Текст книги "Сосновские аграрники"

Автор книги: Илья Земцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 40 страниц)

Спокойная, уравновешенная Зоя Петровна с характером сестры милосердия, она и работала в больнице медсестрой, смотрела на все проделки и ошибки мужа хладнокровно, никогда его не ругала за появление дома в пьяном виде. Только иногда утром напоминала:

– Голова не болит? Может быть, похмелиться?

Зимин поздно вечером и даже ночью часто завозил домой разгулявшихся своих собутыльников. Она вежливо принимала их, считая за должное. Делала вид, что гостям очень рада. Иногда на закуску приносила последнее. Просила гостей выпить и закусить. Хотя на сердце у нее кипело, как в котле ада, она умело держала себя в руках. Даже мужу все накипевшее высказывала одной фразой: «Еще раз привезешь своих друзей поздно вечером или ночью, не встану с постели, угощай сам». На этом все разговоры заканчивались. Никаких упреков, никаких замечаний не делала. Она никогда не интересовалась его деньгами. Сколько получил, на какие деньги пили и так далее. Когда у нее своих денег не было, она просила: «Мне нужно столько-то». И была всегда довольна своей семьей и работой. С кем бы Зимин вместе ни пьянствовал, на рыбалке, охоте или в выходные дни на озере, в лесу, на реке, как правило, отдых заканчивался его домом. Все знали, что его гостеприимная хозяйка всегда рада гостям, хотя сама ни вина, ни водки не пьет.

Сельскохозяйственный год Сосновского района завершился праздником – Всесоюзным днем работников сельского хозяйства. Были завершены все основные работы и подведены предварительные итоги. Окончательно будет все подсчитано при составлении годового отчета. Наступала зима, забот впереди было много. Надо скот кормить, готовиться к будущему году: возить удобрения на поля, готовить семена к посеву, ремонтировать технику и так далее.

Глава двенадцатая

Зима спрашивала с руководства совхозов, что делали летом. Совхозы «Рожковский» и «Сосновский» грубыми кормами были обеспечены с натяжкой до 15 марта. Совхоз «Сосновский» по укоренившейся традиции из года в год солому закупал за пределами региона, на сей раз в Волгоградской области. Директор совхоза Андрианов сразу же после окончания осенних полевых работ командировал целую бригаду рабочих с двумя автомашинами, прессами и трактором. Трифонов не знал, что делать. Чтобы закупать солому за пределами области, нужны деньги. Денег на счету в госбанке со дня организации совхоза не было ни одной копейки. В ссудах до нового года было отказано. Он надеялся на Чистова, знал, что тот окажет ему необходимую помощь. До Нового года был занят организационными вопросами.

Если в колхозах работали за трудодни, то учет велся примитивно. Как обычно, бригадиры и учетчики не жалели трудодней. К концу месяца ходили из дома в дом и спрашивали, что делал в течение месяца, надеясь на совесть колхозника. Да и колхозники редко кто врал, зная, что на трудодень почти ничего не получишь. Трудодни оплачивали в основном отходами зерна по 300-400 грамм, соломой в два-три килограмма и картошкой весом около килограмма.

Совхоз – дело другое, это государственное предприятие. За все проводимые работы была оплата деньгами. Вершителями зарплаты остались те же бригадиры и учетчики. Стиль своей работы они не меняли, работали по-колхозному. В ведомостях на выплату зарплаты фигурировали тысячи человек. Директор и бухгалтерия совхоза знали, что многие не работали, а зарплата начислена, но доказать было трудно, если рабочий говорил, что работал, бригадир подтверждал. Поэтому на плечи администрации совхоза, управляющих отделениями легла кропотливая работа – учет. В первые месяцы после организации совхоза начислялась большая сумма зарплаты. Административно-управленческий аппарат совхоза, по сравнению с колхозами, возрос в три раза. Всем была установлена приличная зарплата, выплачивать которую было нечем. Доходов ни от животноводства, ни от полеводства не было. Если колхозы занимались подсобными промыслами, то Трифонов на первых порах счел их излишними. Цеха по изготовлению тарных ящиков и токарных изделий из дерева закрыл. Зарплата из месяца в месяц начислялась, но не выплачивалась, копилась. В контору совхоза каждый день приходили, приезжали десятки людей, требовали выплаты зарплаты. Главный бухгалтер Шереметьев хватался за голову, не выдерживал натиска, убегал из конторы. Трифонов грубо ругался и с применением физической силы выдворял просителей из кабинета. Народ негодовал, возмущался. Говорили:

