Текст книги "Сосновские аграрники"

Автор книги: Илья Земцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 40 страниц)

– Товарищи, прошу к столу, – сказал Трифонов. – Не обессудьте, чем богаты, тем и рады.

Пили, ели, снова пили. Рядом с Чистовым сидел Трифонов. Он угощал его.

– Анатолий Алексеевич, вы что-то мало пьете. Давайте за мое будущее.

– За твое будущее можно, – отвечал Чистов. – От дождя не в воду. Вот только жаль, домино нет, а то сыграли бы.

– Как нет! Есть, Анатолий Алексеевич, – сказал шофер райкома партии Лычагин Костя. – У меня даже гармонь с собой.

– Молодец, Костя, – улыбаясь, сказал Чистов. – Даже гармошку не забыл. А ну, рвани, Костя, что-нибудь веселое.

Костя бережно взял из автомашины гармонь. По лесу раздалась вначале какая-то мелодия. Вряд ли знал и сам Костя, что играл. Затем резво полились частушки. Слушали игру Кости, кое-кто подпевал, и играли в домино. Чистов с Бойцовым играли на пару и были чемпионами. Пили за козлов, проигравших в домино. Пили за победителей. Когда стало совсем темно, подогнали автомашины, включили фары и продолжили играть. Далеко за полночь вся компания уселась в автомашины и разъехалась по домам.

Совхоз «Золотой Рог» был обмыт. Трифонову желали успехов в работе, здоровья и так далее. Каждый крепко жал ему руку и что-нибудь говорил. Трифонов думал: «Съеден почти один баран и пять килограмм лещей, выпиты ящик водки и ящик пива – это ерунда. Продам две автомашины дров, и будем квиты. Самое главное, что я директор совхоза. Об этом даже мечтать боялся. Карбыша надо гнать из деревни. Вот тебе и родственничек, в сто раз хуже чужого. Зря я с ним не поговорил. Надо было на постоянку оформить сторожем по охране лугов или реки Сережи. Он молчал бы. За это ловил бы для меня рыбу. Сейчас уже поздно. Этого я ему не прощу».

Совхоз комплектовался кадрами. На постоянную работу просились все. Даже семидесятилетние старики и старухи уговаривали Трифонова оформить кем-нибудь, чтобы получать зарплату. Получали отказ, уходили обиженные, говорили:

– Что, тебе казенных-то денег, Мишка, жалко, чай они не твои.

В совхозе в первый же месяц после организации наступило финансовое затруднение. Когда составили отчет за сентябрь и подсчитали зарплату, главный бухгалтер Шереметьев схватился обеими руками за голову.

– Вконец нас разорят, – говорил он Трифонову. – Доходов у совхоза мало, зарплату всем бездельникам плати. Взгляни сюда. Одних специалистов у нас, зоотехников, агрономов, ветврачей и так далее, вместе с нами более пятидесяти человек. Зарплата всем больше ста рублей. Бригадиры, трактористы, шофера, возчики, доярки, свинарки и так далее – сотни человек. Всем плати зарплату. Бабы выйдут в поле с граблями, постоят посплетничают – тоже зарплата. Мужики целыми днями сидят курят у конторы – тоже плати зарплату. За первый неполный месяц работы мы уже допустили перерасход десять тысяч рублей. Давайте, Михаил Иванович, надо разбираться, анализировать. Пусть бригадиры, учетчики, кто не работает, тому не выписывают нарядов и наводят правильный учет проделанных работ. Если так дело пойдет и дальше, к Новому году мы вылетим в трубу. Зарплату в госбанке получать целый конфуз. Управляющий госбанком Соколов вчера меня срамил на чем свет стоит.

– Успокойся, ты прав, – сказал Трифонов. – Для чего эти госбанки только и придумали.

– Госбанк правильно придуман, – возразил Шереметьев, – а вот совхоз здесь рановато.

