Текст книги "Сосновские аграрники"

Автор книги: Илья Земцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 40 страниц)

– Сам Чистов приезжал ко мне в гости. Звал меня к себе личным шофером, но я пока отказался. Водил его в ночь на рыбалку. Рыбы поймали – еле дотащили. На берегу сварили уху, выпили два ящика водки. Всю ночь пили.

– Да ну, – недоуменно сказал Чудин, – два ящика двое, – и захохотал.

– Вот тебе святой крест, – воскликнул Каблуков. – Не веришь?

– Да что-то много на двоих, – засомневался Чудин. – Ладно, на сегодня поверю. Прокрути немного ручкой.

Каблуков взялся за заводную ручку, медленно крутил. Чудин кричал то «стоп», то «давай еще». Когда кончили, Каблуков предупредил его:

– Ты, Миш, смотри не проболтайся, никому ни слова.

К вечеру узнал не только весь народ поселка, но и сел Лесуново и Рыльково, что Чистов был в гостях у Каблукова. С работы Каблуков пришел в хорошем настроении. Весь день ему казалось, что механизаторы относились к нему заискивающе, с завистью. Он думал: «Наконец-то поняли, кто такой Каблук». Лизы еще не было дома.

Он вспомнил про разорванный резиновый сапог и решил его заклеить. Собрал все необходимое для работы, вышел на улицу. Сел на вынесенную табуретку, перед собой поставил толстый чурак для расколки дров. Уложил на него клей, резину и принялся очищать напильником вокруг дыры на сапоге. Со своим стулом вышла Мария Ивановна Брызгалова и села напротив Каблукова. Он в прямом смысле звал ее ведьмой. Каблуков даже не удостоил ее взглядом, продолжал дравить напильником вокруг дыры, чтобы наложить заплату. Марья Ивановна смотрела на Каблукова внимательно. Оба молчали.

Мимо них прошла Петрова Шура, экономист ММС. Она приковала к себе внимание Каблукова. Он завороженно смотрел на ее стройную фигуру и ножки. Марья Ивановна не выдержала и сказала:

– Ах ты, богохульник, старый кабель, что ты свои зенки на нее пялишь?! У тебя Лиза красивее ее в сто раз.

Она еще что-то хотела сказать, но в это время удар резинового сапога сшиб ее вместе со стулом на землю. Марья Ивановна запричитала:

– Убил, негодяй, убил! Я тебе этого так не оставлю, посажу в тюрьму!

Каблуков встал, выпрямился во весь свой исполинский рост, поднял кверху резиновый сапог, намереваясь еще раз ударить. Закричал:

– Убью ведьму, сейчас ты у меня не обернешься ни кошкой, ни собакой!

Марья Ивановна с ловкостью акробата вскочила на ноги и убежала на крыльцо барака. Каблуков кричал:

– А мне за тебя ничего не будет! Ты ведьма, многие видели, как ты летала на помеле и оборачивалась свиньей и кошкой. У меня в гостях сам Чистов был. Я ему говорил, что ты ведьма. Он обещал послать тебя на проверку в город Ворсму в церковь и отправить на вечное поселение на Чукотку.

В это время подошел Брызгалов. Он посмотрел на Каблукова и тихо произнес:

– На своем веку видел много всяких дураков, но таких не встречал.

Втолкнул Марию Ивановну в дверь, увел в комнату. Мария Ивановна кричала, плакала, а ее муж молчал. Что он думал, только ему самому было известно. Пока что ученые не сумели изобрести машины, читающей мысли человека и животного, но скоро такая машина появится.

Глава семнадцатая

Осмотр посевов был проведен на высоком уровне. Объехали поля всех совхозов по заранее намеченному маршруту. В осмотре участвовали директора, секретари парткомов, главные агрономы совхозов и директора заводов, а также три секретаря райкома, председатель райисполкома и его заместитель. Рекомендация обкома партии была не выполнена. Следовало пригласить представителей соседних районов, Павловского, Вачского и Богородского.