– Быстро зазнался наш Мишка. Вчера лаптем щи хлебал, был рядовым колхозником, как и мы. Сегодня мнит из себя удельного князя.

Чистов вернулся с курорта в середине ноября. Под впечатлением от отдыха на берегу моря долго не мог сосредоточиться на работе, не знал, с чего начать. В первую очередь взялся за помощь Рожковскому совхозу. В Барановском совхозе были обнаружены большие излишки соломы. Невзирая на сопротивление директора Козлова, излишняя солома была передана Рожковскому совхозу, которая обеспечила жалкий рацион скоту на весь стойловый период.

Чистов лично, не считаясь с временем, не веря отчетности, разбирался в каждом совхозе с кормами и поголовьем скота. С первого дня работы в Сосновском райкоме он установил незыблемый распорядок дня. В половине девятого приходил на работу. До двенадцати сидел в кабинете. Для района выпрашивал у областного руководства материалы, технику, комбикорма, минеральные удобрения и так далее. Опрашивал каждый совхоз о надоях молока, продаже мяса, вывозке удобрений. Принимал редких посетителей. После обеда уезжал в один из совхозов по предварительной договоренности с директором. Ходил по скотным дворам. Интересовался суточным рационом животных. Разговаривал с доярками и свинарками. Внимательно слушал их жалобы. Давал советы, как лучше приготовить корма. Руководству совхоза, отделения, заведующим фермами делал замечания и давал указания. Собирал актив отделения совхоза. Намечал мероприятия по улучшению работы. Заставлял брать повышенные соцобязательства. Обещал оказать помощь в удовлетворении их больших просьб. Слова с делом у него не расходились. Помощь он оказывал. Поздно вечером возвращался домой довольный проделанной работой. Как только он уезжал, все о нем тут же забывали. Все оставалось на своих местах по-старому. Каждый думал, в первую очередь, о личном.

В следующие дни Чистов выезжал в другие отделения. Повторял заученно то же самое. И так продолжал он свою работу изо дня в день, из месяца в месяц. Очередность его появления на той или другой ферме равнялась двум неделям. Чистов знал не только бригадиров, заведующих фермами, но и всех доярок и свинарок.

Следом за Чистовым ехали Бойцов, Сафронов, Теняев, главные специалисты управления сельского хозяйства, работники из аппарата райкома и райисполкома. Все советовали, указывали и даже приказывали. Руководству совхозов порой не надо было думать. Им преподносилось все в готовом виде. На четыре совхоза района ежедневно выставлялось до двадцати человек. Директор Барановского совхоза Козлов в узком кругу часто с возмущением говорил:

– Нужны ли мы на местах? Нас подменяют на каждом шагу и с нас же спрашивают. По-видимому, лучше было бы организовать в районе один-единственный совхоз из четырех, и пусть им руководят Чистов и Бойцов. Пользы было бы больше.

Может, Козлов был и прав, сейчас об этом говорить трудно. Однако Чистов с Бойцовым в областном управлении сельского хозяйства и обкоме партии доказывали обратное. Просили из трех совхозов – «Панинского», «Сосновского» и «Барановского» – сделать шесть, ссылались на трудность оперативного управления, разбросанность деревень и так далее, хотя площади земель всех трех совхозов были невелики. В двух совхозах, «Панинском» и «Баранавском», дела шли неплохо. Цель ими преследовалась другая. В обкоме партии и облисполкоме стали сомневаться, нужен ли такой малютка-район, состоявший всего из четырех сравнительно небольших совхозов. Поэтому Чистов решил во что бы то ни стало добиться разукрупнения совхозов. В противном случае район могли снова реорганизовать. Если будет вместо четырех семь, да в будущем организовать один на осушенных торфяниках, район выглядел бы средним. Многие вышестоящие товарищи не спрашивали гектары пахотной земли, а брали за основу количество хозяйств. Снабженческие организации тоже не спрашивали гектары, а делили все поровну по хозяйствам. Поэтому лишние, пусть и маленькие совхозы – залог дальнейшего существования района.

