Текст книги "Сосновские аграрники"

Автор книги: Илья Земцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 40 страниц)

Глава двадцать пятая

Зима 1968-69 годов была на редкость холодной. Температура воздуха с декабря по март устойчиво держалась на отметке минус 30-40 градусов. На территории ММС ввиду геологически образовавшейся большой котловины мороз на пять градусов превышал среднерайонную температуру и утром достигал 45 градусов. Перед выходом солнца небо становилось серым, с высоким потолком. Тусклые звезды еле просматривались. Казалось, что находишься где-то в фантастическом царстве.

В 7 часов утра поселок ММС просыпался. Пронзительно визжали пускачи тракторных моторов, заглушая работу дизелей. Стоянку тракторов и автомашин окутывал пеленой черный дым от факелов и паяльных ламп подогрева картера. Чумазые трактористы и шоферы, не страшась мороза, бегали без рукавиц. Одни проклинали моторы, которые не хотели заводиться. Другие радовались и шутили над неудачниками, так как их послушные машины ритмично гудели:

– Степан, ты сегодня ночью согрешил. Бог видит шельму. Не пытайся заводить, не заведешь, прежде чем грехи не замолишь.

На торфяных полях у караванов стояли экскаваторы, рядом с ними полыхали громадные костры. Горели смолистые пни и их корни, извлекаемые из торфа. За длительный срок эксплуатации торфяника их накопились тысячи кубометров, которые, как правило, вывозились и сваливались на край торфяного поля.

С 1 декабря в районе были объявлены то ударные декады, то ударный месяц, а то и ударная зима по вывозке органических удобрений на поля совхозов. Заботливые хозяева вывезенный торф компостировали с навозом. Совхозы «Барановский» и «Яковский» торф возили к скотным дворам и мешали с отходами. Только два совхоза в районе, «Сосновский» и «Рожковский», торф везли прямо на поля и сваливали его отдельными кучами, то есть машинами и тракторными тележками. Весной он вместе с пахотной землей не хотел оттаивать. Для того чтобы приготовить поле для посева, надо было разбивать бульдозерами кучи мерзлого торфа. Торф часто задерживал ранний сев. Разбивавшие его бульдозеры нарушали структуру почвы.

На вывозку торфа с Лесуновского болота был брошен весь транспорт района. Также через обком партии были привлечены автомашины с трех автохозяйств города Горького. В отдельные дни с Лесуновского болота вывозили по 1000 тонн торфа в день. Машинно-мелиоративная станция только своим транспортом вывозила свыше 200 тонн в день. В совхоз «Рожковский», на поля села Лесуново да деревни Рожок трактористы на тракторах «ДТ-54» и «ДТ-74» возили на пенах, на тракторных санях. На каждой пене увозили до 8 тонн, а на санях – 10 тонн.

Настоящего учета со стороны совхоза не было, поэтому встречалось и жульничество. Некоторые трактористы оформляли документы на вывозку до 50 тонн за день. Принимали торф учетчики, подобранные лично директором совхоза Трифоновым, которые за бутылку водки, да еще в пьяном виде могли любому трактористу за один рейс написать до 100 тонн, пользуясь совхозной поговоркой: «Земля все спишет». Трактористы, работавшие на тракторах МТЗ, тракторную тележку сваливали в две или три кучи. Учетчик же принимал, считая каждую кучу за тележку.

В совхоз «Рожковский», как выражался сам директор Трифонов, вместо торфа возили 70 процентов воздуха. Все усадебные участки села Лесуново сплошь были завалены кучами торфа. Трактористы продавали его по 3-5 рублей за тракторную тележку или самосвал, деньги шли на пропой. Проданный ими торф на бумаге приходовался на поле совхоза «Рожковский» или «Сосновский», и за его вывозку трактористам начислялись деньги.

Торф на болоте из караванов грузили экскаваторами и бульдозерами с эстакад машинно-мелиоративной станции, чтобы не сорвать погрузку торфа, не скапливать и не задерживать под погрузкой транспорт. За это вся ответственность ложилась на директора ММС Зимина. Для контроля ежедневно выделялся человек с райкома партии или райисполкома, поэтому Зимин в 6 часов утра уже появлялся на болоте и приучил к этому механизаторов, которые в 7 часов уже были готовы к погрузке. Напряжение в погрузке спадало в 9-10 часов. Тогда Зимин ехал в первую очередь на поля Рожковского совхоза для контроля за вывозкой.