– Ты не обращай внимания на Соколова, – сказал Трифонов. – Это не человек, а зануда. Все время чем-то недоволен. Сидит на казенных деньгах, как собака на сене. Мы и в колхозе деньги каждый раз получали с боем при помощи Чистова. Если бы не Чистов, развалился бы наш колхоз до организации совхоза. Будем и сейчас подключать Чистова, чай поможет. Скоро мы, Степанович, заживем, перспективы у нас большие. Поднимем животноводство, полеводство. Организуем побочные промыслы. Все у нас для этого есть – цеха и сырье. Освоим пару тысяч гектаров торфяников. Произведем на всей площади лугов коренное улучшение. Уборку сена всю механизируем. Скот разведем высокопродуктивный, породистый. Покроем все поля десятисантиметровым слоем торфа. Тогда рассчитаемся с государством с лихвой. Возместим ему все затраты. Наши колхозы средний урожай зерновых получали пять-шесть центнеров с гектара. Мы с вами через пять, максимум через семь лет, прогремим на всю область. Я приблизительно прикинул, в нашем совхозе триста двадцать коров и шестьсот пятьдесят голов молодняка крупного рогатого скота. Овец шестьсот двенадцать штук и свиней четыреста пятьдесят две. От овец в наших условиях пользы мало, и надо от них избавляться. Поголовье свиней будем увеличивать. Вот если мы добьемся увеличения поголовья коров до пятисот штук и получать будем от каждой по четыре тысячи литров молока, это две тысячи тонн молока в год. Целая молочная река. Да урожайность пусть восемнадцать центнеров с гектара, это у нас достижимо в короткий срок. Продажа мяса, картофеля и так далее. Тогда у нас перерасхода фонда зарплаты не будет.

Трифонов каждое утро, сидя в конторе совхоза, вызывал к себе специалистов и рисовал картину будущего совхоза. Мечты, мечты, где ваша сладость? Думать и мечтать надо, но и всякую мечту надо осуществлять, претворять в жизнь. Но этого пока в совхозе не делалось, да, собственно говоря, было не до этого. Когда подсчитали все, то совхоз оказался не готов к зиме. Обеспеченность грубыми кормами была на уровне 75 процентов. Картофелем и корнеплодами, исключая семена, и того меньше. Зерном на фураж были обеспечены только на 50 процентов. Выход был один – сокращать поголовье скота. Чистов договорился с Росляковым из областного управления сельского хозяйства помочь совхозу сверх лимита хотя бы соломой и комбикормами. Росляков пообещал и сделал. Рабочие совхоза в октябре поехали прессовать солому в Саратовскую область. Комбикормами, может быть, в ущерб другим, помог хорошо.

Наступал праздник работников сельского хозяйства. За неделю до него Чистов дал указание главному агроному управления сельского хозяйства Пономареву Руслану произвести сбор средств на организацию праздника на сумму четыре тысячи рублей. Чистов дал Пономареву список заводов, совхозов и ряда организаций, кто сколько должен перечислить денег на счет управления сельского хозяйства.

– Это у нас первая ласточка. Праздник должны провести на высоком уровне. Я договорился с цыганской труппой, которая выступает в Горьком. Дорого просят, тысячу рублей, но что поделаешь, надо. Поэтому пришлось дать согласие.

Деньги все перечислили. Чистов с Бойцовым определили и разослали приглашения всем хозяйствам, участвовавшим в празднике. Сколько людей, каких категорий и специальностей. Все покупали подарки, которыми должны премироваться лучшие рабочие, механизаторы, доярки, свинари, полеводы и так далее.

На праздник приехали из всех деревень района. Собирались в районном Доме культуры. С промышленных предприятий были приглашены только директора. Десятки легковых и грузовых автомашин выстроились вдоль центральной улицы поселка. По всему Сосновскому веяло праздничным настроением. Повсюду ощущался праздник. Дом культуры и центральная улица поселка были украшены флагами, плакатами и транспарантами. Весь приезжий народ из деревень был нарядный. Женщины – в цветастых платках и болоньевых плащах. Казалось, кругом все улыбалось: дома с посеревшими стенами и крышами, заборы. Даже покрытые липкой грязью тротуары и проезжая часть выглядели празднично. Деревья вдоль улицы, сады, временами освещенные солнцем, выглянувшим в прогалину на облачном небе, казались сказочными. Листва переливалась блеском золота, яхонта и алмазов.

