Текст книги "Сосновские аграрники"

Автор книги: Илья Земцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 40 страниц)

– Хорошее знакомство, – подтвердил Зимин. – Он, оказывается, правильный мужик.

– Не совсем, – сказал Бородин. – Если бы был хороший, Трифонов за него держался бы обеими руками. Тем более рыбак и охотник, а у Трифонова почти каждый день гости.

Кузнецов посмотрел на Бородина внимательно, как будто впервые его увидел, думал, как ответить, но не нашел нужных слов, промолчал. Зимин снова клал мед в стакан с самогоном и мешал чайной ложкой. Бородин последовал его примеру. Все трое молчали, воцарилась тишина.

Нарушил молчание Бородин. Он спросил Кузнецова:

– Как в Венецком отделении обстоят дела с кормами?

– Плохо, – сказал Кузнецов. – Скоро с крыш будем солому снимать, а двадцать пять гектаров овса запахали зяблевой вспашкой. Если бы выкосить и убрать, сейчас бы все пригодилось.

– Об этом я не слышал, – сказал Бородин и смотрел на Зимина.

– Правда, – сказал Зимин. – Товарищи с области собирались приехать на охоту. Чистов думал, чем черт не шутит, когда Бог спит. Вдруг выгонят зайца на это овсяное поле. Тут позор совхозу. Вторая половина октября, а овес не убран. Поэтому приказал Трифонову: «Спрячь все концы в воду». Трифонов не любит головой думать. Решил, раз спрятать, то перепахать.

– Все ясно, – согласился Бородин.

Долго они сидели у Кузнецова. Расстались, когда стало темно.

Глава двадцать шестая

В народе говорят, что электрические заряды в кучевых облаках накапливаются не мгновенно, а постепенно, после чего разражается гроза.

Прежде чем грозе разразиться в лесхозе, директор Ладыжев приревновал свою жену к лесничему Калинцеву, у которого она работала бухгалтером. Ревность имела основание. В конторе лесничества Калинцев почти ежедневно устраивал пьянки, изредка в них принимала участие и жена Ладыжева. Она, в свою очередь, ревновала своего мужа к Розе Дубровиной и в то же время была ее лучшей подругой. Роза работала инженером лесного хозяйства в лесхозе. Ладыжев был к Розе неравнодушен, и в то же время Роза ему ни в чем не отказывала. Ездили они часто на пару в Венецкое лесничество с ночлегом. Муж Розы Дубровин тяжело болел туберкулезом. Видя свою заблудшую жену, которая на его глазах обнималась и целовалась с Ладыжевым, стал пить водку. В период лечения в Павловском тубдиспансере напивался, как говорят, до чертиков. Поэтому его, недолечившегося, досрочно выписывали.

Главный лесничий лесхоза Крутов, или, как все его звали, Поликарпович, пил запоями. Отправлялся на целую неделю в одно из лесничеств и по очереди обходил лесников, вымогая подаяние водкой. Обстановка в лесхозе создалась нестерпимая.

Лесничий Калинцев был нечист на руку. На обдир и мочку луба своих рабочих не привлекал, а брал со стороны из деревни Наумовки Арзамасского района. Те работали не за деньги, а за мочало. В свою долю бригада включала и Калинцева. После реализации, можно сказать, украденного или присвоенного мочала бригада вручала Калинцеву три с половиной тысячи рублей. Об этом пронюхала Роза Дубровина. Ладыжев тут же создал комиссию и послал ее проверить махинации.

Люди были допрошены. Не все, но ободранные липы были пересчитаны. Уголовное дело в отношении Калинцева передали в народный суд. Чтобы навсегда избавиться от Калинцева, Ладыжев с Поликарповичем и Розой пошли к Чистову. Материалов было собрано более чем достаточно, можно было не только уволить, но и посадить в тюрьму на длительный срок. Но Калинцев заранее это предвидел и через своих ходатаев Андронова, работавшего тогда завотделом пропаганды и агитации райкома, и Мишу Попова, директора совхоза, вручил Чистову подарок. Привез ему и его тестю по десять кубометров дров. Также организовал тестю уборку и вывозку сена. Отец Калинцева, Иван Иванович, подарил Чистову два улья пчел и тридцать килограмм меда. Несмотря на наговоры сотрудников, Чистов узрел в Калинцеве перспективного человека, тем более тот заочно учился уже на третьем курсе лесного института.

