белесый, толстый, с лоснящимся лицом? – спросил Каблуков.

– Точно ты его обрисовал, – сказал Зимин, – а говоришь «не знаю».

– На рыбалку я с ним не пойду, – резко возразил Каблуков.

– Это почему же? – спросил Зимин. – Что он тебе плохого сделал?

– Это волк в овечьей шкуре, – крикнул Каблуков. – Если ты его пригласил, то иди с ним сам. Я не могу с ним пойти, могу не сдержаться и пустить в ход кулаки, – он сжал громадный кулак, направив в сторону шоссе. – Пусть тогда садит в тюрьму.

– Что между вами произошло? – спросил Зимин.

Каблуков потоптался на месте, не хотелось ему раскрывать Зимину секрет, о котором женщины в поселке уже говорили и разносили по всей округе.

– Ну, говори, – строго сказал Зимин. – Ты меня подводишь под монастырь. Этого еще не хватало, начал враждовать с Бойцовым. Это равносильно спору барана с волком.

В это время секретарь Вера крикнула Зимина к телефону. У телефона ждал Чистов.

– Анатолий Алексеевич, – сказал Зимин. – Приезжайте один. Подробности расскажу здесь, не телефонный разговор. Каблуков у меня в кабинете.

– Все ясно, – ответил Чистов. – Выезжаю, через полтора часа буду у вас, – и повесил трубку.

Каблуков догадался, с кем Зимин разговаривал и на какую тему.

Зимин вернулся в кабинет и закрыл за собой дверь. Каблуков понял, что просто так не отделается, надо рассказывать, и глухо проговорил:

– Расскажу, только ты никому не говори.

– Ты что, не веришь мне, – возмущенно сказал Зимин.

– Верю, верю, – сказал Каблуков.

Сел рядом с Зиминым, посмотрел на дверь и негромко стал рассказывать:

– Позавчера еду из Павлово с нефтебазы, загрузился бензином. Смотрю, на выходе из Сосновского стоит наша Шура Петрова, ждет попутного транспорта. Вот, думаю, какое счастье. Давно я такого случая ждал. Остановил автомашину, открыл дверку кабины и кричу: «Шура, садись». Вперед Шуры подбежала Канарейка Калинина и быстро залезла в кабину. Еще подбежало трое баб с нашего поселка. «Нет, – думаю, – я больше никого, кроме Шуры, не посажу и не повезу». Канарейку с трудом вытолкнул из кабины и посадил одну Шурочку. Бабы ругали меня на чем свет стоит, но я человек воспитанный, на их ругань не обратил никакого внимания.

Зимин посмотрел на часы и хотел сказать: «Ты говори о главном. Что ты тут припутываешь еще Петрову Шуру», – но, поразмыслив, терпеливо слушал дальше.

– Проехали мы с Шурой этак километров пять, ни спереди, ни сзади никакого транспорта и пешеходов не было видно. «Ну, – думаю, – Каблук, действуй». Я обнял Шуру, руки не отстраняет, только говорит: «Не надо, увидят». Говорю: «Да никого поблизости на дороге нет». Остановил автомашину, начал целовать, не сопротивляется, подставляет губы. Тогда на Евдокимовке заехал в дубки. После дубков мы с ней поехали в село Рыльково. Купил литр водки и закуски. В лес мы с ней заезжали еще четыре раза.

При выезде из леса в четвертый или пятый раз, смотрю, на дороге стоит автомашина «ГАЗ-69», а рядом с ней – Бойцов. Мы немного пьяные, а он еле на ногах держится. Повелительным жестом руки он остановил меня. Жалею до сих пор, что остановился. Надо было проехать. Я его не знал, и он меня. Я высунул голову в окно кабины и говорю ему: «Что тебе нужно?» Он спрашивает: «Что везешь?» Я отвечаю: «Бензин!» Он требует: «Заправь бак моей автомашины». Я ему говорю: «Плати три рубля – заправлю». Он как закричит на меня: «Я тебе, бездельнику, покажу три рубля», – и становится на подножку, пытаясь открыть кабину. «Ты знаешь, кто я? Я – председатель райисполкома. Я – Советская власть. Я – Бойцов Иван Нестерович. Я тебя, негодяя, сотру в порошок. Немедленно предъяви мне путевку и права». Я ему спокойно говорю: «Я тебя не знаю и знать не хочу, и не кричи на меня, а то вылезу из кабины, от меня запросто ты не отделаешься. Тогда уж тебе придется ложиться в больницу», – и поднес к его лицу кулак. Шура схватила меня сзади и сказала: «Поехали, не связывайся с ним». Свое лицо она от него прятала, так как он ее знает. Я толкнул его в грудь, с подножки он упал в песок и отполз от колеи, тогда я уехал. Он кричал мне вслед: «Я знаю тебя, ты с Рожковского совхоза. Я скажу Трифонову, чтобы завтра направил тебя к Асташкину. Считай, что у тебя прав нет».

