Текст книги "Сосновские аграрники"

Автор книги: Илья Земцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 40 страниц)

– Анатолий Алексеевич, – перебил его Росляков, – дай Бог нашему теленку волка съесть.

В это время подошла автомашина, приехали Трифонов и Кузнецов. Пришли Бойцов с Кочетковым. Все началось заново. Кузнецов варил уху, кипятил чай, наполнял стаканы водкой, но сам глотал слюну, держался, не пил, ибо знал, что одна выпитая рюмка водки может отключить его от людского мира на две-три недели.

– Спиридон Иванович! – при прощании просили Трифонов и Чистов Рослякова. – Помогите нам продвинуть вопрос об освоении Горского болота.

– Помогу, – ответил Росляков, его слова с делом не расходились.

Началось сокодвижение липы, камбий начал пухнуть за счет образования новых клеток. Клетки росли не по дням, а по часам. Мужики четырех деревень Рожковского совхоза – Николаевки, Ольгино, Марфино и Королевки – вооружившись ручными пилами, топорами, кое-кто и бензопилами, двинулись в совхозные леса на штурм липы. Невзирая на возраст деревьев, всю липу обдирали от корня до вершины. Небольшие деревья – прямо на корню, крупные валили, крежевали на бревна и драли луб. В течение недели вся липа в совхозных лесах была уничтожена. Переключились на гослесфонд, в первую очередь на делянки, отведенные лесозаготовителям, обдирали по договоренностям с последними и самовольно. Весь транспорт совхоза был брошен на вывозку луба. Озера вблизи деревни Николаевки, славившиеся изобилием рыбы, и многие омута реки Сережи против этих деревень превратились в мочилища. Все было забито лубом. Всей рыбе пришлось отправиться на тот свет, даже выносливые караси и те не перенесли ядов разлагавшегося луба липы. Любители природы и рыбной ловли стали жаловаться. Писали в райисполком, в райком партии и даже в обком. Жалобы разбирались на месте. Жалобщиков вызывали работники райкома, беседовали с ними, и на этом все кончалось, а луб мок в водоемах, постепенно превращаясь в мочало.

По совету Рослякова, под руководством главного зоотехника управления сельского хозяйства района Соловьева в каждом хозяйстве были составлены акты на ликвидацию овцеферм. Один только директор Барановского совхоза Козлов заупрямился.

– Не дам овец, польза от них хозяйству большая. Я даже специализирую Давыдовское отделение совхоза на выращивании овец. Поэтому никаких актов на вымышленные болезни подписывать не буду.

Вторым заупрямился ветеринарный врач Рожковского совхоза Щеров. Он сказал:

– Заявляю вам официально. Все овцы в нашем совхозе здоровы, никакими наследственными недугами не болеют, поэтому акт подписать отказываюсь.

Об этом тут же доложили Чистову. Он посоветовал Трифонову немедленно найти причину и уволить Щерова, что и было в спешке выполнено. Через неделю Щеров вынужден был от большой семьи, то есть шестерых детей, ездить на работу в Сосновский совхоз за 25 километров. Миша Попов по работе в Венецком колхозе знал Щерова как хорошего специалиста. Поэтому с охотой взял его к себе ветврачом.

В двадцатых числах мая состоялось объединенное бюро райкома партии и членов исполкома райсовета с вопросом о специализации совхозов на производстве только крупного рогатого скота. С предложениями выступил Чистов. Его поддержали директора совхозов Трифонов и Попов. Все трое предлагали и просили членов бюро и исполкома райсовета голосовать за сокращение поголовья овец, свиней во всех совхозах и наращивание поголовья крупного рогатого скота. Трифонов с Поповым убедительно доказывали, что для их совхозов овцы – одна помеха, и притом они все заражены какой-то наследственной болезнью, на что имелся акт специалистов ветнадзора. Свинофермы они предлагали постепенно сокращать с последующим оставлением не больше 10 процентов поголовья. Брали социалистические обязательства за счет ликвидации овцеферм и сокращения поголовья свиней увеличить на 1000 голов поголовье крупного рогатого скота.

– Сколько у вас овец? – спросил Трифонова Бородин.