Делегация лесхоза во главе с Ладыжевым надеялась, что песенка Калинцева спета. Чистов уже был осведомлен, по какому вопросу пожаловали товарищи из лесхоза. Он выслушал их внимательно, говорили больше Ладыжев и Роза Дубровина, Поликарпович молчал.

– Ваше мнение, Поликарпович, как секретаря парторганизации? – спросил Чистов.

Поликарпович встал.

– Что я могу сказать, Анатолий Алексеевич? Калинцев как специалист и человек неплохой. Что у него получилось с этим злосчастным мочалом, не скажу, – и сел.

Чистов, улыбаясь, посмотрел в глаза Крутову. Подумал: «А все-таки ты мужик неплохой». Гнев свой обрушил на Ладыжева. Встал на защиту Калинцева.

– Уволить Калинцева я не разрешаю. Ничего противозаконного он не сделал. А если есть какая малость, пусть разбирает суд.

На этом аудиенция закончилась.

Вскоре Калинцева судили. Получил он десять месяцев принудительных работ с вычетом 25 процентов. После суда обстановка в лесхозе стала напряженной. Ладыжев понял, что поддержки от Крутова как главного лесничего и секретаря парторганизации не будет. Крутов в глазах Ладыжева стал выглядеть беспринципным, безвольным человеком, поэтому от него надо было не спеша избавляться. На очередном отчетно-выборном партийном собрании Поликарповича больше не избрали секретарем парторганизации, а через год Ладыжев поставил Крутова перед фактом, уволил его со строгим партийным взысканием. Чистов сказал Крутову:

– Немедленно уезжай из района, работы тебе не дадим.

Поликарпович три месяца не работал и пошел к Чистову. Чистов его принял.

– Что я тебе должен сказать, Поликарпович? Работу ищи сам. Найдешь – я не возражаю.

– Я нашел, Анатолий Алексеевич. Директор промкомбината Цаплин берет меня главным инженером.

– Я не возражаю, Поликарпович, но смотри, если такое еще раз повторится, будем судить и исключим из партии.

– Не повторится, – заверил Крутов.

После ухода Крутова из лесхоза главным лесничим приехал Назаров, специалист, инженер со стажем работы главным лесничим и директором лесхоза.

Для Калинцева в лесхозе были созданы невыносимые условия. За каждым его шагом следили Дубровина и Ладыжев, все фиксировали, накапливали материал. Секретарем парторганизации был избран Киселев Иван, помощник Калинцева. Киселев знал все повадки и проделки Калинцева и тоже все мотал себе на ус, но знал, что жаловаться бесполезно, если сам Чистов взял его под защиту.

Калинцев не унывал, делал свои делишки. Строил себе дом и каждый день возвращался домой пьяный в стельку. Его невыдержанная жена Зина часто срывалась, как борзая с цепи, и бежала в лесхоз жаловаться на мужа. Тем самым еще больше усугубляла его шаткое положение и подрывала авторитет. Однако, как ни создавал Чистов высокого мнения о Калинцеве, скоро сам признал его неисправимым пьяницей.

Чистов приехал в село Панино в отделение совхоза, но Тихомировой там не застал, она не дождалась его, уехала в Каргашино, в бригаду. Чистов тогда решил посетить сельский совет. Председатель сельского совета Пикулькин, чтобы встретить, выбежал на улицу. Привел Чистова к себе в кабинет. Рассказал ему о проделанной сельским советом работе по закупке у населения молока, мяса, шерсти, яиц и так далее, что крайне интересовало Чистова. Затем пригласил его обедать.

– Чем беспокоить ваших, – предложил Чистов, – пойдем в столовую, там и пообедаем.

– Нельзя, – сказал Пикулькин. – Лесники во главе с Калинцевым второй день оккупируют столовую. Выпили уже больше ящика водки. По-видимому, что-то выгодно продали.

– Не может быть, – засомневался Чистов.

– Сходим посмотрим, – предложил Пикулькин.