Я его нисколько не боюсь, – продолжал Каблуков, – но встречаться с ним не хочу.

– Все ясно, – сказал Зимин. – Если он был пьяный, тебе нечего опасаться, он тебя не узнает.

– Может узнать, – возразил Каблуков, – но я его не боюсь.

– Иди и собирайся на рыбалку. Будь готов, как пионер, – сказал Зимин. – Скоро должен приехать Чистов.

Чистов приехал после окончания работы. В конторе сидел один Зимин. Зимин вышел встретить его. Чистов спросил:

– Может, поедем до места рыбалки на автомашине?

– Вряд ли, Анатолий Алексеевич, – ответил Зимин. – Опасно, застрянем где-нибудь в болоте, и рыбалка пропала.

– Что верно, то верно, – улыбаясь, сказал Чистов. – Тогда пошли пешком.

– По-видимому, придется с ночлегом, – продолжал Зимин. – Ночевать будем в зимнице, там сегодня никого не должно быть. Все косят и убирают сено. У каждой работы горячая пора.

– Там видно будет, – возразил Чистов. – А, кстати, Каблуков охотник?

– Вроде, – ответил Зимин, – с ружьем не расстается, таскает его всегда с собой, а убивает что или нет, не знаю.

– А если приехать к нему на охоту с одним товарищем с области? – спросил Чистов.

– Не советую, Анатолий Алексеевич, – возразил Зимин. – Через день об этом вся округа будет знать.

– Тогда молчу, – согласился Чистов.

На реку Сережу пришли, когда было еще светло. Небесное светило низко висело над лесом. Каблуков с Чистовым ставили сети и ботали. Зимин готовил дрова и разжигал костер, чистил картошку для ухи. Хотя рыба, еще не подозревая об ухе, плавала в реке. Ни одной крупной рыбы в ботальную сеть не поймали, поэтому уху варили из мелочи – окуней, ершей и плотвы. Пока чистили мелкую рыбу, она отняла много времени, и варили уху, надвинулись сумерки.

Каблуков через каждые пять минут просил у Зимина:

– Налей полстаканчика, видишь, весь мокрый, да и внутри пожар. Представляешь, будто напился бензина, и он там воспламенился.

– Представляю, – отвечал Зимин, – но выпьем все вместе и запьем ухой.

Душистая уха была готова. Собака Боб, верный друг Каблукова, заняла свое место, чуть поодаль. Смотрела немигающими глазами то на Каблукова, то на его котелок, в который была налита порция ухи. Сегодня Зимин уху варил в своем котелке, не доверяя Каблукову. Каблуков для аппетита выпил стакан водки, до ухи не дотрагивался. Закусывал колбасой, свежими огурцами и помидорами. Затем четыре раза повторял, то есть пил и закусывал.

Пили и ели молча. Первым заговорил Каблуков. У него больше не хватало терпения, чтобы о чем-то не рассказать, а может, и с большой прибавкой.

– Как хорошо жить на свете, – начал он.

Собрал рыбные кости и куски хлеба к себе в котелок, залил ухой и подставил к сидевшему Бобу, приказал не трогать. Боб стоял над котелком, но не ел.

– У меня по животу словно Иисус прокатился. Никакого жжения не стало. Кругом вижу только приятное. Даже редкие комары, если до выпивки я их ненавидел, сейчас так умильно пищат. Боб, начинай ужин.

Собака с жадностью накинулась на еду.

– Ты ему для аппетита налей полстакана, – пошутил Зимин.

Каблуков принял за совет и спросил:

– Может, ему в уху долить?

Чистов громко захохотал.