В кабинете у Чистова почти ежедневно собирались по утрам секретари райкома, председатель райисполкома с заместителем, начальник управления сельского хозяйства. Уточняли сводки совхозов о надое молока, продаже мяса и вывозке торфа, основные зимние заботы и работы. Планировали, рисовали воображаемые картины будущего совхозов района. Решали вопросы строительства в поселке Сосновское и совхозах.

Чистов начинал готовить доклад к отчетно-выборной партийной конференции. Повторял решения XXIII съезда КПСС и решения пленумов ЦК КПСС. Одновременно готовился к очередной сессии для сдачи экзаменов в сельхозинституте. Работал он усидчиво, подолгу, но не менял своей традиции посещения совхозов. В неделю раз вместе с Бойцовым ездили в Горький. Жаловались на плохую работу Богородского ПМК треста «Облсельстрой». Просили организовать свое Сосновское ПМК. Говорили, что все животноводческие помещения в районе пришли в ветхость, и только из-за нехватки скотных дворов сдерживался рост животноводства.

Секретарь обкома партии Семенов, завсельхозотделом Низовцев вызывали управляющего трестом Сенькина. Предлагали ему помочь сосновцам организовать у них свое ПМК. Сенькин решительно отказывался. Говорил, что для такого района-малютки свое ПМК нецелесообразно. «То, что мы им построили, до сих пор не занято». Перечислял, что в Барановском совхозе два скотных двора были только что сданы в эксплуатацию, пока наполовину заняты скотом – в Сосновском, Панинском совхозах и так далее. Факты приводил убедительные.

Капли воды, говорят, камень долбят. При каждом вызове в обком Сенькину напоминали о помощи сосновцам. Сосновцы, в свою очередь, капали легонько в обкоме, облисполкоме и управлении сельского хозяйства. Тресту «Облсельстрой», наконец, разрешили создать одно ПМК на три района – Павловский, Сосновский и Вачский. Об этом узнали Чистов с Бойцовым, они ухватились обеими руками, что этому ПМК место в Сосновском. Обком партии в принципе не возражал, но председатель облисполкома Чугунов Бойцова с Чистовым из «аграрников» переименовал в «сосновских дельцов». Он говорил, что место ПМК – город Павлово. На этом настаивал и управляющий трестом Сенькин, мотивируя тем, что Павлово – центр, а Сосновское, одинаково что и Вача, – захолустье.

Однако назойливость Чистова с Бойцовым взяла свое. Секретарь обкома распорядился ПМК на три района организовать в Сосновском. Секретарь Павловского горкома партии Логинов отталкивался от ПМК и не возражал организовать его в Сосновском. Он правильно считал, что нет никакой разницы, где будет ПМК. Самое главное, лишь бы строило. Ведь Министерство рыбной промышленности СССР находилось в Москве, а основная добыча рыбы шла в Тихом и Атлантическом океанах. Поэтому ни министр, ни его аппарат не участвовали в ловле рыбы, однако рыболовецкие траулеры бороздили моря и океаны.

Вопрос об организации ПМК в поселке Сосновское был решен, но с организацией трест не спешил, ссылаясь на Москву – после утверждения промфинплана и штатного расписания.

При очередной поездке в Горький Чистову сообщили, что вопрос с ПМК решен в их пользу. Окрыленный такими успехами секретарь райкома приехал в Сосновское, зашел к себе в кабинет и вызвал к телефону Бойцова. Бойцов только что вернулся из района, где, как говорят, набрался до чертиков. Еще не поспел раздеться и до конца дослушать упреки жены, как раздался звонок. Бойцов подошел к телефону, снял трубку. Раздался голос Чистова:

– Иван Нестерович, если можете, зайдите ко мне.