В столовой в специальном кабинете, пристроенном для пьянок или, вернее, встреч начальства, сидело десять мужиков, в центре – Калинцев. Лицо его дышало как раскаленный металл. Увидел Чистова, вскочил на ноги. Но Чистов захлопнул дверь и вместе с Пикулькиным покинул столовую.

– Часто они пьют? – спросил Чистов.

– Пьянка их зависит от приезда Калинцева. Как только он появляется, так пошла писать губерния. Спросить бы их, на что пьют или что пропивают.

Чтобы замять неприятный разговор, Чистов сказал:

– Вот сластники, вот блудники! Будет им что вспомнить на том свете.

У работников совхозов, которые были связаны с работой Сосновского лесничества, о Калинцеве были самые плохие мнения. Каждый вечер пьяный Калинцев проходил мимо дома Бородина, о чем иногда сообщалось Чистову. Чистов уже стал сомневаться в Калинцеве и сожалел, что своей грудью защитил его от увольнения из лесхоза. Да тут еще Дубровина Роза один раз специально пришла на прием, чтобы подлить масла в огонь.

– Обновим все кадры лесхоза, – высказал свое мнение Чистов на очередном бюро, но только в присутствии одних членов бюро.

– Давно пора, Анатолий Алексеевич, – поддержала его Тихомирова. – Всех их надо разогнать. Собрались там одни склочники и пьяницы.

– Какого вы мнения о Калинцеве, товарищи члены бюро? – спросил Чистов.

Ответила за всех Тихомирова:

– Пьяница, его тоже давно надо гнать в шею из лесного хозяйства.

– Анатолий Алексеевич, – обратился Бородин, – в лесхозе и отношения между работниками сильно запутаны. Чтобы разобраться, надо приглашать человека с эрудицией и нюхом, Шерлока Холмса. У них отношения и в быту переплелись или, вернее, скрутились в клубок, который не каждый распутает. Самая главная фигура там Дубровина Роза. Она командует всем лесхозом, потому что она не только любовница Ладыжева, но и вторая жена. Жена Ладыжева тоже не теряется. Она крепко связала себя узами с Калинцевым.

– Дойдут руки, Михаил Яковлевич, разберемся и в делах лесхоза, – заверил Чистов. – Все их клубки распутаем. Начало уже положено. Управление лесного хозяйства на должность главного лесничего прислало нам нового товарища, Назарова. Коммунист, специалист с высшим образованием. Так что часть клубка уже размоталась. Начали с Крутова, зацепим Ладыжева, а кончим Калинцевым. Товарищи, мы с вами собрались, чтобы решать вопрос не о лесхозе, а более важный. По данному вопросу прошу пригласить товарищей.

Тем временем в лесхозе уволенный Крутов, обиженный Калинцев и нейтральный Крюков вполголоса обсуждали проделки и недостатки Ладыжева. Калинцев спрашивал Крутова и Крюкова:

– Ладыжев построил деревянный сарай для личной автомашины. Тес он не выписывал?

– Нет, – подтверждал Крюков. – С рабочими расплатился деньгами лесхоза. Списанный мотоцикл «М-72» поставил в гараж, рядом с автомашиной, значит присвоил.

Калинцев пригласил из деревни Волчиха лесотехника Бирюзова, склочника, кляузника, любителя писанины в разные инстанции. Бирюзов написал две жалобы с одними и теми же фактами в обком партии и райком Чистову. Для проверки Чистов создал комиссию во главе с председателем народного контроля Тарасовым. Тарасов был человек исполнительный. Если бы Чистов приказал ему обвинить в грехах самого Иисуса Христа, можно не сомневаться, сколько нужно, столько бы и нашел грехов Тарасов. В первый же день проверки Тарасов все факты, изложенные в жалобе, подтвердил и установил новые факты, чуть ли не на все статьи Уголовного кодекса. Обо всем доложил Чистову. Чистов его от души поблагодарил и похвалил:

– Молодец, Евгений Михайлович! Какие бы вам дела райком не поручал, вы всегда с честью выполняли.

Ладыжев понял, что его песенка спета. Поехал в управление лесного хозяйства к Благову, которому за четыре года директорствования пожертвовал большую сумму своего и казенного добра. Благов ничем не брезговал. Брал всем: вареньем, медом, грибами, мясом, валенками и деньгами. В оправдание говорил:

– Это для министра, это для его заместителей, а это для областного руководства.