Чистов приглашал сам. Разговаривал по телефону со всеми тремя первыми секретарями. Секретарь Павловского горкома Логинов и Вачского райкома Шутов сослались на то, что у них на этот самый день тоже был назначен осмотр посевов. Секретарь Богородского райкома Хоменко ответил шуткой, что ему надоело ежедневно мотаться по полям своего района. Поэтому на это важное мероприятие от соседей никто не приехал.

С возмущением Чистов говорил директорам совхозов:

– Мы тоже не поедем к ним первые.

За всех ответила Тихомирова:

– Они в нас не очень-то и нуждаются.

– Вы неправы, Надежда Александровна, – возразил Чистов. – Товарищи соседних районов вскрыли бы наши ошибки, посоветовали бы, как лучше готовить почву, сеять и ухаживать за посевами.

– Мы это и без них знаем, – резко отчеканила Тихомирова.

– Был бы дождь да гром, не нужен и агроном, – бросил реплику директор Елизаровского завода Горшков и громко захохотал.

Чистов строго посмотрел на него. Горшков тут же принял серьезный вид.

Виды на урожай зерновых, картофеля, силосных культур и корнеплодов, по оценке специалистов, были средние, при условии, что будут дожди.

После трудного дня езды по полям директором Рожковского совхоза Трифоновым был устроен банкет на природе. Его участники были очень довольны изобилием холодных и горячих закусок, не говоря о водке, которая лилась рекой. Во время банкета от хорошего настроения Чистов решил преподнести сюрприз директорам Панинского, Сосновского и Барановского совхозов. Всех троих он пригласил прогуляться и узнать важную новость.

Когда отошли на значительное расстояние от пирующих, Чистов сел на лужайку, покрытую плотной травой и испещренную хаотически разбросанными цветами незабудки, ромашки, лютика с приятными запахами нектара и пыльцы. Его примеру последовали все.

– Какое приятное время! – заговорил Чистов. – У нас такое приятное время бывает один раз в году, оно пролетает мгновенно. Хорошо людям живется там, где круглый год лето и зимы совсем не бывает. Все вы видели кинокартину «Миклухо-Маклай». На том острове круглый год все цветет. Там людям не надо беспокоиться ни о тепле, ни о пище. Там настоящий рай в представлении наших предков. Все цветет, все дышит, все пронизано самыми приятными запахами.

Тихомирова, улыбаясь, спросила:

– К чему вы, Анатолий Алексеевич, клоните? Вы чем-то решили нас порадовать? Может быть, сверх фондов выхлопотали минеральных удобрений или комбикормов?

– Ни то, ни другое, – ответил Чистов. – Наконец-то облегчим ваш труд. Окончательно решен вопрос о разукрупнении всех трех вверенных вам совхозов. На очередном исполкоме областного совета будет вынесено решение. Теперь в Сосновском районе вместо четырех совхозов будет семь. После решения этого вопроса ни один пиит не осмелится сказать, что Сосновский район малютка. Я считаю, вопрос везде согласован и окончательно решен.

Лицо Тихомировой порозовело, руки слегка задрожали. Козлов, от природы бледный, сделался белым. Андрианов, казалось, был ко всему безразличен, и он по-своему переживал разукомплектацию хозяйства, успокаивая себя, думал: «Чем меньше воз, тем меньше слез».

Тихомирова, с вежливого тона переходя на «ты», громко сказала:

– Дорогой наш секретарь, не считай нас дураками. Почему же по этому вопросу ты не посоветовался с нами? Мне кажется, я до сих пор член бюро райкома. На каком основании вы меня обошли, не пригласили на бюро, где этот вопрос решался? Не забывайте о том, что я и член обкома КПСС, председатель ревизионной комиссии. Я спрашиваю тебя, почему при решении такого важного вопроса не пригласил нас на бюро райкома и исполком райсовета? Я считаю, этот материал состряпан тобой и Бойцовым. Завтра же поеду в обком партии с протестом. Панинский совхоз ты не разделишь на два, этому не бывать, пока я директор совхоза.

Козлов более деликатно заговорил.

– Анатолий Алексеевич, всюду укрупняют хозяйства, а вы идете по пути наименьшего сопротивления. Я тоже еду в Горький и буду просить, чтобы Барановский совхоз оставили в старых границах. В Павловском и Богородском районах все совхозы крупнее Барановского, но их, однако, не делят, то есть не разукрупняют.

