Текст книги "Сосновские аграрники"

Автор книги: Илья Земцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 40 страниц)

Чтобы перевести разговор на другую тему, Афраймович сказал:

– Извините, Анатолий Алексеевич, что я вас перебиваю. Один нескромный вопрос. Вы принимали участие в войне?

Казалось, Чистов только этого и ждал. Он с большим азартом стал рассказывать, как воевал с немцами в 1942 году под Калачом-на-Дону. Немцы занимали оборону на правом берегу, его часть – на левом. Он видел своими глазами и слышал, как немцы ходили по берегу Дона и пели песни.

Афраймович, улыбаясь, шепнул Зимину на ухо:

– Может быть, и в самом деле пели: «Гуляет по Дону казак молодой», – улыбаясь, сделал вид, что внимательно слушает.

Чистов рассказывал подробно. Зимин эту историю слышал уже три раза и мог рассказать не хуже. Анализируя рассказ Чистова, думал: «После войны все стали героями. Анатолий Алексеевич тоже говорит, что воевал на Дону. Одно не укладывается в голове. Как в тяжелом 1942 году Чистов оказался дома. Ранен не был, с ума не сходил. Уж не чудо ли его принесло с Дона в село Давыдково?»

Зимин дружил с бывшим военкомом Сосновского района Погребенко. Погребенко после демобилизации из армии, то есть с военкомата, где не дослужил до пенсии один год, был уволен в запас в 1962 году. Районное руководство определило его директором Рыльковской валяльной фабрики. Зимин часто возил его по узкоколейке на дрезине. Узкоколейка проходила в одном километре от села Рыльково. Погребенко Зимину рассказал по секрету интересную историю.

Чистов после окончания Горьковской партийной школы снова приехал работать в Сосновский райком партии. Вначале был назначен заведующим орготделом, а через полгода – вторым секретарем. Погребенко как военком стал выяснять прохождение Чистовым военной службы, так как надо было ставить на воинский учет как партийного работника с высшим политическим образованием. В списках военнообязанных не числился. Погребенко заинтересовался Чистовым, поднял документы из архива, где было черным по белому написано: «Чистов Анатолий Алексеевич, рождения 1923 года, уроженец деревни Давыдково, в армию не призывался. Брони ему тоже не предоставлялось». Погребенко пошел к Чистову. Попросил разрешения задать ему несколько вопросов. Чистов подтвердил: «В армию призван не был. Всю войну работал счетоводом в Барановской МТС». Погребенко это показалось подозрительным. По данному вопросу он попросился на прием к секретарю райкома Сулимову. Сулимов внимательно выслушал Погребенко и его же обвинил: «Вы, Федор Мефодьевич, в военкомате все дела запутали. Не занимаетесь своими делами. Вдобавок начинаете грязь лить на честного партийного работника. Предлагаю вам немедленно прекратить и впредь не заниматься чем не положено». Погребенко, расстроенный и озадаченный приемом Сулимова, прекратил свое расследование.

Зимин знал в районе одного человека из деревни Вилейка, который вместе с Чистовым был призван в армию. Расстались они в Гороховецких военных лагерях. Все-таки, в армию Чистов был призван. Как вернулся домой и даже женился в 1944 году, об этом он по секрету пьяным, может быть, еще расскажет. Погребенко Зимину по секрету говорил: «Что-то тут не чисто». Чистов даже был обойден награждением медалью «За победу над Германией». Никого из участников войны в то время не забыли.

Афраймовичу надоело слушать о военных похождениях Чистова.

– Извините, Анатолий Алексеевич, – сказал он. – Не пора ли нам пробираться ближе к дому. Солнце уже давно скрылось за лесом. Вам недалеко, а нам еще сто километров с хвостиком надо проехать.

Чистов и Зимин взяли литр недопитой водки, прихватили на закуску вареной рыбы, колбасы и картошки с огурцами, уехали. Васильев с Кузнецовым остались подбирать посуду, остатки трапезы и ушли в поселок.

В автомашине Чистов спросил Афраймовича:

– На чем я остановился?

Афраймович вежливо попросил прощения:

– Дослушаю ваш рассказ о военных действиях против немцев как-нибудь в другой раз.

Предложил поговорить о проведении семинара.

– Вроде все ясно, – ответил Зимин. – Работа на торфяных полях будет организована. В день проведения семинара поставлю лучших трактористов. Всех приехавших специалистов в Сосновском посадим в специально оборудованные вагоны и увезем по узкоколейной железной дороге до торфяных полей. Люди у нас хорошие, не подведут. Мастера-женщины, надеюсь, пьяными не появятся.

– Женщины у тебя отличные, – подметил Чистов. – Особенно Шура Петрова, красавица.

– Красавица она или нет – не знаю, – ответил Зимин. – На вкус и цвет товарищей нет. Но специалист она хороший, отличный экономист и торфяник.

– Я все видел, – перебил Чистов. – Какими масляными глазами она на тебя смотрела.

– У нее хватает без меня, – ответил Зимин. – Баба молодая, не теряется. Проводила своего старика куда-то на торфопредприятие в Кировскую область. Получает с него алименты. Ездить домой ему запрещает. Создала себе все условия. Могу и вас, Анатолий Алексеевич, познакомить.

– Ну, что вы, – возразил Чистов.

Зимин продолжал:

– Покажем всю технологию добычи фрезерного торфа на удобрение, работу роторных корчевателей, фрезерных барабанов, ворошилок, валкователей, торфоуборочных машин и машин окараванивания торфа с внесением аммиачной воды. Проведем по всем восьми секторам торфяных полей. В столовой приготовим обед из расчета на шестьдесят душ. С председателем лесуновского сельпо я договорился. Даст для столовой свежего мяса, овощей, пива в бутылках и водки. Повар у нас отличный, готовит вкусно. Для руководства треста и нашего района организуем на берегу озера Родионово, как сегодня, уху. На закупку – огурцы, помидоры, колбаса. В столовой сделают холодца. Деньги на все это найдем.

– Утверждаю все твои мероприятия, – шутил Афраймович. – Считаю, нас не подведешь. Надеюсь, и сам в грязь лицом не упадешь.

– Александр Исакович, – перебил Чистов. – Мы скоро поедем рядом с еще одним озером – Рой. Оно в одном километре от дороги. Может, заедем? Озеро такой же красоты, как и Родионово.

– Некогда, Анатолий Алексеевич, – взмолился Афраймович. – Времени уже половина десятого. До Горького пропилим около трех часов. По секрету вам скажу, каждый день приезжаю поздно. Жена уже начинает ревновать. Как-нибудь приеду с ночлегом, тогда мы с вами обязательно посмотрим все ваши озера.

– В нашем районе много озер, – сказал Чистов, – и все прекрасные, с живописными берегами, чистой водой и множеством рыбы. Родионово, где мы были. Рой, примерно такое же по величине. Токмарево – это совсем рядом с поселком ММС. Унзово, ничем не уступит озеру Родионово. Самое большое – это Киркидеево, пожалуй, и самое красивое.

– Красивая у вас в районе природа, – подтвердил Афраймович. – Есть что показать и что посмотреть.

– Остановиться надо минут на десять, – сказал Чистов. – Иначе лес проедем и спрятаться негде будет.

Шофер резко остановил машину.

– Давай стакан, – обратился он к шоферу, – выпьем по сто грамм и снова поедем.

Шофер подал стакан. Чистов раскупорил пол-литровую бутылку водки, налил в стакан и протянул его Афраймовичу, сидевшему вместе с Зиминым на заднем сидении.

– Больше пить не могу, – отказался Афраймович.

– Ульян Александрович, ты будешь? – предложил Чистов.

– Не буду, – ответил Зимин, – что-то неприятно не то в желудке, не то в печенке.

– От дождя не в воду, – сказал Чистов. – Шоферу нельзя, не сливать же водку обратно в бутылку, – опрокинул стакан в рот, – поехали.

В Сосновском подвезли Чистова к его дому. Как не отговаривался Афраймович, но пришлось зайти. Жена Чистова, Антонида Васильевна, гостей встретила с улыбкой и приветливо заворковала:

– Прошу не брезговать нашей хатой. Милости просим.

Быстро поставила на стол закуску, поджарила яичницу. Захмелевший Чистов приставал с водкой к Афраймовичу:

– От дождя не в воду. Выпей, откушай нашего хлеба и скатертью дорога.

Чтобы как-то отделаться от гостеприимного хозяина, Афраймович выпил 70-граммовую рюмку, поблагодарил хозяев и вышел. Зимин, жуя свежий огурец, проследовал за ним. Чистов проводил гостей до автомашины.

Семинар был назначен на пятницу. Пятница – предпоследний рабочий день недели, а суббота – день короткий. Руководством треста все было учтено. При любых неблагоприятных обстоятельствах руководители всех ММС области за два дня с хвостиком оказались бы на своих местах. Понедельник – это очень важный день. Всех механизаторов надо развезти по рабочим местам, которые находятся почти во всех хозяйствах района. Афраймович мужик предусмотрительный, умный. Судя по его эрудиции, знанию своего дела, начитанности, ораторским способностям и голосу певца, ему надо было работать министром, на крайний случай – заместителем министра или секретарем обкома партии. Он всю жизнь путался в низах: агрономом МТС, директором МТС и директором совхоза. На пост управляющего трестом был выдвинут два года назад. На этом посту он вряд ли долго продержится. Власть над трестом почему-то сразу взял в свои руки завотделом водного хозяйства облисполкома Коврижных. Афраймовичу он помог подобрать в заместители и сделать заведующими почти всех отделов своих верных друзей. В тресте он был полный хозяин, вплоть до легковой автомашины Афраймовича. На каждом шагу его подменяет и компрометирует. Каждая ошибка или удача Афраймовича была ему тут же известна. В таких условиях работать было невыносимо тяжело, даже невозможно.

В наше время люди не верят в судьбу и фортуну. Но что-то все-таки есть. Простой пример. Немало туго мыслящих людей выдвигаются на высокие посты. От их бездарного решения зависит очень много, а особенно наглядно – в сельском хозяйстве. Умные, знающие свое дело специалисты с хорошей теоретической подготовкой не выдвигаются дальше низового звена – рядового агронома, механика, зоотехника и так далее. Им бы и карты в руки – в руководители хозяйства, управления, райкома или треста. Чтобы продвинуться, надо обладать многими нигде не описанными качествами, если нет родных, близких или хороших знакомых на высокопоставленных постах. Если такие есть, то вопрос решается быстро, без возражения всех чиновников аппарата. Если таких нет, то, говорят, бывают и в наше время случаи. Специалист, впервые попавший на глаза высокопоставленной персоне при подборе кадров и чем-то показавший себя, перелетает через десятки служебных ступенек и становится влиятельным руководителем.

Последний и самый древний способ выдвижения себя на ответственную руководящую работу описан в русских народных сказках и былинах. Надо обладать обаятельной физиономией, иметь хорошую фигуру. Скептики говорят, что на мужскую фигуру мужчины не обращают внимания. Утверждение неправильное, отжившее со времен превращения обезьяны в человека. Иметь в голове льстивый набор слов. При разговоре или приеме у начальства вести себя скромно. Вызубрить несколько научных фраз и изредка их употреблять. На вопросы отвечать четко, ясно. Уметь показать себя умным мужиком. Прежде чем сказать слово, надо подумать, уместно ли оно, не вызовет ли у слушателя неприязни. С вышестоящим товарищем надо во всем соглашаться и, главное, не возражать ему. Глядеть прямо в глаза. Если не получается выдержать его взгляда, смотри прямо в рот. Всем своим существом принимай сказанное им за аксиому. Прежде чем пойти на прием, узнай слабое место руководителя. Одни любят разговор про охоту, собак, природу, женщин. Другие – про футбол, хоккей, бокс и так далее. Третьи – про лошадей, мотоциклы, автомобили. Четвертые любят юмор, особенно анекдоты. Подкинь что-нибудь из его любимого. Сразу же обратишь на себя внимание. Тут же все будут называть перспективным малым.

Скромные умные люди часто не переносят нелепых указаний бездарности. Не могут выслушать до конца глупые предложения и распоряжения, стараются поправить, вступить в пререкания. За свою правоту и умение попадают в немилость. Только поэтому сидят всю жизнь забытые, без пользы протирая до дыр локти пиджаков и штаны. Их уже не удивляет, если их бездарный сослуживец без задержки начинает подниматься по служебной лестнице. Порой фортуна возносит его очень высоко. Он зазнается, начинает считать себя умнее всех. В свою приемную садит двух-трех женщин, ненавидящих человека. Простому смертному не пробиться к нему на прием. Своих сослуживцев, учивших его и ничему не научивших, при встречах он старается не узнавать. Хотя отлично знает, что они умнее и культурнее его в десятки раз. Такие люди становятся себялюбами, мнят возвышенно о своей персоне. Считают себя сверхталантами. Узаконивают свою руководящую силу. Решают по-своему сложные государственные дела. Любое свое предложение или совет заставляют исполнять без возражений. Любят подхалимаж. Людей умнее себя считают выскочками.

Зимин все тщательно приготовил к семинару. Рано утром в день проведения мероприятия в Сосновском напротив его дома стоял мотовоз с двумя полувагонами, приспособленными для перевозки людей. Сидения и столики блистали новизной и чистотой. На полувагонах висели транспаранты «Добро пожаловать», «Привет мелиораторам области» и другие, написанные художником на красной материи. Роли проводников вагонов исполняли симпатичные девушки – работницы конторы ММС. Прибывших на автобусах и легковых автомашинах людей Зимин встречал на большой площади у здания райкома партии, бывшего заводоуправления. Чистов сослался на занятость и не поехал. Для проведения семинара направил секретаря райкома Сафронова и заведующего отделом пропаганды и агитации Каташина. Оба – специалисты сельского хозяйства. Оба работали председателями колхозов. Руководство треста на двух автомашинах «ГАЗ-69А» прибыло прямо на болото. Зимин с Сафроновым и Каташиным поехали на мотовозе вместе со всеми.

Специалисты по добыче торфа Зуева, Петрова и Шурухина в роли экскурсоводов встречали прибывших и вели на место работ. По очереди рассказывали и показывали торфоуборочное оборудование и его работу. День стоял безветренный, жаркий. За фрезбарабанами, ворошилками, валкователями и торфоуборочными машинами поднималась столбом торфяная пыль, издали похожая на дым. Приехавшие на семинар брали в руки торф, высыпанный к караванам из бункеров торфоуборочных машин, и удивлялись его сухости. При сдувании с ладони он весь превращался в пыль. Больше всех говорила Петрова Шура. Помогал ей Афраймович:

– В наши северные ММС завезено очень много торфоуборочного оборудования и машин. Стоит все, не используется, ржавеет. Мы, работники треста, не зная обстоятельств на местах, часто при распределении техники по хозяйствам засылаем ее не туда, где она нужна.

Он знал, что критикует сам себя. Хозяин треста – он. В его руках должны быть и карты. На деле было другое. Технику распределяли Коврижных, Осьмушников и главный механик треста Карпов, часто не ставя в известность Афраймовича, за что ему было до слез обидно. Главное, техника и оборудование распределялись не туда, куда надо. Получалось, в одной ММС оборудование и машины ржавели, не использовались, а в другой не хватало, работали на старье, связанном лапотными веревками. Большинство директоров ММС и специалистов промышленную добычу фрезерного торфа видели впервые. Они не знали, как применять засланное им не по назначению торфоуборочное оборудование, и научились этому на семинаре. Особенно всех интересовало приготовление ТМАУ и приспособление к окараванивающей машине для внесения аммиачной воды в караван с торфом. Директора и специалисты задавали очень много вопросов, главным образом о себестоимости торфа, продажной цене, сколько весит кубометр такого торфа, о стоимости строительства торфяных полей и так далее. Многие говорили, что ни у одной ММС не хватит пороху на строительство таких полей.

На заданные вопросы отвечал Зимин. Потом резко заговорил о недостатках.

– Мы в течение двух сезонов эксплуатируем торфяные поля, принятые от торфопредприятия. Пока ни на один рубль не провели ни ремонта, ни строительства новых. Поля за эти два сезона выработались, стали корытообразными. Планировку и срезку кромок проводить нечем. Да и сил у нас не хватает. При планировке вскрывается много пней. Пнистость торфяника очень большая, достигает трех процентов. Мы не справляемся с уборкой пня для добычи торфа. На торфопредприятии при плане добычи торфа в тридцать тысяч тонн работало на уборке пня тридцать человек. Работали они круглый год. В сезон добычи – на уборке. Остальное время пень разделывали и укладывали в кучи. Население охотно покупало пень. Продавали его на месте, с доставкой по узкоколейке до Сосновского. Все расходы на разделку, погрузку, вывозку и разгрузку и даже сбор пня с полей оправдывались. Плановый отдел и бухгалтерия треста сейчас эти работы считают неплановыми, и фонда зарплаты на них не дается. Поэтому пень сейчас свозим на края полей, засоряем территорию, устраиваем искусственные препятствия для ремонта. Создаем большую пожароопасность. В случае загорания пень подобен бензину. Сейчас у нас на уборке пня работает только семь человек, при плане добычи в сто тысяч. На сезон хорошие рабочие не идут. Кадровые все уволились из-за сезонности работы. Я считаю, руководству треста надо решить этот вопрос.

– На кого ты жалуешься? – сказал главный бухгалтер треста.

– На себя, – ответил Зимин. – Второй очень важный вопрос. На балансе ММС – узкоколейка со всем подвижным составом, торфяные поля, поселок. Отчисляем большую сумму амортизационных отчислений при валовом плане всего двести пятьдесят тысяч рублей. Все это ложится на себестоимость. По нашему размаху валовой план нужен в пределах двух миллионов рублей. Наших силенок с трудом хватает на двести пятьдесят тысяч. Наше предприятие убыточное. Фонд зарплаты планируется только на прямые работы, без учета вспомогательных. Поэтому, хотели мы того или нет, вынужденно допускаем перерасход.

Зимина перебил Афраймович, он, улыбаясь, сказал:

– Смотрю на тебя, Ульян Александрович, и думаю: взрослый человек, а расплакался. Не надо ни себе, ни нам настроения портить в такой торжественный день. Мы приехали посмотреть все с хорошей стороны. Ваши нужды мы хорошо знаем, поэтому о них не следует говорить. Я думаю, мы облегчим твою душу. Заставим тебя не только улыбаться, но и смеяться. Правда, Николай Александрович? – спросил он своего главного бухгалтера.

Тот ответил:

– Поможем.

– Мы приехали к вам посмотреть заготовку торфа и приготовление ТМАУ, – продолжал Афраймович. – Поучиться у вас есть чему. Народ вашей ММС работает отлично. Организовали работу хорошо, это твоя заслуга. Как директор ты невезучий и вдобавок умеешь пустить слезу.

Слово «невезучий» он специально выделил, зная, что в отношении Зимина пытались открыть уголовное дело. Он видел, как к дому Болдина подъехала милицейская машина, и понял это по-своему.

Семинар завершился. Всех участников отвезли в вагонах в поселок, в столовую. Две трестовские автомашины в сопровождении милицейской уехали на озеро Родионово, там их ждала уха со всеми дополнениями. На озере подвыпивший Каташин стал кричать на начальника милиции и его заместителя:

– Зачем приехал? Кто тебя сюда приглашал?

Прямота в разговоре у Каташина появлялась только в нетрезвом виде. Трезвый он был лоялен, культурен и немного застенчив. Чтобы избежать осложнений и вытекающих из них неприятностей, Афраймович пригласил работников милиции купаться и увел их на пляж к озеру. Зимин занялся уговором и угощением Каташина. Он говорил, что это он пригласил работников милиции на семинар и обед. Приглашал вместе с Сафроновым. Сафронов подтвердил, и Каташин успокоился. Все обошлось без шума и драки.

Афраймович спросил начальника милиции Козлова:

– Что нового по расследуемому делу Зимина?

Козлов ответил:

– Расследование прекращено за недостаточностью улик. Всю эту канитель затеял один непорядочный работник. Самим Чистовым он был рекомендован на пост начальника ОБХСС. Сейчас мы его увольняем. Сам он оказался вором и взяточником, да вдобавок пьяницей и дебоширом. Поэтому мы попросили у Зимина и еще ряда товарищей извинения за придуманную порочную тяжбу.

– Вот и отлично, – почти крикнул Афраймович. – За такое дело я, хотя и пью очень мало, с вами обязательно выпью, – и потащил их к столу.

Козлов сказал Афраймовичу:

– Извините за наше вторжение. Нас приглашал лично Зимин.

Глава девятая

Миша Попов чувствовал себя плохо. Неприятные думы грызли нервную систему. Успокаивала только водка. Железная рука закона уже схватила его за горло. Вырваться из такой хватки редко кому удается.

Самое главное, почти весь народ колхоза он настроил против себя. Поэтому на заступничество надеяться нельзя. Прокурор Алимов по совету Чистова приостановил следствие, хотя было опрошено 90 процентов свидетелей. Факты – неоспоримая вещь, все подтверждено. Оставалось самое главное – добиться обсуждения фигуры Попова на бюро райкома партии и его ареста. Алимов до боли тер свои детские ладони, думая о большом раскрытом преступлении.

Народ Венецкого колхоза, зная, что следствие не ведется, писал на Попова жалобы в Москву: в газеты «Правда», «Известия» и «Сельская жизнь», в ЦК КПСС, генеральному прокурору и так далее. Из Москвы жалобы отсылались в Горький, из Горького – в Сосновский райком, оседали они в столе Чистова. Наконец, нервы его не выдержали, так как на жалобы надо было давать ответы. Лично поехал в Венец, собрал весь актив колхоза и провел открытое партийное собрание, где единогласно было принято решение освободить Попова от должности председателя колхоза. Материалы о его злоупотреблениях передать в следственные органы. Временно исполняющим обязанности председателя колхоза назначить заместителя Зайцева Николая Михайловича. Чтобы не обострять ситуацию и как-то охладить накипевшую злобу народа, Чистов решил нарушить устав сельхозартели и все взял на себя – без созыва общего собрания за уши вытащил Мишу Попова из грязи. Деревенское сарафанное радио в каждом доме объявило: Попова сняли с работы и хотят судить.

– Слава богу, – говорили мужики, – давно пора. Набил деньгами свои карманы за счет колхоза, а сейчас отвечай. Сколько веревочка не тянется, а конец бывает.

Поползли новые слухи, что скоро будет совхоз, а колхоз вообще разгонят. Радовался народ.

– В совхозе вместо трудодней все будем получать зарплату, как на государственном производстве. Хватит, поработали даром, за палочки, – гудели старики и старухи.

В молельных домах деревень в честь организации совхоза ставили к иконам и зажигали свечи, читали Евангелие, пели молитвы.

Боясь расправы подвыпивших колхозников, после партийного собрания Попов ни на шаг не отставал от Чистова. Даже отговорил его обедать. Поэтому Чистов был вынужден отказаться от приглашения Зайцевым и Кочетковым на обед.

Миша Попов навсегда покинул свое первое место наживы. Колхозники надолго запомнили Попова. Только один бухгалтер колхоза Вагин, от природы выдержанный и замкнутый, знал, сколько примерно Попов увез с собой колхозных денег от продажи дров, теса, поросят и так далее. Попов ничем не брезговал, даже навоз продавал.

Спустя пять лет, когда Попов снова выдвинулся на пост директора Сосновского совхоза, Вагин, зная, что тому больше ничего не угрожает, сказал:

– За период председательствования Попов присвоил около двадцати тысяч рублей.

На душе у Попова скребли кошки: «Надо же было вынести такое грозное решение собрания, передать дело в следственные органы». Он сидел на заднем сидении райкомовского «газика», за спиной Чистова. С открытого лобового стекла обдавало прохладой. Попов смотрел на убегавшее из-под колес автомашины поле села Венец и думал: «Как завести разговор с Чистовым и спросить, что же мне будет за все проделки? На что надеяться и как дальше жить? У него, как и у всех смертных, есть семья, жена и дети». При первых словах Чистов оборачивался к нему и показывал взглядом на шофера Костю Лычагина. Давал понять: «Здесь все говорить нельзя, поговорим наедине позднее».

Приехали в Сосновское к райкому. Костя угнал автомашину в гараж. Чистов с Поповым вошли в кабинет.

– Здесь можно обо всем поговорить, – сказал Чистов. – Дела твои, Миша, хуже ничего не придумаешь. Если не защищать тебя, ты получишь десять лет заключения. Я долго думал, как быть, и ничего не придумал. Колхозники не простят твоих поступков. Даже актив колхоза весь настроен против тебя. Неприятную ты заварил кашу, а мне приходится расхлебывать.

– Анатолий Алексеевич, извините, что я вас перебиваю. Помогите! Буду всю жизнь вам обязан. За мной не пропадет, рассчитаемся. У меня есть одно предложение. Если вы его одобрите, можно считать, что я выкарабкался из топкого болота.

Чистов поднял голову, устремил свой длинный нос на Мишу, посмотрел тяжелым взглядом. Сказал:

– Слушаю, Миша.

– Пошлите меня на работу в милицию. На днях выгнали за пьянку начальника ОБХСС Сенаторова. Вы все можете. Порекомендуйте меня на эту должность. Для меня это единственный выход. Лучше ничего не придумаешь. С прокурором общий язык я найду. Начальник милиции приедет новый. Козлов, говорят, уже получил приказ. Едет на свое старое место в Навашино. Одно ваше слово новому начальнику, и дело в шляпе.

Чистов удивленно смотрел на Попова и думал: «Хотя молодой, а ранний. Казалось, нет выхода, а нашел».

Попов продолжал:

– Если я буду работать начальником ОБХСС, заткну рты своим жалобщикам. За каждым есть грехи. Все жители села гонят самогон, топят неоплаченными дровами из колхозного леса. Скоро сенокос, почти все косят в лесах самовольно. Многие сами закроют рты.

– Но ведь на тебя заведено уголовное дело, – возразил Чистов. – Об этом знают и в управлении внутренних дел. Там ты поставлен на особый учет.

Попов подумал: «Хотя ты и секретарь райкома, а туп, как дубовый пень», но сказал:

– Все, Анатолий Алексеевич, обойдется, даю гарантию. Вы правильно говорите, что в областном отделе ОБХСС я уже состою на учете как преступник. Наши деятели Алимов и Сенаторов не раз хвалились, что ими раскрыто крупное преступление. Я считаю, при оформлении не будут устраивать мандатной комиссии. Сталинские времена уже давно прошли, а с ними и разные недоверия, подозрения и комиссии. Если будет ваша рекомендация и просьба начальника милиции о приеме на работу, прямо скажу – дело решено.

Раздался телефонный звонок. Чистов снял трубку, послушал и ответил:

– Если еще будет звонить, скажите, что я в кабинете, – и повесил трубку.

Вызывала по телефону его жена и сказала, что три раза звонил Бородин. «Зачем я ему понадобился?» – думал Чистов.

Попов продолжал:

– Приду я с этими бумагами в отдел кадров. Никто там не будет сомневаться. Сойду за самого чистоплотного человека. Сенаторов там тоже оформлялся. Никто особо не интересовался им как человеком. Прочитали бумаги, заставили написать автобиографию и заполнить личный листок по учету кадров, и тут же получил на руки приказ о назначении. Вы Сенаторова не знаете, а я хорошо его знаю. Это обер-вор. Где близко лежит, у него живот болит. Три раза его за воровство судили, и все три раза оправдывался. Правда, один раз под амнистию попал. Последнее время работал мастером на промкомбинате. Не проходило ни дня, чтобы его не задерживали в проходной с краденым. Он сам мне говорил: «Если я за день ничего не украду, то не усну ночью. Всю ночь думать буду, что я за шляпа».

– Все-таки молодец ты, Миша, – сказал Чистов. – Находчивый, до такого не каждый додумается. А если в управлении внутренних дел нас разоблачат? Скажут: «Зачем вы нам рекомендуете второго жулика?»

– Беру все на себя, Анатолий Алексеевич, – сказал Миша. – Не беспокойтесь, вас не подведу. Там не роботы, а живые люди со всеми человеческими потребностями. Настоящих чекистов с каждым годом все меньше и меньше. Народ становится сознательнее, преступности почти не стало. Начальника отдела я немного знаю, говорят, хороший человек. Я сумею с ним ближе познакомиться и найду подход. При первом знакомстве мы с ним будем большие друзья.

– Ну что, Михаил Федорович, ни пуха ни пера тебе, – сказал Чистов. – Давай будем пробовать, испыток – не убыток.

В это время раздался телефонный звонок. Чистов поднял трубку. На весь кабинет раздалось:

– Анатолий Алексеевич, говорит Бородин.

– Слушаю вас, Михаил Яковлевич.

– Сегодня к нам приезжает для согласования на должность начальника милиции капитан с высшим юридическим образованием. Работал последние десять лет начальником милиции. Возраст сорок лет. По всем данным человек подходящий. Без вас я этот вопрос решил, дал согласие. Сейчас думаю, правильно ли я поступил. Может быть, вы будете против моего решения. С решением я поспешил, надо было подождать вас.

– Правильно вы поступили, Михаил Яковлевич, – сказал Чистов.

Говорили долго, Бородин все обстоятельно докладывал: кто звонил по телефону, кто что просил. Попов нервничал, думал: «Если новый начальник разберется в делах и скажет: «Принять жулика не могу», – тогда все пропало. От работы освободили, следствие сразу же возобновят. Прокурор только этого и ждет. Тогда никто за меня не заступится. Какое до меня дело Чистову. В ответе каждый сам за себя. Если посадят, Чистов всем будет говорить так же, как про Гусева: «Попов – непорядочный человек. Туда ему и дорога». Друзья все до поры до времени, пока пьют и едят за чужой счет. Как коснется неприятность, останутся все в стороне, а ты отдувайся за свои и чужие грехи».

Напрасно Попов беспокоился. Чистов повесил трубку, посмотрел, улыбаясь, на Попова, с сожалением подумал: «Переживает мужик, надо помочь. В жизни он еще пригодится. Он будет навсегда предан мне».

– Сейчас звонил Бородин. Приезжал на согласование новый начальник милиции. Бородин дал согласие, да и тому поселок понравился. Вот с ним мы все вопросы и решим. Я забыл спросить его фамилию. Ну, это не важно. Быть тебе, Миша, начальником ОБХСС нашего отделения милиции.

– Анатолий Алексеевич, может быть, зайдем ко мне, – предложил Попов. – Поужинаем, выпьем по стакану чая.

Попов жил в двухэтажном коммунальном доме типа общежития.

– Спасибо, Миша, – сказал Чистов, – Сейчас к тебе заходить нельзя. Как за тобой, так и за мной много глаз. Встретимся, когда все успокоится.

Новый начальник милиции Асташкин принял дела и на следующий день в сопровождении прокурора пошел на прием к Чистову. Алимов ознакомил его с первоочередными уголовными делами. Показал ему дело Попова и сказал:

– Это очень серьезное уголовное дело. На днях его сняли с работы. Надо немедленно начинать следствие и просить у секретаря райкома согласия на арест. Раскрыть такое уголовное дело – честь и слава. Прогремим мы с ним на всю область.

Алимов думал о своей будущей карьере. Если удастся раскрыть все до конца, то Попову от двенадцати лет заключения не отвертеться. Он не сомневался, что Чистов разрешит арестовать Попова. Чистов принял нового начальника милиции с распростертыми объятиями.