– Сейчас иду, – ответил Бойцов и небрежно бросил трубку.

Жена его, Надежда Владимировна, вцепилась в рукав пальто и закричала:

– Никуда не пойдешь, ты пьян, а ну, живо раздевайся!

Бойцов легонько оттолкнул ее и выбежал на улицу. Чистов в хорошем настроении, сияющий как майская роза, встретил Бойцова словами:

– Слава богу, Иван Нестерович, все в порядке. ПМК будет организована у нас в Сосновском.

Но увидев перед собой пьянущего Бойцова, улыбаться перестал. Нос побелел, уши и щеки покраснели. Сквозь зубы полушепотом сказал:

– Где ты так набрался?

– Гости у меня, Анатолий Алексеевич, – врал, оправдываясь, Бойцов. – Приехал из Горького свояк. Вот и тяпнули пару бутылок.

– Я хотел с тобой посоветоваться, – сказал Чистов, – в отношении кандидата на должность начальника ПМК. Надо подобрать умного энергичного мужика, но ты пьян. Поэтому поговорим завтра.

– Почему завтра? – заплетающимся языком сказал Бойцов. – Этот вопрос мы должны решить сегодня, а завтра продебатировать в присутствии Бородина, Сафронова и Теняева. Мы с тобой Советская власть в районе. Наше с тобой решение опровергнуть никто не имеет права. Если ты меня вызвал советоваться, то слушай мое решение, окончательное, бесповоротное. Начальником ПМК я не рекомендую, а настаиваю назначить Черепкова Сергея Петровича. Мужик умный, энергичный, грамотный.

– Еще что скажешь? – зло оборвал его Чистов. – К сказанному тобой можно добавить: жулик, пройдоха и вор. Ты знаешь о том, что четыре года назад твой Черепков у секретаря райкома Сулимова ползал на коленях и просил со слезами прощения. Защитил его тогда Петр Жуков, тогдашний заместитель председателя райисполкома. Иначе бы твоему Черепкову сидеть в тюрьме. Ты был у него в двухэтажном личном особняке. Он его построил не на свои заработанные деньги.

– Грехи за всеми бывают! – закричал Бойцов. – Говорят, один Бог без грехов, да в это что-то не верится. Старая пословица: кто старое помянет, тому глаз вон.

– Ты не кричи, – предупредил Чистов. – Я пока не оглох, хорошо слышу. Давай прекратим этот разговор.

– Я рекомендую Черепкова на должность начальника ПМК и настаиваю на этом! – громко говорил Бойцов.

– Не пройдет этот номер, Иван Нестерович, – возражал Чистов. – Как быстро ты с ним, с прохвостом, подружился.

– Не смей так говорить о человеке, – закричал Бойцов, – если сам его не знаешь.

– Отлично знаю, – сказал Чистов. – Не только его, но знал и его отца, гармониста. Они всю жизнь только и знали, что пели да плясали. Работать не хотели и жили хуже всех. Давай ты не будешь спорить, Иван Нестерович, лучше на трезвую голову обсудим этот вопрос.

– Я официально тебе заявляю, буду принципиально настаивать!

Они молча вышли из здания райкома партии. У Бойцова в голове витали буйные мысли. «На этот раз я настою на своем, – думал он. – Миша Попов настоящий вор. Надо было судить преступника. Чистов его спас, не посоветовавшись ни с кем из членов бюро. Сделали ход конем, на смех курам. Устроил его в милицию, чтобы замять шумиху. Даже дураку понятно, это провокация. Пусть попробует отклонить кандидатуру Черепкова. Тогда я тоже сыграю злую шутку с Поповым».

Чистов тоже думал о Черепкове: «Стоит ли портить хорошие отношения из-за какого-то Черепкова. Раз Бойцов принципиально настаивает, дам направление Черепкову, пусть едет оформляться. Ошибся я в тебе, Иван. Когда учились в партийной школе, ты мне казался значительно умней. Сейчас я убедился, глупец ты из глупцов и вдобавок пьяница. Но сейчас уже поздно раскаиваться. Тронь тебя, грехов не оберешься».