Андрианов молчал, он не хотел подливать масла в огонь, зная, что его готовят освободить. На пленумах, сессиях, активах и районных совещаниях Чистов везде подвергал его справедливой и несправедливой критике. Он был козлом отпущения. Из уст Чистова он часто слышал: «Ты все хозяйство совхоза развалил, горе-руководитель, никчемный руководитель», – и так далее. Однако дела в совхозе шли не хуже, чем у других, а в сравнении с совхозом «Рожковский» даже значительно лучше. В Сосновском совхозе были опытные специалисты – главный агроном Арепин, главный зоотехник Тишин, начальники отделений и бригадиры. От самого Андрианова в целом очень мало что зависело. Каждый специалист был на своем месте и знал свои обязанности. Каждый заботливо относился к вверенному делу. Будь Андрианов на своем месте или отсутствуй, Арепин и Тишин отлично руководили всем совхозом, знали свое дело. Надо отдать им должное.

Чистов с красным потным вытянутым от возбуждения лицом ринулся на Козлова. Тихомировой он боялся.

– Геннадий Федорович, – с дрожью в голосе сказал он и с первой фразы перешел почти на крик, – я не ожидал от тебя ничего подобного! Ты не патриот нашего района. Хотя мне давно говорили. Ты старался присоединить Барановский совхоз к Богородскому району. Ездил по этому вопросу в облисполком к Чугунову, просил начальника областного управления сельского хозяйства. Вот что, я тебе прямо скажу. Если не хочешь у нас работать, скатертью дорога. Но Барановского совхоза, а сейчас уже двух, и Яковского мы никому не отдадим. Не хочешь работать – не надо, только скажи – честно отпустим. В противном случае можно вынести решение бюро райкома, и твоей карьере придет конец. Тогда уж не быть тебе директором совхоза до гроба. Мы все можем – казнить и миловать.

– Анатолий Алексеевич, – жалобно заговорил Козлов, – что я вам сделал плохого? Я всегда вас поддерживал и буду поддерживать. Мы с вами больше пятнадцати лет были друзьями. Совхоз – это не мое личное хозяйство. Не возражаю, делите на два или больше.

Чистов ехидно улыбнулся:

– Давно бы так, а то лезешь в пузырь.

Обратился к Андрианову:

– Как ты думаешь, Борис Александрович?

– Мне все равно, Анатолий Алексеевич. Я считаю это мероприятие правильным.

Чистов с упреком посмотрел на Тихомирову. Взгляд его она выдержала.

– Надежда Александровна, – сказал он, – если вы не хотите облегчить свой труд, я не возражаю. Ваш совхоз оставим в старых границах, это мое решающее слово. А сейчас пошли к народу, выпьем и закусим.

– Спасибо, Анатолий Алексеевич, – сказала Тихомирова. – Разрешите мне уехать. Пить мне нельзя, не очень приятно трезвой бабе сидеть с пьяными мужиками.

– Как хотите, – ответил Чистов.

Тихомирова подошла к своей автомашине, села за баранку, мгновенно прибежали ее агроном и секретарь парткома.

К Чистову подошел Кузнецов Сергей и громко заговорил:

– Анатолий Алексеевич, я нашел своего фронтового друга, который работает заведующим кафедрой теплотехники Московского технологического института мясной и молочной промышленности. Он обещает обеих моих дочерей Зину и Галю принять в институт на санитарно-ветеринарный факультет. Я в Москву сам к нему поеду и увезу документы для поступления своих девок в институт. Постараюсь привезти его к себе в гости.

– Вези, Сергей Васильевич, – сказал Чистов. – Ох как он нам пригодится!

– Это клад для наших детей, – сказал Трифонов. – У меня на будущий год сын кончает десять классов. Без блата ему в институт не поступить. Наша Лесуновская школа известна далеко за пределами района. По многим предметам специалистов-преподавателей нет. Да, надо сказать, и учится с неохотой, из-под палки.

