Текст книги "Сосновские аграрники"

Автор книги: Илья Земцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 40 страниц)

Чистов поставил на стол недопитый чай. Посмотрел на недопитую рюмку с водкой. Кузнецов это заметил и спешно долил.

– Трудное дело, Михаил Иванович. Соколов тоже на своем месте, – говорил Чистов. – Перевешайте мочало, прикиньте сколько вам потребуется денег, то же самое и с зарплатой.

– Пока мы прикидываем и подсчитываем, – сказал Трифонов, – мочало от нас уплывет.

– Подъезжай завтра утром, Михаил Иванович, ко мне, и будем решать вопрос. Я считаю, мы уговорим Соколова.

– Он очень тяжелый человек, – возразил Трифонов. – Как собака на сене. Договориться с ним очень трудно. У него в голове только инструкции и законы. Мне кажется, Анатолий Алексеевич, вы его распустили. Надо его привести к порядку.

– Вообще-то не мешало бы, – сказал Чистов и задумался: «Только тронь его, он коршуном на меня налетит. Он аскет, а не человек. Ходят слухи, он все наши махинации записывает в дневник. А сколько их. Все время гости и гости. Всех не навалишь на шею одного директора совхоза Трифонова. Поэтому приходится подключать директора Елизаровского завода Горшкова, да и давыдковцы оказывают помощь».

– Только вы, Михаил Иванович, выходите с Зиминым независимыми от Соколова, так как вас выручают шофера и лес.

– Все правильно, Анатолий Алексеевич, – улыбаясь, ответил Трифонов. – Если бы я был зависим от Соколова, он давно бы меня съел.

– Да ну, – удивленно посмотрел на него Чистов.

В избу вошла Катя с трехлитровой банкой меда в руках, за ней Кузнецов ввел пеструю гончую. С порога громко сказал:

– Посмотри, Анатолий Алексеевич, какую красавицу я приобрел. В Меньшиково купил у знаменитого лесника. Вот приедет начальство, и мы ее опробуем. Идет не только за лосем, но и за зайцем, лисой. Белку облаивает.

– Не понимаю я в собаках, Сергей Васильевич. Вот если бы ты привел… – Чистов не договорил.

Кузнецов понял, что хотел сказать Чистов, дополнил:

– Если хотите, и бабу приведу.

– Не надо, Сергей Васильевич. Я хотел в шутку сказать.

– Какие там шутки, Анатолий Алексеевич. Все мы люди живые, и нам требуется живое.

Чистов глазами показал на перегородку кухни, где Катя закрывала целлофановой крышкой банку с медом.

– Она ничего не слышала, – сказал Кузнецов, – да если и услышит, дальше моего дома никуда не унесет.

– Может, в домино сыграем? – предложил Трифонов.

– Нет! Михаил Иванович, – ответил Чистов, – пора домой. Завтра будет напряженный день. Надо хорошо выспаться. С привозом гостей и охотой мы с вами договорились.

– Договорились, Анатолий Алексеевич, – заверил Кузнецов. – Везите сразу ко мне, места хватит, изба большая.

– До свиданья, Сергей Васильевич и Катя, – сказал Чистов и, покачиваясь, пошел из избы к автомашине.

Кузнецов его обогнал, у автомашины открыл дверку и поставил банку с медом между задним и передним сидениями. Чистов открыл багажник, вытащил запыленную фуфайку, передал ее Кузнецову.

– Сергей Васильевич, это чтобы банка не разбилась. Будьте добры, заверните ее фуфайкой.

Кузнецов как мог укутал банку и поставил.

«Хороший ты мужик, Сергей Васильевич, – думал Чистов. – От тебя ни разу не уезжал я с пустыми руками. Что-нибудь на посошок да уложите мне в машину. Если не меду, то топленого коровьего масла или мяса. Живешь ты отлично. Все у тебя есть. На прием гостей тоже не скупишься. Каждый день у тебя гости. Всех ты принимаешь и угощаешь».

Чистов не задумывался над тем, за счет каких средств Кузнецов принимает и угощает всех работников райкома, райисполкома и нужных ему людей. Встречает и провожает гостей он по рангам. Одних угощает водкой, а кое-кого и коньяком. Всех остальных, сошек помельче, – самогоном. В неделю раз Катя по заведенному графику выгоняла 10 литров самогона, в месяц – 35-40 литров, и весь самогон выпивали.