– Ты попробуй его из стакана напоить. Мне кажется, не откажется.

– Пробовал, – сказал Каблуков. – Не хочет пить, злится.

– Раз не хочет, – посоветовал Чистов. – Тогда не надо приучать. У нас в деревне мужики научили козла пить и курить. Козел был здоровенный, лет пяти. Жил он в конюшне вместе с лошадями. Говорят, ласки боятся козлиного запаха. Один мужик несколько раз в шутку дал козлу выпить и покурить. Потом козел стал требовать. Если не давали ему, разбегался и сбивал обидчика с ног. Тогда его стали держать на привязи. Не перенес неволи, умер. – Чистов сменил тему разговора: – Димитриевич! Почему ты не хочешь, чтобы со мной приехал Бойцов?

Вместо ответа Каблуков внимательно посмотрел на Чистова, затем на Зимина.

– Ты, Ульян Александрович, ему рассказал. Это не хорошо.

– Никому я ничего не рассказывал, – ответил Зимин.

Чтобы вывести Каблукова из затруднительного положения, так как Каблуков любое происшествие не мог рассказать коротко, а обязательно начинал с утра, то есть с начала дня, пересказал:

– Анатолий Алексеевич! Каблуков обиделся на Бойцова позавчера. Бойцова он совсем не знал. Поздно вечером он вез из Павлова бензин. В лесу на дороге недалеко от поворота в ММС познакомились. Бойцов ехал ему навстречу, кончился бензин. Он останавливает Каблукова. Спрашивает: «Что везешь?» Каблуков врать не умеет, отвечает: «Бензин». Вместо просьбы Бойцов приказывает заправить бак. Каблуков ему отвечает: «Не имею права». Бойцов на него стал кричать, требовать предъявить права шофера и путевку: «Ты знаешь, кто я? Председатель райисполкома». Встал на подножку кабины, схватил Каблукова за руку. Каблуков легонько оттолкнул его от автомашины. Бойцов упал на песок. Пока поднимался, Каблуков уехал.

Пока Зимин рассказывал, Каблуков, казалось, глотал каждое его слово. Когда Зимин кончил, Каблуков облегченно вздохнул и перекрестился.

– Ты что, Димитриевич, крестишься? – спросил Чистов.

– Привычка с детства, Анатоль, – ответил Каблуков.

– Ты правильно сделал, – продолжал Чистов, – что оттолкнул его от кабины. Надо было еще по уху двинуть.

– С вашего разрешения, Анатоль, это я могу, – обрадованно сказал Каблуков. – Он часто мне встречается на дороге.

– Не придумывай, – воскликнул Зимин. – Ты лучше расскажи про Брызгалову Марью Ивановну. За что ты ее обижаешь? Недавно ударил ее резиновым сапогом.

Чистов хохотал.

– За дело, – сказал Каблуков. – Она за каждым моим шагом следит. Покоя от нее нет. Позавчера, то есть, когда с Бойцовым встретился, Шуру высадил еще против пилорамы. Иду домой, настроение было хорошее. Далеко я увидел, что Марья Ивановна стоит в дверях моего подъезда. Тут же она превратилась в черную кошку. Забралась на крышу. Страшными светящимися глазами смотрела на меня. Сердце мое было готово спрятаться в пятки. Я не испугался, правда, немножко струхнул. Попало мне под руки звено гусеницы трактора. Ну, думаю, будь что будет, а сегодня я тебя, оборотня, убью. В это время кошка с крыши исчезла. Марья Ивановна уже появилась в дверях своего подъезда.

– Димитриевич! – спросил Чистов. – Какую Шуру ты высадил против пилорамы?

Каблуков смотрел на Зимина и спрашивал глазами: «Надо ли говорить?» Зимин ответил за Каблукова:

– Девятову Шуру, сторожа, жену Александра Ивановича.

Каблуков, улыбаясь, в знак согласия кивал головой.

– Ты, Димитриевич, не прав, – продолжал Чистов. – Зря человека винишь, никакая она не ведьма, а у тебя просто болезнь, называется…

Но досказать не дал Зимин.

Толкнул Чистова в бок и шепнул: «Пусть врет. Его не переубедишь и не докажешь».

– Димитриевич, ночевать будем здесь или пойдем в поселок?