С нехорошими думами Чистов пришел домой. Дома его ждало печальное известие. В сенях его встретила жена Антонида Васильевна и сообщила:

– Горе-то какое, Анатолий, – и заплакала.

– Тоня! Говори толком, что случилось? – спрашивал Чистов, вручая ей сумку с продуктами, привезенными из Горького.

– Колотихин умер, – всхлипывая, сказала Антонида Васильевна. – Похороны послезавтра.

– Успокойся, дорогая, – сказал Чистов. – К этому мы с тобой подготовлены. Известие о смерти Колотихина не застало нас врасплох. Рак – болезнь неизлечимая. Мы с тобой знали, болел он давно. Спасибо ему за брата Ивана. Из слесаря вытащил его в начальники отдела кадров. Правда, по этому поводу среди рабочих много разговоров. Время да труд все перетрут. Поговорят и бросят.

– Справится ли твой Иван? – сказала Антонида Васильевна. – Он же малограмотный. С грехом пополам окончил четыре класса. Пишет, как курица лапой. Его писанину я с трудом разбираю.

– Об этом не твоя забота, Тоня, – повысив голос, сказал Чистов. – Писать научится, еще не стар, всего тридцать семь лет. Не сразу профессорами становятся. Люди всю жизнь учатся. Хватит мужику у станка стоять. Пока я глава Сосновского района, надо помогать. Что ни говори, родной брат.

На следующий день Чистов, не заходя в райком, уехал в родное село Давыдково для организации похорон своего лучшего друга и одновременно для подбора кандидата на должность директора завода вместо Колотихина. Автомашину поставил у дома матери. Колотихин лежал в гробу на квартире. Чистов распорядился немедленно перенести гроб с телом в клуб и назначить почетный караул. Организацию похорон взял на себя брат Чистова Иван.

Чистов пришел к главному инженеру завода Агееву. Семья Агеева жила в Горьком. Он по непонятным причинам год назад приехал в Давыдково, Колотихин пригласил его работать главным инженером. Работал он исполняя должности директора и главного инженера, так как Колотихин уже болел. «Лучшей кандидатуры на пост директора не сыщешь, – думал Чистов. – Агеев окончил индустриальный институт. Перевезет семью в Давыдково, будет жить и работать. Дом его матери еще хороший, вполне пригодный к жилью».

В кабинет к Агееву были приглашены секретарь парткома, начальники цехов, пришел и брат Чистова Иван. Чистов, улыбаясь, спросил его:

– Ну, как, Иван, с новой работой справляешься?

– Отличная работа, Анатолий, – ответил Иван. – Справляюсь, кажется, неясного ничего нет.

– Отлично справляется, – подтвердил Агеев. – У него хорошая помощница – инспектор по кадрам. Она пишет и на машинке печатает. Дело Ивана – проверять и подписывать.

– Товарищи, – сказал Чистов. – Я пригласил вас, партийный актив завода, посоветоваться. Как вы считаете, если на должность директора завода мы будем рекомендовать товарища Агеева, справится он или нет?

Все разом заговорили:

– Справится.

– Тогда вопрос решен. Товарищ Агеев будет вашим директором вместо покойного Колотихина.

Вечером братья Чистовы сидели в доме матери у пускавшего клубы пара, начищенного до блеска самовара. Подвыпивший Иван говорил:

– Назначь меня заместителем директора, гарантирую, что справлюсь. Эдак бы годика два поработал и можно бы в директора. Директора тоже звезд с неба не хватают. Сделаны из такого же теста, как и я.

– Пока рано, Иван, об этом говорить. Время покажет. Прежде чем ставить тебя замдиректора, надо место освободить. Работает живой человек, а не робот. Самое главное, надо учиться.

– Учусь в пятом классе, – ответил Иван. – Но учеба-то очень тяжело дается.