В мясе он не нуждался. Заведуя отделением совхоза, тоже в неделю раз убивал хорошо упитанную телку и свинью якобы на питание прикомандированным трактористам и шоферам. Все делалось законно, обоснованно. Главный ветеринарный врач совхоза Щеров, лучший друг Кузнецова, на каждое убитое животное писал акт выбраковки. Устанавливал вымышленный диагноз болезни. На складе приходовали 30-40 процентов мяса. Остальное, львиную долю, брал себе Кузнецов. Давал Щерову, кладовщику, кое-что перепадало и членам комиссии, то есть мясникам. Никто из нужных Кузнецову людей обижен не был. В вверенном ему отделении совхоза были три большие фермы крупного рогатого скота, в деревнях Венец, Залесье и Вилейка, а также две свиноводческие фермы в Венце и Вилейке. Настоящего контроля за деятельностью начальника отделения и главного ветеринарного врача со стороны администрации совхоза не велось.

Пользовался в свое время благами Кузнецова и директор совхоза Трифонов, который по складу ума и развитию был недалек. Однако он многое знал. Вначале не придавал значения, так как сам пользовался. Пользоваться не стал в результате образовавшейся между ними трещины. Но и боялся привести Кузнецова к порядку, так как тот был близким другом Чистова. Трифонов знал, что, обижая Кузнецова, можно обидеть и самого Чистова. Поэтому решил настроить Чистова против Кузнецова. На это требовалось время. Спешить не следовало. Действовал по пословице: «Вода камень точит».

На следующий день позвонил по телефону Семенов.

– Анатолий Алексеевич, – раздалось в трубке. – Как у вас дела? Как с уборкой?

Чистов кричал в трубку:

– Все в порядке, Василий Иванович.

– На выходные дни я к вам приеду, – сказал Семенов. – Мы с вами детально разберем все вопросы.

– Давно вас ждем, Василий Иванович, приезжайте.

После десятиминутного разговора с Семеновым Чистов попросил немедленно разыскать Трифонова. Поручил это Бородину. После телефонных звонков во все отделения совхоза Бородин разыскал Трифонова в деревне Залесье. Передал Трифонову, что едет Семенов. Завтра, то есть в пятницу в 12 часов, будет в Сосновском.

Началась подготовка ко встрече желанного гостя. Готовили ночлег. В доме Кузнецова рабочие женщины совхоза мыли потолки и стены. Драили полы. Привели в полный порядок и баню. Трифонов готовил все сам. Сам съездил к рыбакам на Оку, купил 5 килограмм стерляди. Сам делал заливную рыбу. Холодные мясные закуски готовили повара совхозной столовой.

В пятницу в половине первого вороная обкомовская «Волга» заскрипела тормозами у здания Сосновского райкома партии. Из машины вышли Семенов и Росляков Спиридон. Не спеша прошли в кабинет Чистова. Там собрался актив района, который направлялся на охоту: Бойцов, Бородин, Зимин, Михайловский.

Чистов обстоятельно доложил Семенову о проделанной работе по уборке урожая. О перспективах развития животноводства в районе. Увеличении кормовой базы за счет освоения торфяников, в частности Горского, Горелого и Лесуновского болот. Первая ласточка, как говорил Чистов, уже есть.

– Торфяник поймы реки Чары для Рожковского совхоза освоен. Сейчас Рожковский совхоз подтянется и экономически будет выглядеть не хуже передовых совхозов района, то есть Барановского и Панинского.

По словам Чистова, дела в Сосновском районе обстояли хорошо. Взятые социалистические обязательства выполнялись, не говоря уже о плане. Закупка мяса районом выполнена уже годовая. Совхозы «Рожковский» и «Сосновский» специализировались только на крупном рогатом скоте. Свинофермы и овцефермы ликвидировали. Поэтому все поголовье овец и свиней везли на мясокомбинаты в Павлово и Горький. В совхозе ежедневно забивали десятки голов. С закупкой и сдачей молока государству дела обстояли хуже. Совхоз «Рожковский» надаивал пока только 1000 литров.