Совхоз «Рожковский» уже обладал своим мощным торфяником, и почти весь совхозный транспорт возил торф с поймы реки Чары. Ежедневно шел спор между Зиминым и Трифоновым. Трифонов настаивал, чтобы и трактора ММС, которые возят торф Рожковскому совхозу, возили совхозный торф с реки Чары. Зимин отказывался и возил торф с болота ММС. Споры прекращал Чистов. Он говорил Зимину, что Трифонов правильно требует. Трифонову говорил, что Зимин правильно делает. Получалось, что своя рубашка ближе к телу. Каждый берег свою рубашку. Зимин торф из караванов продавал по 90 копеек за тонну, да плюс вывозка. В совхоз торф даже на бумаге приходил около 3 рублей за тонну, а фактически – сам бог не сосчитает, во сколько он обходился. Государство наше богато, все оплатит. Стычки между Трифоновым и Зиминым были часты, и все из-за торфа.

В один из вечеров Зимин надолго задержался в конторе ММС, Трифонов обзвонил по телефону весь район, разыскивая его. Три раза разговаривал с Чистовым, возмущаясь поведением Зимина.

– Новую двухосную тракторную тележку грузоподъемностью 8 тонн изуродовал при погрузке бульдозер ММС. Пусть Зимин заплатит мне за тележку! – всем кричал Трифонов. – Я ему этого не прощу.

У пьяного тракториста он не мог добиться, кто изуродовал тележку, но шум поднял на весь район.

А получилось это так. Тракторист совхоза, тоже Трифонов, дальний родственник директора, с только что полученной им тележкой вечером приехал в село Лесуново и встретил там бульдозериста Великанова Александра. При такой обнове и радости как не похвалиться.

– Саш, ты только посмотри, какую тележку дал мне наш Мишка!

Все трактористы Рожка звали так директора совхоза.

Великанов похвалил тележку и предложил:

– Надо обмыть, иначе она не будет долго ходить.

Денег у обоих было в обрез, однако с божьей помощью, да заняли рубль, купили бутылку водки. Выпили. Бутылка водки двум таким богатырям как Шурка Великанов и Трифонов одинаково что слону дробина. Выпить бы еще, а где взять денег – проблема. Как говорят, на хорошего охотника и зверь бежит.

Подошла одна женщина и попросила:

– Парни, привезите мне торфу.

– Привезем, – предложил Трифонов. – Покупай бутылку и готовь закуску.

– Все будет, – заверила гостеприимная покупательница торфа.

– Шура, – спросил Трифонов, – где у тебя бульдозер?

– На болоте, – ответил Великанов.

– Ты заведешь мотор?

– Заведу, – заверил Великанов. – Трактор и мотор еще горячие.

– Тогда поехали, – обрадовался Трифонов.

Сели в кабину трактора, громко заработал мотор, и «ДТ-74», громыхая гусеницами, побежал на болото, таща за собой новенькую двухосную тракторную тележку. Мотор трактора пел свою громкую песню. Пели и Трифонов с Великановым, заглушая тракторную песню. Четыре километра, отделявшие село от караванов торфа, расположенных на болоте, по хорошо накатанной ровной дороге трактор пробежал за двадцать минут и у обогревательной будки, где стояли погрузочные механизмы, резко остановился. Сторожа на месте не было. Великанов почти бегом подбежал к своему бульдозеру. Пускач огласил ревом притихшее после работы болото. Еще не остывший двигатель через полминуты заработал. Трифонов в это время вливал в радиатор холодную желтую болотную воду.

– Быстрей наливай! – кричал Великанов. Сам схватил свободное ведро и побежал в прорубь карьерной канавы.

