Текст книги "Поводок для пилигрима"

Автор книги: Игорь Федорцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 32 страниц)

Федорцов Игорь Владимирович
Поводок для пилигрима

Карлсон: Продолжаем разговор!

Из мультфильма "Малыш и Карлсон".

Часть первая. Мешок Пандоры**

… Один… Два… Три… Четыре… Пять… Шесть… Бросивший гальку на мгновение отвел взгляд. Затем попробовал продолжить счет, блинов". Семь не последовало!? Камень, резво шлепавший по воде, завис над бирюзовой поверхностью, обозначившись фиолетовым пятнышком на полусфере солнца…

1

Согласно вселенского календаря, сегодня квира, седьмой день четырнадцатой декады, года одна тысяча пятьсот второго, эры Дайа**. Непреодолимо хочется жрать, глотнуть винишка и завалиться спать. Простые и понятные желания уставшего человека. А быть героем и Пилигримом не-о-хо-та! Раньше пожалуйста, в любое время суток, а теперь нет!

Оглядываюсь назад. Где Эйжа? Куда ей деться. На корпус лошади позади. Серьезна, как учитель биологии перед началом урока о размножении человека. Ведь какая веселая тема! Особенно если заставить класс читать вслух. Мальчиков и девочек. Но бог с ней, с Эйжей. Не нашенского сада фрукт…

Задушевный разговор со жрицей состоялся вскоре после отъезда из Ожена. Эйжа, холодно глянув, доходчиво объяснила.

– Не стоит питать иллюзий. Достаточно того, что остался жив.

– Ты сама доброта, – склонился я.

Малюсенькая надежда, что я нужен и просто необходим, не всем, а кому-то лично, попрощалась со мной, остудив сердце…

За Эйжей держится Маршалси. Хмурый и недовольный. Он тоже не в восторге от низкобюджетного походного быта. За капитаном – Амадеус. Как можно одновременно писать в тетрадь и править лошадью? Талант видимо. Последняя в группе видия** Рона, человек незаметный и подозреваю незаменимый.

Останавливаю коня и спешиваюсь.

– В чем дело? – строгий голос Эйжи требует незамедлительных разъяснений.

Отвечаю:

– Нужда… малая.

Дилемма… В Спасители Мира назначен я, а главная вроде как она…

Жду пока проедут остальные. На фоне незаходящего огромного светила четко прорисованы фигуры моих спутников. Реинкарнация неуловимых мстителей! Только Ксанки две и староваты. А вместо широкой русской степи ˗ нескончаемые малагарские буераки.

Да, Ваше Благородие Госпожа Удача*, ловко вы со мной обошлись! Блужу лох лохом по ойкуменской ойкумене в поисках Великого Пути к Камню Духа. Чего б хорошего!? Почему не отрядить меня на розыск третьего глаза Шивы? Который хранится у бестолковых аборигенов. И глаз этот злобный шаман вставляет себе куда не следует и зрит через него грядущее на пять лет вперед. В прочем глаз я находил. Окулист, бля! Хорошо, не глаз, а дудку какую-нибудь замечательную. Дуда Страшного Суда! Дуданул и проклятые буржуины в бега, а кто в белых плащах, в мифриловых косоворотках и за правду горой ˗ в медалях, при коронах и с царевнами милуются. Или вариант ˗ в леса, в джунгли. Птички-синички свиристят, макаки краснозадые визжат, родственник крокодила Гены, толщиной с бревно, пугает зеленой шкурой и чемоданом зубов. Пальмочки, солнце, перспективы набрести на Эльдорадо. А тут на что набредешь? На уши! Сами знаете от чего!

Не торопясь нагнал спутников. Очередной поворот дороги. В пейзаже ни единого изменения. Холмы, полынь и она самая… дорога. И это хваленый Броддар!? Житница Малагара!? Да тут сколько по сусекам не скреби, по амбарам не мети, не то что на колобка, на галушку муки не добудешь. А народ где? Где труженики-поселяне и хлеборобы-целинники? Аууу!! В ответ даже вороны не каркают. В такие места хорошо в ссылку вывозить. Смутьянов, вольнодумцев и тех, кто против царя и отечества. Будь ты плешив до самых пяток или усат до самого пупка от тоски не одной революционной мысли в голову не взбредет.