Актовый зал Дома культуры на триста мест был полностью заполнен. Совещание передовиков сельского хозяйства открыл Чистов. Был избран президиум из тридцати пяти человек. С отчетным докладом по итогам года выступил начальник производственного управления сельского хозяйства Теняев. Средние районные показатели, по сравнению с прошедшими годами, выглядели хорошо. Теняев подробно охарактеризовал деятельность каждого совхоза. Из трех совхозов района два, Сосновский и Барановский, сработали с большими убытками, но какими, докладчик точно сказать не мог. Точные данные – при составлении годового отчета. Во всем районе один Панинский совхоз – безубыточное хозяйство, и то за счет тарных ящиков, поставляемых Елизаровскому заводу. Ящиков совхоз делал на миллион рублей.

Докладчик особо подчеркнул:

– Однако убытки, по сравнению с прошлыми годами, будут значительно сокращены. В основном за счет увеличения продуктивности скота и поднятия урожайности всех сельскохозяйственных культур. Средний урожай зерновых по району получен десять целых два десятых центнера с гектара. Нас далеко утянули назад бывшие колхозы, их средний урожай зерновых получен по шесть центнеров с гектара. Предполагаемый надой молока в среднем по району не превысит полутора тысячи литров.

Он говорил о перспективах повышения урожая всех сельхозкультур. Призывал директоров совхозов в осенне-зимний период 1965-66 годов особое внимание уделить вывозке минеральных и органический удобрений, особенно торфа, расширению лугов и пастбищ, то есть увеличению кормовой базы. В первую очередь надо было снова заниматься травосеянием.

Травопольная система земледелия Вильямса в течение многих лет была в опале, считалась вредной. Академик Лысенко пытался повернуть вспять всю биологическую науку, собираемую учеными веками по крупинке. Многие поколения ученых посвятили ей всю свою жизнь. Лысенко опроверг учения Менделя и Вейсмана, взял под сомнение даже теорию Дарвина. В результате в 1962-63 годах в колхозах и совхозах страны указаниями свыше все сеяные травы были перепаханы, семена уничтожены. Через два года десятки тысяч тонн семян завозили снова из-за границы. В парах сеяли подсолнух и кукурузу. Почва вместо отдыха истощалась. Удобрений в пары не вносили. Вместо запланированных двух урожаев получали пшик.

Об этом Теняев думал, но молчал. Говорить было нельзя. Особое внимание он уделил перспективам увеличения поголовья крупного рогатого скота, низким темпам строительства животноводческих помещений, жилфонда и других построек Богородской ПМК треста «Облсельстрой». Критиковал руководство Сосновского совхоза. Перечислял лучших людей, передовиков сельского хозяйства.

– Доклад окончен, – объявил председатель совещания Чистов.

По списку вызывал заранее подготовленных к выступлению людей. Получился небольшой конфуз. Одна доярка Сосновского совхоза была записана в список выступавших и не явилась на совещание. Секретарю парткома совхоза Погребенко, бывшему военкому и директору Рыльковской фабрики, пришлось краснеть.

В прениях выступило одиннадцать человек. Выступали директора совхозов, секретари парткомов, бригадиры и рабочие. Слушать многих было неинтересно, так как они почти слово в слово повторяли данные, приводимые Теняевым.

Последним выступил Чистов. Говорил он целый час, тоже повторял данные, приводимые Теняевым, только в более расширенном виде. Как перспективный он выделил Рожковский совхоз. Директора Трифонова назвал самородком, деятельным специалистом, хотя другой специальности, кроме тракториста, у того не было.

– Главной перспективой совхоза, – заключил он, – являются освоенные торфяники.

Критиковал директоров совхозов и Теняева – за девять месяцев в совхозах значительно убавилось коров. В заключение сказал:

– В скором будущем мы организуем свое ПМК для строительства объектов в совхозах.

С ответами на вопросы и с заключительным словом выступил Теняев. В оправдание директоров совхозов и себя он говорил:

– Поголовье коров в совхозах, действительно, сократилось. Выбракованы в основном старые непродуктивные коровы. В январе-мае будущего года их заменят молодыми первотелками. Весь крупный рогатый скот в наших совхозах малопродуктивный. Не в далеком будущем необходимо решить вопрос о замене всего скота на породистый, высокопродуктивный.