Трифонов покраснел, смутился и неопределенно ответил:

– Более 1000 голов.

– Вместе с молодняком или же овцематок?

На выручку Трифонову пришел Чистов:

– Молодые ярочки осенью тоже будут овцематками. Речь идет об общей численности поголовья.

Бородин не успокоился, спросил Попова:

– Сколько в Сосновском совхозе овец, свиней и кур?

Попов поднялся на ноги, окинул всех цыганским взглядом и на заданный вопрос не ответил.

В своем выступлении один Козлов сказал, что без овец и свиней совхозу жить нельзя.

– Какой же я директор совхоза, если захочешь покушать баранины и будешь просить в соседнем совхозе или покупать на рынке. Приедет секретарь райкома, и угостить будет нечем.

– Ты брось свои остроты, – сказал Чистов. – Не хочешь, не надо, но учти, потом не обижайся.

Остальные директора Тихомирова, Молокин и Тишин, казалось, были не подготовлены к этому вопросу. В своих коротких выступлениях говорили что-то неопределенное – ни за, ни против. Решение было принято конкретное, заранее подготовленное: в течение трех лет специализировать все хозяйства, то есть совхозы Сосновского района на выращивании крупного рогатого скота. Прочим домашним животным отводилась второстепенная роль. Решили, постановили, стада овец и свиней стали редеть.

Забегу далеко вперед. Попов с овцами расправился в течение одного месяца, а затем об этом долго сожалел, так как очень любил шашлык из баранины. Трифонов оказался рачительнее, стадо овец растянул до стойлового периода.

Забегая далеко вперед, приближался сенокос. Трифонов жаловался на лесников, что лесная охрана в корыстных целях препятствовала пастьбе скота и скашиванию лесных культур. Требовал пересмотреть старое решение исполкома райсовета, все лесные кварталы Венецкого лесничества передать совхозу, исключая служебные наделы лесной охраны и сенокосы, закрепленные за обозом лесничества. Чистов поддержал Трифонова, такое решение было вынесено. Власть над лесничеством перешла в руки администрации Рожковского совхоза. Трифонов лично обмерял служебные наделы и сенокосы лесничества. Все площади лесных культур, где можно было производить окашивание, осмотрел. Не только лесная охрана, но и администрация Сосновского лесхоза во главе с директором Ладыжевым были поставлены к стенке и находились весь сенокосный период на мушке Трифонова.

Чтобы не обострять отношения с руководством района, Ладыжев поступил как руководитель и джентльмен. Выпросил путевку в санаторий на берег Черного моря и срочно по болезни уехал, взвалив на плечи главного лесничего все невзгоды, зная, что Крутов Михаил Поликарпович мужик покладистый, по пустякам в споры ни с кем не вступит, любит выпить и отключиться от всего земного на несколько дней. Крутову жаловалась лесная охрана, лесничие: «Напрасно лес садим. Трифонов все скашивает». Крутов спокойно отвечал: «Хватит и на ваш век».

С западной и юго-западной стороны с полями совхоза граничили леса Мухтоловского лесхоза. Трифонов много раз пытался и там установить свои порядки, то есть самовольно косить, пасти скот, но быстро был выдворен и поставлен в рамки. Неоднократно пришлось просить и заступаться за него Чистову перед администрацией лесхоза и Ардатовского района. Учитывая бедность совхоза, все прощали, но здесь Трифонов знал почем фунт лиха. Поэтому почти на каждом районном форуме и на областных, куда его часто возил Чистов, он выступал и просил передачи лесов гослесфонда из состава Мухтоловского лесхоза в состав Сосновского. Но из этого ничего не получалось, так как в облисполкоме об этом и слушать не хотели, а управление лесного хозяйства было против перекройки лесхозов.

В лесах для совхоза исполу косили бригады из неорганизованного населения. На площадях лесных культур они скашивали все маленькие деревца. Лесничий Таисия Бородавина каждый день ездила в контору совхоза и слезно выпрашивала у Трифонова отдельные участки лесных культур, чтобы спасти от косцов. Большой ценой это ей удавалось. Она силами рабочих лесничества лично Трифонову накашивала и дарила по 3-4 тонны сена. За такие подарки Трифонов шел на небольшие уступки.