Привстаю в стременах углядеть изменения в недалеком пространстве. Ну, хоть бы что! Свалка какая, радиоактивные отходы, сталкеры в химзащите, мутанты криворожие… Все разнообразие. Но окрест ˗ шаром покати!

– Мы куда-нибудь доедем? Так скоро нас искать будут, а не мы, – пожаловался я Роне.

– Бари в пяти часах езды, ˗ ответила видия, бесстрастным голосом киоскера из горсправки.

– Пять часов! – взмолился я. Ох, не глаз Змея-Прародителя следовало найти, а ковер-самолет или лучше скатерть-самобранку.

Маршалси придержал коня. Поравнялись. Щедрая рука капитана протянула бутылку с мускатом.

Я отказался. Нет глотнуть ˗ святое дело, но был, так сказать, нюанс.

Когда выступили из Ожена, жизнь представлялась голливудским мюзиклом. Веселым и с хеппи эндом. В Дэтле, напомнившим Ригу, перед дальней дорогой, основательно экипировались за счет ордена Великой Матери. Маршалси прикупил приличествующий капитану прикид и шляпу с пышным плюмажем. Подозреваю из-за таких модников, цапли только на картинках и останутся. Амадеус набрал чернил и тетрадей, вдохновившись вести поэтический дневник, и выклянчил мандолину, здешней балалаечной фабрики, пообещав порадовать тонким звучанием инструмента. Капитан, повертев мандолину в руках, предупредил – эта так просто не расколется. Бард обиделся. Он очень переживал по тому случаю, когда гулящая девица раздолбила его харабе о его же голову. Не постеснялся и я потратить казенное золотишко. Долго ходил по лавкам, выбирал цвет и фасон. Когда оделся, посмотрелся ˗ за что спрашивается уплачены реалы?

Ни где долго не задерживаясь, промчались по Брешии**. Эйжа торопилась в Мюррей. В Мюррей так в Мюррей. Куда благополучно и добрались. Ни чего, приличный городишко. Пять питейнь, два борделя, ратуша, лечебница и тюрьма.

Расквартировав нас в гостинице, Эйжа отправилась в обитель Жриц Кабиры, расположенной в двух днях езды. Мы проводили её добрыми напутствиями, прощальными вздохами и… и двинули так что всей округе стало тошно. Праздник начался с грандиозной попойки устроенной мною и Маршалси в "Старом сапоге". На огонек сразу подтянулись отзывчивые на хороший почин люди: местные бомжи, ветераны войн и конфликтов, пропойцы всех рангов, дамы в самом соку и шлюхи, вышедшие из употребления в виду низких эксплуатационных качеств. С ними: дезертиры, прятавшиеся от военных, военные, дезертировавшие из ближайших частей по случаю массовых гуляний, благородные недоросли, тетушкины воспитанницы и прочие, не обремененные моралью и деньгами товарищи. Амадеусу, приостановив на время мой строжайший запрет, великодушно дозволили присоединиться к празднованиям. Курвец с первого захода перебрал, облевался и дальше участия в действе не принимал. Лежал в номере с мокрой тряпкой на лбу и помойным ведром у изголовья. Он, видите ли не знал что бывает так херово! Еще не так! Попробуй паленой "Пшеничной"! Голова утром сама отвалится!

Но, разгуляй!!! Все разгуляем разгуляй!!! Шансоновскому до нашего, как муравью пешком до Антарктиды. Отрыв по полной. Вспомню – краснею, от стыда и гордости! Затащили на второй этаж годовалого телю и устроили корриду. Позаимствовав во дворе конскую поилку, катались с лестницы (ностальгия по американским горкам) кучей-малой. Мочились с балкона на дальность и точность. Фехтовали на коромыслах. Раздевались одной рукой на скорость. Обертывали девиц в мокрые простыни и угадывали имя по их выпуклостям, впуклостям и мясистостям. Разучивали танец Летку-Еньку в набедренных повязках и кружили сиртаки вокруг стола, на котором капрал и сержант городской стражи блистали в парном стриптизе. Провели боевые маневры с привлечением здешних шаромыг. Итог ˗ уничтожен условный противник и с ним три гектара огородов и садов. Остатки заборов сгорели в большущем масленичном костре. Масленица у нас наступила. Блинов захотелось. В общем, счастье перло во все ворота.