Доярки с мест закричали:

– Надо не менять, а кормить. Наши коровы живут и немного доят с рациона соломы и древесных веток. С такого корма породистые-то ноги протянут. Надо коров кормить, а потом требовать надоя с коровы и нас.

– Товарищи, – кричал Чистов. – Прения окончены. Где вы раньше были? Почему не выступали?

– Нас не приглашали! – кричали с мест.

Приняли проект решения. Проголосовали за социалистические обязательства. Обязались в 1966 году все показатели увеличить в два раза. Ни один из голосовавших не задумался, сумеют ли выполнить обязательства. Под духовой оркестр лучшим людям раздали подарки и почетные грамоты. В районной столовой был заказан обед за счет средств совхозов.

Районный партактив был приглашен в клуб завода «Металлист» на особый обед. Столы заранее были сервированы холодными закусками, соками и так далее. Горячие блюда были приготовлены в заводской столовой. Стояли бутылки водки, пива и минеральных вод. На каждом столе был красочный маленький транспарант с надписью «Места для работников совхоза», завода и так далее. Столы были установлены в концертном зале буквой «пэ». В ногах буквы «пэ» была сооружена небольшая сцена для выступления, отлично видимая со всех точек.

При помощи дежурных все заняли свои места. На сцену вышли Чистов с Бойцовым. Раздались аплодисменты.

– Товарищи, – сказал Чистов. – Мы в первый раз встречаем дорогой нам праздник, Всесоюзный день работников сельского хозяйства, при вновь организованном районе. Образно выражаясь, это наша первая ласточка, порхнувшая высоко в облака. Наш район своими показателями еще не поднялся высоко, находится ближе к средним областным показателям. Будем надеяться на вас, дорогие мои друзья. Скоро о нас заговорят областные газеты.

В руках Чистова с Бойцовым появились фужеры, наполненные водкой, они чокнулись. Чистов произнес здравницу:

– Поздравляю вас, дорогие товарищи, с праздником! Желаю вам в будущем 1966 году новых трудовых успехов.

За столом засуетились, застучали стаканами. Поздравляли друг друга с праздником. Чистов с Бойцовым выпили вместе со всеми первую до дна. По обычаю донских казаков выпивали на пороге, а закусывать шли в дальний угол под образа. За стол они сели рядом. По одну сторону от них сидели директора заводов, по другую – работники райкома и райисполкома. Чистов сел рядом с директором Давыдовского завода Колотихиным. Колотихин был его другом детства, односельчанином. Человек от природы умный, среди рабочих завода и жителей близлежащих сел пользовался большим заслуженным авторитетом. Он болел, диагноз – рак желудка. Болезнь скоротечная и неизлечимая. После недавнего хирургического вмешательства, у него на свет божий вынимали желудок, выяснилось, что весь орган был пронизан раковыми опухолями. После операции Колотихина успокоили. Добродушные врачи и медсестры говорили:

– Вы скоро будете здоровы.

Из больницы он пришел домой и чувствовал себя значительно лучше. Внушение многое делает. Он думал, больную часть желудка удалили, и болят несросшиеся раны. Скоро наступила непроходимость желудка. Он понял, что приходит конец. Интуиция подсказывала: «Присутствую на таком торжественном банкете в первый и последний раз. В последний раз вижу вместе друзей и товарищей, проработавших в районе долгие годы». Одет он был в сохранившийся офицерский фронтовой китель. На груди красовались фронтовые награды: орден Красной Звезды, Отечественной войны II степени и восемь медалей. Дерзкие на язык говорили:

– Колотихин сегодня нацепил все бляхи.

Всем ртов не заткнешь. С каждым годом людей, не знавших нужды и не видавших ужасов войны, становится все больше и больше. Среди них кое-кто считает: «Подумаешь, посидели в окопах да прошли с триумфом до Берлина. Навешали орденов, медалей и гордятся этим: «Мы победили. Мы воевали». По их мнению, победа пришла сама по себе, как в сказке.