Через пять минут Великанов повел свой бульдозер на караван. Трифонов подогнал трактор к погрузочной эстакаде и поставил тележку под погрузку. Казалось, у пьяных трактористов работа спорилась лучше, чем у трезвых. Великанов зацепил ножом бульдозера порцию торфа больше чем на полтележки и спешно потащил ее для загрузки, но малость не рассчитал, не поспел вовремя затормозить трактор, и бульдозер вместе с торфом свалился в новенькую тележку, еще пахнувшую заводскими красками. Деревянный кузов тележки не был рассчитан конструкторами на падение такого груза, поэтому трактор сломал платформу вместе с бортами и, как акробат, спрыгнул на ровную поверхность торфяника. Тут только Великанов сумел его затормозить, но было уже поздно. Внимательно оценив взглядом свою работу, что-то крикнул, но из-за рева мотора почти не было слышно его голоса, отъехал от каравана и поставил трактор на место стоянки на ночь. Повернул краники для слития воды. Оценил мутным взглядом и притупленным слухом, что вода выливается из блока двигателя и радиатора нормально. Пошатываясь из стороны в сторону, как матрос во время шторма на корабле, Великанов шел к тележке, изуродованной его бульдозером.

Трифонов стоял у тележки со сжатыми в кулаки пальцами, грозно смотрел на приближавшегося Великанова. С нецензурной бранью бросился на бульдозериста. Великанов схватил его за грудь, поднял на вытянутой руке, затем бросил в снег. Трифонов поднялся и уже дружелюбно сказал:

– Извини меня, Шура, погорячился.

У Великанова, у которого, вероятно, кто-то из предков был великаном, рост составлял 190 сантиметров, вес – 110 килограмм, об остальном и писать не надо, все ясно. В сравнении с Трифоновым он выглядел великаном.

– Вот так мы с тобой и заработали на бутылку водки, – сказал Великанов. – Поедем в Лесуново, денег я найду, выпьем с горя. Страшного ничего пока нет. Рама и все железки у тележки целы, деревяшки все новые сам поставишь. Восстановим мы с тобой тележку, не унывай.

– Боюсь нашего Мишки, он мне не простит.

– А ты не бойся его, – посоветовал Великанов. – Он тебе приходится дальним родственником, значит своим человеком. Скажи ему: «Тележку я сам восстановлю, а тебе за это на пилораму натаскаю хлыстами сосны, кубометров пятьдесят. Тогда только торгуй тесом». Тебе от этого пользы мало, а он больше тысячи рублей в карман положит.

– Так-то оно так, но неудобно перед соседями.

Трифонов с Великановым заехали в Лесуново, еще хорошо добавили. Трифонов со сломанной тележкой уехал в деревню Рожок, а Великанов остался ночевать в селе Лесуново у знакомой.

Директор совхоза Трифонов на работу пришел раньше обычного, в половине восьмого утра. Не доходя до конторы его встретил механик, заведующий мастерской, тоже Трифонов.

– Михаил Иванович, пойдемте, посмотрите, что наш уважаемый родственничек сделал с тракторной тележкой. Все переломал за один день. Осталась одна рама.

Михаил Иванович бегом побежал смотреть на сломанную тележку. Виновник поломки был на месте, уже снял борта, разбирал доски платформы и был готов держать ответ.

– Где это тебя угораздило сломать тележку?! – кричал директор.

– Михаил Иванович, не кричите, выслушайте меня, – оправдывался виновник. – На болоте в ММС торф в караванах промерз больше чем на метр. Разламывают караваны экскаваторы клин-бабами, а потом взламывают тракторами «С-100». Я вчера вечером подъехал к новому, только что взломанному каравану, и мне в тележку «С-100» бросил сверху глыбу торфа, может быть более 10 тонн. Она упала и сломала мне тележку.

– Кто грузил? – уже спокойно спросил Трифонов.

– Фамилии тракториста я не знаю. У них в ММС трактористы со всех сторон. Как проходной двор. Особенно с Филюково, Панино, те долго не задерживаются. Оформляются на работу, месяц-два работают и увольняются.

– Хорошо, – сказал директор совхоза, – я с Зиминым разберусь. Я покажу ему, где гуси зимуют. Сейчас же пойду, вызову по телефону Чистова. Пусть он приедет и посмотрит, что натворили работнички ММС с новой тракторной тележкой. Этого я не оставлю. Пусть отдают мне новую тележку. А ты не восстанавливай ее. Вези в ММС. Они тебе ее обменяют.

Но тракторист молча продолжал начатую им работу.