Весь народ был направлен для косьбы в лесу. Лучшие совхозные сенокосы перестаивали, трава грубела, ждала косцов. Но косцы ползали с косами по лесным пустырям, полянам и посадкам леса, собирая по 3-4 центнера сена с гектара. До момента уборки зерновых из конторы совхоза в районный центр ежедневно передавались сводки, что столько-то скошено, столько-то заготовлено, и все с увеличением. До 1 августа кроме совхозов в лесу не имел права косить никто, таковы были решения Сосновского райисполкома. До 1 августа совхоз собирал по одной травинке в лесу. После 1 августа открылась вольница. Механизаторы и все население кинулись косить. Лучшие совхозные сенокосы растаскивались, и часть официально делилась между рабочими совхоза. Трифонов кинулся за большим лесным сеном и не смог удержать в руках синицу. Все лучшее и большое было растаскано. Однако он считал и внушал районному руководству, что поступал правильно. Когда обмерили стога и сопоставили с переданными сводками, разница была в сторону преувеличения почти на 50 процентов.

С окончанием совхозного сенокоса было собрано партийное собрание. Трифонов доложил, что столько-то, по предварительным данным, накошено и заготовлено сена, столько-то будет соломы и прочих кормов. Все выступающие хвалили руководство совхоза. Выступил и Степан Храмов. Он любил выступать. Не проходило ни одного собрания, ни одного совещания, где бы он не двинул своей несуразной речи. Он говорил об общих делах нескладно, его мысли никто не понимал, да вряд ли он сам понимал, о чем говорил, перекидываясь с одного на другое. Но зато он критиковал очень резко и в основном только Кузнецова Сергея. Называл его пройдохой, жуликом и алкоголиком. На этом партсобрании в его голове прояснилось, и он выразился так:

– Михаил Иванович! Если бы нам не размениваться на мелочах, не косить для совхоза в лесу пустыри, прогалины и лесные посадки, а в первую очередь выкосить лучшие сенокосы, пойму реки Сережи, Чары, Соловьевки, то, по самым грубым подсчетам, мы затратили бы на сенокос вместо полутора месяцев только две недели и накосили бы сена в два, а может и в три раза больше. В настоящее время убрали бы всю рожь и приступили бы к яровым без потерь. Была бы у нас в совхозе и дисциплина. Сейчас что творится, мы все видим и тащим каждый себе, забыли обо всем. На тракторах, автомашинах, лошадях каждый днем и ночью везет себе сено и траву, даже комбайнеры вместо уборки зерновых возят себе траву на комбайнах.

Степану за такую храбрость аплодировал весь зал, а через неделю он был переведен в разнорабочие и вынужден был уйти мастером в ММС. Он сказал правильно. Об этом Чистову докладывали инструктора райкома, работники управления сельского хозяйства.

Глава двадцать вторая

Неизвестно кем был заведен смотр посевов. Ежегодно он производился районным активом во главе с первым секретарем райкома КПСС. Участвовали в этом делегации со всех совхозов с директором или секретарем парткома во главе, кое-кто сажал в автомашину главного агронома. Простонародье в деревнях говорило: «Начальство решило пьянствовать. Для этого приглашается делегация из соседнего района».

Смотр Чистовым был назначен на 18 июля. К зданию райкома партии на легковых вездеходах «ГАЗ-69» к 10 часам утра подъезжали делегации с совхозов, Елизаровского завода и завода «Металлист» с директорами во главе. Все проходили в кабинет Чистова.

– Кажется, все в сборе, – улыбаясь, сказал Чистов. – Дорогие гости из Вачского района приехали во главе с Дмитрием Ивановичем Шутовым и привезли нашего прославленного земляка и друга, председателя Чулковского колхоза Кондукова Виктора Павловича. Товарищ Кондуков прославил чулковские земли на всю область.

Кондуков улыбался, голова его из-за перекоса шеи всегда склонялась на правый бок.