В конце своей пятнадцатиминутной речи Чистов от имени партактива района заверил областное руководство:

– В лице вас, Василий Иванович, приложу свой разум и власть. Возложенные на район обязательства выполню с честью.

– Как обстоят дела в совхозе «Рожковский»? – спросил Семенов. – Стоит ли туда ехать на охоту?

– Я заверяю вас, Василий Иванович, – сказал Чистов, – директор совхоза Трифонов взятые совхозом социалистические обязательства с честью выполнит. Можно при его возможностях надеяться и на большее.

Семеновым был затронут самый больной для Чистова вопрос, поэтому он постарался перевести разговор на другую тему. Но Семенов не хотел сдаваться и спросил:

– Как вы думаете поднимать сельское хозяйство? Ведь греха таить нечего. Как я запомнил, Сосновский район пока топчется на одном месте. Если откровенно, то ваши колхозы до организации совхозов всех видов сельхозпродукции давали значительно больше, чем сейчас. В чем же дело, Анатолий Алексеевич? Мы пошли вам на уступки, согласились на специализацию ваших совхозов. По этому вопросу я вас поддержал. Сейчас я понял, из специализации у вас ничего не выйдет. Вы уже свернули, то есть ликвидировали овцеводческие и свиноводческие фермы, уничтожили всю птицу. Вместо того чтобы увеличить поголовье крупного рогатого скота за счет уничтожения других ферм, вы выбрали неправильный путь – уменьшили и поголовье крупного рогатого скота. Вы пошли вообще на свертывание всего.

Могли бы использовать пойменные луга реки Сережи, до военного времени они у вас кормили весь скот района. Несмотря на огромные затраты государства на мелиорацию, вы там пока и пальцем не шевельнули. Луга заросли лесом и кустарником, и остатки зарастают. Вы ударились в освоение торфяников, но поймите меня правильно, это новое и пока не изученное до конца дело. Результаты освоенных торфяников покажет время. А вот луга, лесные и полевые сенокосы? Мужики ими издревле пользовались, и толк был немалый.

С кормовой базой, Анатолий Алексеевич, вы пошли тоже по пути наименьшего сопротивления. Поля вместо клевера стали засевать злаковыми травами, которые обедняют почву. Мне кажется, основной упор надо делать на производстве зерна. Старая пословица: «Хлеб всему голова».

– Я вполне с вами согласен, Василий Иванович. Нами все продумано. С вашей помощью произведем замену основного стада крупного рогатого скота на более продуктивное. Увеличим поголовье в два – два с половиной раза. Срок для этого – три года. Для этого у нас есть все необходимое.

Что касается торфяников, то, я считаю, курс мы взяли правильный на их освоение по примеру Московской области. Попутно с освоением торфяников мы проводим коренное и поверхностное улучшение лугов и пастбищ. За три года машинно-мелиоративная станция, возглавляемая товарищем Зиминым, провела коренное улучшение лугов и пастбищ на площади 2500 гектаров. Возможности освоения лугов и торфяников у нас в районе не ограничены. Начало мы уже положили. Экспериментальный посев на торфянике поймы реки Чары дал потрясающий результат. Мы с вами, Василий Иванович, сегодня же проедем, нам по пути.

С поймой Чары все закончено. Сейчас товарищ Зимин перебрасывает все на Горское болото. Через пять-семь лет на освоенных торфяниках думаем создать специализированный совхоз. Более двух тысяч гектаров торфяников уже осушено бывшим торфопредприятием. Только проводи ММС культуртехнические работы и сдавай в эксплуатацию.

Вы правы, Василий Иванович. Дела в наших совхозах пока неважные, не достигли еще уровня колхозов, но все поправимо, и районная партийная организация надеется на это, на будущий год мы уже возьмем повышенные соцобязательства. Возьмем реванш. Специализация для нас – верный способ ускорить поднятие сельского хозяйства. Спасибо тем, кто ее придумал.

Раздался телефонный звонок. Чистов с недовольным выражением лица медленно поднял трубку. В трубке услышал голос Трифонова. По лицу Чистова поплыла улыбка.

– Слушаю вас, Михаил Иванович.

Голос Трифонова из мембраны телефона был слышен на весь кабинет.