Бойцов не забыл вчерашний разговор с Чистовым. Отступать от своего предложения не собирался. «В конце концов, – думал он. – Пора иметь под боком хороших друзей. Родных в районе никого нет. У Чистова во всех деревнях свои да знакомые. На всякий пожарный он потихоньку окружает себя своими людьми. В этом я ему не мешаю. Пусть и он мне не мешает».

Чистов с Бойцовым разговаривал по телефону. Поручил Бойцову заказать венки от райкома партии, райисполкома, от себя лично. Спросил, как дела и так далее. Не откладывая в дальний ящик, по принципу «Куй железо, пока горячо», Бойцов пригласил к себе Черепкова:

– Вот что, дорогой друг, – сказал Бойцов. – Хватит тебе прозябать в автоколонне. Решил тебя выдвинуть на ответственную руководящую работу.

Черепков настороженно спросил:

– Куда, Иван Нестерович?

– Не спеши, не кудакай, – оборвал его Бойцов. – Хочу сделать тебя начальником ПМК. Будем заниматься строительством не только в Сосновском районе, но и в Павловском и Вачском.

– Справлюсь ли я? – спросил Черепков. – Я же не строитель, да и образование липовое. С трудом пополам окончил Сосновский вечерний автодорожный техникум.

– Справишься, – убеждал Бойцов. – У тебя будут специалисты-строители, главный инженер, начальник ПТО, на местах – прорабы и мастера. Твое дело командовать. Притом из автоколонны тебе пора уходить. Жалоб на тебя сыпется, как граду во время грозы. Пойми меня правильно, настанет день, и я не смогу тебе ничем помочь. Все, дорогой мой, до поры до времени. Хорошо я тебя поддерживаю. Думаю, понимаешь меня.

– Спасибо, Иван Нестерович, за вашу доброту, – благодарил Черепков. – Век вас не забуду. Раз надо, то надо. Я согласен.

– Вот и отлично, – сказал Бойцов. – Пока об этом будем молчать. Вопрос с организацией ПМК решен. Как ты потребуешься, приглашу.

На похороны Колотихина приехали почти все руководители районного партактива. Когда гроб с телом опускали в могилу, Чистов вспоминал далекое прошлое. Он видел гроб с телом и воображал, что перед его глазами стоял живой Колотихин, радостный, с улыбкой. Когда в могилу, стуча о гроб, полетели комья земли, Чистову показалось, что он только проснулся. Жена Антонида Васильевна держала его за рукав пальто, задыхаясь от рыданий, говорила:

– Жизнь человека коротка. Пока живешь, ощущаешь все окружающее душой и телом. Умер – вечное забытье, превращение в мертвую материю.

Поминки для всех смертных были организованы в столовой завода. Только избранные угощались и поминали Колотихина на квартире. Старушки крестились, просили умершему Царства Небесного. Неверующие говорили: «Помяни, Господи, душу грешную», – и вспоминали, что покойный любил.

С похорон Чистов, удрученный пережитым, ехал вместе с Бойцовым. У того настроение было приподнято выпитым, и, чтобы развеять скорбь Чистова, он сказал:

– Анатолий Алексеевич! Я считаю, нашей первоочередной задачей является организация у нас в районе своей «Сельхозтехники».

Чистов внимательно посмотрел на него, промолчал. Его мозг был занят не покойным Колотихиным, а подготовкой и проведением отчетно-выборной партийной конференции, подготовкой доклада и подбором кандидатов в состав бюро райкома. Он был уверен на все 100 процентов, что будет избран секретарем райкома. Однако в каком-то тайнике мозга возникали сомнения: «Все может быть, и всякое бывает». Он думал: «Надо немедленно разобраться с кормами в Сосновском совхозе. Объехать все фермы, поговорить с народом. Директор совхоза Андрианов как человек вроде ничего, но как директор ни к черту не годен, но ставить оргвопрос пока рано, надо присмотреться, подождать. У Андрианова большие связи с Борисом Коровкиным. Коровкин каждый день бывает у секретаря обкома. Он может поддержать его, а меня оставить в дураках». Тут же возникало противоречие: «Браться за дела буду после конференции, а сейчас пока обожду. Да что я, в самом деле, голову повесил. Какие могут быть сомнения. Самое главное, обком партии мне оказывает большое доверие и поддержку. Все будет в порядке. Какие могут быть сомнения». Сомнения и противоречивые мысли снова и снова возникали в его голове. Он думал: «Не внушают доверия Каташин с Сафроновым. Но против меня выступить не посмеют, да это и безумие».