– Благодарю за комплименты, Анатолий Алексеевич, – сказал он. – Мне выпала большая честь быть приглашенным на столь ответственный форум. Никогда не забуду вашей заботы обо мне.

– Дорогие друзья, – громко сказал Чистов, обращаясь к директорам совхозов. – Чем вы можете порадовать родное государство? А у вас есть чем похвалиться. Михаил Иванович Трифонов покажет нам посевы и посадки капустно-брюквенного гибрида на освоенных торфяниках поймы реки Чары. Правда, посевы пока экспериментальные. Посеяно всего понемногу, посажено тоже. Надежде Александровне тоже есть чем похвалиться. Чудесная у нее озимая пшеница на больших площадях. Радуют нас урожаи на барановских и яковских землях.

Чистов вышел из-за стола и скомандовал:

– Сейчас, товарищи, по автомашинам. Начнем смотр с Яковского совхоза. Продолжим по расположению: «Яковский», «Барановский», «Суруловский», «Сосновский», «Панинский», «Рожковский». Михаил Иванович угостит нас наваристой ухой и по домам. Пообедаем по пути в столовой Панинского совхоза.

Кортеж из одиннадцати легковых автомашин, окутанный облаком пыли, несся по проселочным дорогам. На первой автомашине ехал Чистов с Шутовым и Бородиным. Второй шла автомашина Вачского райкома, третьей – Бойцова. Остальные из-за поднятой пыли растянулись на целый километр. На каждом поле с посевами, посадками картофеля и свеклы останавливались, все, кроме шоферов, выходили из автомашин, определяли урожайность, снова садились и ехали дальше. Показывали самое лучшее. По пути следования попадались отдельные низкоурожайные участки, на них не останавливались.

К 2 часам дня приехали в Малахово на центральную усадьбу совхоза «Панинский». Директор совхоза Тихомирова всех пригласила в столовую по деревенским обычаям откушать хлеба с солью:

– Дорогие гости, пожалуйста, проходите. Покушайте в нашей совхозной столовой. Повара у нас прекрасные.

Около сорока человек вошли в здание столовой и сели за столы, где стояли холодные закуски и водка. Молодые женщины и девушки, работницы конторы, выполняли роль официанток. Вначале в столовой стояла тишина, был слышен только звон стаканов и работа челюстей десятков ртов. Через пятнадцать минут стал нарастать шум, как в кабаке. Говорили все громко, за каждым стоялом доказывали, рассказывали.

Когда было покончено со вторыми блюдами и водкой, Чистов вышел из соседнего малого зала столовой и крикнул:

– Внимание, товарищи! Давайте поблагодарим гостеприимных хозяев, посмотрим на их плодотворную работу на полях. У них есть что нам показать. Нам следует внимательно посмотреть.

Словно по команде взревели моторы автомашин, вся кавалькада с пьяными и полупьяными мужиками мгновенно скрылась в густом, непроницаемом облаке полевой пыли. Через 3-4 километра первая автомашина, которой управлял уже сам Чистов, въехала в логовину рядом с картофельным полем. Захмелевший народ разбрелся по картофельному полю, как стая журавлей по посевам гороха, разве что не было выставлено караулов. Зато вожак в лице Чистова первым шел вглубь и громко доказывал:

– По всем данным и нашим подсчетам, здесь будет урожай в 200 центнеров.

Директор Сосновского совхоза Попов проводил взглядом всех шагавших по полю. Установил, что среди них нет Зимина, подошел к автомашине ММС. Зимин один сидел в автомашине на заднем сидении и что-то записывал в блокнот. С поля доносились команды Чистова:

– Арепин, Гаммов, Рощина, произведите каждый для себя подсчеты картофельных кустов на гектаре. Ты, Руслан Сергеевич, с Трифоновым, Козловым и яковскими товарищами сосчитайте, сколько образовалось картофелин на пробных средних кустах.

Попов еще раз посмотрел на разбредшихся по полю людей. Открыл дверку автомашины и крикнул на Зимина:

– А ну, вылазь! Мне надо поговорить с тобой.

Зимин не спеша вылез из автомашины, встал против Попова, сказал:

– Ну, говори!

– Слушай, ты все-таки предатель, – задыхаясь от злобы, хрипло выдавил из себя Попов. – Зачем ты про тот случай на озере рассказал Чистову?

Зимин, улыбаясь, как бы оправдывался:

– Я ему без всякой задней мысли сказал, что видел тебя вместе с женой.

– Кто тебя просил говорить? – угрожающе закричал Попов, путая русские и болгарские слова.

– Ты не кричи и не брызгай на меня слюной, – предупредил его Зимин. – Откуда я знал, что ты приехал с проституткой. Мог бы меня об этом предупредить.

– Я тебе покажу проститутку! – грозно закричал Попов и замахнулся правой рукой для удара.

Зимин поймал его руку левой рукой, а правой с силой ударил его под ребра, ниже грудной клетки. Попов раскрыл рот, ему не хватало воздуха. Его словно парализовало. Зимин еще раз пытался нанести удар в висок, чтобы сбить противника с ног, но сзади его руку поймал его собственный шофер. На этом сражение закончилось.

От Чистова не ускользнул поединок между Зиминым и Поповым, но значения он не придал. Бородину тихонько сказал:

– Выпьют и начнут сводить счеты, как петухи.

Счеты у Зимина с Поповым были слишком старые. Только Попов сослался на случай на озере. Надо сказать, случай на озере для Попова был самым неприятным после цыган. Да неприятности еще могли быть и от жены, которая больше месяца находилась на семинаре учителей, если только жена Чистова развяжет язык. От Чистова он получил очень хорошую припарку. Случилось это так.

В жаркий июльский день за неделю до смотра посевов Чистов после обеда попросил по телефону квартиру Зимина. Зимин только что вернулся с работы и подошел к телефону.

– Ульян Александрович, – раздался в трубке голос Чистова. – Хочешь поехать купаться?

– С удовольствием, – ответил Зимин.

– Тогда жди, я через сорок минут заеду за тобой.

Зимин сбегал в магазин, купил литр водки. Из холодильника на закуску достал колбасы и селедки. Пятилетнюю дочку Олю послал в огород за огурцами. На глаза ему попала большая бумажная коробка, в которую были упакованы его ботинки 43 размера. Чтобы не таскаться с сумкой, водку и закуску он решил упаковать в коробку. Все уложил, обвязал шпагатом.

Чистов не заставил себя долго ждать. Подъехал вместе с женой Антонидой Васильевной. Зимин коробку положил рядом с собой на заднее сидение. На берегу озера Масленское вместе с Чистовым вышел из автомашины, коробка осталась на сидении. Оба быстро разделись и ринулись в прохладное чрево озера. Не поспели проплыть и десяти метров, как кто-то с силой хлопнул дверкой автомашины. Антонида Васильевна стояла в кустах на берегу озера, с трудом натягивала купальник на располневшую фигуру. Чистов сказал Зимину:

– Мне кажется, кто-то влез в автомашину и утащил нашу водку с закуской.

Оба быстро вышли из воды на берег и бегом побежали к автомашине. Коробки на заднем сидении не было.

– Украли, – сказал Зимин.

– Украли, – повторил Чистов.

Антонида Васильевна спокойно плескалась в озере, не обращая внимания на волнение мужа и Зимина. Чистов показал Зимину рукой в направлении убежавшего в лес воришки:

– Беги, догонишь.

Зимин в плавках побежал по тропинке между густой посадкой сосны, не чувствуя под ногами ни острой сухой хвои, ни колючих шишек.

На поляне среди крупного соснового леса Зимин увидел автомашину «ГАЗ-69» и подбежал к ней. Возле автомашины на подостланном брезенте сидел Миша Попов с женщиной. Перед ними стояли пол-литра водки и хаотически разбросанная закуска: огурцы, колбаса, хлеб. Появившемуся возле автомашины Зимину Попов крикнул:

– Садись с нами, составь компанию.

– Некогда, – ответил Зимин. – Здесь никто не пробегал? У нас из автомашины украли водку.

– Никого не видали, – ответил Попов. – А ты с кем приехал?

Удаляясь от автомашины, Зимин крикнул:

– С Чистовым.

Зимин подумал, что Миша приехал отдохнуть в лес вблизи озера с женой, поэтому на сидевшую рядом с Поповым женщину даже не взглянул. Да разве ему было до этого. Он думал только об одном: «А чем же я угощу на озере Чистова? Он может на меня обидеться». Зимин сделал полукруг по лесу, прилегавшему к озеру, и прибежал к автомашине.

Чистов вместе с Антонидой Васильевной купался. Увидев Зимина, он крикнул:

– Все нашлось, оказывается, нашу коробку Антонида Васильевна спрятала под переднее сидение.

За рюмкой или, вернее, стаканом водки Зимин сказал:

– Я видел Мишу Попова вместе с женой. Они всего в 200-300 метрах отсюда.

– Зови их сюда, – сказал Чистов.

Но Антонида Васильевна поправила Зимина:

– У Попова жена уже больше месяца на семинаре учителей в Горьком. Он приехал с другой.

Тогда только Зимин понял, что язык мой – враг мой. Сказанное слово не вернешь назад.

Миша Попов все это понял по-своему и поэтому вдвойне злился на Зимина.

Попов от природы был жаден, хитер и завистлив. Еще будучи инструктором райкома партии порядка десяти лет назад, когда Зимин строил свой дом, зависти Миши Попова не было предела. Он решил проверить Зимина, который в то время работал главным лесничим лесхоза. Три раза лично обмерял срубы, лес, пиломатериалы, но у осторожного Зимина придраться было не к чему. С тех пор злоба Попова к Зимину не утихала.

Просмотрев посадку картофеля и посевы пшеницы в Панинском совхозе, кавалькада из одиннадцати автомашин двинулась через поселок Лесуновской ММС в Рожковский совхоз. Народом поселок был прозван Торфоболотом. Миновав лес и пески, автомашины выехали на мост через реку Сережу в селе Лесуново. В совхозе из села с двухтысячным населением никто не работал. Поэтому руководство района и совхоза «Рожковский» жителей Лесуново не любили. Да, собственно, не только любить, но и уважать было не за что. С полей все растаскивали: солому, сено, картофель. Притом виновных установить было невозможно. Поэтому, а может по другой причине, все земли большого села около 600 дворов с населением более 2500 человек пустовали, более трех четвертей было засажено сосной. Остальную одну четвертую ждало то же самое. Директор совхоза Трифонов не раз говорил:

– Отдам лесхозу под посадки все лесуновские земли и, как только сосна вырастет, лес подожгу, чтобы сгорело и большое село.

Автомашины проскочили по центральной улице села и скрылись в полевых посадках леса. Путь был намечен Чистовым в Венецкое отделение Рожковского совхоза. Сергей Кузнецов был предупрежден, он вместе с агрономом Сергеем Авериным, бригадиром Махновым и председателем сельского совета Прониным ждал за околицей села. Когда автомашины подошли, Кузнецов сел в автомашину Чистова, и они поехали на небольшой показательный участок вико-овсяной смеси рядом со скотным двором. Затем Кузнецов попросил проехать в деревню Вилейка, где был посажен капустно-брюквенный гибрид на площади 2 гектара. Как показательные эти участки всем отделением пестовали как малое дитя. Больше смотреть было нечего, так как средний урожай в отделении только в урожайные годы превышал сбор высеянных семян. Правда, картофель рос, и неплохо, собирали 70-80 центнеров с гектара, и почти 40 центнеров оставалось в земле, так как в основном убирали школьники и посланные с организаций и заводов люди, не заинтересованные ни в качестве, ни в количестве. Зарплату все получали по основному месту работы. В совхозе работали бесплатно.

Из Венецкого отделения поехали в Рожок. Чистов остановил автомашину на осушенном торфянике поймы реки Чары, где экспериментально были произведены посевы и посадки на большой площади. Из автомашин вышли все, кроме шоферов, столпились вокруг Чистова.

– Сейчас мы посмотрим, – сказал он, – результаты работы мелиораторов. Товарищи Трифонов и Зимин, покажите ваши труды и результаты, что может дать человеку торфяник.