– Анатолий Алексеевич, рабочие совхоза без объявления забастовали. Сегодня на работу больше семидесяти процентов не вышло. Ни угрозы, ни уговоры не помогают. Все занимаются своими личными делами.

– Я же вам послал начальника милиции с прокурором, – прижимая плотнее к уху трубку, краснея, сказал Чистов.

– Какая от них помощь, – громко раздалось в трубке. – У прокурора в голове одни законы и статьи из Уголовного и Гражданского кодексов: «Этого делать нельзя», «Это не положено», – и так далее, а как же быть? Прокурор отказался оказать какую-либо помощь. Начальник милиции Асташкин отправился к нашей аптекарше и провел с ней два медовых дня и ночь. Сначала на ее растрату вел следствие, а сейчас уже любовь крутит. Ей двадцать лет, а ему за сорок.

Лицо Чистова сделалось багрово-красным. Верхушки ушей стали бледнеть.

– Я с ним разберусь, Михаил Иванович, – и, обращаясь к Бородину, Чистов попросил. – Вызовите на понедельник прокурора и начальника милиции. Вот сластники!

Из трубки в это время раздавалось:

– Зачем их держать в районе? Давно надо в шею гнать. На Лесуновских полях все растащили и никого не хотят ловить и привлекать к уголовной ответственности.

– Потом об этом, Михаил Иванович, – перебил его Чистов. – Со мной рядом сидит Василий Иванович. Жди, едем к тебе.

– Давно жду, – уже добродушно, повеселевшим голосом раздалось из трубки.

– Главное, Михаил Иванович, уборка урожая! – крикнул Чистов и повесил трубку.

– Что за ЧП у него? – спросил Семенов. – Уж не забастовка ли, в самом деле?

Чтобы не вскрывать истинного положения, что по прямой вине самого Трифонова в деревнях Ольгино, Марфино и Николаевка весь народ еще с 10 августа, а некоторые и раньше, ушли к водоемам на выдирку мочала, почти все мужики села Венец, деревень Вилейка и Красненькая уехали за длинным рублем на лесозаготовки в Кировскую область, так как подсобные цеха по производству ящиков и токарных изделий Трифонов закрыл, Чистов быстро сориентировался, ответил:

– Замучили нас, Василий Иванович, престольные праздники. Народ стал жить отлично, ищут любой повод лишь бы блеснуть, справить праздник. Празднуют все праздники, религиозные и советские.

– Это сейчас повсеместно, – согласился Семенов.

– Василий Иванович, – сказал Чистов. – Я вам наши перспективы не полностью описал. По данным землеустройства 1930-33 годов, в нашем районе в одной только пойме реки Сережи числилось свыше трех с половиной тысяч заливных и суходольных сенокосов. В настоящее время от них осталось не более пятнадцати процентов. Все заросло лесом. Вот мы и думаем взяться за освоение этих площадей. Вначале приведем в порядок существующие луга, а потом будем расширять.

Предварительные обследования дали отличные результаты. Почти все сенокосы расположены на погребенных торфяниках, под слоем полуметрового ила. Их погребли паводковые воды реки Сережи. А может быть, и наносы лесовидного песка, то есть леса. Ведь с севера, то есть со стороны Сосновского, к сенокосам примыкают сосновые бора, расположенные на песках, может быть, даже дюнного происхождения. Пески эти были когда-то подвижными, но в какой-то мезофитный, то есть влажный период, естественно, заросли сосной, а лесная почва покрылась, как одеялом, белыми мхами. Надо сказать, под песками на разных глубинах во многих местах выходят на поверхность, похоронены неисчислимые запасы доломитов, известняков, алебастров и так далее. Все эти пойменные площади со временем по своему плодородию не уступят черноземам.

На реке Сереже мы возведем шлюзы. Все пойменные земли превратим в поливные, где урожай будет гарантирован в любые, даже стихийные года. Возможности у нас большие, главное – для преобразования всех совхозов района в высокопродуктивные имеется все. В ближайшее время построим целый комплекс прудов, займемся рыбоводством.

Семенов слушал его внимательно. Временами по его лицу пробегала тень улыбки. Но, по-видимому, надоело ему слушать о перспективах района. Об этом он из уст Чистова уже до десятка раз слышал в одном и том же варианте, сказал:

– Мечты, мечты, где ваша сладость.