Возвращение Эйжи и с ней десяток Плакальщиц, мы по сиротски встречали на пепелище нашей многострадальной гостиницы. Жрица, чьи высочайшие полномочия подтверждены пекторалью ордена, не человек, а живая печать и подпись, поставила жирный крест на нашем развеселом житье-бытье. Одной единственной фразой, перекрыла пути к нирване. Кто без её ведома подаст мне, Маршалси и Амадеусу хоть кусок хлеба, может не рассчитывать на благосклонность Жриц Великой Матери. Слово сказано, слово понято. Хорошо обошлось без физического насилия над выдающимися личностями. В результате ни одна сволочь не наливала нам ни глотка и ни одна лярва не хотела иметь с нами дела. Собаки прекратили вилять хвостом и ластиться, городовые перестали брать под козырек и желать здравия, старушки осенялись от нас знаками-оберегами и делали страшные глаза. Гламурные молодицы глядели с вызывающей недоступностью.

Мюррей покидали с чувством глубокого разочарования. Сколько хорошего можно было натворить, не вернись Эйжа так не во время. Однако дальше пошло еще хуже. Если на присутствие Маршалси и барда глядели сквозь пальцы, то меня, взяли в полный оборот. Садился за стол ˗ рядом непременно жрица. Шел прогуляться, без пани с палашом не выпускали за порог. К отхожему месту и то конвоировали. Стоило заговорить с какой-нибудь сеньорой, беседа пресекалась немедленно. Для меня персонально ввели сухой закон и поили насильно каким-то кобылиным** молоком, от которого по утрам я болезненно чувствовал нерастраченную мощь любовника и альфонса. На пятый день домашнего ареста я забастовал.

Когда сели трапезовать, я не прикоснулся к еде.

– В чем дело? – задала свой любимый вопрос Эйжа и хмурясь, свела брови к переносице. Не брови, а галочка напротив фамилии в смертном приговоре.

– Жду когда мне слюнявчик повяжут и кормить станут.

Маршалси взглядом поддержал меня. Сам он жрицы остерегался, побаивался и не доверял.

Стало тихо. Лишь слышалось, кто-то мурлычет веселую песенку.

И от того был весел я,

Полдня не падал у меня!

Ха! Кто бы из-за этого унывал!

– Чего ты хочешь? – вопрос Эйже дался нелегко. Она с большим удовольствием покрошила бы меня на ровненькие тоненькие пластики. Как колбасу в полуфабрикатной нарезке.

Я глубоко вдохнул, решив высказать полный перечень претензий. Маршалси кашлянул предупреждая ˗ знай меру!

Пришлось большую часть воздуха стравить впустую. Верное замечание. Не теперь!

– Давайте без крайностей, ˗ корректно попросил я и смиренно покаялся в содеянном. ˗ Согласен, в Мюррее переборщили. Но вовсе не обязательно держать меня как пса на поводке.

Эйжа стала еще мрачнее. Жрица не терпела когда ей перечили. Но, вот беда, другого Пилигрима взять неоткуда.

В переглядках со жрицей не дрогнул. Ни единый мускул не выдал моего волнения. И взгляда я не отвел. Лупился на нее, что неверный муж, вернувшийся домой с работы в нижнем белье на левую сторону. От честности аж глаза щипало.

– Будем считать проводины состоялись, – продолжил я. Жаль не подвернулось трибуны, хватануть кулаком для убедительности. – Наступили ратные будни!

Старания не пропали напрасно. Меня амнистировали в безконвойники.

Произошло это декаду назад, когда приближались к Малагару. В сопровождении десятка суровых девок путешествие походило на внеплановый привод к венерологу. Еще ничего определенного, но уже неуютно. А я то думал, прокачусь как на тройке с бубенцами. Шиш и причем без масла!

На границе эскорт отбыл восвояси, зато присоединилась видия Рона, подвижная бабка, одетая в черное. Из-за левого плеча у неё торчал тубус с пожитками, а из-за правого – шинковка, напоминающая японский тати.

"Только ниндзи и не хватало", – пригорюнился я, увидев новую спутницу. – "Теперь вообще ни какого житья. Замордуют как старослужащий новоприбывшего."

Мои опасения не оправдались. Видия держалась в стороне и почти не разговаривала…

Путь лег в круг холма в неспешный подъем.