В 6 часов утра Чистов выехал в Горький. С похмелья болела голова. Он каждое утро зарекался и давал жене слово, что много водки пить не будет, но к вечеру находились соблазнители, не мог себя удержать и снова напивался. Так продолжалось изо дня в день. Жена Антонида Васильевна справедливо ругала, беспокоилась, не привился бы алкоголь. Но алкоголь как болезнь его избегала. Ему казалось, он мог пить и мог не пить. Проверить себя мог только во время отпуска в санатории, там водку не подавали и не устраивали для него обедов. Он убеждался, что может не пить. Шофер Дегтев уныло смотрел на дорогу и думал: «Если в Горьком остановит автоинспектор, то отберет права. Страшное похмелье, есть ничего не хочется и похмелиться нельзя». Машину вел уверенно.

У Чистова на сердце было тревожно. Он думал, не опередили бы директора совхозов Тихомирова и Козлов. Они могли договориться и выехать вместе. Тогда все пропало, хлопоты напрасны. Материал о разукрупнении совхозов находился у Миронова. Чистов пошел в кабинет к Рослякову, заместителю Миронова.

– Правильно сделал, – сказал Росляков, – что зашел ко мне. Я выкроил тебе сверх фондов двадцать пять тонн комбикормов.

К Миронову пошли вместе с Росляковым.

– Вы допустили большую ошибку, Анатолий Алексеевич, – сказал Миронов. – Делите Панинский совхоз на два.

– Я за этим к вам приехал, – ответил Чистов. – Прошу вас оставить Панинский совхоз в старых границах без изменений. Сосновский и Барановский разделим, из двух сделаем четыре.

– Ошибка вами допущена с Сосновским и Барановским совхозами. Мое мнение, все совхозы оставить в покое, делить не надо. По всей стране идет укрупнение, а вы разукрупняете. Идете в разрез решениям правительства.

– Нет! Что вы! – воскликнул Чистов. – Совхозы «Сосновский» и «Барановский» надо разделить. Это хозяйства-гиганты. В таких хозяйствах специалистам работать очень трудно. Они многое упускают, не охватывают всего объема работ.

– Но ведь у вас и «Панинский» не меньше, – возразил Миронов, – а у ваших соседей-павловчан совхозы еще крупнее.

– Совхоз «Панинский» хозяйство компактное, а эти два раскинулись на больших площадях. Например, Селитьба находится от Бараново в двадцати пяти километрах, а Бочиха и того дальше.

– Анатолий Алексеевич, ври, но меру знай, – улыбаясь, сказал Миронов. – Хочешь, я тебе точное расстояние скажу?

Встал и хотел подойти к карте.

– Не надо, – сказал Чистов, – немного прибавил.

– Хочешь, я тебе открою секрет, зачем ты в Горький приехал и первым делом зашел ко мне? После меня вы намерены идти к Семенову, он вас во всем поддерживает, думаю, и сейчас поможет и защитит. Чтобы разукрупнить три совхоза и сделать из них шесть, вы с Бойцовым спешно состряпали материал, мне кажется, даже не обсуждали на бюро райкома и исполкоме райсовета. Ваш материал – это липа. Даже директоров совхозов обошли, с ними не согласовали. Я бы на месте секретаря обкома привлек бы вас к партийной ответственности.

Чистов краснел и бледнел. Из всех клеток тела потек пот. Во рту пересохло, даже язык и тот одеревенел, стал непослушным, словно чужой. «Вот здесь я здорово влип, – думал Чистов. – За такие дела, не дай бог, вызовут на бюро обкома, по голове не погладят, снимут». От этих мыслей у него задрожало все тело. Сколько трудов и времени стоило, чтобы из счетовода колхоза стать секретарем райкома. Потерять все это можно за несколько дней, и не ради личного. Но самообладание он не потерял. Горячо возразил Миронову:

– Неправда, товарищ Миронов. Вы просто наговариваете на меня. Вопрос обсуждался на бюро райкома и на исполкоме райсовета. Не считайте меня дураком. Если хотите вставить спицу в колесо, то пожалуйста. Я вынужден вам сказать, что вы с Чугуновым Сосновский район занесли в черной список. Я вам прямо скажу, мы своего добьемся и без вашей помощи.

– Обожди, не ерепенься, – оборвал его Миронов. – Мне от ваших ошибочных взглядов на вещи ни жарко, ни холодно. Я уверен, что от вашего разукрупнения совхозов кроме вреда ничего мы не дождемся. Секретари обкома настаивают, – он не назвал Семенова, зная, что Чистов передаст ему, да еще добавит, – чтобы вопрос был решен положительно. Хочешь не хочешь, а лезь в твой грязный омут. При решении этого вопроса директоров совхозов надо было пригласить.

Сегодня меня вызывал товарищ Катушев. С ним по телефону разговаривала директор Панинского совхоза Тихомирова. Она Катушеву прямо сказала: «Пока я директор совхоза, «Панинский» делить не дам. Снимайте меня с работы и делайте что вам заблагорассудится». Катушев спросил ее: «А может, ваш совхоз еще укрупнить?» Она ответила: «Не возражаю. Присоедините к совхозу деревни Стечкино, Матюшево и даже Крутые. Это почти половина Сосновского совхоза».

«Вот неблагодарная баба, – пронеслось в мозгах Чистова, – ведь обещал я ей, что Панинский совхоз не затронем. Однако не успокаивается, звонит секретарю обкома. Чего мы только для нее не делаем, и все ей плохо».

Миронов продолжил:

– Катушев ее спросил: «Может, и другие совхозы мы напрасно разукрупняем?» Она ответила: «В этом вы допускаете большую ошибку. Не надо этого делать».

«Все пропало, – думал Чистов. – Она, по-видимому, все выложила Катушеву. Нас с Бойцовым разобрала по косточкам. Ну и дела».

– Катушев поручил нам с Семеновым разобраться в вашем вопросе. Семенов сказал мне: «Совхозы «Сосновский» и «Барановский» разукрупнить. «Панинский» оставить в старых границах». Вопрос без вашего ходатайства решен. Скажите спасибо Семенову, иначе вам пришлось бы исповедоваться перед членами бюро обкома.

«Слава Богу, – думал Чистов. – Василий Иванович – это настоящий человек». Лицо Чистова снова приняло блеск и радость, без его желания расплывалась улыбка.

– Доволен? – спросил Миронов.

– Надо сказать, да, – ответил Чистов. – Благодарю вас за помощь, – и поспешил не простившись уйти из кабинета.

Росляков присутствовал при разговоре и молчал. Миронов Рослякова не любил, так как тот его часто подменял, но в то же время и боялся. Росляков и Семенов были большими приятелями. Сблизила их совместная охота. Росляков знал неприязнь Миронова к нему, но делал все не боясь его.

К 6 часам вечера Чистов решил все вопросы и подошел к своей автомашине. На заднем сидении были его шофер Дегтев и Миша Попов.

– Здравствуйте, Михаил Федорович, – сказал Чистов. – Как ты сюда попал?

– Дела, Анатолий Алексеевич, – улыбаясь, ответил Попов.

– Поехали, Володя, – повелительно сказал Чистов.

«Волга» плавно тронулась с места, и мимо нее пошли стены древнего Кремля, дома по улице Свердлова, пробежал и памятник Горькому. Нескоро, но вырвались из города на простор. Быстро подъехали к лесу перед городом Богородск.

– Володя! – закричал Попов, – сверни к роднику. Надо закусить и запить холодной водичкой.

– Ты захватил? – спросил Чистов.

– Да, – ответил Попов.

Домой приехали, когда в репродукторе раздавались последние звуки гимна Советского Союза. Поселок Сосновское спал тихим мирным сном.

На следующий день на работу Чистов пришел с большим опозданием, с мешками под глазами. Сафронов и Каташин ждали его в приемной и в кабинет вошли следом за ним.

– Анатолий Алексеевич, – сказал Сафронов, – мы от имени всего коллектива райкома партии. Все предприятия и заводы организуют массовые гуляния и пикники. Чем мы хуже их, давайте в очередное воскресенье тоже выедем в лес, вернее, на озеро Шишовское. За весь период существования райкома мы еще ни разу никуда не выезжали.

– Не возражаю, – сказал Чистов, – но один вопрос. На каком транспорте мы всех повезем? На двух наших автомашинах «ГАЗ-69» и «Волга» М-21 мы всех не увезем.

– Почему не увезем, – возразил Каташин. – Всего нас будет примерно человек тридцать. По три-четыре рейса шофера сделают, и весь народ.

Чистов, улыбаясь, ответил:

– Народу будет значительно больше, вы не учитываете детей. Так что туда и оттуда шоферам придется возить целый день. Они тоже, по-видимому, не прочь отдохнуть.

– Но мы поедем недалеко, – возразил Каташин. – До озера Шишовское всего шесть километров.

– Отлично вами продумано, – с иронией сказал Чистов. – Вот что, дорогие товарищи. Если хотите организовать отдых, я поручаю вам. Пусть каждая семья обеспечивает себя по своему вкусу закуской и выпивкой. Одни предпочитают газированную воду, другие марочные вина и шампанское, третьи водку и так далее. На вкус и цвет товарищей нет. Транспорт находите такой, чтобы выехать всем вместе. Попросите автобус у Шурочкова.

– Вы примете участие? – спросил Сафронов.

– От дождя не в воду, – ответил Чистов. – Куда иголка, туда и нитка.

– Разрешите действовать? – сказал Сафронов.

– Действуйте, – ответил Чистов. – Ни пуха ни пера.

В воскресение в 12 часов от нового здания райкома партии отъехали автобус, наполненный до отказа, и два вездехода «ГАЗ-69» с работниками райкома и частично райисполкома. Приехали на озеро Шишовское и расположились на берегу, напротив пионерлагеря имени Володи Дубинина. Труд был распределен Бородиным, любителем и мастером кухонных дел. Одни собирали в лесу валежник и сучки и разводили костер. Женщины чистили еще живых карасей и картошку. Бородин взял на себя обязанность варить уху. Свободных от работы было много. Все они во главе с Чистовым и Бойцовым с удовольствием купались в теплой прозрачной воде.

В два часа дня на разостланном брезенте и целлофановой пленке был сервирован стол. Повара пионерлагеря принесли котлет с картофельным пюре и томатной подливой. Приятный запах ухи и вторых блюд далеко распространялся по лесу и над озером. Голодные рыбаки, сидевшие с раннего утра с удочками, с завистью смотрели на обедавших людей и глотали накопившуюся во рту слюну.

Но обеду, как обычно, не суждено было длиться долго. Подвыпивший Каташин, не взирая на уговоры жены и друзей, решил высказать Чистову все наболевшее. Он встал позади сидевшего на земле Чистова, обрушился на него с критикой. Начал вскрывать недостатки в его руководстве районом. Он говорил громко, звонким, как у диктора, голосом. За Чистова вступился Бойцов, но тут же после нескольких фраз Каташина вынужден был молчать. Каташин назвал Чистова дураком, проходимцем, браконьером и горьким пьяницей, который пьет не только на свои трудовые. Чистову он говорил:

– Вы очковтиратель, тиран, диктатор. Вы снова хотите закабалить и запутать своими грязными сетями освобожденных от налогов и обязательных поставок мяса и молока граждан, проживающих в сельской местности. Сделали вы уже многое, путем запугивания и лишения населения пастбищ и сенокосов. По отношению к тем, кто не хотел подчиняться вашему декрету сдавать молоко и мясо в счет плана совхозов, приняли самые репрессивные меры. Многих заставили покинуть деревню, расстаться с самым дорогим – своим домом, садом и родной стороной. Вы просто идиот, случайный человек в нашей партии, пролезший в ее ряды с заднего хода. Ума у вас чуть больше, чем у вашего сына Вовки, который пятый год учится в одном классе в школе для малоразвитых детей.

Все это было горькой, но правдой. Казалось бы, критика была справедлива и правдива, но Чистов ее выдержать не мог. Он сидел в одних плавках. Не поспел еще удовлетворить свои насущные потребности в утолении жажды и голода, попробовать вкусной ухи, ароматных котлет и залитых сметаной карасей. После первых слов Каташина аппетит пропал, во рту пересохло. Чистов быстро поднялся на ноги, молча подошел к автомашине, спешно оделся. Его примеру последовали Бойцов, Бородин и их жены. Сели в два вездехода, уехали.

– Что ты наделал? – обвиняли оставшиеся Каташина. – Ты испортил весь наш отдых.

Мазнов подошел к Каташину, схватил его за ворот рубашки и пытался ударить. Подоспевшие женщины с большим трудом оттащили его и успокоили.

– Чистов тебе этого не простит, – говорили Каташину сотрудники. – Он тебя смешает с грязью.

Через полчаса все оставшиеся забыли о случившемся и как ни в чем не бывало продолжали пир и отдых на лоне природы. Шофер Костя Лычагов играл на гармонике. Всем было весело. Женщины пели и плясали. Мужики наслаждались изобилием водки, пива и вин.

– Какая благодать! – говорили и думали все. – Лес, луг и озеро. Чистый воздух, солнце с горячими лучами и теплая вода. Ешь, пей, пляши и пой. Купайся и загорай. Лучше ничего не придумаешь!

Многих одиноких женщин тянуло в лес прогуляться с мужчинами, но, к сожалению, одиноких мужчин ни одного не оказалось. Все были с женами и детьми. Домой возвратились поздним вечером. У одних настроение было прекрасное, а кое-кто подумывал и о возмездии.

Через день после гуляния, то есть во вторник, Чистов в спешном порядке при помощи инструкторов и завотделами сумел собрать на Каташина грязный материал и созвал внеочередное бюро райкома КПСС, где товарищ Каташин обвинялся чуть ли не в измене родине за свою недисциплинированность, запущенную им работу в районе. Поэтому ему был объявлен строгий выговор с занесением в учетную карточку. Его освободили от занимаемой должности без предоставления работы в районе. Чистов постарался очернить его репутацию и в обкоме партии. На этом карьера Каташина как партийного работника кончилась.

Мечта Чистова осуществилась и в другом. Состоялось окончательное решение о разукрупнении Сосновского и Барановского совхозов. Панинский совхоз был оставлен в целости благодаря настойчивости Тихомировой. Кандидатуры директоров и секретарей парткомов вновь организованных совхозов утверждали на очередном бюро райкома КПСС. Против намеченных Чистовым кандидатур никто из членов бюро не возражал. Да и кому была охота терять приятельские отношения с Чистовым. Все знали, что он злопамятен, мнителен и себялюбив. От уборной лучше подальше, меньше воняет. Все знали и о том, что в руководстве обкома партии он был своим человеком. Его ценили за то, что он мог хорошо встретить, на высшем уровне и с почестями организовать любое увеселительное мероприятие и проводить с подарками.

Миша Попов был утвержден секретарем парткома совхоза «Суруловский». Центральная усадьба совхоза по настоянию председателя облисполкома Чугунова была определена в селе Сурулово с когда-то красивой пятиглавой церковью. От большого села на день организации совхоза осталось всего двадцать два дома, хаотически разбросанных среди пустырей и развалин, давно покинутых крестьянами насиженных мест.

Остов разрушенной церкви громоздился посреди села. В ночное время он напоминал развалившуюся средневековую крепость с витавшими внутри злыми духами вместо ангелов. Старики утверждали, что они каждую ночь слышали внутри остова стоны, свист и рев. Наверху, то есть на крыше этой развалины, часто видели с крестом в руках попа, которого арестовали с закрытием церкви еще в 1936 году. Увезли не то в Воркуту, не то на Соловецкие острова, а может быть, просто расстреляли. В то время удивляться было нечему. Сотни тысяч священнослужителей со всей необъятной России-матушки были отправлены в отдаленные места. Спустя почти двадцать лет вернулись оттуда единицы. Остальные от голода и холода навсегда остались лежать там, в никому не известных братских могилах, давно поросших лесом непроходимой тайги. По-видимому, в этих могилах и покоилось тело, вернее, останки суруловского попа.

– Так Богу было надо, – говорили старушки и старики. – Суд всему этому один Бог, если он есть.

Село Сурулово для центральной усадьбы было выбрано не случайно. Как правило, наши прадеды строили церкви в центре прихода. Контору совхоза временно разместили в деревне Глядково в бывшей конторе колхоза, так как в Сурулово разместить было негде. Директор совхоза Тишин и его заместитель, главный агроном Арепин в шутку говорили: «Приходится прибиваться, как рою пчел к колу. Была бы земля, а остальное все нажитое. Будет контора, жилые дома, хозяйственные постройки и скотные дворы». Вскоре приехали проектировщики. Составили генеральный план застройки совхоза, и тут же началось строительство конторы, жилых домов, мехмастерской и так далее. Аппарат совхоза укомплектовался специалистами и служащими. В конторе застучали костяшки счетов и пишущие машинки, ожили телефонные аппараты.

Миша Попов занял себе под кабинет красный уголок бывшего колхоза. На дверях приклеил лист бумаги с надписью «Партком». Через две недели работы решил побеседовать с главным агрономом Арепиным, указать ему на недостатки и подсказать, что делать. Он поставил себе цель столкнуть лбами Тишина с Авериным, сделать их из друзей врагами. Тишин с Авериным проживали в одном двухквартирном деревянном доме. Жили они мирно, друг к другу в гости не ходили из-за разности характеров и специфичности от рождения.

Арепин был мужик-рубаха. Вместе с женой Ларисой люди они от природы были простые, гостеприимные. Последним рублем с любым знакомым делились. У них было много друзей и знакомых. Жили одним днем, о завтра не думали. Каждый выходной день принимали гостей или сами уходили в гости.

Тишин, в отличие от Арепина, был мужик замкнутый, мнительный и скупой. Друзей у него не было. Был почти обособлен от всех. Сам в гости ни к кому не ходил и у себя никого не принимал. «Поэтому директором совхоза ему долго не продержаться, – думал Миша Попов. – Начальство любит угощение, пьянки и банкеты. Тишин от природы на это не способен. Он даже не может предложить пообедать в столовой совхоза».

Поэтому Попов решил объединиться с Арепиным и при любом удобном случае подсидеть Тишина, занять его пост директора совхоза. Об этом Попов спал и мечтал. Чистов ему всегда верил. С первого дня работы все ошибки и недостатки Тишина Попов передавал Чистову. Он уверял его, что Тишин хозяйства никогда не поднимет, директора совхоза из него никогда не получится. Все свои кляузы кончал словами Максима Горького: «Рожденный ползать – летать не может». План действий Поповым был разработан со всеми подробностями.

«Директором совхоза я буду скоро, – думал Миша Попов, – а там и до начальника управления недалеко. Теняев человек тоже недалекий, как и Тишин. Он самого основного не знает. Никого не встречает, не угощает и не провожает. Чистов им недоволен. Ум и знания в наше время еще не все. Основа из основ – это угощение и преподнесение подарков. Все хотят жить лучше. Никто не откажется от денег, хорошего обеда, гуся, барана или мяса говядины и свинины в подарок. Дай бог здоровья Чистову. С ним я пробью брешь и вылезу в люди».

На приглашение Попова Арепин зашел вместе с Тишиным.

– Ты меня приглашал? – спросил Арепин.

– Да! – улыбаясь, ответил Попов. – Надо поговорить с тобой по душам.

– Я, может, вам помешаю, – сказал Тишин, – могу уйти.

Сам удобнее усаживался на стул, давал понять, что пока хозяин совхоза он и тайн от него быть не должно.

– Не помешаешь! – картавя, ответил Попов. – Наоборот, поможешь кое в чем разобраться.

Арепин недоумевая смотрел то на Тишина, то на Попова и думал: «Что он от меня хочет?»

Попов, в свою очередь, с огоньками злости смотрел на Тишина и думал: «Черт тебя принес не вовремя. Хотя времени впереди много, с Арепиным еще договоримся. Сейчас настало время показать себя Арепину, кто я и что я. Пусть он поймет и зарубит себе на носу, что секретарь парткома я. Все мои замечания и даже распоряжения для него и даже для Тишина закон. Тишин это с первого дня работы понял. Арепин со мной советоваться ни в чем не хочет, даже встречи и разговора со мной старается избегать. В совхозе признает только одного Тишина. Остальные для него не существуют. Меряет все на свой аршин. Мне он временно нужен, чтобы избавиться от Тишина. Мужик он резкий, прямой. После Тишина с ним будет легко справиться. Чистов его за прямоту не любит. Если подлить масла в огонь и столкнуть их лбами, то врагом номер один Чистову будет Арепин». Опыта у Попова в этом было не занимать.