За Трифонова ответил главный агроном совхоза Женя Леванов. Он попросил пройти на посадки капустно-брюквенного гибрида, картофеля, свеклы, на посевы ржи, вико-овсяной смеси, ячменя и трав. Всюду был рекордный урожай. Таких обильных урожаев ни один из присутствующих еще не видел. Все восхищались и завидовали Трифонову, говорили:

– Вот где богатство, вот где будет кладовая кормов и корнеплодов.

Трифонов довольно улыбался и говорил:

– У нас еще на очереди Горское болото, тут вам будет чему позавидовать: 500 гектаров мощных торфяников с глубиной залегания до восьми метров.

Криво улыбаясь, хрипло проговорил Кондуков:

– Анатолий Алексеевич, цыплят по осени считают. Я думаю, пока завидовать не надо. К этим торфяникам нужна умная голова руководителя совхоза. Дай Бог нашему Мишке волка съесть, – и захохотал.

Его кривая шея надулась, окрасилась в розовый, голова свисла еще больше на правый бок, глаза пылали озорством. Смех медленно, но передался всем. Больше и громче всех смеялся Кузнецов. Трифонов тоже смеялся, он не понял колкостей Кондукова.

Кондуков попросил шофера принести бутылку коньяка и стакан. Налил полстакана, подошел к Зимину, сказал:

– Молодец, сделал ты много, но выпью я с тобой за дорогу, которой здесь никогда не было. В сухую погоду летом люди боялись ездить на лошадях. Пей за свои труды.

Зимин выпил. Налил себе полстакана, тоже выпил. Затем разделил коньяк между Чистовым, Бойцовым и Шутовым.

Главный агроном управления сельского хозяйства района Руслан Пономарев непрошено заговорил:

– Сейчас у совхоза «Рожковский» есть все основания заявить свое «я». Заявить на всю область и сделать вызов кое-кому.

Он посмотрел на Кондукова. Чистов Пономарева съедал взглядом, но Руслан не обращал внимания, продолжал:

– Торф здесь высокой степени разложения, кислотность близка к нейтральной. Поля рядом, грузи и вози. Но вы, Михаил Иванович, слишком щедры, площадь более 30 гектаров заняли для заготовки торфа. Надо ее сократить на две трети.

Чистов, чтобы покончить с ненужным разговором, перебил Пономарева:

– Вы правы, Руслан Сергеевич. Мы все еще пересмотрим. Я считаю, торфяник с будущего года следует использовать под посевы трав и овощных культур. Михаил Иванович – рачительный хозяин, будет беречь каждую пядь торфяника и использовать только по назначению.

Дорогие товарищи, вы своими глазами видели эту прелесть и эти урожаи, небывалые в истории Рожка, невиданные и неслыханные. Я вам авторитетно заявляю, совхоз «Рожковский» уже с нынешнего года начинает набирать темпы. Это только первая ласточка, а как он будет выглядеть, когда освоим Горское болото! Освоение его решено окончательно. Болот у нас в районе непочатый край, по району наберется более десяти тысяч гектаров, и все расположены компактно. Все приурочены к пойме реки Сережи.

– Но болота-то все находятся в гослесфонде, – кинул реплику Пономарев.

– Это не имеет значения, Руслан Сергеевич, – продолжал Чистов. – Земля наша, государственная. В наших силах перевести ее из одного ведомства в другое. Мы пока Советская власть на местах. Как решим, так и будет. Областное начальство нас всегда поддержит.

– Быть тебе, дорогой товарищ Трифонов, Героем Социалистического Труда, – бросил реплику Зимин.

Трифонов, довольный радужными перспективами, сиял как майская роза, настроение было отличное. Улыбка не сходила с его приятного лица с правильными чертами.

– Оправдаем ваше доверие, Анатолий Алексеевич, – сказал Трифонов. – Мы, крестьяне, трудились и будем трудиться на благо родины. Сейчас, товарищи, будьте моими дорогими гостями. После трудового дня не пора ли нам отдохнуть и откушать рожковского хлеба с солью. Объехали мы все шесть совхозов района. Это порядка ста километров. Если не возражаете, мои люди приготовили обед на берегу реки Сережи, где можно покупаться, смыть с себя полевую пыль, а на нас ее за день накопилось много. Пообедаем, поужинаем, подышим кристально чистым воздухом. Ну а если кто спешит домой к женам, тому скатертью дорога.

– Неплохо придумал, Михаил Иванович, – поддержал Бойцов. – Я считаю, не грешно и по чарочке после трудового дня. Как думаешь, Анатолий Алексеевич?

Чистов рассмеялся, ему заулыбались почти все.

– Иван Нестерович человек дела, – сказал Чистов. – Если он одобрил инициативу Михаила Ивановича, то я от дождя не в воду. На этом свете ешь, пей чего дадут, на том не жди, не подадут. Ну что, веди нас, Сусанин. Где твои повара и чем они нас порадуют?

– По коням! – крикнул Бойцов.

Все не спеша сели в автомашины. Заработали моторы, поднялась, как дым от лесного пожара, дорожная пыль. Автомашины поневоле растягивались в длинную, почти километровую цепь. Впереди ехал Трифонов.

На берегу большого омута были расставлены столы. Место было выбрано со вкусом, живописное. Напротив расстилались поляны, окруженные ивами и черной ольхой. Рядом с руслом реки, как бы предохраняя воду от высыхания, росли корявые декоративные дубы неопределенного возраста. Многие из них почти не имели ствола, казалось, сучья шли от самой земли. Сучки сплетались с соседними деревьями, образуя сплошной зеленый шатер из хвороста. Сквозь сучки дубов местами выглядывала в небо крушина, черемуха, а где-то с боку пристраивалась калина. Все небольшие прогалины и крутые берега реки покрылись сплошными зарослями шиповника. В синих сумерках безоблачного весеннего неба пели и щелкали соловьи. Они здесь нашли приют и пищу. Жаль, что петь уже кончили и запоют снова только весной.

По приезду гостей четыре молодых женщины расставляли на столы холодные закуски: салаты из огурцов и помидоров, холодец, колбасу и ветчину. Пахло вареной бараниной и ухой. Запыленные люди выходили из автомашин и шли все к воде большого омута, где вытряхивали пыль, раздевались и бросались в кристально чистую воду. Трифонов купаться отказался. Он превратился в хозяина и обер коха. Им было предусмотрено все: соусы, пряности и компоты, чтобы запивать водку.

Зимин, стыдясь своей худобы, купаться ушел в соседний омут. Мише Попову хотелось поговорить с ним без свидетелей, поэтому подошел к месту, где тот купался. Любуясь красотой природы, сел на берег. Зимин, казалось, лежал на поверхности воды, чуть шевеля мускулами ног, обеими руками мыл свое тело. Когда вымылся, неспешно подплыл к неудобному выходу на берег и вышел к Попову. Спрятался за кустом, выжал трусы и оделся. Подошел к Попову, лег рядом с ним.

– Михаил Федорович! Что ты от меня хочешь? Ищешь чем навредить и как уколоть. От тебя можно ждать любой пакости.

– Неправда, – оправдывался Попов. – До случая на озере я к тебе относился с большим уважением и считал тебя порядочным человеком. Сейчас смотрю на тебя и думаю, все-таки ты предатель. С тобой дружи, а кулак для обороны сжатым держи.

Зимин встал, зло посмотрел на Попова, громко сказал:

– Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала. Ты обвиняешь меня в подлости. Оправдываться перед тобой я не собираюсь. Но еще раз повторю. Я посчитал, что ты был с женой. Я на нее даже не обратил внимания. Одно пойми, подлее тебя во всем Сосновском районе человека не встретишь. Сколько ты своими предательскими интригами предал своих близких товарищей: Вальку Белова, Арепина Лешку и так далее. Не твои слова: «Нас троица – Валька, Димка и я»? У меня еще тогда в Богородске, где ты это говорил, крутилось на языке тебе сказать: «Вас ось Рим-Берлин-Токио. Как она распалась, так и вы распадетесь». За что ты Вальку выгнал? Вы настолько были дружны, друг без друга никуда. Оба любители острых ощущений, то есть женщин, выпивки.