– Раскрывай шире рот, Михаил Иванович, – ответил он. – Ничего с ММС не получишь.

– Неправда, – возмущался Михаил Иванович, – еще как получу. Подниму весь партактив района, но дело до конца доведу.

Он дождался прихода Чистова на работу, по телефону обстоятельно ему доложил и потребовал, чтобы ММС сейчас же возвратила новую тракторную тележку. Чистов заверил его, что тотчас разберется с Зиминым. Сам поручил Бородину:

– Немедленно разыскать и пригласить ко мне Зимина.

Зимина нашли у каравана торфа на погрузке. Нарочный с конторы ММС сообщила:

– Вас вызывают немедленно явиться в райком партии к Чистову.

Мнительный Зимин думал: «Что-то неприятное случилось, если вызывает сам Чистов», – и вел свою служебную автомашину «ГАЗ-69», ездил он без шофера. Поехал в Сосновское. Прежде чем идти к Чистову, решил осведомиться у Бородина, но того в кабинете не оказалось, поэтому пошел сразу к Чистову.

Чистов его ждал. Как только в кабинет вошел Зимин, на повышенных тонах заговорил:

– Ульян Александрович, как это так у тебя получается?! Ты скоро все тракторные тележки в совхозах перебьешь.

Зимин подошел к пылавшему от гнева не только лицом, но и всем телом Чистову. Подал ему руку и тогда только ответил:

– Анатолий Алексеевич, впервые от вас слышу. Ни один тракторист мне не жаловался, что у него по вине ММС разбили тележку. Да это и исключено. На каждом караване, то есть погрузочной эстакаде, работают два трактора-бульдозера. Один, «С-100», подталкивает торф и в то же время, если это только что начатый караван, дробит гусеницами глыбы мерзлого торфа. Если они не поддаются дроблению, то их просто сталкивает вбок каравана. Второй трактор, «ДТ-54», грузит. Экскаваторы грузят ковшами, поэтому мерзлый торф исключен.

– Хорошо ты мне зубы заговариваешь, Ульян Александрович, – возразил Чистов. – Тогда кто же сломал новую тележку, которую тракторист прицепил в первый раз в совхозе «Рожковский»?

– Этого я не знаю, Анатолий Алексеевич, – ответил Зимин. – Никто мне об этом не докладывал, не говорил.

– Разве с тобой не разговаривал Трифонов Михаил Иванович? – спросил Чистов.

– Пока нет, Анатолий Алексеевич. Сегодня он мне не звонил и не приезжал.

Лицо Чистова подобрело, он улыбнулся.

– Значит ни вчера, ни сегодня ты с ним не говорил и не виделся?

– Нет, Анатолий Алексеевич.

– Тогда слушай меня, Ульян. Трифонов со мной разговаривал по телефону в начале дня. Доложил, что у него вчера на погрузке торфа сломали новую тракторную тележку.

– Этого не может быть, Анатолий Алексеевич, – возразил Зимин. – Я вчера до самого конца был на погрузке торфа. В конце смены беседовал со всеми механизаторами, не только ММС, но и совхозов, которые работают на погрузке. Ни от кого не слышал, что сломали тележку. Во всяком случае, учетчики по отпуску торфа, они выписывают накладные на каждый транспорт, везущий торф, они-то бы мне доложили о сломанной тележке совхоза «Рожковский».

– Я прошу тебя, Ульян, разберись, – предупредил Чистов. – Трифонов ведь врать тоже не будет. Знаешь что, пошлю-ка я с тобой Бородина. Там кое с чем еще нужно разобраться.

Он вызвал Бородина и сказал:

– Яковлевич, не хочешь прокатиться с товарищем Зиминым до болота?

– Что, что, а с Зиминым поеду, всегда пожалуйста, – смеясь, ответил Бородин. – Будет какое-нибудь поручение?

– Будет, – сказал Чистов. – Многие трактористы и шофера, особенно с других организаций, прикрепленные к совхозам на вывозку торфа, полностью не загружают торфом кузова автомашин, тракторные сани и тележки. Поэтому их надо выявлять и разговаривать с ними и их руководителями. Это первое. И второе, вы уже в курсе дела. Вчера у Трифонова Михаила Ивановича бульдозеристы ММС на погрузке торфа сломали новейшую тракторную тележку. Товарищ Зимин говорит, что ничего подобного не слышал и на погрузке вчера был до конца дня. Прошу, разберись, кто прав, кто виноват.