Улыбаясь, посмотрел на Чистова:

– Давайте, Анатолий Алексеевич, ближе к делу. Как я вас понял, в перспективе в вашем районе все обстоит хорошо. Обстановка с уборкой урожая нормальная? Урожайность еще точно не подсчитана, но где-то порядка 10-11 центнеров зерновых, картофеля – 100-120 центнеров. По области вы будете занимать среднее место. Для вашего района это уже хорошо. Картошку выкопать с помощью рабочего класса планируете к первому октября. Мне кажется, с кормами у вас плохо, хотя вы пытаетесь от меня это скрыть.

– В совхозе «Рожковский» обеспеченность всего шестьдесят три процента, – подтвердил Чистов. – Но мы Трифонову поможем. Извините, Василий Иванович, что я вас перебиваю. Рожковскому совхозу мы поможем соломой из других совхозов района. Мы все подсчитали, все прикинули. Обойдемся без помощи извне.

Бородин уже раскрыл рот, чтобы сказать, но Чистов словно читал его нехорошие мысли, грозно на него посмотрел, что не ускользнуло от Семенова. Семенов попросил его:

– Вы что-то, Михаил Яковлевич, хотели сказать.

– До так, ничего, – возразил Бородин.

Он хотел сказать, что Трифонов шумел больше всех, якобы накошено больше всех. Уничтожил на 50 процентов лесопосадки в лесхозе. Лучшие заливные и полевые сенокосы остались нескошенными, и пришлось разделить на паи рабочим совхоза. В качестве примера Бородин хотел привести сказку «О попе и его работнике Балде»: «Не кидался бы ты, товарищ Трифонов, за дешевизной. К финишу Рожковский совхоз приходит с плачевными результатами».

– Как другие совхозы обеспечили себя кормами? – спросил Семенов.

Чистов ждал этого вопроса и был заранее готов к ответу. Он раскрыл толстую тетрадь регистрации ежедневных сводок совхозов. Семенов подумал: «Ну, сейчас заведется, как граммофон с долгоиграющей пластинкой, на целый час».

– Коротко, Анатолий Алексеевич.

– Обойдемся, Василий Иванович, без посторонней помощи. Решим все вопросы с обеспечением грубыми кормами внутри района. С концентратами вы нам поможете.

– Как обстоят дела в районе с закупками у населения молока, мяса и других продуктов животноводства? – спросил Семенов. – Этому вопросу и впредь надо уделять большое внимание.

– Откровенно признаюсь, – сказал Чистов, – мы обложили налогом каждую буренку в районе. Триста литров молока необходимо сдать за одну корову. Кто не сдает, тому мы сенокосов не выделяем. Восемьдесят пять процентов населения сдает молоко в счет плана совхозов. Надои на фуражную корову в совхозе искусственно увеличиваем.

– Вот здесь вы здорово придумали, – сказал Семенов. – Хотя это процветает во всех районах области.

– С мясом дела обстоят лучше, – сказал Чистов. – Население с большой охотой сдает и в счет планов совхозов, и работники облпотребсоюза производят закупку.

Семенов встал, прошелся по кабинету.

– Ближе к цели, товарищи, – сказал он. – Я привез к вам охотоведа Спиридона Ивановича Рослякова, который обещается в ваших лесах создать все условия, вдвое увеличить поголовье дичи.

Росляков запротестовал:

– Василий Иванович! Трудно в таком районе, как Сосновский, что-либо улучшить по воспроизводству дичи. Здесь каждый третий житель – браконьер. А куда мы собрались ехать, там все браконьеры.

Все захохотали.

– Иван Нестерович, – сказал Чистов, – поедем на двух автомашинах «ГАЗ-69», на вашей исполкомовской и на нашей, без шоферов. Со мной поедут Василий Иванович, Спиридон Иванович, Бородин Михаил Яковлевич. Михайловский, Зимин поедут с тобой, Шерстнева, я думаю, не возьмем. Оставим на случай наведения порядка. Вашего шофера, Василий Иванович, надо проводить в Горький. Пусть отдохнет в субботу и воскресенье.