А ему вроде ничего и не остается. Брал он почти со всех лесхозов.

Ладыжев рассказал Благову о неопрятностях проверки:

– Сергей Михайлович! Я вас не раз предупреждал, чтобы работать в Сосновском, надо быть до предела осторожным. Ну, взяли бы да выписали горбыля на этот злосчастный сарай, построенный для вашей автомашины. Рабочим заплатили бы.

– Александр Петрович! – возражал Ладыжев. – Сарай – это дворовая пристройка к дому лесхоза. В случае переезда я его с собой не увезу, он останется новым жильцам и будет служить как дровяник. Да вы посмотрели бы на этот сарай. Сделан из горбыля, закрыт толью. Грош ему цена.

– Все ясно, Сергей Михайлович, это просто придраться.

Благов заказал телефонный разговор с Чистовым. Чистов был на месте.

– Здравствуй, Анатолий Алексеевич! – кричал в трубку Благов.

– Здравствуй, здравствуй, дорогой Александр Петрович, – отвечал Чистов.

Говорили о погоде, фондах делового леса, об уборке сена, зерновых и так далее. Наконец Благов спросил:

– Как вы намерены поступить с директором лесхоза?

Чистов ответил:

– Будем обсуждать на бюро райкома партии. Что скажут и решат члены бюро, то и будет. Сам знаешь, Александр Петрович: один в поле не воин.

– Но все-таки, Анатолий Алексеевич, – интересовался Благов, – мне нужно знать, готовить для него место в другом районе или нет. Если вы его накажете, то перевод будет исключен. Пусть остается у вас в районе.

– Он нам не нужен, – отвечал Чистов, – но без наказания он от нас не уйдет. Самое малое – получит строгий выговор.

– Кандидат на должность директора лесхоза у вас имеется? – кричал в трубку Благов.

– Да! – отвечал Чистов. – Мы его к вам подошлем.

– Если не секрет, – кричал Благов, – кто?

– Вы его знаете, – говорил Чистов. – У нас даже трое, все специалисты лесного хозяйства. Это мы с вами обсудим послезавтра на областном партактиве. Встретимся и обо всем переговорим.

– Хорошо, – ответил Благов, – до встречи, Анатолий Алексеевич, – и повесил трубку.

– Такие пироги, Сергей Михайлович, – Благов внимательно разглядывал Ладыжева, как будто видел его в первый раз. – Ты, по-видимому, понял все, о чем говорил Чистов.

– Понял, – ответил Ладыжев.

Ладыжев казался Благову каким-то поблекшим, осунувшимся, больным. Щеки впали, глаза углубились, нос заострился. Благова растрогал его жалкий вид:

– Не унывай, Сергей Михайлович, все будет хорошо, все обойдется. Для тебя имеется вакантная должность директора лесхоза. Можем поехать сегодня и посмотреть Ковернинский лесхоз. Считай, что ты директор Ковернинского лесхоза. Как думаешь, кого Чистов будет рекомендовать директором Сосновского лесхоза?

В глазах Ладыжева появился блеск надежды. Щеки порозовели.

– Я слышал, Александр Петрович, вроде хотят назначить Зимина Ульяна. Сейчас он работает директором ММС. Вы его знаете.

– Как не знать, – краснея, сказал Благов. – Это мой старый знакомый. Он работал у нас директором Заветлужского лесхоза, кажется около двух лет. Лесхоз был реорганизован. Мы хотели перевести его директором Работкинского лесхоза, но он в то время что-то не внушал доверия. Я ему тогда предложил пойти главным лесничим в Сосновский лесхоз. Он долго сопротивлялся, но наконец уехал. У них не пошли дела с директором Глебовым. Пришлось обоих убирать. Зимин что-то натворил, достаточно, чтобы снять с работы. Мы его уволили. Бюро Сосновского района вынесло решение восстановить. Я уговорил в то время секретаря Сулимова, чтобы не восстанавливать. Сулимов согласился. Зимин психанул, уехал во Фрунзе. Его оттуда вернули. Вроде поставили директором торфопредприятия. Дальнейшей судьбы я не знаю. Попробуем от Зимина отделаться. Тогда кого они будут рекомендовать?