Бородин дорогой останавливал не полностью загруженные торфом транспортные средства. Записывал фамилии шоферов, трактористов. На болоте занялся расследованием, кто сломал тракторную тележку совхоза «Рожковский». Все безрезультатно, никто не видел и не слышал. Трактористы говорили, что тележка в самом деле сломана, а где ее сломали и кто, они не знают.

– Поехали в Рожок, – предложил Зимин. – Найдем владельца этой тракторной тележки и допросим его. Он нам скажет все.

– Поехали, – согласился Бородин.

Тракториста у сломанной тележки не застали. Он все сломанные деревяшки отвинтил, открутил. Заведующий мастерской нашел его дома пьяного и привел в контору совхоза к директору Трифонову. Трифонов грозно спросил:

– Ну, говори, кто тебе сломал тележку.

Тракторист мутным немигающим взором смотрел то на Трифонова, то на Зимина и Бородина и молчал.

– Ну, говори, – строго предупредил Трифонов.

– Михаил Иванович, я сегодня же восстановлю и покрашу тележку! – взмолился тракторист. – Но, пожалуйста, не спрашивай меня, кто ее сломал, все равно не скажу, хоть сейчас веди на плаху и руби голову. Вот тебе крест, – тракторист перекрестился. – Все равно ничего не скажу.

– Да я тебя все равно заставлю сказать! – закричал Трифонов.

– Михаил Иванович, – сказал Бородин. – Ты сам разбирайся, пожалуйста, в своих делах, но прошу тебя, нас не впутывай. Сейчас отпусти его. Потом с ним поговоришь.

Тракторист, не ожидая разрешения Трифонова, ушел.

– А все-таки сломал тележку кто-то из ММС, – сказал Трифонов.

– Не знаю, – ответил Зимин. – Защищать я никого не буду. Но вчера на погрузке я был до конца работы, никто не жаловался на сломанную тележку. Михаил Иванович, ты же отлично знаешь, что на каждый транспорт наши учетчики выписывают накладную. Если бы ему сломали тележку у нас, в любом случае он учетчикам заявил бы об этом, да и меня бы нашел. Что-то тут слишком загадочно.

– Да, загадочно, – согласился Трифонов. – Ну что, мужики, не обижайтесь на меня. Я вас прогнал по пустякам до Рожка. Пойдемте в столовую, накормлю горячим обедом. Сейчас там как раз никого нет. Механизаторы и служащие все пообедали. Осталась очередь за нами.

– Не возражаем, пошли, – согласился Бородин.

– Пошли-то пошли, – сказал Зимин.

Все трое вышли из кабинета директора совхоза и направились в столовую. После выпитых 150 грамм Трифонов ушел домой. Бородин с Зиминым решили ехать в деревню Бочково к Кузнецову Сергею, чтобы продолжить обед.

Зимин предложил:

– Давай съездим, Михаил Яковлевич, на торфяник поймы реки Чары, откуда возит торф совхоз «Рожковский». Трифонов при каждой удобной встрече настаивает, чтобы и наш транспорт возил торф с Чары. В сокращении расстояния вывозки до минимума Трифонов прав. Мы с вами посмотрим на качество и влажность торфа. Заодно я вам покажу, как директор совхоза позаботился об уборке урожая капустно-брюквенного гибрида, которого на пойменных землях был получен отменный урожай.

– Не возражаю, – сказал Бородин. – Мы с тобой сегодня везде объедем. Погостим у Сергея Кузнецова, посетим Венец.

На болоте в пойме реки Чары грузил экскаватор ММС, так как бульдозерами с эстакады грузить было невозможно. Маленькие кучи торфа, заготовленные осенью, насквозь промерзли. Экскаватор грузил не торф, а торфяную массу, смешанную с песком. Из ковша текла вода.

Бородин подошел к трактористам, которые грузили торф, спросил:

– Как дела, ребята?

– Плохо, – ответил за всех один. – Вы только посмотрите, что мы возим. Воду, и прямо на поля. На тракторных тележках намерзло больше тонны, и ничем не отдерешь. Впустую гоняем трактора.