Чистов объявил часовую готовность.

Примерно через час два легковых вездехода «ГАЗ-69» мчались по дороге к деревне Рожок. Высокопоставленных особ Трифонов ждал. Он держал в боевой готовности Кузнецова. Кочетков еще утром собрался, принес ружье с боеприпасами к себе в кабинет. Обедать решили в лесу. Заранее загрузили в автомашину продукты и коньяк.

Гости не заставили себя долго ждать. Автомашины с гостями были замечены еще далеко от конторы совхоза. Трифонов с Кочетковым выехали им навстречу. Остановились в полукилометре от деревни Рожок. После крепких рукопожатий и приветствий решили ехать к Кузнецову в деревню Бочково, который в полной боевой готовности ждал дома.

Трифонов одарял всех веселой улыбкой. Сел в автомашину к Чистову. Хвалился:

– Все в порядке, Анатолий Алексеевич.

С лица Чистова тоже не сходила довольная улыбка.

– Ну что, братцы, в путь, – сказал Чистов. – Ты, Михаил Иванович, своего шофера оставь в деревне Рожок, пусть Иван отдохнет. Иди в свою автомашину и садись за руль.

Трифонов пытался возразить:

– Я шофера беру, чтобы приготовить дров, помочь варить обед.

Чистов твердо сказал:

– Справимся без него. Нас много, и лишних глаз не будет. Поехали, братцы.

– Не возражаем, – сказал Семенов.

Приехали в деревню Бочково. Кузнецов сидел у окна. Когда автомашины подошли под окно, он открыл створки. Смотрел на выходившую из автомашин свиту, как грач с церковной колокольни. Кричал:

– Заходите в избу!

– Ты готов? – строго спросил его Трифонов. – Выходи, садись в автомашину, поехали.

Трифонов не только не любил, но в последнее время и ненавидел Кузнецова как алкоголика, склочника и подхалима. Кузнецов любил похвалиться перед начальством своими успехами, хотя никаких новшеств не вводил, работал по старинке. Планы не выполнял, да и не особенно старался выполнить. Урожайность в Венецком отделении была самая низкая. Однако умел устроить показуху и блеснуть. Выращивал на площади 3 гектара хорошую вико-овсяную смесь, рожь или капустно-брюквенный гибрид. Делал это все продуманно, с толком. Участки, как правило, выбирал в паровом поле вблизи села, показывал начальству. Районное руководство об этом прекрасно знало, но мирилось с этим. Вопреки всему ставили Кузнецова в пример другим за то, что без угощения от него ни большой, ни маленький по чину человек не уезжал.

Кузнецов делил всех на две категории. К первой относились от инструктора райкома до секретаря и все прочие районные. Для них Кузнецов в избытке всегда имел самогон. Самогон с медом пили и хвалили. Если же завозили к нему кого-то с области, невзирая на чин угощал только водкой.

Трифонов при каждом удобном случае внушал Чистову о всех проделках Кузнецова. Как только Кузнецов запьет, Трифонов тут же сообщал Чистову и каждый раз просил:

– Надо гнать Кузнецова из совхоза.

Чистов, как правило, вставал в защиту:

– Зря ты, Михаил Иванович, наговариваешь на человека. Не надо распространять слухи об этом.

При этом часто сам возил Кузнецова в больницу.

Работать с Кузнецовым Трифонову было тяжело. Кузнецов, как правило, работал не более двух недель в календарный месяц. Остальное время он пил. Не гнушался никем и ничем ради личной наживы. Замечаний, указаний никаких не переносил. Терпения и выдержки у Трифонова хватало. Трифонов ждал момента, чтобы раз и навсегда разделаться с Кузнецовым, и подкладывал под него мощный запал.

Кузнецов выбежал к автомашинам, еще раз попытался пригласить в избу, но, получив отрицательный ответ уже Чистова, крикнул:

– Катя, неси все в машину!

Катя вынесла два котелка внушительных размеров и вещевой мешок, набитый до отказа. Ласково со всеми поздоровалась:

– Анатолий Алексеевич, просите всех, пусть зайдут в избу. Самовар готов, стоит на столе. Выпейте по стаканчику чая с медом.