Под впечатлением окружающего Колотихин пил водку и закусывал. Он знал, что обречен к смерти изнурительной, продолжительной, тяжелой и думал: «Не лучше ли выпить больше водки и уснуть навсегда». От выпитой водки становилось нестерпимо неприятно. Не показывая вида, он старался понемногу пить. Каждый глоток выпитой водки стоил больших усилий. Рядом с Колотихиным сидел Евсеев, управляющий Захаровским отделением совхоза «Барановский». Это был общий друг Чистова и Колотихина.

В зале появился целый табор цыган, только без лошадей, тряпок и детишек, с аккордеонами, гитарами, скрипками, флейтами и так далее. Раздались цыганские песни, начались пляски. Многим это напоминало что-то старое, давно прошедшее и невозвратимое, купеческое. Знали только из рассказов дореволюционных писателей и кинокартин. Сегодня всю эту красоту, дрожащие завораживающие голоса, залихватскую музыку и пляски увидели своими глазами. Недлинный обворожительный репертуар был исполнен. Цыгане поблагодарили за внимание и удалились в соседнюю комнату. Чистов с Бойцовым просили их откушать сосновского хлеба с солью. Цыгане не отказались, выпили и пообедали, только в отдельной комнате Дома культуры. Чистов просил еще кое-что исполнить для подвыпившего народа. Цыгане запросили еще двести рублей. Деньги были изысканы. В зале снова появился немного подвыпивший табор. Пели и плясали они значительно энергичнее. Нашлись и сосновские любители показать свою удаль. Но жаль, что более трезвые сдерживали их и не допускали до сцены, невзирая на их просьбы и жалобы. Второе представление цыган было коротким. Они спешили. По намеченному им плану должны были вечером выступать где-то еще.

Колотихину стало плохо. Чистов увел его к себе на квартиру вместе с Евсеевым.

Организатором праздника был Пономарев Руслан. Эта роль на него была возложена условно, однако он чувствовал себя хозяином положения. По предложению, быть может, и по указанию Бойцова решил организовать на ужин уху для избранного круга лиц. Предложил пьяному Зимину.

– У тебя дом большой, недалеко отсюда, а самое главное, жены дома нет, дежурит в больнице. Праздник продолжим в твоем доме. У нас есть свежие лещи, сварим уху. Водки и закуски осталось еще много, не пропадать же добру зазря.

Зимин считал, что народу будет немного, человек пять-шесть, и дал согласие. Предложили Теняеву принять участие. Он ничего подобного не видел за всю свою жизнь, если только в кинокартинах, ответил:

– С меня хватит. Если заварили кашу, то сами и расхлебывайте. Я пошел домой.

Пономарев смысл слов не понял, подумал: «Редко пьет, жена и теща не бабы, а настоящие ведьмы. На даровщину хватил лишнюю и захмелел». Бойцов подозвал Пономарева и спросил:

– Как дела, Руслан Сергеевич?

Пономарев ответил:

– Все в порядке, мы сейчас уйдем, все приготовим. Вы приходите примерно через полчаса.

Пономарев, Сафронов и Зимин захватили с праздника все необходимое, пришли домой к Зимину. Зимин только тогда вспомнил, что пол покрашен, краска еще по-настоящему не высохла. Пономарев и Сафронов его заверили:

– Праздник продолжим внизу на кухне, в полуподвальном помещении. Наверх никого не пустим.

Взялись все трое за дело: чистили рыбу, картошку. Вода для ухи на газовой плите кипела и ждала в свое чрево все необходимое. Приглашенные Пономаревым, Сафроновым и Бойцовым люди бесцеремонно приходили и вместо кухни заходили наверх. Смотрели на грязные сапоги, ботинки, и никто не подумал снять обувь. Вначале топтались в прихожей. Любопытство и смелость человека увеличивается с каждой рюмкой водки. Каждый выпил не меньше десятка. Поэтому каждый решил заглянуть во все комнаты большого дома. Последними пришли Бойцов и Бородин в сопровождении Попова. Всего набралось восемнадцать человек.

Зимин спросил Пономарева и Сафронова:

– Вы всех приглашали?

Пономарев ответил:

– Еще не все пришли, хватит водки и закуски на всех.

– Но ведь ты говорил, – возразил Зимин, – будет только узкий круг, пять-шесть человек.

– Ничего я не говорил, – упрекнул Руслан. – Все люди свои и все нужные, так что лишнего никого нет.

Потребовали карты и домино. Поставили два стола наверху в прихожей. Играли с большим азартом. За спинами игравших стояли на очереди. Уха варилась, но пьяные гости в ней не нуждались, просили водки. Несмотря на предупреждение Пономарева и Зимина, по крашеному полу ходили и придумали плясать.

Мазнов, инструктор райкома, Миша Попов с Асташкиным, Бородин с Бойцовым играли в домино. К ним подошел Каташин и решил высказать то, что думал трезвый. Справедлива пословица: «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке».

– Вы вершители судеб человеческих. Кто вам только доверил руководство районом! – с пеной у рта кричал Каташин. – Чтобы заслужить себе фальшивый авторитет перед руководством области, идете на все преступления. За счет частного скота увеличиваете надои совхозов. За счет списания пригодных к посеву и засеянных земель завысили средний урожай зерновых. Лезете из шкуры, делаете все пакости, лишь бы выслужиться.

Этого было достаточно. Бойцов и Бородин, как облитые из ушата холодной водой, быстро оделись и ушли. Никакие уговоры ни Пономарева, ни Зимина не помогли. Особенно никто не огорчился уходу Бойцова и Бородина. Каташин кричал еще, высказывал, что считал несправедливым, но видя, что его никто не слушает, замолчал.

Праздник в доме Зимина набирал силу. На улицах Сосновского была непролазная грязь. Пьяные мужики непринужденно ходили по крашеному полу во всех комнатах. Кому становилось слишком весело, пускался в пляс. Краска на полу мешалась с уличной грязью. Пол из блестящего превращался в темно-желтый, а затем в серый, в цвет суглинка. Пьяный Зимин на пол не обращал внимания. В такой торжественный момент забыт им был не только пол, но семья и хозяйство. Все внимание его было сосредоточено на Каташине и Мазнове.

Мазнов после выпитой лошадиной дозы водки витал где-то между небом и землей. Ему казалось, что он находится в Царстве Небесном, со всеми Божьими благами и дарами. Он выходил на улицу, по-видимому, собираясь домой. Залазил по колени в уличную грязь, возвращался обратно. Обходил все комнаты дома с приплясом. Каташин сопровождал его руганью и угрозами. Мазнов махал кулаками, пытаясь ударить Каташина по уху или носу. Присутствовавшие разнимали. Мазнов не спеша уходил снова на улицу и снова возвращался. Попов решил проводить Каташина, а Асташкин – Мазнова. Каташин дал слово Попову, что пошел домой, но водка для пьяного большой соблазн. Решил вернуться в дом Зимина и заодно поговорить с Мазновым. Асташкин Мазнова три раза доводил до его дома, сдавал жене, каждый раз Мазнов возвращался и начинал свое хождение снова.

Руслан Пономарев, закусывая холодным вареным лещом, подавился костью. Зимин пинцетом старался извлечь кость, но все усилия были тщетны. Асташкин по телефону вызвал для Руслана скорую помощь. Из больницы ответили:

– Работники скорой все на вызовах, вернутся – придут к вам.

Зимин разбудил свою тринадцатилетнюю дочь Свету. Света, как медик-профессионал, вытащила тонкими пальцами застрявшую кость из горла Руслана.

К трем часам утра гости разошлись. Украдкой сбежали Руслан с Асташкиным. Зимина оставили с Каташиным и Мазновым. Каташин стал трезветь и ушел домой. Зимин налил стакан водки, выпоил Мазнову. Мазнов запросил еще и выпил одним глотком. Этого было достаточно. С песнями он пошел вниз на кухню по крутой лестнице и упал. Пока Зимин сходил вниз по лестнице, Мазнов уже спал.