– Все ясно, – сказал Бородин. – Этим вопросом мы займемся.

Нагрузив тракторные тележки, экскаваторщик сошел из кабины вниз. Бородин сказал ему:

– Что ты грузишь?

– Вижу, что не делом занимаюсь, а куда денешься, если заставляют.

– Пойдем посмотрим капустно-брюквенный гибрид, – предложил Зимин.

За Бородина ответил стоявший рядом экскаваторщик:

– Его хорошо видно отсюда. Зачем ходить? Вырастили много, только все на поле оставили, а что и убрали – в кучах сгноили. Вон они, кучи-то, какие большие.

– Может быть, он еще пригоден для кормления скота? – сказал Бородин.

– Нет, – ответил экскаваторщик. – Мы проверяли, все почернело, сгнило. В октябре здорово прихватило, замерзло, затем все оттаяло. И так до трех раз. За две недели все погибло.

– Вот это дела, – сказал Бородин. – Поехали, Ульян Александрович.

Когда автомашина побежала по укатанной снежной дороге, Бородин спросил:

– Чистов знает об этом?

– Как не знать, – ответил Зимин. – В неделю по два, а то и три раза он бывает здесь. Его в совхоз «Рожковский» тянет как магнитом.

– Об этом я знаю, – подтвердил Бородин. – Поэтому бесполезно ему напоминать, что мы видели.

– Не мешает еще раз напомнить, – сказал Зимин. – Я не знаю, до чего мы доживем. Смотрим на все сквозь пальцы.

– До старости, до дряхлости, – согласился Бородин.

Когда въехали в деревню Бочково, Кузнецов сидел у окна и, казалось, их ждал. Он открыл окно и крикнул:

– Заходите, мужики, гостями будете. Катя, подогревай самовар.

В окно высунула голову Катя.

– Самовар готов, Сергей Васильевич, – подтвердила она. – Михаил Яковлевич, заходите, пожалуйста. Милости просим, дорогие гости!

Бородин с Зиминым вошли в избу. В сенях, похожих на зал деревенского клуба, сняли ботинки и в одних носках протопали в избу. В прихожей на столе стоял, попыхивая, самовар и литровая банка самогона. Катя принесла блюдо свежего, еще не загустевшего меда и блюдо вареного мяса. Кузнецов налил по полстакана самогона Бородину, Зимину и Кате. Катя, не дожидаясь чоканья, выпила самогон, встала из-за стола, ушла на кухню. Кузнецов пил крепкий чай. Бородин смеющимися глазами посмотрел на Зимина и предложил:

– Выпьем, Ульян Александрович, чтобы дома не журили.

– Выпьем, Михаил Яковлевич, – согласился Зимин.

Перелил водку в стакан, разбавил ее медом, тщательно перемешал. То же самое сделал и Бородин. Когда мед растворился в самогоне, стукнулись стаканами и выпили. Кузнецов снова налил до половины.

– Пейте, мужики, еще, – предложил он.

– Пока подождем, – посоветовал Бородин, – а то много будет.

– Да ничего, – возразил Кузнецов, – такие крепкие мужики и испугались рюмки самогона.

– Не испугались, – возразил Зимин, – но душа меру знает. Хорошо быть секретарем райкома. Куда бы ни приехал, везде приглашают в гости и угощают.

– А чем хуже директор ММС? – возразил Бородин. – Все шофера и трактористы следом ходят и просят зайти на стакан чая или водки.

– Просить-то просят, – согласился Зимин, – но при выпивке припомнят все плохое, что с ними случалось за период работы в ММС. Так что лучше не заходить.

– Правильно, – громко крикнул Кузнецов, – это народ такой. При выпивке любит вспоминать прошлое, хорошее и плохое.

– Сергей Васильевич! – сказал Бородин. – Нескромный вопрос. Расскажи о делах вверенного тебе отделения и его перспективах. Ведь ваше Венецкое отделение организовано из крупного колхоза с громким названием «Имени Максима Горького». Меня интересует один вопрос. Что изменилось в отделении совхоза в сравнении с колхозом? В лучшую или худшую сторону.

– Венецкое отделение действительно организовано из крупного колхоза, как по видам землепользования, так и по количеству населения, – ответил Кузнецов. – А в недалеком прошлом, можно сказать, было три средних колхоза. Исторические данные вас не интересуют, так как вы всю свою сознательную жизнь живете на территории Сосновского района и работали почти все время в райкоме комсомола и райкоме партии, исключая пять лет учебы в высшей партийной школе. Поэтому вы отлично знаете, что дела в трех колхозах шли гораздо лучше, чем в одном укрупненном. Урожайность всех сельхозкультур была значительно выше. Пахотные земли и сенокосы использовались, то есть засеивались, все, и снимался урожай. При укрупнении колхоза четверть земель из севооборота была выведена, отдана под посадки леса или естественным путем заросла лесом. Каждый колхоз помимо крупного рогатого скота имел большое поголовье лошадей, овец, свиней и птицы. Укрупненный колхоз сократил поголовье лошадей на пятьдесят процентов, свиней и овец примерно так же, а птицу ликвидировал совсем.

В 1965 году на всей залесной части района из трех укрупненных колхозов организовали один совхоз и назвали его «Рожковским». Все три колхоза имели подсобные промыслы. Венецкий изготавливал токарные изделия, хорошо было организовано лесопиление, работали в две смены четыре пилорамы. Из отходов древесины делали тарные ящики для заводов Сосновского, Вачского районов и города Павлово. То же самое было организованно в Рожковском и Николаевском колхозах. Руководство совхоза, не заботясь о последствиях, все подсобные промыслы ликвидировало. Народ оказался без работы, побежал устраиваться в лесозаготовительные организации и поехал шабашниками или по договорам на заготовку леса в соседние области: Кировскую, Владимирскую и в Марийскую АССР. В первый же год жизни совхоза лошади стали не нужны, поголовье их сократили до минимума. Если свинофермы были в каждой деревне, то их объединили, а при объединении поголовье сократили. Теперь уже официально объявили специализацию только на крупном рогатом скоте. Поэтому овцефермы все ликвидировали, свиней оставили не более десяти процентов, и тех через год-два ликвидируют. Поголовье крупного рогатого скота и при специализации нисколько не увеличилось. Сейчас, судите сами, за каких-то три года существования совхоза все свернули.

Трифонов, директор совхоза, под руководством Чистова, ударился в освоение болот, в самые дорогостоящие для государства мероприятия. Но, заранее скажу, из этого ничего не получится. Эти освоенные торфяники попали и вновь попадут в руки нашему Мишке, а его ничего не интересует, кроме своего кармана. Торфяник поймы реки Чары не поспела ММС сдать в эксплуатацию, как, уже можно сказать с уверенностью, его забросили, потому что испохабили. А ведь государству все это обошлось в копеечку.

Так что, товарищ Зимин, напрасно стараешься, осушаешь Горское болото. Через год после приемки в эксплуатацию Трифонов весь торфяник забросит, и снова все болото зарастет лесом. Но болота уже не будет. На этом болоте ежегодно росли десятки тонн брусники и клюквы. Находили себе приют и пищу тетерева, глухари, рябчики. Болото спасало от охотников-браконьеров лосей, кабанов и других зверей. Уже сейчас там пустыня, никого не стало.

Так вот, дорогой Михаил Яковлевич, ты согласен со мной. Пока мы идем по пути наименьшего сопротивления, а до чего наши города доживут, если и в других колхозах и совхозах такие руководители как наш Мишка.

Ты знаешь Карбыша? Он у нас был знаменитым рыбаком и охотником. С Мишкой у них что-то не получилось. Родственники они и жили рядом, в общем доме. Карбыш в глаза Мишке говорил: «Развалишь ты, Михаил, весь совхоз, несмотря на большую помощь государства. До сорока лет ты был самый бедный и самый ленивый человек во всей деревне Рожок. Разбогател ты только благодаря тому, что поставили тебя председателем колхоза, а затем директором совхоза. Районное начальство, по-видимому, тоже из таких же лодырей и бывших бедняков, как и ты. Если уж человек не может вести свое личное хозяйство, то зачем его ставить на ответственные руководящие должности. Из всего этого следует, что и областное руководство слепо подходит к подбору руководящих кадров». За это Карбыш был выдворен Трифоновым из деревни Рожок.