– Некогда, Катя, – ответил Чистов. – Ты для нас с Василием Ивановичем лучше хорошо вытопи баню. У вас в деревне есть бани по-черному?

– Как не быть, – сказала Катя. – У нашего Сашки баня по-черному.

– Это очень хорошо, Катя, – сказал Чистов. – Натопи хорошо сашкину баню. Вечером мы вернемся из леса, попаримся и тогда попьем чайку с медом.

Кузнецов в это время усаживал трех собак в автомашину Трифонова. Собаки лаяли, визжали и выли, больше всех те, которых он не брал в лес. У него в это время было шесть собак.

– Куда поедем? – спросил Росляков. – Опять в гости к бобрам? Пока ты их не всех еще уничтожил.

Бобровый овраг был пуст. С последнего Кузнецов содрал шкуру неделю назад.

Чистов ответил:

– Поедем, Спиридон Иванович, на Комсомольское озеро. Вы там еще ни разу не были.

– Был, – возразил Росляков. – Лучше бы поехать к бобровым плотинам и определить, сколько же там осталось бобров. Неплохо бы эти бобровые поселения взять под особую охрану.

Кузнецов внимательно посмотрел на Чистова, прося у него защиты, так как три боровых шкурки месяц назад положил в автомашину Чистова. Чистов расхохотался, покраснел:

– Спиридон Иванович, разве ухранишь в лесу бобров? Для того чтобы сохранить, надо было сторожа ставить. Да и сторож не укараулит. Сторож за бобрами будет следить, а браконьер за сторожем. На лес замок не повесишь.

Три автомашины «ГАЗ-69» развернулись под окном Кузнецова, выехали в поле, за огородом повернули вдоль деревни, скрылись в переулке. Подъехали к берегу озера к самой воде. Выпустили из автомашины собак. Собаки с лаем и визгом убежали в лес.

– Что это здесь за бараки? – спросил Семенов.

– Здесь когда-то, Василий Иванович, был поселок лесозаготовителей, – ответил Кочетков. – Лес вырубили, люди уехали. Дома передали Ардатовскому райисполкому. Райисполком организовал пионерский лагерь. Только одно лето дети отдыхали. Далеко, нет дорог.

– Да! – сказал Семенов. – Все-таки какие мы дураки. Здесь можно было организовать хорошую турбазу, даже дом отдыха. Все запустили, все сгноили.

Почерневшие от ветра и дождей дома выглядели угрюмо. Окна были выбиты вместе с рамами. Добрые люди из близлежащих деревень выломали часть полов и потолков.

Залаяла одна собака, ее лай подхватила другая. Подняли зайца. Охотники зарядили ружья и разошлись в разные стороны. Кочетков по естественным надобностям ушел подальше. Ружье приставил к стволу толстой сосны, а сам присел чуть поодаль. В это время собаки нагнали зайца прямо на него. Заяц принял Кочеткова за пень, перепрыгнул через него и убежал восвояси. С Кочетковым это было уже во второй раз. Все бы обошлось без оглашения, если бы не Кузнецов. Кузнецов видел, как через Кочеткова перепрыгнул заяц. Опытный заяц на втором кругу исчез. Собаки еще долго крутились на небольшой площади, но их попытки снова напасть на след зайца были безуспешны.

Все собрались у автомашин.

– Не пора ли пообедать и за одним поужинать? – сказал Чистов.

Трифонов с Кузнецовым варили кур в двух пятилитровых котелках. Бородин с Зиминым чистили картошку и рыбу – четыре судака, каждый весом по килограмму. Бородин их вычистил и тщательно промыл. По лесу распространился приятный запах вареного мяса.

– Уха на курином бульоне – царское блюдо, – сказал Кузнецов.

– Что верно, то верно, – поддержал его Чистов. – Такую уху, по-видимому, любили цари. Чем мы хуже их?

Семенов внимательно посмотрел на Чистова, и он замолчал.

Разостлали на лужайке на берегу озера брезент, разложили на нем закуски, поставили котелки с готовой ухой. Рыбу разложили в тарелки. После выпитой водки ели молча с большим аппетитом. Собаки лежали в 3 метрах, внимательно смотрели на людей и ждали своей очереди.