– Мне кажется, – ответил Ладыжев, – будут рекомендовать Назарова, главного лесничего. Чистову он пришелся по душе.

– Да! – со вздохом произнес Благов. – Назарова мы совсем не знаем. Чем Назарова, то лучше уж Зимина. Кто же третья кандидатура?

– Я мельком слышал, – подтвердил Ладыжев, – это Миша Попов, директор Сосновского совхоза. Я его знаю поверхностно. При мне он работал в милиции начальником ОБХСС, затем секретарем парткома в Суруловском совхозе и уже два года возглавляет Сосновский совхоз. Мне кажется, это хороший делец и выскочка.

– Все ясно, Сергей Михайлович. Мы хотели навязать им своего кандидата. Из этого у нас, похоже, ничего не выйдет. Из кандидатов Сосновского райкома, пожалуй, лучший – это Зимин. Как вы думаете, Сергей Михайлович?

– Зимина я знаю давно, – сказал Ладыжев. – Он около года работал директором богородского объединенного гортопа. Я тогда был лесничим Ключищенского лесничества. Приехал в Сосновское, здесь он бессменный директор ММС. Он лучший друг руководства района. Находится под защитой самого Чистова, как за каменной стеной. Они с ним неразлучные друзья. Я на его месте не пошел бы работать директором лесхоза. Будет работать в лесхозе – обязательно перессорится со всеми, в том числе и с райкомом. Ничего плохого про Зимина я сказать не могу, и хорошего тоже. Было у нас с ним несколько конфликтов из-за лесных пожаров, из-за древесины, но работа есть работа, и конфликты неизбежны. В лесхозе о нем отзываются по-разному. Одни хвалят, другие ругают. Только одно ясно, он слишком горяч. При спорах и конфликтах не выдержан.

– Все, Сергей Максимович! Поезжай домой, жди результатов. Будет приказ – сдавай лесхоз. Будем надеяться на лучшее.

– Спасибо, Александр Петрович, за прием.

Чистов с Благовым встретились на областном партактиве в перерыв.

– Здравствуй, дорогой Александр Петрович, – улыбаясь, подошел Чистов к Благову. – Нам с вами надо решить оргвопрос по нашему лесхозу. Ладыжеву у нас работать надоело, скатертью ему дорога.

– Анатолий Алексеевич, если накажете Ладыжева по партийной линии, вам же придется подыскивать ему работу. Переводить его никуда не буду.

– Наказать мы его, Александр Петрович, накажем обязательно. В отношении работы можно не сомневаться, пусть остается в лесхозе рабочим и колотит ящики.

Благов захохотал.

– Шутник вы, Анатолий Алексеевич. Кого же вы рекомендуете на место Ладыжева директором лесхоза?

– Зимина Ульяна, Александр Петрович. Надеюсь, такого вы знаете.

– Знаю, – ответил Благов. – Кстати, я забыл, за что же он был снят с должности главного лесничего лесхоза?

– Кто старое вспомнит, Александр Петрович, тому глаз вон, – смеясь, сказал Чистов. – Иногда снимаем не потому, что он неспособен, а потому, чтобы он понял и хвост высоко не задирал. Зимин стоящий человек. Я знаю его уже двенадцать лет. Могу о нем сказать только положительное.

– Я не возражаю против кандидатуры Ульяна Зимина на пост директора Сосновского лесхоза, но от меня еще не все зависит, – сказал Благов. – Инструктор обкома Петров хочет рекомендовать вам кого-то, а кого – я не знаю. Разговор со мной был по телефону.

– Хорошо, я постараюсь встретиться с ним, – ответил Чистов. – Рекомендовать нам никого не надо, у нас в районе своих кадров хватает, даже с избытком.

Чистов с Петровым не встретился. К нему подошел завсельхозотделом обкома Низовцев, пожал ему руку.

– На ловца и зверь бежит, Анатолий Алексеевич. Надо с вами поговорить. Благов мне говорил, что вы освобождаете директора лесхоза Ладыжева. Почему?

– Давно пора было не освобождать, а выгонять, – сказал Чистов, – да руки не доходили. Главного лесничего Крутова мы выгнали уже шесть месяцев тому назад. Ладыжев нас уверял: «Если не будет Крутова и лесничего Калинцева, тогда в лесхозе наведу порядок», но порядка пока не видно.

– Кого же вы рекомендуете на должность директора лесхоза? – спросил Низовцев и сам же ответил. – Я слышал, Зимина, директора Лесуновской ММС. Мне кажется, оголять ММС не следует. По этому поводу со мной говорили управляющий трестом «Мелиоводстрой» Афраймович и завотделом водного хозяйства облисполкома Коврижных. Они между собой непримиримые враги, но оба утверждают, что Зимин в ММС работает семь лет, считается в тресте хорошим грамотным директором и забирать его оттуда не надо. Он на своем месте.

– Иван Васильевич! – возразил Чистов. – Мы на место Зимина, то есть директором ММС, подобрали хорошего специалиста с высшим экономическим сельхозобразованием. Считаю, что мужик потянет ММС не хуже Зимина.

– Кто он? – спросил Низовцев.

– Наш, сосновский, – сказал Чистов. – Пять лет назад окончил Горьковский сельхозинститут. Все пять лет работал в Тульской области в совхозе. Человек молодой, перспективный. Зимин – специалист лесного хозяйства, окончил Ленинградскую лесотехническую академию. Место ему в лесхозе. Пусть там наводит порядок.

– Убедил, Анатолий Алексеевич, не возражаю. На месте вам виднее.

– Вы не возражаете, а мне Благов только сейчас говорил, что Петров уже подобрал кандидатуру на должность директора Сосновского лесхоза.

– Я с ним поговорю, – сказал Низовцев и протянул Чистову руку.

Чистов во что бы то ни стало старался назначить Зимина на пост директора Сосновского лесхоза. Он знал Зимина как хорошего человека и семьянина, руководителя и специалиста, знающего свое дело. Знал его близко, как родного брата. Многое их связывало между собой. Чистов во всех вопросах надеялся на Зимина. Зимин никогда его не подводил и не подведет. Он боялся, что Благов мог повлиять на решение Низовцева и Петрова, работников обкома, которые давали устную санкцию «да» или «нет». После их ответа «нет» секретарь райкома Чистов был бессилен. Намеченный райкомом партии кандидат не утверждался.

Зимин был снят с работы в 1961 году управлением лесного хозяйства, вернее Благовым. В то время секретарь райкома партии Сулимов не поддержал Зимина, хотя бюро райкома вынесло решение о восстановлении. Чистов знал, что снятие Зимина с работы было абсурдным, незаконным. Секретарь райкома Сулимов в октябре 1960 года вызвал директора лесхоза Глебова. Предложил ему отвести участок леса площадью около 50 гектаров для передачи Николаевскому колхозу, чтобы соединить землепользование деревень Николаевки и Королевки. В то время председателем колхоза был Кондуков. Кондукову нужен был не земельный участок для превращения его в пахотную землю, на что он претендовал, а лес. Лес как источник личной наживы, который он от имени колхоза продавал на корню в Молдавию и почти все деньги присваивал.

Глебов категорически отказался от отвода участка лесной площади Кондукову. Тогда Сулимов пригласил Зимина как главного лесничего, чтобы посоветоваться с ним. Зимин сказал, что участок гослесфонда, покрытый лесом до 50 гектаров, может передать в постоянное пользование решением облисполкома. Для этого лесхозу нужно составить акт технического обследования. Райисполкому на основании этого акта вынести решение на передачу участка колхозу и ходатайствовать перед облисполкомом об утверждении решения райисполкома. Решение облисполкома будет закон.

Сулимов пригласил землеустроителя Николая Астафьева. Посадил Зимина и Астафьева в свою автомашину и увез в Николаевку. Зимин позвонил лесничему Венецкого лесничества Ивану Камшилину, чтобы он выехал сам и захватил бланки акта технического обслуживания. Камшилин знал партизанские замашки Кондукова, сам не поехал, а послал своего помощника Бородавину. Бородавина приехала, и приступили к отводу. Участок был отведен, материал отвода Зимин обработал камерально и вместе с решением райисполкома отослал в управление лесного хозяйства. Благов запротестовал, весь материал продержал у себя в столе четыре месяца.

Кондуков, не ожидая решения облисполкома, часть леса продал на корню молдаванам. Те приступили к рубке. Лесничий Камшилин обнаружил это, когда уже было срублено около 2 гектаров. Сообщил об этом Зимину в лесхоз. Зимин приказал составить акт. При составлении акта выяснилось, что рубку леса санкционировал Сулимов. Зимин пытался уладить на месте и на срубленный лес выписать лесорубочный билет, то есть отвести колхозу делянку. Директор лесхоза Глебов только этого и ждал, тут же позвонил Благову и просил выслать представителей управления, ссылаясь на то, что самовольная рубка якобы разрешена главным лесничим лесхоза Зиминым.

Из управления была командирована целая комиссия из шести человек во главе с начальником охраны леса Кочежковым. Председатель колхоза Кондуков не захотел брать на себя вину и подводить секретаря райкома Сулимова, поэтому все свалил на Зимина. Якобы Зимин ему устно разрешил рубку леса. Кочежков не захотел разбираться. Свалил всю вину на Зимина. Работу и результаты расследования никто не проанализировал. Козлом отпущения остался Зимин. Даже никто не задал себе вопроса, как все произошло на самом деле.

Чистов об этом случае все знал. Он в то время только что вернулся в район после окончания высшей партийной школы. Присутствовал при разговоре Зимина с Сулимовым. Зимин просил снять с партучета в районе в связи с переездом в Киргизию, в город Фрунзе, где он устроился работать на мебельный комбинат и имел запрос с фрунзенского горкома партии на снятие с партучета и пересылку учетной карточки. При этом неприятном разговоре, кроме Чистова, в кабинете Сулимова присутствовал инструктор обкома партии Савровский.

– Андрей Михайлович, – просил Зимин, – дайте открепительный талон, и я уеду. Учетную карточку отошлет Соколова Вера почтой.

– Не проси, Ульян Александрович, – говорил Сулимов. – Из района я вас никуда не пущу.

– Но я же принесу больше пользы государству, если буду работать по специальности, – жаловался Зимин и смотрел на Савровского и Чистова, как бы прося их заступиться. – Я имею высшее образование. Окончил Ленинградскую лесотехническую академию. Государство на меня тратило средства.

– Знаю, – нервно отвечал Сулимов, – но никуда ты от нас не уедешь. Ты в моих руках. Захочу, сделаю тебя рабочим. Будешь в лесхозе сколачивать ящики.

Зимин смотрел на него внимательно, молчал и думал: «Ничего из этого, товарищ Сулимов, не выйдет».

К концу беседы за Зимина заступился Чистов:

– Почему вы держите его на цепи? Надо отпустить. Скатертью дорога. Человек имеет высшее образование, пусть работает на благо нашей родины.

– Тогда пусть сдает государству свой личный дом, – возразил Сулимов.

– Пожалуйста, платите деньги и берите, – сказал Зимин. – Я его не украл, а выстроил на свои личные.

– Оценим и заплатим, – ответил Сулимов, – но только по государственным ценам.

– Не возражаю, – ответил Зимин, – но где вы только такие цены найдете.

– Не сомневайся, найдем, – возразил Сулимов.

Савровский тоже поддержал Зимина:

– Андрей Михайлович, мне кажется, надо отпустить.

– Никогда, – краснея, сказал Сулимов. – Пока дом не сдаст государству, не отпущу.

– Никогда этого не будет, Андрей Михайлович, – возразил Зимин и не простившись вышел из кабинета.

Зимин больше двух месяцев не работал. В конце сентября 1961 года был назначен директором Лесуновского торфопредприятия. Так Зимин и остался в Сосновском. Если бы не Сулимов, он давно бы жил на юге, в солнечной Киргизии.

По возвращении из Горького Чистов пригласил Зимина на квартиру. Улыбаясь, протянул ему руку.

– Ульян Александрович, вопрос решен. Ты – директор лесхоза. Завтра к восьми часам приходи в райком. Я напишу рекомендацию. Поедешь в Горький увольняться и оформляться. Рад я за тебя, все обошлось благополучно. Магарыч с тебя.

– Креста на тебе нет, Анатолий Алексеевич, – вмешалась Антонида Васильевна. – Человек в гости пришел, а ты магарыч просишь. Мой руки и садись за стол, Ульян Александрович. У меня для вас приготовлено кое-что вкусное.

– Что ты, мать, конфузишь меня. К слову пришлось, поэтому про магарыч сказал.

Антонида Васильевна поставила на стол глиняную плошку с карасями, запеченными с яйцами и в сметане. В русской печи караси настолько пропеклись, что все кости превратились в мякоть. Поставила на стол бутылку «Столичной», улыбаясь сказала:

– Приступайте, мужички, и мне налейте, – поставила перед мужем 25-граммовую рюмку, – это мне.

Зимин ел мало. Зато Чистов с большим аппетитом отправлял в рот карасей и не спеша жевал.

– На днях на очередное бюро пригласим Ладыжева и дадим ему под самую завязку. Благов мне сказал: «Если только накажете Ладыжева, даже выговором, я его переводить никуда не буду. Пусть остается у вас в районе». Я ему ответил: «Пусть сам устраивается на работу. Мы, то есть райком, руководящей работы ему не дадим».

– Анатолий Алексеевич, – сказал Зимин, – Ладыжева наказывать не надо. Пусть уезжает.

– Никогда, – краснея, с набитым карасями ртом, возразил Чистов.

– Вам виднее, Анатолий Алексеевич, – сказал Зимин. – Если вы его накажете, он останется в Сосновском. Во-первых, им будет занята квартира. Сами знаете, главный лесничий Назаров живет на частной квартире. Во-вторых, он будет ходить к вам каждый день в райком и просить работу. Пройдет месяц-два, и вы будете вынуждены направить его куда-нибудь на работу. Так же получилось с Крутовым. Бюро райкома вынесло строгий выговор, предложило снять его с должности главного лесничего. Управление лесного хозяйства уволило совсем из системы. Благов провинившихся с выговорами по партийной линии не хочет переводить в другие лесхозы.

– Боится за свою шкуру, – подтвердил Чистов.

– Анатолий Алексеевич, Поликарпович часто к вам ходил, и вы были вынуждены уговорить директора промкомбината Цаплина принять его на работу главным инженером.

– Что верно, то верно, – подтвердил Чистов. – Над этим вопросом надо подумать. Ладыжев, мне говорили, уже уехал в Ковернино директором лесхоза.

– Неправда, – возразил Зимин. – Ладыжев уедет в Ковернино лишь в том случае, если вы его не накажете по партийной линии. Должность директора Ковернинского лесхоза свободна. На Ладыжева как кандидата в Ковернино пока только предположения. Спасибо, Анатолий Алексеевич, за вашу большую заботу обо мне. До свидания.

На следующий день Зимин в 8 часов утра уже был в райкоме. Чистов пришел без двадцати девять. В 10 часов Зимин с рекомендательным письмом выехал в Горький. Заехал в трест «Мелиоводстрой». Получил приказ об увольнении с должности директора Лесуновской машинно-мелиоративной станции. Точно в обеденный перерыв был у Благова.

Благов, может, его ожидал, так как Чистов разговаривал с ним по телефону, а может быть, просто совпадение. Разговор был коротким. Благов спросил Зимина:

– За что вас уволили из лесхоза?

Зимин ответил:

– С вашей помощью, Александр Петрович. Я надеюсь, вы не забыли.

– Да, что-то смутно припоминаю, – сказал Благов. – Старое вспоминать не будем. Значит, снова хочешь работать в лесхозе?

– Да! – ответил Зимин. – Я специалист лесного хозяйства и хочу работать по специальности. За свою недолгую жизнь я работал в родственных лесному хозяйству отраслях. В лесной промышленности – главным инженером и директором леспромхоза, в торфяной – директором торфопредприятия, в мелиорации – директором машинно-мелиоративной станции. Как специалиста тянет в лес.

– Верю, – подтвердил Благов. – Тогда будем оформляться. Начальник отдела кадров в отпуске, поэтому в обком партии поедешь с товарищем Бобылевым, временно исполняющим обязанности начальника отдела кадров. Всего вам доброго, Ульян Александрович.