– Как служитель муз? Не отстал? – оглянулся я. Певца любви и верности не видно и не слышно.

– Помяни лихо…, – пробурчал Маршалси. Он находил талант парня пессимистичным. Отринув жизнерадостность, юноша исходил душевным ноем. Когда день бьешь задницу в седле, лучше послушать что-нибудь ободряющее, а не заупокойную по разбитому сердцу.

Капитан не договорил. Донеслось тихое треньканье. Кавер-версия "По приютам я с детства скитался…".

Бари объявился ранее назначенного времени. Обогнув очередной холм, дорога плавной линией протянулась к городским воротам. На кой они нужны не догадаться. Разве что для поддержания статуса города. Крепостных стен Бари не имел. Только ворота и две надвратные башни, одна из которой подозрительно кренилась.

Тем не менее я счастлив и этому. Последний отрезок показался не таким безрадостным. Виделись узкие наделы земли, покосы с копёнками сена, на обочине свежие коровьи лепешки, а справа, вдоль овражка, стена репья.

Не мешкая преодолели расстояние и оказались перед воротами. Створины распахнуты, решетка задрана – хлеб-соль гостечки дорогие! С оглядкой въехали. Как и заведено, ржавая алебарда несла караульную службу отдельно от владельца. Стражник, усатый дядько, высунув из будки заспанную физиономию, безразлично наблюдал за нами. На вопрос Маршалси о гостинице махнул рукой в сторону кривого переулка, сплошь завешенного бельем. Простыни, чулки, носки, штаны, рубахи и прочий трикотаж сушился на десятках веревок, натянутых вдоль и поперек. Из постирушек внимание привлекла женская ночная сорочка. По моему она была бы велика и на Царь-колокол.

Есть конечно женщины в русских селеньях… но оказывается не только в них. Маршалси тоже узревший сей предмет гардероба в восхищении пригладил усы.

– Слышь, Амадеус! – окликнул он знатока женской души и тонкого лирика амурных фиаско. – Напомни-ка мне твои стишки о большой любви?

Амадеус, пораженный не меньше нас, не вразумительно ответил.

– Любовь понятие духовное, а это… физическое.

– Глянуть бы глазком на это понятие…

Осилив бельевой рубеж, свернули в соседнюю улочку. Еще большая теснота, говна по колено, вонища ужасная. Кое-как выбрались на городскую площадь. По периметру, по ходу часовой стрелки: халабуда с колоннами – очевидно управа, гостиница с обнадеживающим названием "Кум и Кума", храм со звонницей и казарма перед которой кривоногий капрал гонял десяток юнцов, добиваясь единодействия. Я конечно мог ему посоветовать привязать к плечам бестолковых призывников сено и солому, а добавочно обозначить у новобранцев руки, ноги и голову, но педагогика не мое поприще.

Гуськом проследовали во двор гостинцы. Хозяйство прибывало в неухоженности. У крыльца, в грязи, лежал чумазый боров. Сторожевой пес, тощий, что кочерга, хапал жрачку из свиного корыта. Куры и утки бродили вокруг лужи. Старый индюк, разглядывая нас, болтал красной соплей носа. В тупичке двора ˗ отхожее место с подозрительно грязной занавеской, заменяющей дверь.

– Ну и срач! – возмутился Маршалси.

В дверь, Кума и Кумы" вывалился пьянущий мужик. Сойдя со ступеней, рухнул рядом с боровом.

– Подвинься дура, – прохрипел пьянчужка, толкаясь. Боров сонно хрюкнул. – Повозникай-повозникай… Не твое дело… где был… – рука привычно погладила толстый бок в поисках чего пощупать.

Эйжа, разгоняя птицу, объехала ограду, выискивая лазейки и тайные щели, на случай непредвиденных и конфликтных обстоятельств. Дыр в заборе хватало.

Спешились. Амадеус обходя грязь и нечистоты, отвел лошадей в сарай. Видно как через прорехи крыши сеялись веселые солнечные лучи.

Соблюдая осторожность вошли в, Кума". Не прибрано и грязно. Пол не мыт и не метен с прошлого года, столы и лавки хранят следы множественных поломок и некачественного ремонта, под потолком полмиллиарда мух. На стене привешен портрет грозного воителя с подрисованными к подбородку мудями.

– То же небось на ярманку едите? – встретил нас вопросом хозяин прилавка и улыбнулся во всю ширь щербатого рта. Он напоминал Степу-растрепу из детской книжки. Разве что мотня застегнута. – Нынче все в Воес торопятся. Токмо вы припозднились.

– А когда ярмарка? – спросил я, опережая с вопросом Маршалси, большого любителя разного вида сходок и слетов.

– Дак завтрева! Как первую Септу отобьют сразу и начнут, – охотно поделился сведениями хозяин. – Вам чего подать?

– А чего имеется? – тут Маршалси не позволил ни кому открыть рот вперед него.

– Да, почитай все сожрали, ˗ всплеснул руками хозяин. ˗ Мы нынче не сильно стряпаем. Клиент весь на ярманку уехал. Подождем денек-другой.

– Совсем нечего пожевать? – Маршалси оперся о прилавок. Крепкая мебелина жалобно заскрипела под тяжестью капитанского тела.

Щербатый проявил догадливость.

– Ветчины, сыру, ребрышек копченых, паштет найдется…

– Мадера, – подсказал капитан. Голос Маршалси однозначно рекомендовал, лучше пусть найдется.

– И мадера, ˗ подхватил щербатый, ˗ и этот… как его… портер!

– Тащи! – скомандовал Маршалси.

– Чего есть то? – переспросил я, остановившись на полушаге.

– Ветчина, сыр…, ˗ напомнил хозяин, соображая, не пообещал ли он клиентам лишнего ˗ осетринки а-ля Рюс или ведро паюсной икрицы.

– Какой сыр! Мадера и еще что?

– Портер, – пояснил хозяин. – Неподалеку пришлые поселились. Варят портер ну и мне возят. Только у нас его не пьют. Гадость.

– На пробу, нацеди, – попросил я, припоминая давно забытый вкус напитка.

Стол накрыли быстро. Как в сказке. Рябая девка, смахнула крошки на пол и за один раз принесла весь заказ: блюдо с ветчиной, хлеб и т. д. В общей сложности двенадцать посудин не считая ножей, вилок, кружек с вином и портером.

Эйжа и видия принялись читать молитву. Маршалси терпеливо ждал, рассматривая собственные ногти. Амадеус подбирал рифму к слову, плетень". Подсказка так и вертелась на языке.

Будучи атеистом и еретиком в одном лице, я без проволочек кружечку с портером ополовинил. Карамельного привкуса шипящая жидкость мягко скользнула по пищеводу. Блаженствующая душа замерла, ожидая добавки. Перебили! В дверь вошла панельная прима. Страхолюдная и не аппетитная.

Завидев нас, она, не прибегая к математическому анализу, высчитала, один мужик не занят и тут же развернула рекламную компанию по продвижению к потребителю своих невеликих достоинств. Поставила ногу на лавку и подтянула чулочек, аж до самых волос. На костыле вязанное кружево смотрелось бы гораздо эротичней. Потом расстегнула пуговицу на кофте, словно одежда стесняла грудь. Пятьдесят реалов тому кто эту грудь найдет ˗ при свете и с десятикратной лупой. Прыщи и родинки не засчитываются. Виляя худосочным задом, не вру! ˗ у зайца шире, прошла к прилавку и заказала огроменную кружку мульса. Быстрее мочевой пузырь лопнет, чем такую емкость выдуешь! Пила мелкими глотками, в паузах подергивала тонкой выщипанной бровью, облизывала влажные губы, языком выпирала щеку и прибегла к десятку прочих уловок и ухищрений.

– Маршалси! – тихо позвал я капитана, удивляясь его инертности.

Тот не оценил стараний провинциальной гетеры.

– Средства не позволяют. Жду, когда положите маршальское жалование.

– На эту то хватит! ˗ не поверил я в его экономность.

– На нее хватит. На лекаря нет.

Не понимая отсутствие спроса на предлагаемые ею услуги, матрасная фея попыталась приблизится к нашему столу. Порно-атака захлебнулась на подступах. Эйжа только глянула. Под взглядом грозных глаз служительница постельных утех стушевалась и быстро допив дешевый напиток, удалилась прочь.

Подошел хозяин, выслушать дальнейшие пожелания.

– Ярмарка действительно знаменитая? – спросил Маршалси, отставляя кружку.

– Её графиня ди Гошен не брезгует посещать, ˗ аргументировал значимость мероприятия в Воесе хозяин, Кума и Кумы".

– Это которая? – заинтересовался я, будто знал несколько ди Гошен и графинь.

– Самая и есть, Владетельница Акхарама.

– Вот как? ˗ удивился Маршалси. ˗ И часто она на ярмарку приезжает?

– Всякий раз. А кто ей запретит? Во первых Владетельница, а во вторых графа своего она надысь выперла.

– Крута! – выказал я восхищение. – А за что?

– Он сказывают к вдове альгвасила похаживал. Его и припутали, ˗ хозяин довольно заулыбался. ˗ Скандал был!

– И давно она холостякует? ˗ продолжал выпытывать я.

– Почитай декад шесть.

Капитан расправил плечи и поёршил ус. Я приосанился. Взгляд Эйжи, что ушат холодной воды.

– Нужны комнаты, – снизошла она до объяснений.

– Это понятно… А где их взять, ˗ хозяин почесал в затылке. ˗ В дальней, третьего дня пикинеры на безобразничали, еще не убирали. Некогда. В угловой медик живет почитай полгода. Платит исправно не выгонишь. В средней мебель поломатая и комода нет. Могу предложить большую, но там три кровати и стол без ножки.

Пока хозяин перечислял домохозяйство, я опасался что Эйжа хватанет его мечем. Как в высоком искусстве Иай. Вжик! Одним движением извлекаем оружие и красиво зарубаем противника усекновением головы. Бестолковка в сторону, кровь фонтаном, тело стоит, руками-ногами дрыгает. Десять секунд и готово. Отъёбся бобик!

Подозреваю так бы и вышло. Пришлось вмешаться. Хотя еще недавно я зарекся вести геройскую жизнь в таких условиях, не обласканным и трезвым, но…

– Не утруждайся, любезный, – успокоил я владельца, Кума и Кумы". – Мы уезжаем.

На меня с интересом посмотрела Рона, поборов сонливость, зыркнул Амадеус, недобро покосилась Эйжа. Маршалси понимающе кивнул.

– Так ведь скоро колокол ударит! Ворота закроют, – напомнил хозяин, встревожившись нашим отъездом. Достойного проживания он предложить не мог, но заработать хотел.

"Насчет ворот это конечно!" – развеселился я, но вслух произнес.

– Уж как-нибудь… Спешим на ярмарку.

Видия и Эйжа обменялись взглядами. Быстрыми, едва уловимыми. Одна прекрасно поняла другую. Похоже у нас в стане завелся Серый кардинал. Ну и компания подобралась! Спаситель мира, главновысокоуполномоченная от жриц, Серый Кардинал (или кардинальша!), капитан без единого солдата и гроша в кармане и бард с балалайкой и гроссбухом с рифмами. Да нас любой цирк примет в труппу с отдельным номером программы!

– Сколько дней ярмарка? – уточнил Маршалси.

– Один день. Завтрева. Попы конечно недовольны, что паства в вигилий** не в церкву, а на торжище ходит. Но видать им не слабо притекает. Помалкивают, ˗ понуро проговорил хозяин и предпринял последнюю попытку отговорить. ˗ Только вы опоздали. Далековато ехать до Воеса.

На что я твердо заявил.

– Надо ехать.

Когда вышли, капитан спросил у меня.

– Хочешь на ярмарке потолкаться или на владетельницу поглазеть?

– И на ярмарке и на сеньору ди Гошен… Полюбопытствовать чего люди говорят, – перечислил я интересующие аспекты.

˗ На донью, ˗ поправил Маршалси, идущий следом за мной. ˗ В Малагаре говорят, дон или донья, или донна, если девушка не в браке.

˗ Кто бы догадался, ˗ развел я руками и взобравшись в седло, добавил. ˗ Донья Ди Гошен! Звучит как песня.

˗ Чур меня! Еще один обладатель музыкального слуха, ˗ Маршалси начертал на себе охранный полукруг. ˗ А имя графини знаешь?

˗ Узнаем, ˗ воспринял я спокойно недостаточность важной информации.

Выехали из города с последним ударом Комплеты. Геройская жизнь не стало краше, разве что в кишках плотно набито ветчины и сыра, запито (скромно!) портером, а путешествовать хотелось по перине, с левого бока на правый.