Первым пообедал Кузнецов, так как водки ему нельзя было пить, он сдерживал себя с большим трудом. Улыбаясь, смотрел на Кочеткова:

– Николай Васильевич! А зайца-то мы из-за тебя упустили.

Все устремили на Кочеткова повеселевшие глаза. Кочетков молчал.

– Опять ты, Николай Васильевич, про.… зайца, – сказал Трифонов.

– Правда, что ли, Николай Васильевич? – поддержал Чистов.

– Правда, Анатолий Алексеевич, – ответил Кочетков. – Заяц перепрыгнул через меня, а ружье от меня было в пяти метрах.

Все хохотали. У Кузнецова даже появились на глазах слезы.

– Что вы смеетесь? – крикнул Росляков. – Тут не до смеха. За такие дела надо судить. Второй раз он повторил свой подвиг. Это только в моем присутствии. А без меня, может, у него еще были такие случаи.

– Были, – задыхаясь от смеха, сказал Кузнецов.

– За такие дела прощать не надо.

– Судить, судить! – раздались голоса.

– Товарищи, внимание! – крикнул Чистов. Наступила тишина. – Давайте перейдем от слов к делу. Изберем коллегию трибунала. Мне кажется, такие поступки правильно оценит только военный трибунал. Нужно избрать председателя трибунала, желательно офицера или политработника, двух заседателей и обвинителя. Я считаю, товарища Кочеткова нужно лишить защиты.

– Почему лишить? Это несправедливо, – заступился за обвиняемого Бородин.

– Потому что это не первый поступок Кочеткова, – задыхаясь от смеха, сказал Чистов. – Люди все пошли в бой, в поисках зайца, а Кочетков стал искать себе удобное место для туалета. Нет Кочеткову прощения.

Председателем военного трибунала единогласно избрали Рослякова, заместителями – Трифонова и Кузнецова, обвинителем – Чистова.

– Встать! – крикнул Росляков. – Идет суд.

Все встали. Один Кочетков сидел.

– А ты что сидишь, обвиняемый? – сказал Росляков. – А ну, встать!

Кочетков медленно поднялся.

– Обвиняемый, ваши фамилия, имя, отчество, год рождения и так далее?

Под общий хохот Кочетков отвечал на заданные вопросы.

– Обвиняемый Кочетков, вы признаете себя виновным? Как особо опасный преступник вы обвиняетесь по статье 58 УК РСФСР, часть первая. Вы изменили нашей компании. Вместо того, чтобы убить опасного зверя – зайца, вы проявили трусость, занялись непростительными делами, даже совестно говорить чем. Притом бросили свое оружие. Главное, в такой момент, когда охота на зайца запрещена. Также запрещено ходить по лесу с охотничьими собаками.

– Признаю, – ответил Кочетков, – при условии, если рядом со мной на скамью подсудимых посадите Кузнецова. Ведь собаки-то его.

У Кузнецова глаза все время были на выкате, а сейчас они вылезли из глазных раковин. Он не ожидал такого отпора и думал: «Лучше бы не начинать эти шутки».

– Суд удаляется на перерыв для решения вопроса, привлекать или не привлекать Кузнецова к ответственности за собак.

– Выпьем, товарищи, для прояснения в мозгах, – сказал Чистов. – Вопрос становится сложным, запутанным. Кочетков потребует привлечь к ответственности и нас. У него на это хватит нахальства.

– Не поддавайтесь на провокации подсудимого, – сказал Росляков. – Пейте, скорее закусывайте и продолжим. Отставить предложение обвиняемого Кочеткова. Кузнецова признать невиновным. Обвиняемый признал свою вину. Поэтому слово предоставляю обвинителю, товарищу Чистову.

– Обвиняемый чистосердечно признал свою вину, это ему делает большую честь. Поэтому я предлагаю ему самому выбрать смертную казнь – через повешение или расстрел.

– А может быть, легче утопить? – бросил реплику Зимин.

– Примем ваше предложение, товарищ Зимин, к сведению. Обвиняемый Кочетков, какая для вас смертная казнь будет приятнее, ту и выбирайте.

– Благодарю вас, – сказал Кочетков. – Что присудите.

– Суд удаляется на совещание для вынесения приговора.

Через две минуты молчания Росляков объявил приговор суда: