Текст книги "Поводок для пилигрима"

Автор книги: Игорь Федорцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 32 страниц)

5

Я опять сидел в каталажке! Кому скажи, обхохочется! Нет, серьезно! Не проходит и трех декад, что бы не отметился отсидкой! Впору начинать жить по понятиям и делать наколки. За каждую ходку по одной. Лектур, Ожен и теперь еще Акхарам.

Глянул с балкона башни. Пятнадцатью метрами ниже, на крепостной стене, двое стражников, допивали бутылку. Пили по очереди, степенно, растягивая удовольствие. Оно понятно гонца не зашлешь, сам не сходишь ˗ шкуру спустят. Поскольку охраняли они не кого попало, а оскорбителя графских достоинств. То есть меня. Я без всякой злобы запустил в стражников огрызок яблока. Обглоданный продукт не проявил чудеса баллистики и шлепнулся мимо. Жалко. Взбодрить бы ребяток. Неровен час попадутся. Поодаль от них еще один из стражи, недомерок с алебардой, прислонившись спиной к стене, спал. Счастливую дрему ему прервал сержант, зверского вида тип, хватанувший соню в ухо. Исхитрившись не упасть, служивый вытянулся во фрунт. Сержант одобрительно похлопал подчиненного по плечу и прошествовал дальше. Стало интересно, как выкрутятся выпивохи, если даже мне видно они весьма не трезвы. Стражники не стали прятать бутылку и делать невинные глаза. Протерев полой куртки кружку, щедро налили в неё вина. Уважительно подали сержанту. Тот принял подношение. Выпил красиво. Плавно, без рывков, оттопырив мизинец. Подобное мастерство не стыдно преподавать в школах и курсах повышения армейской квалификации, а слушателям за освоение дисциплины присуждать внеочередные звания и добавлять должностные оклады.

Взор мой оторвавшись от стражи пробежал по далям дальним. Ведь знал, предчувствовал, свяжешься с жрицами, хватишь лиха. В прочем, все получилось согласно закона человеческой эволюции. Один раз не на ту гражданочку ногу забросишь ˗ мучайся всю оставшуюся жизнь. Это я про Эйжу.

Отсюда ситуация. Наихреновейшая. Не жди меня мама, хорошего сына.* Даже не будь стражи путь в низ отпадал по причине отсутствия веревки. Умудрись я распустить свои одежки на полосы и надставь канат обрывком сплетенным из собственных волос с головы, груди и иных мест – коротковато будет. Подвиг Икара тоже проблематичен. Хоть башня основательно загажена голубями, но из стаи сизарей ангельские крылья не соорудишь.

Куранты пробили Декту.

– Как поживаешь дон искуситель? С голода еще не подох? – задорно спросил Гошен.

Граф тщедушен, сутул, почти горбат, и невзрачен. Широкий с золотом ремень должен подчеркнуть не богатырскую грудь. В руках надушенный платочек, которым он постоянно обмахивается. Смотрит не на собеседника, а куда-то за спину. Плюс ко всему щека дергается в тике.

Удивительно! Дурак дураком, а выбился в люди. Его Лидия выперла из дома так он доскочил до тестя, тот подвязал к делу своего брата, дье Феера. Вдвоем они сумели так сказать проникнуть в Акхарам и теперь вовсю хозяйничали. Дядя как старший в фамилии, а граф как глава семьи. И вот этот глава семьи всякую свободную минуту припирался на свиданку со мной. Ладно бы жрачку, вести с полей, письма передавал или посылку перекинул. Лез со всякими дурными разговорами.

Пришлось отвлечься от грустных мыслей о побеге.

˗ Рано. Приходи через две декады, ˗ отвечаю недоброму гостю.

– Сознайся, силой донью Лидию склонял к измене? ˗ вопрос адюльтера волновал Гошена более всего.

Он словно при жизни супругу канонизировать решил. Либо добившись от меня признаний в прелюбодеянии, придушить и затем канонизировать. Лидия, покровительница всех рогоносцев! Не по заслугам почет!

– Силой? ˗ удивляюсь я. ˗ Ты наивный? Разве с женщинами можно силой? Оружие любит смазку, а баба ласку!

– Ласку говоришь? ˗ граф аж через перила перегнулся, рискуя свалится. Может Карлсона из себя возомнил? Тогда счастливого полета!

– Ласку-ласку, ˗ подтверждаю я. ˗ Если не запомнишь, приходи, повторю.

– Ах ты! Да я… – и прочие частицы и местоимения речи со слюной вместе.

Гошен в гневе развернулся и стремительно убежал. Обедать, наверное. Я посмотрел на корзинку, которую захватил с собой. Там сиротливо лежали два яблока и персик. Персик как продукт скоропортящийся съел. Кишки немного притихли. Глянул на голубей. Цып! Цып! Цып! Обошел башню по балкону в пятый или в шестой раз. Но сколько не гляди, облака не сложишь в волшебный мост. Да и облаков тут не бывает. Зато обзор замечательный…

…Пекарь, прощаясь, махал рукой жене. Бедняжка махала в ответ и вытирала платочком слезы, а сосед пекаря уже преодолел забор и расстегнул на штанах все пуговицы и пряжки.

У черного входа шустро разгружают крытый фургон. Аккуратные ящики живой струйкой утекают в амбар. Стоявший, на атасе" инвалид – левая нога поджата, костыль в правой подмышке – бдел во все глаза, но плохо. Два ухаря лет двенадцати выволокли один из ящиков через слуховое окно на крышу и спокойно его унесли.

Веселые, никакущие парни не могли попасть в улицу. Им мешали углы, прохожие, повозки, но больше всего путавшаяся под ногами их собственная тень. Наконец они нашли выход и дружно скакнули, желая прыжком преодолеть препятствие. Мировой рекорд не покорился. Тень оказалась не досягаемой. Троица повалилась оземь.

В школярне перемена и во дворе творилось нечто. Ледовое побоище – летний вариант.

Две шлюхи заигрывали и тянули пухленького, нарядненького, маменькиного сынка в подворотню. Третья, выдрав штакетину, караулила сладострастника, гарантируя ему незабываемый оргазм по темени.

На крыше дома играл скрипач. Маэстро произвел неизгладимое впечатление. Как подтверждение ˗ поклонники. Один с охотничьим луком, второй с булыжиной из мостовой.

Дородная тетка тащила упиравшегося пацаненка через шаг награждая его затрещинами. Навстречу ей выбежала мать и вырвала сынка из лап истязательницы. Обе в голос заговорили, замахали руками. Выслушав, что ей толкуют, мать незамедлительно принялась охаживать мальца. Тот вился ужом, взбрыкивал и плясал, уворачиваясь от хворостины. На базар-вокзал из дома появился мужчина и силой освободил несчастного. Мать, вытирая слезы, поведал отцу о деяниях наследника. Отцовская рука оказалась тяжелой. Пацана замотало из стороны в сторону. Из окон домов высунулись любопытствующие жильцы. На шум воспитательной работы приковылял древний дед. Он заслонил впалой грудью внучка и отпихнул сынка. Папаша, брызжа слюной и тыча пальцем, поведал дедушке о геройствах младшего поколения. Клюка старика взмыла вверх, что казацкая шашка. Пацан выгнулся в колесо, но изловчившись, вырвался от деда. Отбежав шагов десять что-то крикнул приведшей его тетки, та в ужасе отступила назад, показал язык матери и дальновидно пропустив отца, звезданул кизяком в дедулю. После чего благоразумно удрал…

М-да! Воля-вольная! А тут сиди за решеткой в темнице сырой*. Попробовал вспомнить, когда узнику удавалось слинять из подобной башни. За исключением царевны Несравненной Красоты ни одного случая. Прискорбно. Из-за меня ни кто скакать в высоту не станет. Косы нет. Бюста девятый номер тоже нет. Выискивать шанс к спасению придется самостоятельно. И шанс признаюсь был. От одной только мысли его реализации у меня сжималось все внутри и с наружи. Я даже думать начинал с заиканием.

На соседней башне не запланированное движение. Сам дье Феера. За него прятался граф. Я тихо выругался.

– Вы пришли пригласить меня на дружескую попойку? Спасибо. Я не пью, с кем попало.

˗ Ты знаешь кто я такой? ˗ голос у дье Феера каленый. В самый раз со жрицами споры вести.

Родственник ди Гошен монументально высок, резок в движениях и рыж. Лицо долгообразное, в рыхлинах прошедшего юношеского фурункулеза. Из-под кустистых бровей смотрят маленькие злые глазки. Чувствуешь себя Галилеем на последнем допросе у инквизиции.

˗ Попрошу мне не тыкать. Я как ни как князь.

– Имя моей племянницы опорочено, ˗ гневался дье Феера.

– Поклянитесь, что не совершали блуда! – потребовал его зятек.

– Запросто. Клянусь! – торжественно заявил я. Не поверили.

Оба, сыпля ругательствами в адрес моей родни и заверениями в неприглядности перспектив моего будущего, удалились.

Проводив их взглядом, отправился вторично обшаривать библиотеку. Перетрясал пыльные книги, заглядывал за корки, дергал полки, водил пальцем по рисунку деревянной резьбы. В душе я надеялся, щелкнет пружинка, коробченка откроется и там для меня два свитка. Подробная карта дальнейшего пути, с указанием питейных и увеселительных заведений и план эвакуации в более спокойное место, чем башня Мергера.

Ничего такого я не нашел. Вообще ничего. О реликвии Берена лучше не упоминать.

Плащаница имела крайне затрапезный вид. Старая, грязная и испачканная. Толи в нее сморкались, презрев ценность реликвии, толи подстилали, когда девственниц третировали и на нее набежало. Поди, разбери. Но одно могу сказать, будь она целехонька польза от нее не большая. Вышита на ней не карта, а изречение на каком-то древнеишачьем. Мое высоковольтное академическое образование помогло изречение прочесть. Сомневаюсь, что из живущих кроме меня на подобное способен. Надпись, в переводе на понятный язык, гласила: Дурная голова ногам покоя не дает. Шутник был этот Берен.

Реликвия реликвией, а придется впрягаться в строительно-такелажные работы. С башни приценился к предстоящему монтажу. Ширина крепостной стены подо мной три метра, от силы. Многовато. И главное не видно, что там за ней. Вода это понятно. Но как близко. Может там под берегом баржу затопили.

Вернулся в башню, съел яблоко и глотнул мадеры для включения резервов организма. Продовольственных запасов оставалось ˗ дно в корзинке видать.

Растащив столы в сторону, кинжалом попробовал крепость досок пола. Строили хорошо, не придерешься. Два часа трудов и потов закончились маленькой победой. Расшатал плаху и она вот-вот должна была выйти из гнезда.

На башне пробили десятую Декту. Прервался на минутку, перевести дух.

– Дон Вирхофф, – позвал меня женский голос.

Я вышел на балкон и остановился в пролете перил. Итта ди Юмм?! Снова в своем темном в серебре платье. Неотразима и мила!

– Несказанно счастлив вас видеть! – поприветствовал я её поклоном.

– Вижу, вы не удручены своим положением, ˗ в голосе поучительная нотка. Вот что бывает с теми, кто нарушает правила и порядок!

– Придаюсь размышлениям. Знаете очень полезно иметь время и место для работы над ошибками. Жизнь конечно не тетрадь по чистописанию, не перепишешь, но должные выводы сделаешь.

Сказанное предназначалось исключительно ди Юмм. Пусть знает, я признаю за собой некоторые промахи. А ошибки! Жизнь она и в кляксах хороша!

– Вы намерены что-либо предпринять и выйти из башни?

– Ровным счетом ни чего. Пока меня приходит навестить столь обворожительная особа, спокойно просижу еще две декады. Ради того что бы вас видеть. Поскольку будь я на свободе вы бы не пустили меня на порог.

Допускаю, она и не обратила внимание на мой словесный блуд. Но ей богу не помешай обстоятельства, не пожалел бы времени и сил набиться к ней в знакомство.

– Зачем вам понадобилась надоумить Швадена рубить дрова? Этот несчастный откромсал себе ногу, – в её словах и укор и любопытство.

– Да еще на глазах у донны Литты, ˗ мой голос трагичен, как у Отелло над телом Дездемоны. ˗ Он хотел казаться лучше, чем был на самом деле. Действительно бедняга. Грезил быть любимым.

– Я хотела принести вам еды, но дон Феера мне не позволил. Он очень рассержен.

– Не беспокойтесь, я ни в чем не нуждаюсь. И благодарю вас за заботу. Вы единственная кто удостоила меня посещением. Родственников доньи Лидии я в расчет не принимаю. Поверьте, мое положение не так плохо как кажется, – я расплылся в улыбке, словно сидел не взаперти, а проживал в пятизвездочном отеле на берегу лазурного моря. ˗ А на месте дье Феера, я бы сердился на ди Гошена.

– До свидания дон Вирхофф! – попрощалось она.

Её визит пролил бальзам на мое одинокое сердце. Организм бросил бастовать и был предрасположен ко всяким нежностям.

˗ Когда утрясется это маленькое недоразумение, я приглашу вас в Сад Цветов.

˗ Вы при всех признались в своих чувствах к Лидии ди Гошен.

˗ Я заблуждался. Нет, правда. Хочу, что бы вы это знали, ˗ и послал ей воздушный поцелуй.

Она не приняла. Зато графа Гошена, возникшего за ней, скривило, будто поцелуй достался ему.

– Вы мне не даете покоя, любезный. Вы нарываетесь на неприятности, – отчитал я его.

– Прошу прощ… – машинально произнес он, но осекся и дополнил речь простонародными глаголами.

С этим дураком трудно разговаривать, но куда деваться? Он чаще других удостаивал мою персону своим обществом.

˗ Скажи как мужчина мужчине. Чего тебя на альгвасильшу потянуло?

Гошен огляделся. Не слышит ли кто?

˗ Тебе зачем?

˗ Интересно. С перепою или по доброй воле? С перепою тут все понятно, а по доброй воле…

˗ С того же, с чего и тебя потянуло на эту…

Лицо Гошена сделалось обиженным.

˗ Понимаю, ˗ кивнул я. ˗ А альгвасильша чем купила? Количеством или качеством?

˗ Тебе не все равно. Ты тут просидишь пока не сдохнешь или сам не сдашься. Или дон Феера за тебя в серьез не примется.

˗ Ну, вот и поговорили. Но раз ты приперся, как сюзерен и владыка здешних мест, похвастайся, диковинами и ценностями.

– Мое доброе имя, вот истинная ценность, ˗ выпятил чахоточную грудь Гошен.

– Сколько ростовщики дадут под него? То-то. Следовательно, имя твое сродни надписи на заборе.

– Какой надписи?

– Короткой. Я спросил, имеются у тебя нетленные ценности или достопримечательности, что вызывают зависть у друзей и разлив желчи у недругов.

– Добродетель супруги! ˗ уверенно заявил Гошен.

– Не говори так. Может, кто позарится, ˗ ответил я и улыбочку скроил хитрее хитрого.

– На что вы намекаете? ˗ всполошился тот.

– Не на что. Я любопытствую, владеет ли фамилия ди Гошен нечто особенным, чего нет в других землях. Вот у нас в замке (чуть не брякнул в казарме) было замковое знамя. Мы на нем присягу на верность давали.

– И что потом?

– Потом его пьяные дембеля порезали на оформление альбомов.

– Ни чего не понимаю, ˗ пожал плечами Гошен.

– Граф, я дам любую клятву, что не спал с вашей женой, не мочился в ваш ночной горшок и не толок вашу подушку с вышитым гусем…

– Откуда вы знаете про подушку? – обомлел Гошен от страшных подозрений.

– Угадал, ˗ ответил я. Не уж-то на гербе взаправду гусь? ˗ Ответьте мне кратко и ясно.

– Конечно, есть, ˗ заявил мой надзиратель, выпячивая уже и живот.

– И что?

– Виселица. На ней повесили Бургуньона.

– Что за хер? В смысле кабальеро?

– Знаменитый разбойник. Держал в страхе всю провинцию.

– А кроме него?

– Девичий балкон на старой ратуши, ˗ припомнил Гошен. ˗ С него бросилась младшая дочь борона Нуаре. Из-за любви, ˗ и вздохнул, как красная девица на сватовстве.

– У девиц манера такая, либо на шею бросаться, либо с балкона. Не засчитывается. Еще что? Вспоминайте! ˗ не терял я надежду выпытать у Гошена тайну.

– Не буду. Дайте клятву, ˗ заупрямился тот.

– Какую?

– Что не касались добродетелей моей супруги Лидии.

– Да не касался, не касался, ˗ успокоил я его.

– И не помышляли?

– И не помышлял.

– А чем докажите?

– Расписку напишу.

– Врете!

– Тогда какого тыкдымского коня спрашиваешь!? ˗ лопнуло мое терпение.

Рассерженный Гошен удалился, громко топая по лестнице. Его меч зацепил каждый угол ступеней. Варвар!

Оставшись в одиночестве позволил себе час безделья. Полежал на столе, подложив под голову толстенный том. Мысли мои, вольно или не вольно, крутились вокруг предстоящего дела. Был ли иной выход. Я посмотрел на фолиант заклинивший механизм моста. Был. Но после слов Гошена воспользоваться им не хотелось. Перспектив на свободу совсем мало. Кто знает, насколько туп граф и насколько злопамятен его родственник. Возьмется ли помогать Итта? Рискнет ли? Слишком много явных, и неизвестно сколько скрытых, но". К тому же попади я в руки графа, думаю, скотина не побрезгует выкручиванием суставов и выламыванием пальцев. Ему нужны… только теперь я стал понимать ˗ мои признания адюльтера жены. Видимо в здешних законах имелась закавыка, хитро регулирующая супружескую измену.

– Вот житель страны Гваделупа! – возмутился я задумкой графа.

От нечего делать, взял со стола лист бумаги, благо на этом самом столе и лежал. Размашисто и уверенно принялся писать.

"Донна Итта. Сказанное вам при нашем последнем свидании (Ах, почему оно не произошло в Саду Цветов, где орхидеи подтвердили бы их!) чистая правда. Ни какие слова не могут послужить мне оправданием и выразить мое теперешнее отчаяние. Как я мог быть столь безнадежно слеп, глух и безумен! Вот уж действительно ˗ лицом к лицу, лица не увидать*! Находится рядом с нежной лилией и любоваться гусыней с жестоким сердцем может только распоследний…"

Я задумался как себя нежно и не обидно обозвать. Ни чего не придумал и размашисто черкнув, Зачем вы отдали меня ей", скомкал лист и закинул в угол. Итта ди Юмм бесспорно хороша, но есть вещи поважней, чем изводить бумагу.

Отлежав отпущенный себе срок, продолжил работу. Выдрав из пола две плахи подлинней, придирчиво их осмотрел. Положил концами на стопки книг и попрыгал на середине, проверяя на прочность. Сухое дерево жестко пружинило.

– Лучше все равно негде взять, – одобрил я испытания.

Сдвинул столы, плахи положил первую под вторую, внахлест. Связал всеми доступными ремнями и веревками, кожилясь и матерясь, протолкнул в окошко. Результат работы ˗ один конец крепко-накрепко закреплен в раме окна тяжелыми фолиантами, место стяжки на перилах балкона, другой конец выдвинут за балкон над стеной на четыре метра. Лучше сделать нет условий. Изготовленный мною трамплин побивал все мною испробованные по высоте прыжка в воду. Вот только долететь до нее еще предстояло.

Я немного передохнул, доел последнее яблоко и допил последний глоток вина. Еще раз проверил прочность конструкции. На один прыжок хватит. Путевка в одну сторону. Ни передумать, ни постоять на самом краю, собираясь с духом, я не смогу. Разовая конструкция. Как презерватив.

Снял одежду. Остался как говорится в одних колготках. Не великие деньги, что имелись, тщательно завернул в лоскут рубашки и сунул за кармашек с монетой и клыком. Меч и кинжал пришлось оставить в башне.

Забрался на доску. Та дрыгнулась под ногами.

– Бздишь Бэтмен? – поинтересовался я у себя. – Тренируй сфинктер, если бздишь.

Поплевав на счастье через плечо – Уроди в оглоблю х…й! – разбежался, в конце подпрыгнул, отдавил доску вниз и когда она спружинила, оттолкнулся. Запоздало приходи испуг. Пожалуй, у меня не было и шанса. Но, как известно, везет дуракам и пьяницам, второе ближе, и потому нынче мы в шоколаде. Мало того, должно быть с перепуга, падая, успел заметить странный узор, образуемый тенями башен, рыжим камнем на противоположном берегу, кажется Скагом, и линией воды.

Все это, прыжок, тени и линии мелькнули в моей жизни кратким мигом и я рухнул в воду, едва не зацепив брюхом береговые отмостки. Хорошо, у местных жителей нет привычки топить угнанные телеги в воде, что бы запутать следствие и на оглоблю я не напоролся. Скользнув рыбиной в глубине водоема с шумом вынырнул. Отплевываясь и мотая головой, быстро выгреб к берегу. Ширина не велика, переправился за минуту. Вылез, бегло огляделся. Трудно что-нибудь расслышать, когда у тебя в ушах полтора литра воды, поэтому ни чего не заметив визуально, кинулся бежать подальше от места высадки. Через четверть лиги, навстречу мне попался крестьянин, ведший под уздцы понурую лошаденку.

– Дружище Буланку не уступишь?

– Так ей лет сколько! Мой дед во внуки годиться! – честно признался, опешивший моему появлению крестьянин. – Последние шаги доживает.

– Да Воеса тянет?

– Сомнительно.

– Все равно, сколько просишь?

– Шкура… Мыльца неплохо наварят. Опять же подковы новые, не сношенные.

– Почем нынче центнер мыла и металлолом?

– В общем, пять реалов и пользуйся её, пока не околеет.

Достал лоскут с завязанными деньгами, протянул ему.

– Здесь пятнадцать.

Тот, с трудом, развязал мокрый узел, пересчитал деньги. Лишние вернул.

– Уговор есть уговор.

– Обойдусь, – отвечаю ему и как в спортзале, совершив опорный прыжок, вскакиваю на пращура аргамаков и перехватываю уздечку. – Эх, седло бы! – острый хребет больно уперся в ягодицы. – Ну-ка человек хороший, вжарь ей кнута.

– Не зашибить бы!

– Меня не зашиби!

Крестьянин ожег лошадь плетью. Боливар ломанул вперед из всех своих старческих возможностей. Крейсерская скорость моего средства перемещения хоть не велика, но стабильна. Чего греха таить, вложенные деньги будущее, банное" отработал сполна. Довез почти до гостиницы. Не осилив последнюю стометровку, встал, упершись лбом в тополь. С коняги побежало со всех щелей – и слюни, и сопли, и пена и моча. Я спрыгнул с доходяги и двинул по бездорожью бегом. Перемахнул через забор, перепрыгнул будку с ошалевшим сторожевым псом, распугивая курей, пронесся по птичнику, еще раз сиганул через закрытую калитку и влетел в зал Белого Лебедя. У посетителей при виде меня округлились глаза. Полуголый мужик несся, сломя голову. Не обращая внимания на удивленные возгласы, взлетел на второй этаж и, двинув плечом в дверь, вломился в комнату. Мои товарищи сидели за столом. Должно быть разрабатывали стратегию и тактику спасения рядового Вирхоффа.

– Трубите выход, – только и хватило сил произнести. Я доскочил к столу и приложился к бутылке. Худшего трудно предположить – молоко.

– Вы тут совсем сбрендили, – возмутился я, вытирая белые усы.

– А вы так нет, – ответил Маршалси, немного отойдя от удивления. В руках у него новенький кабасет**, который он натирал тряпицей с мелом. – Не иначе сбежал.

– Точно.

– Из каталажки?

– Ага.

– Небось, из-за баб?

– И это верно.

– Вы хоть что-нибудь узнали, – спросила меня видия Рона. Голос подвел старушку. Она волновалась. Впервые за все время нашего знакомства выдала свою заинтересованность.

Я плеснул на стол молоко и пальцем развес жидкость, рисуя привидевшееся во время пике в воду.

– Что-нибудь значит?

– Знак братства Святого Дункана, ˗ произнесла Рона, привставая.

– Значит нам туда!