– Я отлично знаю этого Карбыша, – сказал Бородин. – Он заядлый браконьер, и, мне кажется, Трифонов правильно поступил.

– Нет, он не браконьер! – возразил Кузнецов. – Он настоящий охотник-промысловик. У него и отец, говорят, был охотник. Карбыш не будет охотиться на зверя или птицу в неположенное время. Он и браконьеру не разрешит. Один раз в апреле я с двумя гончими и ружьем бродил по лесу. Собаки подняли зайца и погнали. Откуда появился Карбыш – не знаю. Он спокойно подошел ко мне и сказал: «Если ты сейчас же не уведешь своих собак из леса, я их застрелю». Я вспылил, говорю: «Только попробуй!» Он так же спокойно сказал: «Ты своими собаками сейчас губишь все живое. Прошу убрать собак, иначе я не отвечаю за последствия». Он как появился около меня, словно с неба свалился, так и исчез. Я с трудом призвал собак и вывел их из леса. Так же он обходится и с рыбаками, которые перегораживают реку Сережу в период нереста. Просто ездит и ломает все загороди, режет мережи.

– Но его рыбаки могут и убить за это, – возразил Зимин.

– Скорее он любого убьет, – сказал Кузнецов. – У него очень хорошая реакция и большая резвость. Несколько раз мне приходилось быть с ним на охоте. Поначалу кажется, что он совсем не готов к встрече с птицей или зверем, но стоит только вылететь птице или выбежать зверю, мгновенно стреляет без промаха. У него не бывает, чтобы не убил, не попал, промазал. Каждый выстрел наверняка. Поэтому его не только охотники, но и асы-браконьеры боятся, такие как Жидков Николай, Мигулевы, даже Барышников с Меньшиково, а также наумовские. Но Карбыш человек сильно религиозный, кроткий и спокойный. Ни в кого из людей за всю жизнь не стрелял.

– У меня с ним была встреча на реке Сереже, – сказал Бородин. – Встреча неприятная. Меня пригласил на рыбалку Муругов с завода «Металлист». Их компания: Муругов, Грошев, Шурочков и Сергей Седов. Поехали к бывшей плотине на омут Крутецкой мельницы. Это было в начале мая. Муругов с Грошевым опутали омут сетями.

– Но это в самый период нереста леща, язя, – сказал Кузнецов.

– Да! – согласился Бородин. – Грошев с Муруговым немножко поботали, поставив ботальную сеть. Принесли полведра мелкой рыбы, окуней, плотвы и двух щурят, примерно по полкилограмма. Я стал чистить рыбу и варить уху.

Услышал на берегу омута крики и ругань. Но, как вы знаете, мы имеем личное оружие. Я пощупал в кармане, пистолет со мной, и побежал к ругающимся. Смотрю, мужик с черной бородой едет на лодке по омуту, багром зацепляет сети и тащит их к выходу из омута. Я подбежал к омуту с пистолетом в руке и крикнул: «Немедленно прекрати! Иначе я вынужден применить оружие». Он посмотрел на меня, улыбнулся, показал длинные белые зубы. «Не пугай, начальник. У меня дома жена, от таких штучек, как у тебя в руках, она может сойти с ума. Такими вещами не шутят». Я взвел курок, и тут же раздался выстрел из ружья. Я даже не заметил, как у него в руках появилось ружье. Он спокойно сказал: «Спрячь свою железку. Сетями ловить рыбу не положено, а сейчас и вовсе ничем, потому что рыба бьет икру». Муругов с Грошевым бегали по берегу и кричали: «Стреляй его, гада!» Шурочков стоял в кустах, не показывался Карбышу. Он крикнул своим басом: «Ребята, кончайте скандалить, он прав». Тогда только и до меня дошло, что мы делаем. Мы – браконьеры. Грошев и Муругов тоже замолчали.

Карбыш подтащил к берегу спутанные сети, сказал: «Возьмите сети и больше не ставьте. Позаботьтесь о будущем урожае рыбы. Уху любите не только вы, ее любят все люди, но варить ее надо знать время, а не во вред всему». Он как появился, так и скрылся на своей маленькой лодке. Вот так я познакомился с Карбышем.