У Чистова имелись свои люди, которых можно было назвать осведомителями или тайными агентами. Появились они неорганизованно, стихийно. На первых порах они не нравились своим усердием. Преподносили все с преувеличением, иногда с искажением. Чистов всю шелуху с их доносов отбрасывал, извлекал только рациональное зерно. Вначале их доносы воспринимал нервно, но отказать не хватало мужества. Со временем они стали большой необходимостью – сообщали обо всем и вовремя. К концу года Чистов без доносчиков уже не мог жить. Если никто из этих людей не появлялся день или два, он их вызывал и спрашивал, что нового. Они стали необходимы как воздух. «Говорят, без пищи, – думал Чистов, – человек может прожить пять недель, без воды – пять дней, без воздуха – пять минут, а без этих людей больше года я не продержусь».

– Ты что задумался? – снова спросил Бойцов. – Мне кажется, нам надо ходатайствовать об организации своей «Сельхозтехники».

– Давно пора, – ответил Чистов. – Рад бы в рай, но грехи мешают. Трудное это дело, Нестерович. Об этом пока нигде – ни в обкоме партии, ни в облисполкоме – слова выговорить не дают. До конца не выслушивают, дают отказ. Но мы все-таки добьемся своего. Рано или поздно у нас будет «Сельхозтехника».

Надо отдать должное первым шагам Чистова на работе. Отсеивая недостатки, которые не чужды простому смертному, всего себя он отдавал работе, развернувшемуся строительству в поселке Сосновское и подъему сельского хозяйства. Болел душой за каждое хозяйство, отделение, бригаду. Старался познать все сам. Людям он верил. Старался помочь каждому руководителю. С подчиненных требовал точного исполнения поручений. Слегка журил провинившихся за пьянку. Но не переносил критики в свой адрес. С первого шага он возомнил себя непогрешимым. Если кто-то осмеливался назвать его действия неправильными, то такой работник казался ему сомнительным. Сомнение переходило в недоверие. Недоверие – во вражду. Однажды его верный слуга, инструктор Иванов, не подумал, что на него тоже могут донести, как он делал сам. В приступе гнева или обиды за нехватку транспорта сказал:

– Анатолий Алексеевич две легковые машины райкома партии присвоил себе. Считает их своими личными вместе с шоферами. Часто обе стоят в гараже. Попроси поехать по делу – откажет. Сам их на девяноста процентов использует только в личных целях. Сына-дурачка два раза в неделю возит в школу малоразвитых детей в город Кстово. Дочь Нину, студентку, отвозит каждые выходные. Антонида Васильевна через день катается по базам Павлово и Горького в поисках импортных товаров. Автомашина «Волга» с шофером Дегтевым словно дана не организации, а семье Чистова.

О возмущении Иванова незамедлительно было донесено Чистову. Он, не раздумывая, перевел Иванова, даже с повышением, на должность временно исполняющего обязанности секретаря райисполкома.

Подготовка к предстоящей конференции отнимала у Чистова много времени. Самое главное – работа над докладом. Подчиненные собирали нужные сведения по итогам года. Обрабатывали и давали ему в готовом виде. Он еще раз анализировал их и вносил в доклад. Чтобы развеяться и собраться с мыслями, по установившейся традиции после обеда выезжал в район. С большим трудом подготовил доклад и зачитал его на очередном бюро. Члены бюро одобрили с небольшими добавлениями и изменениями.

– На проведение конференции нужны деньги, – говорил Чистов. – Будет двести пятьдесят делегатов и приглашенных. Всех надо накормить обедом с небольшим приложением – сто пятьдесят грамм водки и бутылка пива на душу. Денег нужно из расчета три рубля на человека, то есть семьсот пятьдесят рублей. Райком партии такими деньгами не располагает.

– Три рубля на человека много, – сказала член бюро Тихомирова. – Достаточно будет одного рубля. Водкой не обязательно поить. Кому надо будет, сами купят. Всем членам бюро, гостям и представителю обкома партии обедать надо вместе с делегатами, не отделяться от народа. Все мы коммунисты и должны быть наравне.

– Все правильно, Надежда Александровна, – улыбаясь, сказал Чистов. – Как коммунист сказали вы справедливо, но не вовремя. Партийная конференция собирается один раз в год. Все делегаты на конференции чувствуют себя как на празднике. Для хорошего настроения сто пятьдесят грамм водки не повредят. Мы люди русские и любим пить по-русски.

Члены бюро заулыбались.

– Я голосую, товарищи, – продолжал Чистов. – Кто за мое предложение, прошу голосовать.

Все, кроме Тихомировой, подняли руки.

– Кроме того, нам надо хорошо принять и угостить приглашенных товарищей с Павловского, Богородского и Вачского районов. Присутствовать на конференции будет и представитель обкома партии. Это порядка десяти человек. Поэтому, я считаю, обед для наших гостей и нас, районного руководства, из расчета на тридцать человек организуем в столовой Сосновского совхоза. Место там вечером безлюдное, отдаленное от любопытных глаз. С директором совхоза Андриановым я говорил. Он заверил меня, что все сделает, все приготовит. Я считаю, нам, руководству, и приглашенным вместе со всеми делегатами конференции обедать будет неприлично. Лишнего не выпей, не съешь, только лишние разговоры. В этом вы, товарищ Тихомирова, не правы. Вопрос – кто нам поможет деньгами.

– Разрешите, Анатолий Алексеевич, – сказал директор завода «Металлист» Шурочков. – Пусть каждый завод, совхоз и так далее перечислит определенную сумму на счет райкома партии или сельпо.

– Мне кажется, – сказал Бойцов, – на мелочи размениваться не надо. Чтобы не было лишних разговоров, пусть Шурочков один перечислит деньги на проведение конференции – семьсот пятьдесят рублей.

– Не могу, – возразил Шурочков. – Деньги небольшие, но у нас, совестно сказать, критическое положение.

– Товарищи, не будем торговаться, – продолжал Бойцов. – По этому вопросу я говорил с директором Елизаровского завода Горшковым. Он обещал перечислить тысячу рублей, а может, уже перечислил.

– Зачем тысячу? – возразил Чистов.

– Как зачем! – ответил Бойцов. – Не последний день живем на белом свете, пригодится. Гости у нас почти каждый день.

– Согласны с твоим предложением, Иван Нестерович, – улыбаясь, за всех ответил Чистов. – Как думаете, члены бюро?

Все молчали, каждый думал свое.

– Единогласно, – подтвердил Чистов.

Конференция прошла на высоком уровне. Критики в адрес райкома партии не было. Состав членов пленума и бюро райкома, секретарей и заведующих отделами остался старым. Делегатов конференции кормили в районной столовой и столовой завода «Металлист». Руководство района с приглашенными и представителем обкома обедали в столовой Сосновского совхоза. Обед продолжался до двух часов ночи. Все были довольны, кроме прокурора Алимова.

Он возмущался, говорил сам себе: «Прокурор я или не прокурор?» Начальника милиции Асташкина пригласили обедать в совхозную столовую вместе с руководством, а его обошли. «Вы меня будете помнить», – думал Алимов. Он узнал, что деньги на обед выделил Елизаровский завод, а из каких источников, его это не интересовало. Он, не откладывая в дальний ящик, решил немедленно приступить к расследованию. Считал, что Горшков наличными деньгами рассчитался за обеды и водку. Закон он знал хорошо, за продукты и обеды деньги не имеют права перечислять ни заводы, ни совхозы. Знал и управляющего госбанком Соколова как человека закона и всевозможных инструкций. Поэтому наличные деньги обязательно должны были пройти через кассу завода. «Здесь что-то неладное, подозрительное», – думал Алимов.