В восемь часов возвратилась с работы жена Зимина Зоя. Она не узнала комнат собственного дома. На поставленном в прихожей столе, заваленном колбасой, вареной рыбой, хлебом вперемешку с окурками сидел большой черной кот Барсик. Рядом со столом сидели два тощих котенка с раздутыми животами. Их вечером подобрала на улице трехлетняя дочь Зимина Оля. Котята ласково смотрели на кота. Кот работал, он лапами сбрасывал со стола на пол колбасу, рыбьи кости, рыбу и хлеб. Котята, по-видимому, устали есть и сидели спокойно, по полу не растаскивали. По всему полу в комнатах был натаскан полусантиметровый слой уличной грязи. Кругом были раскиданы окурки, куски хлеба, колбасы, рыбьи кости. В дополнение в четырех местах нагадили котята. Зоя подумала: «Такого хаоса и ужаса не видела нигде. Кто же здесь праздновал? Может быть, лесные звери, кошки и собаки, но они не курят».

Со сжатыми кулаками она кинулась к кровати, где спал Зимин. Лежал он не раздетый, на животе. При виде мужа кулаки у нее разжались. Подумала: «Господи, жив ли он?» Пока щупала пульс и проверяла дыхание, злости наполовину убавилось. Она трясла мужа, будила, но напрасно. Он спал крепким, сладким сном. На грубое физическое воздействие жены отвечал непонятным нечленораздельным мычанием и руганью, но не просыпался. «Ну и черт с ним, – решила она, – сам проснется», – и, как будто Зимин слышал ее, громко крикнула:

– Убирать я ничего не буду! Проснешься – сам убирай.

Из глаз ее текли слезы обиды.

– Целую ночь не спала, – с обидой говорила она. – Возилась с тяжелобольными, а он здесь праздник устроил. Три дня красила пол, все ободрали, загрязнили за один вечер.

– Мам! – лепетала трехлетняя дочь. – Он не один пол топтал. Много дядек было. Играли в домино, пили водку. По крашеному полу ходили и даже плясали. Мам! А Руслан костью подавился. Кость у него из горла Света вытащила. Папка говорил, если бы не Света, Руслан бы умер. Мам! Один дядька хотел драться. Весь вечер ходил за другим, ругался. Мы с Томой и Светой тоже не спали, боялись. Один дядька показывал маленькое ружье и кричал: «Как трахну, сразу пришибу».

– Молодец, Ольга, – похвала ее мать. – Ты все знаешь и гнала бы их всех в шею.

– Мам! Дядя Миша Бородин убежал, его дядька выгнал.

Зоя поплакала, повздыхала и взялась за уборку. Не поспела убрать все грехи праздника, как в дверь застучали. Пришел похмелиться Каташин. Он остановился у порога, дальше проходить не решался.

– Проходите, пожалуйста, – просила Зоя.

– Хозяин дома? – спросил Каташин.

– Где ему еще быть, – ответила Зимина. – Утром будила, хотела заставить убирать, да где там, как дохлый. Знать, здорово вчера переложил.

Зимин услышал разговор, вышел.

– Пошли вниз, – сказал он Каташину.

По крутой лестнице опустились вниз на кухню. Зимин налил стакан водки и поставил его Каташину.

– А себе? – спросил Каташин.

– Не могу, – ответил Зимин. – Выпью – целый день болеть буду.

Каташин выпил стакан водки, довольно крякнул. Запил яблочным соком, от закуски отказался. Зимин готовил крепкий чай.

– Ульян Александрович, – сказал Каташин. – Мне очень неудобно, я искренне извиняюсь. Кажется, я вчера натворил делишек. Совестно показаться на глаза Бородину.

– Бойцову и Мазнову, – добавил Зимин.

При упоминании Мазнова лицо Каташина исказилось, глаза гневно заблестели.

– Кажется, не выдержу, убью этого негодяя! – крикнул Каташин.

– Тише! – сказал Зимин. – Спасибо, что пришел. Спас меня от упреков и ругани жены.

И подумал: «Быстро захмелел мужик».

– Дурная привычка, – сказал Каташин. – Трезвый ни одного лишнего слова нигде не скажу. Как выпью, главное – все отлично помню, сдержать себя никак не могу. Появляется злость, все, о чем думаю, обязательно выскажу. Не раз уже страдал из-за своей пьяной прямоты. Не хватает силы воли совладать со своей пьяной головой. Если немного выпью – держусь, но уже с трудом. Думаю: «Надо высказать все напрямую. Мы же коммунисты, обижаться на критику не должны». Мозги начинают работать отчетливо. Все недостатки в голове, словно на магнитофонной ленте, крутятся. Как только немного переберу, никак не могу язык сдержать. Сам себе говорю: «Ну, Иван, начинай», – и начинаю. Бойцова я не боюсь, пусть он только попробует против меня слово сказать. Много его нехороших похождений знаю. Бородина напрасно обидел. Уважаю его душой и сердцем. Человек он справедливый, честный.

Зимин налил два стакана крепкого чая. Один стакан поставил Каташину, из другого, обжигаясь, пил. Каташин подозрительно посмотрел на чай и отодвинул подальше от себя.

– Налей лучше еще сто грамм, – попросил он. – Говорят, чаем можно сердце испортить, а водка всему полезна.

Зимин налил ему полный стакан, но Каташин велел отлить половину. Просьбу его Зимин исполнил. Каташин одним глотком выпил водку, не спеша закусывал.

– Пьяного человека каждого на свое тянет, – заметил Зимин. – Вот вы любите правду в глаза высказывать. Мне кажется, такие вещи говорить нужно только трезвому. Вы вчера наговорили и про завышение урожайности, молоко и так далее. Это полный абсурд. Вы слышали звон, а толком не знаете, где он. Если говорите, нужно за свои слова отвечать.

– Я все знаю! – почти закричал Каташин. – Меня не проведешь. Десять лет работал председателем колхоза и два года – секретарем райкома по сельскому хозяйству.

– Давай об этом потом поговорим, – перебил Зимин. – Сейчас продолжим разговор о пьяных. Начальника милиции Асташкина и Мишу Попова, как магнитом, тянет к женщинам. Прокофьева из милиции – на песни и пляс. Мазнова – на походы по комнатам с плясом.

– А тебя на что? – спросил Каташин.

– На сон, – ответил Зимин. – Как выпью, сутки могу выспать.

– Я думаю, Чистову они не поспеют доложить, – сказал Каташин. – Сегодня он должен уехать в Сочи в санаторий.

Зимин подумал: «Бойцов, по-видимому, уже давно у Чистова и во всех подробностях рассказывает о поведении и выступлении Каташина». Каташин как бы читая мысли Зимина продолжал:

– Пусть докладывают. Чистов проездит целый месяц. Через месяц все забудется. Наказывать не будут, пьянствовали вместе, а у пьяных чего только не бывает.

– Правильно, – подтвердил Зимин. – Быстро все забудется, только ты об этом не забывай.

На кухню вниз по лестнице шла Зоя. Она смотрела на Зимина большими серыми с азиатской прорезью глазами. Покачала красивой головой, с улыбкой сказала:

– Ну и бродяга же ты. Сходи посмотри, что сделали с полом. Надо снова все перекрашивать. Прежде чем красить, надо старую краску чем-то соскребать. Дорогой мой, давай ищи косарь, скреби и крась.

– Мать! Все сделаю, – улыбаясь, ответил Зимин, – только не играй на нервах. Вроде все помню, не пускал на крашеный пол. Всех предупреждал, когда ободрали – не помню.

– У тебя получается как в анекдоте про пьяницу. Один мужик сидел на скамейке около дома. После излишне выпитого его тошнило. У ног сидела собака и сожалеючи смотрела на него. Притупленная алкоголем голова с большим трудом вспоминала, где и с кем он пил. Обращаясь к собаке, он ласково сказал: «Вот помню, где пил, чем закусывал, а вот тебя, дорогуша, когда съел, никак не припомню». Вот так и у тебя получается. Все ты помнишь, а кто и когда пол ободрал, никак не припомнишь.

Каташин почувствовал, что становится тяжелый. Извинился и, покачиваясь, ушел. Зимин думал: «Спасибо Каташину, неприятный разговор с женой сгладил».